Страница:
Тони прошелся по городу и устроил Бастеру матч в старом гимнастическом зале, где на стенах еще висели афиши Джека Демпси. Не очень серьезный матч, так как при виде двухдневной щетины на щеках и слоя пыли на одежде Бастера местный антрепренер решил, что перед ним просто бродяга, готовый дать себя побить за пару баксов. Контракт подписали, а потом Бастер выиграл бой. Не просто выиграл, а, как сказал Тони, провел нокаут уже во втором раунде, и они заработали на этом целых двадцать долларов. Местный антрепренер хотел было подрядить их еще на несколько матчей, но Тони сказал, что теперь это будет стоить дороже, и через две недели у них уже было достаточно денег, чтобы ехать в вагоне, а не под ним. Другой на их месте для экономии поехал бы в сидячем, но эти ребята тратили деньги сразу, как только они у них заводились.
Бастер одержал еще несколько побед, и к нему потихоньку начала возвращаться уверенность в своих силах. Тони позвонил Мэй-Анне по междугородней линии и сказал, что ее долг по отношению к Бастеру писать ему время от времени, так что она первая начала писать ему, вместо того чтобы просить нас с Виппи Берд передавать ему привет. Тони не хотел, чтобы Бастер сломался еще раз, и потому старался прокладывать маршрут их турне с осторожностью, в обход больших городов, где существовал риск наткнуться на более сильного противника, предпочитая города типа Денвер или Канзас-Сити, и Бастер выигрывал все эти матчи, в основном нокаутами. Через пару месяцев они вернулись в Бьютт передохнуть, и, чтобы не терять время попусту, Тони для развлечения местной публики организовал несколько матчей в залах «Кентервилль» и «Рыцари Колумба». После этого они снова отправились на гастроли, и Тони снова начал говорить, что Бастер имеет шансы стать чемпионом – Бастер Миднайт возвращался.
Теперь это был более серьезный Бастер Миднайт. Тони уже не приходилось напоминать ему, что надо стараться, он сам это понимал и отдавал боксу все силы. По словам Виппи Берд, его толкало вперед стремление доказать, что он достаточно хорош для Мэй-Анны, тем более что их общение восстановилось, хотя бы и в письмах. И самым лучшим способом доказать это было завоевание чемпионского титула. Тут Виппи Берд была, как всегда, права.
Если не знать заранее, то трудно было понять, кто его настоящие родители, потому что мы с Пинком возились с младенцем наравне с Чиком и Виппи Берд. И теперь, когда ни Пинка, ни Чика уже нет, я по-прежнему с ним вожусь. Однажды Мун сказал мне: «Знаете, тетя Эффа Коммандер, я очень счастлив, что бог послал мне двух матерей». Каждый День матери, не пропуская ни одного, он присылал мне поздравительную открытку, хотя, пока он был еще маленьким и несмышленым, за него это делала Виппи Берд.
Куда бы мы ни шли, мы всегда брали Муна с собой. Чик наконец закончил колыбель, которую начал сооружать для нашего с Пинком младенца, и установил ее в нашей спальне, чтобы Мун мог иногда спать у нас. Я никогда не видела Чика более счастливым, чем в тот рождественский вечер, когда мы с Пинком подарили Муну маленький самокат. Но чтобы начать им пользоваться, ему все равно пришлось еще чуть-чуть подрасти, ведь в тот момент ему было только шесть месяцев от роду.
Мы все вчетвером как раз играли с Муном, когда вдруг услышали по радио голос Мэй-Анны – приемник был случайно настроен на нужную волну. Помню, эта передача, попурри из выступлений разных артистов, называлась «Радиопудинг». Передача была не из лучших, такой пудинг испортил бы любой обед. «Я боюсь заработать изжогу», – сказала Виппи Берд и хотела переключить программу, как вдруг ведущий Джек Бенни объявил: «А вот сейчас выступит одна из самых ярких звезд Голливуда».
Вслед за тем раздался голос Мэй-Анны, приветствовавшей ведущего. «Привет, вот и я!» – произнесла она, и это прозвучало так естественно и непринужденно, что Пинк невольно повернулся к двери и только через секунду сообразил, что ее голос доносится не из-за двери, а из радиоприемника. Мы с Виппи Берд замерли с открытыми ртами, а Пинк и Чик слушали и пихали по очереди друг друга локтями в бок с таким важным видом, словно сами были участниками этого шоу.
Джек Бенни с Мэй-Анной обменивались колкими репликами, она мурлыкала и говорила с сексуальными интонациями. Когда Бенни спросил, когда же она наконец соберется сниматься в серьезных фильмах, Мэй-Анна ответила, что скоро, вот только приедет ее мать.
– Чтобы получше присматривать за тобой? – спросил ведущий.
– Чтобы назначить тебе свидание, – ответила Мэй-Анна. – Хотя для этого лучше бы выписать сюда бабушку, но только она сейчас страшно занята.
Мэй-Анна держалась в эфире хорошо, и когда их диалог закончился, Джек Бенни поблагодарил ее за приход и попрощался с ней до следующей встречи в программе «Гангстеры – всеобщее помешательство». Из радиоприемника послышались аплодисменты, и мы все четверо присоединились к ним. В конце программы ведущий повторил ее имя.
– Ты слыхал? – спосила Виппи Берд, обращаясь к шестимесячному Муну, который тоже хлопал в ладоши. – Твоя тетя Мэй-Анна – Марион Стрит скоро разбогатеет и пошлет тебя учиться в колледж.
Мы все рассмеялись, так как даже не предполагали тогда, насколько пророческими окажутся ее слова.
С тех пор мы постоянно слышали голос Мэй-Анны в разных передачах, а в «Радиопудинге» она продолжала появляться все в той же роли гостьи-кинозвезды, так что журнал «Тайм» в обозрении радиопрограмм даже назвал ее «идеально мурлыкающей кинозвездой».
Когда я рассказала Бастеру, что Мэй-Анна теперь регулярно выходит в эфир в «Радиопудинге», он пошел в мебельный магазин и купил самый большой приемник фирмы «Эмерсон», какой у них нашелся, и, когда наступало время ее выступлений, он включал приемник так громко, что ее голос разносился по всему Кентервиллю. Позже Бастер подарил этот приемник мне, и я до сих пор им пользуюсь, слушаю шоу Оуки О'Коннора в прямом эфире из Бьютта.
9
Бастер одержал еще несколько побед, и к нему потихоньку начала возвращаться уверенность в своих силах. Тони позвонил Мэй-Анне по междугородней линии и сказал, что ее долг по отношению к Бастеру писать ему время от времени, так что она первая начала писать ему, вместо того чтобы просить нас с Виппи Берд передавать ему привет. Тони не хотел, чтобы Бастер сломался еще раз, и потому старался прокладывать маршрут их турне с осторожностью, в обход больших городов, где существовал риск наткнуться на более сильного противника, предпочитая города типа Денвер или Канзас-Сити, и Бастер выигрывал все эти матчи, в основном нокаутами. Через пару месяцев они вернулись в Бьютт передохнуть, и, чтобы не терять время попусту, Тони для развлечения местной публики организовал несколько матчей в залах «Кентервилль» и «Рыцари Колумба». После этого они снова отправились на гастроли, и Тони снова начал говорить, что Бастер имеет шансы стать чемпионом – Бастер Миднайт возвращался.
Теперь это был более серьезный Бастер Миднайт. Тони уже не приходилось напоминать ему, что надо стараться, он сам это понимал и отдавал боксу все силы. По словам Виппи Берд, его толкало вперед стремление доказать, что он достаточно хорош для Мэй-Анны, тем более что их общение восстановилось, хотя бы и в письмах. И самым лучшим способом доказать это было завоевание чемпионского титула. Тут Виппи Берд была, как всегда, права.
* * *
Теперь наступил черед рассказать вам о том, что происходило с Виппи Берд. Они с Чиком поженились, хотя принимали это решение дольше всех остальных. Виппи Берд сказала, что она и не хотела выходить за Чика замуж, но так уж распорядилась судьба. Судьба и еще три дня, потому что Фред Коммандер О'Рейли увидел свет ровно через девять месяцев и три дня после свадьбы. Мы стали называть его Мун, потому что Мэй-Анна, когда увидела его фотографию, сказала, что он вылитый Мун Муллинс из комиксов.Если не знать заранее, то трудно было понять, кто его настоящие родители, потому что мы с Пинком возились с младенцем наравне с Чиком и Виппи Берд. И теперь, когда ни Пинка, ни Чика уже нет, я по-прежнему с ним вожусь. Однажды Мун сказал мне: «Знаете, тетя Эффа Коммандер, я очень счастлив, что бог послал мне двух матерей». Каждый День матери, не пропуская ни одного, он присылал мне поздравительную открытку, хотя, пока он был еще маленьким и несмышленым, за него это делала Виппи Берд.
Куда бы мы ни шли, мы всегда брали Муна с собой. Чик наконец закончил колыбель, которую начал сооружать для нашего с Пинком младенца, и установил ее в нашей спальне, чтобы Мун мог иногда спать у нас. Я никогда не видела Чика более счастливым, чем в тот рождественский вечер, когда мы с Пинком подарили Муну маленький самокат. Но чтобы начать им пользоваться, ему все равно пришлось еще чуть-чуть подрасти, ведь в тот момент ему было только шесть месяцев от роду.
Мы все вчетвером как раз играли с Муном, когда вдруг услышали по радио голос Мэй-Анны – приемник был случайно настроен на нужную волну. Помню, эта передача, попурри из выступлений разных артистов, называлась «Радиопудинг». Передача была не из лучших, такой пудинг испортил бы любой обед. «Я боюсь заработать изжогу», – сказала Виппи Берд и хотела переключить программу, как вдруг ведущий Джек Бенни объявил: «А вот сейчас выступит одна из самых ярких звезд Голливуда».
Вслед за тем раздался голос Мэй-Анны, приветствовавшей ведущего. «Привет, вот и я!» – произнесла она, и это прозвучало так естественно и непринужденно, что Пинк невольно повернулся к двери и только через секунду сообразил, что ее голос доносится не из-за двери, а из радиоприемника. Мы с Виппи Берд замерли с открытыми ртами, а Пинк и Чик слушали и пихали по очереди друг друга локтями в бок с таким важным видом, словно сами были участниками этого шоу.
Джек Бенни с Мэй-Анной обменивались колкими репликами, она мурлыкала и говорила с сексуальными интонациями. Когда Бенни спросил, когда же она наконец соберется сниматься в серьезных фильмах, Мэй-Анна ответила, что скоро, вот только приедет ее мать.
– Чтобы получше присматривать за тобой? – спросил ведущий.
– Чтобы назначить тебе свидание, – ответила Мэй-Анна. – Хотя для этого лучше бы выписать сюда бабушку, но только она сейчас страшно занята.
Мэй-Анна держалась в эфире хорошо, и когда их диалог закончился, Джек Бенни поблагодарил ее за приход и попрощался с ней до следующей встречи в программе «Гангстеры – всеобщее помешательство». Из радиоприемника послышались аплодисменты, и мы все четверо присоединились к ним. В конце программы ведущий повторил ее имя.
– Ты слыхал? – спосила Виппи Берд, обращаясь к шестимесячному Муну, который тоже хлопал в ладоши. – Твоя тетя Мэй-Анна – Марион Стрит скоро разбогатеет и пошлет тебя учиться в колледж.
Мы все рассмеялись, так как даже не предполагали тогда, насколько пророческими окажутся ее слова.
С тех пор мы постоянно слышали голос Мэй-Анны в разных передачах, а в «Радиопудинге» она продолжала появляться все в той же роли гостьи-кинозвезды, так что журнал «Тайм» в обозрении радиопрограмм даже назвал ее «идеально мурлыкающей кинозвездой».
Когда я рассказала Бастеру, что Мэй-Анна теперь регулярно выходит в эфир в «Радиопудинге», он пошел в мебельный магазин и купил самый большой приемник фирмы «Эмерсон», какой у них нашелся, и, когда наступало время ее выступлений, он включал приемник так громко, что ее голос разносился по всему Кентервиллю. Позже Бастер подарил этот приемник мне, и я до сих пор им пользуюсь, слушаю шоу Оуки О'Коннора в прямом эфире из Бьютта.
9
Карьера Мэй-Анны развивалась стремительно и бесперебойно, словно курьерский поезд. От реплик типа «Нет, о нет, а-а-а…» она перешла к более осмысленным, вроде: «Милый, приготовить тебе чего-нибудь на ужин?«, а вскоре стала получать настоящие роли, пусть поначалу и второго плана. Снимали ее в основном в гангстерских фильмах, но это было совсем неплохо, потому что они были очень популярны. То, что в этих картинах людей убивают налево и направо пачками, расстреливают из автоматов или крушат один за одним автомобили, никого особо не беспокоило, и никто не думал, что дети, наглядевшись на это, пойдут по скользкой дорожке, как это происходит теперь. Мы с Виппи Берд, отправляясь на гангстерский фильм, всегда брали Муна с собой, при этом он, когда вырос, вовсе не стал серийным убийцей.
Начало успеху Мэй-Анны положила ее внешность, но и талант тоже сыграл в этом не последнюю роль. На экране она выглядела такой привлекательной и такой ранимой, что люди в нее просто влюблялись. Она могла по своему желанию заставить зрителей плакать или смеяться. Так, однажды мы с Виппи Берд смотрели в кинотеатре «Монтана» «Опасную банду» – в этом фильме она падала в автомобиле со скалы – и заметили, что какая-то дама позади нас плачет. Мы с Виппи Берд переглянулись и тут-то впервые поняли, что публика смотрит на нее иными глазами, не так, как мы – на знакомого человека, играющего роль. Для этой дамы Мэй-Анна была несчастной глупышкой, которая сорвалась со скалы и погибла.
Кроме внешности и актерского таланта, у Мэй-Анны были еще кое-какие задатки, которые существенно ей помогали. Журнал «Кино и фото» писал, что у нее фотографическая память. Для того чтобы выучить роль, ей достаточно было прочитать сценарий один раз. Всем приходилось слышать, как капризные кинозвезды срывали графики съемок из-за того, что не знали как следует своих ролей, и это стоило студиям огромных убытков. Но никто не жаловался, что Марион Стрит хоть раз в жизни позволила себе что-либо подобное, она была настоящим профессионалом. Может быть, привычка запоминать выработалась у нее во время службы в заведении мадам Нолан, хотя Виппи Берд утверждает, что это занятие нисколько не способствует укреплению памяти.
Мэй-Анна стала много сниматься, потому что Голливуд в то время выпускал огромное количество фильмов. Все, кого мы знали, ходили в кино раз или два в неделю, причем не меньше чем на два сеанса за раз. Примерно раз в неделю на экраны выходил новый фильм так называемой «второй категории». Это означало, что актеры, занятые в нем, не имели права допускать ошибки, из-за которых съемку пришлось бы повторять, а Мэй-Анна с ее памятью никогда не ошибалась. Такие фильмы выходили дешевле, ведь в то время снимали преимущественно в студии и редко выезжали на натуру, как это любят делать сейчас.
Сначала планировалось, что в «Опасной банде» она будет сниматься в незначительной роли младшей сестры главной героини, которая кончит жизнь на электрическом стуле. Но актриса, предназначавшаяся на роль Стеллы, главной героини, – мы с Виппи Берд считаем, что здесь не следует называть ее имя, ведь оно весьма хорошо известно, – целую неделю пьянствовала и не выучила роль. Но Мэй-Анна знала эту роль, потому что один раз прочла сценарий, и к моменту, когда примадонна протрезвилась, готовый фильм был уже в коробке, как говорят в Голливуде, а карьера бывшей примы сыграла в ящик, как говорят у нас.
Так Мэй-Анна стала звездой первой величины, и, когда мы с Виппи Берд увидели ее в главной роли в картине «Все о Еве», Виппи Берд спросила, не думаю ли я, что Мэй-Анну выбрали в качестве идеальной Евы?
В конце концов, нам с Виппи Берд было безразлично, как Мэй-Анна стала исполнительницей главных ролей в боевиках и вестернах, важно было то, что она ею стала. Конечно, «Подружка бандита» – не шедевр киноискусства, но все дело в том, что серьезные режиссеры подбирали себе исполнителей среди актеров фильмов второй категории, и Джон Элмур, известный режиссер, именно так и заметил Мэй-Анну. Но прежде, чем пригласить ее в «Злой город» на главную роль вместе с Артуром Лавом, мистер Элмур взял на себя труд просмотреть кое-что из прежних фильмов с ее участием, после чего сказал ей, что она умеет умирать лучше всех в Голливуде, что было для нее в то время лучшим комплиментом.
Так она получила эту роль. Он был хорошим режиссером, и Мэй-Анна сыграла у него лучшую сцену гибели за всю свою актерскую карьеру. Чтобы убедиться в этом, достаточно видеть слезы на глазах ее партнера, когда она перед смертью прощает его за то, что он ее случайно застрелил.
«Злой город» имел шумный успех. Конечно, люди в основном шли посмотреть не на нее, а на Артура Лава, но и она тоже получила свою долю славы. Тогда ее фотография появилась на обложке журнала «Современный экран», и большинство других киношных журналов посвятили ей пространные рецензии. Это не были просто фоторепортажи с какого-нибудь приема или фуршета, а настоящие критические и биографические статьи. Некоторые из них писали о ее счастливом детстве в Бьютте и о том, что, когда группа, снимающая кинохронику, открыла там этот самородный талант, она как раз заканчивала школу и намеревалась поступать в колледж. В другой статье писали, что она выразила желание вскоре уйти со сцены, вернуться домой в Монтану, купить ранчо и завести семью. Мы с Виппи Берд долго смеялись, прочтя в одном из этих журналов, как Мэй-Анна любит готовить. Не припоминаю, чтобы Мэй-Анна была способна на что-то большее, чем разогреть на сковороде готовую свинину с бобами – консервы фирмы «Кэмпбелл». Там же была фотография Мэй-Анны, умело подкрашенной, на высоких каблуках и в кружевном передничке, стоящей на фоне кухонной плиты с мешалкой для взбивания яиц в руках. «Смотри-ка, – сказала Виппи Берд, – она держит ее за нужный конец, а ведь раньше едва справлялась с открывалкой для консервов!» На других фотографиях она месила тесто, снимала сковородку с плиты и наконец, сидя, пробовала свою стряпню. Кроме того, там был помещен фирменный рецепт орехового торта от Марион Стрит, но только на самом деле это был мой рецепт. Незадолго до того она позвонила мне по междугородней линии и попросила прислать какой-нибудь кулинарный рецепт, и поскорее, потому что она уже обещала его своим поклонникам. Она клятвенно обещала сказать им, что это я прислала ей рецепт, но в журнале этого почему-то не напечатали, наверное, не хватило места. В свое время одним из обстоятельств, склонивших ее к работе в борделе, было наличие там кухарки, которая готовила для всех, вспомнила Виппи Берд.
Когда Пинк увидел в журнале рецепт орехового торта, то поклялся, что Мэй-Анна сама ни в жизнь бы не догадалась, что орехи можно раздробить и запечь в тесто. Как бы там ни было, но я все равно горда собой. Одна из фотографий изображала, как она угощает Дональда О'Коннора куском этого торта, и мне было очень приятно услышать от Мэй-Анны, что после окончания съемок О'Коннор попросил еще кусок.
После успеха «Подружки бандита» и «Злого города» студия «Уорнер Бразерс» предложила ей контракт. Они хотели превратить ее в белокурую Бетт Дэвис и снимать в первых ролях в душещипательных фильмах, которые Мэй-Анна называла «слезы-сопли». В письме она сообщила нам, что один из братьев Уорнер за глаза назвал ее «эта девка с нимбом цвета платины». Уорнеры положили ей хорошее жалованье специально для того, чтобы она могла перебраться из гостиницы, где до сих пор жила, в роскошные апартаменты, которые она отныне делила с другой их новой звездой, Аннет Бейтс. Аннет Бейтс до сих пор можно увидеть по телевизору – в благотворительных программах в пользу пенсионеров она продает одноразовые подгузники.
Мэй-Анна написала нам, что у каждой из них своя спальня с двуспальной кроватью, так что она оказалась первой из наших знакомых, ставшей обладательницей двуспальной кровати. У них было также по белому туалетному столику, у одной с овальным, а у другой с круглым зеркалом. Мысль о таком великолепии настолько поразила мое воображение, что с тех пор я просто бредила белым спальным гарнитуром, но мы с Пинком никогда не могли позволить себе такой роскоши. Он, конечно, никогда мне ни в чем не отказывал и наверняка купил бы мне такой гарнитур, если бы только у него были деньги. У Мэй-Анны, может быть, были миллионы поклонников, но у меня был один только Пинк Варско. («Но он никогда не купил бы тебе двуспальной кровати», – сказала Виппи Берд, – и вы, конечно, сами понимаете почему.)
После того как Бастер перебрался в Нью-Йорк и прославился, у рекламного отдела студии «Уорнер Бразерс» появилась идея соединить его с Мэй-Анной.
Теперь Бастер находился на подъеме. Люди приезжали посмотреть на его матчи даже из Сент-Луиса.
В тот год Бастер дрался в Спокане как раз накануне выборов, и его противником был Макгиллис Убийца. Когда они обменялись первыми ударами, кто-то в толпе зрителей заорал: «Убей сукиного сына демократа!» Сразу же вслед за ним другой болельщик крикнул: «Разделай этого ублюдка республиканца!»
В мгновение ока публика разделилась на два враждебных лагеря, скандирующих лозунги в поддержку своей партии и поносивших противников, но вот только никто из них не знал, кто из находившихся на ринге был демократом, а кто республиканцем.
На этот матч Тони продал билетов почти вдвое больше, чем было мест в зале, и те, кому не удалось попасть внутрь, ругали его и называли мошенником. Это натолкнуло его на мысль, что им пришло время перебираться в Нью-Йорк – в Мэдисон-Сквер-Гарден с его крупнейшей в Америке спортивной ареной, и на этот раз они с Бастером сели на нужный поезд.
Мы с Виппи Берд и Пинк с Чиком пришли проводить их. Вместе с нами пришла группа их постоянных болельщиков, пара местных репортеров и несколько девушек, из тех, что постоянно вертятся вокруг удачливых боксеров. Тони понимал, как важна реклама, поэтому всегда был обходителен и вежлив с фотографами и журналистами. Бастер снялся в обнимку с девушками-болельщицами, потом один с поднятыми кулаками, словно собираясь боксировать. Но «Монтана стандард» не напечатал эти снимки, а напечатал тот, где он целует на прощание меня. Над фотографией было крупным шрифтом набрано: «ОТПРАВЛЯЯСЬ ЗА ЛАВРАМИ ЧЕМПИОНА, БАСТЕР МИДНАЙТ НА ПРОЩАНИЕ ЦЕЛУЕТ МЕСТНУЮ ДЕВУШКУ».
Эта фотография и надпись стали поводом к непрекращающимся шуткам: Виппи Берд подтрунивала над Пинком, что его брак теперь в опасности. «Твое лицо мне кажется знакомым – не на Аллее ли Любви я тебя видел?» – подначивал меня Чик. Пинк пропускал их колкости мимо ушей, но решил, что такой снимок не должен затеряться, пошел в редакцию этого журнала и выпросил у них один экземпляр. Потом он вставил его в рамку под стеклом и подарил мне на день рождения. Эта фотография все еще стоит в моей комнате на камине, и недавно я даже поместила ее в новую рамку, в которой раньше была фотография Глена Форда, потому что он был другом Мэй-Анны.
Виппи Берд послала Мэй-Анне экземпляр этого журнала, а в письме прибавила, что ей теперь придется делить Бастера со мной, и Мэй-Анна немедленно отозвалась телеграммой: «ВСЕ МОЕ ПРИНАДЛЕЖИТ НЕСВЯТОЙ ТРОИЦЕ ТЧК ЛЮБЛЮ ЦЕЛУЮ МЭЙАННА».
Бастер потом рассказывал, что ему очень понравилась та поездка в Нью-Йорк и что быть знаменитым означает, оказывается, иметь возможность ехать в прямом поезде и кушать на обед сливочный пудинг. В тот раз они с Тони ехали в сидячем, но позже стали брать отдельное купе на двоих, а когда Бастер стал чемпионом, у него даже появился свой вагон, который для него арендовали богатые болельщики. Бастеру нравилось ездить в таких спецвагонах, напоминавших внутри номер люкс в роскошном отеле или зал первоклассного ресторана и снабженных целым штатом прислуги в белых пиджаках, готовой тут же, по первому твоему желанию, приготовить коктейль или любое другое блюдо. В такой вагон можно было взять всех своих друзей.
С некоторых пор они с Тони начали обрастать толпой прихлебателей, охочих до вечеринок, на которые братья никогда не жалели денег. Из-за этого денег у них обычно было в обрез, а когда они появлялись, Бастер и Тони транжирили их направо и налево. Но не думайте, что мы с Виппи Берд осуждали их за это, отнюдь нет. Мы никогда не забывали, что свои деньги они тратили в том числе и на нас. На протяжении всех этих лет Бастер неизменно помнил о нас и был не менее щедрым, чем Мэй-Анна. Однажды на Рождество он прислал Муну в подарок пару боксерских перчаток и боксерскую грушу, а нам с Виппи Берд по накидке из меха рыжей лисы. Мы специально пошли на обед в «Финлен», чтобы показаться на людях в этих мехах, и, сев за столик, не стали их снимать, хотя приходилось далеко вытягивать шею и отставлять руки, чтобы ненароком не залить мех маслом или соусом, но Виппи Берд все-таки уронила на свой кусок пирожного.
Когда они с Тони впервые сошли на платформу Центрального вокзала в Нью-Йорке, никто их там не встречал – ни фотографы, ни репортеры, – поэтому сразу же после прибытия Тони начал обходить редакции нью-йоркских газет. Имя Бастера Миднайта было на слуху на Западе, а вот в Нью-Йорке мало кто его знал, но Тони сумел быстро переломить ситуацию.
Тони был щедр и приветлив и располагал к себе людей не меньше, чем Бастер. После того, как он обошел газеты, они начали публиковать статьи о Бастере, причем некоторые даже использовали фотографии лучших схваток Бастера, которые Тони им принес. Поскольку газеты получили их бесплатно, им не пришлось тратиться на фоторепортера, что тоже расположило их к Тони.
Тони поговорил кое с кем из местных спортивных антрепренеров. Не думайте, что если он был из глухой провинции, то позволял на себе ездить, – не такой он был дурак. Мэй-Анна знала, чего хочет, когда крутила задом перед камерой на нашем местном Бродвее, так же и Тони знал, чего добивался, когда устраивал Бастеру матчи в большом городе Нью-Йорке. Им нужна была известность, а лучшим способом добиться известности для Бастера было побеждать. Немного позже они намеревались вернуться в Бьютт и готовить Бастера в претенденты на звание чемпиона, каковым он в дальнейшем и стал. Тони организовал Бастеру в Нью-Йрке полдюжины схваток, и Бастер выиграл все, причем две из них нокаутом. Тони постарался, чтобы все это видели нужные репортеры, и они написали, что Бастер Миднайт крепок, как горная порода в шахтах Запада, и в целом ничем не уступает Демпси. Один сообщил даже, что Бастер зимой время от времени переплывает Пайпстоунское озеро для укрепления выносливости. «Как ты думаешь, – спросила меня Виппи Берд, – он плавает подо льдом или сверху?»
И когда Бастер покидал Нью-Йорк, на вокзале его провожала толпа репортеров и фотографов, а все газеты писали о новом претенденте на титул чемпиона в тяжелом весе, выходце из Западных штатов. Даже новый журнал «Лук» назвал Бастера в числе будущих спортивных знаменитостей, и именно в этой заметке его имя было впервые упомянуто рядом с именем Мэй-Анны. Вот что там писали:
«Каждый подросток, чьи юные годы проходят в чаду плавилен, окутывающем Бьютт, грезит о двух вещах – победах на ринге и красивой любви. Большинству из них суждено на всю жизнь так и остаться в мире своих грез, столь же сумрачных, как и небо над этим городом меди и никеля. Но иная доля выпала Бастеру Макнайту, этому костистому гиганту, этому Джеку Демпси нашего времени, который бьется на ринге под прозвищем Бастер Миднайт. Спортивные антрепренеры готовы биться об заклад, что этот претендент-ковбой скоро станет очередным чемпионом в тяжелом весе. И никто не верит в него больше, чем Марион Стрит, бьюттская красавица и платиновая куколка братьев Уорнер – его любовь со школьной скамьи».
Уорнеры увидели эту заметку, позвали Мэй-Анну и спросили, действительно ли она знает Бастера Миднайта. «Конечно, – сказала она, – и давно». Студия Уорнеров только что закончила снимать фильм с ее участием под названием «Тревога на побережье», разумеется, тоже про гангстеров, Мэй-Анна играла там школьную учительницу, которая пыталась очистить от преступников портовый квартал. В фильме есть сцена, где она уговаривает опустившегося боксера биться до победы, вместо того чтобы согласиться на поражение за деньги.
Уорнеры решили, что было бы неплохо переснять эту сцену с участием Бастера, и пригласили Тони на переговоры, но он отверг их предложение, потому что не хотел даже намеков, что Бастер может быть кем-то «бывшим» или может пойти на проигрыш за деньги. Бастер, однако, был разочарован его отказом, но он всегда поступал так, как говорил ему его старший брат.
Тогда у Уорнеров возникла другая идея – послать Мэй-Анну в Бьютт на самолете в рамках рекламного турне, и для этого случая они организовали премьеру нового фильма с ее участием в бьюттском кинотеатре «Монтана», и перед этой премьерой они с Бастером и должны были встретиться. Узнав про это, мы с Виппи Берд решили, что ничего лучше и не придумаешь, потому что «несвятая Троица» пусть ненадолго, но снова будет вместе. Встречу Бастера и Мэй-Анны планировалось заснять для кинохроники, а репортажи опубликовать во всех газетах и журналах.
Перед прилетом ее самолета в нашем аэропорту собралась большая толпа. Фотографы и репортеры, мы с Виппи Берд и Пинк с Чиком и Муном, и, конечно, Бастер с Тони тоже были там. Я впервые увидела Бастера в костюме и с модной короткой стрижкой: его волосы с боков были подстрижены настолько коротко, что можно было даже разглядеть кожу на голове. Он держал перед собой большой букет белых роз, от нетерпения перекладывая его из руки в руку. Ясное дело, он волновался, ведь хотя они с Мэй-Анной писали друг другу письма и слали по праздникам открытки, а иногда и разговаривали по телефону, но не виделись они уже почти четыре года.
– Думаешь, она меня узнает? – спросил Бастер Пинка.
– Думаю, нет, – ответил Пинк.
Бастер непринужденно рассмеялся и стал словно чуть ниже ростом.
Самолет приземлился, и пассажиры начали выходить, но Мэй-Анны среди них все не было – ее приезд был обставлен как появление драматической героини в кино. Наконец трап опустел, толпа замерла в напряженном молчании, она появилась из двери, и все сразу завизжали и засвистели, а громче всех мы с Виппи Берд. Мэй-Анна была вся в белом, с белым песцовым мехом на плечах и в маленькой белой шляпке с белой вуалью. Она помахала рукой с вершины трапа, и Бастер сорвался со своего места, взлетел по ступенькам, вручил ей букет белых роз и обнял ее у всех на глазах. Понятно, она играла эту сцену, как профессиональная актриса, но мы с Виппи Берд не могли не видеть, что она тоже взволнована, и всего лишь на мгновение, когда она пожимала ему руку, она снова стала прежней Мэй-Анной Ковакс. Затем она снова превратилась в Марион Стрит и маленькими осторожными шажками стала спускаться вниз по ступеням, а потом принялась раздавать белые розы подбежавшей к трапу восторженной толпе. Тут мы с Виппи Берд успели заметить, что на ее белых шелковых чулках не было ни одной затяжки.
Начало успеху Мэй-Анны положила ее внешность, но и талант тоже сыграл в этом не последнюю роль. На экране она выглядела такой привлекательной и такой ранимой, что люди в нее просто влюблялись. Она могла по своему желанию заставить зрителей плакать или смеяться. Так, однажды мы с Виппи Берд смотрели в кинотеатре «Монтана» «Опасную банду» – в этом фильме она падала в автомобиле со скалы – и заметили, что какая-то дама позади нас плачет. Мы с Виппи Берд переглянулись и тут-то впервые поняли, что публика смотрит на нее иными глазами, не так, как мы – на знакомого человека, играющего роль. Для этой дамы Мэй-Анна была несчастной глупышкой, которая сорвалась со скалы и погибла.
Кроме внешности и актерского таланта, у Мэй-Анны были еще кое-какие задатки, которые существенно ей помогали. Журнал «Кино и фото» писал, что у нее фотографическая память. Для того чтобы выучить роль, ей достаточно было прочитать сценарий один раз. Всем приходилось слышать, как капризные кинозвезды срывали графики съемок из-за того, что не знали как следует своих ролей, и это стоило студиям огромных убытков. Но никто не жаловался, что Марион Стрит хоть раз в жизни позволила себе что-либо подобное, она была настоящим профессионалом. Может быть, привычка запоминать выработалась у нее во время службы в заведении мадам Нолан, хотя Виппи Берд утверждает, что это занятие нисколько не способствует укреплению памяти.
Мэй-Анна стала много сниматься, потому что Голливуд в то время выпускал огромное количество фильмов. Все, кого мы знали, ходили в кино раз или два в неделю, причем не меньше чем на два сеанса за раз. Примерно раз в неделю на экраны выходил новый фильм так называемой «второй категории». Это означало, что актеры, занятые в нем, не имели права допускать ошибки, из-за которых съемку пришлось бы повторять, а Мэй-Анна с ее памятью никогда не ошибалась. Такие фильмы выходили дешевле, ведь в то время снимали преимущественно в студии и редко выезжали на натуру, как это любят делать сейчас.
Сначала планировалось, что в «Опасной банде» она будет сниматься в незначительной роли младшей сестры главной героини, которая кончит жизнь на электрическом стуле. Но актриса, предназначавшаяся на роль Стеллы, главной героини, – мы с Виппи Берд считаем, что здесь не следует называть ее имя, ведь оно весьма хорошо известно, – целую неделю пьянствовала и не выучила роль. Но Мэй-Анна знала эту роль, потому что один раз прочла сценарий, и к моменту, когда примадонна протрезвилась, готовый фильм был уже в коробке, как говорят в Голливуде, а карьера бывшей примы сыграла в ящик, как говорят у нас.
Так Мэй-Анна стала звездой первой величины, и, когда мы с Виппи Берд увидели ее в главной роли в картине «Все о Еве», Виппи Берд спросила, не думаю ли я, что Мэй-Анну выбрали в качестве идеальной Евы?
В конце концов, нам с Виппи Берд было безразлично, как Мэй-Анна стала исполнительницей главных ролей в боевиках и вестернах, важно было то, что она ею стала. Конечно, «Подружка бандита» – не шедевр киноискусства, но все дело в том, что серьезные режиссеры подбирали себе исполнителей среди актеров фильмов второй категории, и Джон Элмур, известный режиссер, именно так и заметил Мэй-Анну. Но прежде, чем пригласить ее в «Злой город» на главную роль вместе с Артуром Лавом, мистер Элмур взял на себя труд просмотреть кое-что из прежних фильмов с ее участием, после чего сказал ей, что она умеет умирать лучше всех в Голливуде, что было для нее в то время лучшим комплиментом.
Так она получила эту роль. Он был хорошим режиссером, и Мэй-Анна сыграла у него лучшую сцену гибели за всю свою актерскую карьеру. Чтобы убедиться в этом, достаточно видеть слезы на глазах ее партнера, когда она перед смертью прощает его за то, что он ее случайно застрелил.
«Злой город» имел шумный успех. Конечно, люди в основном шли посмотреть не на нее, а на Артура Лава, но и она тоже получила свою долю славы. Тогда ее фотография появилась на обложке журнала «Современный экран», и большинство других киношных журналов посвятили ей пространные рецензии. Это не были просто фоторепортажи с какого-нибудь приема или фуршета, а настоящие критические и биографические статьи. Некоторые из них писали о ее счастливом детстве в Бьютте и о том, что, когда группа, снимающая кинохронику, открыла там этот самородный талант, она как раз заканчивала школу и намеревалась поступать в колледж. В другой статье писали, что она выразила желание вскоре уйти со сцены, вернуться домой в Монтану, купить ранчо и завести семью. Мы с Виппи Берд долго смеялись, прочтя в одном из этих журналов, как Мэй-Анна любит готовить. Не припоминаю, чтобы Мэй-Анна была способна на что-то большее, чем разогреть на сковороде готовую свинину с бобами – консервы фирмы «Кэмпбелл». Там же была фотография Мэй-Анны, умело подкрашенной, на высоких каблуках и в кружевном передничке, стоящей на фоне кухонной плиты с мешалкой для взбивания яиц в руках. «Смотри-ка, – сказала Виппи Берд, – она держит ее за нужный конец, а ведь раньше едва справлялась с открывалкой для консервов!» На других фотографиях она месила тесто, снимала сковородку с плиты и наконец, сидя, пробовала свою стряпню. Кроме того, там был помещен фирменный рецепт орехового торта от Марион Стрит, но только на самом деле это был мой рецепт. Незадолго до того она позвонила мне по междугородней линии и попросила прислать какой-нибудь кулинарный рецепт, и поскорее, потому что она уже обещала его своим поклонникам. Она клятвенно обещала сказать им, что это я прислала ей рецепт, но в журнале этого почему-то не напечатали, наверное, не хватило места. В свое время одним из обстоятельств, склонивших ее к работе в борделе, было наличие там кухарки, которая готовила для всех, вспомнила Виппи Берд.
Когда Пинк увидел в журнале рецепт орехового торта, то поклялся, что Мэй-Анна сама ни в жизнь бы не догадалась, что орехи можно раздробить и запечь в тесто. Как бы там ни было, но я все равно горда собой. Одна из фотографий изображала, как она угощает Дональда О'Коннора куском этого торта, и мне было очень приятно услышать от Мэй-Анны, что после окончания съемок О'Коннор попросил еще кусок.
После успеха «Подружки бандита» и «Злого города» студия «Уорнер Бразерс» предложила ей контракт. Они хотели превратить ее в белокурую Бетт Дэвис и снимать в первых ролях в душещипательных фильмах, которые Мэй-Анна называла «слезы-сопли». В письме она сообщила нам, что один из братьев Уорнер за глаза назвал ее «эта девка с нимбом цвета платины». Уорнеры положили ей хорошее жалованье специально для того, чтобы она могла перебраться из гостиницы, где до сих пор жила, в роскошные апартаменты, которые она отныне делила с другой их новой звездой, Аннет Бейтс. Аннет Бейтс до сих пор можно увидеть по телевизору – в благотворительных программах в пользу пенсионеров она продает одноразовые подгузники.
Мэй-Анна написала нам, что у каждой из них своя спальня с двуспальной кроватью, так что она оказалась первой из наших знакомых, ставшей обладательницей двуспальной кровати. У них было также по белому туалетному столику, у одной с овальным, а у другой с круглым зеркалом. Мысль о таком великолепии настолько поразила мое воображение, что с тех пор я просто бредила белым спальным гарнитуром, но мы с Пинком никогда не могли позволить себе такой роскоши. Он, конечно, никогда мне ни в чем не отказывал и наверняка купил бы мне такой гарнитур, если бы только у него были деньги. У Мэй-Анны, может быть, были миллионы поклонников, но у меня был один только Пинк Варско. («Но он никогда не купил бы тебе двуспальной кровати», – сказала Виппи Берд, – и вы, конечно, сами понимаете почему.)
После того как Бастер перебрался в Нью-Йорк и прославился, у рекламного отдела студии «Уорнер Бразерс» появилась идея соединить его с Мэй-Анной.
Теперь Бастер находился на подъеме. Люди приезжали посмотреть на его матчи даже из Сент-Луиса.
В тот год Бастер дрался в Спокане как раз накануне выборов, и его противником был Макгиллис Убийца. Когда они обменялись первыми ударами, кто-то в толпе зрителей заорал: «Убей сукиного сына демократа!» Сразу же вслед за ним другой болельщик крикнул: «Разделай этого ублюдка республиканца!»
В мгновение ока публика разделилась на два враждебных лагеря, скандирующих лозунги в поддержку своей партии и поносивших противников, но вот только никто из них не знал, кто из находившихся на ринге был демократом, а кто республиканцем.
На этот матч Тони продал билетов почти вдвое больше, чем было мест в зале, и те, кому не удалось попасть внутрь, ругали его и называли мошенником. Это натолкнуло его на мысль, что им пришло время перебираться в Нью-Йорк – в Мэдисон-Сквер-Гарден с его крупнейшей в Америке спортивной ареной, и на этот раз они с Бастером сели на нужный поезд.
Мы с Виппи Берд и Пинк с Чиком пришли проводить их. Вместе с нами пришла группа их постоянных болельщиков, пара местных репортеров и несколько девушек, из тех, что постоянно вертятся вокруг удачливых боксеров. Тони понимал, как важна реклама, поэтому всегда был обходителен и вежлив с фотографами и журналистами. Бастер снялся в обнимку с девушками-болельщицами, потом один с поднятыми кулаками, словно собираясь боксировать. Но «Монтана стандард» не напечатал эти снимки, а напечатал тот, где он целует на прощание меня. Над фотографией было крупным шрифтом набрано: «ОТПРАВЛЯЯСЬ ЗА ЛАВРАМИ ЧЕМПИОНА, БАСТЕР МИДНАЙТ НА ПРОЩАНИЕ ЦЕЛУЕТ МЕСТНУЮ ДЕВУШКУ».
Эта фотография и надпись стали поводом к непрекращающимся шуткам: Виппи Берд подтрунивала над Пинком, что его брак теперь в опасности. «Твое лицо мне кажется знакомым – не на Аллее ли Любви я тебя видел?» – подначивал меня Чик. Пинк пропускал их колкости мимо ушей, но решил, что такой снимок не должен затеряться, пошел в редакцию этого журнала и выпросил у них один экземпляр. Потом он вставил его в рамку под стеклом и подарил мне на день рождения. Эта фотография все еще стоит в моей комнате на камине, и недавно я даже поместила ее в новую рамку, в которой раньше была фотография Глена Форда, потому что он был другом Мэй-Анны.
Виппи Берд послала Мэй-Анне экземпляр этого журнала, а в письме прибавила, что ей теперь придется делить Бастера со мной, и Мэй-Анна немедленно отозвалась телеграммой: «ВСЕ МОЕ ПРИНАДЛЕЖИТ НЕСВЯТОЙ ТРОИЦЕ ТЧК ЛЮБЛЮ ЦЕЛУЮ МЭЙАННА».
Бастер потом рассказывал, что ему очень понравилась та поездка в Нью-Йорк и что быть знаменитым означает, оказывается, иметь возможность ехать в прямом поезде и кушать на обед сливочный пудинг. В тот раз они с Тони ехали в сидячем, но позже стали брать отдельное купе на двоих, а когда Бастер стал чемпионом, у него даже появился свой вагон, который для него арендовали богатые болельщики. Бастеру нравилось ездить в таких спецвагонах, напоминавших внутри номер люкс в роскошном отеле или зал первоклассного ресторана и снабженных целым штатом прислуги в белых пиджаках, готовой тут же, по первому твоему желанию, приготовить коктейль или любое другое блюдо. В такой вагон можно было взять всех своих друзей.
С некоторых пор они с Тони начали обрастать толпой прихлебателей, охочих до вечеринок, на которые братья никогда не жалели денег. Из-за этого денег у них обычно было в обрез, а когда они появлялись, Бастер и Тони транжирили их направо и налево. Но не думайте, что мы с Виппи Берд осуждали их за это, отнюдь нет. Мы никогда не забывали, что свои деньги они тратили в том числе и на нас. На протяжении всех этих лет Бастер неизменно помнил о нас и был не менее щедрым, чем Мэй-Анна. Однажды на Рождество он прислал Муну в подарок пару боксерских перчаток и боксерскую грушу, а нам с Виппи Берд по накидке из меха рыжей лисы. Мы специально пошли на обед в «Финлен», чтобы показаться на людях в этих мехах, и, сев за столик, не стали их снимать, хотя приходилось далеко вытягивать шею и отставлять руки, чтобы ненароком не залить мех маслом или соусом, но Виппи Берд все-таки уронила на свой кусок пирожного.
Когда они с Тони впервые сошли на платформу Центрального вокзала в Нью-Йорке, никто их там не встречал – ни фотографы, ни репортеры, – поэтому сразу же после прибытия Тони начал обходить редакции нью-йоркских газет. Имя Бастера Миднайта было на слуху на Западе, а вот в Нью-Йорке мало кто его знал, но Тони сумел быстро переломить ситуацию.
Тони был щедр и приветлив и располагал к себе людей не меньше, чем Бастер. После того, как он обошел газеты, они начали публиковать статьи о Бастере, причем некоторые даже использовали фотографии лучших схваток Бастера, которые Тони им принес. Поскольку газеты получили их бесплатно, им не пришлось тратиться на фоторепортера, что тоже расположило их к Тони.
Тони поговорил кое с кем из местных спортивных антрепренеров. Не думайте, что если он был из глухой провинции, то позволял на себе ездить, – не такой он был дурак. Мэй-Анна знала, чего хочет, когда крутила задом перед камерой на нашем местном Бродвее, так же и Тони знал, чего добивался, когда устраивал Бастеру матчи в большом городе Нью-Йорке. Им нужна была известность, а лучшим способом добиться известности для Бастера было побеждать. Немного позже они намеревались вернуться в Бьютт и готовить Бастера в претенденты на звание чемпиона, каковым он в дальнейшем и стал. Тони организовал Бастеру в Нью-Йрке полдюжины схваток, и Бастер выиграл все, причем две из них нокаутом. Тони постарался, чтобы все это видели нужные репортеры, и они написали, что Бастер Миднайт крепок, как горная порода в шахтах Запада, и в целом ничем не уступает Демпси. Один сообщил даже, что Бастер зимой время от времени переплывает Пайпстоунское озеро для укрепления выносливости. «Как ты думаешь, – спросила меня Виппи Берд, – он плавает подо льдом или сверху?»
И когда Бастер покидал Нью-Йорк, на вокзале его провожала толпа репортеров и фотографов, а все газеты писали о новом претенденте на титул чемпиона в тяжелом весе, выходце из Западных штатов. Даже новый журнал «Лук» назвал Бастера в числе будущих спортивных знаменитостей, и именно в этой заметке его имя было впервые упомянуто рядом с именем Мэй-Анны. Вот что там писали:
«Каждый подросток, чьи юные годы проходят в чаду плавилен, окутывающем Бьютт, грезит о двух вещах – победах на ринге и красивой любви. Большинству из них суждено на всю жизнь так и остаться в мире своих грез, столь же сумрачных, как и небо над этим городом меди и никеля. Но иная доля выпала Бастеру Макнайту, этому костистому гиганту, этому Джеку Демпси нашего времени, который бьется на ринге под прозвищем Бастер Миднайт. Спортивные антрепренеры готовы биться об заклад, что этот претендент-ковбой скоро станет очередным чемпионом в тяжелом весе. И никто не верит в него больше, чем Марион Стрит, бьюттская красавица и платиновая куколка братьев Уорнер – его любовь со школьной скамьи».
Уорнеры увидели эту заметку, позвали Мэй-Анну и спросили, действительно ли она знает Бастера Миднайта. «Конечно, – сказала она, – и давно». Студия Уорнеров только что закончила снимать фильм с ее участием под названием «Тревога на побережье», разумеется, тоже про гангстеров, Мэй-Анна играла там школьную учительницу, которая пыталась очистить от преступников портовый квартал. В фильме есть сцена, где она уговаривает опустившегося боксера биться до победы, вместо того чтобы согласиться на поражение за деньги.
Уорнеры решили, что было бы неплохо переснять эту сцену с участием Бастера, и пригласили Тони на переговоры, но он отверг их предложение, потому что не хотел даже намеков, что Бастер может быть кем-то «бывшим» или может пойти на проигрыш за деньги. Бастер, однако, был разочарован его отказом, но он всегда поступал так, как говорил ему его старший брат.
Тогда у Уорнеров возникла другая идея – послать Мэй-Анну в Бьютт на самолете в рамках рекламного турне, и для этого случая они организовали премьеру нового фильма с ее участием в бьюттском кинотеатре «Монтана», и перед этой премьерой они с Бастером и должны были встретиться. Узнав про это, мы с Виппи Берд решили, что ничего лучше и не придумаешь, потому что «несвятая Троица» пусть ненадолго, но снова будет вместе. Встречу Бастера и Мэй-Анны планировалось заснять для кинохроники, а репортажи опубликовать во всех газетах и журналах.
Перед прилетом ее самолета в нашем аэропорту собралась большая толпа. Фотографы и репортеры, мы с Виппи Берд и Пинк с Чиком и Муном, и, конечно, Бастер с Тони тоже были там. Я впервые увидела Бастера в костюме и с модной короткой стрижкой: его волосы с боков были подстрижены настолько коротко, что можно было даже разглядеть кожу на голове. Он держал перед собой большой букет белых роз, от нетерпения перекладывая его из руки в руку. Ясное дело, он волновался, ведь хотя они с Мэй-Анной писали друг другу письма и слали по праздникам открытки, а иногда и разговаривали по телефону, но не виделись они уже почти четыре года.
– Думаешь, она меня узнает? – спросил Бастер Пинка.
– Думаю, нет, – ответил Пинк.
Бастер непринужденно рассмеялся и стал словно чуть ниже ростом.
Самолет приземлился, и пассажиры начали выходить, но Мэй-Анны среди них все не было – ее приезд был обставлен как появление драматической героини в кино. Наконец трап опустел, толпа замерла в напряженном молчании, она появилась из двери, и все сразу завизжали и засвистели, а громче всех мы с Виппи Берд. Мэй-Анна была вся в белом, с белым песцовым мехом на плечах и в маленькой белой шляпке с белой вуалью. Она помахала рукой с вершины трапа, и Бастер сорвался со своего места, взлетел по ступенькам, вручил ей букет белых роз и обнял ее у всех на глазах. Понятно, она играла эту сцену, как профессиональная актриса, но мы с Виппи Берд не могли не видеть, что она тоже взволнована, и всего лишь на мгновение, когда она пожимала ему руку, она снова стала прежней Мэй-Анной Ковакс. Затем она снова превратилась в Марион Стрит и маленькими осторожными шажками стала спускаться вниз по ступеням, а потом принялась раздавать белые розы подбежавшей к трапу восторженной толпе. Тут мы с Виппи Берд успели заметить, что на ее белых шелковых чулках не было ни одной затяжки.