Чванов Владимир. Тихая сатана

   – Ну вот и мы посочиняли на вольную тему. Для меня это вроде умственной разминки. Интересно было узнать ваши взгляды, – он наклонился к Виктору и похлопал его по колену. – Я человек непосредственный, открытый.
   Когда гости ушли, Гурам, заложив руки за голову и вытянув под столом ноги, стал думать о том, что не так давно он, как и Виктор, тоже мечтал об учебе. Вспомнил, как переживали родители, что он не стал инженером, и как подсмеивались, когда поступил в клубный оркестр. Всплыли в памяти трешки, пятерки, рубли, которые выдавались ему на карманные расходы. Тогда он ходил подавленный, сникший. Таскал из дома отцовские книги, диски, магнитофонные записи… Научился пить вино, появилась девчонка, затем фарцовка, валюта. Познал волнение и страх. В семнадцать лет – судимость и наказание. Привычка жить широко осталась прежней. Но получать новую судимость не хотелось. «Это на юле можно пудрить мозги несмышленышам о жизни в колонии. А там волком завоешь», – рассуждал он. Освободившись, сказал себе: «Если в голове не мякина, то буду с деньгами. Только надо по-умному, без суеты. Заяц и тот приспосабливается – петляет». И стал жить без шума. Поступил рабочим в универмаг. Доставал для перепродажи все, что было в ходу. Но вскоре понял, что это всего-навсего – рубли.
   Февраль был теплым, лучистым. Вот и сегодня солнце, разорвав облака, приятно радовало. Настроение у Виктора отличное. Для этого были причины. Во-первых, в кафе устанавливали новые холодильники и Тамаре дали отпуск на восемнадцать дней. Теперь он мог видеться с ней ежедневно. Во-вторых, утренняя прогулка с Гурамом на новеньких «Жигулях» по Мцхете доставила большое удовольствие. Гурам вел машину, весело насвистывая. Не доезжая до Тбилиси, он затормозил и, положив руки на руль, задумался. Через опущенное стекло доносились весенние запахи зацветающих деревьев и молодой травы.
   – Ты расстроен? – спросила Тамара.
   – Почему так решила? – Гурам сделал рукой небрежный жест. – У меня прекрасное настроение. Мечтаю! – Он взглянул на нее в смотровое зеркальце. – Вчера из Москвы звонили друзья. Очень зовут. В пятницу еду. Присоединяйтесь!..
   Тамара посмотрела на него, словно решая что-то.
   – Конечно, хорошо бы вырваться на недельку.
   – Мои друзья – ваши друзья, – сказал Гурам. – Лично я не вижу причин к отказу. Дорога бесплатная. Машина домчит, – он любовно похлопал по панели. – Когда такой случай будет? Вам ехать вместе – мечта!
   – Хорошо! Поедем! – с неожиданным задором ответила Тамара и упрямо вскинула голову.
   – Я должен посоветоваться дома. – Лицо Виктора залила краска. Было досадно, что вопрос о поездке Тамара решила и за него.
   – Конечно, посоветуйся. Иначе и быть не может, – словно облегчая его положение, сказал Гурам. – Счастливый ты человек, Виктор. О тебе думает мать. Обо мне заботиться некому. – Слова прозвучали вполне искренно.
   Виктор молчал.
   – Ну а если Виктора не отпустят, поедешь со мной? – Гурам повернулся к Тамаре.
   – Не говори глупости. Ты же знаешь, – взглянув на Виктора, она увидела в его глазах такую боль и тоску, что расстроилась и сама. – Виктор, мне очень хочется поехать. Придумай что-нибудь!
   – Когда девушка просит, надо уважить, – сказал Гурам.
   – Конечно, Тамара, – неожиданно для себя сказал Виктор. – Уверен, мама разрешит. Словом, еду с вами…
   Тамара чмокнула его в щеку.
   – Вот здорово! Если бы ты знал, как я рада! – с неподдельной радостью воскликнула она.
   Гурам подмигнул Виктору.
   – А ты, Виктор, парень не стандарт. О матери беспокоишься, – он выделил последнюю фразу, словно увидел в ней важную для себя суть. Будто ставя точку в разговоре, сказал: – Пива хочется. Я бы выпил сейчас целый ящик. – Он снова засвистел знакомый мотивчик, захлопнул дверцу и включил мотор.

ГЛАВА 2

   Они выехали рано утром. Остались позади Сухуми, Туапсе, Краснодар. Перевалы и объезды, дороги и трассы Гурам знал так, будто ехал по своему родному городу. Он оказался хорошим попутчиком. Виктор и Тамара никогда раньше не видели его таким заботливым и внимательным. Казалось, Гурам испытывал истинное удовольствие от того, что ребятам было в пути весело и интересно. Правда, настроение несколько испортилось от инцидента, случившегося в Ростове. На стоянке у городского музея рейсовый автобус слегка помял передний бампер «Жигулей» Гурама. Он буквально дрожал от гнева и с остервенением набросился на водителя. Виктор в правилах дорожного движения не разбирался, но из крика Гурама понял, что водитель автобуса, разворачивая машину, обязан был посмотреть, что стоит за его кузовом. Спор уладил молоденький инспектор ГАИ, оказавшийся неподалеку. Бросив взгляд на помятый бампер, он с недоумением спросил: «Неужели сами не могли решить вопрос? Ему цена – пятерка».
   Пятерки у водителя автобуса не нашлось. Инспектор выдал Гураму справку о причиненном его машине повреждении. Положив ее в бумажник, Гурам говорил теперь уже спокойно, неторопливо, как и положено говорить человеку, уверенному в своей правоте.
   Уже в машине Тамара сказала ему:
   – Ты разговаривал с водителем грубо…
   – А какая теперь разница? Он же виноват.
   – Разница есть. Ты не умеешь держать себя в руках и убедительно доказывать…
   Впрочем, все это вскоре забылось. Гурам включил магнитофон с набором новых записей на пленке.
   Всех по-прежнему радовали продолжавшееся путешествие, недолгие остановки в пути, осмотры достопримечательностей.
   Когда проехали Подольск, уже стемнело. На померкшее небо наползали фиолетовые облака, которые тенью ложились на заснеженную землю. У горизонта оно светилось ярче – там жил большой город. Гурам неожиданно свернул на обочину и озабоченно произнес:
   – Вот черт, нет и тридцати, а полный склероз. Забыл позвонить, чтоб встретили.
   – В Москве позвонишь. Поедем! – сказала Тамара.
   – Зачем людей ставить перед фактом? Это неудобно. Они знают о нашем отъезде, а не о дне приезда. Здесь почта недалеко. Сбегаю позвоню, – он хлопнул дверцей.
   Вокруг расстилались поля. Справа мерцали желтые огоньки далекого поселка. Впереди темнела широкая асфальтированная трасса, гудевшая от моторов. Сквозь тусклую даль, ярко светя фарами и габаритными огнями, мчались молоковозы, тянулась колонна грузовиков.
   – Хорошо, что остановились. Меня уже стало укачивать.
   – У тебя и вправду утомленный вид, – озабоченно сказал Виктор.
   – Ничего, в Москве отдохну. – Тамара придвинулась к нему ближе и развернула карту. – Посмотри, осталось совсем немного, – она взъерошила Виктору волосы.
   Он обнял ее и неловко поцеловал. Тамара прижалась к его плечу. Какое-то мгновение они сидели молча.
   – Хорошо, что мы поехали. Правда?
   Виктор не успел ответить. К автомашине на тарахтящем мотоцикле, выкрашенном в желтый цвет, подъехал милиционер и обошел машину спереди. Наклонившись к приспущенному боковому стеклу двери, сказал:
   – Прошу водительские права…
   – Они у хозяина машины, – ответила Тамара. – Он сейчас подойдет.
   И почти тотчас подбежал Гурам.
   – Товарищ начальник, разве я что нарушил? – он был воплощением вежливости.
   Милиционер вместе с ним осмотрел передние крылья, помятый бампер и, поговорив о чем-то, записал номер машины. Через несколько минут Гурам уже сидел за рулем.
   – Чего он подъехал? – поинтересовалась Тамара. – Он, по-моему, даже права не посмотрел.
   – Права посмотрел и сделал нагоняй, – ответил Гурам. – Конечно, я виноват, ключи в замке зажигания оставил. Могло влететь и больше, – он вытащил из-под сиденья бутылку минеральной воды, кольцом сорвал металлическую пробку и сделал несколько глотков. – Сказал, чтоб скорость не давал. Гололед. – Проехав с километр, проговорил: – «Жигули» какие-то ищут.
   Ветер гнал тяжелые облака. Не угадаешь, что принесет такой день в Подмосковье: предвесеннюю оттепель или морозец уходящей зимы.
   Столица оглушила Виктора разноголосым шумом улиц, удивила громадами новостроек, причудливостью архитектуры старинных домов, ослепила разноцветьем электрических огней.
   На площади Маяковского у метро продавали мимозу. Пожилая женщина с обветренным лицом доставала из сумки пушистые веточки и, обернув их целлофаном, протягивала прохожим.
   – Красиво! Снежинки в воздухе и цветы! – восхищенно проговорила Тамара.
   – Без цветов не можешь? – иронически протянул Гурам.
   – Не могу! С ними жизнь лучше.
   – А мне все равно. И без цветов все получается так же, как и с цветами. – Он тихо хохотнул.
   – Машина долго крутилась по улицам и наконец остановилась на асфальтированной площадке, обнесенной металлической сеткой.
   – Ну, вот и добрались, – с видимым облегчением проговорил Гурам. – Подождите здесь. Схожу за хозяйкой.
   Тамара и Виктор тоже вышли из машины. Они были рады концу пути и тому, что можно было хоть немного размяться после утомительной дороги.
   Гурам вернулся минут через пятнадцать. Рядом с ним шла эффектная женщина лет тридцати в короткой расстегнутой шубке из меха под леопарда.
   – Какие у тебя милые друзья, – еще издали проговорила она грудным приятным голосом. – Очень рада вашему приезду, – и представилась: – Виктория Германовна.
   Гурам достал из багажника чемодан, небольшой деревянный бочонок с вином, какие-то свертки и запер машину. По-хозяйски крикнул своим замешкавшимся друзьям:
   – Ну, что там? Давайте быстрее.
   Подъезд был старый, с широкими лестничными площадками. На четвертом этаже они вошли в небольшую уютную квартиру.
   – Раздевайтесь. Какие у вас планы на вечер? Впрочем, завтра дадите волю своей фантазии.
   – Виктория Германовна, какие планы? Устали мы очень, – ответил Гурам за всех.
   – Тогда поужинаем. Уже четверть восьмого, – она подкатила к дивану овальный журнальный столик.
   Из кухни принесла тарелки с холодной курицей, ветчину, шпроты, сайру… Чувствовалось, что Виктория Германовна готовилась к встрече. Было весело, но усталость взяла свое, захотелось спать. Виктору постелили на раскладушке в коридоре, под картиной в старинной круглой раме. Не успел он и заснуть, как его уже будят. С трудом открыл глаза и с удивлением увидел младшего лейтенанта милиции. У дверного косяка – мужчина с повязкой дружинника.
   – Что случилось? – с тревогой спросил Виктор, приподнимаясь.
   – Участковый инспектор Гусаров! Надеюсь, не очень побеспокоил? Еще нет десяти.
   Уже через минуту Виктор понял, что интересуются «Жигулями» Гурама и проверяют документы. Из кармана пальто, которым прикрылся вместо одеяла, он достал паспорт и почувствовал себя неловко от того, что был в майке, и еще потому, что долго пришлось расстегивать английскую булавку, которой заколол внутренний карман.
   Участковый сел за столик и стал записывать что-то в свой служебный блокнот.
   – Когда приехали?
   Гурам взглянул на часы.
   – В начале восьмого…
   – Не сюда. В Москву, – уточнил свой вопрос Гусаров.
   – Сегодня вечером.
   – И можете подтвердить?
   Гурам задумался. Его лицо стало озабоченным. И, словно вспомнив что-то, оживился:
   – Конечно! – он вытащил из бумажника сложенный пополам листок. – Вот позавчерашняя справка из Ростовской госавтоинспекции о том, что мне помял бампар автобус.
   Гусаров прочитал внимательно справку и сделал еще одну отметку в своем блокноте.
   Тамара в накинутом розовом халатике стояла у серванта. В ее глазах была растерянность.
   – Интересное кино, – попыталась возмущаться Виктория Германовна. – Значит, ко мне и гости не могут приехать? Я буду жаловаться…
   – Ну зачем так резко ставить вопрос? – с завидным хладнокровием остановил ее Гурам. – Участковый на службе и выполняет свой долг. По-моему, он убедился, что перед ним люди порядочные, – проговорил так, будто сейчас это было самой важной для него задачей.
   Гусаров вернул паспорта.
   – Гости, конечно, могут приехать. Даже желательно. Но и у меня обязанность – выяснить нужные мне вопросы. В частности, насчет вмятин на бампере. – Он невозмутимо посмотрел на Викторию Германовну. – Поэтому, гражданка Гудкина, прошу понять меня правильно.
   – Они у меня несколько дней побудут. Надеюсь, не станете штрафовать? – выражение ее глаз стало мягче.
   – Нет причин.
   Заперев дверь, Виктория Германовна вернулась в комнату и села на диван. У нее все же испортилось настроение.
   – Уверена, кто-нибудь из соседей о вашем приезде доложил и тихий восторг от этого испытывает. Доброжелатели.
   – Это все из-за нас, – смущенно сказала Тамара. – Поверьте, мы страшно огорчены. Гурам, придумай что-нибудь с гостиницей…
   – Я завтра улажу этот вопрос, – пообещал Гурам. Накинув на плечи пиджак, он вышел на кухню, где долго и тихо говорил о чем-то с Викторией Германовной.

ГЛАВА 3

   Синоптики ошиблись – обещали мороз, но ночью прошел снег и под утро потеплело. У кромок тротуара поблескивают хрупкие застывшие лужи. Сунув руки в карманы черной из синтетики куртки, старший оперативный уполномоченный Александр Таранец осторожно шагал по звонкому, ломкому льду и улыбался. Он вышел из дома ровно в девять, на полчаса раньше обычного. Сегодня его дежурство по уголовному розыску в отделении милиции. К нему нужно было подготовиться.
   По заведенному распорядку пятиминутка началась без четверти десять. Оперативники, как всегда, собрались в небольшом кабинете начальника уголовного розыска Арсентьева. Невысокий, полноватый Муратов, с аккуратно подстриженными усиками на скуластом лице, сел на первый попавшийся стул. Ему нет и тридцати, но он уже значится в «старичках». Рядом с ним, закинув ногу на ногу, пристроился белозубый, стройный, крепко сбитый Казаков. С месяц назад он раскрыл запутанное преступление и теперь посматривает на товарищей чуть свысока. Казаков и Муратов друзья. В углу у шкафа сидит обычно общительный, а сейчас хмурый и задумчивый светлоголовый Филиппов. Это опытный, инициативный работник. Он в уголовном розыске восьмой год. С ним советуется даже Муратов. Таранец сел на диван – на свое постоянное место.
   Тихо звякнул отлаженный на малый звук телефон. Арсентьев снял трубку. Он слушал внимательно и делал какие-то пометки на календаре.
   – Понял. Учту! Дам дополнительные указания…
   Ему тридцать пять, но выглядит старше. На щеках глубокие складки, проседь в густых темных волосах. Посторонним людям он кажется человеком суровым, но сотрудники относятся к нему с большим уважением и отзываются как о человеке добром, прямодушном и начальнике справедливом, хорошо ориентирующемся в самых сложных ситуациях.
   Арсентьев начал пятиминутку со сводки происшествий и телефонограмм, поступивших из управления. Заслушал результаты проверки заявлений, оперативных материалов. Оторвавшись от бумаг, внимательно посмотрел на мрачного Филиппова.
   – У вас неприятности? Что случилось?
   – Все в порядке, – ответил тот. – Простудился слегка…
   – Ну-ну! – усомнившись, проговорил Арсентьев. И сразу же обратился к Казакову: – Что нового по делу о ножевом ранении?
   Казаков, зная, что Арсентьев не любил многословия, доложил кратко, самое главное:
   – Наша рабочая версия оказалась правильной. Вместе со следователем мы установили, что преступление совершил Борщев.
   – И где же он?
   – Скрывается.
   – Такое объяснение меня не удовлетворяет, – сразу сказал Арсентьев. – Не можете взять? Или времени не хватает?
   – Время есть…
   – Выходит, осталось начать и кончить…
   Казаков спорить не стал. Недовольство Арсентьева было резонным. Он ограничился одной фразой:
   – По нашим данным, Борщев эти дни дома не появлялся.
   – Вы сузили круг проверки. Дней на раскачку нет. Поработайте над связями Борщева. Подготовьте его фото для размножения.
   – Понятно. Этим я и занимаюсь…
   Арсентьев в основном был доволен докладом Казакова. Работа по делу, находящемуся на контроле, не зашла в тупик. Личность преступника установлена. Открыв красную папку, он спросил Муратова:
   – Как с анонимкой? Похоже, у Мамонова и вправду появились подозрительные вещи.
   – Пока ничего интересного. Эти вещи в розыске не числятся. По-моему, Мамонов болтун. Похвалился перед друзьями.
   – Интуиция не доказательство, – прервал Арсентьев. – Она уголовно-процессуальным кодексом не предусмотрена.
   – Так это ж самая банальная анонимка, товарищ начальник, – оправдываясь, проговорил Муратов. – Мало ли что напишут.
   – Анонимки чаще пишут на того, кто мешает, – отпарировал Арсентьев. – А Мамонов самый заурядный пройдоха. Наверное, дорогу кому-то перешел или в долгу остался. Так что проверьте этот сигнал досконально. Писали, чтоб уж наверняка с Мамоновым рассчитаться…
   Муратов засомневался и посмотрел на Казакова, словно ждал от него поддержки, но тот только повел плечами.
   – Да хлещется он! Арсентьев покачал головой.
   – Хлещутся веником в бане. И знайте, поверхностная проверка всегда ведет к домыслам. Пощупайте Мамонова как следует.
   Опять звякнул телефон. Арсентьев снял трубку.
   – Что?.. Да, ваша родственница у нас… Отпустить домой?.. Посоветуйтесь с потерпевшими, которым она спирт продавала… Не можете? Правильно! Их второй день в больнице отхаживают… В связи с чем? Они зрение теряют… Пожалуйста!
   Положив трубку, Арсентьев взглянул на Муратова.
   – Продолжайте! Как Мамонов себя ведет эти дни?
   – Спокойно. Позавчера и вчера из дому не выходил, – оживился Муратов. – Его никто не посещал. Наверное, после пьянки отлеживается или заболел…
   Арсентьев усмехнулся.
   – Для справки: Мамонов пьет редко. Подготовьте дополнительный вариант проверки. – После паузы добавил: – Попытайтесь указанные в анонимке вещи увязать с преступлениями на других территориях. Глядишь, и найдете разгадку. Эту ниточку не надо упускать!
   – Ясно! – ответил Муратов.
   Заканчивая пятиминутку, Арсентьев проинформировал оперативников о звонке из управления. Руководство требовало активизировать розыск «Жигулей», сбивших женщину в Останкине.
   Все разошлись по рабочим местам. Затем Арсентьев провел инструктаж участковых. Определив каждому задание, он отпустил их. Оставил одного Гусарова.
   – Давай-ка почитаем ваш рапорт. Вот вы пишете: «В соответствии с указанием о розыске машины „Жигули“ и по поводу соблюдения паспортного режима мною при проверке квартиры гр. Гудкиной Виктории Германовны, проживающей в доме 96, кв. 17, по Некрасовской улице, выявлены гр. Тарголадзе Г. И., Пушкарев В. А., Сорокина Т. Н. – все жители города Тбилиси, приехали на автомашине „Жигули“ с целью проведения отпуска в Москве. Данная автомашина отношения к позавчерашнему наезду не имеет. Гр. Гудкиной мною разъяснен порядок проживания в ее квартире иногородних лиц».
   – Вам все ясно? Лично мне нет! Что молчите? – поднимая голову, спросил Арсентьев.
   Гусаров уныло посмотрел на свой рапорт.
   – Во-первых, одной фразой такой рапорт не пишется. Это элементарно. Во-вторых, кто эти люди? Когда приехали? Как их зовут, возраст, адреса? Какой номер и цвет «Жигулей»?.. Конечно, все это приходит с опытом и временем. Но и вы старайтесь.
   Гусаров потер пальцами подбородок и бросил на Арсентьева виноватый взгляд.
   – Понял, товарищ капитан. Виноват, исправлюсь. Уточню сегодня же. Они вчера вечером приехали. А цвет их машины бежевый. Сам смотрел…
   – Вечером? – переспросил Арсентьев. – Чем подтверждено?
   Гусаров доложил о справке Ростовской ГАИ.
   – Об этом в рапорте и нужно было указать, – Арсентьев улыбнулся. – Мои замечания вам не в обиду, а для того, чтобы главного при проверке не упускали.
   – И чтобы служба медом не казалась? – заулыбался Гусаров.
   Он в отделении был пятый месяц. Прибыл из средней школы милиции. Способностей проявить пока не успел. Но начальство сходилось в одном: парень старается, с годами опыта наберется.
   Для Таранца дежурство началось нескладно. Сразу же после пятиминутки он выехал на происшествие: в котлован свалился мальчик. Потом был вызов к кинотеатру: по телефону сообщили о драке между ребятами…
   Сейчас в руках Таранца бутерброд и стакан горячего крепкого чая. Пообедать не пришлось. В этот час в ближайших столовых ассортимент блюд уже не тот. Наверняка остались одни надоевшие котлеты. Зато повезло в другом. Сегодня с ним дежурит следователь Савин. Это его друг и однокашник по университету. Узнав у дежурного, что оперативная машина едет в отделение милиции, Савин вскипятил чай и аппетитными толстыми кусками нарезал «докторскую колбасу».
   – Почему ее называют «докторской»? – допытывался Таранец.
   – Ее по рецептам дают, – рассмеялся Савин и выскочил в коридор. Он вернулся быстро, с шахматной доской под мышкой.
   – Сгоняем по-быстрому? – не дождавшись ответа, привычными движениями стал аккуратно расставлять фигуры. – Только не перехаживать, – прозвучало так, будто Таранец перехаживал чаще, чем он сам. – Е-два, Е-два, – шутливо проговорил Савин. – Новорязанское начало, – голос его был убаюкивающим. По старой привычке он стал жестикулировать рукой. Таранец отвел ее в сторону и потянулся за очередным бутербродом, показывая всем видом, что напористость Савина аппетита ему не портит.
   Савин – среднего роста, худощав, подвижен. Большие черные глаза, тонкий нос и продолговатое лицо делали его похожим на южанина. Он следователь. По складу характера – настоящий оперативник. Быстр, решителен, находчив. Осенью он спрыгнул с сарая и со сломанной рукой задержал грабителя. Держится самостоятельно.
   – Хочу быть самим собой, – говорил он убежденно. – Авторитеты мы сами себе напридумывали. Важно работать хорошо и добросовестно. – Мать свою он не помнит. Отец шесть лет назад погиб на заводе в аварии. У него двухлетняя дочурка Наташа. В нее вкладывает всю душу, поэтому после работы сразу на всех парах мчится домой. С женой изредка ссорится. Из-за тещи: не хочет, чтобы она командовала в его семье, но побаивается ее лобовых атак и от этого расстраивается еще больше.
   – Ты же не милиционер, чтобы работать с утра до ночи, а следователь, – заметила теща.
   – А я и милиционер, – отвечает он ей.
   Таранец успел выиграть две пешки, и партия действительно закончилась быстро. Дверь отворилась, и вошел дежурный Бутрименко. Высокий, плотный, он занял, казалось, полкомнаты.
   – В шахматы гоняете, чаи распиваете, а завтра отгул возьмете? – шутливо пробурчал он.
   – Бережем рабочую минуту, – вполне серьезно ответил Савин. – На месте происшествия чай не попьешь.
   Отгул возьмет Бутрименко, а им завтра до середины дня придется подгонять дела, которые не успели сделать сегодня. В шахматы играть не запрещено. Дежурство суточное. Ночью поспать не придется. Обязательно поднимут, даже если и не будет происшествий. А к семи утра нужно еще подготовить суточную сводку…
   О том, что происшествие значительное, Таранец догадался по тону разговора дежурного, взявшего трубку зазвонившего телефона, и еще по тому, как тот не спеша вытащил из никелированного стаканчика белую шариковую ручку. Сейчас он говорил неторопливо, аккуратно записывал интересующие его сведения. Когда речь шла о тяжких преступлениях, вопросы были лаконичны, касались главных обстоятельств: что, где, когда, каким способом. Уточнялись фамилии, адреса… В таких случаях голос звучал отрывисто, громко. Делалось это специально. Чтобы его помощник успел сориентироваться, дать команду оперативной группе о срочном выезде.
   Наконец Бутрименко щелкнул красным рычажком телефонной установки и повернулся. Стало ясно – сообщение о происшествии требовало проверки на месте.
   – Таранец, тут для тебя дело появилось, – сказал Бутрименко. – На Лихоборовской квартирная кража, у Школьниковых. Придется съездить, – он протянул листок. – Возьми адрес. С места позвони о подробностях.
   Таранец молча кивнул, сунул бумажку в карман и, нахлобучив шапку, вышел с Савиным из дежурной. Против отделения уже урчал мотором желтый «рафик», давно набегавший без ремонта положенный километраж. Из ворот вышел кинолог, ведя на поводке служебно-розыскную собаку. Лайма, присев на широкие лапы, прыгнула в кузов и улеглась в закутке, зарешеченном металлической сеткой. Подошел эксперт-криминалист Мухин.
   Савин с силой захлопнул дверцу. Кузов жалобно скрипнул.
   – На ходу не развалится? – с усмешкой спросил он.
   – А ты не хлопай, – сердито ответил водитель. – Пока бегает – не бережете. Встанет – ножками топать придется, – и нажал на стартер.
   «Рафик» рванулся с места и круто свернул на улицу. Разбрызгивая снежную жижу, машина ускорила бег. Слева и справа замелькали витрины магазинов, корпуса домов, деревья с седыми от инея стволами. По слякотным тротуарам торопливо шли люди…
   Мотор работал на больших оборотах. «Рафик» влился в нескончаемый поток отлакированных влагой автомашин. На их задних бамперах то и дело зажигались красные фонари торможения. Водитель пристроил машину за мощным тягачом и не прогадал. Тому уступали дорогу.
   Таранец сидел сзади, рядом с экспертом, откинувшись на мягкую пружинистую спинку. Савин, опустив ветровое стекло, высунул голову наружу. Это его давняя привычка. В такие минуты, когда оперативная машина мчалась, мигая сигнальными огнями, а попутный транспорт послушно жался к обочине и люди с любопытством смотрели вслед, он был особенно сосредоточен.