Чичин Сергей. Поход клюнутого

   Блоп, однако, намек поймал на лету, открыл было рот – спросить, чего изволят грозные посетители, но у Бинго в животе заурчало так, что стены ходуном заходили, а собранные было незадачливым скупщиком побрякушки вновь высыпались из его трясущейся пригоршни и раскатились по полу, норовя застрять в каждой щели. Хозяин расшифровал сигнал верно и, не издавая лишних звуков, припустился метать на стол что бог послал, дабы утихомирить свирепствующего городского чина и его еще даже не начинавшего гостя.
   Первым делом появился на столе пузатый кувшин, наглухо забитый обернутой в чистую ткань пробкой, и пара кружек – не глиняных, а деревянных, с потертой лакировкой и фигурно вьющимися медными ручками. Сэр Малкольм хотел было возразить сурово, что он-де здесь не для того, жрать будет только вон тот здоровый, причем за двоих, да еще и, как обещался, за лошадь в придачу. Однако Бинго, не говоря ни слова, выдернул пробку и, блаженно втянув носом мощный дрожжевой аромат, живо разлил по кружкам темную густую жидкость, в которой трудно было не распознать знаменитый гоблинский эль. Контрабандный, к слову, товар. Но это уже дело не городской стражи. Ее удел – проследить, чтоб в черте города не убивали за такие кувшины кого ни попадя… А уж отказываться от такого угощения разве придет в нормальную рыцарскую голову?
   Бинго выглотал первую кружку в ровном ритме дварфийской насосной станции, только кадык заходил вверх-вниз, а когда отставил опустевшую емкость в четверть галлона объемом, то выяснилось, что глазки его заволокло блаженным туманом еще не опьянения, но некой предрасположенности к задушевной беседе. Надо отметить, что вести беседы с гоблинами вообще под силу только исключительно талантливому дипломату, который тонко чувствует те рубежи, между которыми неуклонно надирающийся гоблин уже утратил драчливость существа недобравшего, но еще не впал в буйное состояние существа перепившего. Именно таким дипломатом-практиком и был сэр Малкольм. Он, может быть, не мог бы безошибочно истолковать жест, которым собеседник промокает лоб, не угадал бы всех вариационных оттенков слова «возможно» и, как истинный рыцарь, отродясь не понимал женского «нет»; зато у него был немалый опыт общения с такими вот грубиянами, кое, общение, обыкновенно переходило на середине в ожесточенную жестикуляцию. Найти контрдовод на гоблинский любимый аргумент со всего плеча ему удавалось хоть и далеко не всегда, но все же с большей вероятностью, нежели это получилось бы у любого дипломированного королевского посла. И первым правилом успешной работы с гоблинами было – проявлять терпение и не совать в страждущую душу свои идейки поперек востребованного ею шницеля.
   Блоп не подкачал и быстро заполнил стол всем, что только обнаружил в своих закромах. Появилась здоровенная коврига ноздреватого серого хлеба, пучки самой разнообразной зелени – слегка подувядшей ввиду невостребованности, но вполне годной для заполнения пространства. Полоски копченого деликатесного мяса, сочные ломти спешно нарубленной ветчины, несколько наспех оторванных от висящей в углу связки кровяных колбасок заняли ближние подступы к гоблину. А на самый центр стола радушный и осознающий толщину волоса, на котором завис его бизнес, хозяин энергично вбросил основное блюдо – ту самую свиную тушку, наспех содранную с вертела. Бинго, заполняющий кружку по новой, немедля ее отодвинул и приступил к основному блюду. Ухватил его за судорожно притиснутые к бокам лапы, энергичным рывком разодрал на продольные половинки, одну уронил обратно на блюдо, от второй отломил еще половину и, сочтя порцию такого размера вполне приличной, вгрызся в нее по самые уши. Сегодня утром позавтракать Бингхаму не удалось – постоялый двор, где он провел ночь, управлялся вконец прожженным жадиной, и вместо утренней каши Бинго получил счет за услуги, уже оказанные, как то: ужин, ночлег и… ну, остальные радости вроде как оплаты не требовали и предоставлялись смешливой подавальщицей по обоюдному интересу. Состоялось что бы вы думали? Драка.
   А потом еще пришлось со всех ног удирать. Не от хозяина с прихвостнями, надежно застрявших в единственном зале постоялого двора в виде кучи-малы, а от девицы, которая как одержимая гналась за гоблином, требуя немедля вернуться и составить ее семейное счастье. Бегала она на зависть, и оторвался Бинго, только когда она посулила вдогонку, что убедит хозяина предоставить ему шанс отработать задолженность на колке дров. Эта блестящая перспектива придала Бингхаму дополнительное ускорение, так что он обогнал по пути верхового гонца и чуть не прошиб лбом не догадавшееся уступить дорогу дерево. Когда же дыхалка подсела и гоблин вынужден был сбавить скорость, уже и до ворот Драмбурга было всего ничего. Так что Бинго осталось только отдышаться и двигаться дальше, утешая свой возмущенный желудок надеждой, что в большом городе люди наверняка добрее.
   Пока что надежда сбывалась.
   Добрый человек хмуро таращился поверх кружки на набирающую обороты жральную машину, производительностью своей заставившую бы Белдрура Азигена, легендарного дварфийского конструктора механизмов, в бессильной ярости шваркнуть шапкой о землю. Мясо давно пережарилось и местами даже поблескивало хрупкими угольными гранями, но Бингхама это ничуточки не смущало: он трескал с исступлением святого, изничтожающего грехи. Перегретые и размякшие косточки гоблин тоже размалывал за милую душу, время от времени выплевывая случайно сохранившиеся куски под стол, дабы не портить мусором царящий на нем натюрморт. То и дело, не глядя, цапал пару длинных перьев лука или вялый салатный лист, пихал в пасть прямо поверх мяса, энергично тряс головой, отрывая кусищи свинины, и порой багровел ликом от натуги при попытках заглотнуть нажеванное, но пока неизменно выходил победителем из поединка с собственной жадностью: сказывался опыт. Не успел сэр Малкольм возразить, как Бинго высвободил одну руку, цапнул за эфес его меч и мигом перетянул к себе. Мельком взвесил в лапе, пробурчал что-то неразборчивое, ибо рот его занят был уже изрядно обглоданной четвертиной туши, и немедля применил оружие по назначению – развалил хлебную ковригу на несколько толстенных неровных ломтей.
   – А нож твой где? – возмутился капитан, отбирая меч. Гоблин выпустил эфес, ничуть не сопротивляясь, пожал плечами и промычал нечленораздельно:
   – Ы-о-у-а...
   – Пропил? – не поняв, уточнил сэр Малкольм. Да чтоб гоблин поясной ножик пропил? Скорее уж без штанов останется, нежели без универсального инструмента. Как оружие такой нож не очень-то и считается, его даже не отбирают с остальным оружием в подобающих ситуациях. Да и кто прилично проставится за грубую железную поковку? Но гоблин без ножа – это ни в какие ворота! Это как рыцарь без щита, как шулер без рукавов, как король без короны!
   – А-а! – Бинго радостно замотал головой и обеими руками отодрал от пасти оковалок, оставив, однако, в зубах приличный его фрагмент. – Фрю, ефофуфа!
   – А по-людски? – сдвинул брови капитан. – А ну, проглоти или выплюнь, вот же жадюга неуемная! Тебя не учили, что с набитым ртом разговаривать неприлично?
   Бингхам патетично закатил глаза к потолку, задвигал челюстями вдвое энергичнее, еле справился с отхваченным куском и, наконец сглотнув, объяснил раздраженно:
   – Не-а. Меня учили не отвлекать кушающего, а то мало ли какой костью метнет! А тут, говорю, не подумал. Уж больно неочевидное решение. Ты б еще это самое… рыбу – ножом! Кстати, хозяин, а рыбки нет?
   – Соленая, – тоскливо прокряхтел Блоп, только-только собравшийся явиться на помощь своему стонущему вышибале. – Сей момент. А тебе так и надо, дурила бестолковая, будешь знать, каково грозить защитнику нашему, капитану Амберсандеру! И запомни мне, высшие должностные чины отродясь не бесчинствовали! Что б они ни вытворя… в смысле, что б они ни предпринимали, все для нашего блага! А стал быть, завидев господина капитана за работою, ты должон ему не препятствовать, а предложить услуги свои в помощь и пребывать тише воды и ниже травы!
   – Да я ж разве препятствовал?! – возопила бестолковая дурила, с тихим кряхтением ощупывающая пострадавшую ногу, но хозяин уже убыл в кладовку во исполнение заказа. Тем временем посетители, опасливо жмущиеся по стеночке и полностью обделенные капитанским и хозяйским вниманием, тихонько начали пробираться к выходу и довольно проворно освободили помещение – все, за исключением скупщика, все еще со скулением шарящего по щелям в полу, и тихонько постанывающего душителя, коему встать не светило еще довольно долго. Зато поднялись и подошли засвидетельствовать свое почтение рыцари. Капитан махнул рукой – мол, пустое, сидите, не при параде, а Бинго косо глянул на двух верзил, пошире растопырил локти, обозначая свое жизненное пространство за столом, схватил пару колбасок и совершенно естественным жестом отправил их за пазуху.
   – Сэр капитан, – загудели рыцари хором.
   – Без чинов, господа, – отбуркнулся сэр Малкольм. – Я здесь как лицо частное.
   – Если чем можем... – Ближайший, с вышитой на джупоне красной оленьей головой, гербом Унгартов, обширного клана с самого побережья, оборотил взор на единственную не добитую капитаном подозрительную личность, прямо-таки олицетворяя готовность что-либо смочь именно в ее отношении. Личность хихикнула, не отрываясь от истребления мяса. Весело ей было, понимаете ли.
   – Чего ржешь? – цыкнул капитан, стынущим нутром начиная ощущать, что надо было этого красавца все-таки из города выставлять, а не пытаться приспособить на службу обществу. Этот так наслужит, что хоть сейчас в отставку подавай.
   – У него баран на брюхе, – пояснил Бинго охотно, тыча обглоданной свиной деталью в сторону рыцаря. – У нас бы засвистали… Вы тут то ли совсем добрые, то ли вовсе мышей не ловите.
   – Что-о-о?! – Обширное лицо рыцаря набрякло дурной кровью, аккуратно подстриженная светлая борода встопорщилась жесткой конской щеткой. – Какой… кто тут баран?! Да это, чтоб ты знал, неотесанный чурбан, благородный олень Араззорус, принесший на своих рогах волшебный меч самому барону Адальберту Унгарту!..
   – Мужик, это – муфлон... – Бинго обрисовал обгрызенной костью контур рога, который на плотной ткани джупона и впрямь завивался лихой спиралью. – Оленя видал хоть раз? У него такие, это самое… вот как у тебя.
   – Что-о-о???!!!
   Гоблин тягостно вздохнул, указал костью через плечо на стол рыцарей, где остался шлем Унгарта, и впрямь увенчанный ветвистыми оленьими рогами. Ох ты ж, – промелькнуло в голове сэра Малкольма, а ледышка в животе выросла раза в полтора, – да такие рога носить кичливые Унгарты позволят не каждому! Не иначе как полный полевой лидер, водящий под рукой конное «копье»!
   А что вышивка на брюхе и впрямь подкачала, так это верно. Поползла краями, завернув развесистые рога. Когда с шести лет зубришь геральдику, получая порой розгой по филейным частям за отсутствие прилежания, невольно научишься этого самого Араззоруса узнавать не то что по красной, как с перепою, морде, а вовсе по разрезу глаз, хоть напрочь с него рога спили. Но от гоблина, с гор только что слезшего, такого знания ждать в упор не приходится. Так хоть бы промолчать догадался, хам неученый! Ему-то и горя мало, что дипломатический скандал провоцирует. Заступиться за него сейчас – значит попрать все нормы рыцарства, за оскорбление герба предписывающие… ох, немало предписывающие! И добро еще, если этот рыцарь рога свои отхватил не только милостью супруги, а заслужил честно и готов право на них в любой момент отстоять с мечом; ну а если гоблин его заломает? Бингхам безмятежно жрал, но не бывалого ветерана было дурить этим спокойствием. Видывали, как бросаются в бой с места! Силищи ему не занимать, и даже сам капитан едва ли успеет встрять, прежде чем обжора голыми руками вытряхнет дух из спесивого рыцаря…
   – Приношу извинения, сэр рыцарь! – Предвидение дипломатического инцидента метнуло капитана со скамьи, заставив вытянуться в рост и жестоко пожалеть, что не вырос до размера Бингхама: тогда бы точно кто угодно прислушался! – Этот дикарь понятия не имеет о такой благородной науке, как геральдика, он впервые в городе и, я уверен, не имел в виду ничего дурного. Более того, насколько мне известно, у гоблинов обозвать бараном – значит похвалить…
   – Точно, – признал Бинго не моргнув глазом. – Баран круторог и это… мудр! Да ваши менестрели сами, вслед за эльфами, взяли моду наших волхвов называть баранами. А дварфских, если не путаю, – ослами. Каждому, это самое, по тотему.
   – Сэр капитан! – В голосе рыцаря прорезались неприятные, скрежещущие нотки. – Что связывает столь достойного слугу короны с этим диким, невоспитанным, не сведущим в вопросах, имеющих первоочередное…
   – И жрущим, как чудо-зверь баргамот, – добавил Бинго невинно, притянул свою кружку и лихо приложился к ней. Забулькало, как в малом фонтанчике в королевской оранжерее, снова энергично запрыгал мощный кадык, тоненькие струйки темной жидкости побежали из углов гоблинской пасти на грудь: как ни жаль пива, но, буде пито иначе как залпом, оно вполовину не так вкусно!
   То ли совсем дурной, то ли прикидывается. И неизвестно еще, что хуже. Но мерзавец однозначно. И надо ж было именно ему попасться под капитанову руку, когда высокие круги как раз лихорадит необходимость в таком вот крупном пройдохе по важнейшей надобности, разглашению не подлежащей…
   Пусть бы сэр рыцарь его и вывел в расходную статью, и никакого тебе риска, принятия на себя ответственности за эту, как ни крути, сомнительную кандидатуру. Да вот только еще кто из этих двоих кого выведет… И если от пропажи гоблина никакого вреда, кроме пользы, не предвидится, то клан Унгартов достаточно силен и своеволен, чтоб выставить, сложись дело не в их пользу, самому его величеству ноту протеста. Так, мол, и так, непотребно предосудительный гоблин в компании с капитаном столичной стражи… Еще не хватало на старости лет загреметь под королевский трибунал, пусть даже будучи невинной жертвой обстоятельств. Особенно – будучи невинной жертвой!..
   А гоблину и горя мало. Его, самое худшее, вздернут. А честное имя не пострадает, ибо его, честного имени, и не было отродясь. Ишь, Бинго! У приличных людей даже собак зовут уважительнее.
   – Неотложные государственные нужды, сэр рыцарь! – веско отчеканил сэр Малкольм, словно клевцом методично накернивая вражий «белый» доспех в жестокой битве.
   – Да ну? – опешил рыцарь вполне искренне.
   – Ну да?! – присоединился к нему и Бинго, от изумления забыл, что как раз поглощает пиво, захлебнулся им и облился остатками. – Кхе-кхе! Ты так не пугай!
   – Если кто-то желает обвинить меня во лжи… – Голос капитана обратился в негромкое мертвенное завывание свирепого самума над безводной дэмальской пустыней, и кровь враз отлила от рыцарской физиономии. Какой там клан за спиной ни стой, а наматывать на клинок сэра Малкольма собственные кишки – радость невеликая!
   – …тот козел! – радостно закончил Бинго. – То есть баран. Или этот, как его… который меч принес твоему деду, сэр лыцарь.
   – Молчать! – гаркнул капитан на него в полный голос. Кряхтящий вышибала, как раз начавший подниматься, опираясь о скамью, поспешно плюхнулся обратно на пол и замер, а пробирающийся к выходу с пригоршней своего товара скупщик подскочил от испуга и вновь рассыпал добычу.
   – Просто помочь хотел, – проворчал гоблин, сконфуженно обкусал со своего обломка свиной туши остатки мяса, уронил оголившийся скелетик под стол и решительно цапнул с блюда следующую четверть свиньи.
   – Сэр рыцарь, – глаз капитан не поднимал, отчего выглядел особенно опасным, даром что едва доставал макушкой до рыцарского наплечника, – я вторично приношу вам извинения за фривольное поведение моего… сотрудника. Обещаю приложить все силы к его воспитанию. Однако же, покуда он еще недостаточно отесан, всякие претензии прошу предъявлять через мою, как его непосредственного сюзерена, голову. А также и ответ получать от меня.
   – Мясо пережарено! – пискнул Бинго.
   – И что?! – Глаза капитана сверкнули в его сторону оголовками бронебойных стрел.
   – И ничего. Это я толстому! Ты ж сам сказал – претензии через твою голову…
   – Оставь, Эрих! – Второй рыцарь, в ходе напряженного общения забытый, махнул рукой, привлекая внимание светлобородого. – Сэр капитан прав, глупо обижаться на варваров, не познавших блага пребывания в сени рогов Араззоруса!
   – Ты назвал меня глупцом?! – набычился Эрих немедля.
   Эх, прав был Бинго, ох как прав, сообразил капитан. Баран и есть. У них, Унгартов, это фамильное. Поскрести историю, и впрямь окажется, что барон Адальберт с перепою принял за благородного оленя соседскую овцу, с которой попирал нормы морали. А рога, что до сих пор украшают церемониальный клановый зал, небось Адальбертовы собственные. На эту тему легенд ходит побольше, чем об олене-благодетеле.
   Гоблин поганенько ухмылялся в мясо. Умяв за один присест порцию, какой хватило бы паре гвардейцев, чтобы в изнеможении отвалиться от стола, он лишь чуток сбавил темп, но челюстями по-прежнему работал в ровном ритме камнедробилки. Толстенный слой мяса на реберной решетке таял, как брусок льда, брошенный на раскаленную сковороду. На рыцарей, готовых сцепиться прямо над ним, Бинго и ухом не вел. И не таких видывал. Зато косился на капитана и озадаченно хмурился, силясь понять, что такое «сюзерен» и когда это он, Бингхам, успел поступить к усатому коротышке в воспитание. И не имеет ли выражение «покуда он еще недостаточно отесан» отношения к стамеске. Применения к себе ремесленнических инструментов ни один здравомыслящий гоблин отродясь не поощрял.
   Эрих буравил товарища бешеными глазами человека, которому срочно требуется выпустить излишки пара, но второй рыцарь (кстати, не несущий на себе клейма круторогих Унгартов; герб на его джупоне был знаком капитану очень смутно – верный признак совсем захудалого рода) отличался хладнокровием и разумностью.
   – Успокойся, Эрих, – вещал он голосом, совершенно лишенным подобострастия, но и без столь любезных Бингхаму мажорных ноток. – Ты ведь знаешь, куда приложить свою силу с большим толком, не так ли? Предоставь господину капитану решать его проблемы… как я вижу, проблемы довольно большие. И прожорливые. А мы с тобой займемся собственными делами. Я ведь прав?
   Запомнить герб, отметил себе капитан. Герб достаточно заурядный: фрагмент плетения кольчуги и под ним простая серая, не золотая, как у высших родов, шпора. Прояснить, что за род, навести справки… и, возможно, рекомендовать канцлеру Бамперу для деликатных поручений. А то нынешнее рыцарство – как один такие вот Эрихи. Умеющий же складно говорить обычно только тогда в это презираемое искусство и ударяется, когда схватывает какое-либо увечье, несовместимое с карьерой мечемаха и заправилы на балу. А этот вроде бы по всем вопросам вполне состоятелен…
   Эрих проворчал что-то неразборчивое, окинул ритмично ходящий гоблинский загривок последним возмущенным взглядом и, то ли кивнув, то ли коротко поклонившись капитану, вернулся к своему столику.
   А если б вы тут промеж собой схлестнулись, я б вас за это задержал, запоздало подумал сэр Малкольм, устало опускаясь обратно на свое место. Это вам не правомочное возмущение рыцаря оскорблением герба, которое проходит исключительно по статье Высшего Суда Чести, это заурядная склока, и тут-то я в своем праве блюстителя столичных порядков. Я б вас, петухи юные, согнул в тот самый загибистый араззорусов рог, и хрена с два вам ваши лошадиные габариты помогли бы. И в каталажку до выяснения. А там уж пусть ваши Унгарты разбухают хоть до трескотни по швам. Морда кирпичом, я при исполнении. Вот как этот… гоблин.
   И опять холодышка в капитанском желудке напомнила о себе. Эх, а ведь не поздно еще вывести этого субъекта, на которого организм сэра Малкольма, невосприимчивый ни к каким иным видам угроз, реагирует столь бурным образом, за ворота и пинком отправить прочь из города в частности и мировой истории вообще!
   Хотя жалко ту ногу, которая будет пинать. Вон ножнам уже не поздоровилось. А ведь служили верой и правдой двадцать лет! Если подумать, то разбрасываться такими, как этот Бинго, кадрами – идея прескверная. Не приведи боги, перехватят в каком-нибудь Порвенире и настропалят действовать во вред Араканской короне! Потом всего рыцарства не хватит от его вредоносных действий отмахаться. Да он одним своим аппетитом подорвет экономику любой державы, даже исключительно аграрно развитой.
   От случившихся переживаний сэра Малкольма обуял приступ аппетита. Он отхватил кус от полутуши, что еще валялась посреди изрядно прореженного банкетного стола, придвинул свою кружку и снова уставился на гоблина. Бинго таращился навстречу честными и искренне недоумевающими глазами. Чего ж не подрался? – отчетливо читалось во взгляде. Вон сколько с них можно было понаснимать трофейного железа! И перековать. Не на орало, так хоть на мангал. Или его не это интересует?..
   – Что еще не так? – осведомился сэр Малкольм совсем уж хмуро.
   – Я вот не понял, что за ботва с воспитанием, – признался Бинго тревожно. – Ежели, это самое, за пожрать придется дырки на штанах заштопать и в носу не ковыряться, так я такого согласия не давал. Лучше жрать не буду!
   И поспешно заправил в рот такой кальмот мяса, какого хватило бы на гуманитарную помощь небольшому королевству, при этом чуть не порвав себе щеки и сделавшись похожим на запасливого байбака.
   – Не придется, – хмуро уверил Амберсандер. – Кому там важны твои штаны. Ты вот чего лучше скажи, Бингхам из рода Гого: этого вот дракона, – палец капитана нацелился на хвост, вьющийся по крутому гоблинскому плечу, – тебе ведь не за хороший аппетит накололи? Ты ж его честно одолел?
   Бинго истово закивал: ответить иначе ему не давал туго набитый рот. Пожадничал и столько в него запихал, что ни назад ни вперед! Напрягся, перекосился от натуги, словно бы рассчитывая выдавить излишки через нос… Хорошо, если именно через нос!.. А руками тем временем принялся ткать в воздухе рассказ о победе над драконом. Объяснял он проворно, энергично, и то ли много врал, то ли использовал какие сугубо гоблинские сурдоидиомы, человеческому разуму недоступные, но скоро сэр Малкольм совершенно перестал улавливать суть рассказа. Окончательно запутался он примерно на том моменте, когда Бинго приложил дракона шеей о колено (шея дракона выходила толщиной с городскую колокольную вышку, но Бинго это не смущало). Попутно на поле боя появились еще то ли трое, то ли четверо крылатых ящеров, а некая дама, достоинств ну просто феноменальных, очутившаяся посреди разборки непонятно как и зачем, предприняла попытку избавиться от того единственного, что на ней еще было надето. То есть от тюрбана. Наверное, это должно было значить, что стало жарковато.
   Врет? Было бы странно. Во-первых, татуировка – самая всамделишная, не шутка, не наспех масляной краской намалеванная картинка. Сэр Малкольм честным именем своим мог бы поручиться, что наколото рукой кланового умельца, Мастера Красоты. Какой еще народ мог эдак обозвать парня, исключительно умелого с иглами, пробойником и многочисленными кривыми ножами? В Аракане таких обычно палачами величают. Так вот, ни одному гоблину и в голову бы не пришло присваивать чужие заслуги: мало того, что каждому хватает своих, так еще и прибьют за присвоение! Во-вторых, ни один горный гоблин, виденный капитаном доселе, не умел врать, будучи поглощен едой. Вранье требовало какого-никакого, а полета фантазии, думать же в двух направлениях сразу гоблин не способен ни физиологически, ни ментально – у него вся сила разума уходит на то, чтобы определить, куда девать зубы при жевании. А учитывая, что приходится перемалывать Бингхаму, впору будет поразиться уже и тому, что он хоть что-то осмысленное ухитряется изобразить. По крайней мере, тюрбан у него получился вполне натуральный. И девица, в целом, живописная. Видимо, иностранка, раз все время руки в сторонке заламывала. Гоблинши, они такие, им только дай в потасовке поучаствовать…
   Принесший тарелку с несколькими скорбномордыми селедками Блоп остановился у стола, зачарованно наблюдая за бешеной пляской Бингхамовых граблей.
   – Ты это… запей, – посоветовал он благоговейно. – Легче провалится. И чего там потом было? Так и утащил оба сундука?
   Сэр Малкольм возвел на него потерянный взор (он-то до сундуков не досмотрел), а Бинго решительно замахал руками и даже возмущенно запрыгал на лавке, и хозяин счел за благо ретироваться в безопасное отдаление. Гоблин же запоздало прислушался к мудрому совету, нацедил еще кружечку эля и с усилием влил малость в свою набитую пасть. Жевать сразу стало веселее, Бинго помахал рукой – мол, я свое, как мог, изложил, продолжай дальше ты. А сам приспособил лапы для запечатывания пасти. Не из деликатности – просто чтобы драгоценная жвачка не вывалилась.
   – Хочу тебе предложить… совершить подвиг... – Сэр Малкольм на миг представил себе Бинго в добротных рыцарских латах, с осиянным лицом проезжающего по улицам столицы и салютующего горожанам лэнсом. Что характерно, под седлом гоблина состояла собственно его, сэра Малкольма, Клепсидра – и вела себя так покладисто, как с ней случалось только во сне. Горожане приветствовали героя. Мужчины кланялись ему навстречу, ломали шапки и высоко вздымали пивные кружки, а дамы, восторженно повизгивая, выглядывали с балконов и из окон и кидали гоблину букеты, надушенные платки, кружевные чепчики… и почему-то увесистые чугуны, норовя угодить ему точно по башке. Да и кому ж не захочется именно что тяжкой гирей в это грызло! Еще б арбалетчиков по крышам, тогда бы точно не ушел…