Фрейт посмотрел на него. Кажется, тот снова обрел спокойствие.
   «Хорошо, идем туда и извинимся!»
 
   Родан видел, как по разрушенной равнине идут трое. Удаление было настолько невелико, что с ними можно было переговариваться через шлемовые радиоприемники.
   «Будьте благоразумны, — твердо приказал Родан, — не делайте глупостей!»
   «Хорошо, Родан, — послышался через некоторое время ответ Фрейта. — Мы настолько благоразумны, как только можно ожидать от трех потерпевших крушение космонавтов».
   Родан оторопел, услышав этот голос.
   «Кто это? Это Вы, Фрейт?»
   «Да, это я», — покорно вздохнул Фрейт.
   «А кто с Вами?»
   «Капитан Ниссен и лейтенант Дерингхаус».
   «Хорошо. Идите сюда!»
   Родан знал Ниссена; о Дерингхаусе он никогда не слышал.
   Он обернулся, услышав позади себя какой-то шум. Это была Тора. Ее губы были плотно сжаты от возбуждения.
   «Фрейт! — прошипела она, когда Родан увидел ее. — Человек, который уничтожил мой крейсер!»
   Родан не дал ей говорить дальше.
   «Фрейт был не один. Не на нем одном лежит вина, совсем нет, если вспомнить, что он всего лишь выполнял приказ».
   Глаза Торы сверкали огнем.
   «Что Вы собираетесь делать с этими людьми?»
   «Взять их на борт, а Вы как думали?» — сухо сказал Родан.
   «Исключено! Я не потерплю этого! Это Я командир крейсера!»
   «Крейсера больше не существует!»
   «Эта вспомогательная лодка является частью крейсера. Мы не возьмем этих людей на борт!»
   В своем гневе она, кажется, не сомневалась в том, что в данной ситуации это было последним словом.
   Но этим дело не кончилось, и все, кто видели это, не могли отделаться от ощущения, что становятся свидетелями чрезвычайно странного поединка.
   Родан повернулся к Булли.
   «Булли, открой шлюз А!»
   «Момент!»
   Тора отвернулась. Услышав приказ Родана, она вздрогнула.
   «Я сказала…»
   «Меня не интересует, что ВЫ сказали», — ответил Родан.
   «Эти трое мужчин не войдут на борт моего корабля, — поспешно выпалила Тора. — Я думаю, что выразилась достаточно ясно. Я запрещаю…»
   «Вы не имеете права ничего запрещать», — мягко предупредил ее Родан.
   Все остальное, что хотела сказать Тора, стало бормотанием. Ее плечи вяло опустились. Крэст встал, взял ее за руку и вывел из помещения центрального поста управления.
   Родан потер лоб. Из коридора снаружи раздался стук шагов. Под переборкой показалась высокая фигура Фрейта.
   «Вы видите перед собой искренне раскаивающегося человека, сэр, — сказал он Родану, — который просит прощения за недоразумение».
   «Какое недоразумение?» — спросил Перри.
   «Мы посчитали Вас за корабль ДЛ-ов и попытались уничтожить его».
   «Почему Вы не отвечали на наши вызовы?» — поинтересовался Родан.
   «Мы вообще не знали, что Вы вышли с нами на связь. Наша ракета при посадке потерпела крушение, а вместе с ней все передающие и принимающие устройства».
   «А что Вы искали на Луне?»
   Фрейт опустил взгляд.
   «Вам придется ответить, — раздраженно продолжал Родан. — Вы хотели покопаться в обломках крейсера и посмотреть, нельзя ли подыскать для Генерального штаба НАТО какого-нибудь подходящего оружия, так?»
   Фрейт не ответил. Вместо этого капитан Ниссен обошел его и встал напротив Родана.
   «Майор Родан, — сказал он. — Вы сами были когда-то одним из нас. Вы окончили кадетское училище, когда я был еще капитаном. Вы знаете порядки в космическом отряде. Мы получили приказ полететь на Луну и обследовать обломки. Вы так же хорошо, как и я, знаете, что бы с нами сделали, если бы мы тотчас же не сели в корабль и не полетели».
   «Вы могли бы известить об этом меня», — возразил Родан.
   Ниссен вдруг посерьезнел. Немного тише, чем раньше, он ответил:
   «Не каждый это может, майор, оставить свою Родину и создать собственный союз».
   Все поняли, что имел в виду Ниссен, все ждали реакции Родана.
   Родан стоял неподвижно, как статуя.
   По нему было незаметно, произвел ли на него вообще впечатление этот упрек.
   Наконец, он вытянул руку, подавая ее Ниссену.
   «Хорошо, капитан, — улыбаясь, сказал он. — Вы победили».
   Он повернулся и вышел из помещения центрального поста управления. Навстречу ему по коридору шел Крэст.
   «Как она себя чувствует?» — спросил Родан.
   «Она в порядке, — ответил Крэст. — На ее месте я бы не решился еще раз повторить такое».
   Родан пожал плечами.
   «Мне не оставалось ничего другого».
   Крэст кивнул.
   «Вы не имеете представления, какая невероятная энергия таится в Вашем взгляде. Я думаю, что был единственным, кто в полной мере ощутил это потрясение. — Он улыбнулся Родану. — Вы, видимо, были страшно злы в тот момент. Помните об одном: мозг арконидов тренирован лучше и используется лучше, чем человеческий, но вследствие дегенерации он менее способен к сопротивлению. С Вашими ментальными атаками Вы можете довести Тору до сумасшествия».
   Родан кивнул.
   «Я знаю. Может быть, я знал это и раньше — я имею в виду, в тот момент».
   Крэст испуганно посмотрел на него и пошел дальше по коридору к центральному посту управления.
 
   Родан нашел время подняться на «Доброй надежде» так высоко, что под радиогоризонтом у него оказался Вашингтон. Он провел длительную беседу с ответственными лицами, от которых узнал, что они дали Фрейту задание полететь на Луну. Родану выразили искреннее сожаление по поводу случившегося. Родан не был удовлетворен всем этим, он требовал расплаты. На другой стороне удивились, но в результате на эти требования нечем было возразить.
   Сразу после этого Родан снова посадил «Добрую надежду»» на грунт и позвал к себе в центральный пост управления трех оставшихся мужчин с «Грэйхаунда», которым тем временем отвели отдельную кабину.
   «Я говорил с Вашингтоном, — сказал он. — Передо мной извинились, но этого мне мало. Я выразил одно пожелание и, учитывая обстановку, его выполнили».
   Он многозначительно перевел взгляд с Фрейта на Ниссена и с Ниссена на лейтенанта.
   «Я хотел бы оставить Вас у себя», — сказал Родан.
   Фрейт закрыл глаза. Дерингхаус чуть не выпрыгнул из своего кресла, только Ниссен никак не прореагировал. Но зато он был первым, кто заговорил.
   «Я уже высказал Вам свое мнение, майор!»
   Родан покачал головой.
   «Речь не идет о перемене убеждений из чистой любезности. Мне могут потребоваться три хороших космических пилота. Космический отряд даст Вам, если Вы согласитесь на мое предложение, достойную отставку. Вам ничего не нужно делать, только сказать: да или нет. Я даю Вам двадцать четыре часа на размышление. Большое спасибо, господа».
   Он встал и вышел.
   Два часа спустя он получил ответ. Он был благоприятным для него.
   Родан, смеясь, пожал всем трем руки. А потом сказал:
   «Есть масса важных дел, господа! Нам нужно торопиться. Обследование останков крейсера займет несколько дней».
   Обследование продолжалось четыре дня; но это время окупило себя.
   Роботы «Доброй надежды» — Родан взял часть их с собой с Земли — освободили из почти не разрушенных внутренностей крейсера все, что казалось пригодным и что мог взять корабль. Часть вещей пришлось сложить и оставить. Из годных еще пластин обшивки крейсера роботы построили что-то вроде палатки, в которую сложили остатки найденного груза.
   Родан составил перечень обнаруженных машин и приборов. Большую часть составляли предметы первой необходимости для межгалактических меновых сделок, машины, с помощью которых Родан предполагал решить денежные проблемы Третьей власти. Хоумеру Дж. Адамсу придется использовать свою гениальность для решения серьезных задач, как только у него в руках будут финансовые средства, которые может дать продажа этих машин.
   Для собственных нужд Родан взял серию тяжелых самоходных лучевых орудий, переносное энергетическое оружие и, наконец, комплексную производственную установку для специальных роботов.
   Просмотр крейсера дал еще кое-что. Сам Родан ничего не заметил. Ему указала на это Тора.
   У Родана была на «Доброй надежде» своя собственная кабина — так же, как у любого другого в этом огромном корабле, предназначенном для перевозки гораздо более многочисленного экипажа. Уже дважды Тора посчитала нужным придти туда к Родану; но со времени первого раза прошло несколько месяцев.
   На этот раз Родан был поражен, обнаружив ее в этот вечер в своей кабине. Она удобно сидела в кресле, покачивая ногами. По земному исчислению времени был вечер. Снаружи на обломках горных пород лежал почти такой же солнечный свет, как и четыре дня тому назад, когда «Добрая надежда» опустилась рядом с «Грэйхаундом».
   Тора явно не собиралась возвращаться к инциденту с людьми с американского корабля. Она приветливо посмотрела на Родана и сказала:
   «Я думаю, пришло время установить нормальные отношения».
   Родан не скрывал своего удивления.
   «Ваши чувства так быстро меняются, — сказал он. — Что движет Вами на этот раз?»
   «Большее благоразумие», — ответила она.
   Родан попытался догадаться, что она имела при этом в виду.
   «Ну хорошо, так что нам надо делать?»
   «Я хотела бы, например, пообещать Вам, — сказала Тора, — что больше не буду оспаривать Вашего положения как командира этого и всех других кораблей, которые Вы еще построите».
   Родан кивнул.
   «Я благодарен Вам за это».
   Он говорил медленно, пытаясь придать своему голосу теплый оттенок. — Но с другой стороны, в некоторых вещах мне нужен Ваш совет».
   Тора улыбнулась.
   «Не говорите так! Вы знаете столько же, сколько и командир крейсера — арконид».
   «Она сделала мне комплимент, — подумал Родан. — Что это должно означать?»
   «Мы полетим теперь на планету, которую Вы называете Венерой, не правда ли?»
   «Да… да, конечно», — рассеянно ответил Родан.
   На «Доброй надежде» все об этом знали.
   «Сможем ли сразу взять с собой все, что нашли на крейсере?»
   «Нет. Нам придется сделать три полета».
   «Это займет какое-то время, — сказал она. — Можете ли Вы так надолго оставлять Землю?»
   «А почему нет? Рас Чубай надежный человек. Если что-то будет не так, он известит меня».
   Тора все еще покачивала ногами. Она выглядела так, словно искала, что бы еще сказать. Не найдя ничего такого, она встала и протянула Родану руку. Родан вспомнил об их встрече несколько дней тому назад в Гоби.
   «За доброе сотрудничество», — сказала она.
   Родан не знал, что означает весь этот разговор. Впервые за долгое время он чувствовал себя неуверенно.
   «Было бы приятно, — произнес он, — если бы могли чаще разговаривать подобным образом».
   Тора кивнула.
   «Это не должно зависеть от меня», — сказал она и вышла из кабины.
   Незадолго до старта Родан имел разговор с Крэстом. Он более или менее стремился к этому, так как считал, что Крэст может больше разузнать о мотивах Торы; но сев рядом с Крэстом, он не знал, как ему высказать свои заботы.
   Однако, его мысли были настолько очевидными, что Крэст смог прочесть их по его лицу.
   «Что с крейсером? — спросил Крэст, так как проблема показалась ему слишком деликатной, чтобы перейти к ней напрямую. — Есть ли какая-то возможность вернуть к жизни по крайней мере внутренние отсеки?»
   «Вы имеете в виду: в качестве космического корабля?»
   Крэст кивнул, и Родан вместо ответа сразу отрицательно покачал головой.
   «Невозможно. Не осталось ничего, что имело бы связь с двигателем. Мы смогли спасти производственную установку для специальных роботов, это нам поможет».
   «Сколько нам потребуется времени, с учетом специальных роботов, чтобы построить на Земле действительно настоящий космический корабль?»
   Родан пожал плечами.
   «Трудно сказать».
   Крэст улыбнулся ему.
   «Я знаю кого-то, — сказал он хитро, — кто давал волю своей надменности и гордости в последней надежде вернуться на родину без помощи достойного презрения, малоразвитого народа. А увидев, что этим надеждам не суждено сбыться… ну, Вы сами это пережили!»
   Родан понял.
   «Вы думаете, она все это время считала, что ее крейсеру можно вернуть дееспособность?»
   Крэст кивнул.
   «Она держалась за эту мысль. Я думаю, ее нужно как-то отвлечь».
   «Путь для нее открыт», — кратко ответил Родан, но внутренне был рад предстоящей встрече с арконидкой.

14.

   Полет «Доброй надежды» на Венеру прошел без происшествий. Расстояние в 180 миллионов километров было преодолено за три часа.
   Для трех американских астронавтов этот полет был событием, полностью поглотившим все их чувства. В эти часы даже Ниссен лишился своей сдержанности, потеряв от восхищения дар речи. Фрейт понял, как безгранично сильно превосходила техника арконидов земную, если позволяла своим космическим кораблям совершать такие полеты. Он показался вдруг себе маленьким и жалким и спрашивал себя, как же Родан смог преодолеть это потрясение, которое он несомненно пережил.
   Во время маневра торможения желтый шар Венеры выплыл из темноты в направлении полета. Сначала на телеэкране показалась только кривая полоска мигающего света, но через несколько секунд затянутую облаками планету можно было видеть отчетливо. Желтый шар рос, выходя за рамки телеэкрана и становясь менее ярким. Период вращения Венеры составляет 240 часов. День Венеры в десять раз длиннее, чем земной. К тому же Венера на треть ближе к небесному светилу, чем Земля. То и другое вместе, несмотря на защищающую атмосферу, создает значительную разницу между дневной и ночной зонами. Разница температур вызывает, в свою очередь, бури, по сравнению с которыми сила карибского урагана выглядит, как слабый сквозняк.
   Но «Добрая надежда» не была им подвержена. Хотя они, проникнув в атмосферу, и представляли для мчащихся со скоростью до 500 километров в час ураганов хорошую цель, их силы стабилизации было достаточно, чтобы выдерживать прямой курс.
   Булль взял на себя обслуживание локатора. Во время своего первого посещения Венеры несколько месяцев тому назад Родан составил в общих чертах картографическое изображение поверхности планеты и начертил градусную сетку при помощи произвольно выбранной точки. Экваториальный континент, на котором Родан собирался создать базу, простирался от шестнадцати градусов южной и до двадцати двух градусов западной долготы. По своему ландшафту он напоминал Южную Америку. Его восточную оконечность, чрезвычайно характерный мыс в форме собачьей головы, Родан назвал поэтому мысом Собачья голова. Через конец этого мыса проходил нулевой градус долготы.
   Континент еще не имел своего имени, так же, как и омывающие его моря. Однако, Родан тщательно изучил его структуру и решил основать базу на северном побережье, вблизи устья большой реки шириной более десяти километров. Вся область была вплоть до самых высоких горных вершин покрыта непроходимыми джунглями. Никому не захотелось бы пробираться с отрядом вглубь этой области.
   Первая экспедиция Родана, ввиду неотложных событий на Земле, не имела достаточно времени для того, чтобы подробно ознакомиться с биологией планеты Венера. Родан и его помощники знали только, что экваториальный континент был родиной целого ряда огромных, первобытнообразных видов животных.
   О флоре они почти ничего не знали. Листья были такими же зелеными, как и на Земле, и можно было не сомневаться, что циркуляция всего живого здесь, как и там, шла в том же направлении.
   Решающим для выбора Венеры в качестве базы был неожиданно благоприятный состав атмосферы.
   Она была достаточно плотной, чтобы смягчать и делать переносимым воздействие близкого Солнца. Во время двухсотсорокачасового дня на экваториальном континенте температура составляла в среднем пятьдесят градусов Цельсия. Во время такой же долгой ночи измерения показали тридцать градусов. Постоянный облачный покров создавал как сумеречное освещение, так и соответственно постоянный тепличный климат в продолжение многих часов.
 
   «Здесь мыс Собачья голова!» — доложил Булли.
   На светящемся зеленом фоне показался на экране зонда белый, странной формы краешек суши.
   Родан сам управлял «Доброй надеждой». Из-за приблизительности точности карты посадка была сложным делом, которое нельзя было доверить автоматике.
   Мыс Собачья голова двигался по экрану зонда, оставляя за собой континент с его тянущимися на северо— и юго-запад побережьями. Наконец, мыс исчез по другую сторону, и на суше под «Доброй надеждой» стали видны первые реки. Родан проверил высоту. Девяносто одна тысяча метров. Он сравнил картину на экране со своей картой. От того места, над которым находился корабль, до устья реки, у которого должна была быть создана база, расстояние составляло еще четыре тысячи километров.
   «Река Тысячи излучин!» — крикнул Булль.
   Они назвали ее так потому, что она непрерывно меандрически описывала бесчисленное множество петель и изгибов. С этого момента Булль регулярно делал пометки, так как у него была превосходная память в отношении географических карт и изображений ландшафта.
   Маноли, снова и снова глядя на экран зонда, занимался рациями. Они молчали. Если на Венере, вопреки ожиданиям, имелись разумные существа, то на всякий случай было не лишним воспользоваться беспроволочной передачей информации.
   «А здесь, — радостно сказал Булль, — здесь…»
   Больше он ничего не сказал. Мощный корабль сотрясло от удара, и изображение на экране зонда сделало скачок на юг. Завыли сирены тревоги.
   «Нападение! — промелькнуло у Родана в голове. — Кто-то напал на нас!»
   Он реагировал молниеносно.
   «Тора! Огневая позиция орудий!»
   Она только кивнула и заняла свое место.
   Родан вывел водородный реактор на полную мощность. Он направил энергию в ускоритель частиц, который вырабатывал волны материи. Рукояткой регулировалась подача дополнительной опорной массы.
   «Добрая надежда» с максимальной тягой противостояла направленному на север постороннему воздействию. Родан, не отрываясь, смотрел на экран зонда.
   В этот момент Булль доложил:
   «Направленное гравитационное поле — ноль градусов три минуты!»
   Родан предполагал это. Любое более слабое воздействие агрегаты корабля были бы в состоянии нейтрализовать.
   «Более точная локация!» — потребовал он от Булли.
   С яростным удовлетворением он убедился, что при полной тяге он сможет удержать корабль на месте.
   Булль лихорадочно делал расчеты. Он поспешно доложил:
   «Исходный пункт поля: 29 градусов 18 минут на север, 15 градусов 48 минут на восток».
   Родан повернулся на своем сиденье. Он посмотрел на Тору и крикнул: «Огонь!»
   Тора нажатием на выключатель выпустила целую очередь гравитационных ракет, которые уже в тот же момент показались на экране индикатора цели.
   Гравитационные ракеты в момент зажигания вызывали гравитационную вибрацию, которая, в зависимости от прочности цели, наносила ей сильные повреждения или полностью уничтожала ее. Ввиду пятимерного характера гравитационной энергии защитные экраны, которые могли бы отразить действие таких бомб, были невероятно сложны. Тора надеялась, что у противника, если он вообще мог существовать, не было экранов. На индикаторе цели шли к северу крошечные точки ракетной очереди. Теперь, когда цель была обнаружена и был дан первый выстрел, Родан установил двигатель на минимальную тягу. Несколько секунд спустя было обнаружено местонахождение гравитационного поля. На том месте, которое рассчитал Булль, на краю экрана зонда появилась маленькая светящаяся точка.
   «Металл!» — заявил Булли.
   Тем временем ракеты Торы мчались дальше. Они уверенно приближались к заданной цели.
   Родан еще снизил подачу энергии к двигателю; корабль снова вошел в гравитационный поток и увеличил скорость.
   Булль сосредоточил свое внимание на экране зонда, Родан в течение минуты многократно проверял приборы скорости. Тора первой с помощью изображения на экране индикатора цели увидела удивительные вещи, происходящие с ее ракетами.
   Все снаряды — в общей сложности шесть снарядов, движущихся до сих пор по параллельным траекториям и на небольшом расстоянии друг от друга к северу — вдруг резко повернули на восток, набрали скорость и через несколько секунд исчезли, выхваченные враждебным воздействием из зоны видимости зонда, за краями индикатора цели.
   Тора словно остолбенела от страха. Это продолжалось до тех пор, пока она не повернулась и не издала первый настолько негромкий крик ужаса, что Родан подоспел слишком поздно, чтобы увидеть, что случилось с ракетами.
   Тора сбивчиво рассказала об этом. Родан поспешил к сиденью пилота, запустил двигатели на полную мощность и снова привел корабль в состояние покоя меж двух противоборствующих сил.
   В его голове проносились мысли, складывающиеся в смутную картину: ДЛ-ы!
   Это была не более, чем догадка, но из всего, что можно было предположить, она казалась наиболее правдоподобной. ДЛ-ы имели на Луне не обнаруженную пока базу — почему им не могла придти в голову мысль о создании запасной базы на Венере?
   Единственным противоречием, которого Родан не мог объяснить, был тот факт, что, собственно говоря, на «Добрую надежду» не было совершено нападения. Тяговый поток — направленное гравитационное поле — был относительно слабой силой в сравнении с тем, что противник мог сделать с кораблем, который, так сказать, одним движением руки отражал шесть гравитационных ракет.
   Но Родан не дал вывести себя из равновесия. Он делал то, что считал наиболее разумным: он медленно отводил «Добрую надежду», которая изо всех сил своих агрегатов боролась с тяговым потоком, вниз. С момента на момент он ожидал более мощной, более опасной атаки неизвестного противника, но ничего не происходило. Родан попытался представить себе менталитет существа, который явно хотел заполучить вражеский корабль, но ничего не предпринимал, когда корабль определенно уходил из-под его воздействия.
   Поток унес «Добрую надежду» до сорокового градуса северной широты. Линия побережья арктического континента, тянувшегося примерно на уровне тридцать восьмого градуса широты, была пройдена.
   Родан положил конец дискуссии.
   «Мы садимся! — оповестил он. — Надеюсь, таким образом мы освободимся из-под чужого влияния. Может быть, нам будет легче выйти на рубеж атаки врага внизу. У нас нет другого выбора. Противник сильнее нас — по крайней мере, по количеству энергии, имеющейся в его распоряжении, но надеюсь, что не в отношении прогресса его техники. Предположим, что она равна по уровню нашей, тогда противник не сможет обнаружить нас, как только мы осуществим посадку. Очевидно, что на арктическом континенте есть достаточно возможностей, чтобы спрятать такой корабль, как наш. Пока мы движемся в джунглях или на небольшой высоте над джунглями, мы остаемся невидимыми. Но поскольку мы не можем позволить себе совсем не обращать внимания на неизвестного противника в зоне наших действий, нам не остается иного пути, как пробираться сквозь джунгли».
   Булль хотел ответить, но в этот момент события приняли почти сенсационный оборот. Приемник доктора Маноли вдруг принял вызов. Поскольку он работал на гиперзвуковой основе, то, значит, противник располагал передатчиком соответствующей конструкции. Это было доказательством высокого уровня развития техники. Из приемника послышались отчетливо отделенные друг от друга, безупречные в акустическом отношении слова. Тем не менее, понять их никто не мог, даже Крэст.
   Родан обратился к Маноли.
   «Ответ: мы пришли с добрыми намерениями! Мы протестуем против влияния на наш курс».
   Маноли сделал, что ему было поручено. Он едва успел договорить до конца, как приемник начал отвечать. Родан надеялся, что будет в состоянии проанализировать их язык; но слова были точно такими же непонятными, как и первые.
   Родан отодвинул Маноли в сторону и повторил свой призыв на языке арконидов. В ответ он получил опять нечто непонятное. Ему казалось, что неизвестный постоянно повторяет одни и те же слова. То, что говорил он сам, видимо, не производило на того ни малейшего впечатления.
   «Крэст! — позвал Родан. — Я выну ленту. Введите ее в автоматическое устройство и посмотрите, не обнаружит ли оно, что это за язык».
   Он открыл ленточно-регистрирующий аппарат, соединенный с передающим и принимающим устройствами, и вырезал из ленты участок, на котором была записана речь неизвестного. Крэст взял ленту и передал ее на исследование автоматам-переводчикам.
   Тем временем неизвестный замолчал. Родан с беспокойством подумал, что это могло быть предисловием к атаке. Может быть, тяговый поток был лишь необычным вспомогательным способом ориентирования для кораблей врага.
   Родан вел «Добрую надежду» с максимальной скоростью. Высота стремительно падала, а при удаленности от поверхности в десять тысяч метров и ниже уменьшалась также и сила гравитационного поля противника. В тысяче метрах от поверхности она практически исчезла, и «Добрая надежда» снова в полной мере обладала своей способностью к маневрам.
   Булль снова занял свой пост и наблюдал за рельефом поверхности, видимой на экране зонда. На этой высоте начали работать также и оптические телеэкраны. Сплошной облачный покров Венеры имел примерно пять километров в высоту и остался над кораблем, а в телеприемниках показался явно холмистый, если не вовсе гористый, ландшафт полярного континента.
   «Высота гор до шестисот метров над поверхностью», — доложил Булль.