Чиладзе Отар. Годори

   Лизико прервалась на полуслове, поскольку из залитого солнцем сияющего пространства неожиданно выступил человек в странных одеждах и прямиком направился к ней. На нем была широкополая шляпа с павлиньими перьями. Круглый гофрированный воротник белого шелка горизонтально лежал на плечах. Создавалось впечатление, что он несет свою голову на белом блюде. Брошенный на плечи плащ гранатового цвета, превратившийся почти в лохмотья, был облеплен репьем, ковылем и смолкой. Воронкообразные сапоги с ботфортами, от старости изрезанные грубыми морщинами, нескладно обвисали на голенища. Очевидно, лошадь у него пала, и седло со сбруей он нес под мышкой. Позолоченные стремена, покачиваясь, ударялись и звякали, как колокольца. Судя по всему, странник прошел большой путь - об этом свидетельствовали усы и брови, густо припудренные пылью. И хоть вид у него был утомленный, все-таки шагал вполне бодро, во всяком случае, никак невозможно было предположить, что он чуть не шесть столетий тщетно бродит по этой земле из края в край. Скорее, странник производил впечатление уверенного в себе человека, который прекрасно знает цель поиска и верит, что в конечном счете найдет то, ради чего пятьсот с лишним лет тому назад покинул родину. "Приветствую тебя, прекрасная дочь Грузии!" - с забытой средневековой высокопарностью издали приветствовал он Лизико, снял шляпу и низко поклонился. Лизико улыбнулась, но поддержала тон незнакомца и со старогрузинским достоинством почтительно ответила: "И я с удовольствием приветствую вас, благородный рыцарь! Знаете, - продолжила она тут же, с легкой кокетливостью изображая средневековую даму, - моего супруга нету дома, так же как и свекра, поэтому я не могу пригласить вас в дом, но, если желаете, подам вам воды или холодного вина, которое придется вам по вкусу, тем более что у меня нет ни того, ни другого". - "Не беспокойтесь, добрая фея... - Незнакомец не уступал ей в галантном красноречии. - Я и без того премного признателен за заботу... Полагаю, что госпожа Елена передала вам... Ваши котлеты пришлись по вкусу и подкрепили мои силы, так что позвольте, не прибегая к услугам доброй посредницы, лично выразить мою глубочайшую признательность. Да, да, моя госпожа, я Лодовико из Болоньи... Для страны, некогда существовавшей здесь, а ныне бесследно исчезнувшей, неизменный персона грата и, скажем так, полномочный посол Папы Римского со всеми соответствующими дипломами". - "В таком случае, можете считать меня недипломированной потаскушкой, - засмеялась Лизико. - Это единственный титул, каким меня наградили современники и припомнят потомки". - "Признаюсь, меня это мало волнует, - прервал ее Лодовико из Болоньи. - Лично для меня гораздо существенней выяснить в конце концов, куда могла исчезнуть такая сильная, процветающая и славная страна, какой в мои времена знали в Европе вашу родину и с чьей помощью Папа Римский Пий Второй надеялся изгнать османов из Византии... Может быть, хоть вам, молодым, что-нибудь известно об этом?! У вас смелые сердца и крепкие крылья, вам не страшны ни полеты в будущее, ни возвращения в прошлое..." - "Процветающая?! Славная?! - Лизико вскинула брови. - Право, не знаю, что и сказать. Я здесь родилась и здесь сошла с ума, но ни о чем подобном не слышала. Полагаю, вы сбились с пути... В той стороне, откуда вы идете, только безлюдные пустоши и никакой дороги...". - "О нет, моя госпожа! - опять прервал ее Лодовико из Болоньи. Прошу меня извинить, но Лодовико из Болоньи никогда не сбивался с пути. Это его работа - находить и указывать путь... Правда, на этот раз мне пришлось изменить маршрут. Наверное, моя госпожа знает, что Босфор захватили османы, и я был вынужден добираться через Венгрию и Польшу, но..."
   Лодовико из Болоньи неожиданно умолк, словно начатое слово вылетело из головы или же он передумал, однако, погодя, продолжил, только почему-то стихами:
   Но, кроме безлюдных пустошей, колючей стерней затянутых,
   я не нашел ничего... Исчезла страна, населенная
   благочестивым народом, добрым, щедрым и доблестным,
   заботливо огражденная высокими, прочными стенами,
   с грозными цитаделями на каменных кручах гор,
   верным друзьям в утешенье, на страх вероломным врагам...
   Знаю, сударыня, - всякое в этом мире случается:
   лавинами и обвалами тысячи сел сметены
   и города во множестве гневом вулканов разрушены
   и заживо похоронены под пеплом, Господь упаси!
   Да и стран немало раздавлено колесом беспощадного времени
   и с равнодушьем пугающим стерто с лица земли...
   И все-таки я не верю, что Грузии тоже не стало,
   что она разделила их участь и... ее больше нет...
   Все мои предположения развеяны и опровергнуты,
   истерлось перо гусиное и высохло море чернил...
   Кажется, не найти мне того, что искал так долго...
   Но я не бросаю оружия и впредь, пожалуй, не брошу,
   ибо, вернувшись на родину, вдруг не найду на месте
   не только вечного Рима, но даже... Нет! Трудно вымолвить...
   Уж лучше пусть все по-старому - в лечебнице скорбных душою
   доедать котлеты, оставленные несчастными сумасшедшими,
   и продолжать искать...
   В сущности, ведь потеря предмета долгого поиска
   вовсе не означает, что этот предмет исчез.
   Навсегда мы лишь то теряем, с потерей чего примирились.
   Но если без обретения жизнь не имеет смысла,
   тогда оно возвращается, точнее - рождается заново,
   и однажды,
   как земля из вод
   иль как из молока головка сыра,
   восходит в ослепительном сиянье...
   Тут в каштановых деревьях опять затрещала сорока, и Лизико раскрыла глаза.
   2002 г.