Страница:
Другое дело — русский футуризм. Хотя в своих манифестах представители этого течения нигде не объявляли себя уитменистами, их писания, особенно в первый период их писательской деятельности, носят явный отпечаток поэтики Уитмена.
Велемир Хлебников в начале своего литературного поприща находился под сильным влиянием американского барда.
По словам его друга Д. Козлова, поэт "очень любил слушать Уитмена по-английски, хотя и не вполне понимал английский язык".
Поэма Хлебникова "Зверинец", помещенная в первом "Садке Суден" (1910), кажется типическим произведением автора "Листьев травы" и напоминает главным образом тот отрывок из "Песни о себе", который начинается словами: "Пространство и Время" (см здесь).
Уитмен:
Где пантера снует над головою по сучьям, где охотника бешено бодает олень,
Где гремучая змея на скале нежит под солнцем свое вялое длинное тело, где выдра глотает рыбу.
Где аллигатор спит у реки, весь в затверделых прыщах,
Где рыщет черный медведь в поисках корней пли меда, где бобр бьет по болоту веслообразным хвостом.
Хлебников:
Сад, Сад, где взгляд зверя больше значит, чем груды прочтенных книг,
Сад,
Где орел жалуется на что-то, как усталый жаловаться ребенок…
Где черный тюлень скачет по полу, опираясь на длинные ласты, с движеньями человека, завязанного в мешок, и подобный чугунному памятнику, вдруг нашедшему в себе приступы неудержимого веселья.
Где утки одной породы в сухой клетке подымают единодушный крик после короткого дождя, точно служа благодарственный — имеет ли оно ноги и клюв? — божеству молебен…
Где толстый, блестящий морж машет, как усталая красавица, скользкой черной веерообразной ногой и после падает в воду, а когда он вскатывается снова на помост, на его жирном могучем теле показывается усатая щетинистая с гладким лбом голова Ницше.
Не только структура стиха, но и многие мысли "Зверинца" заимствованы Хлебниковым у автора "Листьев травы". Например, мысль о том, что "взгляд зверя больше значит, чем груды прочтенных книг", многократно повторялась в стихотворениях Уитмена. Но живописная образность "Зверинца" — чисто хлебниковская, выходящая за пределы поэтики Уитмена. Кроме того, в "Зверинце" ощущается юмор, отсутствующий в соответственном месте "Листьев травы".
Всю группу так называемых кубофутуристов сближала с Уитменом ненависть к общепринятой тривиальной эстетике, тяготение к "грубой", "неприглашенной" форме стиха.
Московский "лучист" Михаил Ларионов, проповедуя в "Ослином хвосте" свои взгляды, ссылался на Уолта Уитмена как на союзника и пространно цитировал его стихи о подрывателях основ и "первоздателях"*.
* "Ослиный хвост и мишень", М… 1913.
В петербургском эгофутуризме наблюдался такой же культ Уолта Уитмена. Там появился рьяный уитменист Иван Оредеж, который старательно копировал "Листья травы":
Я создал вселенные, я создам мириады вселенных, ибо они во мне,
Желтые с синими жилками груди старухи прекрасны, как сосцы юной девушки,
О, дай поцеловать мне темные зрачки твои, усталая ломовая лошадь…**
** "Петербургский глашатай". 1912, № 11.
Это почти подстрочник, и о другой поэме того же писателя, помещенной в альманахе "Оранжевая урна", Валерий Брюсов воскликнул:
"Что же такое эти стихи, как не пересказ "своими словами" одной из поэм Уолта Уитмена"***.
*** "Русская мысль", март 1913, стр. 129.
Как известно, и Владимир Маяковский в начале своей литературной работы творчески воспринял и пережил поэзию "Листьев травы". Его главным образом интересовала роль Уитмена как разрушителя старозаветных литературных традиций, проклинаемого "многоголовой вошью" мещанства.
Вот строки Уитмена, которые одно время любил он цитировать по памяти вслух:
Под Ниагарой, что, падая, лежит, как вуаль, у меня на лице.."
Я весь не вмещаюсь между башмаками и шляпой.
Мне не нужно, чтобы звезды спустились ниже,
Они и там хороши, где сейчас…
Страшное, яркое солнце, как быстро ты убило бы меня,
Если б во мне самом не всходило такое же солнце.
Строки эти, мне думается, наиболее близки к его собственным гиперболическим декларациям и образам.
Как мне уже случалось писать, Маяковский, разговаривая об американском поэте, примерял его биографию к своей:
— Как Уитмен читал свои стихи на эстрадах? — Часто ли бывал он освистан? — Носил ли он какой-нибудь экстравагантный костюм? — Какими словами его бранили в газетах? — Ниспровергал ли он Шекспира и Байрона?
Маяковский никогда не был подражателем Уитмена, никогда Уитмен не влиял на него так неотразимо и сильно, как Байрон на Мицкевича или Гоголь на раннего Достоевского. Маяковский уже к двадцатидвухлетнему возрасту сложился в самобытного поэта — со своей собственной темой, со своим собственным голосом. и Уолте Уитмене он видел но учителя, а как бы старшего собрата и соратника.
Но нет сомнения, что в те годы, когда он создавал свой поэтический стиль, полный реализованных метафор, эксцентризмов, гипербол, в этот многосплавный стиль одним из компонентов вошел и стиль другого бунтаря — Уолта Уитмена.
Вот несколько наиболее заметных примеров. Уитмен в "Песне о себе" с первых же стрел; отмечает свой возраст:
Я теперь, тридцати семи лет, в полном здоровье, начинаю эту песню,
Маяковский в "Облаке в штанах" говорит:
Иду красивый, двадцатидвухлетний.
Уитмен озаглавил одно из своих произведений своим именем: "Поэма об Уолте Уитмене, американце". И Маяковский поступил точно так же, назвав свою трагедию "Владимир Маяковский".
Отзвуки поэзии Уитмена слышатся также в поэме "Человек":
…если весь я -
сплошная невидаль.
если каждое движение мое -
огромное.
необъяснимое чудо.
Две стороны обойдите.
В каждой
дивитесь пятилучию.
Называется "Руки".
Пара прекрасных рук!
Заметьте:
справа налево двигать могу
и слева направо.
Заметьте:
лучшую
шею выбрать могу
и обовьюсь вокруг…
У меня
под шерстью жилета
бьется
необычайнейший комок…
Конечно, я привожу слишком элементарные, наглядные случаи. Дело не в сходстве отдельных стихов, которое зачастую может быть совершенно случайным, а в общем бунтарском направлении поэзии, в дерзостном новаторстве стиля. Маяковский был не безродный поэт, как чудилось многим его современникам. У него были могучие предки, наследство которых он принял и самобытно использовал. Одним из таких предков, наряду с Гейне, был Уитмен.
А. Старцев, рецензируя в 1936 году книгу переводов из Уолта Уитмена, говорил:
"Читатель, впервые знакомящийся с Уитменом, неизбежно будет воспринимать его через Маяковского (в первую очередь раннего Маяковского, но не только). Читатель, уже знающий Уитмена, тоже с величайшим интересом отнесется ко всем материалам, свидетельствующим о том или ином влиянии поэзии Уитмена на Маяковского"*.
* "Литературная газета", 10 января 1936 года.
Катарина Причард, известная австралийская писательница, в статье "Памяти Маяковского" пишет:
"Подобно Уитмену, Маяковский отвергает поэтические каноны, язык, тематику, которые веками предписывались поэзии. Но Маяковский избрал более прямой путь к нашему сознанию и сердцу, чем Уитмен. В стихах Уитмена все же есть отвлеченность и многословие, которые отдаляют его от рабочего читателя. Маяковский говорит просто и ясно"**.
** "Интернациональная литература", 1940, № 7–8.
Стихи Уолта Уитмена, так широко распространенные в русских изданиях в те годы, когда начал творить Маяковский, в какой-то мере облегчили тогдашним читателям восприятие "Облака в штанах" и других произведений молодого поэта. Новаторство Маяковского менее пугало тех, кто успел привыкнуть к новаторским произведениям автора "Листьев травы". Стихи Уолта Уитмена послужили для многих как бы преддверием к стихам Маяковского.
Недаром А. В. Луначарский, увидевший в поэзии "Листьев травы" "победу над индивидом, торжество человечества, смерть эгоизма", указал в постскриптуме к статье, посвященной Уитмену:
"Своеобразным путем, но в том же направлении, шел в лучших своих вещах и В. В. Маяковский"*.
* Уолт Уитмен. Избранные стихотворения. М.-Л., 1932, стр. 6.
Мартин Андерсен Нексе, известный датский писатель, прислал в Союз советских писателей письмо, где, между прочим, говорится:
"Даже в переводе поражаешься гениальности Маяковского… Он напоминает как Петефи, так и Уолта Уитмена"**.
** "Литературная газета", 13 апреля, 1941.
СОВЕТСКИЕ КРИТИКИ ОБ УОЛТЕ УИТМЕНЕ
II
III
ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА ОБ УИТМЕНЕ
Велемир Хлебников в начале своего литературного поприща находился под сильным влиянием американского барда.
По словам его друга Д. Козлова, поэт "очень любил слушать Уитмена по-английски, хотя и не вполне понимал английский язык".
Поэма Хлебникова "Зверинец", помещенная в первом "Садке Суден" (1910), кажется типическим произведением автора "Листьев травы" и напоминает главным образом тот отрывок из "Песни о себе", который начинается словами: "Пространство и Время" (см здесь).
Уитмен:
Где пантера снует над головою по сучьям, где охотника бешено бодает олень,
Где гремучая змея на скале нежит под солнцем свое вялое длинное тело, где выдра глотает рыбу.
Где аллигатор спит у реки, весь в затверделых прыщах,
Где рыщет черный медведь в поисках корней пли меда, где бобр бьет по болоту веслообразным хвостом.
Хлебников:
Сад, Сад, где взгляд зверя больше значит, чем груды прочтенных книг,
Сад,
Где орел жалуется на что-то, как усталый жаловаться ребенок…
Где черный тюлень скачет по полу, опираясь на длинные ласты, с движеньями человека, завязанного в мешок, и подобный чугунному памятнику, вдруг нашедшему в себе приступы неудержимого веселья.
Где утки одной породы в сухой клетке подымают единодушный крик после короткого дождя, точно служа благодарственный — имеет ли оно ноги и клюв? — божеству молебен…
Где толстый, блестящий морж машет, как усталая красавица, скользкой черной веерообразной ногой и после падает в воду, а когда он вскатывается снова на помост, на его жирном могучем теле показывается усатая щетинистая с гладким лбом голова Ницше.
Не только структура стиха, но и многие мысли "Зверинца" заимствованы Хлебниковым у автора "Листьев травы". Например, мысль о том, что "взгляд зверя больше значит, чем груды прочтенных книг", многократно повторялась в стихотворениях Уитмена. Но живописная образность "Зверинца" — чисто хлебниковская, выходящая за пределы поэтики Уитмена. Кроме того, в "Зверинце" ощущается юмор, отсутствующий в соответственном месте "Листьев травы".
Всю группу так называемых кубофутуристов сближала с Уитменом ненависть к общепринятой тривиальной эстетике, тяготение к "грубой", "неприглашенной" форме стиха.
Московский "лучист" Михаил Ларионов, проповедуя в "Ослином хвосте" свои взгляды, ссылался на Уолта Уитмена как на союзника и пространно цитировал его стихи о подрывателях основ и "первоздателях"*.
* "Ослиный хвост и мишень", М… 1913.
В петербургском эгофутуризме наблюдался такой же культ Уолта Уитмена. Там появился рьяный уитменист Иван Оредеж, который старательно копировал "Листья травы":
Я создал вселенные, я создам мириады вселенных, ибо они во мне,
Желтые с синими жилками груди старухи прекрасны, как сосцы юной девушки,
О, дай поцеловать мне темные зрачки твои, усталая ломовая лошадь…**
** "Петербургский глашатай". 1912, № 11.
Это почти подстрочник, и о другой поэме того же писателя, помещенной в альманахе "Оранжевая урна", Валерий Брюсов воскликнул:
"Что же такое эти стихи, как не пересказ "своими словами" одной из поэм Уолта Уитмена"***.
*** "Русская мысль", март 1913, стр. 129.
Как известно, и Владимир Маяковский в начале своей литературной работы творчески воспринял и пережил поэзию "Листьев травы". Его главным образом интересовала роль Уитмена как разрушителя старозаветных литературных традиций, проклинаемого "многоголовой вошью" мещанства.
Вот строки Уитмена, которые одно время любил он цитировать по памяти вслух:
Под Ниагарой, что, падая, лежит, как вуаль, у меня на лице.."
Я весь не вмещаюсь между башмаками и шляпой.
Мне не нужно, чтобы звезды спустились ниже,
Они и там хороши, где сейчас…
Страшное, яркое солнце, как быстро ты убило бы меня,
Если б во мне самом не всходило такое же солнце.
Строки эти, мне думается, наиболее близки к его собственным гиперболическим декларациям и образам.
Как мне уже случалось писать, Маяковский, разговаривая об американском поэте, примерял его биографию к своей:
— Как Уитмен читал свои стихи на эстрадах? — Часто ли бывал он освистан? — Носил ли он какой-нибудь экстравагантный костюм? — Какими словами его бранили в газетах? — Ниспровергал ли он Шекспира и Байрона?
Маяковский никогда не был подражателем Уитмена, никогда Уитмен не влиял на него так неотразимо и сильно, как Байрон на Мицкевича или Гоголь на раннего Достоевского. Маяковский уже к двадцатидвухлетнему возрасту сложился в самобытного поэта — со своей собственной темой, со своим собственным голосом. и Уолте Уитмене он видел но учителя, а как бы старшего собрата и соратника.
Но нет сомнения, что в те годы, когда он создавал свой поэтический стиль, полный реализованных метафор, эксцентризмов, гипербол, в этот многосплавный стиль одним из компонентов вошел и стиль другого бунтаря — Уолта Уитмена.
Вот несколько наиболее заметных примеров. Уитмен в "Песне о себе" с первых же стрел; отмечает свой возраст:
Я теперь, тридцати семи лет, в полном здоровье, начинаю эту песню,
Маяковский в "Облаке в штанах" говорит:
Иду красивый, двадцатидвухлетний.
Уитмен озаглавил одно из своих произведений своим именем: "Поэма об Уолте Уитмене, американце". И Маяковский поступил точно так же, назвав свою трагедию "Владимир Маяковский".
Отзвуки поэзии Уитмена слышатся также в поэме "Человек":
…если весь я -
сплошная невидаль.
если каждое движение мое -
огромное.
необъяснимое чудо.
Две стороны обойдите.
В каждой
дивитесь пятилучию.
Называется "Руки".
Пара прекрасных рук!
Заметьте:
справа налево двигать могу
и слева направо.
Заметьте:
лучшую
шею выбрать могу
и обовьюсь вокруг…
У меня
под шерстью жилета
бьется
необычайнейший комок…
Конечно, я привожу слишком элементарные, наглядные случаи. Дело не в сходстве отдельных стихов, которое зачастую может быть совершенно случайным, а в общем бунтарском направлении поэзии, в дерзостном новаторстве стиля. Маяковский был не безродный поэт, как чудилось многим его современникам. У него были могучие предки, наследство которых он принял и самобытно использовал. Одним из таких предков, наряду с Гейне, был Уитмен.
А. Старцев, рецензируя в 1936 году книгу переводов из Уолта Уитмена, говорил:
"Читатель, впервые знакомящийся с Уитменом, неизбежно будет воспринимать его через Маяковского (в первую очередь раннего Маяковского, но не только). Читатель, уже знающий Уитмена, тоже с величайшим интересом отнесется ко всем материалам, свидетельствующим о том или ином влиянии поэзии Уитмена на Маяковского"*.
* "Литературная газета", 10 января 1936 года.
Катарина Причард, известная австралийская писательница, в статье "Памяти Маяковского" пишет:
"Подобно Уитмену, Маяковский отвергает поэтические каноны, язык, тематику, которые веками предписывались поэзии. Но Маяковский избрал более прямой путь к нашему сознанию и сердцу, чем Уитмен. В стихах Уитмена все же есть отвлеченность и многословие, которые отдаляют его от рабочего читателя. Маяковский говорит просто и ясно"**.
** "Интернациональная литература", 1940, № 7–8.
Стихи Уолта Уитмена, так широко распространенные в русских изданиях в те годы, когда начал творить Маяковский, в какой-то мере облегчили тогдашним читателям восприятие "Облака в штанах" и других произведений молодого поэта. Новаторство Маяковского менее пугало тех, кто успел привыкнуть к новаторским произведениям автора "Листьев травы". Стихи Уолта Уитмена послужили для многих как бы преддверием к стихам Маяковского.
Недаром А. В. Луначарский, увидевший в поэзии "Листьев травы" "победу над индивидом, торжество человечества, смерть эгоизма", указал в постскриптуме к статье, посвященной Уитмену:
"Своеобразным путем, но в том же направлении, шел в лучших своих вещах и В. В. Маяковский"*.
* Уолт Уитмен. Избранные стихотворения. М.-Л., 1932, стр. 6.
Мартин Андерсен Нексе, известный датский писатель, прислал в Союз советских писателей письмо, где, между прочим, говорится:
"Даже в переводе поражаешься гениальности Маяковского… Он напоминает как Петефи, так и Уолта Уитмена"**.
** "Литературная газета", 13 апреля, 1941.
СОВЕТСКИЕ КРИТИКИ ОБ УОЛТЕ УИТМЕНЕ
I
В 1918 году в послесловии к третьему изданию моей книжки А. В. Луначарский написал статью "Уитмен и демократия".
"Уитмена принято называть "поэтом демократии". Это не точно и менее всего передает сущность его поэзии.
Непосредственно в понятие демократии входят такие принципы, как равенство и власть большинства, но притом в сфере чисто политической. Демократии, которые мы могли наблюдать до сих пор, были индивидуалистическими.
Их чисто политический характер отмечался так часто, что здесь было бы излишне настаивать на этом. Пресловутое равенство граждан перед законом, на основе которого расцветает ад эксплуатации капиталом пролетария, пресловутое всеобщее избирательное право, нигде не помешавшее фактическому верховодству финансовой олигархии, — осуждены в глазах каждого честного человека, ибо всякому честному человеку должно быть ясно, что фактически существующий в любой стране демократический строй есть хитрая ширма, дань времени, удачно сдерживающая взрыв негодования масс мнимым предоставлением им "власти"…
А Уитмен? Мощь и грандиозная красота уитменизма заключаются в противоположном такой демократии начале — в коммунизме, коллективизме, которые в психической сфере молодой уитменианец Жюль Ромен назвал унанимизмом, то есть единодушием.
Слияние человеков. Равенство не песчинок, а равенство братских сил, объединенных сотрудничеством и, следовательно, дружбой и любовью. Братство, провозглашенное за основное начало, — космическое братство, ибо, обняв человека, оно, по типу братского общества, начинает постигать всю природу. Что особенно странно и величественно, неожиданно, но естественно — даже борьбу склонно оно лишать элемента ненависти и рассматривать как особый вид сотрудничества, в котором из хаоса растет космос.
Тут Уитмен, тут Верхарн, тут новая поэзия: в победе над индивидом, в торжестве человечества, в смерти эгоизма и воскресении личности как сознательной волны единого океана, как необходимо своеобразной ноты в единой симфонии. Это ширит сердце, раскрывает его. Уитмен — человек с раскрытым сердцем. Таких будет много, когда упадут стенки нашей одиночной тюрьмы, тюрьмы индивидуализма и собственности. Быть человеком с раскрытым сердцем и потому стать любимцем природы, снять с нее для себя и паствы своей злое очарование и постичь ее как волшебно-разнообразное единство, не умом постичь, а всем существом почувствовать, — это трудно сейчас, и, может быть, это основа всякой гениальности. У Уитмена особенно очевидным стал гений, то есть раскрытость сердца, но она основа подлинного художества и называлась симпатией. Только это — жалкое название, — дело идет о слиянностн.
Безбрежно-могучие мысли пантеистов всех времен и народов, экстазы мистиков и счастливых созерцателей, самозабвенный героизм, проповедь и практика любви к ближнему и дальнему, музыка — все это предтечи того всечеловеческого чувства, того космического само - и всесознания, к которому естественно уготован человек, носитель сознания природы, но от которого он оторван личиной своего мещанского "я". Перечтите большое стихотворение Уитмена "Тебе".
Коммунизм принесет с собой — для иных сразу, для других постепенно — просияние. Коммунизм поставит человека на свое место. Проснется человек и поймет радостное свое предназначение — быть сознательным и бессмертным завершителем вселенского зодчества. Бессмертным. Человек бессмертен. Только индивид смертен. Кто этого не понимает — тот и Уитмена не понимает",
"Уитмена принято называть "поэтом демократии". Это не точно и менее всего передает сущность его поэзии.
Непосредственно в понятие демократии входят такие принципы, как равенство и власть большинства, но притом в сфере чисто политической. Демократии, которые мы могли наблюдать до сих пор, были индивидуалистическими.
Их чисто политический характер отмечался так часто, что здесь было бы излишне настаивать на этом. Пресловутое равенство граждан перед законом, на основе которого расцветает ад эксплуатации капиталом пролетария, пресловутое всеобщее избирательное право, нигде не помешавшее фактическому верховодству финансовой олигархии, — осуждены в глазах каждого честного человека, ибо всякому честному человеку должно быть ясно, что фактически существующий в любой стране демократический строй есть хитрая ширма, дань времени, удачно сдерживающая взрыв негодования масс мнимым предоставлением им "власти"…
А Уитмен? Мощь и грандиозная красота уитменизма заключаются в противоположном такой демократии начале — в коммунизме, коллективизме, которые в психической сфере молодой уитменианец Жюль Ромен назвал унанимизмом, то есть единодушием.
Слияние человеков. Равенство не песчинок, а равенство братских сил, объединенных сотрудничеством и, следовательно, дружбой и любовью. Братство, провозглашенное за основное начало, — космическое братство, ибо, обняв человека, оно, по типу братского общества, начинает постигать всю природу. Что особенно странно и величественно, неожиданно, но естественно — даже борьбу склонно оно лишать элемента ненависти и рассматривать как особый вид сотрудничества, в котором из хаоса растет космос.
Тут Уитмен, тут Верхарн, тут новая поэзия: в победе над индивидом, в торжестве человечества, в смерти эгоизма и воскресении личности как сознательной волны единого океана, как необходимо своеобразной ноты в единой симфонии. Это ширит сердце, раскрывает его. Уитмен — человек с раскрытым сердцем. Таких будет много, когда упадут стенки нашей одиночной тюрьмы, тюрьмы индивидуализма и собственности. Быть человеком с раскрытым сердцем и потому стать любимцем природы, снять с нее для себя и паствы своей злое очарование и постичь ее как волшебно-разнообразное единство, не умом постичь, а всем существом почувствовать, — это трудно сейчас, и, может быть, это основа всякой гениальности. У Уитмена особенно очевидным стал гений, то есть раскрытость сердца, но она основа подлинного художества и называлась симпатией. Только это — жалкое название, — дело идет о слиянностн.
Безбрежно-могучие мысли пантеистов всех времен и народов, экстазы мистиков и счастливых созерцателей, самозабвенный героизм, проповедь и практика любви к ближнему и дальнему, музыка — все это предтечи того всечеловеческого чувства, того космического само - и всесознания, к которому естественно уготован человек, носитель сознания природы, но от которого он оторван личиной своего мещанского "я". Перечтите большое стихотворение Уитмена "Тебе".
Коммунизм принесет с собой — для иных сразу, для других постепенно — просияние. Коммунизм поставит человека на свое место. Проснется человек и поймет радостное свое предназначение — быть сознательным и бессмертным завершителем вселенского зодчества. Бессмертным. Человек бессмертен. Только индивид смертен. Кто этого не понимает — тот и Уитмена не понимает",
II
Известный критик Д. С. Мирский напечатал статью "Поэт американской демократии", посвященную Уолту Уитмену (в качестве предисловия к моей книге "Уолт Уитмен. Листья травы". Л., 1935).
"Действительность, которую утверждал Уитмен, — говорится в статье, — была буржуазная действительность. Но утверждал он в ней не то, что в ней было буржуазно-ограниченного, а то, что в ней было творчески-прогрессивного. Это творчески-прогрессивное он раздувал и преувеличивал, но если в системе это раздувание приводило к грубому искажению перспективы, в поэзии это оборачивалось тем гиперболизмом, который законно и органически присущ искусству…
Поэзия Уитмена глубоко реалистична. И как вечное реалистическое искусство, она основана на раскрытии типичного в единоличном. Но реализм Уитмена не тот реализм развернутых положений и характеров, который мы знаем по классикам реалистического романа. Это реализм отдельных черт — предметов и действий, не описываемых и не изображаемых, а скорее просто называемых с предельной конкретностью. Из соединения этих черт возникает основной, обобщающий образ поэзии Уитмена — образ американской демократии…
Основное ядро поэзии Уитмена, ее железный фонд, состоит из вещей, выдерживающих сравнение с лучшим, что есть в мировой поэзии. Сюда относятся "Песня о себе", "Я пою электрическое тело", "Спящие", "Песня о топоре", "Из колыбели, бесконечно качающейся", "Пионеры! Пионеры!". "Когда последний раз цвела сирень" (На смерть президента Линкольна), целый ряд более коротких стихотворений, в том числе такое исключительное по своему лиризму, как "Слезы" (из цикла "Морские наносы"), и почти весь цикл о Гражданской войне 1861–1866 гг. "Барабанный бой"… Пафос поэзии Уитмена — пафос единства, равенства, человеческого достоинства и прогресса… Пафос единства с нацией, с человечеством, с мирозданием у Уитмена есть прямое лирическое расширение живого чувства единства с демократической массой. Пафос единства получает воплощение в политическом пафосе единства "Этих Штатов", в военных циклах, в чувстве конкретного братства с массовым американцем, в теме "любви к товарищам" как основному цементу демократии…
В уитменовском восприятии смерти как счастливого и "свежего" (cool) воссоединения с материальным миром нет никакого упадочничества, ни усталости. Оно насквозь оптимистично, так как оно возникает из живого чувства единства направления, чувства того, что путь всякого человека будет продолжен другими, чувства классовой преемственности. Поэтому естественно, что эта тема счастливой смерти особенно ярко выступает в замечательной поэме, написанной на смерть вождя и героя американской демократии Линкольна, "Когда последний раз цвела сирень" (особенно песня соловья).
Тема равенства входит в поэзию Уитмена как один из самых органических и организующих элементов. Именно пафос равенства лежит в основе его желания включить в свою высокую лирику все то, что до сих пор считалось низким и "недостойным Музы". С ним связаны и реалистические новшества Уитмена и его излюбленный прием перечисления. Пафос равенства заострен у Уитмена в особенности против одностороннего утверждения "духовного" человека в ущерб человеку телесному. Таким образом, тема равенства тесно сплетена у него с возвеличением человеческого тела, в которой он с особенной силой раскрывает другую свою тему — утверждения человеческого достоинства".
Эту статью безвременно погибшего советского автора высоко оценила американская критика. В США статья была переведена дважды: в 1937 и в 1955 годах*.
* "Walt Whitman Handbook" by Gay Wilson Alien, Chicago, 1947 (Гэй Уилсон Аллен. Справочник по Уолту Уитмену); его же "Walt Whitman abroad", Syracuse, 1955 (Уолт Уитмен за рубежом).
"Действительность, которую утверждал Уитмен, — говорится в статье, — была буржуазная действительность. Но утверждал он в ней не то, что в ней было буржуазно-ограниченного, а то, что в ней было творчески-прогрессивного. Это творчески-прогрессивное он раздувал и преувеличивал, но если в системе это раздувание приводило к грубому искажению перспективы, в поэзии это оборачивалось тем гиперболизмом, который законно и органически присущ искусству…
Поэзия Уитмена глубоко реалистична. И как вечное реалистическое искусство, она основана на раскрытии типичного в единоличном. Но реализм Уитмена не тот реализм развернутых положений и характеров, который мы знаем по классикам реалистического романа. Это реализм отдельных черт — предметов и действий, не описываемых и не изображаемых, а скорее просто называемых с предельной конкретностью. Из соединения этих черт возникает основной, обобщающий образ поэзии Уитмена — образ американской демократии…
Основное ядро поэзии Уитмена, ее железный фонд, состоит из вещей, выдерживающих сравнение с лучшим, что есть в мировой поэзии. Сюда относятся "Песня о себе", "Я пою электрическое тело", "Спящие", "Песня о топоре", "Из колыбели, бесконечно качающейся", "Пионеры! Пионеры!". "Когда последний раз цвела сирень" (На смерть президента Линкольна), целый ряд более коротких стихотворений, в том числе такое исключительное по своему лиризму, как "Слезы" (из цикла "Морские наносы"), и почти весь цикл о Гражданской войне 1861–1866 гг. "Барабанный бой"… Пафос поэзии Уитмена — пафос единства, равенства, человеческого достоинства и прогресса… Пафос единства с нацией, с человечеством, с мирозданием у Уитмена есть прямое лирическое расширение живого чувства единства с демократической массой. Пафос единства получает воплощение в политическом пафосе единства "Этих Штатов", в военных циклах, в чувстве конкретного братства с массовым американцем, в теме "любви к товарищам" как основному цементу демократии…
В уитменовском восприятии смерти как счастливого и "свежего" (cool) воссоединения с материальным миром нет никакого упадочничества, ни усталости. Оно насквозь оптимистично, так как оно возникает из живого чувства единства направления, чувства того, что путь всякого человека будет продолжен другими, чувства классовой преемственности. Поэтому естественно, что эта тема счастливой смерти особенно ярко выступает в замечательной поэме, написанной на смерть вождя и героя американской демократии Линкольна, "Когда последний раз цвела сирень" (особенно песня соловья).
Тема равенства входит в поэзию Уитмена как один из самых органических и организующих элементов. Именно пафос равенства лежит в основе его желания включить в свою высокую лирику все то, что до сих пор считалось низким и "недостойным Музы". С ним связаны и реалистические новшества Уитмена и его излюбленный прием перечисления. Пафос равенства заострен у Уитмена в особенности против одностороннего утверждения "духовного" человека в ущерб человеку телесному. Таким образом, тема равенства тесно сплетена у него с возвеличением человеческого тела, в которой он с особенной силой раскрывает другую свою тему — утверждения человеческого достоинства".
Эту статью безвременно погибшего советского автора высоко оценила американская критика. В США статья была переведена дважды: в 1937 и в 1955 годах*.
* "Walt Whitman Handbook" by Gay Wilson Alien, Chicago, 1947 (Гэй Уилсон Аллен. Справочник по Уолту Уитмену); его же "Walt Whitman abroad", Syracuse, 1955 (Уолт Уитмен за рубежом).
III
М. О. Мендельсон недавно опубликовал новый труд "Жизнь и творчество Уитмена" (М., 1966). Это первое у нас большое исследование о великом поэте.
Основные идеи книги сводятся к следующему.
Голос людей труда Америки, говорит М. О. Мендельсон, предававших проклятию в прошлом веке рабовладельцев, нигде не прозвучал с такой беспощадностью, как в стихах Уолта Уитмена. Не политические страсти сами по себе сделали его поэтом. Но когда мощное освободительное движение в США взволновало всю душу Уитмена, его поэтические силы, дремавшие в тишине, поднялись, выросли. Иной, чем раньше, предстала перед поэтом действительность во всем ее многообразии. Другими глазами он стал глядеть на человека, на труд, на дружбу, на природу.
Автор "Листьев травы" — певец ликующего неба, прекрасного человеческого тела, неукротимой любви людей друг к другу; он размышляет о жизни и смерти, о величии науки, о судьбах человечества. Уитмен был революционным демократом, ибо он стал певцом революционной борьбы с плантаторами Юга, ибо он с жаром воспринял революционное освободительное движение в Европе, ибо частью его души стали и утопически-социалистические идеалы.
Сколько бы слез, кровавых схваток, смертей не вставало перед нами со страниц "Листьев травы", лирический герой Уитмена чаще всего радуется жизни, уверенно глядит на мир. Светлая окраска уитменовской поэзии выражает прежде всего мироощущение рядового труженика, здорового духом, чувствующего себя частью бессмертного целого — народа. Поэт дорог миллионам своей влюбленностью в жизнь. Вместе с тем его поэзия привлекает раскованностью формы, потоками образов, бесконечным разнообразием ритмов, стихом, то широким, привольным, как поля и прерии Америки, то напряженным, как бы собравшимся в кулак, чтобы ответить недругу ударом на удар.
В стихах Уитмена дает себя чувствовать высокий романтический пафос. Однако в основном его поэзия реалистична. Специфика реализма Уитмена заключается в тол, что типичным американцем в его творчестве предстает прежде всего он сам, что образу "Уолта Уитмена" приданы черты, присущие многим из лучших современников поэта. Даже тогда, когда образ уитменовского героя принимает гигантские, сверхчеловеческие масштабы, поэт утверждает прежде всего не силу противостоящей народу личности, а всемогущество самого народа. Именно народ ладонями покрывает сушу, все дальше и дальше проникает в глубины мироздания. Примечательно, что, придавая своему герою вселенские масштабы, Уитмен опирается на фольклорные традиции. Стихия народного творчества помогла поэту рассказать о том, как "вихри миров" носили корабль его героя, а звезды "уступали" ему место.
Основные идеи книги сводятся к следующему.
Голос людей труда Америки, говорит М. О. Мендельсон, предававших проклятию в прошлом веке рабовладельцев, нигде не прозвучал с такой беспощадностью, как в стихах Уолта Уитмена. Не политические страсти сами по себе сделали его поэтом. Но когда мощное освободительное движение в США взволновало всю душу Уитмена, его поэтические силы, дремавшие в тишине, поднялись, выросли. Иной, чем раньше, предстала перед поэтом действительность во всем ее многообразии. Другими глазами он стал глядеть на человека, на труд, на дружбу, на природу.
Автор "Листьев травы" — певец ликующего неба, прекрасного человеческого тела, неукротимой любви людей друг к другу; он размышляет о жизни и смерти, о величии науки, о судьбах человечества. Уитмен был революционным демократом, ибо он стал певцом революционной борьбы с плантаторами Юга, ибо он с жаром воспринял революционное освободительное движение в Европе, ибо частью его души стали и утопически-социалистические идеалы.
Сколько бы слез, кровавых схваток, смертей не вставало перед нами со страниц "Листьев травы", лирический герой Уитмена чаще всего радуется жизни, уверенно глядит на мир. Светлая окраска уитменовской поэзии выражает прежде всего мироощущение рядового труженика, здорового духом, чувствующего себя частью бессмертного целого — народа. Поэт дорог миллионам своей влюбленностью в жизнь. Вместе с тем его поэзия привлекает раскованностью формы, потоками образов, бесконечным разнообразием ритмов, стихом, то широким, привольным, как поля и прерии Америки, то напряженным, как бы собравшимся в кулак, чтобы ответить недругу ударом на удар.
В стихах Уитмена дает себя чувствовать высокий романтический пафос. Однако в основном его поэзия реалистична. Специфика реализма Уитмена заключается в тол, что типичным американцем в его творчестве предстает прежде всего он сам, что образу "Уолта Уитмена" приданы черты, присущие многим из лучших современников поэта. Даже тогда, когда образ уитменовского героя принимает гигантские, сверхчеловеческие масштабы, поэт утверждает прежде всего не силу противостоящей народу личности, а всемогущество самого народа. Именно народ ладонями покрывает сушу, все дальше и дальше проникает в глубины мироздания. Примечательно, что, придавая своему герою вселенские масштабы, Уитмен опирается на фольклорные традиции. Стихия народного творчества помогла поэту рассказать о том, как "вихри миров" носили корабль его героя, а звезды "уступали" ему место.
ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА ОБ УИТМЕНЕ
Для настоящего издания я пользовался следующими английскими и американскими книгами, посвященными жизни и творчеству Уитмена:
1. "Walt Whitman", by R. M. Bucke, Philadelphia, 1883 (P. M. Бекк, "Уолт Уитмен"). Первая по времени биография Уитмена, написанная при жизни поэта одним из его ближайших последователей. В этой восторженной книге собраны ранние отзывы английской и американской печати о поэзии Уолта Уитмена, а также воспроизведена знаменитая брошюра О'Коннора "Добрый седой поэт". Эту книгу проредактировал Уитмен. Многие ее страницы написаны им самим. Бекк — доктор медицины, мистик, автор книги "Космическое сознание", переведенной на русский язык (издательство "Новый человек", П., 1914). В этой книге Уитмен ставится наравне с Буддой, Иисусом Христом, Магометом.
2. "Whitman". A Study, by John Borroughs, Boston and New York (Джон Борроуз, "Уитмен"). Многословная, пухлая, водянистая книга. Джон Борроуз (род. 1837), плодовитый американский писатель, друг Уолта Уитмена, писал главным образом о природе, о цветах и птицах. Его специальность — описательная зоология и ботаника. Многие страницы этой книги были тоже написаны при ближайшем участии Уитмена.
3. "Studies in Literature", by Edward Dowden, London, 1892 (Эдуард Дауден, "Литературные этюды"). Почтенный автор (1843–1913) исследования о Шекспире посвятил Уитмену большую статью "Поэзия демократии". Она была напечатана при жизни Уитмена в английском журнале "Westminster Review" ("Вестминстер Ревью", 1871).
4. "Wall Whitman". A Study, by John Addington Symonds, London, 1893 (Джон Эддингтон Саймондс, "Уолт Уитмен"). Горячо написанная апология Уитмена. Опыт систематизации философских воззрений поэта. Саймондс — известный английский критик и поэт (1840 — 1893), автор книги "Ренессанс в Италии".
5. "Walt Whitman", by Isaak Hall Platt, Boston, 1904 (Айзек Хилл Платт, "Уолт Уитмен") — суховатая, бесстрастная книжка с приложением хронологической таблицы.
6. "Life of Walt Whitman", by Henry Bryan Binns, London, 1905 (Генри Брайян Биннз, "Жизнь Уолта Уитмена"). Наивная елейная книга, превращающая жизнь поэта в житие святого. Написана английским поклонником Уитмена. В ней много непроверенных фактов, опровергнутых позднейшими исследователями.
7. "Days with Walt Whitman", by Edward Carpenter, London, 1906 (Эд. Карпентер, "Дни с Уолтом Уитменом"). Карпентер (1844 — 1929), друг, поклонник и ученик Уолта Уитмена, подробно описал свои паломничества к нему в 1877 и в 1884 годах, встречи и разговоры с ним. К книге приложены статьи: "Уитмен как пророк", "Поэтическая форма "Листьев травы", "Дети Уолта Уитмена", "Уитмен и Эмерсон".
8. "Walt Whitman. His Life and Work", by Bliss Perry, London, 1906 (Блисс Перри, "Уолт Уитмен, его жизнь и творчество"). Автор (1860 — 1954) относится к Уолту Уитмену чуть-чуть свысока и стремится разрушить легенды, которыми окружили имя Уитмена такие слепые поклонники, как Ричард Бекк и др.
9. "Familiar Studies of Men and Books", by R. L. Stevenson, London, 1912 (Роберт Стивенсон, "Непринужденные заметки о людях и книгах"). Знаменитый английский романист Роберт Луис Стивенсон (1850 — 1894) в ранней юности был почитателем Уитмена, написал о нем горячую статью, но потом устыдился молодого восторга и внес в свой этюд о любимом поэте немало иронических строк. В результате получился почтительно-насмешливый отзыв, где дифирамбы чередуются с жестокими шутками. В личности Уолта Уитмена, по ощущению критика, великий поэт сочетается с самым забавным педантом.
10. "With Walt Whitman in Camdon", by Horace Traubel, Boston, 1906 — 1953 (Хорес Траубел, "С Уолтом Уитменом в Комдене"). Огромная четырехтомная книга, дневник преданного друга Уолта Уитмена, где подробно записаны ежедневные беседы с престарелым поэтом. Имеет величайшую ценность для всякого, кто желает поближе познакомиться с личностью Уитмена.
11. "The Magnificent Idler. The Story of Walt Whitman", by C. Rogers, Camden City, N. Y., 1926 (Камерон Роджерс, "Великолепный лодырь. История Уолта Уитмена"). Беллетризованная биография Уитмена. Бойкая, поверхностная книга, сделанная по готовым шаблонам. Порочность ее жанра особенно ясно видна в тех частях, где автору приходится заполнять воображением "пустые места" биографии Уитмена, то есть выдумывать факты, — например, любовные похождения поэта в Новом Орлеане и Нью-Йорке.
12. "Whitman", by Edgar Lee Masters, New York, 1937 (Эдгар Ли Мастерс, "Уитмен"). Автор — современный американский поэт (1869 — 1950), известный русским читателям по "Антологии американской поэзии" (М., 1938). Несмотря на то что Мастере в своем поэтическом творчестве был под сильным влиянием Уитмена, он относится к своему учителю очень сурово и требовательно. Особое внимание он уделяет сексуальным проблемам, связанным с жизнью и творчеством Уитмена. Лучшие страницы его книги посвящены описанию юности Уитмена, а также критическому анализу цикла "Дети Адама".
13. "Whitman", by Newton Arvin, New York, 1938 (Ньютон Арвин, "Уитмен"). Эта книга стоит особняком в обширной литературе об Уитмене. В отличие от прочих исследователей Ньютон Арвин ставит наиболее сильный акцент на политических убеждениях поэта. Впервые подробно обследовав публицистические статьи и заметки Уитмена, погребенные в мелких американских газетах сороковых и пятидесятых годов, автор не только не скрывает реакционных элементов в тогдашнем мировоззрении поэта, но, напротив, выпячивает их очень рельефно. Свою главную задачу он видит именно в том, чтобы ничего не утаивая, показать, что реакционные тенденции в творчестве Уитмена всегда были побеждаемы тенденциями противоположного рода. Так, хотя бунтарство уживалось в поэте с умеренным либерализмом, а научный материализм — с мистикой, верх, по словам Арвина, всегда брали прогрессивные идеи и чувства, которые и сделали Уитмена глашатаем передового человечества. К сожалению, на всем протяжении этой солидно документированной книги автор очень редко вспоминает, что Уитмен — поэт. Читая ее, можно подумать, что Уитмен был политический деятель, не лишенный некоторых философских воззрений.
14. "Walt Whitman", by Hugh J'Anson Fausset, London, 1942 (Хью Айнсон Фоссет, "Уолт Уитмен"). Фоссет — талантливый английский критик, автор известных монографий о Джоне Китсе, Вордсворте, Альфреде Теннисоне. В книге подробно и зорко прослежен — этап за этапом — тот крутой многолетний путь, который привел Уолта Уитмена к созданию "Листьев травы". Так же обстоятельно описан и долгий период увядания, ущерба, наступивший в жизни Уолта Уитмена тотчас после Гражданской войны. Как и в других биографиях Фоссета, анализ в этой биографии сильно преобладает над синтезом.
1. "Walt Whitman", by R. M. Bucke, Philadelphia, 1883 (P. M. Бекк, "Уолт Уитмен"). Первая по времени биография Уитмена, написанная при жизни поэта одним из его ближайших последователей. В этой восторженной книге собраны ранние отзывы английской и американской печати о поэзии Уолта Уитмена, а также воспроизведена знаменитая брошюра О'Коннора "Добрый седой поэт". Эту книгу проредактировал Уитмен. Многие ее страницы написаны им самим. Бекк — доктор медицины, мистик, автор книги "Космическое сознание", переведенной на русский язык (издательство "Новый человек", П., 1914). В этой книге Уитмен ставится наравне с Буддой, Иисусом Христом, Магометом.
2. "Whitman". A Study, by John Borroughs, Boston and New York (Джон Борроуз, "Уитмен"). Многословная, пухлая, водянистая книга. Джон Борроуз (род. 1837), плодовитый американский писатель, друг Уолта Уитмена, писал главным образом о природе, о цветах и птицах. Его специальность — описательная зоология и ботаника. Многие страницы этой книги были тоже написаны при ближайшем участии Уитмена.
3. "Studies in Literature", by Edward Dowden, London, 1892 (Эдуард Дауден, "Литературные этюды"). Почтенный автор (1843–1913) исследования о Шекспире посвятил Уитмену большую статью "Поэзия демократии". Она была напечатана при жизни Уитмена в английском журнале "Westminster Review" ("Вестминстер Ревью", 1871).
4. "Wall Whitman". A Study, by John Addington Symonds, London, 1893 (Джон Эддингтон Саймондс, "Уолт Уитмен"). Горячо написанная апология Уитмена. Опыт систематизации философских воззрений поэта. Саймондс — известный английский критик и поэт (1840 — 1893), автор книги "Ренессанс в Италии".
5. "Walt Whitman", by Isaak Hall Platt, Boston, 1904 (Айзек Хилл Платт, "Уолт Уитмен") — суховатая, бесстрастная книжка с приложением хронологической таблицы.
6. "Life of Walt Whitman", by Henry Bryan Binns, London, 1905 (Генри Брайян Биннз, "Жизнь Уолта Уитмена"). Наивная елейная книга, превращающая жизнь поэта в житие святого. Написана английским поклонником Уитмена. В ней много непроверенных фактов, опровергнутых позднейшими исследователями.
7. "Days with Walt Whitman", by Edward Carpenter, London, 1906 (Эд. Карпентер, "Дни с Уолтом Уитменом"). Карпентер (1844 — 1929), друг, поклонник и ученик Уолта Уитмена, подробно описал свои паломничества к нему в 1877 и в 1884 годах, встречи и разговоры с ним. К книге приложены статьи: "Уитмен как пророк", "Поэтическая форма "Листьев травы", "Дети Уолта Уитмена", "Уитмен и Эмерсон".
8. "Walt Whitman. His Life and Work", by Bliss Perry, London, 1906 (Блисс Перри, "Уолт Уитмен, его жизнь и творчество"). Автор (1860 — 1954) относится к Уолту Уитмену чуть-чуть свысока и стремится разрушить легенды, которыми окружили имя Уитмена такие слепые поклонники, как Ричард Бекк и др.
9. "Familiar Studies of Men and Books", by R. L. Stevenson, London, 1912 (Роберт Стивенсон, "Непринужденные заметки о людях и книгах"). Знаменитый английский романист Роберт Луис Стивенсон (1850 — 1894) в ранней юности был почитателем Уитмена, написал о нем горячую статью, но потом устыдился молодого восторга и внес в свой этюд о любимом поэте немало иронических строк. В результате получился почтительно-насмешливый отзыв, где дифирамбы чередуются с жестокими шутками. В личности Уолта Уитмена, по ощущению критика, великий поэт сочетается с самым забавным педантом.
10. "With Walt Whitman in Camdon", by Horace Traubel, Boston, 1906 — 1953 (Хорес Траубел, "С Уолтом Уитменом в Комдене"). Огромная четырехтомная книга, дневник преданного друга Уолта Уитмена, где подробно записаны ежедневные беседы с престарелым поэтом. Имеет величайшую ценность для всякого, кто желает поближе познакомиться с личностью Уитмена.
11. "The Magnificent Idler. The Story of Walt Whitman", by C. Rogers, Camden City, N. Y., 1926 (Камерон Роджерс, "Великолепный лодырь. История Уолта Уитмена"). Беллетризованная биография Уитмена. Бойкая, поверхностная книга, сделанная по готовым шаблонам. Порочность ее жанра особенно ясно видна в тех частях, где автору приходится заполнять воображением "пустые места" биографии Уитмена, то есть выдумывать факты, — например, любовные похождения поэта в Новом Орлеане и Нью-Йорке.
12. "Whitman", by Edgar Lee Masters, New York, 1937 (Эдгар Ли Мастерс, "Уитмен"). Автор — современный американский поэт (1869 — 1950), известный русским читателям по "Антологии американской поэзии" (М., 1938). Несмотря на то что Мастере в своем поэтическом творчестве был под сильным влиянием Уитмена, он относится к своему учителю очень сурово и требовательно. Особое внимание он уделяет сексуальным проблемам, связанным с жизнью и творчеством Уитмена. Лучшие страницы его книги посвящены описанию юности Уитмена, а также критическому анализу цикла "Дети Адама".
13. "Whitman", by Newton Arvin, New York, 1938 (Ньютон Арвин, "Уитмен"). Эта книга стоит особняком в обширной литературе об Уитмене. В отличие от прочих исследователей Ньютон Арвин ставит наиболее сильный акцент на политических убеждениях поэта. Впервые подробно обследовав публицистические статьи и заметки Уитмена, погребенные в мелких американских газетах сороковых и пятидесятых годов, автор не только не скрывает реакционных элементов в тогдашнем мировоззрении поэта, но, напротив, выпячивает их очень рельефно. Свою главную задачу он видит именно в том, чтобы ничего не утаивая, показать, что реакционные тенденции в творчестве Уитмена всегда были побеждаемы тенденциями противоположного рода. Так, хотя бунтарство уживалось в поэте с умеренным либерализмом, а научный материализм — с мистикой, верх, по словам Арвина, всегда брали прогрессивные идеи и чувства, которые и сделали Уитмена глашатаем передового человечества. К сожалению, на всем протяжении этой солидно документированной книги автор очень редко вспоминает, что Уитмен — поэт. Читая ее, можно подумать, что Уитмен был политический деятель, не лишенный некоторых философских воззрений.
14. "Walt Whitman", by Hugh J'Anson Fausset, London, 1942 (Хью Айнсон Фоссет, "Уолт Уитмен"). Фоссет — талантливый английский критик, автор известных монографий о Джоне Китсе, Вордсворте, Альфреде Теннисоне. В книге подробно и зорко прослежен — этап за этапом — тот крутой многолетний путь, который привел Уолта Уитмена к созданию "Листьев травы". Так же обстоятельно описан и долгий период увядания, ущерба, наступивший в жизни Уолта Уитмена тотчас после Гражданской войны. Как и в других биографиях Фоссета, анализ в этой биографии сильно преобладает над синтезом.