Они, конечно, помнили, что произошло с воротами, которые еще не починили, и слышали о речных пиратах.
Мы ничего не стали делать, просто сидели и ждали. Минут через пять вышел отец Дрого. Он подошел к нам футов на пятнадцать, перекрестился и остановился. Я заговорил с ним через громкоговоритель, но уменьшив его громкость. Мне казалось, что как раз сейчас эффективней держаться отчужденно. К невидимому, за перстиловыми бортами катера, они почувствуют ко мне больше уважения.
- По-прежнему ли барон Ролан де Фале заинтересован в предложении, которое я сделал ему вчера? - спросил я.
Я не мог разгадать выражения лица Дрого. Он ответил только: "Я узнаю". Потом повернулся и ушел в дом, закрыв за собой дверь.
Я надеялся, что священник не сердится на вчерашнее (Неужели это было только вчера? Так много произошло с того времени!). По-моему, он тут лучше всех. Конечно, Арно мне нравится, но я не мог представить себе, чтобы Арно серьезно рисковал из-за меня без всякой очевидной выгоды, так, как это сделал Дрого.
Через минуту появился Ролан, рядом с ним Арно и Дрого. Через громкоговоритель я повторил вопрос:
- По-прежнему ли барон Ролан де Фале заинтересован в сделанном ему вчера предложении? Если он ответит отрицательно, мы его больше не повторим. Мы попросим сэра Арно присоединиться к нам и отправимся в другое место.
Мне нравилось то, что я сказал. Кажется, это то, что нужно. И ответ его тоже был хорош.
- Я счастлив был бы стать союзником вашей светлости, - сказал он. И добавил, указав на Арно: - Если мы с этим рыцарем согласимся в вопросах предводительства и дележа добычи.
Я увеличил громкость, чтобы показать, что главный теперь я.
- Предводителя буду назначать я, как сочту нужным, - спокойно сказал я. - Две недели назад я поручил сэру Арно собрать и возглавить норманнских рыцарей. Что касается добычи, то я в ней не заинтересован. И вам не нужна договоренность насчет добычи. Сомневаюсь, чтобы вы выполнили ее, учитывая вчерашнее предательство. Разделите добычу, когда она будет в ваших руках.
- Я теряю терпение. Решайте: хотите ли вы стать владыкой, командующим большими армиями, или предпочитаете оставаться владельцем маленького замка и плакать над кружкой пива об утраченных возможностях? Присягните быть верным мне до тех пор, пока мы не захватим вражеский корабль и моя сестра не окажется с нами, или мы улетаем.
Кончив, я едва мог поверить, что это сказал я! Ларн кель Деруп Ростик, шестнадцати лет, учащийся Карлинтонской средней школы! Я так упивался своим красноречием, что чуть не пропустил ответ Ролана.
- Хорошо, милорд, - сказал он. - Клянусь именем нашего благословенного Спасителя в присутствии этого священника и этого рыцаря.
Я вспомнил, что говорил мне брат Оливер: если рыцарь клянется именем Спасителя или его благословенной матери, он почти несомненно сдержит клятву, хотя содержание ее может изменить до неузнаваемости. Я решил, что мы можем действовать совместно, хотя придется все время следить за Роланом.
И мне пришло в голову, что Арно такой клятвы не давал! Мы просто заключили джентльменское соглашение! Но я не буду требовать от него клятвы в присутствии Ролана. Подожду, пока мы останемся наедине. Иначе барон решит, что я глуп, так как не потребовал этой клятвы раньше.
Мы договорились, что Арно и Ролан продолжат набор добровольцев. Я недвусмысленно дал понять, что старшим будет Арно. Ролан, очевидно, был не очень доволен, но не спорил. Подозреваю, что когда корвет будет в их руках, один из них угостит другого топором или кинжалом в бок.
Но пока, похоже, они до определенного момента будут действовать вместе.
ШЕСТНАДЦАТЬ
Арно потребовалось еще три замка и пять дней, чтобы довести число рекрутов до тридцати трех. К тому же я при этом не появлялся. Большую пользу принесло присутствие Ролана. У Ролана была репутация человека, который носом чует выгоду и хорошо разбирается в политике, человека, который когда-нибудь станет очень богат и влиятелен. Он был близок к герцогу Норманнскому и в то же время проявил достаточно здравого смысла, чтобы вернуться домой, а не остаться под тяжелой рукой великого завоевателя.
На шестое утро перед рассветом Арно сообщил, что все рекруты набраны. Он сказал также, что Ролан оказался очень сговорчив: он вообще почти не спорил после того, как дал клятву. Это звучало обнадеживающе: вероятно, с ним можно все-таки работать, не опасаясь, что он сделает что-нибудь неожиданное и безрассудное.
Мы решили, что пора попытаться захватить истребитель. Я про себя поправился, прежде чем сказать это вслух: не попытаться, а просто захватить.
Мы полетели днем, несмотря на чистое небо, чтобы выбрать место действия. Все наше войско теперь было в замке Ролана, поэтому мы выбрали однокомнатную бревенчатую хижину недалеко от замка, где лес граничил с большим лугом на самом краю феода Ролана. Тут жил один из вилланов Ролана - пастух, присматривавший за стадом. Я велел Ролану до вечера убрать отсюда скот, чтобы он не мешал нам и не усложнял обстановку.
Потом мы зависли в четверти мили над хижиной и стали совещаться, как же захватить истребитель. Три штатских, одному из них шестнадцать лет, другой - его мать, собирались захватить корвет Федерации, припаркованный на орбите в нескольких сотнях миль над планетой! И собирались это сделать при помощи тридцати варваров, вооруженных мечами. Причем варвары эти только и ждали случая перерезать друг другу глотки, а заодно и нам тоже.
Я решил, что не стоит так смотреть на вещи. Я чувствовал, как при этом теряется уверенность, которой и так немного.
Трудно назвать планом то, что у нас было: слишком много неизвестных факторов. Мы поговорили о том, как развернем силы перед началом действий. Потом договорились о начальных шагах, которые должны привести к успеху. А потом придется действовать по обстановке и надеяться на лучшее.
Я начал испытывать нервное напряжение, но Арно, казалось, совсем не нервничает. Может, потому что он норманн, считающий, что он на все способен.
Наконец мы отвезли Арно вместе с его лошадью в замок и высадили прямо во дворе. Впервые наши новые люди увидели катер. И для Арно это хорошо. Он единственный норманн, летавший в катере, и теперь ни у кого не было сомнений, что он для нас самый главный.
Остаток дня мы могли только ждать: папа, мама и я. Бабба отправился собирать своих волков. Я лег, но уснуть не смог. Лежал и думал о возможной неудаче, а это означало бы, что мы навсегда останемся на этой планете.
Если это случится, придется принимать решения. Прежде всего что мне делать на Фанглите? Я мог бы готовиться в рыцари. Я не слишком стар для этого. На Эвдаше меня считали очень сильным для своего возраста и роста. Мне казалось, что я не только смогу осилить тренировку рыцарей, но и сделаю это с успехом, даже если начну поздно.
Но что потом? Меня совершенно не интересовали войны и убийства, а ведь это главное занятие рыцарей. Да они и не думали об этом как о занятии. Для них это образ жизни со всем, что из этого вытекает.
Для чего мне становиться рыцарем? Почему мне нравится рыцарская подготовка, если я не собираюсь быть воином? Я решил, что просто хочу достигнуть вершин в каком-нибудь деле. А эти дети, которых я видел на тренировке, будут превосходными воинами.
Но для меня этого недостаточно. Близко, но недостаточно. Для меня это все-таки будет игрой... без чувства соперничества, но все же... я хочу понять, на что способно мое тело, могу ли я сделать что-то действительно трудное.
И при этом добиться автоматизма! В этом секрет победителя гонок, тяжелоатлета, гимнаста или, допустим, математика. Или человека типа папы классного консультанта. То же самое справедливо и для занятия рыцарством: выучиться так, чтобы действовать не рассуждая. Рыцари никогда не думали о технике своих действий. Они действовали автоматически. И все внимание их было направлено на обстановку и ситуацию боя.
Но для рыцаря подлинное испытание - это бой. Нельзя стать рыцарем, не доказав своей доблести в настоящем бою. Арно подвергся испытанию в Сицилии, вначале в нескольких небольших схватках, потом в большой битве. Ролан участвовал в кровавых битвах в Англии. Но я не хотел никого убивать, чтобы показать, как хорошо я подготовлен. И в то же время не хотел, чтобы убили меня. Это противоположная сторона той же монеты.
Далее я подумал о возможности стать монахом или священником. Неплохо было бы стать подобным брату Оливеру. У него было кое-что, чего не было у других монахов, с которыми я разговаривал, и у отца Дрого. У него был энтузиазм. Ему нравилось быть монахом и знать все, что он знает о религии. И много другого. Я не мог стать таким энтузиастом, потому что большая часть того, во что он верил, для меня не существовала. Все это интересно для изучения, и я, возможно, мог бы выделить здесь зерна истины. Но нет, быть монахом или священником мне не по душе. Прежде всего у меня нет веры.
Может, стоит поближе познакомиться с Фанглитом и выяснить, какие еще есть возможности? Но прежде нужно постараться, чтобы удалось наше предприятие. Нужно вырвать Денин из рук политической полиции и улететь на какую-нибудь планету, похожую на Эвдаш.
И только потом снова подумать, чем же мне заняться.
Такие мысли пробегали в моей голове, но наконец я уснул.
Когда солнце село и начало темнеть, я посадил катер в лесу за хижиной. Может показаться странным, но сделать это оказалось легко. В этом лесу много лет пасется скот, он съел все кусты и молодые древесные побеги. Поэтому не было никакого подлеска, кустарника или молодых деревьев, только большие деревья с травой под ними. Между стволами оставалось достаточно места для катера, а когда катер оказался там, заметить сверху его стало невозможно.
Я посадил катер в ста ярдах за хижиной под кроной огромного старого дерева. Чувствовал я себя не очень хорошо. Нервничал, кожа онемела, чувствовалась какая-то слабость. Все сильнее становилось предчувствие, что дело обернется катастрофой. Если бы была хоть какая-то возможность освободить Денин другим путем, я тут же отказался бы от нашего плана.
Рыцари и сержанты уже были здесь, большинство сидело на лошадях, негромко разговаривая. Они казались совершенно спокойными; даже страшно становилось от их спокойствия. С ними были Арно и Ролан. Не знаю, успели ли подойти Бабба и волки, но тогда я не знал, чем они могут нам помочь. Если они и были поблизости, то не показывались. Иначе рыцари могли бы попытаться убить их.
Я вышел из катера с ружьем-бластером через плечо и несколько минут поговорил с Арно, дожидаясь, чтобы стемнело. Потом пошел в хижину. Возле нее с луками наготове ждали четверо рыцарей. Они должны были поддержать меня, когда появится истребитель.
Бедный пастух был в хижине. Ему приказали остаться, когда увели скот, и он не представлял себе, что происходит. Он тихо сидел в углу, стараясь оставаться незаметным.
Все еще было недостаточно темно, поэтому я вернулся в катер и продолжал ждать. Интересно, заметно ли, как я нервничаю. В катере все молчали. Мама сварила корч, и я выпил чашку.
Раньше я никогда не замечал, как медленно темнеет.
Из леса послышался низкий печальный вой, и мы решили, что нас зовет Бабба, поэтому папа отправился выяснять, что ему нужно.
Почти совсем стемнело, когда я снова вышел из катера и пошел к хижине. Я так нервничал, что дышал с трудом. Больше ждать я не мог. Я снял с пояса коммуникатор и заговорил в него.
И неожиданно совершенно успокоился.
- Говорит Клентис кель Деруп, - сказал я, - вызываю полицейский корвет Федерации. - Я старался, чтобы голос мой звучал слабо и болезненно. - Я в покинутой хижине у пастбища. Вы засекли мои координаты? В меня попала стрела, и рана загноилась. Боюсь, что если не получу немедленной медицинской помощи, к утру я умру.
Последовало ожидание, может быть, с минуту. Вероятно, ждали, пока к передатчику подойдет капитан. Наконец послышался очень деловой голос:
- Товарищ кель Деруп, мы засекли ваши координаты. Вскоре вас подберет истребитель. Вам сразу дадут антибиотики, а наш врач примет вас на борту корвета.
Получив ответ капитана, я сказал четверым рыцарям, стоявшим рядом, чтобы они спрятались за деревьями на самом краю леса. Они спокойно, но быстро разошлись. Я сел за дерево не далее десяти ярдов от хижины. Минуты через три подбежал папа. Он слушал в катере радио и поймал переговоры между корветом и истребителями.
- Капитан осторожен, - сказал папа. - Не думаю, что он что-то подозревает, просто осторожен. Он послал сразу три истребителя. Два останутся вне видимости, на высоте в две тысячи футов, и будут следить через инфраскопы. А корвет будет выше, в пяти милях.
- Теперь мне нужно поговорить с Арно, - добавил он и заторопился в лес.
Итак, наши планы рухнули. Вместо того, чтобы иметь дело с одним истребителем, нам противостояло три плюс корвет. Но я почему-то не обеспокоился и не испугался. Был абсолютно спокоен и чувствовал, что все кончится хорошо - прямо противоположно тому, что испытывал совсем недавно. Я ничего не сказал рыцарям о том, что случилось: мне нечего было им сказать. Придется начать так, будто ничего не изменилось, и действовать по обстановке.
Прошло еще десять минут до появления первого истребителя. Я не видел, как он появился: было темно, даже луна не светила, а на истребителе были погашены все огни. Только что ничего не было, а в следующее мгновение луч прожектора осветил хижину. Истребитель сел не далее чем в ста футах, продолжая светить прожектором. Еще минуту ничего не происходило.
Я старался не смотреть на свет, но мне пришло в голову, что рыцари смотрят на него, потому что ничего подобного они в жизни не видели. Их зрачки сократятся, и они не смогут попасть в цель своими стрелами.
Значит, все на мне.
И если рыцари начнут стрелять и промахиваться, пока я не буду на расстоянии действия станнера, придется использовать бластер. А это вызовет ответный огонь. Корвет может уничтожить все вокруг, и этим все кончится. Что ж, подумал я, действуем по обстановке. Буду стараться делать, что могу, и надеяться на лучшее. Кричать своим людям я не мог. Политическая полиция поймет, что я не один.
Я перестал размышлять и просто смотрел. Истребитель светлый, почти белый, я видел, как скользнула в сторону боковая панель и вышли два человека. Не знаю, остался ли внутри третий или там больше никого нет. Один из этих двоих поднес руку ко рту. Должно быть, говорил в коммуникатор. У второго в руке ружье - тяжелое боевое оружие.
Они уже были почти на расстоянии досягаемости станнера, когда я услышал два щелчка тетивы, почти одновременно. Прежде чем я смог что-то сделать, оба агента упали: им следовало бы запастись примитивной кольчугой. По-видимому, мои рыцари все же отвели взгляды от прожектора: видели они хорошо.
Как только они упали, я побежал к истребителю, крикнув лучникам: "Не приближайтесь!" Я не оглядывался, бежал изо всех сил, не отрывая взгляда от входа в истребитель, готовый стрелять во всякого, кто там покажется. Пробегая мимо агентов, я даже не посмотрел, живы ли они. Потребовалось четыре секунды, чтобы запрыгнуть в истребитель: он был пуст. Радио было включено, и оттуда доносилось: "БИ-один, отойдите в сторону с линии огня".
Вероятно, они все же следили недостаточно внимательно. Может, видя меня, решили, что я один из агентов. Но я не мог управлять истребителем: нужно время, чтобы разобраться в системе управления.
Но я смог бросить только один взгляд. Выпрыгнул и побежал назад, потратив на возвращение чуть больше времени, потому что на бегу наклонился и подобрал ружье упавшего агента.
Я едва успел передать его одному из рыцарей, когда появились два истребителя и повисли в двадцати-тридцати футах над лугом. Не знаю, видели ли они, как я бежал. Вспыхнули их прожектора, обыскивая луг и края леса. Я прижался за стволом вместе с рыцарем, давая ему десятисекундный курс обучения стрельбе из ружья-бластера, потом, когда прожектор переместился, перебежал за другое дерево.
Выглядывая из-за него, я прицелился в один из прожекторов, и почти одновременно, на мгновение раньше, выстрелил и рыцарь в другой. Мне, вероятно, не следовало удивляться. Рыцари достаточно сообразительны, чтобы не дать себя ослепить, и у этого хватило ума разбить прожектор. Но использовать совершенно незнакомое оружие через двадцать секунд после того, как впервые взял его в руки, и при этом попасть в цель... я слышал, папа однажды сказал, что нет предела возможностям человека. Теперь я понял, что он имел в виду.
Единственная проблема заключалась в том, что секунду спустя этот парень разбил прожектор и в покинутом истребителе. Я предпочел бы оставить его целым.
Но через две-три секунды, придя в себя, истребители начали стрелять по лесу. Но стреляли недолго. Позже я узнал, что капитан корвета приказал им прекратить стрельбу: Клентис кель Деруп ему нужен живым.
Но тогда я этого не знал. Видел только, что стрельба прекратилась. На время все затихло, и через четыре-пять минут показался сам корвет и повис в пятнадцати футах над землей. Яйцеобразной формы, с плоским дном, он был около двухсот футов в длину. Я смутно видел его орудийные башни, которые легко могли разнести хижину и окружающие деревья.
Но капитан не рисковал своими прожекторами.
И тут кто-то, вероятно, сам капитан, заговорил в громкоговоритель:
- Клентис кель Деруп! Выходи и сдавайся! Сдавайся, или мы тебя уничтожим.
Мой голос похож на папин, особенно в коммуникатор. Нужно было говорить, как он, говорить то, что сказал бы он в данных обстоятельствах, на случай, если на корвете кто-то знал его.
- Это вам ничего не даст, - ответил я в коммуникатор. - Вас послали не убивать меня. Правительству нужен показательный суд.
- У меня есть кое-что нужное вам - я сам. А у вас есть то, что нужно мне, - моя дочь. Если вы отпустите ее в лес, к брату и матери, я сдамся. Что скажете?
- Боюсь, что нет, кель Деруп, - ответил громкоговоритель. - Не в такой последовательности. Но я сделаю встречное предложение. Прежде всего, я действительно предпочитаю взять вас живым. В этом вы правы, хотя можно и мертвым. Если вы сдадитесь, после того как вы окажетесь в наших руках, мы отпустим вашу дочь. Если нет, мы выбросим ее мертвое тело из корабля и сожжем вас троих из бластеров.
- А теперь выходите из хижины, подняв руки, и ложитесь на землю лицом вниз. - Он помолчал. - У вас одна минута на принятие решения.
Одна минута!
У хижины есть задняя дверь. Я побежал к ней и нырнул внутрь, в густую тьму. Мое дерево находилось лишь в десяти футах от хижины, и около хижины лежала груда дров. Я укрывался за ней. Меня не должны были увидеть.
Пастух все еще был в хижине. Я смутно видел его при свете звезд.
- Ты! - сказал я. - Если хочешь жить, подойди к двери и остановись.
Он медленно подошел.
- Теперь встань на четвереньки и выползи. Проползешь тридцать футов и остановишься.
Выглядывая из двери, я следил за ним. Я почти слышал, как колотится его сердце, он, вероятно, едва не задыхался. Когда он остановился, я сказал:
- Теперь ложись на живот и раскинь руки и ноги.
Пока все хорошо, думал я, глядя, как он делает это. Из тьмы появился один из истребителей, подлетел к пастуху, повис в нескольких ярдах, открылась панель. Я видел, как оттуда показалась рука, и понял, что беднягу просто оглушили станнером.
Тут же истребитель приземлился, оттуда выпрыгнули два человека и подняли тело пастуха. Я выстрелил из станнера, настроив его на широкий луч и полную мощность. На таком расстоянии я не мог промахнуться, и они должны быть либо мертвы, либо на много часов выведены из строя. Как только они упали, я повернулся и через заднюю дверь выбежал из хижины в лес, свернул влево и постарался, чтобы между мною и кораблем было как можно больше деревьев. Я едва успел уйти с линии огня, когда третий истребитель начал стрелять из бластера. Полетели обломки дерева, и когда десять секунд спустя стрельба прекратилась, передняя стена хижины горела. Не очень сильно, потому что дерево все пропиталось водой, но пуская тучи дыма.
Но к этому времени я уже был в лесу за большим деревом. В шестидесяти-семидесяти футах от меня я видел за другим деревом норманна того самого рыцаря с ружьем. Что он подумал об этой стрельбе? Испугался? Сердце мое билось как сумасшедшее, и совсем не от бега.
Я двинулся вперед, пригибаясь и старясь держаться за деревьями, чтобы меня не увидели в инфраскоп корвета. "Это я", - прошептал я, подойдя к рыцарю. Он быстро оглянулся и снова повернулся к лугу. Корвет придвинулся ближе, я видел, как поворачиваются его орудийные башни. Бластер-пушка разворачивался в нашу сторону.
Я решил, что пора снова начать переговоры, и потянулся к коммуникатору, но прежде чем успел снять его с пояса, услышал в нем голос папы. Я слышал его голос и непосредственно, справа от меня, и посмотрел туда. Папа вышел из катера и стоял за деревом.
- Капитан, - говорил он, - вы слишком усложняете дела. Давайте поговорим разумно. Вы не доверяете мне, я вам. Нам нужно идти на обмен небольшими уступками, так чтобы ни один не потерял больше другого.
Он подождал, пока в громкоговорителе не послышался голос капитана:
- Продолжайте!
- Во-первых, пусть третий истребитель сядет посреди луга, чтобы я о нем не думал. Тогда я выйду на край луга, и вы сможете меня увидеть. И тогда мы поговорим о следующем шаге.
Мне казалось, что на месте капитана я бы на это пошел. Я всматривался в ночь, не зная, где сейчас третий истребитель. Примерно через полминуты я увидел, как он садится в середине луга.
Я не знал, мне ли выходить или папа будет продолжать действовать. Он ответил на это, выйдя из-за дерева прямо передо мной.
- Теперь, - сказал он, - пусть экипаж истребителя выйдет и пройдет по направлению ко мне сто футов, чтобы я мог его видеть.
Ответ пришел немедленно.
- Кель Деруп, я теряю терпение. Вы уже вывели из строя четверых моих людей, может, убили их. Этот экипаж не сделает ни шага.
- Капитан, - ответил папа, - не знаю, что вы задумали, но знаю, что человек, лишенный терпения, никогда не поднялся бы до вашего звания в политической полиции. Ваши четверо людей придут в себя. Надеюсь, это же справедливо по отношению к моему сыну, которого ваши люди уложили из станнера несколько минут назад.
- Я не сделаю дальше ни шагу, пока истребитель может напасть на меня. Экипаж должен выйти и пройти по направлению ко мне сто футов.
Последовала пауза, секунд в пятнадцать-двадцать. Потом громкоговоритель заговорил снова:
- Кель Деруп, орудийные башни корвета нацелены на два покинутых истребителя. Если один из них шевельнется или если кто-то попытается к ним приблизиться, я буду стрелять немедленно. Если это входит в ваши планы, имейте в виду, что это самоубийство. Что касается третьего истребителя, то я согласен только на то, чтобы экипаж вышел из него.
- Договоримся на пятидесяти футах, капитан, - сказал папа. - Если они подойдут на пятьдесят футов, я подойду на столько же и мы поговорим дальше.
Через несколько секунд панель третьего истребителя открылась, оттуда вышли двое и немного прошли в нашем направлении. Они находились примерно в двухстах ярдах от нас, поэтому я не обращал на них особого внимания. Я смотрел на корвет, крепко сжимая ружье вспотевшими руками. Папа прошел около пятидесяти футов.
Я снова услышал его голос в коммуникаторе.
- Теперь ваша очередь. Посадите корвет в трехстах футах передо мной, откройте люк, чтобы я увидел дочь.
Какое-то время ничего не происходило. Меня немного отвлекли звуки кваканья; звезды сверкали в черном небе. Маленькие кусающиеся насекомые гудели вокруг головы, я отмахнулся от них. Как-то отчужденно дивился своему спокойствию. А ведь только что чуть не разрывался, нервничая.
Через несколько минут корвет опустился на землю в трехстах футах от нас. Еще через полминуты в его борту появилось светлое пятно, открылся люк. Я видел в нем трех человек, но разглядеть, кто они, не мог.
- Пусть она позовет меня, - сказал папа капитану, - чтобы я знал, что она здесь.
Через несколько секунд один из этих людей крикнул:
- Здравствуй, папа! Это я, Денин!
Сомнений не было: это она.
- Хорошо, капитан, - сказал папа в коммуникатор. - Мы хорошо начали. Но прежде чем пойдем дальше, я хочу, чтобы вы кое-что знали, просто на случай, если вы что-то задумали. Я готов остаться на этой планете: я могу преуспевать на любом обитаемом мире. Вы знаете мою репутацию. Единственная причина, почему я связался с вами, моя дочь. У нее впереди вся жизнь, а я большую часть своей прожил. Но если вы нарушите нашу договоренность, я немедленно исчезну.
- Теперь пусть она услышит меня через коммуникаторы охраны. Потому что если она не будет следовать моим инструкциям, я пойму, что либо она их не слышала, либо ей не дают их выполнять. Я немедленно прекращаю переговоры. Вы отправляетесь домой докладывать, что я был у вас в руках, а вы не смогли меня удержать. Вам не удастся это скрыть, правда все равно просочится. Я был у вас, и вы дали мне уйти.
Он замолчал и подождал с полминуты, вероятно, чтобы дать капитану время отдать приказ. Интересно, что это за репутация у папы, если она должна так подействовать на капитана.
- Хорошо, - сказал папа, - я подойду еще на двадцать футов. И буду примерно в семидесяти футах от леса. Пусть она отойдет на семьдесят футов от корабля.
Мы ничего не стали делать, просто сидели и ждали. Минут через пять вышел отец Дрого. Он подошел к нам футов на пятнадцать, перекрестился и остановился. Я заговорил с ним через громкоговоритель, но уменьшив его громкость. Мне казалось, что как раз сейчас эффективней держаться отчужденно. К невидимому, за перстиловыми бортами катера, они почувствуют ко мне больше уважения.
- По-прежнему ли барон Ролан де Фале заинтересован в предложении, которое я сделал ему вчера? - спросил я.
Я не мог разгадать выражения лица Дрого. Он ответил только: "Я узнаю". Потом повернулся и ушел в дом, закрыв за собой дверь.
Я надеялся, что священник не сердится на вчерашнее (Неужели это было только вчера? Так много произошло с того времени!). По-моему, он тут лучше всех. Конечно, Арно мне нравится, но я не мог представить себе, чтобы Арно серьезно рисковал из-за меня без всякой очевидной выгоды, так, как это сделал Дрого.
Через минуту появился Ролан, рядом с ним Арно и Дрого. Через громкоговоритель я повторил вопрос:
- По-прежнему ли барон Ролан де Фале заинтересован в сделанном ему вчера предложении? Если он ответит отрицательно, мы его больше не повторим. Мы попросим сэра Арно присоединиться к нам и отправимся в другое место.
Мне нравилось то, что я сказал. Кажется, это то, что нужно. И ответ его тоже был хорош.
- Я счастлив был бы стать союзником вашей светлости, - сказал он. И добавил, указав на Арно: - Если мы с этим рыцарем согласимся в вопросах предводительства и дележа добычи.
Я увеличил громкость, чтобы показать, что главный теперь я.
- Предводителя буду назначать я, как сочту нужным, - спокойно сказал я. - Две недели назад я поручил сэру Арно собрать и возглавить норманнских рыцарей. Что касается добычи, то я в ней не заинтересован. И вам не нужна договоренность насчет добычи. Сомневаюсь, чтобы вы выполнили ее, учитывая вчерашнее предательство. Разделите добычу, когда она будет в ваших руках.
- Я теряю терпение. Решайте: хотите ли вы стать владыкой, командующим большими армиями, или предпочитаете оставаться владельцем маленького замка и плакать над кружкой пива об утраченных возможностях? Присягните быть верным мне до тех пор, пока мы не захватим вражеский корабль и моя сестра не окажется с нами, или мы улетаем.
Кончив, я едва мог поверить, что это сказал я! Ларн кель Деруп Ростик, шестнадцати лет, учащийся Карлинтонской средней школы! Я так упивался своим красноречием, что чуть не пропустил ответ Ролана.
- Хорошо, милорд, - сказал он. - Клянусь именем нашего благословенного Спасителя в присутствии этого священника и этого рыцаря.
Я вспомнил, что говорил мне брат Оливер: если рыцарь клянется именем Спасителя или его благословенной матери, он почти несомненно сдержит клятву, хотя содержание ее может изменить до неузнаваемости. Я решил, что мы можем действовать совместно, хотя придется все время следить за Роланом.
И мне пришло в голову, что Арно такой клятвы не давал! Мы просто заключили джентльменское соглашение! Но я не буду требовать от него клятвы в присутствии Ролана. Подожду, пока мы останемся наедине. Иначе барон решит, что я глуп, так как не потребовал этой клятвы раньше.
Мы договорились, что Арно и Ролан продолжат набор добровольцев. Я недвусмысленно дал понять, что старшим будет Арно. Ролан, очевидно, был не очень доволен, но не спорил. Подозреваю, что когда корвет будет в их руках, один из них угостит другого топором или кинжалом в бок.
Но пока, похоже, они до определенного момента будут действовать вместе.
ШЕСТНАДЦАТЬ
Арно потребовалось еще три замка и пять дней, чтобы довести число рекрутов до тридцати трех. К тому же я при этом не появлялся. Большую пользу принесло присутствие Ролана. У Ролана была репутация человека, который носом чует выгоду и хорошо разбирается в политике, человека, который когда-нибудь станет очень богат и влиятелен. Он был близок к герцогу Норманнскому и в то же время проявил достаточно здравого смысла, чтобы вернуться домой, а не остаться под тяжелой рукой великого завоевателя.
На шестое утро перед рассветом Арно сообщил, что все рекруты набраны. Он сказал также, что Ролан оказался очень сговорчив: он вообще почти не спорил после того, как дал клятву. Это звучало обнадеживающе: вероятно, с ним можно все-таки работать, не опасаясь, что он сделает что-нибудь неожиданное и безрассудное.
Мы решили, что пора попытаться захватить истребитель. Я про себя поправился, прежде чем сказать это вслух: не попытаться, а просто захватить.
Мы полетели днем, несмотря на чистое небо, чтобы выбрать место действия. Все наше войско теперь было в замке Ролана, поэтому мы выбрали однокомнатную бревенчатую хижину недалеко от замка, где лес граничил с большим лугом на самом краю феода Ролана. Тут жил один из вилланов Ролана - пастух, присматривавший за стадом. Я велел Ролану до вечера убрать отсюда скот, чтобы он не мешал нам и не усложнял обстановку.
Потом мы зависли в четверти мили над хижиной и стали совещаться, как же захватить истребитель. Три штатских, одному из них шестнадцать лет, другой - его мать, собирались захватить корвет Федерации, припаркованный на орбите в нескольких сотнях миль над планетой! И собирались это сделать при помощи тридцати варваров, вооруженных мечами. Причем варвары эти только и ждали случая перерезать друг другу глотки, а заодно и нам тоже.
Я решил, что не стоит так смотреть на вещи. Я чувствовал, как при этом теряется уверенность, которой и так немного.
Трудно назвать планом то, что у нас было: слишком много неизвестных факторов. Мы поговорили о том, как развернем силы перед началом действий. Потом договорились о начальных шагах, которые должны привести к успеху. А потом придется действовать по обстановке и надеяться на лучшее.
Я начал испытывать нервное напряжение, но Арно, казалось, совсем не нервничает. Может, потому что он норманн, считающий, что он на все способен.
Наконец мы отвезли Арно вместе с его лошадью в замок и высадили прямо во дворе. Впервые наши новые люди увидели катер. И для Арно это хорошо. Он единственный норманн, летавший в катере, и теперь ни у кого не было сомнений, что он для нас самый главный.
Остаток дня мы могли только ждать: папа, мама и я. Бабба отправился собирать своих волков. Я лег, но уснуть не смог. Лежал и думал о возможной неудаче, а это означало бы, что мы навсегда останемся на этой планете.
Если это случится, придется принимать решения. Прежде всего что мне делать на Фанглите? Я мог бы готовиться в рыцари. Я не слишком стар для этого. На Эвдаше меня считали очень сильным для своего возраста и роста. Мне казалось, что я не только смогу осилить тренировку рыцарей, но и сделаю это с успехом, даже если начну поздно.
Но что потом? Меня совершенно не интересовали войны и убийства, а ведь это главное занятие рыцарей. Да они и не думали об этом как о занятии. Для них это образ жизни со всем, что из этого вытекает.
Для чего мне становиться рыцарем? Почему мне нравится рыцарская подготовка, если я не собираюсь быть воином? Я решил, что просто хочу достигнуть вершин в каком-нибудь деле. А эти дети, которых я видел на тренировке, будут превосходными воинами.
Но для меня этого недостаточно. Близко, но недостаточно. Для меня это все-таки будет игрой... без чувства соперничества, но все же... я хочу понять, на что способно мое тело, могу ли я сделать что-то действительно трудное.
И при этом добиться автоматизма! В этом секрет победителя гонок, тяжелоатлета, гимнаста или, допустим, математика. Или человека типа папы классного консультанта. То же самое справедливо и для занятия рыцарством: выучиться так, чтобы действовать не рассуждая. Рыцари никогда не думали о технике своих действий. Они действовали автоматически. И все внимание их было направлено на обстановку и ситуацию боя.
Но для рыцаря подлинное испытание - это бой. Нельзя стать рыцарем, не доказав своей доблести в настоящем бою. Арно подвергся испытанию в Сицилии, вначале в нескольких небольших схватках, потом в большой битве. Ролан участвовал в кровавых битвах в Англии. Но я не хотел никого убивать, чтобы показать, как хорошо я подготовлен. И в то же время не хотел, чтобы убили меня. Это противоположная сторона той же монеты.
Далее я подумал о возможности стать монахом или священником. Неплохо было бы стать подобным брату Оливеру. У него было кое-что, чего не было у других монахов, с которыми я разговаривал, и у отца Дрого. У него был энтузиазм. Ему нравилось быть монахом и знать все, что он знает о религии. И много другого. Я не мог стать таким энтузиастом, потому что большая часть того, во что он верил, для меня не существовала. Все это интересно для изучения, и я, возможно, мог бы выделить здесь зерна истины. Но нет, быть монахом или священником мне не по душе. Прежде всего у меня нет веры.
Может, стоит поближе познакомиться с Фанглитом и выяснить, какие еще есть возможности? Но прежде нужно постараться, чтобы удалось наше предприятие. Нужно вырвать Денин из рук политической полиции и улететь на какую-нибудь планету, похожую на Эвдаш.
И только потом снова подумать, чем же мне заняться.
Такие мысли пробегали в моей голове, но наконец я уснул.
Когда солнце село и начало темнеть, я посадил катер в лесу за хижиной. Может показаться странным, но сделать это оказалось легко. В этом лесу много лет пасется скот, он съел все кусты и молодые древесные побеги. Поэтому не было никакого подлеска, кустарника или молодых деревьев, только большие деревья с травой под ними. Между стволами оставалось достаточно места для катера, а когда катер оказался там, заметить сверху его стало невозможно.
Я посадил катер в ста ярдах за хижиной под кроной огромного старого дерева. Чувствовал я себя не очень хорошо. Нервничал, кожа онемела, чувствовалась какая-то слабость. Все сильнее становилось предчувствие, что дело обернется катастрофой. Если бы была хоть какая-то возможность освободить Денин другим путем, я тут же отказался бы от нашего плана.
Рыцари и сержанты уже были здесь, большинство сидело на лошадях, негромко разговаривая. Они казались совершенно спокойными; даже страшно становилось от их спокойствия. С ними были Арно и Ролан. Не знаю, успели ли подойти Бабба и волки, но тогда я не знал, чем они могут нам помочь. Если они и были поблизости, то не показывались. Иначе рыцари могли бы попытаться убить их.
Я вышел из катера с ружьем-бластером через плечо и несколько минут поговорил с Арно, дожидаясь, чтобы стемнело. Потом пошел в хижину. Возле нее с луками наготове ждали четверо рыцарей. Они должны были поддержать меня, когда появится истребитель.
Бедный пастух был в хижине. Ему приказали остаться, когда увели скот, и он не представлял себе, что происходит. Он тихо сидел в углу, стараясь оставаться незаметным.
Все еще было недостаточно темно, поэтому я вернулся в катер и продолжал ждать. Интересно, заметно ли, как я нервничаю. В катере все молчали. Мама сварила корч, и я выпил чашку.
Раньше я никогда не замечал, как медленно темнеет.
Из леса послышался низкий печальный вой, и мы решили, что нас зовет Бабба, поэтому папа отправился выяснять, что ему нужно.
Почти совсем стемнело, когда я снова вышел из катера и пошел к хижине. Я так нервничал, что дышал с трудом. Больше ждать я не мог. Я снял с пояса коммуникатор и заговорил в него.
И неожиданно совершенно успокоился.
- Говорит Клентис кель Деруп, - сказал я, - вызываю полицейский корвет Федерации. - Я старался, чтобы голос мой звучал слабо и болезненно. - Я в покинутой хижине у пастбища. Вы засекли мои координаты? В меня попала стрела, и рана загноилась. Боюсь, что если не получу немедленной медицинской помощи, к утру я умру.
Последовало ожидание, может быть, с минуту. Вероятно, ждали, пока к передатчику подойдет капитан. Наконец послышался очень деловой голос:
- Товарищ кель Деруп, мы засекли ваши координаты. Вскоре вас подберет истребитель. Вам сразу дадут антибиотики, а наш врач примет вас на борту корвета.
Получив ответ капитана, я сказал четверым рыцарям, стоявшим рядом, чтобы они спрятались за деревьями на самом краю леса. Они спокойно, но быстро разошлись. Я сел за дерево не далее десяти ярдов от хижины. Минуты через три подбежал папа. Он слушал в катере радио и поймал переговоры между корветом и истребителями.
- Капитан осторожен, - сказал папа. - Не думаю, что он что-то подозревает, просто осторожен. Он послал сразу три истребителя. Два останутся вне видимости, на высоте в две тысячи футов, и будут следить через инфраскопы. А корвет будет выше, в пяти милях.
- Теперь мне нужно поговорить с Арно, - добавил он и заторопился в лес.
Итак, наши планы рухнули. Вместо того, чтобы иметь дело с одним истребителем, нам противостояло три плюс корвет. Но я почему-то не обеспокоился и не испугался. Был абсолютно спокоен и чувствовал, что все кончится хорошо - прямо противоположно тому, что испытывал совсем недавно. Я ничего не сказал рыцарям о том, что случилось: мне нечего было им сказать. Придется начать так, будто ничего не изменилось, и действовать по обстановке.
Прошло еще десять минут до появления первого истребителя. Я не видел, как он появился: было темно, даже луна не светила, а на истребителе были погашены все огни. Только что ничего не было, а в следующее мгновение луч прожектора осветил хижину. Истребитель сел не далее чем в ста футах, продолжая светить прожектором. Еще минуту ничего не происходило.
Я старался не смотреть на свет, но мне пришло в голову, что рыцари смотрят на него, потому что ничего подобного они в жизни не видели. Их зрачки сократятся, и они не смогут попасть в цель своими стрелами.
Значит, все на мне.
И если рыцари начнут стрелять и промахиваться, пока я не буду на расстоянии действия станнера, придется использовать бластер. А это вызовет ответный огонь. Корвет может уничтожить все вокруг, и этим все кончится. Что ж, подумал я, действуем по обстановке. Буду стараться делать, что могу, и надеяться на лучшее. Кричать своим людям я не мог. Политическая полиция поймет, что я не один.
Я перестал размышлять и просто смотрел. Истребитель светлый, почти белый, я видел, как скользнула в сторону боковая панель и вышли два человека. Не знаю, остался ли внутри третий или там больше никого нет. Один из этих двоих поднес руку ко рту. Должно быть, говорил в коммуникатор. У второго в руке ружье - тяжелое боевое оружие.
Они уже были почти на расстоянии досягаемости станнера, когда я услышал два щелчка тетивы, почти одновременно. Прежде чем я смог что-то сделать, оба агента упали: им следовало бы запастись примитивной кольчугой. По-видимому, мои рыцари все же отвели взгляды от прожектора: видели они хорошо.
Как только они упали, я побежал к истребителю, крикнув лучникам: "Не приближайтесь!" Я не оглядывался, бежал изо всех сил, не отрывая взгляда от входа в истребитель, готовый стрелять во всякого, кто там покажется. Пробегая мимо агентов, я даже не посмотрел, живы ли они. Потребовалось четыре секунды, чтобы запрыгнуть в истребитель: он был пуст. Радио было включено, и оттуда доносилось: "БИ-один, отойдите в сторону с линии огня".
Вероятно, они все же следили недостаточно внимательно. Может, видя меня, решили, что я один из агентов. Но я не мог управлять истребителем: нужно время, чтобы разобраться в системе управления.
Но я смог бросить только один взгляд. Выпрыгнул и побежал назад, потратив на возвращение чуть больше времени, потому что на бегу наклонился и подобрал ружье упавшего агента.
Я едва успел передать его одному из рыцарей, когда появились два истребителя и повисли в двадцати-тридцати футах над лугом. Не знаю, видели ли они, как я бежал. Вспыхнули их прожектора, обыскивая луг и края леса. Я прижался за стволом вместе с рыцарем, давая ему десятисекундный курс обучения стрельбе из ружья-бластера, потом, когда прожектор переместился, перебежал за другое дерево.
Выглядывая из-за него, я прицелился в один из прожекторов, и почти одновременно, на мгновение раньше, выстрелил и рыцарь в другой. Мне, вероятно, не следовало удивляться. Рыцари достаточно сообразительны, чтобы не дать себя ослепить, и у этого хватило ума разбить прожектор. Но использовать совершенно незнакомое оружие через двадцать секунд после того, как впервые взял его в руки, и при этом попасть в цель... я слышал, папа однажды сказал, что нет предела возможностям человека. Теперь я понял, что он имел в виду.
Единственная проблема заключалась в том, что секунду спустя этот парень разбил прожектор и в покинутом истребителе. Я предпочел бы оставить его целым.
Но через две-три секунды, придя в себя, истребители начали стрелять по лесу. Но стреляли недолго. Позже я узнал, что капитан корвета приказал им прекратить стрельбу: Клентис кель Деруп ему нужен живым.
Но тогда я этого не знал. Видел только, что стрельба прекратилась. На время все затихло, и через четыре-пять минут показался сам корвет и повис в пятнадцати футах над землей. Яйцеобразной формы, с плоским дном, он был около двухсот футов в длину. Я смутно видел его орудийные башни, которые легко могли разнести хижину и окружающие деревья.
Но капитан не рисковал своими прожекторами.
И тут кто-то, вероятно, сам капитан, заговорил в громкоговоритель:
- Клентис кель Деруп! Выходи и сдавайся! Сдавайся, или мы тебя уничтожим.
Мой голос похож на папин, особенно в коммуникатор. Нужно было говорить, как он, говорить то, что сказал бы он в данных обстоятельствах, на случай, если на корвете кто-то знал его.
- Это вам ничего не даст, - ответил я в коммуникатор. - Вас послали не убивать меня. Правительству нужен показательный суд.
- У меня есть кое-что нужное вам - я сам. А у вас есть то, что нужно мне, - моя дочь. Если вы отпустите ее в лес, к брату и матери, я сдамся. Что скажете?
- Боюсь, что нет, кель Деруп, - ответил громкоговоритель. - Не в такой последовательности. Но я сделаю встречное предложение. Прежде всего, я действительно предпочитаю взять вас живым. В этом вы правы, хотя можно и мертвым. Если вы сдадитесь, после того как вы окажетесь в наших руках, мы отпустим вашу дочь. Если нет, мы выбросим ее мертвое тело из корабля и сожжем вас троих из бластеров.
- А теперь выходите из хижины, подняв руки, и ложитесь на землю лицом вниз. - Он помолчал. - У вас одна минута на принятие решения.
Одна минута!
У хижины есть задняя дверь. Я побежал к ней и нырнул внутрь, в густую тьму. Мое дерево находилось лишь в десяти футах от хижины, и около хижины лежала груда дров. Я укрывался за ней. Меня не должны были увидеть.
Пастух все еще был в хижине. Я смутно видел его при свете звезд.
- Ты! - сказал я. - Если хочешь жить, подойди к двери и остановись.
Он медленно подошел.
- Теперь встань на четвереньки и выползи. Проползешь тридцать футов и остановишься.
Выглядывая из двери, я следил за ним. Я почти слышал, как колотится его сердце, он, вероятно, едва не задыхался. Когда он остановился, я сказал:
- Теперь ложись на живот и раскинь руки и ноги.
Пока все хорошо, думал я, глядя, как он делает это. Из тьмы появился один из истребителей, подлетел к пастуху, повис в нескольких ярдах, открылась панель. Я видел, как оттуда показалась рука, и понял, что беднягу просто оглушили станнером.
Тут же истребитель приземлился, оттуда выпрыгнули два человека и подняли тело пастуха. Я выстрелил из станнера, настроив его на широкий луч и полную мощность. На таком расстоянии я не мог промахнуться, и они должны быть либо мертвы, либо на много часов выведены из строя. Как только они упали, я повернулся и через заднюю дверь выбежал из хижины в лес, свернул влево и постарался, чтобы между мною и кораблем было как можно больше деревьев. Я едва успел уйти с линии огня, когда третий истребитель начал стрелять из бластера. Полетели обломки дерева, и когда десять секунд спустя стрельба прекратилась, передняя стена хижины горела. Не очень сильно, потому что дерево все пропиталось водой, но пуская тучи дыма.
Но к этому времени я уже был в лесу за большим деревом. В шестидесяти-семидесяти футах от меня я видел за другим деревом норманна того самого рыцаря с ружьем. Что он подумал об этой стрельбе? Испугался? Сердце мое билось как сумасшедшее, и совсем не от бега.
Я двинулся вперед, пригибаясь и старясь держаться за деревьями, чтобы меня не увидели в инфраскоп корвета. "Это я", - прошептал я, подойдя к рыцарю. Он быстро оглянулся и снова повернулся к лугу. Корвет придвинулся ближе, я видел, как поворачиваются его орудийные башни. Бластер-пушка разворачивался в нашу сторону.
Я решил, что пора снова начать переговоры, и потянулся к коммуникатору, но прежде чем успел снять его с пояса, услышал в нем голос папы. Я слышал его голос и непосредственно, справа от меня, и посмотрел туда. Папа вышел из катера и стоял за деревом.
- Капитан, - говорил он, - вы слишком усложняете дела. Давайте поговорим разумно. Вы не доверяете мне, я вам. Нам нужно идти на обмен небольшими уступками, так чтобы ни один не потерял больше другого.
Он подождал, пока в громкоговорителе не послышался голос капитана:
- Продолжайте!
- Во-первых, пусть третий истребитель сядет посреди луга, чтобы я о нем не думал. Тогда я выйду на край луга, и вы сможете меня увидеть. И тогда мы поговорим о следующем шаге.
Мне казалось, что на месте капитана я бы на это пошел. Я всматривался в ночь, не зная, где сейчас третий истребитель. Примерно через полминуты я увидел, как он садится в середине луга.
Я не знал, мне ли выходить или папа будет продолжать действовать. Он ответил на это, выйдя из-за дерева прямо передо мной.
- Теперь, - сказал он, - пусть экипаж истребителя выйдет и пройдет по направлению ко мне сто футов, чтобы я мог его видеть.
Ответ пришел немедленно.
- Кель Деруп, я теряю терпение. Вы уже вывели из строя четверых моих людей, может, убили их. Этот экипаж не сделает ни шага.
- Капитан, - ответил папа, - не знаю, что вы задумали, но знаю, что человек, лишенный терпения, никогда не поднялся бы до вашего звания в политической полиции. Ваши четверо людей придут в себя. Надеюсь, это же справедливо по отношению к моему сыну, которого ваши люди уложили из станнера несколько минут назад.
- Я не сделаю дальше ни шагу, пока истребитель может напасть на меня. Экипаж должен выйти и пройти по направлению ко мне сто футов.
Последовала пауза, секунд в пятнадцать-двадцать. Потом громкоговоритель заговорил снова:
- Кель Деруп, орудийные башни корвета нацелены на два покинутых истребителя. Если один из них шевельнется или если кто-то попытается к ним приблизиться, я буду стрелять немедленно. Если это входит в ваши планы, имейте в виду, что это самоубийство. Что касается третьего истребителя, то я согласен только на то, чтобы экипаж вышел из него.
- Договоримся на пятидесяти футах, капитан, - сказал папа. - Если они подойдут на пятьдесят футов, я подойду на столько же и мы поговорим дальше.
Через несколько секунд панель третьего истребителя открылась, оттуда вышли двое и немного прошли в нашем направлении. Они находились примерно в двухстах ярдах от нас, поэтому я не обращал на них особого внимания. Я смотрел на корвет, крепко сжимая ружье вспотевшими руками. Папа прошел около пятидесяти футов.
Я снова услышал его голос в коммуникаторе.
- Теперь ваша очередь. Посадите корвет в трехстах футах передо мной, откройте люк, чтобы я увидел дочь.
Какое-то время ничего не происходило. Меня немного отвлекли звуки кваканья; звезды сверкали в черном небе. Маленькие кусающиеся насекомые гудели вокруг головы, я отмахнулся от них. Как-то отчужденно дивился своему спокойствию. А ведь только что чуть не разрывался, нервничая.
Через несколько минут корвет опустился на землю в трехстах футах от нас. Еще через полминуты в его борту появилось светлое пятно, открылся люк. Я видел в нем трех человек, но разглядеть, кто они, не мог.
- Пусть она позовет меня, - сказал папа капитану, - чтобы я знал, что она здесь.
Через несколько секунд один из этих людей крикнул:
- Здравствуй, папа! Это я, Денин!
Сомнений не было: это она.
- Хорошо, капитан, - сказал папа в коммуникатор. - Мы хорошо начали. Но прежде чем пойдем дальше, я хочу, чтобы вы кое-что знали, просто на случай, если вы что-то задумали. Я готов остаться на этой планете: я могу преуспевать на любом обитаемом мире. Вы знаете мою репутацию. Единственная причина, почему я связался с вами, моя дочь. У нее впереди вся жизнь, а я большую часть своей прожил. Но если вы нарушите нашу договоренность, я немедленно исчезну.
- Теперь пусть она услышит меня через коммуникаторы охраны. Потому что если она не будет следовать моим инструкциям, я пойму, что либо она их не слышала, либо ей не дают их выполнять. Я немедленно прекращаю переговоры. Вы отправляетесь домой докладывать, что я был у вас в руках, а вы не смогли меня удержать. Вам не удастся это скрыть, правда все равно просочится. Я был у вас, и вы дали мне уйти.
Он замолчал и подождал с полминуты, вероятно, чтобы дать капитану время отдать приказ. Интересно, что это за репутация у папы, если она должна так подействовать на капитана.
- Хорошо, - сказал папа, - я подойду еще на двадцать футов. И буду примерно в семидесяти футах от леса. Пусть она отойдет на семьдесят футов от корабля.