Страница:
— Ну, как вы проехались, де Лангль? — спросил Лаперуз.
— Превосходно, — ответил де Лангль, весело улыбаясь. — Остров объехать кругом нам не удалось, он слишком велик, но зато мы открыли очаровательную маленькую бухточку, в которую впадает быстрая речонка. Эта бухта вон там, за тем мысом. Вода в речке отличная, известковая, гораздо вкуснее той, которую мы набрали на Камчатке. Нашу воду пить нельзя — она протухла в трюме и пахнет болотом. Нам не мешает сделать новый запас воды.
— Мы запасемся водой в Австралии, — сказал Лаперуз. — Нельзя терять больше ни одного дня. Сегодня же вечером мы должны сняться с якоря. Воды, взятой на Камчатке, нам хватит еще недели на три.
— Не могу с вами согласиться, — настаивал де Лангль. — Мы здесь потеряем еще один день, но зато наши больные скоро поправятся, потому что свежая вода при цинге — лучшее средство. С больной командой мы рискуем потерять гораздо больше времени. Если болезнь станет развиваться, мы застрянем где-нибудь на полдороге, потому что некому будет работать.
Лаперуз задумался. Цинга не на шутку тревожила его. Слова де Лангля, пожалуй, не лишены основания. Больные, побывавшие сегодня на берегу, заявили, что чувствуют себя гораздо лучше.
— А удобно ли в вашей речке запастись водой? — спросил он.
— Удобнее места не сыщешь, — ответил де Лангль. — Глубокая, просторная бухта, защищенная со всех сторон от ветра. Все наши шлюпки свободно разместятся в ней. Да и от деревни довольно далеко, так что островитяне не слишком станут надоедать своим любопытством. Мы наполним бочки обоих кораблей за какие-нибудь три часа. Я сам берусь руководить всей работой.
— Хорошо, — сказал Лаперуз, — будь по-вашему. Я согласен. Вы достаточно опытный моряк, и я не стану с вами спорить. Мы снимемся с якоря завтра вечером.
На другой день, с раннего утра, закипела работа. Из трюмов обоих фрегатов выкатили тяжелые бочки с протухшей водой и вылили ее за борт. Пустые бочки сложили в огромные, неповоротливые шлюпки, специально для этого предназначенные. В одной такой шлюпке помещалось пятнадцать бочек.
Работа была нелегкая. Островитяне, во множестве приехавшие на корабли со своими товарами, мешали и путались под ногами. Но матросы трудились прилежно, потому что радовались возможности снова побывать на твердой земле.
В два часа дня, после обеда, все три шлюпки отправились в путь. Во главе отряда стоял сам капитан де Лангль. Он командовал первой шлюпкой. Командирами двух других шлюпок были назначены лейтенанты Бутэн и Мутон. В шлюпку Бутана сел неутомимый Ламанон. Цинготных больных усадили в шлюпку к Мутону. Всего во всех трех шлюпках было пятьдесят матросов-гребцов, в том числе и те четверо, которые вчера подрались с одноглазым великаном. Для защиты отряда от нападения де Лангль захватил с собой шесть бравых морских солдат под начальством поручика де Вожуа. Итак, за водой вместе с де Ланглем отправилось около семидесяти человек.
Весело тронулись в путь. Матросы дружно налегли на весла. Де Лангль указывал дорогу. В полчаса обогнули мыс, и фрегаты скрылись из виду.
— Где же бухта? — спросил Бутэн, приближаясь к капитанской шлюпке.
Капитан де Лангль в недоумении оглядывал берег. Неужели эта узкая полоска воды, отделенная от моря непроходимыми рифами, — та самая удобная полноводная бухта, которую он видел вчера утром? Да ведь в эту мелкую заводь и не войти, а если войдешь, так, пожалуй, не выберешься.
Матросы перестали грести. Все глядели на де Лангля, ожидая, что он скажет. Но де Лангль молчал.
— Придется повернуть назад, — произнес лейтенант Мутон.
— Повернуть назад невозможно, — сказал Бутэн. — Ведь мы вылили из бочек всю воду. Как же мы без воды доберемся до Австралии?
— Тут есть и другие ручьи, — сказал кто-то.
— В других ручьях так мало воды, что нам придется простоять здесь две недели, чтобы наполнить все наши бочки, — ответил Бутэн.
Положение действительно было не из приятных. Де Лангль осрамился перед своими подчиненными. Он сразу понял, что произошло. Вчера он проезжал тут утром во время прилива, когда бухта была полна воды. А теперь отлив, бухта обмелела, рифы, заграждающие вход, выступали на поверхность. Все это понятно, но как он, морской волк, с детства плавающий по океанам, мог совершить такую пустую и глупую ошибку?
Чтобы окончательно не уронить своего достоинства, де Лангль властно приказал:
— Вперед!
Шлюпки должны вернуться с пресной водой, иначе он не посмеет показаться на глаза Лаперузу.
Между рифами действительно оказался узкий проход, сквозь который шлюпки гуськом вошли в бухту. В бухте воды было едва по пояс. Прежде чем добраться до устья речонки, капитанская шлюпка дважды садилась на мель, и матросы прыгали в воду, чтобы руками протолкнуть ее дальше.
Хотя до деревни было довольно далеко, но на берегу стояло человек сто стариков и женщин. Они все чего-то ждали и неодобрительно поглядывали на гостей.
Де Лангль соскочил на прибрежный песок. Он расставил полукругом шестерых солдат с ружьями наготове, приказав им не подпускать островитян к месту наливки ближе чем на десять шагов.
— Но без моей команды не стрелять! — распорядился он. — Кто выстрелит самовольно, сядет в карцер.
Шлюпки остановились в том самом месте, где узкая, мелкая речонка впадала в бухту. Вода оказалась вкусная, свежая, но, к сожалению, ее было слишком мало. Для того чтобы наполнить сорок пять сорокаведерных бочек, придется проторчать здесь полдня.
Ближе всех к берегу стояла капитанская шлюпка. Рядом с нею — шлюпка Бутэна. Рядом с бутэновской шлюпкой, борт к борту, — шлюпка Мутона. Загремели ведра, закипела работа.
Между тем толпа на берегу все прибывала. Женщины с ребятами на руках одна за другой тащились по тропинке из деревни. Солдаты выбились из сил. Женщины со всех сторон наседали на них, стараясь поближе пробраться к шлюпкам. Только удавалось прогнать одну островитянку, как на ее место пролезало десять. Где шестерым солдатам справиться с несколькими сотнями любопытных, ничего не боящихся женщин!
Отлив продолжался, и бухта скоро настолько обмелела, что ее всю можно было перейти пешком, не замочив колен. Шлюпки не могли уже сдвинуться с места. Нечего было и думать о том, чтобы уйти из этой западни раньше, чем начнется прилив. А прилив начнется часа через два.
Женщины между тем все прибывали и прибывали. Они шли к берегу бухты вовсе не для того, чтобы поглазеть на французов. Не любопытство влекло их сюда. Они чего-то ждали.
Де Лангль только тогда понял, чего ждут все эти старики, женщины и дети, когда в бухту с веселым гиканьем влетела дюжина длинных пирог. Бухта служила островитянам портом. Это был великолепный порт, потому что пирога могла плыть, даже если воды всего какой-нибудь фут. Пироги были доверху наполнены французскими товарами — раскрашенным холстом, стекляшками, зеркальцами, медными пуговицами, оловянными ложками. Да, Лаперуз неплохо торговал сегодня, пока де Лангль возился с водой.
За первой дюжиной пирог появилась вторая, за нею третья. Воздух звенел от криков. На берегу начался настоящий базар — островитяне перепродавали друг другу французские тряпки, украшали ими своих жен, наперебой хвастали добычей.
Работать стало почти невозможно. С появлением мужчин толпа уже не обращала на солдат никакого внимания. Островитяне бесцеремонно вскакивали в шлюпки. Матросам с трудом удалось выбросить их за борт. Две пироги поплыли вверх по речонке и замутили веслами всю воду. Пришлось на четверть часа прекратить работу и ждать, пока ил снова осядет на дно.
Вода начала медленно, едва заметно, подыматься. Моряки облегченно вздохнули. Прилив принесет им освобождение.
А на берег прибывали все новые и новые толпы. Это из дальних деревень приходили островитяне перекупать французские товары. Вокруг шлюпок сгрудилось не менее двух тысяч человек. Солдаты, расставленные де Ланглем на берегу, были оттеснены в воду. Когда островитян просили подвинуться и не мешать работать, они скалили зубы. Они уже не скрывали своей враждебности к французам.
В толпе появился одноглазый великан, напавший вчера на матроса, сторожившего шлюпку. Он не интересовался ни тряпками, ни стекляшками — он шел прямо к берегу, неся в руке большой камень. Толпа расступилась перед ним. Говор смолкал при его приближении.
Он остановился, взмахнул рукой — камень взлетел и упал в воду. Одноглазый промахнулся.
Солдаты подняли ружья.
— Не стрелять! — закричал де Лангль.
Он хотел во что бы то ни стало избежать кровопролития. Выдержать бой с двумя тысячами островитян невозможно. У многих матросов нет ружей. Шлюпки стоят на мели и не в состоянии сдвинуться с места. Фрегаты находятся по ту сторону мыса, и Лаперуз не может помочь.
— Не стрелять! — снова крикнул он.
Солдаты опустили ружья.
Тотчас же град камней посыпался им на головы. Солдаты падали, обливаясь кровью. Их начальник, поручик де Вожуа, помчался по мелководью к капитанской шлюпке. Человек триста сорвалось с берега и понеслось за ним вдогонку, разбрызгивая воду.
— Пли! — закричал де Лангль.
Матросы побросали ведра и, толкаясь, мешая друг другу, стали доставать ружья, сложенные под скамейками.
Де Лангль выстрелил первый и промахнулся.
Де Вожуа упал возле самой капитанской шлюпки. Череп его был раскроен камнем. Падая, он схватился за камзол де Лангля и стащил капитана из шлюпки в воду.
Сотни рук разорвали де Лангля на части.
Так погиб капитан де Лангль.
Камни посыпались в капитанскую шлюпку. Матросы падали за борт. Тот, кто падал в сторону островитян, уже не вставал. Спаслись только те, что упали в проход между капитанской шлюпкой и шлюпкой Бутэна.
— Пли! — закричал Бутэн.
Грянуло несколько ружей. Одноглазый взмахнул руками и упал. С ним попадало еще шесть или семь человек.
— Пли! — крикнул лейтенант Мутон.
Снова залп, и островитяне отступили.
Но толпа с берега напирала по-прежнему. Задние ряды давили на передние. Сейчас будет новая атака, а кремневые ружья так скоро не зарядишь, на зарядку уйдет несколько минут.
И вдруг Бутэн почувствовал, что его шлюпка шевелится. Прилив поднял ее и закачал на волнах. Море принесло им освобождение.
— За весла! — скомандовал Бутэн.
Но матросы схватились за весла, не дожидаясь команды. Шлюпка лейтенанта Мутона уже неслась впереди прямо к узкому проходу между рифами. Шлюпка Бутэна помчалась за ней. Грести оказалось нелегко, потому что обе шлюпки были переполнены ранеными, которые лежали под скамьями, обливаясь кровью. Моряки напрягали все силы, чтобы скорее вырваться в открытое море.
Островитяне пустились бежать вокруг бухты, чтобы взобраться на рифы, прежде чем шлюпки французов успеют выйти в море.
Мутону удалось опередить бежавших. Он провел свою шлюпку сквозь пролив прежде, чем они вскарабкались на рифы. Но зато Бутэну не посчастливилось. В проливе его шлюпка подверглась ураганному обстрелу булыжниками с обеих сторон.
Островитяне были искусные камнеметатели. Каждый из них без труда мог швырнуть двухфунтовый булыжник на двадцать — тридцать шагов. Тяжелые камни посыпались в шлюпку, кроша весла, скамьи и бочки, проламывая черепа.
Одним из первых упал Ламанон, пораженный камнем в голову. Бутэн кинулся к нему, но ученый был уже мертв.
Вряд ли хоть один человек остался бы жив, если бы лейтенант Мутон не дал залпа по рифам из своей шлюпки. Островитяне отступили, и шлюпка Бутэна вышла в море. На ней оставалось не больше десяти человек, способных держать весла. Раненые громко стонали, мертвецы лежали вповалку. У Бутэна была сломана правая рука.
С капитаном де Ланглем за водой отправилось около семидесяти человек. А на фрегаты вернулось только сорок девять, да и те почти все израненные и искалеченные.
Последняя встреча
Адмирал бежит от революции
Мечты о славе
На вершине Тенерифского пика
Честолюбие и упрямство
— Превосходно, — ответил де Лангль, весело улыбаясь. — Остров объехать кругом нам не удалось, он слишком велик, но зато мы открыли очаровательную маленькую бухточку, в которую впадает быстрая речонка. Эта бухта вон там, за тем мысом. Вода в речке отличная, известковая, гораздо вкуснее той, которую мы набрали на Камчатке. Нашу воду пить нельзя — она протухла в трюме и пахнет болотом. Нам не мешает сделать новый запас воды.
— Мы запасемся водой в Австралии, — сказал Лаперуз. — Нельзя терять больше ни одного дня. Сегодня же вечером мы должны сняться с якоря. Воды, взятой на Камчатке, нам хватит еще недели на три.
— Не могу с вами согласиться, — настаивал де Лангль. — Мы здесь потеряем еще один день, но зато наши больные скоро поправятся, потому что свежая вода при цинге — лучшее средство. С больной командой мы рискуем потерять гораздо больше времени. Если болезнь станет развиваться, мы застрянем где-нибудь на полдороге, потому что некому будет работать.
Лаперуз задумался. Цинга не на шутку тревожила его. Слова де Лангля, пожалуй, не лишены основания. Больные, побывавшие сегодня на берегу, заявили, что чувствуют себя гораздо лучше.
— А удобно ли в вашей речке запастись водой? — спросил он.
— Удобнее места не сыщешь, — ответил де Лангль. — Глубокая, просторная бухта, защищенная со всех сторон от ветра. Все наши шлюпки свободно разместятся в ней. Да и от деревни довольно далеко, так что островитяне не слишком станут надоедать своим любопытством. Мы наполним бочки обоих кораблей за какие-нибудь три часа. Я сам берусь руководить всей работой.
— Хорошо, — сказал Лаперуз, — будь по-вашему. Я согласен. Вы достаточно опытный моряк, и я не стану с вами спорить. Мы снимемся с якоря завтра вечером.
На другой день, с раннего утра, закипела работа. Из трюмов обоих фрегатов выкатили тяжелые бочки с протухшей водой и вылили ее за борт. Пустые бочки сложили в огромные, неповоротливые шлюпки, специально для этого предназначенные. В одной такой шлюпке помещалось пятнадцать бочек.
Работа была нелегкая. Островитяне, во множестве приехавшие на корабли со своими товарами, мешали и путались под ногами. Но матросы трудились прилежно, потому что радовались возможности снова побывать на твердой земле.
В два часа дня, после обеда, все три шлюпки отправились в путь. Во главе отряда стоял сам капитан де Лангль. Он командовал первой шлюпкой. Командирами двух других шлюпок были назначены лейтенанты Бутэн и Мутон. В шлюпку Бутана сел неутомимый Ламанон. Цинготных больных усадили в шлюпку к Мутону. Всего во всех трех шлюпках было пятьдесят матросов-гребцов, в том числе и те четверо, которые вчера подрались с одноглазым великаном. Для защиты отряда от нападения де Лангль захватил с собой шесть бравых морских солдат под начальством поручика де Вожуа. Итак, за водой вместе с де Ланглем отправилось около семидесяти человек.
Весело тронулись в путь. Матросы дружно налегли на весла. Де Лангль указывал дорогу. В полчаса обогнули мыс, и фрегаты скрылись из виду.
— Где же бухта? — спросил Бутэн, приближаясь к капитанской шлюпке.
Капитан де Лангль в недоумении оглядывал берег. Неужели эта узкая полоска воды, отделенная от моря непроходимыми рифами, — та самая удобная полноводная бухта, которую он видел вчера утром? Да ведь в эту мелкую заводь и не войти, а если войдешь, так, пожалуй, не выберешься.
Матросы перестали грести. Все глядели на де Лангля, ожидая, что он скажет. Но де Лангль молчал.
— Придется повернуть назад, — произнес лейтенант Мутон.
— Повернуть назад невозможно, — сказал Бутэн. — Ведь мы вылили из бочек всю воду. Как же мы без воды доберемся до Австралии?
— Тут есть и другие ручьи, — сказал кто-то.
— В других ручьях так мало воды, что нам придется простоять здесь две недели, чтобы наполнить все наши бочки, — ответил Бутэн.
Положение действительно было не из приятных. Де Лангль осрамился перед своими подчиненными. Он сразу понял, что произошло. Вчера он проезжал тут утром во время прилива, когда бухта была полна воды. А теперь отлив, бухта обмелела, рифы, заграждающие вход, выступали на поверхность. Все это понятно, но как он, морской волк, с детства плавающий по океанам, мог совершить такую пустую и глупую ошибку?
Чтобы окончательно не уронить своего достоинства, де Лангль властно приказал:
— Вперед!
Шлюпки должны вернуться с пресной водой, иначе он не посмеет показаться на глаза Лаперузу.
Между рифами действительно оказался узкий проход, сквозь который шлюпки гуськом вошли в бухту. В бухте воды было едва по пояс. Прежде чем добраться до устья речонки, капитанская шлюпка дважды садилась на мель, и матросы прыгали в воду, чтобы руками протолкнуть ее дальше.
Хотя до деревни было довольно далеко, но на берегу стояло человек сто стариков и женщин. Они все чего-то ждали и неодобрительно поглядывали на гостей.
Де Лангль соскочил на прибрежный песок. Он расставил полукругом шестерых солдат с ружьями наготове, приказав им не подпускать островитян к месту наливки ближе чем на десять шагов.
— Но без моей команды не стрелять! — распорядился он. — Кто выстрелит самовольно, сядет в карцер.
Шлюпки остановились в том самом месте, где узкая, мелкая речонка впадала в бухту. Вода оказалась вкусная, свежая, но, к сожалению, ее было слишком мало. Для того чтобы наполнить сорок пять сорокаведерных бочек, придется проторчать здесь полдня.
Ближе всех к берегу стояла капитанская шлюпка. Рядом с нею — шлюпка Бутэна. Рядом с бутэновской шлюпкой, борт к борту, — шлюпка Мутона. Загремели ведра, закипела работа.
Между тем толпа на берегу все прибывала. Женщины с ребятами на руках одна за другой тащились по тропинке из деревни. Солдаты выбились из сил. Женщины со всех сторон наседали на них, стараясь поближе пробраться к шлюпкам. Только удавалось прогнать одну островитянку, как на ее место пролезало десять. Где шестерым солдатам справиться с несколькими сотнями любопытных, ничего не боящихся женщин!
Отлив продолжался, и бухта скоро настолько обмелела, что ее всю можно было перейти пешком, не замочив колен. Шлюпки не могли уже сдвинуться с места. Нечего было и думать о том, чтобы уйти из этой западни раньше, чем начнется прилив. А прилив начнется часа через два.
Женщины между тем все прибывали и прибывали. Они шли к берегу бухты вовсе не для того, чтобы поглазеть на французов. Не любопытство влекло их сюда. Они чего-то ждали.
Де Лангль только тогда понял, чего ждут все эти старики, женщины и дети, когда в бухту с веселым гиканьем влетела дюжина длинных пирог. Бухта служила островитянам портом. Это был великолепный порт, потому что пирога могла плыть, даже если воды всего какой-нибудь фут. Пироги были доверху наполнены французскими товарами — раскрашенным холстом, стекляшками, зеркальцами, медными пуговицами, оловянными ложками. Да, Лаперуз неплохо торговал сегодня, пока де Лангль возился с водой.
За первой дюжиной пирог появилась вторая, за нею третья. Воздух звенел от криков. На берегу начался настоящий базар — островитяне перепродавали друг другу французские тряпки, украшали ими своих жен, наперебой хвастали добычей.
Работать стало почти невозможно. С появлением мужчин толпа уже не обращала на солдат никакого внимания. Островитяне бесцеремонно вскакивали в шлюпки. Матросам с трудом удалось выбросить их за борт. Две пироги поплыли вверх по речонке и замутили веслами всю воду. Пришлось на четверть часа прекратить работу и ждать, пока ил снова осядет на дно.
Вода начала медленно, едва заметно, подыматься. Моряки облегченно вздохнули. Прилив принесет им освобождение.
А на берег прибывали все новые и новые толпы. Это из дальних деревень приходили островитяне перекупать французские товары. Вокруг шлюпок сгрудилось не менее двух тысяч человек. Солдаты, расставленные де Ланглем на берегу, были оттеснены в воду. Когда островитян просили подвинуться и не мешать работать, они скалили зубы. Они уже не скрывали своей враждебности к французам.
В толпе появился одноглазый великан, напавший вчера на матроса, сторожившего шлюпку. Он не интересовался ни тряпками, ни стекляшками — он шел прямо к берегу, неся в руке большой камень. Толпа расступилась перед ним. Говор смолкал при его приближении.
Он остановился, взмахнул рукой — камень взлетел и упал в воду. Одноглазый промахнулся.
Солдаты подняли ружья.
— Не стрелять! — закричал де Лангль.
Он хотел во что бы то ни стало избежать кровопролития. Выдержать бой с двумя тысячами островитян невозможно. У многих матросов нет ружей. Шлюпки стоят на мели и не в состоянии сдвинуться с места. Фрегаты находятся по ту сторону мыса, и Лаперуз не может помочь.
— Не стрелять! — снова крикнул он.
Солдаты опустили ружья.
Тотчас же град камней посыпался им на головы. Солдаты падали, обливаясь кровью. Их начальник, поручик де Вожуа, помчался по мелководью к капитанской шлюпке. Человек триста сорвалось с берега и понеслось за ним вдогонку, разбрызгивая воду.
— Пли! — закричал де Лангль.
Матросы побросали ведра и, толкаясь, мешая друг другу, стали доставать ружья, сложенные под скамейками.
Де Лангль выстрелил первый и промахнулся.
Де Вожуа упал возле самой капитанской шлюпки. Череп его был раскроен камнем. Падая, он схватился за камзол де Лангля и стащил капитана из шлюпки в воду.
Сотни рук разорвали де Лангля на части.
Так погиб капитан де Лангль.
Камни посыпались в капитанскую шлюпку. Матросы падали за борт. Тот, кто падал в сторону островитян, уже не вставал. Спаслись только те, что упали в проход между капитанской шлюпкой и шлюпкой Бутэна.
— Пли! — закричал Бутэн.
Грянуло несколько ружей. Одноглазый взмахнул руками и упал. С ним попадало еще шесть или семь человек.
— Пли! — крикнул лейтенант Мутон.
Снова залп, и островитяне отступили.
Но толпа с берега напирала по-прежнему. Задние ряды давили на передние. Сейчас будет новая атака, а кремневые ружья так скоро не зарядишь, на зарядку уйдет несколько минут.
И вдруг Бутэн почувствовал, что его шлюпка шевелится. Прилив поднял ее и закачал на волнах. Море принесло им освобождение.
— За весла! — скомандовал Бутэн.
Но матросы схватились за весла, не дожидаясь команды. Шлюпка лейтенанта Мутона уже неслась впереди прямо к узкому проходу между рифами. Шлюпка Бутэна помчалась за ней. Грести оказалось нелегко, потому что обе шлюпки были переполнены ранеными, которые лежали под скамьями, обливаясь кровью. Моряки напрягали все силы, чтобы скорее вырваться в открытое море.
Островитяне пустились бежать вокруг бухты, чтобы взобраться на рифы, прежде чем шлюпки французов успеют выйти в море.
Мутону удалось опередить бежавших. Он провел свою шлюпку сквозь пролив прежде, чем они вскарабкались на рифы. Но зато Бутэну не посчастливилось. В проливе его шлюпка подверглась ураганному обстрелу булыжниками с обеих сторон.
Островитяне были искусные камнеметатели. Каждый из них без труда мог швырнуть двухфунтовый булыжник на двадцать — тридцать шагов. Тяжелые камни посыпались в шлюпку, кроша весла, скамьи и бочки, проламывая черепа.
Одним из первых упал Ламанон, пораженный камнем в голову. Бутэн кинулся к нему, но ученый был уже мертв.
Вряд ли хоть один человек остался бы жив, если бы лейтенант Мутон не дал залпа по рифам из своей шлюпки. Островитяне отступили, и шлюпка Бутэна вышла в море. На ней оставалось не больше десяти человек, способных держать весла. Раненые громко стонали, мертвецы лежали вповалку. У Бутэна была сломана правая рука.
С капитаном де Ланглем за водой отправилось около семидесяти человек. А на фрегаты вернулось только сорок девять, да и те почти все израненные и искалеченные.
Последняя встреча
В конце января 1788 года вдоль восточного побережья Австралии шло небольшое судно под английским флагом.
В судне этом не было ничего достопримечательного, кроме трюма. Трюм действительно был не похож на трюмы других судов. Его пересекали вдоль и поперек чугунные решетки.
Командовал этим судном Артур Филипп. Он отвез в Австралию каторжников, которых британское правительство решило поселить в этой далекой, пустынной стране. Так Англия использовала открытия Кука.
Капитан Артур Филипп теперь налегке возвращался домой.
Чугунные клетки, в которых недавно томились заключенные, опустели. Каторжники бродили теперь по бескрайним австралийским равнинам, добывая себе пропитание охотой.
Капитан Филипп не был на родине больше года и очень спешил. Путешествие началось благополучно, ветер дул попутный.
Однажды утром, разглядывая горизонт в подзорную трубу, капитан Филипп заметил два больших фрегата, которые быстро шли ему наперерез. Капитан Филипп был смущен. Он не слыхал, чтобы британское правительство собиралось посылать военные суда в австралийские воды. Но, заметив на фрегате французский флаг, капитан смутился еще больше. Англия и Франция за последние десятилетия много раз воевали друг с другом. Последняя война окончилась всего четыре года назад. Быть может, за то время, что он не был на родине, война вспыхнула вновь? Капитан Филипп глянул на жерла многочисленных орудий французских фрегатов, потом на две свои старые пушки и решил, что дело его плохо.
А между тем с фрегатов уже заметили корабль капитана Филиппа и направились прямо к нему. Что делать? Удрать? Но быстроходные фрегаты без труда догонят его. Попытка к бегству, пожалуй, разозлит французов. Капитан Филипп во всем положился на судьбу, убавил ход и стал ждать.
Через полчаса, поручив управление кораблем своему штурману, он сел в шлюпку и отправился в гости на фрегат «Компас». Спустили трап. Поднявшись на палубу, капитан Филипп опытным взором моряка сразу заметил, что на французском фрегате не все благополучно. Почему на таком огромном военном корабле такая немногочисленная команда? Недостаток рабочих рук ощущался и в неубранной, немытой палубе и в перепутанных, плохо закрепленных канатах. Какие изможденные, усталые лица у матросов, какая у них изношенная одежда!
Но капитан Филипп ничего не сказал французам. Он привык держать свои соображения при себе.
— Вас просит к себе капитан Лаперуз, — обратился к нему пожилой офицер, рука которого была забинтована и подвешена к груди.
Филипп прошел вслед за лейтенантом Бутэном в капитанскую каюту.
По радостному лицу Лаперуза капитан Филипп понял, что Англия и Франция находятся в мире.
— Вы едете на родину, капитан Филипп? — спросил Лаперуз по-английски.
Лаперуз во время последней войны побывал в английском плену и там научился говорить на английском языке.
— Да, я возвращаюсь из Австралии в Ливерпуль, — по-французски ответил Филипп.
Капитан Филипп во время последней войны побывал во французском плену и там научился (правда, далеко не в совершенстве) говорить по-французски.
— У меня к вам просьба, — сказал Лаперуз. — Будьте так любезны, отвезите в Европу мои письма.
— С удовольствием.
— Вы очень меня обяжете, — продолжал Лаперуз. — Прежде чем отправиться домой, я должен осмотреть берега Австралии, посетить Новые Гебриды и острова Дружбы. На это уйдет по крайней мере год. Вы вернетесь в Европу на целый год раньше, чем я. А я обещал морскому министерству при каждом удобном случае оповещать его о моем плавании и о моих открытиях.
Взглянув в глаза своему гостю, Лаперуз понял, о чем тот думает. Капитан Филипп думал, что, если фрегаты еще год побудут в Тихом океане, они никогда не вернутся домой.
— Нас постигли большие несчастья, — продолжал Лаперуз. — Мы потеряли пятьдесят человек, и все самых лучших моряков. Вместе с ними погиб и командир «Астролябии» капитан де Лангль. Теперь «Астролябией» командует один из лейтенантов. Вот уже два месяца нас не оставляет цинга. «Компас» скоро превратится в больничную палату. Здоровые выбились из сил, недосыпают, недоедают и все же не могут справиться со своей работой. А отдохнуть им удастся только на родине — через два года. Но мы не унываем. Мы знаем, что плавание вокруг земного шара — не увеселительная прогулка. Мы либо выполним возложенные на нас поручения, либо погибнем. Ведь мы не унываем, Бутэн?
— Не унываем, капитан, — ответил Бутэн.
Капитан Филипп пообедал на «Компасе», распил с Лаперузом заветную бутылку бургундского, хранившуюся в кладовой фрегата, взял пакет с письмами и отправился к себе на корабль.
Письма он добросовестно доставил в Европу. Это была последняя весть, которую прислал о себе капитан Лаперуз. С тех пор в Европе ничего не слыхали ни о капитане Лаперузе, ни о его фрегатах.
В судне этом не было ничего достопримечательного, кроме трюма. Трюм действительно был не похож на трюмы других судов. Его пересекали вдоль и поперек чугунные решетки.
Командовал этим судном Артур Филипп. Он отвез в Австралию каторжников, которых британское правительство решило поселить в этой далекой, пустынной стране. Так Англия использовала открытия Кука.
Капитан Артур Филипп теперь налегке возвращался домой.
Чугунные клетки, в которых недавно томились заключенные, опустели. Каторжники бродили теперь по бескрайним австралийским равнинам, добывая себе пропитание охотой.
Капитан Филипп не был на родине больше года и очень спешил. Путешествие началось благополучно, ветер дул попутный.
Однажды утром, разглядывая горизонт в подзорную трубу, капитан Филипп заметил два больших фрегата, которые быстро шли ему наперерез. Капитан Филипп был смущен. Он не слыхал, чтобы британское правительство собиралось посылать военные суда в австралийские воды. Но, заметив на фрегате французский флаг, капитан смутился еще больше. Англия и Франция за последние десятилетия много раз воевали друг с другом. Последняя война окончилась всего четыре года назад. Быть может, за то время, что он не был на родине, война вспыхнула вновь? Капитан Филипп глянул на жерла многочисленных орудий французских фрегатов, потом на две свои старые пушки и решил, что дело его плохо.
А между тем с фрегатов уже заметили корабль капитана Филиппа и направились прямо к нему. Что делать? Удрать? Но быстроходные фрегаты без труда догонят его. Попытка к бегству, пожалуй, разозлит французов. Капитан Филипп во всем положился на судьбу, убавил ход и стал ждать.
Через полчаса, поручив управление кораблем своему штурману, он сел в шлюпку и отправился в гости на фрегат «Компас». Спустили трап. Поднявшись на палубу, капитан Филипп опытным взором моряка сразу заметил, что на французском фрегате не все благополучно. Почему на таком огромном военном корабле такая немногочисленная команда? Недостаток рабочих рук ощущался и в неубранной, немытой палубе и в перепутанных, плохо закрепленных канатах. Какие изможденные, усталые лица у матросов, какая у них изношенная одежда!
Но капитан Филипп ничего не сказал французам. Он привык держать свои соображения при себе.
— Вас просит к себе капитан Лаперуз, — обратился к нему пожилой офицер, рука которого была забинтована и подвешена к груди.
Филипп прошел вслед за лейтенантом Бутэном в капитанскую каюту.
По радостному лицу Лаперуза капитан Филипп понял, что Англия и Франция находятся в мире.
— Вы едете на родину, капитан Филипп? — спросил Лаперуз по-английски.
Лаперуз во время последней войны побывал в английском плену и там научился говорить на английском языке.
— Да, я возвращаюсь из Австралии в Ливерпуль, — по-французски ответил Филипп.
Капитан Филипп во время последней войны побывал во французском плену и там научился (правда, далеко не в совершенстве) говорить по-французски.
— У меня к вам просьба, — сказал Лаперуз. — Будьте так любезны, отвезите в Европу мои письма.
— С удовольствием.
— Вы очень меня обяжете, — продолжал Лаперуз. — Прежде чем отправиться домой, я должен осмотреть берега Австралии, посетить Новые Гебриды и острова Дружбы. На это уйдет по крайней мере год. Вы вернетесь в Европу на целый год раньше, чем я. А я обещал морскому министерству при каждом удобном случае оповещать его о моем плавании и о моих открытиях.
Взглянув в глаза своему гостю, Лаперуз понял, о чем тот думает. Капитан Филипп думал, что, если фрегаты еще год побудут в Тихом океане, они никогда не вернутся домой.
— Нас постигли большие несчастья, — продолжал Лаперуз. — Мы потеряли пятьдесят человек, и все самых лучших моряков. Вместе с ними погиб и командир «Астролябии» капитан де Лангль. Теперь «Астролябией» командует один из лейтенантов. Вот уже два месяца нас не оставляет цинга. «Компас» скоро превратится в больничную палату. Здоровые выбились из сил, недосыпают, недоедают и все же не могут справиться со своей работой. А отдохнуть им удастся только на родине — через два года. Но мы не унываем. Мы знаем, что плавание вокруг земного шара — не увеселительная прогулка. Мы либо выполним возложенные на нас поручения, либо погибнем. Ведь мы не унываем, Бутэн?
— Не унываем, капитан, — ответил Бутэн.
Капитан Филипп пообедал на «Компасе», распил с Лаперузом заветную бутылку бургундского, хранившуюся в кладовой фрегата, взял пакет с письмами и отправился к себе на корабль.
Письма он добросовестно доставил в Европу. Это была последняя весть, которую прислал о себе капитан Лаперуз. С тех пор в Европе ничего не слыхали ни о капитане Лаперузе, ни о его фрегатах.
Адмирал бежит от революции
Мечты о славе
Прибыв в Лондон, капитан Артур Филипп передал письма Лаперуза Британскому Адмиралтейству.
Лорды Адмиралтейства не торопились отправлять их в Париж. Англия после путешествия Кука смотрела на все тихоокеанские земли как на свои будущие колонии. Отношения с Францией были скверные. За последние десятилетия англичане несколько раз воевали с французами и теперь готовились к новой войне.
Письма Лаперуза были в Лондоне вскрыты и тщательно изучены. Это изучение заняло много месяцев. И только после этого их отправили по адресу во Францию.
А между тем во Франции произошли необычайные события. Власть короля, дворян и церкви заколебалась. Началась революция.
14 июля 1789 года толпа парижских ремесленников и рабочих взяла приступом крепость-тюрьму Бастилию. Были отменены все дворянские привилегии. Дворяне толпами бежали за границу. Напуганные революцией монархи принимали их радушно и обещали им поддержку в борьбе с восставшим французским народом. Вся Европа угрожала войной революционной Франции.
Где уж тут было помнить о капитане Лаперузе, исчезнувшем в Тихом океане!
Но один человек не забывал о нем. Этот человек был адмирал д'Антркасто, тот адмирал д'Антркасто, который сам хотел плыть в Тихий океан вместо Лаперуза. Лаперуз не вернулся в срок, и д'Антркасто решил, что с ним случилось несчастье.
Письма Лаперуза, привезенные капитаном Филиппом, попали наконец, после долгих мытарств, во французское Географическое общество. Прочитав их, ученые увидели, что уже тогда, когда письма эти писались, экспедиция находилась в катастрофическом положении. Решено было разыскать исчезнувшую без вести экспедицию и, если возможно, оказать ей помощь. На этом особенно настаивал ботаник Ла-Биллардьер, друг физика Ламанона, убитого жителями Самоа вместе с капитаном де Ланглем.
Ла-Биллардьер был знаком со многими членами Национального собрания и уговорил их поднять вопрос о помощи Лаперузу. Национальное собрание 9 февраля 1791 года постановило отправить в Тихий океан два корабля — фрегат «Поиск»и бриг «Надежду»— и поручить им отыскать экспедицию Лаперуза.
Узнав об этом постановлении, адмирал д'Антркасто всполошился. Он хотел, чтобы его назначили начальником кораблей, посланных на розыски Лаперуза. Впрочем, к Лаперузу д'Антркасто не питал никаких симпатий.
Д'Антркасто был контрреволюционером. Он со злобой следил за успехами революции. Он приходил в бешенство при мысли, что теперь офицерами могут быть люди простого происхождения. Он ненавидел революцию и боялся, что она не пощадит и его. Он понимал, что ему не мешает убраться из Франции, пока не поздно, убраться куда угодно, хотя бы в Тихий океан.
Но Тихий океан привлекал его и сам по себе. Он был убежден, что стоит ему попасть в этот океан, как он сразу откроет множество богатых, никому не ведомых земель. Пока он будет плавать по Тихому океану и открывать новые земли, король с помощью иностранных государей раздавит революционеров, вернет дворянам их земли, и все пойдет по-старому. Возвратившись, адмирал д'Антркасто будет пользоваться славою великого мореплавателя до конца своих дней.
И он немедленно решил использовать все свои связи, чтобы его назначили начальником отправляющихся в Тихий океан кораблей. Связи у него были огромные. В морском министерство еще сидели старые королевские чиновники. Мысль отдать оба корабля под начальство адмирала д'Антркасто им очень понравилась.
Адмирал выбрал себе помощников — таких же монархистов, как он сам. Капитаном брига «Надежды» он назначил своего приятеля Гюона де Кармадека. А старшим лейтенантом на фрегате «Поиск» был лучший друг адмирала — маркиз д'Орибо. Так он подобрал и всех остальных офицеров. Сторонниками революции на обоих кораблях оказались только простые матросы да ботаник Ла-Биллардьер, сопровождавший д'Антркасто по постановлению Географического общества.
Лето 1791 года ушло на сборы в путь. Это лето было полно бурных событий, и д'Антркасто торопился. Король сделал попытку бежать за границу, чтобы стать во главе эмигрантов, подготовлявших войну. Переодетый лакеем, он вместе со своей семьей выехал тайком из Парижа в старой карете и помчался по направлению к границе. Но недалеко от границы местные жители узнали его, задержали и отправили обратно в Париж. Народ волновался и требовал низвержения короля-изменника. Якобинский клуб, в котором собирались революционеры, составлял петиции, воззвания, призывал к борьбе. Ходили толки о провозглашении республики. Положение сторонников старого режима с каждым днем становилось все хуже.
И д'Антркасто спешил.
28 сентября 1791 года «Поиск»и «Надежда» под начальством адмирала д'Антркасто вышли из Бреста в открытое море на розыски кораблей Лаперуза, покинувших этот порт шесть лет назад.
Лорды Адмиралтейства не торопились отправлять их в Париж. Англия после путешествия Кука смотрела на все тихоокеанские земли как на свои будущие колонии. Отношения с Францией были скверные. За последние десятилетия англичане несколько раз воевали с французами и теперь готовились к новой войне.
Письма Лаперуза были в Лондоне вскрыты и тщательно изучены. Это изучение заняло много месяцев. И только после этого их отправили по адресу во Францию.
А между тем во Франции произошли необычайные события. Власть короля, дворян и церкви заколебалась. Началась революция.
14 июля 1789 года толпа парижских ремесленников и рабочих взяла приступом крепость-тюрьму Бастилию. Были отменены все дворянские привилегии. Дворяне толпами бежали за границу. Напуганные революцией монархи принимали их радушно и обещали им поддержку в борьбе с восставшим французским народом. Вся Европа угрожала войной революционной Франции.
Где уж тут было помнить о капитане Лаперузе, исчезнувшем в Тихом океане!
Но один человек не забывал о нем. Этот человек был адмирал д'Антркасто, тот адмирал д'Антркасто, который сам хотел плыть в Тихий океан вместо Лаперуза. Лаперуз не вернулся в срок, и д'Антркасто решил, что с ним случилось несчастье.
Письма Лаперуза, привезенные капитаном Филиппом, попали наконец, после долгих мытарств, во французское Географическое общество. Прочитав их, ученые увидели, что уже тогда, когда письма эти писались, экспедиция находилась в катастрофическом положении. Решено было разыскать исчезнувшую без вести экспедицию и, если возможно, оказать ей помощь. На этом особенно настаивал ботаник Ла-Биллардьер, друг физика Ламанона, убитого жителями Самоа вместе с капитаном де Ланглем.
Ла-Биллардьер был знаком со многими членами Национального собрания и уговорил их поднять вопрос о помощи Лаперузу. Национальное собрание 9 февраля 1791 года постановило отправить в Тихий океан два корабля — фрегат «Поиск»и бриг «Надежду»— и поручить им отыскать экспедицию Лаперуза.
Узнав об этом постановлении, адмирал д'Антркасто всполошился. Он хотел, чтобы его назначили начальником кораблей, посланных на розыски Лаперуза. Впрочем, к Лаперузу д'Антркасто не питал никаких симпатий.
Д'Антркасто был контрреволюционером. Он со злобой следил за успехами революции. Он приходил в бешенство при мысли, что теперь офицерами могут быть люди простого происхождения. Он ненавидел революцию и боялся, что она не пощадит и его. Он понимал, что ему не мешает убраться из Франции, пока не поздно, убраться куда угодно, хотя бы в Тихий океан.
Но Тихий океан привлекал его и сам по себе. Он был убежден, что стоит ему попасть в этот океан, как он сразу откроет множество богатых, никому не ведомых земель. Пока он будет плавать по Тихому океану и открывать новые земли, король с помощью иностранных государей раздавит революционеров, вернет дворянам их земли, и все пойдет по-старому. Возвратившись, адмирал д'Антркасто будет пользоваться славою великого мореплавателя до конца своих дней.
И он немедленно решил использовать все свои связи, чтобы его назначили начальником отправляющихся в Тихий океан кораблей. Связи у него были огромные. В морском министерство еще сидели старые королевские чиновники. Мысль отдать оба корабля под начальство адмирала д'Антркасто им очень понравилась.
Адмирал выбрал себе помощников — таких же монархистов, как он сам. Капитаном брига «Надежды» он назначил своего приятеля Гюона де Кармадека. А старшим лейтенантом на фрегате «Поиск» был лучший друг адмирала — маркиз д'Орибо. Так он подобрал и всех остальных офицеров. Сторонниками революции на обоих кораблях оказались только простые матросы да ботаник Ла-Биллардьер, сопровождавший д'Антркасто по постановлению Географического общества.
Лето 1791 года ушло на сборы в путь. Это лето было полно бурных событий, и д'Антркасто торопился. Король сделал попытку бежать за границу, чтобы стать во главе эмигрантов, подготовлявших войну. Переодетый лакеем, он вместе со своей семьей выехал тайком из Парижа в старой карете и помчался по направлению к границе. Но недалеко от границы местные жители узнали его, задержали и отправили обратно в Париж. Народ волновался и требовал низвержения короля-изменника. Якобинский клуб, в котором собирались революционеры, составлял петиции, воззвания, призывал к борьбе. Ходили толки о провозглашении республики. Положение сторонников старого режима с каждым днем становилось все хуже.
И д'Антркасто спешил.
28 сентября 1791 года «Поиск»и «Надежда» под начальством адмирала д'Антркасто вышли из Бреста в открытое море на розыски кораблей Лаперуза, покинувших этот порт шесть лет назад.
На вершине Тенерифского пика
Едва берега Франции скрылись из виду, как всем стало ясно, что адмирал д'Антркасто не потерпит у себя на корабле разговоров о революции. Сразу же было строго запрещено всякое обсуждение политических событий. Обращение офицеров с матросами круто изменилось. Они не называли их больше гражданами, как в Бресте, они кричали на них и за малейшее непослушание сажали в карцер. Часто устраивались молебны, на которых экипаж должен был просить бога даровать долголетие римскому папе и французскому королю.
В середине октября «Поиск»и «Надежда» прибыли к острову Тенериф. Ла-Биллардьер решил во что бы то ни стало взобраться на вершину пика.
— Меня письменами дьявола не остановишь, — говорил он. — Монерон и Ламанон слишком полагались на своих проводников. А мне проводники не нужны.
В спутники себе он выбрал здоровенного матроса, и они вдвоем налегке отправились в путь. Для восхождения они воспользовались не тем склоном пика, по которому карабкались их предшественники, а противоположным. Это очень удлинило дорогу, потому что два дня им пришлось проблуждать у подошвы горы, но зато выбранный ими склон оказался гораздо более пологим.
Добравшись до соснового леса, они вступили в полосу густого тумана. В двух шагах они не видели друг друга. Туман этот был большой тучей, нависшей над островом. Усталые, озябшие, промокшие до костей, они взбирались все выше и выше и наконец выбрались из тучи. В синем небе над ними сверкала лысая острая вершина пика. Под ними клубилось облако, похожее на клокочущий океан.
— Глядите! Глядите! — в страхе закричал матрос. — Нас здесь сторожат великаны. Недаром испанцы внизу говорили, что вершина этой горы заколдована.
Ла-Биллардьер обернулся. В первую секунду он и сам был испуган. В воздухе под ним реяли два огромных великана, ростом в километр.
— Это наши тени! — вскричал ученый, оправившийся наконец от изумления. — Наши тени легли на облако. На таких исполинских горах это часто случается. Видишь, я подымаю ногу — и великан подымает ногу, я подымаю руку — и великан подымает руку.
Действительно, великан поднял сначала полуверстовую ногу, потом полуверстовую руку. Матрос рассмеялся и принялся прыгать, заставляя своего огромного двойника принимать самые забавные позы.
Налюбовавшись этим веселым зрелищем, оба путника полезли дальше. Часто отвесные скалы преграждали им путь, но всякий раз им удавалось найти какую-нибудь боковую тропинку, по которой можно было двигаться вверх. Они на четвереньках ползли по каменным карнизам, боясь глянуть вниз, в пропасть. Они с разбегу перепрыгивали через ущелья.
Лес кончился. Кругом были мох да камни. На многих камнях они находили высеченные гуанчами надписи. Ла-Биллардьер тщательно перерисовывал их к себе в тетрадку.
После четырехдневного восхождения им, несмотря на все трудности, удалось — первыми из всех европейцев — достигнуть вершины Тенерифского пика.
Три дня спустя, полумертвые от голода и усталости, они вернулись на «Поиск». Путешествие к вершине горы заняло больше недели.
В середине октября «Поиск»и «Надежда» прибыли к острову Тенериф. Ла-Биллардьер решил во что бы то ни стало взобраться на вершину пика.
— Меня письменами дьявола не остановишь, — говорил он. — Монерон и Ламанон слишком полагались на своих проводников. А мне проводники не нужны.
В спутники себе он выбрал здоровенного матроса, и они вдвоем налегке отправились в путь. Для восхождения они воспользовались не тем склоном пика, по которому карабкались их предшественники, а противоположным. Это очень удлинило дорогу, потому что два дня им пришлось проблуждать у подошвы горы, но зато выбранный ими склон оказался гораздо более пологим.
Добравшись до соснового леса, они вступили в полосу густого тумана. В двух шагах они не видели друг друга. Туман этот был большой тучей, нависшей над островом. Усталые, озябшие, промокшие до костей, они взбирались все выше и выше и наконец выбрались из тучи. В синем небе над ними сверкала лысая острая вершина пика. Под ними клубилось облако, похожее на клокочущий океан.
— Глядите! Глядите! — в страхе закричал матрос. — Нас здесь сторожат великаны. Недаром испанцы внизу говорили, что вершина этой горы заколдована.
Ла-Биллардьер обернулся. В первую секунду он и сам был испуган. В воздухе под ним реяли два огромных великана, ростом в километр.
— Это наши тени! — вскричал ученый, оправившийся наконец от изумления. — Наши тени легли на облако. На таких исполинских горах это часто случается. Видишь, я подымаю ногу — и великан подымает ногу, я подымаю руку — и великан подымает руку.
Действительно, великан поднял сначала полуверстовую ногу, потом полуверстовую руку. Матрос рассмеялся и принялся прыгать, заставляя своего огромного двойника принимать самые забавные позы.
Налюбовавшись этим веселым зрелищем, оба путника полезли дальше. Часто отвесные скалы преграждали им путь, но всякий раз им удавалось найти какую-нибудь боковую тропинку, по которой можно было двигаться вверх. Они на четвереньках ползли по каменным карнизам, боясь глянуть вниз, в пропасть. Они с разбегу перепрыгивали через ущелья.
Лес кончился. Кругом были мох да камни. На многих камнях они находили высеченные гуанчами надписи. Ла-Биллардьер тщательно перерисовывал их к себе в тетрадку.
После четырехдневного восхождения им, несмотря на все трудности, удалось — первыми из всех европейцев — достигнуть вершины Тенерифского пика.
Три дня спустя, полумертвые от голода и усталости, они вернулись на «Поиск». Путешествие к вершине горы заняло больше недели.
Честолюбие и упрямство
23 октября корабли д'Антркасто покинули остров Тенериф и направились к мысу Доброй Надежды — самой южной оконечности Африки.
17 января 1792 года «Поиск»и «Надежда» вошли в гавань Капштадта8.
В гавани стоял большой торговый английский корабль, на корме которого была надпись «Сириус». «Сириус» уже готовился к отплытию и подымал паруса. Увидев входящие в гавань французские корабли, командир «Сириуса» капитан Гэнтер решил посетить адмирала д'Антркасто. Таков был обычай: капитаны судов, стоящих на одном рейде, наносят друг другу визиты. И едва французы бросили якорь, как на «Поиск» явился капитан Гэнтер. Он привез адмиралу в подарок ящик вина.
17 января 1792 года «Поиск»и «Надежда» вошли в гавань Капштадта8.
В гавани стоял большой торговый английский корабль, на корме которого была надпись «Сириус». «Сириус» уже готовился к отплытию и подымал паруса. Увидев входящие в гавань французские корабли, командир «Сириуса» капитан Гэнтер решил посетить адмирала д'Антркасто. Таков был обычай: капитаны судов, стоящих на одном рейде, наносят друг другу визиты. И едва французы бросили якорь, как на «Поиск» явился капитан Гэнтер. Он привез адмиралу в подарок ящик вина.