Чуйков Василий. Конец третьего рейха

   Выделенным частям была поставлена задача - овладеть высотами на переднем крае первой позиции и, развивая наступление, овладеть высотами на рубеже Трубли - Видють, то есть на 3 километра в глубине обороны. С разведывательными батальонами следовали также танки НПП и танки-тральщики. Для обеспечения действий этого мощного разведывательного эшелона была спланирована 30-минутная артиллерийская подготовка.
   Решением предусматривалось, в случае успешных действий разведывательного эшелона, перейти в наступление главными силами без проведения артподготовки и прорвать оборону противника на всю глубину оборонительной полосы. Если же этот разведывательный эшелон не выполнит поставленной задачи, то есть будет остановлен на переднем крае обороны противника, когда должна проводиться артподготовка продолжительностью 1 час 50 минут, а затем атака основными силами всего первого эшелона армии.
   В этом решении предусматривалось сильной разведкой не только вскрыть передний край и силы противника, но и возможность перерастания действий разведывательного эшелона и главных сил в общее наступление без проведения артиллерийской подготовки.
   В первый день операции три дивизии первого эшелона должны были атаковать передний край обороны противника, прорвать его и, следуя за огневым валом, овладеть рубежом Высокое - Окунин - Новоселки и обеспечить ввод в бой 11-го танкового корпуса. Развивая дальнейшее наступление, предполагалось овладеть рубежом обороны противника по реке Плыска и к исходу дня выйти на рубеж Куснище - Любомль - Радзехов.
   Дивизии вторых эшелонов корпусов к утру второго дня должны были выйти на этот рубеж и вместе с дивизиями первого эшелона и 11-м танковым корпусом развивать наступление.
   Дивизии армейского резерва должны были следовать за дивизиями вторых эшелонов и корпусов и к исходу дня выйти на рубеж реки Плыска.
   На второй день операции дивизии первого эшелона, развивая наступление, к исходу дня должны были выйти на рубеж Гороховиско - Опалин - Свеже, захватить переправы в районах Забужье, Опалин, Свсже и плацдарм на западном берегу реки Западный Буг.
   С вводом в прорыв 2-й танковой армии дивизии первого эшелона стрелковых корпусов должны были неотступно следовать за ней. Дивизии армейского резерва к исходу второго дня операции должны были выйти на рубеж Перекорка - Ровно.
   На третий день операции дивизии первого эшелона обеспечивают переправу главных сил 2-й танковой армии через реку Западный Буг и продолжают наступление за ее соединениями.
   Остальные соединения армии форсируют реку Западный Буг и продолжают наступление по задачам, которые должны быть уточнены ко времени выхода войск армии к реке Западный Буг.
   Так планировались действия войск в этой наступательной операции.
   Несколько слов необходимо сказать о том, какими силами располагала в то время армия. В июне месяце, как уже упоминалось, пополнялся ее личный состав. Численность личного состава дивизий была доведена до 6700 человек. К началу операции армия имела 9 стрелковых дивизий. Кроме того, армия была усилена рядом танковых частей. Нам были приданы 11-я гвардейская танковая бригада (53 Т-34), 34-й и 36-й гвардейские тяжелые танковые полки (42 ИС-122), 166-й инженерный танковый полк (21 танк-тральщик), 1061, 1087, 1200-й самоходно-артиллерийские полки (63 СУ-76), всего 179 бронеединиц.
   В распоряжении командующего артиллерией армян Н. М. Пожарского находилось 2231 орудие и миномет, 501 установка гвардейских минометных частей.
   Продумано было и инженерное обеспечение. Нам придавались 41-я мотоинженерная бригада РГК (5 батальонов), 64-я инженерная саперная бригада (4 батальона), 85-и отдельный мотопонтонный батальон.
   Для того чтобы отработать взаимодействие соединений и частей армии, мы провели за сутки до наступления розыгрыш предстоящей операции. Был подготовлен точный макет местности. На него нанесли всю оборону противника, места расположения его резервов, артиллерии, танков. В розыгрыше принимали участие командиры корпусов и дивизий, начальники родов войск и служб. На занятии присутствовали Маршалы Советского Союза Г. К. Жуков и К. К. Рокоссовский, Главный маршал авиации А. А. Новиков, маршал войск связи И. Т. Пересыпкин, командующий 2-й танковой армией генерал-полковник С. И. Богданов.
   Командиры хорошо поняли замысел и план операции. Сказывалось единство взглядов, сложившееся еще в боях на Волге, а затем на Украине. Не было сомнений, что люди вложат в дело всю свою душу, проявят инициативу, решительность и настойчивость.
   Не обошлось без борьбы за намеченный нами план операции. Кое-кто из работников штаба фронта недоумевал, почему мы наметили более высокие темпы наступления, чем фронтовое командование. Возмутились и артиллеристы фронта: почему при разведке боем планировался большой расход снарядов, к тому же и крупных калибров? Не все могли понять, что мы собираемся сочетать разведку боем с прорывом всей обороны противника. Мы пытались провести в жизнь новое, шли вопреки некоторым сложившимся традициям, привычным шаблонам. И ясно, что не все это сразу поняли и приняли.
   Пытаюсь доказать преимущество предложенного нами способа. Разговор постепенно принимает форму спора. А военные знают, что спорить с начальством дело не из приятных. Но мне помог командующий фронтом К. К. Рокоссовский. Он во всеуслышание заявил:
   - Вы командарм, вы решаете и вы будете отвечать и за хорошее и за плохое...
   Это меня вполне устраивало.
   Летчики недоумевали, что я нацеливаю их не на передний край обороны противника, а на артиллерийские позиции, расположенные в глубине вражеской обороны.
   Пришлось разъяснить, что вражеский передний край наши артиллеристы хорошо знают, что при нашей мощи огня там все будет разрушено и подавлено. В глубине же обороны противника артиллерия не может добиться тон же эффективности, как авиация. Летчики поняли, что от них требуется.
   Военный совет, командиры и политработники готовили армию к предстоящим действиям. Состоялись совещания бывалых воинов. Ветераны армии собирались в лесу, под открытым небом. Без длинных речей, коротко, по-деловому обсуждали они задачи солдат и сержантов, с тем чтобы после пойти в отделения, расчеты и побеседовать с каждым бойцом...
    
   Новая задача
   В ночь на 14 июля 1944 года дивизии первого эшелона армии вышли на исходные позиции на участке прорыва. Впереди наших дивизий занимала позиции 60-я стрелковая дивизия 47-й армии, ранее оборонявшаяся на этом участке. Наши артиллеристы крайне осторожно вели пристрелку по обнаруженным огневым точкам врага. Похоже было, что мы сумеем незаметно войти в соприкосновение с противником. Шла, как говорится, последняя доводка. Вот-вот грянет бои...
   Поднявший меч от меча и погибнет! Не мы начинали эту разорительную войну. Где-то здесь, в этих местах, торжествующие, ликующие захватчики прорывали наши редкие боевые порядки и считали, что начали победоносную войну. А сегодня... Мы старались не вспугнуть противника, чтобы враг не оставил позиций без боя.
   За несколько дней до наступления мне сообщили, что после ввода в прорыв 2-й танковой армии, вслед за нами двинется 1-я Польская армия. Нам стало известно, что на командный пункт 8-й гвардейской армии 17 июля прибудет польское командование, чтобы посмотреть организацию прорыва обороны противника. Мы ждали гостей, надеясь, что они найдут что посмотреть, чему поучиться.
   Выход Польской армии на поля сражений в составе нашего фронта расценивался нами, как немалое событие военно-политического значения.
   В годы, предшествующие первой мировой войне, в последние дни мира в Европе, еще общими усилиями европейских народов можно было остановить страшный разбег Гитлера. Стоял вопрос о Чехословакии. Стоял вопрос о ее защите от фашистского агрессора. Польское буржуазное правительство отказалось пропустить Красную Армию по польской земле... Как Советский Союз без этого согласия мог выполнить свои союзнические обязательства перед чешским и словацким народами? Предавая своего соседа на западе, польские правители тем самым предали и свой народ, отдав его на растерзание гитлеровцам.
   Пилсудский, Рыдз-Смиглы, Сикорский... Каждый из них пытался играть какую-то самостоятельную политическую роль, но все они были всего-навсего марионетками империализма. Интересы польского народа были и далеки им и чужды. Разве польское буржуазное правительство не отдавало себе отчета, чем грозит польскому государству, польскому народу вторжение гитлеровских полчищ? Они не были слепы! Но фашизм их страшил меньше, чем польский революционный рабочий класс, чем задавленное нуждой польское крестьянство,
   Когда в сентябре 1939 года в Польшу хлынули фашистские войска, мы переживали это как свое горе. Польскому народу грозило физическое истребление... И только Польская коммунистическая партия не сложила в те дни оружия, партия, загнанная в глубокое подполье своими же отечественными мракобесами. Силы были неравны. Наш народ в той степени, в какой это было возможно в то время, в той степени, в какой это позволяла политическая обстановка в Европе, пришел на помощь польскому народу.
   По инициативе польских коммунистов, находившихся в эмиграции в Советском Союзе, весной 1943 года был создан Союз польских патриотов. В апреле 1943 года этот союз обратился к Советскому правительству с просьбой разрешить сформировать на советской территории польское воинское соединение, которое могло бы принять участие в борьбе с гитлеровцами. Просьба была удовлетворена. Сначала польские патриоты сформировали дивизию имени Костюшко. Затем формирование выросло в армию. Армия получила прекрасное оснащение, современное оружие, была обучена. Настал и ее час вступления в бой.
   Командующий армией генерал-лейтенант Зигмунд Бсрлинг, член Военного совета армии Александр Завадский в сопровождении офицеров штаба прибыли на наш командный пункт в ночь на 18 июля, за несколько часов до начала наступления. Они ехали проселочной дорогой, которая методически простреливалась немецкой артиллерией. Мы очень волновались за своих польских друзей. К счастью, все обошлось благополучно.
   Легко представить нашу радость. Мы встретили дорогих гостей по-братски, торжественно, да еще и в часы вообще торжественные для жизни фронтовиков, в последние часы перед началом наступления.
   Ночь выдалась на редкость тихая, глухая. Над болотами висел невысокий, но плотный туман. Он глушил все звуки. Изредка и где-то далеко, за лесными массивами, утонувшими в полной темноте, вспыхивали зарницы и доносился гул взрывов. Это наши бомбардировщики наносили удары в глубоком тылу противника.
   Польские товарищи засыпали нас вопросами. Чувствовалось, что они и сами рвутся в бой. Их можно было понять. Впереди, не так уже и далеко пролегала польская граница. Недалеко был город Люблин, люблинская возвышенность, с которой, образно говоря, просматривалось будущее свободной Польши. За Люблиным лежали родные польские села, деревни, города. А там недалеко и столица Варшава. Исстрадавшийся польский народ ждал освободителей.
   Близился поворотный момент в истории польского народа, близилось его вступление в новую эру. Над Польшей занималась заря социализма. Это понимали и мы и наши польские друзья.
   А между тем под покровом ночи шла напряженная работа. Части дивизии первого эшелона сменяли последние части 60-й стрелковой дивизии. Полки и батальоны выходили на исходные позиции.
   Занялся ранний июльский рассвет. В лесу он вступал в свои права медленно, как бы даже неохотно. Сначала проступили из темноты верхушки могучих сосен, затем обрисовались зубчатые макушки еловых боров, ушла тьма из чащи, засверкали росистые поляны, поредел синеватый туман...
   Командный пункт был размещен на высоте 202. К нему тянулись провода с передовых НП корпусов и дивизий. Проводная связь проходила, как нерв, по оси и направлениям намеченных ударов. Рации еще молчали, их час не настал.
   Мы с Пожарским сверили часы еще с вечера. Я смотрел на минутную стрелку, затем на секундную. Пять часов тридцать минут...
   Сразу заговорили орудия всех калибров. На один километр прорыва было сосредоточено местами свыше двухсот стволов. Казалось, что земля поплыла под ногами.
   Сначала слышался грохот разрывов. Этот гул нарастал по мере того, как включались крупные калибры. Впереди, на позициях противника, все смешалось. Пыль, огонь, дым, фонтаны земли и болотистой жижи закрыли, затмили солнце. Утренний свет померк. Бушевал артиллерийский ураган возмездия...
   Потом уже стало известно, что за тридцать минут артиллерийского налета артиллерия армии выпустила 77 300 снарядов,
   - Душа поет! - восклицал Пожарский. - Поклон, глубокий поклон нашим рабочим... Это настоящий огонь!
   За огневым валом поднялись в атаку разведывательные отряды. В шесть часов с минутами по проводам уже шли сообщения, что передовые отряды за танками НПП и танками-тральщиками ворвались в первые траншеи, овладели передним краем обороны и господствующими высотами. Я отдал приказ о переходе в наступление главными силами армии.
   На мой передовой наблюдательный пункт прибыли командующий фронтом Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский и Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. С ними приехал и командующий артиллерией фронта генерал-полковник артиллерии В. П. Казаков, а также командующий 1-й Польской армией генерал-лейтенант Берлинг, член Военного совета армии генерал Александр Завадский и другие офицеры.
   Генерал-полковник артиллерии В. И. Казаков спросил Пожарского:
   - Что здесь у вас за гром? Так-то вы ведете разведку боем!
   Николай Митрофанович видел, что план наш оправдался. Он спокойно ответил Казакову:
   - Обратитесь к командующему армией! Он вам объяснит, чем вызван такой огонь...
   Но Рокоссовский прервал готовый вспыхнуть спор:
   - Мы им доверили операцию... Спросим итоги, а не то, как они вели огонь!
   Об итогах говорить было пока еще рано. Поступали донесения об ожесточенных рукопашных схватках в уцелевших опорных пунктах обороны противника. Но главное, главное было достигнуто. Противник был "прихвачен" на месте, он не отошел за ночь с позиций, а это означало, что с минуты на минуту начнут поступать донесения о прорыве первой позиции.
   В семь часов с минутами я смог доложить командующему фронтом и представителю Ставки, что первая позиция главной полосы обороны противника повсеместно прорвана. Главные силы армии вводились в бой без основной артиллерийской подготовки, без огневого вала. Этот метод прорыва обороны противника сэкономил государству многие сотни тысяч снарядов, сотни тонн авиабомб и горючего.
   В бой с противником вошли главные силы дивизии первого эшелона. Противник попытался остановить их продвижение артиллерийским огнем. По его батареям тут же открыла огонь наша артиллерия, а затем обрушила бомбовые удары и наша авиация. В течение нескольких минут немецкая артиллерия была подавлена. То, что не могли сделать артиллеристы, доделали летчики.
   Первым же броском наши войска углубились на несколько километров. К 17 часам наши части подошли к реке Плыска. Это уже была вторая полоса обороны противника. Здесь немецкое командование сделало еще одну попытку сдержать наше продвижение вперед. Но гвардейцы не остановились. 47-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием полковника В. М. Шугаева с ходу форсировала болотистую речку и завязала бой на противоположном берегу. Вслед за ней вступила в бон на переправах 88-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием генерала Б. Н. Панкова. Одним полком она форсировала речку в районе Хворостова. Подошла к реке и 27-я гвардейская стрелковая дивизия генерала В. С. Глебова.
   К концу дня наши войска вклинились во вторую полосу обороны врага.
   11-й танковый корпус к этому времени занял исходное положение в районе Окунин и Новоселки, направив свою разведку на западный берег Плыски.
   Авиасоединения 6-й воздушной армии продолжали наносить удары по боевым порядкам и пунктам управления противника в глубине его обороны. Всего летчики произвели 855 самолетовылетов.
   Польские товарищи пришли в восторг от всего увиденного. Все происходящее они также воспринимали как справедливое возмездие. Нам с трудом удалось уговорить их от поездки в боевые порядки у горловины прорыва.
   Бой не прекращался и ночью. Разведчики и артиллеристы выявляли огневые средства противника. Инженерные части строили мосты и переправы для танков и артиллерии. В темноте 88-я стрелковая дивизия полностью переправилась на западный берег Плыски.
   Утром 19 июля вновь заговорила артиллерия армии. На этот раз двадцать минут кромешного ада на позиции противника. Войска вновь пошли в атаку. К 11 часам 30 минутам они вышли на рубеж Городно - Машев.
   Во второй половине дня двинулись танки. На этот раз 11-й танковый корпус, переправившись через Плыску, вошел в чистый прорыв с рубежа Скибы - Машев. Он рассек отступающие части противника и, обогнув город Любомль с севера, пошел по тылам врага. Корпус вместе с частями усиления двигался по двум маршрутам, имея боевой порядок в два эшелона.
   На рубеже Куснище - Любомль 36-я и 65-я танковые бригады были остановлены противником. Тогда немедленно вступила в бой 20-я танковая бригада, шедшая до этого во втором эшелоне. Она обошла Любомль с севера и устремилась на запад. Это решило судьбу Любомля. Вскоре 47-я гвардейская стрелковая дивизия во взаимодействии с 65-й танковой и 12-й мотострелковой бригадами овладела городом.
   По ходу боя мы могли судить, что на основных рубежах сопротивление противника было сломлено. Внезапность удара и созданное превосходство в силах сыграли свою роль на всем фронте прорыва, на участках наступления 47-и и 69-й армий также был полный успех.
   Лесом я переезжал с одного наблюдательного пункта на другой. На лесной дороге повстречался с обычной для тех дней "процессией". Несколько наших автоматчиков сопровождали в наш тыл группу немецких военнопленных. Мрачные, казалось бы, должны быть лица. Радости, конечно, на лицах военнопленных не читалось, но ими явно владело чувство облегчения. Кончилось... Закончился бесславный поход, начатый три года тому назад в этих местах. Я не удержался, остановился возле колонны. Под рукой случился и переводчик. Из немцев же. Говорил он на ломаном языке, с сильным акцентом, но легко понимал живую речь.
   Военнопленные подтянулись, сколько могли привели себя в порядок. Не думаю, чтобы наши военнопленные вот так же вытягивались перед немецким генералом. Я обратился к переводчику:
   - Спросите у своих, - сказал я ему, - кто-нибудь из вас может объяснить, что происходит?
   Вопрос был переведен точно. Те, кто был постарше, закричали в ответ:
   - Гитлеру капут! Капут!
   Солдаты и офицеры помоложе помалкивали. Вопрос они поняли глубже.
   - Что происходит? - повторил я вопрос. Они между собой посовещались. Переводчик перевел ответ:
   - Мы отступаем, господин генерал! Наши офицеры не знали, что на нас обрушатся такие силы...
   - Это мы знаем, что вы отступаете... Это мы видим! Но это еще не все объясняет...
   Ко мне поближе протиснулись пожилые солдаты... Мне перевели, что их давно мучило недоумение, откуда у русских такое обилие техники, откуда взялась такая мощная артиллерия... Они уже считали, что наша промышленность разрушена. Среди солдат были рабочие-металлисты. Советская промышленность оказалась значительно более мощной, чем им говорили в начале войны... "Война проиграна". Этих слов я от них и ждал.
   - Вы шли, - говорил я им, - чтобы захватить нашу страну... Это была цель войны... Остались считанные километры, и наша земля будет полностью освобождена... Война вами действительно проиграна... Что после этого должно последовать в цивилизованном обществе?
   - Мирные переговоры, - ответил мне кто-то из военнопленных.
   - Это если исход войны неясен... Сегодня он ясен!
   - Гитлер говорит, что у него есть секретное оружие!
   - У нас есть такое же! Дальше что?
   В ответ молчание...
   На меня смотрел ненавидящими глазами молоденький обер-лейтенант. Он держал руку на перевязи, был исцарапан, грязен, весь в мазуте. По форме - танкист.
   - Германия не капитулирует! - заявил он. - Немецкий солдат умеет сражаться до последнего...
   Много лет спустя, когда я командовал Советскими войсками в Германии, мне довелось встретиться с обер-лейтенантом. Он стал отличным офицером в войсках Германской Демократической Республики.
   Что мне дал этот разговор с военнопленными?
   Во-первых, он подтвердил, что сила нашего удара оказалась для немецкого командования неожиданной. Во-вторых, я убедился, что психологически враг сломлен, что этим созданы главные предпосылки для развития наступления в нарастающем темпе. Моральное состояние войск я всегда считал главным в любом сражении. Наши воины шли в бой с подъемом, противник шел в бой, ожидая поражения.
   По данным авиационной разведки разбитые части отходили за Западный Буг, пытаясь зацепиться за новую линию обороны.
   Перед нами вставала задача - преследуя противника, с ходу форсировать и этот водный рубеж, сбить врага с позиций и на его западном берегу.
   На рубеже Куснище - Любомль - Вишнев вошли в бой вторые эшелоны стрелковых корпусов. Они получили задачу как можно быстрее выйти к Западному Бугу на широком фронте и с ходу форсировать реку. Наши стрелковые корпуса наступали в двухэшелонном построении боевых порядков.
   С удовлетворением мы следили за действиями соседей. Они тоже успешно вели наступление и двигались вровень с нами.
   Бои не прекращались и ночью. К утру 20 июля 65-я танковая бригада и части 57-й гвардейской стрелковой дивизии стремительным броском вышли на Западный Буг в районе Гущи. Используя броды, они форсировали реку. Подошедшая 47-я гвардейская стрелковая дивизия к 10 часам утра также переправилась на западный берег. Одновременно на рубеж реки Буг подтянулись 39-я и 88-я дивизии 28-го гвардейского стрелкового корпуса. Форсировав реку в районе Гнищув - Сверже, они постепенно расширяли захваченные плацдармы.
   Таким образом, к полудню 20 июля армия двумя корпусами форсировала Западный Буг на фронте до 15 километров. Продолжая развивать наступление на запад, войска одновременно наводили паромные переправы через реку.
   2-я танковая армия - основная ударная и мобильная сила нашей группировки в сражение еще не вводилась, хотя ее ввод планировался на второй день операции. Она не успевала за общевойсковыми армиями развернуться и выйти вперед до реки Буг. Пока мы обходились силами 11-го танкового корпуса.
   Утром 20 июля мы с начальником штаба В. А. Белявским выехали в расположение 4-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-лейтенанта В. А. Глазунова. Штаб корпуса располагался неподалеку от Опалина. Там Глазунов во взаимодействии с 11-м танковым корпусом начал переправу через Западный Буг. С нами поехал и командующий 2-й танковой армией генерал-полковник танковых войск С. И. Богданов. Он не расставался со мной с первого дня наступления. Его нетерпение было понятно, но и понятна его выдержка. Танковая армия сохранялась, как занесенный молот над наковальней. Нужно было устранить все, чтобы удар такого мощного соединения пришелся по обнаженным боевым порядкам противника.
   С восточного берега Буга по огневым точкам, по артиллерийским позициям противника била наша артиллерия. Пожарский успел подтянуть сюда я крупные калибры. Под прикрытием артиллерии, при поддержке с воздуха гвардейцы Глазунова и танкисты наладили переправу и расширяли плацдарм на западном берегу.
   Торжественная минута, хотя пришла она и в будничной боевой обстановке. Мы пересекли государственную границу, изгоняя врага, которую он вероломно нарушил три года тому назад. Чувствовалось, что здесь мы не остановимся даже для оперативной паузы, а погоним противника и дальше на запад. Уже и не в бинокль, а невооруженным глазом просматривалась польская территория. Как мне понятно было волнение наших польских товарищей!
   Между тем события развивались. Нас беспокоил правый фланг. На правом фланге действовал 29-й гвардейский стрелковый корпус генерала Я. С. Фоканова. С Фокановым мы прошли огромный боевой путь. Его корпус в составе 8-й гвардейской армии участвовал в самых тяжелых боях на юге Украины. Генерал был опытным, волевым военачальником. Но в каждом наступлении создаются свои трудности. Ночью мы получили сообщение, что его корпус отстает от общего наступления. Но видя, как налажена переправа в корпусе генерала Глазунова и у танкистов, мы были в полной уверенности, что и 29-й гвардейский корпус тоже вышел на берег Западного Буга. Мы поехали на правый фланг по берегу реки. Должен признаться, что это было большой неосторожностью. С нами ехал и генерал Богданов.
   Дорога шла то лесом, то открытым берегом. Вот уже проехали километров восемь. Нигде, ни в одном месте мы не встретили ни одного нашего воина. У въезда в поселок Заблужье вдруг увидели немецких, солдат, группами пробирающихся к берегу реки. Не вступать же в перестрелку командармам с немецкими солдатами. Мы резко свернули на восток. Та же история. Нигде не было видно наших. Это было и досадно и непонятно. Ночью Фоканов докладывал, что ведет тяжелые бои. С кем он мог вести тяжелые бои, что ему мешало сейчас выйти к Бугу?
   На лесной дороге мы чуть было не попали под огонь наших разведчиков из 27-й гвардейской стрелковой дивизии генерала В. С. Глебова. Выручило нас только то, что бойцы знали меня в лицо. Я приказал разведчикам идти к берегу Буга, мы поехали в деревню Гороховище, где, как подсказали разведчики, размещался штаб корпуса.