– Правда? – заинтересовался я.
   – Ты нашел какие-нибудь материалы об императоре Тунчжи? И об императрице?
   – Да, я же говорил, что начал искать хоть какие-то зацепки, потому что игра в лабиринт размещена именно в разделе, посвященном гробнице императора Тунчжи.
   – В эти дни в Пекине я успел поработать в архиве Цинского двора, прочел материалы об императрице Алутэ. В некоторых документах, что мне удалось найти, упоминаются очень странные факты.
   Е Сяо замолчал.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Возможно, это легенда, но, когда Алутэ была ребенком, ее отец пригласил к ней в учителя великого тибетского ламу. Ведь Алутэ, как и большинство китайских императриц, была из монгольского рода. Хотя ее отец в совершенстве владел китайским языком, досконально изучил конфуцианство и служил в академии Ханьлинь, сам он, как и большинство монголов, тайно веровал в учение тибетской секты желтошапочников гелугпа. По легенде, великий лама владел искусством воскрешения из мертвых. Он объездил весь Тибет и всю Монголию. Легенда гласит, что однажды он воскресил мертвеца, пролежавшего в могиле несколько десятков лет.
   Когда Алутэ стала императрицей и поселилась во дворце, великий лама покинул Пекин и вернулся в тибетский монастырь. Самое удивительное, что, согласно легенде, когда Алутэ пожелала умереть вместе с императором Тунчжи и проглотила золотой перстень, в тот же день вечером, почти в то самое время в далеком Тибете по непонятной причине преставился великий лама. Но когда монастырские монахи собрались его кремировать, оказалось, что тело покойного бесследно исчезло.
   Конечно, все это лишь легенды, никаких доказательств нет и никогда не было. Личность великого ламы окутана тайной, даже имя его не сохранилось, очень может быть, что такого человека вообще не существовало. Мне только одно непонятно: если это просто легенда, пустые вымыслы, то почему все сведения о нем хранили в секретных архивах Цинского двора?
   – Действительно странно. Может быть, все архивы Цинского двора состряпаны евнухами на основании сплетен и слухов? И все это сплошная ложь от начала и до конца?
   – Э-э, не скажи. Кроме Пекина, я в эти несколько дней еще кое-где побывал.
   – И где же?
   – В Цинских восточных гробницах.
   От этих слов сердце мое так и подпрыгнуло, а страх, затаившийся в глубине души, раздулся, как мыльный пузырь:
   – Как ты рискнул туда поехать?
   – Чтобы развеять свои сомнения, мне надо было побывать там самому. Цинские восточные гробницы расположены очень близко от Пекина: на машине – часа два с небольшим. Восточные гробницы куда грандиознее, чем я себе представлял. Каждая гробница занимает громадную площадь, они далеко отстоят друг от друга, но я осмотрел все, что доступно для осмотра, например, побывал в самой знаменитой гробнице Цыси, в гробнице Цяньлуна, а также в гробнице наложницы Сянфэй.
   – А в гробнице Хуйлин императора Тунчжи? – нетерпеливо спросил я.
   – Ее тоже дозволено осматривать, как и другие разграбленные гробницы, но доступ во многие отсеки запрещен. Например, сам подземный дворец гробницы Хуйлин непонятно почему закрыт для осмотра. Поэтому посетителей там гораздо меньше. Правда, я ездил в будний день, да и гробница Хуйлин самая маленькая и скромная по сравнению с другими императорскими гробницами. Возможно, поэтому она оставляет впечатление пустынной и заброшенной. Почти пятьдесят лет прошло, со временем все меняется, при осмотре местности и из рассказов служащих я не узнал ничего нового. Мне разрешили покопаться в архиве. Действительно, в 1945 году гробница Хуйлин была ограблена.
   – Я прочитал об этом в библиотеке, но думал, что это необоснованные слухи.
   – Нет, не слухи, так оно и было. Грабители обнаружили, что тело покойной императрицы сохранилось нетленным. Это подлинный, достоверный факт. В тот день я разыскал материалы из архива общественной безопасности. Когда в 1945 году произошло крупномасштабное ограбление, местное правительство приняло срочные меры, было арестовано свыше трехсот бандитов, их всех допросили. Хотя старые архивные дела почти не сохранились, кое-какие записи все же остались. Я нашел документы, касающиеся гробницы Хуйлин. Все бандиты подтвердили, что они увидели нетленное тело императрицы, а труп императора разложился полностью. В протоколах допросов имеются поразительные признания. Например, признания одного грабителя, который собственной рукой вспорол живот императрицы в поисках проглоченного ею золота. Он показал, что разрезал живот и засунул внутрь руку. Грабитель ясно почувствовал, что тело императрицы еще сохранило тепло.
   – О Небо! – В моем живом воображении сразу возникла картина: мужчина засовывает руку в рассеченное женское тело, и извлекает оттуда кишку за кишкой. Тошнотворно…
   – Вряд ли это было на самом деле. Думаю, галлюцинация полупомешанного злодея. Или просто бред. Теперь уже невозможно выяснить что-либо: вскоре после допроса тот грабитель умер в тюрьме, – «утешил» меня Е Сяо.
   – Так он нашел золото в животе императрицы?
   – Да, грабитель признался, что нашел золотой перстень. Но удивляет другое. Часть бандитов, проникших в гробницу Хуйлин, была арестована и расстреляна местным правительством. Но и все, кому удалось избежать ареста, тоже умерли, причем за короткий период времени. Причины смерти были разные. Одни поубивали друг друга при дележе награбленного, другие погибли в ходе гражданской войны между гоминьданом и компартией, но к большинству смерть пришла неожиданно, например, кто-то, оступившись, утонул в реке, кто-то сгорел при пожаре, а были и такие, кто покончил жизнь самоубийством.
   Понятно, что все это было давно, многие материалы записаны со слов третьих лиц. Во всех показаниях явственно просматривается субъективная вера в буддийский принцип воздаяния за содеянное зло, и очень нелегко отличить правду от вымысла.
   Е Сяо замолчал. Устало откинувшись на софе, он грустно глядел в окно.
   – Да, тебе удалось узнать много интересного. Но ты совсем вымотался. Поезжай домой и отдохни, – сказал я ему.
   – Подожди, я нашел еще нечто совершенно удивительное, – почему-то шепотом продолжил он. – Согласно архивным документам, в 1945 году после ограбления гробницы Дунлин гоминьдановское правительство послало туда комиссию для расследования. Она прибыла туда сразу после ограбления, когда подземный дворец гробницы Хуйлин был еще открыт. Здесь много странного. Например, комиссия подготовила отчет, его сразу передали в архив, и он много лет пролежал там без движения. Судя по записям в регистрационных журналах, это дело никто ни разу не изучал.
   Главой комиссии, судя по документам, был известный тогда в Китае физиолог Дуаньму Июнь. Это меня тоже удивило. Ведь предстояло расследовать преступление – ограбление древней гробницы. Естественно, надо было направить туда следственную группу или уж хотя бы археологов. Зачем же посылать физиолога? Комиссия пробыла в Дунлине всего несколько дней, потому что как раз тогда Восьмая армия начала наступление из восточного района провинции Хэбэй, чтобы очистить Дунлин от бандитов. Комиссия быстро свернула свою работу и уехала оттуда, а больше никаких документов не сохранилось.
   – Может быть, они нашли там что-то секретное? И об этом запрещено было даже упоминать?
   – Вполне возможно. В любом случае тебе нельзя рисковать и бродить по сайту «Блуждающие души древних могил». Количество самоубийств продолжает расти. По-моему, самое безопасное пока – это изучение документов. Библиотека, архив – не более того.
   – А ты сможешь, когда будешь работать в архиве, взять меня с собой?
   – Попробую. Я, пожалуй, пойду. Очень устал, – сказал Е Сяо.
   Опять я остался один в пустом доме. И сердце мое опять учащенно забилось.

СЕДЬМОЕ ФЕВРАЛЯ

   Сегодня праздник фонарей Юаньсяо. Для китайцев это день влюбленных. Сам не знаю, как и почему, но я пришел в психологическую консультацию. По правде, это место мне ненавистно, я не желаю больше видеть доктора Мо, разве только на скамье подсудимых в зала суда. Но все-таки я пришел, причем именно в День влюбленных. Нуда, правильно. Я пришел к Розе. Всю дорогу передо мной маячила тень бедной Хуан Юнь. Хотя горечь в моей душе не помешало вспомнить о Дне влюбленных. Стоило мне подумать о Розе, как лицо Хуан Юнь вновь и вновь всплывало передо мной. В конце концов я ведь решился жениться на Хуан Юнь, пусть даже фиктивно. Почему же она выбрала смерть для себя и ребенка?
   Я позвонил, но мне никто не открыл. Толкнул дверь – она оказалась незапертой. Столик стоял на своем месте, но самой Розы не было видно. Никого. Даже страшно.
   Я поднялся по лестнице, вошел в кабинет и увидел Розу, которая приводила в порядок какие-то бумаги. Доктора Мо не было.
   – Здравствуй, какими судьбами? – Она как всегда приветливо улыбнулась мне.
   – Ничего такого, просто хотел повидать доктора Мо. Его нет? – соврал почему-то я. Ведь кого-кого, а доктора я видеть совсем не хотел – я пришел повидаться именно с Розой.
   Она подошла ко мне и, тяжело вздохнув, сказала:
   – Сегодня утром пришли полицейские, предъявили ордер на арест и увели доктора Мо. Его обвиняют в мошенничестве, изнасилованиях, а также нелегальном предпринимательстве и незаконном врачевании.
   – Ты знаешь, что все это правда? В тот раз, когда я… Ну… В общем, в прошлый раз он лично признался мне, что в этой самой комнате он своих пациенток… Нет, я не могу говорить с тобой об этом.
   Ясный и спокойный взгляд Розы словно закрыл мне рот.
   – Я ничего не знаю, доктор Мо ничего мне не говорил. Его увели полицейские.
   – Что же ты теперь будешь делать?
   – Не знаю. Пока прибираюсь. Еще надо предупредить больных, чтобы не приходили. Скоро органы безопасности здесь все опечатают.
   Она говорила и сгребала в кучу бумаги. Я поспешил помочь ей.
   – Роза, послушай меня, не надо ничего здесь делать. Уходи поскорее, все эти документы – сплошная ложь.
   Я пролистал какие-то бумаги. Некоторые медицинские карты были чистыми, в других записаны бредовые россказни больных. Перебирая бумаги, я наткнулся на настольный календарь доктора. Под сегодняшним числом были написаны два иероглифа: «страх» и «ужас», а днем раньше – иероглиф «она» и еще: «Она в подземном дворце».
   Опять «Она в подземном дворце». За истекшие дни эти несколько иероглифов буквально подорвали мой дух. Они вызывали во мне безотчетный ужас, хотелось крепко зажмурить глаза, а потом проснуться и избавиться от всего этого кошмара. Так бывает, когда смотришь фильм ужасов. В самый страшный момент большинство зрителей испытывает противоречивое желание: смотреть на экран и при этом покрепче зажмурить глаза.
   Глаза я все-таки не закрыл. К сожалению, это не сон. Слова на листочке календаря были написаны очень небрежно, словно в большой спешке. Последние штрихи почти неразборчивы: в иероглифе «дворец» нижняя черта слишком жирная – густо-синяя, видимо, Мо очень сильно надавил на ручку.
   – Извини, Роза, посмотри, это почерк доктора? – захотел удостовериться я.
   – Да, это он написал. – Роза взглянула на листок календаря. – «Она в подземном дворце». Что это может значить?
   – А ты не знаешь?
   – Я не понимаю смысла этих иероглифов.
   – Разве раньше ты их никогда не видела?
   – Нет. А что это такое? Что-то плохое? У меня отлегло от сердца, я глубоко вздохнул.
   – Ничего плохого. Все хорошо, просто отлично.
   Роза продолжала перебирать эти никчемные бумажки. Тогда я придавил пачку рукой и, набравшись храбрости, сказал:
   – Оставь это, Роза. Ты должна подумать о будущем.
   – Я думаю. Надо искать себе новую работу, – улыбнулась она мне.
   – Давай уйдем отсюда! Поколебавшись, она кивнула и вместе со мной спустилась по лестнице. В последний раз осмотрелась вокруг, коснулась рукой своего стола, ласково погладила телефон и тихо пробормотала:
   – Мне так нравилось это место.
   – Без доктора Мо здесь действительно тихое и прекрасное место, мне самому хотелось бы работать здесь.
   – Ну, все. Нельзя вечно жить в тишине и одиночестве, – сказала Роза самой себе.
   – Это точно.
   На улице опять шел дождь. И сегодня праздник фонарей Юаньсяо… Роза раскрыла зонтик и сказала:
   – Пойдем вместе.
   Мы шли под одним зонтом, тесно прижавшись друг к другу. Я в последний раз оглянулся на маленький домик, как бы прощаясь с ним.
   Дождь в праздник фонарей Юаньсяо случается редко. Поэтому сегодня на улицах не было веселой толпы, никакой толкотни и давки. Зато для меня этот древний китайский праздник стал незабываемым днем. Мы с Розой так и шли под одним зонтом, прижавшись друг к другу. Еще никогда в жизни я не был так близок с девушкой. Я весь напрягся и, хотя чувствовал себя очень неловко, был счастлив.
   Скоро шесть часов, под завесой дождя стало быстро темнеть.
   – Уже вечер, может быть, куда-нибудь сходим? – спросил я.
   – Как скажешь, – просто ответила она. Я привел ее в маленький ресторанчик, который мне очень нравился, и заказал блюда шанхайской кухни. Впервые в жизни я пригласил девушку в ресторан, поэтому не очень-то представлял, как мне следует себя вести. От смущения я уткнулся в тарелку – набросился на еду как голодный тигр. Я жадно глотал куски и ничего не замечал вокруг. Что касается
   Розы, то она ела очень мало и выбирала только овощи. Лишь когда я наелся, она взяла палочками несколько кусочков мяса.
   – Почему ты так мало ешь? Не заболела ли?
   – Потому что я на диете, – улыбнулась Роза, и я тоже заулыбался.
   Когда мы вышли из ресторана, с неба продолжал сыпаться мелкий дождь. Разноцветные огни большого города расцвечивали дождевые капли всеми цветами радуги.
   – Можно я провожу тебя? – спросил я, набравшись храбрости.
   Она кивнула, и мы свернули в маленький переулок неподалеку от консерватории. Там посреди улицы в одиночестве мок под дождем знаменитый памятник Пушкину.
   – Каждый день я прохожу мимо. Ты знаешь, он очень одинок. Встал посреди улицы, замер на мгновение и сделался безжизненным камнем. Но камень тоже может быть одушевленным. Если есть форма, значит, есть и жизнь. Памятник тоже способен размышлять, у него есть чувства и рассудок, и с этой точки зрения он живой. Но только вечный – бессмертный. Потому что жизнь существует вечно.
   – Никогда бы не подумал, что у тебя такое живое воображение, – удивился я.
   – Просто так подумалось. Пойдем скорее, не надо его беспокоить. Может быть, он сейчас здесь под дождем сочиняет стихи. – Роза рассмеялась. Ее смех во влажном воздухе звучал глухо, словно бы из-за стекла.
   Мы прошли еще несколько переулков и попали в уютный тупичок. Здесь не было ни зданий, похожих на складские строения, как в квартале Хуан Юнь, ни высотных домов новой застройки. Все было по-другому: коттеджи французской архитектуры, перед каждым – палисадник с цветником. Вслед за Розой я вошел в небольшой коттедж. Прежде такие дома занимала одна состоятельная семья, а сейчас они превратились в общежития, как говорится, на все 72 семьи. Роза снимала комфортабельную двухкомнатную квартиру на третьем этаже, с отдельным санузлом и маленьким балкончиком. Комнаты, хотя и небольшие – общей площадью, наверное, метров двадцать, – но очень уютные.
   Квартира Розы была необыкновенно опрятной: нигде ни пылинки – полная противоположность моему жилищу. Мебель самая простая, в белых тонах, на письменном столе – компьютер.
   – Хочешь что-нибудь выпить? – гостеприимно спросила она.
   – Нет, мне, пожалуй, пора, – нерешительно промямлил я. И, чтобы хоть как-то поддержать разговор, спросил, кивнув на компьютер. – Ты подключена к Сети?
   – Конечно. Я же в университете изучала информатику.
   – Ого! – удивился я. И не удержался от советов: – Роза, забудь про доктора Мо. Не надо о нем жалеть. Ему наверняка светит, по меньшей мере, смертный приговор с отсрочкой исполнения. Ты должна поискать хорошую работу, например, в фирме информационных технологий.
   – Спасибо.
   – Ну, все. Мне пора. До свидания. Проводив меня до двери, Роза протянула мне зонт.
   – Возьми мой, дождь все сильнее и сильнее. Промокнешь!
   Открыв зонт, я нырнул под дождь. Женский зонт с веселыми цветочками выглядел в моих руках весьма комично. Я даже рассмеялся про себя.
   А дождь все шел и шел.

ДЕВЯТОЕ ФЕВРАЛЯ

   Мы с Е Сяо встретились у входа в архив. Когда мы шли по бесконечному коридору, он тихо прошептал:
   – Умер доктор Мо.
   – Умер? – изумленно переспросил я.
   – Вчера вечером – в день ареста, в КПЗ. Он разбил себе голову об стену.
   – До смерти разбил голову об стену? Никогда не слышал о таком способе самоубийства.
   – Действительно странно. Мучительная смерть. Он повредил себе лобную кость, разошлись черепные швы. Вероятно, несколько часов бился головой, пока не умер.
   Е Сяо говорил еле слышно – в архиве принято соблюдать тишину.
   – Побоялся кары за свои преступления и убил себя… – начал рассуждать я.
   – Не так громко. – Е Сяо осмотрелся по сторонам. В тиши архива всякий звук был слышен издалека. – Причина самоубийства еще не установлена, и не надо спешить с выводами.
   – Может быть, у него все же проснулась совесть, и он своей смертью продемонстрировал раскаяние?
   – Есть и такая версия.
   Мне припомнились два иероглифа: «страх» и «ужас», которые Мо написал в настольном календаре перед арестом. А днем раньше – иероглиф «она», и еще: «Она в подземном дворце». Я тщательно обдумал смысл иероглифов «страх» и «ужас», вспомнил сайт «Блуждающие души древних могил» и мейл, который перед смертью прислал мне мой верный друг Линь Шу. А ведь еще была гибель доброго и скромного Лу Бая… Доктор Мо совсем другой – жестокий растлитель. Неужели смерть доктора Мо, разбившего себе голову о стену, имела с теми самоубийствами что-то общее? Меня тяготила эта внезапно пришедшая в голову мысль, и я поделился ею с Е Сяо.
   – Меня тоже это смущает, – задумчиво сказал он. – Доктор Мо – мошенник и насильник, это вне всяких сомнений. Но одновременно он тоже мог стать жертвой «Блуждающих душ древних могил».
   – Мы еще очень далеки от истины.
   – Тогда ускорим поиск.
   Е Сяо профессионально быстро листал дела. Он просматривал документы медицинских исследований в Шанхае за 1945 год.
   – Что ты ищешь? – недоумевал я.
   – Помнишь, я говорил, что в 1945 году после разграбления гробниц нанкинское правительство направило для расследования комиссию, которую возглавил физиолог Дуаньму Июнь. Комиссия наверняка посетила гробницу Хуйлин. После победы над Японией Дуаньму Июнь вернулся в Шанхай, но вскоре умер. Отсюда мы и начнем поиск.
   Е Сяо нашел список врачей, работавших в те годы в Шанхае. Медиков по фамилии Дуаньму было мало, поэтому мы быстро отыскали нужные нам документы. Там была следующая запись: осенью 1945 года Дуаньму открыл научную лабораторию в Шанхае. По прибытии в Шанхай он стал главой комиссии по расследованию ограбления гробницы Дунлин. Эта комиссия только номинально считалась правительственной, на самом деле ее сформировал лично Дуаньму. Комиссия пробыла в Дунлине только семь дней, из них пять дней она занималась гробницей Хуйлин, а затем вернулась в Шанхай.
   – Только и всего?
   – Самое важное не это, а приложенные к архивному делу документы.
   Е Сяо достал большую стопку бумаг, все они были датированы 1945 годом. Пожелтевшие листы разного формата были мелко исписаны авторучкой. Найти что-либо путное в этом хаосе бумаг мне не представлялось возможным.
   – Вот почитай. – Е Сяо указал на стопку бумаг. – Большинство документов имеет гриф: «Эксперимент ALT».
   Так и есть. В отличие от остальной кучи эти бумаги были аккуратно сброшюрованы, на обложке имелась надпись: «Эксперимент ALT». Я начал читать. Сплошь специальная медицинская терминология, причем все написано удивительно небрежно сложными иероглифами старого начертания. Я попытался разобраться, но ничего не понял.
   Мое внимание привлек бланк, вложенный меж рукописными страницами. Я прочитал заголовок:
 
   План эксперимента
 
   34 год Республики, 25 октября, 21 час 20 минут. Эксперимент ALTприбыл в Шанхай на Западный вокзал.
   22 часа 40 минут. Эксперимент ALTприбыл в лабораторию.
   26 октября, 10 часов ровно. Первый контрольный эксперимент.
   27 октября, 14 часов ровно. Второй контрольный эксперимент.
   28 октября, 15 часов ровно. Третий контрольный эксперимент.
   1 ноября. Представлен официальный отчет о контрольных экспериментах.
 
   Мне было известно, что 34 год Республики – это 1945 год, но что такое «Эксперимент ALT»? Может, это какой-то медикамент или английское имя Дуаньму Июня? Я продолжал листать бумаги и на восьмой странице увидел таблицу, составленную по европейским правилам. Я принялся читать. Сверху были жирно написаны четыре иероглифа:
 
   Отчет об экспериментах с покойницей
 
   Покойница, рост 165 см.
   Покойница, вес 50, 3 тыс. г.
   Покойница, возраст при жизни: согласно рентгеновскому обследованию приблизительно от 20 до 22 лет.
   Покойница, группа крови: методом проверки крови на свертываемость установлена нулевая группа крови.
   Примечания:
   1. У покойницы на животе имеется резаная рана длиной 12 см, которая ныне уже срослась естественным путем.
   2. У покойницы длина ступни 26 см, что совпадает с длиной ступни современных женщин.
   3. У покойницы объем груди 79 см, объем талии 67 см, объем бедер 86 см.
   4. Покойница при жизни не рожала.
   5. У покойницы зубы в полном порядке.
   6. На кожных покровах и во внутренностях тела не обнаружено никаких противогнилостных веществ.
   7. Обследование в основном не выявило у покойницы обычной водопотери и явлений усыхания тканей; мышечные ткани сохраняют упругость, суставы способны нормально сгибаться.
   Обобщая вышеизложенное, приходим к выводу, что покойница сохранилась без дефектов, и предлагаем воздержаться от патологоанатомического вскрытия трупа.
 
   Подпись: Дуаньму Июнь
   Дата: 34 год Республики 26 октября
 
   Когда я дочитал это до конца, внутри меня все похолодело. Я передал листок Е Сяо. Он прочитал и долго сидел, задумавшись. Потом очень тихо сказал:
   – Поверить в такое трудно. Но если все это действительно было, еще неизвестно, является ли «покойница» императрицей императора Тунчжи. Если же это действительно Алутэ, то ALT и должно означать: Алутэ. ALT – это сокращенное написание имени Алутэ по-английски. Неудивительно, что Дуаньму Июнь пожелал поехать в Дунлин и специально побывал в гробнице Хуйлин. Оказывается, ему нужен был труп императрицы. Иными словами, это он привез труп императрицы в Шанхай.
   – Невозможно поверить. Может, это фальсификация?
   – Вряд ли. В университете я изучал архивное дело. Эти документы явно подлинные. Давай читать дальше. – И он уткнулся в бумаги.
   Придя в себя от потрясения, я задумался над «Отчетом об экспериментах с покойницей». Поразительно. Но если это так, то все, что я прочитал в книгах, тоже было правдой, подлинными событиями. Попробую подсчитать. Императрица скончалась в начальный год царствования императора Гуансюя, то есть в 1876 году. Следовательно, к 1945 году прошло уже 69 лет со дня ее смерти. За 69 лет труп сохранился полностью, без каких-либо повреждений, а ведь в документах отмечено, что никаких противогнилостных веществ не обнаружено, то есть никаких специальных действий, например, бальзамирования, с телом не проводилось. Цыси была выкопана Сунь Дяньином через 20 лет после смерти, и извлеченный из гроба труп разложился. Прямо-таки буддийский принцип воздаяния за грехи: злому злом и доброму добром.
   Мысленно я представил, как выглядят люди после кончины. Их кожа совсем не такая, как у живых, суставы окостеневшие и не сгибаются. Когда они лежат в стеклянном фобу, установленном для прощания в траурном зале, никакой грим не может скрыть, что они мертвые. Такими они становятся буквально за два-три дня. Императрица же умерла за 69 лет до того, как ее тело извлекли из гроба. Достаточно и того, что после разграбления гробницы ее тело перевезли в Шанхай только дней через десять. Обычно на трупе через десять дней после смерти видны явные следы разложения.
   Еще более непонятны данные антропометрических исследований, приведенные в отчете. Цифры, полученные при обмере, соответствуют размерам молодого здорового тела. В определенных условиях – очень сухой воздух, песчаная почва – труп может мумифицироваться естественным путем. Такие случаи известны. Но при этом тело женщины, которая умерла так давно, должно было сморщиться и усохнуть. А здесь – ну просто «90-60-90».
   В общем, восьмое чудо света. В Древнем Египте тела усопших фараонов подвергались сложному бальзамированию. И хотя ученые утверждают, что мумии «прекрасно сохранились», по мнению обычных людей, они давным-давно утратили какие-либо человеческие признаки.
   Китайское искусство бальзамирования своими корнями тоже уходит в глубь веков. Так, наши ученые извлекли тело из ханьской гробницы Мавандуй в Чанша. При захоронении труп поместили в особый раствор, защищающий от разложения. Однако на фотографиях, которые я видел, тело ужасно усохло. И вообще выглядело отвратительно.