Второй мандарин постоял еще минут пять, невнимательно оглядывая с мостика сонные углы метрополитеновского подземелья и вполсилы медитируя над впитанной информацией. Он скорее был доволен результатами переговоров, чем недоволен, хотя с малыми народностями Севера... Ладно, как говорят местные варвары, поздно пить боржоми.
   Напоследок выполнив двенадцать дыхательных упражнений, сопутствующих мантре «Гибкий камыш», господин Шу вернулся к столам, оставалось у него еще небольшое дельце, и можно восвояси.
   С одного края стола пели древнюю китайскую песню «Коварные замыслы, тайные планы бывают повергнуты в прах»[20], с другой стороны стола тянули «Лили Марлен», причем мотивчики странным образом совпадали. Внимание остальной — безголосой — публики сконцентрировалось на отплясывавшем канкан посреди стола чучеле медвежонка с головой, грубо пришитой суровой ниткой. Удивительно, что на вернувшегося лиса-оборотня, пусть он и оставался за старшего у гостей, внимания не обратили.
   По наитию мандарин сунулся в конюшню, где, как и нашептали звезды, застал начштаба «Старшей Эдды», бензопилой очищавшего голема Ванессу Мэй от фальшивой плоти. Похожая на сланец субстанция отделялась и осыпалась крошкой на подножную солому без проблем, вот была девичья грудь, и вот уже вместо нее ребра да ключицы. Второй, уже «ошкуренный» скелет (кто это мог быть, кроме «Бритни Спирс»?) покорно ждал распоряжений рядом.
   — Надо сказать тост, завершающий официальную часть банкета, — прикидываясь гораздо большей занудой, чем был на самом деле, заканючил лис.
   — Сейчас, — свойски кивнул вспотевший от работы начштаба, — не пропадать же добру.
   — По протоколу положено, — настаивал въедливый лис.
   — Да все уже, все, — Джи-Джи с ловкостью заправского цирюльника, гремучим и воняющим бензином агрегатом смахнул прическу с черепушки некогда сексапильного голема. Вырубил и аккуратно возложил пилу к прочим столярно-слесарно-кузнечным необходимостям. — Ты, — ткнул он пальцем в ребра первому скелету, — усилишь пост у ступенек правого поворота на станцию «Гостиный Двор», а ты, — аналогичный жест, — заступишь на дежурство слева от турникетов радиусного тоннеля.
   Отряхнув руки о парадные обшлага, начштаба Джи-Джи-Олифант покорно последовал за настырным мандарином. Спустя каких-то пять секунд шустрый официант вставил в руку начштаба богато украшенный каменьями кубок с зеленым вином.
   — Дамы и господа, я хочу завершить официальную часть встречи добрыми словами о наших гостях. Как известно, территория, на которой мы пребываем, некогда называлась Киевской Русью, государством, возникшим после того, как местные жители пригласили править варяжских князей. — Тщательно удерживая на скулах улыбку, Джи-Джи-Олифант обвел взглядом часть оравы гостей, которую прежде не успел рассмотреть.
   Рядовой персонал делегации включал кошек-оборотней, приправленных драконьими элементами — то стреловидными суставчатыми хвостами, то ластовыми перепонками меж музыкально тонкими пальцами. Угадывалась парочка военных советников-зомби в красных мундирах и белых пробковых шлемах — из времен английской колонизации. Пребывал один кентавр, явно монгольских кровей. Остальное — водная нежить с головами кистеперых рыб, наростами-фонариками, крабовидными клешнями и шипастыми конечностями, в рукопашном бою жуть какая опасная и коварная; но такой исход сторонам не выгоден. К сожалению, на половину этой банды досье в «Старшей Эдде» отсутствовали. А вот по тому, как третий мандарин выбросил окурок, герр Олифант прочитал, что тот обучен ловко метать ножи, что в досье не нашло отражения. Начштаба продолжал:
   — Варяги же, или — иначе — викинги, а можно и более откровенно — арии, некогда пришли в Европу из Индии. Ну а Индия, как известно, добросердечный сосед Китая. И сейчас я предлагаю поднять наши бокалы за возвращающуюся из небытия беззаветную дружбу между народом ариев и миролюбивым китайским народом!
   Еще до завершения многословного тоста лис успел пробраться на свое место и обнаружить, что оно занято.
   — В Европе любят поговорить о грядущем всеобщем потеплении, — галантно предложил даме тему для беседы седой оборотень.
   — Но погоду делают на Востоке, — чуть слышно парировала галантность галантностью таявшая от мужского внимания симпатичная девушка, вся в розовом.
   — Здравствуйте, агент Процессор, — еще беззвучней зашевелил губами лис-оборотень, — вам привет с Горы Заоблачных Врат. Наш общий друг, имя которого я не уполномочен здесь называть, просил вас на время переговоров подчиняться мне беспрекословно. Об остальном поговорим во время танцев.
* * *
   Медсестра-ведьма на пару с герром доктором откопошилась над лабораторным оборудованием. Запылал огонь, плавя чистые металлы и доводя до кондиции субстраты. Заволокло вздымающимся осадком прозрачные бока колб, забулькали и пустили бурую пену тигли, нос защекотало от ядреной вони. От поднявшейся жары начал подтаивать лед, и покойник стал плавно проваливаться в ванну, но это уже никого не беспокоило.
   Слово за слово, Антону Петрову удалось разговорить герра Штагеля, пусть пока на постороннюю тему.
   — «Старшая Эдда» пытается отвоевать у волхв-дивизиона души людей, — рассуждал прикованный к креслу Петров. — Товарищи с Востока претендуют на свою долю душ. Но, по их учениям, душами обладают все населяющие планету существа, вплоть до бацилл. Не проще ли было бы вашим боссам поделить с китайцами души так: вам — все нечуждое человеческое, им — прочее? Поскольку одних инфузорий-туфелек на планете биллионы, Восток не остался бы внакладе.
   — И у человека, и у холерного эмбриона душа есть, и ее нет, — вздохнул доктор.
   — Это как?
   В тиглях изнывали от алхимической страсти кислоты и щелочи, цвета перемешивающихся ингредиентов менялись, будто в елочной гирлянде. Герр Штагель взял оброненный лист тюльпана и закрутил в узелок:
   — Есть узел?
   — Конечно.
   Эскулап распустил узелок:
   — А теперь?
   — Теперь нет.
   — Так и у человека, душа и есть, и ее нет.
   У ведьмочки зачесался язык встрять в беседу, но она побоялась услышать новую грубость. Снова аппетитная, как невскрытая шоколадка, она осталась в стороне.
   — Ладно, герр Штагель, а когда я умру, останется ли здравствовать моя душа?
   — Очень мало шансов. — Доктор позволил себе улыбочку, пресную, как тепличная клубника.
   — А твоя?
   — Без сомнений, ведь у меня есть имя.
   Разряды электрического тока гуляли по медным проводам, словно неприкаянные. Одна из реторт то изнутри покрывалась игольчатыми узорами на манер снежинки, то еле сдерживала давление булькавшей малахитовыми пузырями квинтэссенции Антонова изобретения.
   — У меня тоже есть имя, герр Штагель!
   — Ты не знаешь своего настоящего имени, следовательно, не обладаешь им. То, что ты считаешь своим именем, есть лишь пустое слово, придуманное кем-то другим. Когда ты спишь, забываешь ненастоящее имя, а я свое и во сне не забываю.
   — Но однажды настанет день, когда и вы, герр доктор, врежете дуба. Вряд ли вы тогда будете помнить свое имя.
   — Я и не претендую. Но тот, кому я подчиняюсь, не забудет мое подлинное имя, и, когда произнесет его, я снова встану. Имя здесь, когда его произносят. И имя отсутствует, когда его не произносят.
   Антона Петрова эта беседа интересовала, как лишнее доказательство патентованной несвободы. Герр — такой же смертный, вкалывающий здесь за зарплату и некие бонусы. И на фиг ему не нужна какая-то эфемерная свобода. Скорее, он ждет не дождется, когда откинет копыта и с накопленным стажем-опытом получит тепленькое вип-место в пантеоне.
   — Кажется, я понял, зачем вы мне это говорите. Вы хотите увести разговор от китайцев.
   — Ничего ты не понял, глупый смертный.
   — Но, кажется, вы тоже, герр доктор, обычный смертный. Зигфельд мне говорил про сорок процентов наемного персонала.
   — Да, я тоже смертный. Но не такой непробиваемый кретин, как ты! — непонятно на что обозлился эскулап. — Оявка, чего, дурья башка, рот раззявила, что у нас там с реакцией?!
   Заслушавшаяся ведьма виновато повернулась к колбе, в которую неторопливо капал результат опыта. Но колба была ДЕВСТВЕННО ЧИСТА.
   Эскулап бросился на корточки и скребком попытался загнать чудесным образом миновавшую колбу гнойно-черно-зеленую жидкость в мензурку. Черно-зеленая бурда чихать хотела и на скребок, и на мензурку. Она их нагло не замечала, будто призрак стены, и расползалась лужицей в форме треф по штучному паркету.
   Забыв, что сие есть предполагаемо крайне жестокий яд, доктор попытался вымочить в уходившем сквозь щели драгоценном продукте хотя бы носовой платок. Пустые хлопоты — платок оставался сухим, словно горло отбившегося от каравана путника в Сахаре.
   И тогда с картины маслом раздался голос, не оставляющий сомнений, кто тут главный.
   — Опыт прекратить немедленно! Яду не препятствовать утечь сквозь пустоты! Огонь потушить и оставить меня с пленником один на один!
* * *
   Быстрый фокстрот оборвался, и стало слышно, как эльфы, сбившись в кружок с кистеперыми чудищами, гремят кубками. Обсуждалась очень важная тема:
   — Зачем сегодняшней женщине ногти с красным, вампирным, цветом?
   — Или прозрачный лак с блестками!
   — Чтобы намеком самой себе прояснить свои подспудные намерения. Коротко подстриженные ногти женщине мешают, потому что выхолащивают!
   Кто-то взвизгнул тенором:
   — За присутствующих здесь дам!
   Настал подходящий момент медленного танца.
   — Дамы приглашают кавалеров! — скомандовала банши-начальница и стала искать глазами начштаба, но тот уже удалился на покой.
   Мумии с зататуированными руками удалось заполучить старого оберста, и тот покорно принялся крутить па и коленца мазурки.
   Как бы случайно Катерина оказалась рядом с седым лисом, и они на какое-то время стали обычной с виду танцевальной парой.
   — Задание, которое я намерен возложить на вас, агент Процессор, заключается в том, чтобы отслеживать, насколько неукоснительно «Старшая Эдда» соблюдает условия по распределению местного человеческого материала. Соответствующая подвигу сумма в юанях будет положена на ваш счет в Государственном Филиппинском банке.
   Другой агент на месте Кати только обрадовался бы непыльной работе. Но гражданка Кондаурова работала не за смешные деньги, а за серьезные. Ее вербанули, заманив жадную до легких заработков студенточку в заурядное проституточное агентство, где вместо девственности девушка лишилась сущности. Далее внедрить агентессу подбиравшему свежий персонал Зигфельду было делом техники. Теперь же Екатерина Кондаурова вопрос внушительных заработков тоже считала делом техники.
   — Подождите, высокородный господин Шу. Все, что я делаю, я делаю во славу Китайской Народно-Небесной Армии не из корысти. И сейчас, прежде всего, я должна вам сообщить истинную причину отсутствия Гребахи Чучина среди гостей даже на портрете. Некий проживающий на здешних территориях смертный случайно изобрел яд растительного происхождения, способный отравить не только любого мирянина, но и каждого из нас. Иначе говоря, в инферн-мире появилось новое оружие массового поражения...
   — И вопрос, какому пантеону супербомба будет принадлежать, решается здесь и сейчас? — профессионально проворно перешел на более короткие реплики убеленный-умудренный сединами лис-оборотень.
* * *
   На угрозы запытать до смерти и впредь мытарить душу ботаника в котле под серным соусом до Армагеддона Гребаха Чучин, все это время свирепо изгибая брови, потратил минут десять. Антон оставался непреклонен, типа, смерть ему не страшна, нет никаких гарантий, что душа Петрова после смерти достанется «Эдде», а не какому другому пантеону, например, волхвам, ведь зачем зря пугать, это роняет мое к вам, мастер, безумное уважение, это фактически их вотчина, и, кстати, у вашего покорного ботаника слабое сердце, так что длительные пытки здесь не лучший метод.
   В слабое сердце командарм «Старшей Эдды» верил не шибко. Но... С вотчиной волхвов подлец угадал.
   — Ладно, жалкий смертный, — решил пойти на уступки ост-кайзер. — Мне нужен этот яд, клянусь неиссякающим молоком козы Хейдрун и мясом козлов Тора[21]. Твои условия?
   Весь прочувствованный полчаса назад мандраж остался там, вместе с тем Петровым, который разуверился. Сиюминутный Андрей Петров закусил удила и нес по кочкам тех, кто пытался его запрячь. Все-таки он убежит от инферн— и прочих жадных на человеческий подсобный материал легионов. У других не получилось, но Антону удастся:
   — Во-первых, — если бы руки Антона не были по-прежнему прикованными, он бы нагло принялся загибать пальцы, — свобода. Я, известное дело, не претендую на неограниченную свободу, пусть будет такая, как у вашего злобного докторишки. Шикарная лаборатория для работы — само собой. Во-вторых, я ценю свой труд и, кроме возвращения оборот-браслета, требую кругленькую сумму в твердой валюте. Размеры я обдумаю до завтра. И главное — в-третьих. Прежде чем я изготовлю для ваших нужд баррель яда, я хочу поэкспериментировать с микроскопическими порциями проб, есть у меня надежда, что этот яд в малых дозах может выступить лекарством, возвращающим к жизни. Наверное, вы прекрасно осведомлены о моем прошлом, наверное, в курсе, что была на этом свете такая девушка Настя в черно-желтом платье...
   «Ты не договорил, что, как только оживишь свою кралю, моментально попытаешься нарисовать ноги», — додумал двухмерный мастер магии. Не выдать ликование Гребахе стоило очень дорого, удача сама стремилась навстречу. Дольше минуты Чучин корчил рожу на тему, что условия ему очень не нравятся, но деваться некуда.
   — Ладно, жалкий смертный, — устал кривляться ост-кайзер. — Если твой яд действительно окажется тем, что ему пророчат, я соглашусь на твои претензии. Но знай, твоему смирению я не верю, вижу тебя насквозь, ты и сейчас надеешься улизнуть. Так что проведи наступающий день прикованным к креслу. Как минимум, вылечишься от лишней дерзости. — Вторую часть монолога командарм произносил для отвлекающего форсу, пусть угодник считает, что его карта легла сверху.
   — А слабое сердце? За три часа в жутко неудобной позе меня сто раз кондрашка хватит.
   — У встречавшихся на твоей дорожке профессионалов «Ред Ойла» сердца оказывались слабее, — последний раз нахмурил брови Гребаха Чучин, и его портрет маслом мертвенно застыл с этим выражением.
   Нет, все-таки довелось Антону Петрову еще раз свидеться со знакомыми товарищами в сером. Парочка вошла, сняла со стены картину и отрешенно почапала восвояси. Левый на пороге нашарил выключатель, и лабораторию поглотил мрак. Потом Антон услышал звук запираемого замка и вспомнил, что не потрудился выторговать себе пусть не одежду, но хотя бы какой-нибудь зачуханный плед.
* * *
   — Я не понял, агент Процессор, яд приготавливается из лепестков черной розы или черного тюльпана?
   — Какая разница, высокородный господин Шу? Разве это главное?
   — Согласен и вынужден изменить свой приказ. Отныне вы, агент Процессор, должны приложить все силы без остатка, чтобы образец яда для последующего изучения отправился с нашей делегацией в обратный путь. Точно так же, как когда-то из Китая похитили личинок шелкопряда. Если при этом придется пойти на разлегендирование, я вам разрешаю пойти на разлегендирование. Если придется погибнуть, я вам приказываю погибнуть. Ваше подлинное имя никогда не забудут ни в Пекине, ни на горе Сычуань, ни в Небесных Чертогах бессмертных даосов.
   Добросовестно оттаптывавший в мазурке ноги мумии старый полковник краем уха слизал обрывок фразы. Все очень безобидно: «Я вам приказываю...» Это легко вписывалось в восточную манеру ухаживания. Это вообще могло иметь отношение не к «танцуемой» барышне, а, например, к непослушным ногам выпившего гостя, типа, он спускает вниз по вертикали соответствующее заклинание, чтоб конечности не очень-то заплетались. По большому счету Джи-Джи был далеко не уверен, что расслышал эти три слова правильно, но ни на йоту не сомневался, что даже дешевые подозрения следует доложить куда надо.

Глава 11
Эксперимент с ядовитым привкусом

   Ах, неужели, неужели, неужели не хочется вам,
   Налетая на скалы и мели, тем не менее, плыть по волнам?
   В бурном море людей и событий, не щадя живота своего,
   Совершите вы массу открытий, иногда не желая того.

   Это было еще неудобней, чем колесить в трехнедельном турне по Европе на автобусе. Задницу ломило, будто она обросла кариесными зубами, хребет тоже посылал угрюмые сигналы, дескать, такой Бухенвальд добром не кончится. Тем не менее, прежние тревоги сыграли на руку, и даже поселившиеся в подушечках пальцев злогрызучие сколопендры казались пустяком по сравнению с пережитым. И еще невольно радовало так и покинутого в последней стадии стриптиза Петрова, что температура в камере, будем надеяться, временного содержания сохранялась на приемлемом уровне.
   Он уже начал засыпать (а куда деться?), когда услышал едва различимые звуки. Конечно, Антон их тотчас же узнал. В период сладких отношений с Настей ему приходилось слышать эти звуки с завидной регулярностью, и для него они всегда оставались самыми волнующими на свете. Звуки представляли собою железный скрежет, когда металл едва слышно трется о металл, и их производил, их всегда производил тот, кто очень медленно, очень осторожно поворачивал ключ в замке двери снаружи.
   Петров плавно очнулся ото сна, однако даже не попытался шевельнуться, а просто открыл глаза и стал слепо таращиться в сторону двери. Ему так хотелось, чтобы портьеры были хотя бы немного раздвинуты, и тоненький луч света помог разглядеть очертания фигуры, которая должна вот-вот войти. Однако в зале было темно, как в застенке, поскольку сейчас это была не операционная-лаборатория-избушка на курьих ножках, а камера одиночного содержания для непокорного изобретателя.
   Антон не услышал, как открылась дверь. Ни одна петля не скрипнула. Но по темнице вдруг пронеслось дуновение воздуха, зашуршали портьеры, и мгновение спустя Петров срисовал напрягшимися ушными раковинами, как дерево глухо стукнуло о дерево, когда дверь снова осторожно закрылась. Затем, когда ручку отпустили, звякнула щеколда.
   В следующее мгновение зафиксированный на кресле за руки ботаник Андрей Петров услышал, как кто-то на цыпочках крадется в его сторону. Пленника на какую-то секунду охватил ужас при мысли, что это вполне может оказаться посланный Гребахой Чучином палач с ритуальным ножом в клешне-руке-щупальце, но тут над Петровым склонилось теплое гибкое тело, и женщина нежно прошептала ему на ухо:
   — Тише!
   Происходящее могло иметь столько объяснений, сколько страниц в телефонном справочнике «Весь Петербург», было ясно лишь одно: посетительница хотя бы отчасти является союзником и очень старается, чтобы о ее симпатиях к пленнику никто из эддовцев не проведал. Впрочем, были и более грустные версии происходящего, например, что это оголодавший вампир, рискнувший подхарчеваться из закрома начальства...
   — Как приятно, — заговорил Антон, мучительно гадая, кто же рискнул его навестить. Табачищем не фонит, значит, мумии отпадают. В воздухе не порхает, значит, и не банши, — что мои страдания вызвали в вашей отзывчивой душе...
   Гостья оперативно зажала ему рот ладонью.
   — Прошу тебя, — прошептала она. — Ни слова больше!
   Антон не стал спорить, в его положении сие было, мягко говоря, неблагоразумно. Более того, он промолчал и тогда, когда таинственная незнакомка стала многозначительно поглаживать его бедро. Да-да, никто не собирался его освобождать.
   Кажется, это была ведьмочка, медсестра. Антон невольно вспомнил ее милые параметры и признался себе, что не будет особо возражать, если им гнусно воспользуются для удовлетворения похоти. А часть тела, которая находится ниже пупа, не только не возражала, а и... к черту подробности.
   От гостьи исходил тяжелый животный запах — серая амбра, мускус и касторка! Ну и запах — дух самки, бесстыдный и манящий! И самое приятное в запахе было то, что сие не лярва бестелесная.
   Рука дамы недолго оставалась на бедре. Пальцы нашли то, что искали, Антон скорее угадал, чем увидел, что искательница приключений стала перед ним на колени, и вот он почувствовал ее дыхание в самой соблазнительной близости от... К черту подробности!..
   Она тешила его вперед смотрящую плоть, как большую конфету, с удовольствием облизывая головку по всей ее окружности, время от времени пробуя заглотить поглубже.
   Петров не сдержал стон удовольствия, хотя какая-то часть сознания оставалась на страже и мучительно пыталась отгадать истинную причину происходившего. Но попробуйте решить шахматную задачу, когда ваш младшенький товарищ охвачен в тугое кольцо губами, и волнами накатываются поступательные движения по всей длине ствола.
   Пикантность расклада, наконец, уболтала Петрова отложить решение загадки на будущее, часть мозга, которая оставалась на страже, потихоньку притупила бдительность. В какой-то момент сознательность еще успела засвидетельствовать, что Антон поневоле стал сам двигаться вперед и назад, заряжая странника шалунье в самое горло. И даме даже пришлось придерживать путешественника рукой, не давая ему проникнуть слишком глубоко.
   Ее ловкость была изумительна, страсть — необычайна, радиус действий — невероятен... Она во всякую минуту была готова к новому и сложному маневру. И сверх всего, ботанику Петрову никогда дотоле не приходилось сталкиваться со столь изысканным и тонким стилем. Она была большой искусницей. Она была гением.
   Антон не раз пытался было задать ей шепотом вопрос, но не успевал произнести и трех слов, как вновь взлетала рука и со звонким шлепком опускалась на его рот. Весьма притом немилосердно.
   Понятно, бесконечно сие безобразие длиться не могло. Неподконтрольная сила вынудила ботаника дернуться тазом вперед, конвульсивно следуя направлению своих залпов.
   Еще несколько мгновений вокруг парочки витали раскаленные эманации, но, как ни забавно, первой успокоилась девушка.
   — Мне очень нужна капелька вашего яда, — совершеннейшим деловым тоном зашептала поднявшаяся с колен визитерша. — По глупости я потеряла человеческую сущность, и есть маленькая надежда, что ваше необычное снадобье поможет мне вернуться к обычной жизни и забыть годы, проведенные в «Эдде», как страшный сон.
   — Почему вы считаете, что яд вас не убьет, а окажет целебное действие? — Признаемся, названная вслух проблема беспокоила пленного ботаника в последнюю очередь. Но ведь следовало хотя бы казаться джентльменом, дескать, он будет не рад выступить невольным отравителем. Допытываться же, как зовут тебя, искусница, он больше не рисковал. А шепот тем и коварен, что не позволяет узнать голос. Даже если прежде слыхал его неоднократно.
   — Потому что так считает Гребаха Чучин. Ему ваш яд тоже необходим не для военных действий. Так я могу надеяться на маленький подарок? Мне нужна всего капелька.
   А вот получив ответ на не самый важный вопрос, Антон Петров призадумался. Шансы вернуть Настю теперь казались далеко не призрачными.
   — И как же я узнаю, кому пообещал эту дозу?
   — Ты узнаешь меня по почерку, — тихо хихикнула искусительница и столь же бесшумно, как появилась, скрылась за дверью.
   — Он поцеловал ее столь страстно, что чуть не высосал застрявшие меж зубов остатки ужина, — раздался над ухом саркастический комментарий. Конечно, это явился призрак Эрнста фон Зигфельда.
* * *
   Покуда смертные использовали метрополитен по прямому назначению, «Старшая Эдда» отдыхала. По всем залам и каморкам замка был объявлен режим тишины с драконовскими санкциями. Цитадель никуда не делась, она лишь поблекла в воздухе до невидимости девятьсот тридцать второй пробы и стала совершенно не осязаемой для чапающих на работу похмельных слесарей, мечтающих о нескромном отпуске бухгалтеров, карманников, охотящихся на туристов, и охотящихся на карманников линейных бригад милиции.
   Спешивший к вагонам народ и не подозревал, что с полной безнаказанностью пилит козырьками кепок, где подвалы, а где и первые этажи проклятого места. А если кому из смертных и удавалось зацепить краем глаза что-то смутное и сомнительное, он, подталкиваемый в спину прочими замороченными пассажирами, только оторопело тер глаза, не сбавляя хода и сваливая вину на недосып.