Страница:
Но лишь умчался от перрона последний поезд, «Эдда» восстановилась в прежней красе и внушительности. Еще не успели кобольды запустить в воздушное пространство следующий выводок ос-сторожей, в темнице Петрова вспыхнул колючий электрический свет.
Ведьмочка неожиданно улыбнулась ботанику, как старому приятелю, нимало не смущаясь его наготы.
— Мне будет приятно, если вы станете называть меня, как все, сестра Оявка. — Она положила на виду костюм «Адидас» и ловко освободила пленнику руки, хорошо была знакома с «зубоврачебным» креслом.
— Первая шлюшка на цитадели, — прокомментировал не видимый и не слышимый никому, кроме Петрова, Эрнст фон Зигфельд, — не советовал бы провоцировать дальнейшие бурные отношения, если в итоге не хочешь подцепить какую-нибудь особо эльфическую форму триппера.
Антон поежился, принялся яростно растирать затекшие мышцы, но все равно прикинул, не запустить ли руки под накрахмаленный халат красавицы, чтоб разом приговорить загадку таинственной дамы. Вот только голос Оявки, да еще финский акцент... С уверенностью сказать, она или иная наяда посещала его в «тихий час», ботаник не мог... В общем, сюжет не стал развиваться в сторону мужских рук под женским халатом.
— Мой яд может обернуться и лекарством, — буркнул Антон Зигфельду, но Оявка приняла реплику на свой счет.
— Это ваше модное изобретение! — радуясь, что ее не послали подальше, защебетала медсестра, пока в дугу осточертевшие големы (эй, командиры, не надоело тиражировать одни и те же рожи?) вносили в кабинет ведро со свежей порцией тюльпанов сорта «Исида», естественно, безупречно черных. — А вы сами-то верите, что ваш яд будет действовать на кого угодно? Ой, какой симпатичный череп. Точно такой же украшает стол в кабинете доктора Штагеля. Герр Штагель никому не разрешает вытирать с него пыль — не с доктора, а с черепа.
Петров понял, почему герр Штагель вел себя с ведьмочкой так строго — действительно, круглая дурочка. И все-таки, она или не она устроила ночное приключение? Напялив тесноватый костюм, Антон все равно не стал похож на бандитствующего братка из старых анекдотов. Поневоле оглянулся на череп — череп как череп, человеческий, лакированный, кажется, вчера его здесь не было.
— От черепа я бы посоветовал избавиться, — на клыкастую рожу отставного антииеромонаха набежала тень нелестных воспоминаний. — Голову даю на отсечение, это подслушивающее устройство.
— А если ваша отрава распространяется воздушно-капельным путем, вы сами не боитесь нечаянно отравиться? — непоседливая болтушка торжественно протянула Петрову весьма представительское скрипучее портмоне из кожи с чешуйчатым рисунком.
Загляденье, а не портмоне, с таким и банкиру не стыдно тряхнуть ассигнациями где-нибудь в пятизвездочном отеле.
— Что грозит позвоночнику, который уже лишился головы? — под нос пробурчал Антон и раскрыл подношение. Наивный, Антон полагал, что в чешуйчатом лопатнике хранится аванс благородного зеленого цвета. Увы, портмоне было пусто, только под пленкой ждала своего часа фотография Гребахи Чучина.
— Прямая связь на экстренный случай, — игриво хлопнула ресницами ведьмочка, — в случае необходимости открываете на портрете нашего верховного шефа и говорите, глядя глаза в глаза, — с придыханием ворковали пухленькие губки в жанре «сексапил». — Если контакт с первой попытки не заладится, закройте бумажник и снова откройте. — Сестричка повела бедром так, чтоб полы халатика перестали быть преградой для наблюдателя. — Еще мне велели передать, что все ваши вчерашние условия приняты, так что работайте в свое удовольствие. — Слова эти были произнесены с таким подобострастием насчет того, чей портрет прятался внутри чешуйчатой кожи, что Петрову окончательно перехотелось вручную проверять загадку визита таинственной дамы. — Големам убрать из ванной труп?
— Не стоит утруждаться, тело пригодится мне в опытах, — кисло соврал Антон, не желающий видеть неотвязных серых товарищей ни одной лишней секунды. Тесный «Адидас» инквизиторски резал под мышками и впивался резинкой в печень.
— Если вам что-то потребуется для опытов, скажите мне. Если вам потребуется ассистентка, приказывайте мне. Если вам...
— Спасибо, все свободны, — оборвал щебет ведьмочки Петров, гримасой пытаясь изобразить, что не очень обидится, если вслед за красоткой его в покое оставит и тень вампира.
Но Эрнст фон Зигфельд посчитал полезным для себя не понять столь тонкий намек.
Мистической особенностью изобретения было то, что Антон напрочь не помнил ни формулу, ни процесс, не будь под рукой шпаргалки-сторублевки с кодом «Ни-Маат-Ра-Па-Да-Ист», фиг бы у Петрова что выгорело.
И вот ворчащее пламя растопило ноздреватые осколки металлов, будто припойный лед, и довело до манной кондиции субстраты. Закурлыкали и отрыгнули бурой вонючей пеной тигли, медные провода закорчились от молниеносных рейдов электронов. И на дне самой важной колбы запузырились первые капли гнойно-черно-зеленой жидкости. Склонившийся над архитектурно мудреным фестивалем из стеклянных пузырей и спиралевидных трубок Петров слишком вольготно вильнул задом.
— Так его и перетак!!! — некультурно выразился Антон, глядя на обломки черепа, нечаянно уроненного в пылу работы, — Бес с ним, — почесав на лбу место, где чаще всего выскакивают прыщи, наконец, решил он вслух. — Если надо, пусть вычтут из премиальных.
— У тебя не будет ни премиальных, ни ритуальных, — заворчал путавшийся под ногами Зигфельд, — но с черепом ты поступил правильно. Чему-то я тебя научил.
— Как ты мне надоел, — вздохнул ботаник. Ухватив щипцами градуированную колбу, экспериментатор бережно опустил хрупкое стекло в ванну с отмокавшим мертвецом до предпоследнего деления, так, чтобы талая вода не плеснулась внутрь и не смешалась с содержимым. — Нервных прошу удалиться.
— Тебя даже хоронить с почетом никто не собирается. Как только ты уступишь врагам свое изобретение, наивного ботаника принесут в жертву для перебазирования цитадели на более безопасную площадку. Поверь, я тебе последний друг в этом омуте, и хоть раз послушай моего совета. Еще не поздно попытаться бежать! Все, что обещал Гребаха Чучин, ты сполна получишь в волхв-дивизионе!!! Ты же — русский, неужели ты хочешь помочь китаезам и европщикам опустить Россию по уши?!
Услышанное не могло не задеть, но у Антона присутствовала более насущная цель, чем поиск работодателя. Пока есть лаборатория и вероятность получить сыворотку жизни для Настеньки, все иные занозы — побоку. Но Зигфельд так и будет патриотически зудеть недодавленным комаром, призрак достал увлеченного химическим круговоротом субстанций Антоху. Когда-нибудь оставят Петрова в покое?
— Ты меня почти убедил, — задумчиво процедил Антон, пряча коварную ухмылку: он придумал, как сделать ликвидированного вампира полезным, — только я сперва проведу один простенький эксперимент, — и Петров с размаху плеснул малахитовой жижей на тень призрака.
Вонь поднялась такая, что в глазах не только зарезало, а и зарябило.
— Дурак, она же еще не остыла! — взвизгнул Эрнст и прикусил язык.
До обоих дошло, что призрак имел невероятную для бестелесной сущности честь почувствовать боль ожога. И что дальше? Оба уставились на покрасневшую ладонь бывшего антииеромонаха. Всего запаса субстанции как раз и хватило, чтоб теперь остаток стекал по двум пальцам.
Антон плеснул наобум, слишком уж подзуживали его разговоры заинтересованных сторон. Нет, он не желал гибели пустоте по имени Эрнст фон Зигфельд, но если бы тот сейчас потух окончательно, Петров недолго бы расстраивался — достал. Однако пауза, побыв некоторое время гнетущей, превратилась не более чем в натянутую, ведь ничего страшного не произошло.
— Это не яд, — сделал мучительный вывод призрак и отважно даже лизнул пораженный изумрудно-грязной слякотью палец.
Опять ничего не произошло. Зигфельд не рассеялся окончательно, не вернул стопроцентную телесность. Как научный работник, Антон был вынужден сделать из опыта соответствующие выводы. Конечно, стоило признать за жидкостью некие волшебные свойства. Она действительно не пролетела насквозь голографическую картинку Эрнста, а конкретно смочила ту его часть, куда угодила, да еще и малость обожгла. То есть Зигфельд стал предметным лишь в смоченном фрагменте, да и то, вероятно, до поры, когда жидкость или испарится, или рассосется. И кому это надо?
— Это не яд, — безрадостно согласился не огорчившийся и не обрадовавшийся Петров. Просто теперь, чтобы вернуть Настю, вместо одного опыта требуется провести тысячу, трудно ли, умеючи? — Что же я тогда изобрел, и откуда эта шумиха? Погони «Ред Ойла», спешащая не опоздать к дележке открытия «Старшая Эдда»?
— А я тебе говорю, что никакой это не яд! — столкнувшись с человеческим равнодушием, обиделся Зигфельд.
— Кто бы спорил? — брезгливо пожал плечами Антон, оглядываясь. В тиглях продолжало скворчать, пузыриться и булькать. Гнойно-зеленая гадость невостребованно капала из стеклянной трубки на паркет и уходила сквозь микроскопические пазы с проворством дистиллированной воды. Антон подставил колбу — первый в длинной череде эксперимент еще не завершен.
— Не веришь?! Сам попробуй! — И Зигфельд подло мазнул по губам уже Антона. — На халяву и «Орбит» сладкий!
— Это лишнее... — спокойно начал Петров, но осекся, его глаза полезли на лоб, целя куда-то за спину Зигфельда.
— Только не вздумай мне сейчас здесь сдохнуть!!! — схватился ликвидированный агент волхв-дивизиона за голову. — Ты — единственный у меня на этом свете!!!
— Я понимаю ваше удивление, — скромнехонько потупила глазки явившаяся без приглашения Катерина. — Я подозреваю, что вы не очень рады меня видеть. Ведь в какой-то мере я способствовала вашему появлению здесь... — Она не изменила розовому цвету наряда и была так же соблазнительна, как в момент встречи в заброшенной деревне.
Ну что за напасть? Однозначно Антона угораздило вписаться в топ самых популярных персон «Эдды», несмотря на конкуренцию со стороны китайских пассажиров. «Утро» — глубокая ночь для смертных — только началось, а заурядного смертного ботаника успели навестить обе местные шик-дамы. Но сегодня сытое либидо Петрова оставалось к эротическим чарам равнодушно. Желая проверить, по личной ли инициативе его посетили или визит санкционирован свыше, Антон многозначительно-демонстративно достал портмоне — трепещите, кто не согласовал визит со склонным к жгучей ревности начальством.
Блеф сработал эффективней холодного душа.
— Ладно, ботаник, ты угадал. Сопли — не моя стихия, — мигом перешла на более доходчивый тон Катя. — Ну, настучишь ты Гребахе, и чего добьешься?
— А чего я добьюсь, если не открою бумажник?
— Не буду жевать десны, я предлагаю тебе союз. Ты — со своим знанием, и я — со своим званием, вместе мы пойдем по карьерной лестнице «Эдды» семимильными шагами.
Катя за перестрелкой фразами успела оглядеться и нагло попытаться сунуть под капель черно-зеленой бурды носок кремовой туфельки. Капля, не смачивая поверхность, пробежала шариком по розовому и под подошвой плюхнулась, куда положено — в колбу. Ишь ты, безмозглая жижица, шарит, кто здесь кто.
Призрак фон Зигфельда истерично пошел радугой по всему фронту изображения. Сие могло бы показаться даже симпатичным, если бы не чересчур напоминало лужу с нефтяной пленкой:
— Не верь ни единому слову этой стервы!
— Какая мне выгода от партнерства? — Приняв красивую позу, Антон, конечно же, лишь издевался. Полученное с мазком по губам новое знание переворачивало минувшие приключения с ног на голову — Антон даже радовался визиту, поскольку за беседой имел время мысленно перешерстить события прошедшей недели с новой точки зрения.
— Как минимум, я найду причину, по которой ты останешься живым при следующем переезде «Эдды». Мне выгоднее в партнерах простые смертные, не люблю сильных союзников, и я сделаю все, чтобы ты выжил. Видишь, как я откровенна? — Она не догадывалась, что уже проиграла. Она верила в себя, будто носорог.
Самоуверенно посчитав, что Антон колеблется, Катя решила подплеснуть эмоций:
— Я потеряла человеческую сущность по наивности и очень рассчитываю, что твое снадобье поможет мне вернуться к обычной жизни. — Катя не сомневалась, что уж после этих-то слов ботаник сразу догонит, кто ему впрыснул толику удовольствия ночью. — Я так истосковалась по мирскому бабьему счастью!
— Так вот откуда здесь череп! — посерел, будто грозовая туча, призрак. Как и Петров, он тоже узнал фразу, уже звучавшую в этих стенах шепотом.
А Антон, сделав свое лицо столь же деревянным, как стены и паркет, не медля, распахнул портмоне и казенным тоном доложил верховной инстанции:
— Мастер, ночью, то есть в «комендантский час», ко мне проникла ваша подчиненная Катерина Кондаурова. Пользуясь темнотой в помещении, она явно подменила сторублевую купюру с формулой, и сейчас у меня с ядом ничего не получается.
Если до сих пор в диалогах и возникали театрально-убийственно-бесконечные паузы, то против паузы, которая повисла сейчас, они были все равно что кружки пива против цистерны спирта.
— Так ее, пресмыкающуюся! — захлопал в ладоши бестелесный вампир. Но его созерцал и слышал лишь Петров, поэтому паузу левый демарш не прикончил.
Спустя тяжелых полминуты, каждая секунда которых была похожа на астрономическую, соблазнительница вышла из душевного сумрака. Кате будто отвесили оплеуху, лицо пошло пятнами, закусив губу, она круто повернула на выход.
— Ты не благодарен мне за ночь? — В дверях гневно бросила девушка через плечо. Этот пассаж уже не имел начинки, всего лишь жест ради искусства. Женщина есть женщина, хоть пантера, хоть слониха, хоть кобра.
— Очень даже благодарен. Видишь, не пытаюсь тебя задержать до прихода стражи.
Кате захотелось сейчас же обернуться, нет, не гигантской анакондой, а энцефалитным клещом и ужалить ботаника в шею, но профессионалы не мстят. Все дробнее и дробнее царапая паркет из черноплодной рябины каблучками, она помчалась коридорами замка вдоль череды мозаичных панно из березы, ротанга, финика, палисандра, яблони и кипариса, будь они неладны.
Сбила с ног шедшую вразвалочку навстречу гарпию, вихрь подхватил и размел по паркету страницы какого-то важного отчета, перемешивая их с вороньими перьями. Девушка-змея пока сохраняла человеческий облик, но, чтобы растревоженная стража не сразу выследила, по-змеиному шелушась, с ее щек и тела полезла линялая кожа[22]. И полупрозрачные ошметки падали на паркет, словно листья в сентябре.
У самшитового подоконника превращали табак в дым и пепел мумии. Они не переодевались после вчерашнего, так и оставаясь — две в кокошниках, одна в цыганском монисте. Праздник дался подругам-палачам нелегко. Одна, держа желтыми губами фильтр «Парламента», больше дремала, чем курила. Вторая прятала татуированные запястья под мышками, ленясь вынимать «Беломор» из редкозубой пасти и глядя в себя. Третья что-то мучительно искала по карманам и шевелила губами, будто зубрит отрывок из Пушкина «Сон Татьяны».
— Гляди, Катька несется как угорелая.
— Следующие погоны выслуживает.
Подлетевшая на каблуках, словно на коньках, Катя боулинговым шаром разметала сухопарых курильщиц и высунулась в окно. В руке ее объявилась погремушка, которая обычно украшает хвост гремучей змеи и которой гадина традиционно пугает нахалов, нарушающих правила вежливости при общении с нею. Дальше невольнонаемная гражданка Кондаурова запустила эту забавку-шишечку подальше в тенистые просторы дремлющей станции «Невский проспект».
Если бы грузик подчинялся правилам свободного падения, он бы коцнулся о мрамор нижнего вестибюля, дважды подпрыгнул и затих на том месте, откуда, завороженный шеф-повар сделал неосторожный последний шаг. Однако погремушка оказалась с норовом: вместо того, чтобы спланировать по прямой, она изобразила петлю в духе «Миг-37», влетела в окно этажом выше и плюхнулась в пиалу, из которой только что проснувшийся и скрывший чресла шелковым халатом седой лис прихлебывал куриный бульон.
Второй мандарин посольства Фофан Шу Пограничная Пагода, по сущности лис-оборотень, скосил глаза в пиалу и огорченно причмокнул.
— Провал операции «Лотосы не актуальны», — сухо в нос констатировал второй мандарин посольства и неожиданно браво скомандовал завтракавшим с ним за одним столом доверенным китайским товарищам. — Работаем по варианту «Янь»! — Затем вытащил из-под стола подаренную дракону шкатулку с Когтем панцирного слона Накира[23], извлек Коготь и сунул в цветочный горшок
А в покинутой Катей лаборатории-темнице Зигфельд, не стесняясь, что выглядит болваном, наседал на Петрова.
— Зачем ты при ней докладывал Гребахе? Разве я тебя этому учил? Выпроводил бы эту стерву и наказал бы, когда она ничего не подозревает! Да еще специально позволил сбежать?!
— А зачем ты меня ядом мазнул? — нагло улыбался Антон. Вид ботаник имел, будто только что выиграл у казино «Конти» учредительные права.
— Так ведь это же не яд! Это черт-те что и сбоку бантик! А что, действительно Катька рецепт ночью сперла?
— Да, это не яд. Это состав, возвращающий стертые воспоминания. И, кстати, ночью змеи ориентируются только на теплокровные объекты.
— Какие еще воспоминания?
— Стертые, нивелированные, отложенные, заблокированные...
— Это важно?
— Да. Ведь я вернул подлинную память, и оказалось, что никакой я не ботаник из закрытого гэрэушного института. — Перед Антоном стояла трудная задача: как доходчивей и деликатней растолковать экс-кровососу открывшуюся с мазком-паролем «отравы» истину. Петрову, хоть и лучезарно улыбающемуся, на самом деле было очень не по себе. Все его глобальные импульсы этой недели оказались выжатыми лимонами. Оказывается, столь азартные попытки слинять подальше и обрести свободу — глупость из глупостей. А столь желанная Настя — фантом, по сравнению с которым Зигфельд реальней асфальтового катка.
— Дай, я сам угадаю. Конечно, ты — Наполеон. Небось перестукивался с соседней больничной палатой с Риббентропом и Отто Скорцени.
— А ты — застрявший в двадцатом веке дремучий старик, уважаемый Эрнст фон Зигфельд. Сейчас крышей едут на другом, но к делу это не относится. А я, уважаемый, никакой не гэрэушный спец по отравам, а агент-диверсант высшего уровня от волхв-дивизиона. И чтобы тебя просветить в этом вопросе, дорогой товарищ по оружию, мне и пришлось устроить в «Эдде» такой шухер. Чтобы всем слухачам до нас не было дела!
— Коллега? — недоверчиво посмотрел Зигфельд на испачканные ядом пальцы.
И Антон стал разжевывать новость подробней.
Ложная память Антону Петрову, он же Феликс Ясенев, была записана, чтоб не провалился на допросах контрразведки «Старшей Эдды». Далее лучшими интриг-экспертами дивизиона «Ярило» была организована утечка информации о якобы изобретенном необычном яде в мир простых смертных, чтоб для начала возбудить интерес в падких на нечестную игру финансистах. Те, разыгрываемые «втемную», в свою очередь должны были погнать волну, и таким образом дезинформация про яд из черного тюльпана должна была привлечь внимание «Старшей Эдды». Трехходовка.
Истинным же заданием агента волхв-дивизиона Феликса Ясенева, он же Антон Петров, было передать[24] Зигфельду нижеследующий приказ: «В последние два года диаспора лиц китайско-вьетнамско-корейской национальностей в Северо-Западном регионе России увеличилась в пять раз. При этом союзнический инферн-блок „Конфуцианство-Даосизм“ начал активные действия по созданию бригады собственного „иностранного легиона“ на данном участке идеологически-сакрального фронта. В связи с этим силы „Старшей Эдды“ ищут каналы для переговоров с блоком „Конфуцианство-Даосизм“ об объединении усилий. Агенту Эрнсту фон Зигфельду предлагается „обречь на пустоту“ наметившийся альянс в кратчайшие сроки. Статус приказа: допустимо личное разлегендирование и потеря сущности. Пароль для связи „Ты приходи в могилу, приходи в мой дом“. Отзыв: „Ты приходи в могилу, погнием вдвоем“.
Но отныне, поскольку Зигфельд — бесплотный дух, задание придется выполнять самому Антону, и первый шаг на этом поприще — подставить Катерину перед Гребахой.
Глава 12
Бригадный цинь-генерал Китайской Небесно-Народной Армии малиновый дракон Чан-чинь-Чан хмуро наблюдал, как облаченные в смокинги цвета ночи и жабо колера лепестков лотоса сержант-вампиры шустро накрывают столы к завтраку. В чайниках плескались грибные отвары, предпочтение не тем сортам, что ядовиты без вопросов, — мухоморам там или бледным поганкам, а видам, которые по жизни абсолютно безопасны, но вдруг, допустим, из Новгородской области сообщают, что зарегистрировано тридцать семь смертельных случаев... На блюдах салаты из декоративно-тепличных цветов, канапе с аквариумными рыбками, специи из дробленых поделочных камней и тяжелых металлов...
— Ты уверен в том, что сказал именно то, что имел в виду? — донесся из распахнутого окна огрызок заводящегося похмельного спора.
Дракон только проснулся, причем в крайне дурном расположении духа, и созерцание кухонной суеты после вчерашних чрезмерностей не оттягивало, а лишь усугубляло свинцово-облачное состояние души сына алмазного родника. На самом деле, пусть официально и числился первым мандарином посольства, тайнами дипломатии кавалер Ордена Священной Горы Сычуань не утруждался. Его истинная задача включала вопросы безопасности посольства, а если стороны столкнутся лбами, — и обеспечение успеха решений силовыми методами — коль уж дипломатические выкрутасы окажутся неактуальными.
Дракон был безупречной военной машиной, кроме боя, ни к чему не пригодной. Левое полушарие его мозга было ментально связано с каждым членом делегации. И когда с подкорочного биологического экрана слежения исчез Фофан Шу, малиновое чудовище несказанно обрадовалось — прекращение контакта по любой причине автоматически означало переход к варианту «Янь». Наконец-то батальные ресурсы сына алмазного родника становились востребованы.
Спор за окном вяло развивался:
— Что бы тебе ни мерещилось, я перед ней готов шляпу снять!
— Ты всегда был жидковат на стриптиз.
Пятерка сержант-вампиров была настолько заморочена проблемами: куда поставить герань под соусом из чешуи гуппий, а куда — десерт из фаршированных пестиками гладиолусов скалярий, что благополучно прозевала боевую трансформацию кавалера Ордена Священной Горы Сычуань. Меж тем малиновая шея первого мандарина украсилась костяным гребнем, а по горлу выколосилась богатая грива-борода, мешающая вражьим колюще-режущим предметам добраться до кадыка. К верхнему слою шкуры подступили лишние резервы малинового пигмента, предназначенного для гипнотизации супротивников коварным мерцанием, а надбровные дуги и череп усилились дополнительными слоями роговой брони.
Младший отдел левого полушария драконьего мозга прошерстил базовую информацию о вампирах и выдал рекомендации к бою. Далее китайский товарищ не мешкал. Булатным ятаганом взвился малиновый хвост и затанцевал по фигурам скованных растерянностью сержант-официантов, кроша плоть вкривь и вкось, словно готовя мелко нарубленное блюдо в китайском ресторанчике. У дракона не было «под рукой» ни серебра, ни чеснока, ни осины, посему он выбрал тактику искромсать пятерку до лапши, вывалять ошметки в палладиевой муке, паштете из георгин и суфле из золотых рыбок. Только так он мог нейтрализовать вампиров на пару часов, чтоб никто не сподобился подать сигнал тревоги.
Сержант-вампиры и пикнуть не успели.
Похмельный спор за окном еще только разгорался:
— А теперь, лярва, захлопни свой ментальный рот, лярва, и послушай меня, лярва!
— Ты еще у хомячков морковку тырил, лярва, когда я в эфире витал, лярва, и последнюю эфирную лагуну пятнал, лярва!
— А я, лярва... А ты... А я сейчас, лярва, наложу на тебя латентное проклятие третьей степени, лярва!!!
Разделавшись с кровососущими сотрудниками общепита, малиновый монстр двинул на штурм замкового КПП. Он, не сбавляя драйва, сквозь осыпавшееся похожими на ирландские трилистники осколками стекло (пусть и бронированное) скорпионьим приемчиком пронзил меж четвертым и пятым ребрами рыпнувшегося к тревожной кнопке эльфа. Но вот неудача: тут же малиновокожая громадина намертво застряла в тесных рамках проходной.
Ведьмочка неожиданно улыбнулась ботанику, как старому приятелю, нимало не смущаясь его наготы.
— Мне будет приятно, если вы станете называть меня, как все, сестра Оявка. — Она положила на виду костюм «Адидас» и ловко освободила пленнику руки, хорошо была знакома с «зубоврачебным» креслом.
— Первая шлюшка на цитадели, — прокомментировал не видимый и не слышимый никому, кроме Петрова, Эрнст фон Зигфельд, — не советовал бы провоцировать дальнейшие бурные отношения, если в итоге не хочешь подцепить какую-нибудь особо эльфическую форму триппера.
Антон поежился, принялся яростно растирать затекшие мышцы, но все равно прикинул, не запустить ли руки под накрахмаленный халат красавицы, чтоб разом приговорить загадку таинственной дамы. Вот только голос Оявки, да еще финский акцент... С уверенностью сказать, она или иная наяда посещала его в «тихий час», ботаник не мог... В общем, сюжет не стал развиваться в сторону мужских рук под женским халатом.
— Мой яд может обернуться и лекарством, — буркнул Антон Зигфельду, но Оявка приняла реплику на свой счет.
— Это ваше модное изобретение! — радуясь, что ее не послали подальше, защебетала медсестра, пока в дугу осточертевшие големы (эй, командиры, не надоело тиражировать одни и те же рожи?) вносили в кабинет ведро со свежей порцией тюльпанов сорта «Исида», естественно, безупречно черных. — А вы сами-то верите, что ваш яд будет действовать на кого угодно? Ой, какой симпатичный череп. Точно такой же украшает стол в кабинете доктора Штагеля. Герр Штагель никому не разрешает вытирать с него пыль — не с доктора, а с черепа.
Петров понял, почему герр Штагель вел себя с ведьмочкой так строго — действительно, круглая дурочка. И все-таки, она или не она устроила ночное приключение? Напялив тесноватый костюм, Антон все равно не стал похож на бандитствующего братка из старых анекдотов. Поневоле оглянулся на череп — череп как череп, человеческий, лакированный, кажется, вчера его здесь не было.
— От черепа я бы посоветовал избавиться, — на клыкастую рожу отставного антииеромонаха набежала тень нелестных воспоминаний. — Голову даю на отсечение, это подслушивающее устройство.
— А если ваша отрава распространяется воздушно-капельным путем, вы сами не боитесь нечаянно отравиться? — непоседливая болтушка торжественно протянула Петрову весьма представительское скрипучее портмоне из кожи с чешуйчатым рисунком.
Загляденье, а не портмоне, с таким и банкиру не стыдно тряхнуть ассигнациями где-нибудь в пятизвездочном отеле.
— Что грозит позвоночнику, который уже лишился головы? — под нос пробурчал Антон и раскрыл подношение. Наивный, Антон полагал, что в чешуйчатом лопатнике хранится аванс благородного зеленого цвета. Увы, портмоне было пусто, только под пленкой ждала своего часа фотография Гребахи Чучина.
— Прямая связь на экстренный случай, — игриво хлопнула ресницами ведьмочка, — в случае необходимости открываете на портрете нашего верховного шефа и говорите, глядя глаза в глаза, — с придыханием ворковали пухленькие губки в жанре «сексапил». — Если контакт с первой попытки не заладится, закройте бумажник и снова откройте. — Сестричка повела бедром так, чтоб полы халатика перестали быть преградой для наблюдателя. — Еще мне велели передать, что все ваши вчерашние условия приняты, так что работайте в свое удовольствие. — Слова эти были произнесены с таким подобострастием насчет того, чей портрет прятался внутри чешуйчатой кожи, что Петрову окончательно перехотелось вручную проверять загадку визита таинственной дамы. — Големам убрать из ванной труп?
— Не стоит утруждаться, тело пригодится мне в опытах, — кисло соврал Антон, не желающий видеть неотвязных серых товарищей ни одной лишней секунды. Тесный «Адидас» инквизиторски резал под мышками и впивался резинкой в печень.
— Если вам что-то потребуется для опытов, скажите мне. Если вам потребуется ассистентка, приказывайте мне. Если вам...
— Спасибо, все свободны, — оборвал щебет ведьмочки Петров, гримасой пытаясь изобразить, что не очень обидится, если вслед за красоткой его в покое оставит и тень вампира.
Но Эрнст фон Зигфельд посчитал полезным для себя не понять столь тонкий намек.
* * *
Ой как пригодились реторты и колбы с кристаллическим и жидким содержимым — половину необходимых ингредиентов не пришлось купоросить сызнова. Очень выручила последняя модель перегонного куба от известной швейцарской фирмы, набиравшая температуру быстрее, чем спринтер отмахивает стометровку. А вот сушившиеся под потолком шишкастые корни и душистые веники остролистых трав, вульгарный хрустальный шар и заспиртованные в трехлитровых банках несимпатичные земноводные остались не у дел.Мистической особенностью изобретения было то, что Антон напрочь не помнил ни формулу, ни процесс, не будь под рукой шпаргалки-сторублевки с кодом «Ни-Маат-Ра-Па-Да-Ист», фиг бы у Петрова что выгорело.
И вот ворчащее пламя растопило ноздреватые осколки металлов, будто припойный лед, и довело до манной кондиции субстраты. Закурлыкали и отрыгнули бурой вонючей пеной тигли, медные провода закорчились от молниеносных рейдов электронов. И на дне самой важной колбы запузырились первые капли гнойно-черно-зеленой жидкости. Склонившийся над архитектурно мудреным фестивалем из стеклянных пузырей и спиралевидных трубок Петров слишком вольготно вильнул задом.
— Так его и перетак!!! — некультурно выразился Антон, глядя на обломки черепа, нечаянно уроненного в пылу работы, — Бес с ним, — почесав на лбу место, где чаще всего выскакивают прыщи, наконец, решил он вслух. — Если надо, пусть вычтут из премиальных.
— У тебя не будет ни премиальных, ни ритуальных, — заворчал путавшийся под ногами Зигфельд, — но с черепом ты поступил правильно. Чему-то я тебя научил.
— Как ты мне надоел, — вздохнул ботаник. Ухватив щипцами градуированную колбу, экспериментатор бережно опустил хрупкое стекло в ванну с отмокавшим мертвецом до предпоследнего деления, так, чтобы талая вода не плеснулась внутрь и не смешалась с содержимым. — Нервных прошу удалиться.
— Тебя даже хоронить с почетом никто не собирается. Как только ты уступишь врагам свое изобретение, наивного ботаника принесут в жертву для перебазирования цитадели на более безопасную площадку. Поверь, я тебе последний друг в этом омуте, и хоть раз послушай моего совета. Еще не поздно попытаться бежать! Все, что обещал Гребаха Чучин, ты сполна получишь в волхв-дивизионе!!! Ты же — русский, неужели ты хочешь помочь китаезам и европщикам опустить Россию по уши?!
Услышанное не могло не задеть, но у Антона присутствовала более насущная цель, чем поиск работодателя. Пока есть лаборатория и вероятность получить сыворотку жизни для Настеньки, все иные занозы — побоку. Но Зигфельд так и будет патриотически зудеть недодавленным комаром, призрак достал увлеченного химическим круговоротом субстанций Антоху. Когда-нибудь оставят Петрова в покое?
— Ты меня почти убедил, — задумчиво процедил Антон, пряча коварную ухмылку: он придумал, как сделать ликвидированного вампира полезным, — только я сперва проведу один простенький эксперимент, — и Петров с размаху плеснул малахитовой жижей на тень призрака.
Вонь поднялась такая, что в глазах не только зарезало, а и зарябило.
— Дурак, она же еще не остыла! — взвизгнул Эрнст и прикусил язык.
До обоих дошло, что призрак имел невероятную для бестелесной сущности честь почувствовать боль ожога. И что дальше? Оба уставились на покрасневшую ладонь бывшего антииеромонаха. Всего запаса субстанции как раз и хватило, чтоб теперь остаток стекал по двум пальцам.
Антон плеснул наобум, слишком уж подзуживали его разговоры заинтересованных сторон. Нет, он не желал гибели пустоте по имени Эрнст фон Зигфельд, но если бы тот сейчас потух окончательно, Петров недолго бы расстраивался — достал. Однако пауза, побыв некоторое время гнетущей, превратилась не более чем в натянутую, ведь ничего страшного не произошло.
— Это не яд, — сделал мучительный вывод призрак и отважно даже лизнул пораженный изумрудно-грязной слякотью палец.
Опять ничего не произошло. Зигфельд не рассеялся окончательно, не вернул стопроцентную телесность. Как научный работник, Антон был вынужден сделать из опыта соответствующие выводы. Конечно, стоило признать за жидкостью некие волшебные свойства. Она действительно не пролетела насквозь голографическую картинку Эрнста, а конкретно смочила ту его часть, куда угодила, да еще и малость обожгла. То есть Зигфельд стал предметным лишь в смоченном фрагменте, да и то, вероятно, до поры, когда жидкость или испарится, или рассосется. И кому это надо?
— Это не яд, — безрадостно согласился не огорчившийся и не обрадовавшийся Петров. Просто теперь, чтобы вернуть Настю, вместо одного опыта требуется провести тысячу, трудно ли, умеючи? — Что же я тогда изобрел, и откуда эта шумиха? Погони «Ред Ойла», спешащая не опоздать к дележке открытия «Старшая Эдда»?
— А я тебе говорю, что никакой это не яд! — столкнувшись с человеческим равнодушием, обиделся Зигфельд.
— Кто бы спорил? — брезгливо пожал плечами Антон, оглядываясь. В тиглях продолжало скворчать, пузыриться и булькать. Гнойно-зеленая гадость невостребованно капала из стеклянной трубки на паркет и уходила сквозь микроскопические пазы с проворством дистиллированной воды. Антон подставил колбу — первый в длинной череде эксперимент еще не завершен.
— Не веришь?! Сам попробуй! — И Зигфельд подло мазнул по губам уже Антона. — На халяву и «Орбит» сладкий!
— Это лишнее... — спокойно начал Петров, но осекся, его глаза полезли на лоб, целя куда-то за спину Зигфельда.
— Только не вздумай мне сейчас здесь сдохнуть!!! — схватился ликвидированный агент волхв-дивизиона за голову. — Ты — единственный у меня на этом свете!!!
— Я понимаю ваше удивление, — скромнехонько потупила глазки явившаяся без приглашения Катерина. — Я подозреваю, что вы не очень рады меня видеть. Ведь в какой-то мере я способствовала вашему появлению здесь... — Она не изменила розовому цвету наряда и была так же соблазнительна, как в момент встречи в заброшенной деревне.
Ну что за напасть? Однозначно Антона угораздило вписаться в топ самых популярных персон «Эдды», несмотря на конкуренцию со стороны китайских пассажиров. «Утро» — глубокая ночь для смертных — только началось, а заурядного смертного ботаника успели навестить обе местные шик-дамы. Но сегодня сытое либидо Петрова оставалось к эротическим чарам равнодушно. Желая проверить, по личной ли инициативе его посетили или визит санкционирован свыше, Антон многозначительно-демонстративно достал портмоне — трепещите, кто не согласовал визит со склонным к жгучей ревности начальством.
Блеф сработал эффективней холодного душа.
— Ладно, ботаник, ты угадал. Сопли — не моя стихия, — мигом перешла на более доходчивый тон Катя. — Ну, настучишь ты Гребахе, и чего добьешься?
— А чего я добьюсь, если не открою бумажник?
— Не буду жевать десны, я предлагаю тебе союз. Ты — со своим знанием, и я — со своим званием, вместе мы пойдем по карьерной лестнице «Эдды» семимильными шагами.
Катя за перестрелкой фразами успела оглядеться и нагло попытаться сунуть под капель черно-зеленой бурды носок кремовой туфельки. Капля, не смачивая поверхность, пробежала шариком по розовому и под подошвой плюхнулась, куда положено — в колбу. Ишь ты, безмозглая жижица, шарит, кто здесь кто.
Призрак фон Зигфельда истерично пошел радугой по всему фронту изображения. Сие могло бы показаться даже симпатичным, если бы не чересчур напоминало лужу с нефтяной пленкой:
— Не верь ни единому слову этой стервы!
— Какая мне выгода от партнерства? — Приняв красивую позу, Антон, конечно же, лишь издевался. Полученное с мазком по губам новое знание переворачивало минувшие приключения с ног на голову — Антон даже радовался визиту, поскольку за беседой имел время мысленно перешерстить события прошедшей недели с новой точки зрения.
— Как минимум, я найду причину, по которой ты останешься живым при следующем переезде «Эдды». Мне выгоднее в партнерах простые смертные, не люблю сильных союзников, и я сделаю все, чтобы ты выжил. Видишь, как я откровенна? — Она не догадывалась, что уже проиграла. Она верила в себя, будто носорог.
Самоуверенно посчитав, что Антон колеблется, Катя решила подплеснуть эмоций:
— Я потеряла человеческую сущность по наивности и очень рассчитываю, что твое снадобье поможет мне вернуться к обычной жизни. — Катя не сомневалась, что уж после этих-то слов ботаник сразу догонит, кто ему впрыснул толику удовольствия ночью. — Я так истосковалась по мирскому бабьему счастью!
— Так вот откуда здесь череп! — посерел, будто грозовая туча, призрак. Как и Петров, он тоже узнал фразу, уже звучавшую в этих стенах шепотом.
А Антон, сделав свое лицо столь же деревянным, как стены и паркет, не медля, распахнул портмоне и казенным тоном доложил верховной инстанции:
— Мастер, ночью, то есть в «комендантский час», ко мне проникла ваша подчиненная Катерина Кондаурова. Пользуясь темнотой в помещении, она явно подменила сторублевую купюру с формулой, и сейчас у меня с ядом ничего не получается.
Если до сих пор в диалогах и возникали театрально-убийственно-бесконечные паузы, то против паузы, которая повисла сейчас, они были все равно что кружки пива против цистерны спирта.
— Так ее, пресмыкающуюся! — захлопал в ладоши бестелесный вампир. Но его созерцал и слышал лишь Петров, поэтому паузу левый демарш не прикончил.
Спустя тяжелых полминуты, каждая секунда которых была похожа на астрономическую, соблазнительница вышла из душевного сумрака. Кате будто отвесили оплеуху, лицо пошло пятнами, закусив губу, она круто повернула на выход.
— Ты не благодарен мне за ночь? — В дверях гневно бросила девушка через плечо. Этот пассаж уже не имел начинки, всего лишь жест ради искусства. Женщина есть женщина, хоть пантера, хоть слониха, хоть кобра.
— Очень даже благодарен. Видишь, не пытаюсь тебя задержать до прихода стражи.
Кате захотелось сейчас же обернуться, нет, не гигантской анакондой, а энцефалитным клещом и ужалить ботаника в шею, но профессионалы не мстят. Все дробнее и дробнее царапая паркет из черноплодной рябины каблучками, она помчалась коридорами замка вдоль череды мозаичных панно из березы, ротанга, финика, палисандра, яблони и кипариса, будь они неладны.
Сбила с ног шедшую вразвалочку навстречу гарпию, вихрь подхватил и размел по паркету страницы какого-то важного отчета, перемешивая их с вороньими перьями. Девушка-змея пока сохраняла человеческий облик, но, чтобы растревоженная стража не сразу выследила, по-змеиному шелушась, с ее щек и тела полезла линялая кожа[22]. И полупрозрачные ошметки падали на паркет, словно листья в сентябре.
У самшитового подоконника превращали табак в дым и пепел мумии. Они не переодевались после вчерашнего, так и оставаясь — две в кокошниках, одна в цыганском монисте. Праздник дался подругам-палачам нелегко. Одна, держа желтыми губами фильтр «Парламента», больше дремала, чем курила. Вторая прятала татуированные запястья под мышками, ленясь вынимать «Беломор» из редкозубой пасти и глядя в себя. Третья что-то мучительно искала по карманам и шевелила губами, будто зубрит отрывок из Пушкина «Сон Татьяны».
— Гляди, Катька несется как угорелая.
— Следующие погоны выслуживает.
Подлетевшая на каблуках, словно на коньках, Катя боулинговым шаром разметала сухопарых курильщиц и высунулась в окно. В руке ее объявилась погремушка, которая обычно украшает хвост гремучей змеи и которой гадина традиционно пугает нахалов, нарушающих правила вежливости при общении с нею. Дальше невольнонаемная гражданка Кондаурова запустила эту забавку-шишечку подальше в тенистые просторы дремлющей станции «Невский проспект».
Если бы грузик подчинялся правилам свободного падения, он бы коцнулся о мрамор нижнего вестибюля, дважды подпрыгнул и затих на том месте, откуда, завороженный шеф-повар сделал неосторожный последний шаг. Однако погремушка оказалась с норовом: вместо того, чтобы спланировать по прямой, она изобразила петлю в духе «Миг-37», влетела в окно этажом выше и плюхнулась в пиалу, из которой только что проснувшийся и скрывший чресла шелковым халатом седой лис прихлебывал куриный бульон.
Второй мандарин посольства Фофан Шу Пограничная Пагода, по сущности лис-оборотень, скосил глаза в пиалу и огорченно причмокнул.
— Провал операции «Лотосы не актуальны», — сухо в нос констатировал второй мандарин посольства и неожиданно браво скомандовал завтракавшим с ним за одним столом доверенным китайским товарищам. — Работаем по варианту «Янь»! — Затем вытащил из-под стола подаренную дракону шкатулку с Когтем панцирного слона Накира[23], извлек Коготь и сунул в цветочный горшок
А в покинутой Катей лаборатории-темнице Зигфельд, не стесняясь, что выглядит болваном, наседал на Петрова.
— Зачем ты при ней докладывал Гребахе? Разве я тебя этому учил? Выпроводил бы эту стерву и наказал бы, когда она ничего не подозревает! Да еще специально позволил сбежать?!
— А зачем ты меня ядом мазнул? — нагло улыбался Антон. Вид ботаник имел, будто только что выиграл у казино «Конти» учредительные права.
— Так ведь это же не яд! Это черт-те что и сбоку бантик! А что, действительно Катька рецепт ночью сперла?
— Да, это не яд. Это состав, возвращающий стертые воспоминания. И, кстати, ночью змеи ориентируются только на теплокровные объекты.
— Какие еще воспоминания?
— Стертые, нивелированные, отложенные, заблокированные...
— Это важно?
— Да. Ведь я вернул подлинную память, и оказалось, что никакой я не ботаник из закрытого гэрэушного института. — Перед Антоном стояла трудная задача: как доходчивей и деликатней растолковать экс-кровососу открывшуюся с мазком-паролем «отравы» истину. Петрову, хоть и лучезарно улыбающемуся, на самом деле было очень не по себе. Все его глобальные импульсы этой недели оказались выжатыми лимонами. Оказывается, столь азартные попытки слинять подальше и обрести свободу — глупость из глупостей. А столь желанная Настя — фантом, по сравнению с которым Зигфельд реальней асфальтового катка.
— Дай, я сам угадаю. Конечно, ты — Наполеон. Небось перестукивался с соседней больничной палатой с Риббентропом и Отто Скорцени.
— А ты — застрявший в двадцатом веке дремучий старик, уважаемый Эрнст фон Зигфельд. Сейчас крышей едут на другом, но к делу это не относится. А я, уважаемый, никакой не гэрэушный спец по отравам, а агент-диверсант высшего уровня от волхв-дивизиона. И чтобы тебя просветить в этом вопросе, дорогой товарищ по оружию, мне и пришлось устроить в «Эдде» такой шухер. Чтобы всем слухачам до нас не было дела!
— Коллега? — недоверчиво посмотрел Зигфельд на испачканные ядом пальцы.
И Антон стал разжевывать новость подробней.
Ложная память Антону Петрову, он же Феликс Ясенев, была записана, чтоб не провалился на допросах контрразведки «Старшей Эдды». Далее лучшими интриг-экспертами дивизиона «Ярило» была организована утечка информации о якобы изобретенном необычном яде в мир простых смертных, чтоб для начала возбудить интерес в падких на нечестную игру финансистах. Те, разыгрываемые «втемную», в свою очередь должны были погнать волну, и таким образом дезинформация про яд из черного тюльпана должна была привлечь внимание «Старшей Эдды». Трехходовка.
Истинным же заданием агента волхв-дивизиона Феликса Ясенева, он же Антон Петров, было передать[24] Зигфельду нижеследующий приказ: «В последние два года диаспора лиц китайско-вьетнамско-корейской национальностей в Северо-Западном регионе России увеличилась в пять раз. При этом союзнический инферн-блок „Конфуцианство-Даосизм“ начал активные действия по созданию бригады собственного „иностранного легиона“ на данном участке идеологически-сакрального фронта. В связи с этим силы „Старшей Эдды“ ищут каналы для переговоров с блоком „Конфуцианство-Даосизм“ об объединении усилий. Агенту Эрнсту фон Зигфельду предлагается „обречь на пустоту“ наметившийся альянс в кратчайшие сроки. Статус приказа: допустимо личное разлегендирование и потеря сущности. Пароль для связи „Ты приходи в могилу, приходи в мой дом“. Отзыв: „Ты приходи в могилу, погнием вдвоем“.
Но отныне, поскольку Зигфельд — бесплотный дух, задание придется выполнять самому Антону, и первый шаг на этом поприще — подставить Катерину перед Гребахой.
Глава 12
Пеняя на зеркало
Шпаги звон, как звон бокала,
С детства мне ласкает слух.
Шпага многим показала,
Что такое прах и пух!
Бригадный цинь-генерал Китайской Небесно-Народной Армии малиновый дракон Чан-чинь-Чан хмуро наблюдал, как облаченные в смокинги цвета ночи и жабо колера лепестков лотоса сержант-вампиры шустро накрывают столы к завтраку. В чайниках плескались грибные отвары, предпочтение не тем сортам, что ядовиты без вопросов, — мухоморам там или бледным поганкам, а видам, которые по жизни абсолютно безопасны, но вдруг, допустим, из Новгородской области сообщают, что зарегистрировано тридцать семь смертельных случаев... На блюдах салаты из декоративно-тепличных цветов, канапе с аквариумными рыбками, специи из дробленых поделочных камней и тяжелых металлов...
— Ты уверен в том, что сказал именно то, что имел в виду? — донесся из распахнутого окна огрызок заводящегося похмельного спора.
Дракон только проснулся, причем в крайне дурном расположении духа, и созерцание кухонной суеты после вчерашних чрезмерностей не оттягивало, а лишь усугубляло свинцово-облачное состояние души сына алмазного родника. На самом деле, пусть официально и числился первым мандарином посольства, тайнами дипломатии кавалер Ордена Священной Горы Сычуань не утруждался. Его истинная задача включала вопросы безопасности посольства, а если стороны столкнутся лбами, — и обеспечение успеха решений силовыми методами — коль уж дипломатические выкрутасы окажутся неактуальными.
Дракон был безупречной военной машиной, кроме боя, ни к чему не пригодной. Левое полушарие его мозга было ментально связано с каждым членом делегации. И когда с подкорочного биологического экрана слежения исчез Фофан Шу, малиновое чудовище несказанно обрадовалось — прекращение контакта по любой причине автоматически означало переход к варианту «Янь». Наконец-то батальные ресурсы сына алмазного родника становились востребованы.
Спор за окном вяло развивался:
— Что бы тебе ни мерещилось, я перед ней готов шляпу снять!
— Ты всегда был жидковат на стриптиз.
Пятерка сержант-вампиров была настолько заморочена проблемами: куда поставить герань под соусом из чешуи гуппий, а куда — десерт из фаршированных пестиками гладиолусов скалярий, что благополучно прозевала боевую трансформацию кавалера Ордена Священной Горы Сычуань. Меж тем малиновая шея первого мандарина украсилась костяным гребнем, а по горлу выколосилась богатая грива-борода, мешающая вражьим колюще-режущим предметам добраться до кадыка. К верхнему слою шкуры подступили лишние резервы малинового пигмента, предназначенного для гипнотизации супротивников коварным мерцанием, а надбровные дуги и череп усилились дополнительными слоями роговой брони.
Младший отдел левого полушария драконьего мозга прошерстил базовую информацию о вампирах и выдал рекомендации к бою. Далее китайский товарищ не мешкал. Булатным ятаганом взвился малиновый хвост и затанцевал по фигурам скованных растерянностью сержант-официантов, кроша плоть вкривь и вкось, словно готовя мелко нарубленное блюдо в китайском ресторанчике. У дракона не было «под рукой» ни серебра, ни чеснока, ни осины, посему он выбрал тактику искромсать пятерку до лапши, вывалять ошметки в палладиевой муке, паштете из георгин и суфле из золотых рыбок. Только так он мог нейтрализовать вампиров на пару часов, чтоб никто не сподобился подать сигнал тревоги.
Сержант-вампиры и пикнуть не успели.
Похмельный спор за окном еще только разгорался:
— А теперь, лярва, захлопни свой ментальный рот, лярва, и послушай меня, лярва!
— Ты еще у хомячков морковку тырил, лярва, когда я в эфире витал, лярва, и последнюю эфирную лагуну пятнал, лярва!
— А я, лярва... А ты... А я сейчас, лярва, наложу на тебя латентное проклятие третьей степени, лярва!!!
Разделавшись с кровососущими сотрудниками общепита, малиновый монстр двинул на штурм замкового КПП. Он, не сбавляя драйва, сквозь осыпавшееся похожими на ирландские трилистники осколками стекло (пусть и бронированное) скорпионьим приемчиком пронзил меж четвертым и пятым ребрами рыпнувшегося к тревожной кнопке эльфа. Но вот неудача: тут же малиновокожая громадина намертво застряла в тесных рамках проходной.