11

   Ночью в Петипасах царит тишина.
   Ну и темень же здесь!.. В Праге куда светлее.
   В эту ночь я просыпался раза три.
   Когда я проснулся в первый раз, мне вспомнилось, что я ещё не ходил на рыбалку, а ведь уже третий день каникул. Отправлюсь завтра же! И сразу в ушах у меня зашумела река, перед глазами закачались зеленые ветки ольхи, склоненные над водой, и я незаметно уснул.
   Во второй раз я проснулся, когда уже чуть-чуть светало. В окно ко мне заглядывала какая-то звезда, и я подумал: «Интересно, видит ли её Анча?.. А что, если позвать Анчу с собакой на рыбалку? Там я докажу ей, что ничего не боюсь. Могу взять в руки любого червя, пиявку, даже лошадиную! А поймаю сома – засуну ему в рот руку. Пусть Анча видит, что я вовсе не трус».
   В третий раз я проснулся уже утром. Завтрак стоял на столе. Под горшком с молоком лежал лист бумаги. На нем было написано: «Раз мы не увидимся (ты ещё спишь, а мне пора на работу), то червяков для тебя я оставляю под окном».
   Под окном и вправду стояла жестянка, полная свежих червей. Я ужасно обрадовался и немножко простил пану Людвику, что он не моряк.
   Было лишь семь часов. Я решил, что погуляю четверть часика, а потом пойду к Анче и позову её на рыбалку. Делать мне было пока нечего, и я не спеша умылся. Потом хотел причесаться, но никак не мог найти свою расческу. Я отправился на кухню попросить пани Людвикову, чтобы она одолжила мне свою. Однако на кухне никого не было. В соседней комнате тоже. Тогда я выглянул из окна во двор. Пани Людвикова стояла под навесом у забора, рядом с ней я увидел соседку. Обе хозяйки смотрели в корыто, поставленное на два стула. Наконец соседка произнесла:
   – Ну, пани Людвикова, теперь вам целую неделю можно не думать об обеде!
   В корыте что-то яростно плеснулось. Соседка отскочила и отряхнула брызги с передника.
   – Да это и впрямь рыбина что надо!
   А я уже мчался через двор к навесу. Разлетелся так, что едва не угодил в корыто.
   – Осторожней, Тоник! Как бы вам не оказаться вместе, – остановила меня пани Людвикова.
   В корыте был карп. Живой, огромный… Спина у него была черная и сильная.
   – Откуда он у вас?
   – Из реки, Тоник. Вчера вечером он целый час возил пана Людвика по воде вместе с лодкой.
   – Так, значит, его поймал пан Людвик? – Мне все ещё не верилось.
   – А на какую приманку он его поймал?
   – Говорил, что на обыкновенного червя.
   – А какая леска у него была?
   – Кажется, тридцатка.
   Я уже не знал, чему удивляться: тому ли, что пан Людвик поймал такого здоровенного карпа на такую слабую леску, или тому, что пани Людвикова так хорошо разбирается в рыболовном деле.
   – А где он его поймал?
   – Под скалой, у самого Казина. А ну-ка, причешись!
   Пани Людвикова достала из кармана передника гребенку и протянула мне.
   – Он был совсем один?
   – Один, один! Он все любит делать сам. Ему даже в воду пришлось лезть из-за этого карпа.
   И пани Людвикова показала на веревку, протянутую от орешника к забору. На ней сушились брюки и рубашка.
   – Только кепка утонула… А теперь беги обуйся!
   Она наклонилась над корытом, ухватила карпа за жабры и понесла в кухню. Карп, наверное, был очень сильный. Он бил хвостом во все стороны. Но недаром пани Людвикова была настоящей женой рыболова. Не успел я обуться, как она уже чистила карпа.
   Ох, и злился же я на себя! Ведь я же мог пойти на речку с паном Людвиком. И тогда бы мы вместе поймали этого карпа! А я в это время ловил с Рудой собак, да ещё столько из-за этого перенес.
   Чешуя разлеталась, во все стороны. Несколько чешуек блестело в волосах у пани Людвиковой. Разрезав карпа, она обратилась ко мне:
   – Ну, рыболов, не вынешь ли ты отсюда желчь?
   Я что-то плохо вижу.
   Вынуть желчь из карпа не так-то просто. Если не умеешь это делать, лучше не берись – можешь испортить всю рыбу. И я, конечно, был доволен, что пани Людвикова оказала мне такое доверие. Я даже простил ей все, что было раньше.
   Теперь мне и вовсе не сиделось дома. Я непременно должен поймать такого же карпа! Я вытащу его из этой Бероунки и отдам Анче – пусть знает, с кем имеет дело!
   Шагая к домику Анчи, я то и дело оглядывался по сторонам – мне не хотелось никому попадаться на глаза, а больше всего Руде. Но все обошлось благополучно. До самых лип, что стояли на развилке дороги, я не встретил ни души, а отсюда уже рукой подать до шлагбаума. Отец у Анчи был стрелочник, поэтому их дом стоял прямо у полотна. После я узнал, что матери к неё нет. Жила она с отцом и Пецкой.
   Если б между нами ничего не произошло, я бы просто крикнул ей:
   «Анча, в полвторого я иду на рыбалку. Идешь со мной?»
   Тут она бы выглянула из окна и сказала: «Хоть сейчас, Тоник!»
   Но все это было только на словах. А на деле выходило совсем не так. Анча считала меня трусом. И вдобавок злилась на меня за всю эту проклятую историю с собакой. Не то что видеть, но и слышать, наверное, обо мне не хотела. Как только я об этом подумал, ноги у меня сами остановились. Да, пожалуй, мне лучше всего повернуть назад!
   Но как сделать, чтобы Анча пришла после обеда на реку? Я долго ломал себе голову. Думал даже написать стихи, красивые стихи о рыбаке, который будет ждать сегодня Анчу на берегу реки. Но откуда Анча узнает про эти стихи?.. Так я ничего и не придумал.
   Тогда я взглянул на небо. Там собирались небольшие тучки. «Скоро все равно пойдет дождь», – решил я и повернул домой. Всю дорогу я громко насвистывал, чтобы ни о чем не думать.
   Но, дойдя до перекрестка, я остановился как вкопанный. А ведь я действительно трус! Рад придраться к любому пустяку, даже к дождю, лишь бы не встречаться с Анчей.
   Вряд ли кому-нибудь приятно обнаружить, что он трус. Я осмотрелся вокруг. Недалеко от перекрестка боролись Лойза Салих и Мила Ткачек и страшно при этом орали – видно, боролись всерьез. Но все же унывать им нечего – они-то ведь не трусы.
   А вокруг было так здорово!.. В придорожной канаве росли цветы – весь воздух был пропитан их ароматом. Деревья слегка покачивались от ветра, из листвы то и дело выпархивали птицы. В густых садах прятались домики. А когда солнечный луч падал на окна, казалось, что домики весело подмигивают своими «глазами». Да, всем в Петипасах хорошо, и людям и зверюшкам, только мне одному было плохо. И все потому, что я трус.
   Я быстро повернулся и бросился назад к домику Анчи. У самого полотна я свернул с дороги, обошел шлагбаум и остановился в нерешительности: куда же теперь? На каждой стороне дома были двери. Около одной стояли маленькие резиновые калоши, и внутри каждой чернильным карандашом было написано «А». Я подошел к этой двери и постучал. Тишина! Потом вдруг залаял Пецка, и дверь отворилась. Передо мной появился отец Анчи. Он был в синей железнодорожной форме. Такого оборота, честно говоря, я не ожидал. Это нарушало все мои планы. Я растерялся и начал гладить Пецку.
   – Мне нужна Анча. Её нет?
   – А в чем дело? – спросил отец.
   Но не мог же я сказать ему: все дело в том, что я трус – об этом и пришел поговорить с вашей Анчей.
   – Зачем она тебе? – снова спросил отец.
   – Просто так.
   Отец Анчи громко рассмеялся, гулкое эхо прокатилось по коридору.
   – Странный гость. Ну что ж, пошли в дом!
   Он провел меня в комнату и указал на стул. Потом взял из миски пирожок и подал мне:
   – А ну-ка, попробуй! Это мы с Анчей испекли.
   Я отведал кусок и немного отломил Пецке, который удобно пристроился у меня на коленях. Уплетая пирожок, я поминутно оглядывался на дверь.
   – Не вертись, приятель! Анчи и вправду нет дома. Ты что, её друг?
   – Нет.
   Отец Анчи неодобрительно покачал головой, но глаза его продолжали смеяться. Потом он взглянул на стену, где висели часы с большим маятником.
   – Сейчас пройдет поезд? – спросил я.
   – Какой там сейчас! – махнул он рукой. – Только через двенадцать минут.
   Мне было почему-то страшно жарко. И вдобавок на коленях у меня разлегся Пецка.
   Глаза отца Анчи смеялись все больше и больше.
   – Возьми ещё пирожок! И скажи мне все же, за чем тебе нужна наша Анча.
   И тут мне в голову пришла чудесная мысль.
   – Я должен поговорить с ней по поручению одного парня.
   – Подумать только! – покачал головой отец. – А что за поручение у этого парня?
   Я сделал вид, что считаю когти на лапе у Пецки, и сказал равнодушным голосом:
   – Этому парню охота доказать вашей Анче, что он не трус. Прямо сегодня! Если Анча в два часа придет к Казину, он возьмет при ней голыми руками лошадиную пиявку.
   – Подумать только! – задумчиво повторил Анчин отец.
   Я решил, что этого мало.
   – А ещё этот парень сказал вот что: если он вдруг поймает сома, то сунет руку прямо ему в рот. Но только пусть ваша Анча снова водится с ним!
   Отец наклонился ко мне – я даже увидел крупинки сажи в его волосах – и тихо спросил:
   – А этот парень говорит правду? Он может доказать все это?
   Я покраснел.
   – Ну ладно, приятель, – похлопал меня по плечу Анчин отец. – Можно считать, что мы договорились.
   В соседней комнате зазвенел будильник. Отец Анчи поднялся и стал разыскивать фуражку. Я спустил Пецку на пол и тоже собрался уходить. Но в дверях задержался и на всякий случай спросил:
   – Так вы передадите это Анче? Не забудете?
   Отец вытащил из кармана носовой платок.

– А ну-ка, посмотри! – И он завязал на платке большой узел.
Обратно мне шагалось веселее.

12

   До самого обеда у меня было много работы. Я помогал пани Людвиковой жарить карпа: пропускал через мясорубку сухари, выгонял дым из кухни. Когда пани Людвикова поджарила первый кусок, она дала мне попробовать. Я остался доволен. И пани Людвикова прямо не могла нарадоваться на меня. Только повторяла:
   – Знаешь, Тоник, мне все кажется, что около меня крутится наш Ярка – когда-то и он был таким же.
   После обеда она положила несколько кусков рыбы в салфетку и понесла на пробу соседкам и петипасскому учителю. А я остался дома и начал собираться на рыбалку. Прежде всего выглянул в окно – какая погода? На всем небе я насчитал только шесть маленьких туч. Ветерок дул еле-еле – он не шевельнул бы даже самого легкого поплавка.
   Словом, погодка была что надо! Как раз для рыбной ловли. Я вытащил из-за шкафа удочку, проверил катушку спиннинга. Затем попробовал на палец, все ли крючки хорошо наточены, и осмотрел червей в жестянке. Это были замечательные черви – бодрые, веселые. Мне тоже было весело. Только иногда меня тревожила одна мысль: что, если Анчин отец забыл передать ей мое поручение?
   В полвторого я вышел из дому. Я хотел сперва зайти к перевозчику Роучеку – узнать у него дорогу к казинской скале. Но едва я вышел из ворот, как наткнулся на Лойзу Салиха.
   Он сидел на корточках на краю тротуара и дергал цветы, что росли у нашего забора. Лойза притворился, что не замечает меня. Я шел и нарочно размахивал удочкой, чтобы она ярче блестела на солнце. Но Лойза не обратил внимания даже на мою удочку. На удочку, которая стоила целых сто двадцать крон!
   На углу я остановился и оглянулся. Лойза перебежал на противоположную сторону и несколько раз позвонил у Клоцов. Индра Клоц подошел к железной калитке, и Лойза шепнул ему:
   – Идёт на рыбалку!
   Но голос у него был страшно писклявый, и я прекрасно все расслышал.
   Дальнейший мой путь лежал к трем каштанам. Там я снова остановился и оглянулся. Мальчишки плелись следом за мной по дороге. Они насвистывали и старались выглядеть как можно беспечнее, будто им до меня и дела нет.
   Я окликнул их:
   – Лучше подошли бы и сказали, где находится казинская скала.
   Мальчишки молчали. Вид у обоих был сердитый, – видно, все ещё злились на меня за вчерашнее. Ведь, как-никак, я помогал Руде во всех его проделках. Я двинулся дальше, продолжая следить за своими спутниками. И вдруг мне показалось, что мальчишки из Петипас что-то против меня затевают.
   Прежде чем я дошел до перекрестка, Лойза позвонил ещё у трех калиток. Появилось ещё двое незнакомых мне мальчишек. Третьего, очевидно, не оказалось дома.
   У дома перевозчика нам повстречался Грудек. Брюки у него были в муке, должно быть, он шел прямо с мельницы. Ребята остановили и его, что-то пошептали. Грудек сначала отрицательно покачал головой, но Лойза схватил его за руку, и Грудек присоединился к их компании.
   Я бросил через плечо:
   – Пятеро на одного, да?
   Грудек приказал ребятам остановиться, а сам неторопливо подошел ко мне. Подтянув пояс на брюках, он усмехнулся и сказал:
   – Ты что-то сочиняешь! Просто мы хотим посмотреть, как ты умеешь ловить рыбу.
   – А почему же ребята со мной не разговаривают?
   – Сам знаешь, почему!
   Я решил пойти на мировую и на глазах у мальчишек протянул Грудеку удочку:
   – Хочешь подержать её?
   – Э, нет! – покачал головой Грудек. – Мы сперва посмотрим, как ты ловишь рыбу. Так же, как собак, или похуже?
   Он вернулся к остальным, и все пятеро пошли за мной, как судьи, которым предстояло вынести мне приговор.
   Я был уверен, что покажу петипасским мальчишкам такую ловлю, какой они ещё не видывали.
   Наконец подошли к перевозу. Пан Роучек со своим паромом находился на другой стороне реки; надо было ждать, пока он вернется. Я стоял у причала, с нетерпением поглядывая на реку. И вдруг насторожился – мальчишки за моей спиной разжужжались, как шмели. Затем послышался писклявый голос Лойзы:
   – Жолса, хочешь конфетку?
   Я так и подскочил. Раз собака, здесь, значит, и Анча неподалеку. Все-таки пришла. И, наверное, тоже идёт к казинской скале. Я обернулся и увидел Руду. Он только что вышел из дома перевозчика и теперь направлялся к нам, поддавая на ходу камешек.
   Лойза бросился ему навстречу и снова крикнул:
   – Жолса, принеси камешек!
   Потом немного отбежал, спрятался за спину Грудека и хотел было ещё разок обозвать Руду, но Грудек не позволил. Он схватил Лойзу за локоть и тихо предупредил:
   – С этим ни слова, ясно?
   Я взглянул на остальных мальчишек. Все они смотрели кто куда, только не на Руду.
   Было ясно, что петипасские ребята исключили Руду из своей компании. В нашем классе поступают так же. Никто не имеет права разговаривать с провинившимся.
   Руда, видно, растерялся. Он стоял на одном месте и пяткой забивал камень в песок.
   Между тем паром возвратился. Пан Роучек привязал его канатом к двум столбикам, снял пропотевшую майку и прополоскал её в воде у берега.
   Потом закинул майку себе на спину, чтобы было прохладней.
   – Здорово сегодня припекает, Тоник! А вода-то в реке прибавляется! Ты за карпами?
   Мне захотелось показать, что я тоже кое в чем разбираюсь, и с видом знатока я заявил:
   – Вода сегодня мутная, рыба хорошо пойдет на червя.
   – Пожалуй, и усач может попасться, – заметил пан Роучек. – А где ты собираешься ловить?
   – Под казинской скалой. Да только вот не знаю, как туда идти.
   Перевозчик посмотрел на петипасских ребят:
   – А разве эти молодцы не могут тебя проводить? Или наш Руда?
   Мальчишки утихли. Руда молча завязывал шнурки у тапочек.
   – Вот оно что! Выходит, вся компания в ссоре, – усмехнулся перевозчик. – Ну, тогда смотри.
   Отсюда ты пойдешь вниз по реке, пока не увидишь самую последнюю скалу – она стоит на другом берегу. Это и есть Казин. Читать умеешь?
   – Ну ещё бы!
   – Вот на ней ты и прочтешь это название.
   «А ведь хорошо, – подумал я, – если бы везде названия писались прямо на скалах, на холмах, на горах. Вот было бы легко учить географию!»
   Я кивнул перевозчику и направился вниз по реке. На некотором расстоянии за мной по-прежнему шагали петипасские мальчишки. Позади всех плелся одинокий Руда.
   Берег, по которому мы шли, был на вид какой-то пустынный. Росли тут лишь чертополох да гусиная травка. Всюду валялись бутылочные осколки.
   Гораздо интереснее было на другом берегу. Там вдоль реки тянулись отвесные скалы – полезешь на такую скалу, живо сорвешься. Местами они поросли лесом, а там, где не могли удержаться большие деревья, росли только маленькие березки. Этим все нипочём, цепляются корнями за каждую трещину.
   Но вот уже и на нашем берегу есть чем полюбоваться. На берегу – густая трава, вербы у самой воды, а гусей кругом просто видимо-невидимо.
   Мы шли по узкой тропинке мимо деревянных домиков, окруженных садами. В садах было столько цветов, что им уже не хватало места за оградой – многие росли прямо у дороги.
   Река, освещенная солнцем, сверкала, как золото. Но и без солнца она была бы не хуже. Любая рыба из тех, что я знаю, отлично жила бы в такой реке. Тут были и места с быстрым течением, которые любит усач, и омуты для карпов, и тихие заводи, где подстерегают добычу голавли. И лещи, и угри, и плотва – для всех тут было раздолье.
   Я шел и любовался природой. И река, и сады, и скалы – все было здорово!
   И вдруг я увидел Казин. Это оказалась желтая скала на другом берегу реки. Большими белыми буквами на ней было написано: «Казин».
   Я перебежал реку по узкому деревянному мостику. В будке на другом берегу сидел дед и брал монеты за переход. Увидев мою удочку, он спрятал руки в карманы и замотал головой:
   – С рыбаков не беру!
   Ничего не взял он и с петипасских ребят. Один только Руда должен был заплатить.
   Вдоль берега прямо от будки тянулась дорога, усаженная вербами и другими деревьями. Эта аллея довела нас до самой скалы. Подходящего местечка, и тут не оказалось, и мы двинулись в обход. Но теперь уже не по дороге, а по тропинке, высеченной прямо в скале. Тропинка забирала все выше и выше, и вскоре река оказалась где-то под нами. Я вспомнил слова петипасского учителя: «Смотри, Тонда, не свались с нашего Казина!»
   Потом начался спуск, и через две минуты мы вышли на зеленую лужайку с другой стороны скалы. На этой лужайке с трудом разместились бы два рыболова.
   Вокруг росли густые вербы. Река здесь была тихая и глубокая. Только за вербами слышался легкий шум – там в Бероунку впадал какой-то ручей.
   Я уселся на траву и стал налаживать удочку. Петипасские мальчишки расположились на склоне, как раз за моей спиной. Руда обошёл их и улегся животом прямо на камни. Я так волновался, что даже руки у меня дрожали. Сначала я вынул из коробки крючок – тот самый, что нашел однажды у Влтавы под Голешовицким мостом. Это был на редкость счастливый крючок. В другой коробке у меня лежало свинцовое грузило. Этим грузилом я пользовался уже два года, и ни разу оно меня не подводило. Потом я достал из жестянки червяка. Насадил его на крючок особым способом – так меня когда-то учил один старый рыбак.
   Мальчишки внимательно следили за мной. Руда лежал в сторонке и громко посвистывал – дескать, мне до вас и дела нет.
   Я взмахнул удочкой и скороговоркой пробормотал свое заветное заклинание:
   – Река, река, дай мне рыбу!
   Зажав удочку двумя камнями, я уселся рядом. А теперь пусть только попробует поживиться моим червяком большой карп из-под скалы! Я покажу ему, какой я рыболов! И мальчишкам из Петипас тоже.
   И вдруг я вспомнил об Анче. Было четверть третьего, а она ещё не пришла. Я взбежал по склону и оглянулся но сторонам. Все мальчишки вытаращили на меня глаза: что это я такое делаю?
   – Это он высматривает, не плывет ли на его червя кит! – крикнул Руда.
   А Индра Клоц тихо сказал мне:
   – Клюет!
   Я тут же бросился к удочке. Но поплавок уже успокоился. Я должен был думать только о рыбе, а думал об Анче. Почему она не пришла? Мне стало как-то грустно. А это самое скверное для рыболова, когда плохое настроение.
   – Эй, приятель, куда же ты смотришь? Ведь снова клюет, – подтолкнул меня в спину Грудек.
   Я рванул удочку, подсек, рыбы уже не было.
   – Так она тебя и ждет! – засмеялся Руда.
   Но остальные мальчишки даже не улыбнулись. Они собрались в кучку и стали о чем-то советоваться. Потом от них отделился Грудек.
   – Ну-ка, покажи леску! – сказал он, подходя ко мне.
   Я протянул ему удочку. Грудек попробовал на ноготь крючок, взвесил на ладони грузило:
   – Ребята, тут у него все в порядке!
   Возвратил мне удочку и покачал головой:
   – Что ж это ты? Рыба клюет, а ты её даже подсечь не можешь.
   – С собаками у него лучше получается! – пискнул Лойза Салих.
   Грудек строго посмотрел на него.
   И снова поплавок покачивается на воде. Примчались ласточки, покрутились над удочкой, подивились на жалкого рыболова и опять куда-то улетели.
   Эх, если б здесь была Анча! Все пошло по-другому! Я бы подсек каждую рыбешку, которая только лизнула червяка. Но Анчи не было, и мне становилось все грустней и грустней. Какая ловля без настроения?
   Плеснуло – и удочка соскочила в воду. Я схватил её обеими руками и подсек так быстро, что леска вылетела из воды. Грузило просвистело в воздухе. Все присели, А Руда выкрикнул:
   – Славный тополь ты поймал!
   Это была сущая правда: крючок засел высоко в ветвях. Лойза Салих должен был лезть за ним на дерево.
   От обиды слезы выступили меня на глазах. Что может быть хуже для рыболова, чем такая неудача! А дальше? Что я стану делать, когда ребята начнут надо мной смеяться? Но они молча посматривали друг на друга. Только Лойза Салих, подавая мне крючок, заметил:
   – Понимаешь ли, у нас рыба водится в речке… – Мне оставалось только вздохнуть:
   – Сам не пойму, что это сегодня со мною… Про себя я подумал: «А не лучше ли удрать и спрятаться в вербах?..» Чего ещё ждут эти ребята из Петппас? Ну какие ещё несчастья могут свалиться на голову плохого рыболова? Я и вправду продемонстрировал рыбную ловлю, которую им вряд ли приходилось видеть. Эти мальчишки из Петипас до смерти не забудут, как я удил рыбу под казинской скалой. И, вспомнив, обязательно посмеются. Пять мальчишек из Петипас будут смеяться надо мной всю жизнь! Нет, какое там пять! Сегодня же вечером надо мной будут потешаться все петипасские ребята. И Анча тоже.
   Я обернулся. Ребята сидели на склоне, советовались, поглядывали в мою сторону. Несколько раз они посмотрели и на Руду. Потом я услышал, как Лойза Салих пискнул:
   – Я ему скажу про это…
   Я услышал, как зашуршала трава у меня за спиной. Кто-то похлопал меня по плечу. Но я склонился над удочкой и даже не обернулся.
   – Отстань, Лойза!
   – Никакой я не Лойза, – засмеялся за моей спиной Грудек.
   – И я не Лойза! – добавил Индра Клоц.
   – Мы хотим сказать тебе, какой ты рыболов.
   – Можете оставить это при себе.
   – Ты что, злишься? – спросил Грудек.
   – Тонда, чего они от тебя хотят? – крикнул Руда.
   Но мальчишки не обратили на него никакого внимания. Только Лойза невнятно огрызнулся в ответ. А Грудек и Индра уселись за моей спиной на траве. Им плевать было, что я нарочно смотрю только пря мо перед собой на реку. Индра медленно начал:
   – Понимаешь, кто злится или волнуется, у того все получается кое-как.
   Грудек подхватил:
   – Знаешь старого Людвика?
   Ха! Смешно! Я ведь живу у Людвиков!
   – Я? Как же я могу его не знать?
   – А вот и не знаешь! Во всяком случае, не знаешь, что прошлым летом он тоже тополь поймал.
   Я от удивления чуть не столкнул в воду свою удочку.
   – Не может быть!
   – Тонда, не верь им! – крикнул Руда.
   – Нет, это правда! – Индра сказал, как отрезал. – Крючок он так и оставил на ветке.
   Я вспомнил про карпа, которого пан Людвик поймал вчера, и с сомнением покачал головой.
   – Удивляешься, конечно? – Грудек ткнул меня локтем в бок.
   – А зачем вы мне про это рассказываете?
   – А чтобы ты нам поверил. Мы все решили, что ты отличный рыболов.
   Я так обозлился, что едва процедил сквозь зубы: Сам знаю, какой я ловец, особенно по части собак!
   Грудек сверкнул глазами в сторону Руды.
   – Про собак забудь! Что мы, не знаем, как это все произошло? Хороший ты рыболов, вот и вое!
   – Это сразу видно, – пискнул со склона Лойза Салих, – хотя бы по тому, как ты держишь удочку.
   – И как закидываешь!
   – Да и вообще! – подтвердили остальные мальчишки.
   Я наклонился к Грудеку:
   – Может, вы меня жалеете?
   Грудек посмотрел на ребят.
   – Мы просто хотим быть справедливыми. – Грудек оглянулся на ребят, и все закивали головами.
   Но мне все ещё не верилось.
   – Хотите посмеяться надо мной? Врете вы всё!
   И тут я получил от Грудека такой удар, что мигом очутился на руках у Индры.
   – Такими словами не бросайся, понятно?
   Левой рукой он стукнул, а правую подал. Я пожал её. Индра протянул мне левую, потому что я ещё продолжал сидеть на его правой руке. Я поднялся и пожал руку Лойзе Салиху и двум другим ребятам.
   Одного звали Карел, другого – Вашек. Руда посматривал на меня и хмурился. Потом Грудек посоветовал мне забрасывать поближе к скале, а сам увел ребят на дорогу.
   – Не будем тебе больше мешать. Какая это ловля, если пятеро над душой стоят!
   Он побежал к мостику, остальные следом. Обходя казинскую скалу, каждый плюнул в воду: пожелал мне удачной ловли.

13

Из всех бесчисленных неприятностей, которые отравляли мне жизнь в Петипасах, оставалось ещё четыре. Первая пустяковая – надо было все же поймать рыбу. Вторая уже посерьёзней – необходимо помириться с паном Людвиком. Разделаться с третьей было совсем сложно: Анча не должна думать, что я трус. А вот четвертая! Я даже не знал, как к ней подступиться: мне очень хотелось, чтобы Руда Драбек стал хорошим парнем, с которым можно дружить.