Страница:
– Подземелья – это вроде как вывернутые наизнанку горы, – терпеливо объяснил Леший. – Четвертый уровень – это вроде как восьмитысячник. Например, Джомолунгма. Вы можете подняться на восемь тысяч метров? Снаряжением мы вас, конечно, обеспечим. Вот, это я специально захватил для вас…
Он протянул капитану увесистый черный ранец запасного регенератора. Черная маска с загубником болталась на черном гофрированном шланге и выглядела довольно зловеще.
Рыженко аппарат не взял.
– У меня нет соответствующего разрешения на проведение всяких ваших подземных, понимаете, трюков! – буркнул он, кося глазами в сторону черного пролома, за которым открывалась неизведанная и страшная бездна.
– Половина пути нормальная, может, там даже тоннель окажется, – доброжелательно сказал Леший. – Есть такая информация.
Капитан недобро смотрел на майора. Спускаться вниз он явно не собирался.
– Да вы, как командир спецвзвода… вы просто не имеете права вести меня туда! У меня даже допуска нет!
– Я готов сделать исключение, – пожал плечами Синцов. – Исключительно из уважения к полковнику Огольцову и из желания оказать максимальное содействие работе комиссии…
– С исключений из правил начинается беспорядок и анархия, – назидательно сказал Рыженко.
– Тогда будем их соблюдать, – опять согласился Леший. Сегодня он был покладист, как никогда. – Жду ваших указаний.
Проверяющий задумался. Он начал кое-что понимать. Четвертый уровень. Сейфы, которые сегодня надлежало открыть, были для него недоступны.
– Поручаю документально зафиксировать факт гибели Коптоева и отобрать экспериментальные образцы для его дактилоскопической и генетической идентификации! – наконец, сформулировал он.
– Есть! – кивнул Леший. И, повернувшись к своей группе, гаркнул:
– Начинаем спуск! Порядок движения обычный. Регенераторы надеваем по моей команде или самостоятельно, по объективным показателям. Пыльченко идет первым, я замыкающим. Вперед!
Он проводил взглядом капитана Рыженко, который с явным облегчением вылезал из коллектора по грубой деревянной лестнице: подальше от неизведанного четвертого уровня и карлов – к свету, солнцу, птичкам… А сам привычно нырнул в черную дыру второго уровня.
«Хоть двадцать комиссий для „минуса“ создавайте, толку не будет, – злорадно подумал он. – Потому что, кроме нас, вниз спускаться некому! Посуетитесь, щеки понадуваете, а напишете то, что мы скажем…»
И он был прав.
– Куда это все девается? – удивился Пыльченко. – Как бы в один не прекрасный день вся Москва не ушла в «минус»…
– Есть такая проблема, – угрюмо подтвердил Леший. – В городе 800 артезианских скважин. Раньше вода близко к поверхности подходила, а сейчас опустилась на 70–80 метров. Воду выкачали, осталась депрессивная воронка…
– Это что такое?
– Пустота. Под гигантским мегаполисом существуют огромные пустоты. Наверху город, под ним пустое место. Значит, что?
– Значит, действительно может сложиться?
– Вот именно.
Туннель стал посуше, на стенах появились змеящиеся к неизвестной цели провода, бетонные стены сменились кирпичными с выщербленной от времени кладкой и темными пятнами сырости. Путь шел под уклон, и все время пересекался с какими-то ответвлениями, коридорчиками, закоулками. Стены снова оделись в бетон, появилась железнодорожная колея, вдоль стен стали попадаться сложенные штабелями ржавые рельсы и беспорядочно наваленные куски арматуры.
– Похоже, это та линия, про которую мне мухомор тот говорил – ветеран «подземец», – наморщил лоб Леший. – Первухин. Только какая-то она странная…
– Значит, сам Лаврентий Берия раскатывал здесь на своем электрическом шарабане? – спросил Полосников. – Спецметро? Правительственная ветка?
– Нет, товарищ Берия здесь ни на чем не катался. Диаметр туннеля маленький – два с половиной метра, не больше. Узкоколейка опять же… Тут даже провода правительственной связи не предусмотрены, – со знанием дела объяснял Пыльченко, обшаривая бетонные стены лучом фонаря. – На стенных держателях всего по два крюка под силовой кабель. И контактного рельса нет…
Он уже бывал в спецметро вместе с Лешим, на разных ветках.
– Ну, и что если нет? – Полосников попал на такой объект впервые и не разбирался в нюансах.
– Да то, что здесь поезда не на электрической тяге, а на механической, – терпеливо разъяснял Пыльченко. – В «Метро-2» такого быть не может.
– Почему? – не унимался Полосников.
– Для удобства высшего начальства, – пояснил Леший. – У них там наверху контактный провод, и даже лампы под потолком, чтобы все видно было, как на ладони!
– А чего там рассматривать?
– Ну, это для особых случаев. Например, пешая эвакуация руководства из правительственного бункера.
– Пешая эвакуация? – хмыкнул Полосников. – Представляю.
– Жить захочешь – пойдешь и ножками! – хмыкнул Леший и уже другим голосом приказал: – Середов и Полосников, за вами обследование и картографирование этой линии! А сейчас все вперед!
Легкой трусцой группа направилась вдоль тоннеля. Он резко спускался вниз, потому передвигаться было нетрудно. Воздух сухой и спертый, но для дыхания его вполне достаточно. Через час они поравнялись с небольшим составом: электрическая дрезина с четырьмя вагонетками. Одна перевернулась и сошла с рельсов.
– Это вспомогательный тоннель, – сделал вывод Леший. – По этой ветке перемещали какие-то грузы, скорее всего, строительные. Возможно, он и ведет к Хранилищу.
Они сделали привал, подкрепились сухим пайком и горячим чаем. С собой всегда брали не предусмотренную инструкциями фляжку с коньяком, но ее использовали только в случаях действительной необходимости. Потом доложились дежурному о продолжении движения.
– Что там у вас? – поинтересовался тот. – Говорят, вы вскрыли заброшенную ветку «Метро-2»?
– Кто говорит? – поднял бровь Леший.
– Огольцов доложил самому Директору! Мол, обнаружен секретный объект сталинской эпохи… «Метро-2»!
– Это Рыженко, – усмехнулся Леший. – Слышал звон, да не знает, где он. Зато свою роль выпятил, может, благодарность получит… Не вскрыли мы «Метро-2», и никому я об этом не докладывал. Грузовая ветка с узкоколейкой, пустые вагонетки, – это да. Но мы еще на полпути…
Группа продолжила движение. Через некоторое время рельсы кончились, на бетонном полу валялись лопаты, ведра, кучи окаменевшего бетона… Потом кончилась бетонная облицовка – они вышли в сырой, похожий на средневековые копи, широкий коридор, пробитый в обычном грунте. А вскоре наткнулись на давний, слежавшийся завал.
Пыльченко включил сканер, провел замеры.
– Пятьдесят метров сплошняком, – доложил он. – Грунт плотностью 75. Камни, осколки бетона. Без специальной техники не вскроешь!
Леший задумался, достал карту, всмотрелся в отмеченную крестиком синюю жилку водовода с кирпичным коридором. Ветеран подземных подразделений Первухин указал ее как один из ориентиров. Потом он с севера на юг проходил двойное русло Москвы-реки. Потом миновал два мощных бетонных тоннеля. И там сразу спуск на шесть метров, а потом вертикальная штольня, та самая труба со скобами…
Включив GPS-навигатор, он определил местонахождение группы и, привязываясь к ориентирам, проложил новый маршрут.
– Возвращаемся! – наконец, приказал он. – Разделимся и поищем другие пути…
– Что?
– Стук этот. Тах-тах-тах.
Рудин поднял голову и замер, прислушиваясь.
– Точно! – он посмотрел удивленно на Лешего. – Будто машина. Или это… Трактор работает… Да?
Леший махнул рукой: не останавливайся, пошли. Луч фонаря рисовал в темноте белый столб, наполненный кружащимися частичками пыли, которую они с Рудиным подняли своими рифлеными ботинками. Иногда там пролетали какие-то мелкие насекомые, похожие на белые бесформенные хлопья, как снег или пепел. Летающих насекомых на такой глубине Леший никогда не видел. Наверное, если показать такую козявку какому-нибудь специалисту-инсектологу, тот сходу накатает докторскую диссертацию и прославится на весь инсектологический мир. И полезут они сюда пачками, кафедрами и факультетами, и с ними всякая журналистская шушера полезет, а следом рванут уже все остальные. И вся первозданность накроется медным тазом… Нет уж, пусть лучше эти козявки летают себе здесь, в тишине и спокойствии.
– Не знаю, – сказал Леший. – Машина, трактор или какой-нибудь придурок сидит под землей и бьет в барабан. Но что-то здесь есть.
Рудин остановился и поднял кверху палец в перчатке.
– О! А теперь пропал! Слышите?
Далекий механический стук, доносившийся словно ниоткуда, настолько тихий, что его можно принять за стук собственного сердца или другие шумы в организме, – он внезапно прервался.
– Уже раз третий то стучит, то замолкает, – сказал Леший. – Пошли, не стой. Нам сегодня эту ветку надо до конца пройти, чтобы потом время не тратить.
Рудин, не меняя удивленного выражения лица, отправился за ним следом. Это было северное ответвление штольни, которая шла от синего водовода – одного из ориентиров по пути к Хранилищу – мифическому или реальному. Всего таких ответвлений он насчитал шесть – если, конечно, у каких-то нет собственных ответвлений. Пока что пройдена только одна ветка длиной в полтора километра. Пыльченко с Середовым и Зарембой топчут вторую. Это – третья. Позади больше двух километров, а конца-края ей пока что не видно. Что Лешего, если честно, совершенно не напрягает, даже наоборот.
– Так серьезно, что это такое может быть, а, товарищ майор?
– Понятия не имею.
Рудин прошел несколько шагов молча, потом спросил:
– Может, где-то тоннель под метро бьют или что-то в этом роде?
– Ты охренел, Рудин. Сто восемьдесят метров глубина – какое тут тебе может быть метро?
– Так они, может, и выше бьют, просто мы их слышим…
– Нет. Сверху мы бы ничего не услышали, через эту глину ни один звук не пробьется. Стук где-то тут, поблизости…
– Может, шпионы в Кремль пробираются… – Рудин на всякий случай улыбнулся.
– Инопланетяне, – подсказал Леший.
Судя по показаниям GPS-навигатора, они находились в районе «Адской щели», выше ведущего к ней главного тоннеля с рельсами, который соединяется с верхним уровнем вертикальной шахтой – Леший прозвал ее про себя «Бухенвальд», сам не зная почему. Наверное потому, что высокая и широкая, чем-то трубу в крематории напоминает… Вообще он любил придумывать названия всяким новым местам, которые открыл. Путешественник какой-нибудь находит неизвестный остров в море, – и дает ему имя, какое сам придумает. И все потом будут называть остров именно так, а не иначе, и на картах его пометят этим названием. Так и здесь.
Только, если без ложной скромности, Леший не остров открыл, а целый архипелаг или даже континент. Подвал какой-нибудь или бункер – это да, такие островки в подземном мире. А здесь – целых шесть веток, и шахта «Бухенвальд», которая где-то совсем рядом, и нижний тоннель с ответвлениями и «Адской щелью». И все это он имеет полное право назвать как ему заблагорассудится. Нижняя Москва типа. Под-Москва. Ха, тогда Подмосковье какое-то получается!.. А вот еще – Глинка. Ну, потому что глина. Как тогда будут говорить: пошли в Глинку закинемся? Стоп, такой композитор, кажется, был – Глинка звали… Ага. И речка Неглинка есть. Глинка – Неглинка… Не то. Как еще можно назвать? Вот: Америго Веспуччи якобы открыл Америку и дал ей свое имя – чем не пример?.. Лешья Страна. Страна Лешия. Лешевка. Синцовка. Не звучит. А если назвать – Амирика? В честь того, что он Амира здесь победил, а?..
Но эта идея ему сразу не понравилась. С какой стати он будет кровавого гада увековечивать, спрашивается? Лучше назвать именем какого-нибудь хорошего человека. Вот Пуля, например… Леший даже улыбнулся, когда представил, как на сегодняшнем свидании сообщит своей девушке, что назвал в ее честь добрый гектар подземной Москвы со всякими ржавыми лужами и загадочными летающими козявками. Тоннель имени Пули. Сдохнуть на месте…
– Чего это вы смеетесь, товарищ майор? – спросил Рудин.
– Это я так, о своем, – ответил Леший и погасил улыбку. – Смотри по сторонам внимательней. Скоро должна быть шахта.
Но шахты все не было. На некоторых стенах отчетливо видны следы проходческого бура – зигзаги и спирали. Бурили в сороковых-пятидесятых годах, Леший в этом не сомневался. Он судил по состоянию опорных свай, у которых отгнил только внешний слой, не больше 4 сантиметров. В более поздний период деревянные опоры уже не использовались, тем более в Москве, с ее возможностями и богатым метростроевским опытом. В тоннеле обнаружилось немало всякого бумажного и прочего мусора: полуистлевшие сигаретные пачки, упаковки из-под продуктов, осколки бутылок, обрывки газет, где почти ничего уже нельзя разобрать, рваные сапоги и даже две монеты – 2-копеечная чеканки 1937 года и гривенник 48-го.
Но были и другие находки, куда более странные. Например, украшенные резным орнаментом опорные сваи. Резьба по дереву, кроме шуток. Волнистые линии, полукружия какие-то, буквочки – то ли «Т», то ли «Г». И пентаграммы. Звезды в смысле, пятиконечные нормальные звезды. Все это было тщательно и с любовью вырезано у подножия свай, где-то на уровне полуметра. Ровными такими рядочками: звездочка, буквочка, полукружие. Волнистая линия и потом снова: звездочка, буквочка… Всего таких свай они с Рудиным насчитали пятнадцать штук. Наверняка их было больше, потому что осматривать каждую у них просто не было времени. Иногда резьба покрывала наружный, полусгнивший слой, а иногда располагалась под ним – там старое дерево было стесано и зачищено до твердого тела…
Или вот еще – следы босых ног. Целая тропка из таких следов: началась неожиданно, тянулась метров триста по самому краешку тоннеля, в сторонке, а потом внезапно исчезала, словно всем этим босякам вдруг надоело ходить по грешной земле и они решали дальше перемещаться по воздуху. Откуда эти следы? Такие необычные – маленькие, как у ребенка, но при этом широкие, разлапистые такие, толстопятые.
Рудин сказал, что похожие следы у бамбуковых медведей, у панд. Он по телевизору видел, в какой-то передаче. Леший спросил: а крылья у этих панд есть? Рудин предположил, что крыльев нет, зато они должны уметь лазать по деревьям – не зря ведь зовутся бамбуковыми медведями.
– Ну, а деревья ты здесь видишь? – допытывался Леший.
– Сваи вижу, – упрямился Рудин. – Сваи, они почти как деревья, по ним тоже лазать можно!
Леший махнул на него рукой. Пусть думает, что здесь бродили бамбуковые панды, если ему от этого легче.
– Откуда они, эти панды, кстати? В какой стране живут?
– В Китае вроде, – сказал Рудин не очень уверенно.
– Вот-вот, отлично. Китайские медведи в подземной Москве. Тебе бы, Рудин, передачу на НТВ вести, типа «Вам и не снилось»…
– А чего, поймали бы такого, я бы его Машеньке подарил, у нас ведь скоро свадьба, – вздохнул Рудин. – Правда, самим жить негде, куда медведя девать? У нас квартиру не получишь, а купить никак не выйдет. По крайней мере на зарплату.
– Тогда тебе надо на диггерский паек переходить, – усмехнулся Леший. – То серебро найдешь, то икону старинную… А если библиотеку Ивана Грозного отыщешь, то и особняк в Майами купишь.
– Зачем мне в Майами? Я английского не знаю…
В рации проснулся голос Пыльченко:
– Уперлись в северный торец тоннеля, товарищ майор. Здесь целый завал из кусков бетона и всякой дряни. Дальше ходу нет.
– Сколько прошли? – спросил Леший.
– Два шестьсот.
– Что-нибудь особенное?
– Ничего. Поддоны, гравий, мешки с камнями какими-то – цемент, наверное…
– На сегодня тогда все. Возвращайтесь на базу. Мы с Рудиным закончим проход.
– Вас понял, товарищ майор. До связи.
– О, опять стучит, – сказал Рудин. – Веселый барабанщик проснулся!
– Слышу, – сказал Леший.
Затахало сперва неуверенно, с перебоями. Потом звук стал четче, увереннее, будто и в самом деле барабанщик этот только проснулся и в палочках своих слегка запутался.
– Что там у ребят? Они сворачиваются уже? – судя по голосу, Рудин тоже был бы не прочь свернуться.
– Ты под ноги смотри лучше, – проворчал Леший. – Опять тропка, не видишь?
Рудин остановился, посветил фонарем – точно тропка.
– Падлы босоногие, – сказал он задумчиво.
– Панды, а не падлы, – уточнил Леший.
Глянув на свои часы, Рудин вздохнул.
– Все равно падлы…
Некоторое время они двигались молча. Вдруг идущий впереди Рудин вскрикнул, споткнулся, потерял равновесие, замахал руками… Леший прыгнул, схватил его за шиворот, дернул назад, потом посветил фонарем вниз. И ахнул.
В землю были вбиты два колышка – наискосок, в полутора метрах друг от друга. Между ними натянута веревка. А чуть правее темнел провал. Идущий должен был споткнуться и провалиться в черную дыру!
Леший направил яркий луч в провал. Белый свет рассеялся в непроглядной бездонной тьме. Если бы не тренированное тело Рудина и не мгновенная помощь.
– Ни фига себе! – только и вымолвил Рудин, увидев ловушку. – Какая же падла этот капкан настрополила?
– Говорю вам всегда – будьте внимательны! – сказал Леший. – Теперь я пойду вперед!
В этой части ветки довольно сыро – никакой пыли, и козявки, кстати, тоже куда-то пропали. На влажной глине отчетливо отпечаталась цепочка маленьких следов, уходящая немного в сторону от основной тропинки. Подсвечивая себе под ноги, Леший и Рудин вернулись назад, чтобы понять, где же все-таки эта тропка начинается. Ничего не нашли. Она просто взялась ниоткуда, чтобы потом точно так же исчезнуть – в никуда. Леший сфотографировал следы, положив рядом «зипповскую» зажигалку для сравнения. Пошли дальше.
– Может, они сквозь стены умели ходить? – строил догадки Рудин. Он посветил вверх, где над самыми головами висел низкий земляной свод. – Или сквозь потолки?
– Кто они?
– Ну, эти… – Рудин не стал уточнять, кто именно. Он посмотрел на нахмуренное лицо Лешего. – Неужели это они ловушку устроили? Сказать кому – не поверят.
– А ты говорил уже?
– Нет, что вы… Я же в своем уме, товарищ майор. Я про «Минус Двести» вообще никому ни слова, даже девушке своей.
– Даже девушке? – удивился Леший.
– Да я серьезно, товарищ майор…
Леший помолчал и спросил:
– А что ты называешь «Минус двести»?
– Как что? – сказал Рудин. – Вот это все. «Горячий тоннель», «Амирову пещеру»… И шахту эту, как вы ее зовете – «Бухенвальд». Так все ребята называют. А что?
– Ничего, – сказал Леший.
Может, в самом деле пусть зовется этот район просто – «Минус двести»? Все равно, сколько там красивых названий ни придумывай, они вряд ли приживутся. Приставать, что ли, ко всем, чтобы «Горячий Тоннель» обзывали «Тоннелем имени майора Синцова»? Нет уж, приставать Леший не любил. Жалко только, что вот память об Амире Железном, например, все же останется на диггерских картах – пусть его и прикончили в этой пещере, как собаку. А он, Леший, который освободил землю от этой сволочи, он нигде не останется… Впрочем, и Америго Веспуччи тоже был не сахар, и никакой Америки он на самом деле не открывал – открыл ее Колумб, как известно, а Веспуччи только занимался торговыми делами и писал свои дневники.
– Осторожно!!
Даже в луче фонаря было видно, что Рудин стал белее бумаги. Он оскалился по-хищному и слегка присел, согнулся, словно собираясь прыгнуть. Прыгать в общем-то было некуда – впереди, метрах в трех, проход заканчивался гладкой, словно вылизанной, полуовальной стеной из глины. Перед этой стеной, по центру, стояло нечто, принятое сперва Лешим за остатки опорной сваи, украшенной все тем же дурацким орнаментом. Потом он пригляделся и понял, что это идол. Натуральный деревянный идол с грубым и страшным бородатым лицом, оскаленными зубами, короткими ножками и какой-то штуковиной, похожей на отбойный молоток, в руках. На лбу у него, примерно там же, где индусы рисуют себе точку, вырезана пятиконечная звезда. Он был почти черный, словно закопченный, и жирно лоснился. Ниже ног, ближе к земле, опять извивался какой-то орнамент, только не разобрать какой, потому что почти весь он был закрыт человеческими черепами, сложенными у подножия идола в три ряда. Раз, два, три. А еще кости там кучкой насыпаны, шалашиком таким… И все бы ничего, если б не одно обстоятельство, очень неприятное.
– …Это ж детское все, – сглотнув, произнес Рудин.
Он сделал шаг и оглянулся на Лешего. Опустился на колени, протянул руку, осторожно взял одну кость. Она была желтоватая, тонкая, изогнутая – реберная кость. Рудин подержал ее и так же осторожно положил на место.
– Черепушки эти. Косточки… Я ж видел детские кости!.. Аул под Серноводской накрыло, я ж там…
– Я тоже видел, – произнес Леший хмуро. – Я думаю, это не дети.
– А кто тогда?
Рудин поднялся с колен, не отрывая взгляд от жуткой картины.
– Не знаю, – сказал Леший.
Он никогда не распространялся при подчиненных о своих походах с Хорем к нижним горизонтам и о своем знакомстве с карликами, которое до сих пор вспоминается как кошмарный, хоть и очень правдоподобный сон. В то же время он не сомневался, что о карликах и прочих чудесах «из жизни Лешего» в его батальоне наслышаны все, и Рудин в том числе. Слышали – да. Но не все верили в эти чудеса.
– Думаете, это те самые?.. – буркнул Рудин, словно прочитав его мысли.
По лицу было видно, что он как раз-таки не верил.
– Может, те самые, – не стал спорить Леший. – А может, какие-нибудь мишки панды, кто знает, кто здесь водится…
– А это что?! – Рудин, наклонившись, светил фонарем под ноги. Там в твердой, будто окаменевшей глине отчетливо отпечаталась подошва сапога. Только не с рифлением, как на нынешних армейских ботинках, а гладкая…
– Да, это явно не мишки и не панды, – недоуменно проговорил Леший.
Издалека, словно из-под тяжелого спуда, до них донесся унылый механический стук: тах-тах-тах…
– Расслабься, девочка, расслабься, ну. Прямо как мраморная статуя… Венера Милосская. Больше чувственности, больше страсти. Отдавайся процессу целиком…
Леший приобнял ее со спины, подхватил снизу вытянутые напряженные руки и немного потряс их на весу.
– Это что у тебя? Это грабли деревянные, а не руки. Столбняк на тебя напал, что ли?
– Я стараюсь… Я правда стараюсь…
Пуля говорила искренне, но все равно не расслабилась. Леший чувствовал ее окаменевшие от напряжения ягодицы.
– Ты ведь должна оправдывать прозвище, ну, давай, – сказал он ласково. – Не бойся…
– Я и не боюсь, – сдавленно произнесла она сквозь зубы.
– Давай! Давай! Ну…
Леший отошел на шаг и смотрел. Прошла секунда, вторая. Потом третья. И четвертая. Она гибко прогнулась в пояснице, старательно отклоняя корпус назад, как он учил, даже слишком старательно. Будто тянула быка за хвост.
– Давай! – не выдержал он и повысил голос.
Она ойкнула и выстрелила. Ствол пистолета сильно дернулся вверх. Леший посмотрел в 30-кратную увеличительную трубу. Так и есть, даже в белое поле мишени не попала.
Девушка отошла назад от огневой линии, сняла наушники и присела на корточки.
– Не, Леша. Хватит. Это слишком сложно для меня.
– Еще бы. Ты ж как схватилась, так чуть «щечки» не раздавила, хотя там пластмасса ого-го. Ну, смотри, что наделала… – Леший взял из ее рук ПМ, показал мокрые следы от пальцев на рукоятке. – И на предохранитель не поставила. Э-э, люба моя, да за это тебе сразу жирный «незачет» полагается, и шомполом по одному месту…
– Только не шомполом, пожалуйста, – попросила Пуля.
Он покачал головой, вытер рукоятку ветошью. Затем навскидку пальнул три раза подряд, с такой скоростью, что грохот выстрелов слился в короткую очередь.
Пуля зажала уши руками, но было поздно.
– Нет, ну ты совсем, что ли?! Я ж ничего теперь не слышу!!!
Леший, прищурившись, посмотрел на ярко освещенный рубеж мишеней.
– Грудь, голова, голова. Труп.
Она встала, потрясла головой, прошлась вдоль красной линии. Попрыгала немного на одной ноге, как если бы в ухо попала вода. Выглядело это довольно мило.
– В ушах звенит, – повторила. – Что ты сказал?
Леший поцеловал ее в губы, потом подвел к трубе, ткнул пальцем в окуляр. Пуля наклонилась, посмотрела:
– Ого. Ты ему прямо в голову попал. Это кто был? Ресничка?
– Не знаю, – сказал Леший. – Просто мишень.
– Так не бывает, – сказала она. – Ты сам меня учил: надо представить своего врага, если хочешь попасть.
– Ладно. Хорошо. – Леший подумал. – Тогда это была женщина. Дама, скажем так…
– Ты женоненавистник! – поразилась Пуля. – Какая дикость!
– Она тупая, – сказал Леший. – Занудливая. Толстая такая, безобразная идиотка. Шизофреничка. Я ее ненавижу.
– Это ты про кого? – Пуля удивилась уже всерьез.
– Инструкция, – ответил Леший тоже серьезно. – Ее зовут Мадам Инструкция.
Он протянул капитану увесистый черный ранец запасного регенератора. Черная маска с загубником болталась на черном гофрированном шланге и выглядела довольно зловеще.
Рыженко аппарат не взял.
– У меня нет соответствующего разрешения на проведение всяких ваших подземных, понимаете, трюков! – буркнул он, кося глазами в сторону черного пролома, за которым открывалась неизведанная и страшная бездна.
– Половина пути нормальная, может, там даже тоннель окажется, – доброжелательно сказал Леший. – Есть такая информация.
Капитан недобро смотрел на майора. Спускаться вниз он явно не собирался.
– Да вы, как командир спецвзвода… вы просто не имеете права вести меня туда! У меня даже допуска нет!
– Я готов сделать исключение, – пожал плечами Синцов. – Исключительно из уважения к полковнику Огольцову и из желания оказать максимальное содействие работе комиссии…
– С исключений из правил начинается беспорядок и анархия, – назидательно сказал Рыженко.
– Тогда будем их соблюдать, – опять согласился Леший. Сегодня он был покладист, как никогда. – Жду ваших указаний.
Проверяющий задумался. Он начал кое-что понимать. Четвертый уровень. Сейфы, которые сегодня надлежало открыть, были для него недоступны.
– Поручаю документально зафиксировать факт гибели Коптоева и отобрать экспериментальные образцы для его дактилоскопической и генетической идентификации! – наконец, сформулировал он.
– Есть! – кивнул Леший. И, повернувшись к своей группе, гаркнул:
– Начинаем спуск! Порядок движения обычный. Регенераторы надеваем по моей команде или самостоятельно, по объективным показателям. Пыльченко идет первым, я замыкающим. Вперед!
Он проводил взглядом капитана Рыженко, который с явным облегчением вылезал из коллектора по грубой деревянной лестнице: подальше от неизведанного четвертого уровня и карлов – к свету, солнцу, птичкам… А сам привычно нырнул в черную дыру второго уровня.
«Хоть двадцать комиссий для „минуса“ создавайте, толку не будет, – злорадно подумал он. – Потому что, кроме нас, вниз спускаться некому! Посуетитесь, щеки понадуваете, а напишете то, что мы скажем…»
И он был прав.
* * *
Сначала под уклон шли узкие карстовы пустоты и тесные штольни каменоломен старой Москвы, потом группа вдруг вышла в бетонный туннель, под ногами захлюпало. Воздух здесь был более сырой, с запахом болота и канализации. Через полчаса послышался шум падающей воды, вскоре приблизились к водопаду: из отверстия в стене бил довольно сильный поток, исчезающий в проломе в полу.– Куда это все девается? – удивился Пыльченко. – Как бы в один не прекрасный день вся Москва не ушла в «минус»…
– Есть такая проблема, – угрюмо подтвердил Леший. – В городе 800 артезианских скважин. Раньше вода близко к поверхности подходила, а сейчас опустилась на 70–80 метров. Воду выкачали, осталась депрессивная воронка…
– Это что такое?
– Пустота. Под гигантским мегаполисом существуют огромные пустоты. Наверху город, под ним пустое место. Значит, что?
– Значит, действительно может сложиться?
– Вот именно.
Туннель стал посуше, на стенах появились змеящиеся к неизвестной цели провода, бетонные стены сменились кирпичными с выщербленной от времени кладкой и темными пятнами сырости. Путь шел под уклон, и все время пересекался с какими-то ответвлениями, коридорчиками, закоулками. Стены снова оделись в бетон, появилась железнодорожная колея, вдоль стен стали попадаться сложенные штабелями ржавые рельсы и беспорядочно наваленные куски арматуры.
– Похоже, это та линия, про которую мне мухомор тот говорил – ветеран «подземец», – наморщил лоб Леший. – Первухин. Только какая-то она странная…
– Значит, сам Лаврентий Берия раскатывал здесь на своем электрическом шарабане? – спросил Полосников. – Спецметро? Правительственная ветка?
– Нет, товарищ Берия здесь ни на чем не катался. Диаметр туннеля маленький – два с половиной метра, не больше. Узкоколейка опять же… Тут даже провода правительственной связи не предусмотрены, – со знанием дела объяснял Пыльченко, обшаривая бетонные стены лучом фонаря. – На стенных держателях всего по два крюка под силовой кабель. И контактного рельса нет…
Он уже бывал в спецметро вместе с Лешим, на разных ветках.
– Ну, и что если нет? – Полосников попал на такой объект впервые и не разбирался в нюансах.
– Да то, что здесь поезда не на электрической тяге, а на механической, – терпеливо разъяснял Пыльченко. – В «Метро-2» такого быть не может.
– Почему? – не унимался Полосников.
– Для удобства высшего начальства, – пояснил Леший. – У них там наверху контактный провод, и даже лампы под потолком, чтобы все видно было, как на ладони!
– А чего там рассматривать?
– Ну, это для особых случаев. Например, пешая эвакуация руководства из правительственного бункера.
– Пешая эвакуация? – хмыкнул Полосников. – Представляю.
– Жить захочешь – пойдешь и ножками! – хмыкнул Леший и уже другим голосом приказал: – Середов и Полосников, за вами обследование и картографирование этой линии! А сейчас все вперед!
Легкой трусцой группа направилась вдоль тоннеля. Он резко спускался вниз, потому передвигаться было нетрудно. Воздух сухой и спертый, но для дыхания его вполне достаточно. Через час они поравнялись с небольшим составом: электрическая дрезина с четырьмя вагонетками. Одна перевернулась и сошла с рельсов.
– Это вспомогательный тоннель, – сделал вывод Леший. – По этой ветке перемещали какие-то грузы, скорее всего, строительные. Возможно, он и ведет к Хранилищу.
Они сделали привал, подкрепились сухим пайком и горячим чаем. С собой всегда брали не предусмотренную инструкциями фляжку с коньяком, но ее использовали только в случаях действительной необходимости. Потом доложились дежурному о продолжении движения.
– Что там у вас? – поинтересовался тот. – Говорят, вы вскрыли заброшенную ветку «Метро-2»?
– Кто говорит? – поднял бровь Леший.
– Огольцов доложил самому Директору! Мол, обнаружен секретный объект сталинской эпохи… «Метро-2»!
– Это Рыженко, – усмехнулся Леший. – Слышал звон, да не знает, где он. Зато свою роль выпятил, может, благодарность получит… Не вскрыли мы «Метро-2», и никому я об этом не докладывал. Грузовая ветка с узкоколейкой, пустые вагонетки, – это да. Но мы еще на полпути…
Группа продолжила движение. Через некоторое время рельсы кончились, на бетонном полу валялись лопаты, ведра, кучи окаменевшего бетона… Потом кончилась бетонная облицовка – они вышли в сырой, похожий на средневековые копи, широкий коридор, пробитый в обычном грунте. А вскоре наткнулись на давний, слежавшийся завал.
Пыльченко включил сканер, провел замеры.
– Пятьдесят метров сплошняком, – доложил он. – Грунт плотностью 75. Камни, осколки бетона. Без специальной техники не вскроешь!
Леший задумался, достал карту, всмотрелся в отмеченную крестиком синюю жилку водовода с кирпичным коридором. Ветеран подземных подразделений Первухин указал ее как один из ориентиров. Потом он с севера на юг проходил двойное русло Москвы-реки. Потом миновал два мощных бетонных тоннеля. И там сразу спуск на шесть метров, а потом вертикальная штольня, та самая труба со скобами…
Включив GPS-навигатор, он определил местонахождение группы и, привязываясь к ориентирам, проложил новый маршрут.
– Возвращаемся! – наконец, приказал он. – Разделимся и поищем другие пути…
* * *
– Ты тоже слышишь, Рудин?– Что?
– Стук этот. Тах-тах-тах.
Рудин поднял голову и замер, прислушиваясь.
– Точно! – он посмотрел удивленно на Лешего. – Будто машина. Или это… Трактор работает… Да?
Леший махнул рукой: не останавливайся, пошли. Луч фонаря рисовал в темноте белый столб, наполненный кружащимися частичками пыли, которую они с Рудиным подняли своими рифлеными ботинками. Иногда там пролетали какие-то мелкие насекомые, похожие на белые бесформенные хлопья, как снег или пепел. Летающих насекомых на такой глубине Леший никогда не видел. Наверное, если показать такую козявку какому-нибудь специалисту-инсектологу, тот сходу накатает докторскую диссертацию и прославится на весь инсектологический мир. И полезут они сюда пачками, кафедрами и факультетами, и с ними всякая журналистская шушера полезет, а следом рванут уже все остальные. И вся первозданность накроется медным тазом… Нет уж, пусть лучше эти козявки летают себе здесь, в тишине и спокойствии.
– Не знаю, – сказал Леший. – Машина, трактор или какой-нибудь придурок сидит под землей и бьет в барабан. Но что-то здесь есть.
Рудин остановился и поднял кверху палец в перчатке.
– О! А теперь пропал! Слышите?
Далекий механический стук, доносившийся словно ниоткуда, настолько тихий, что его можно принять за стук собственного сердца или другие шумы в организме, – он внезапно прервался.
– Уже раз третий то стучит, то замолкает, – сказал Леший. – Пошли, не стой. Нам сегодня эту ветку надо до конца пройти, чтобы потом время не тратить.
Рудин, не меняя удивленного выражения лица, отправился за ним следом. Это было северное ответвление штольни, которая шла от синего водовода – одного из ориентиров по пути к Хранилищу – мифическому или реальному. Всего таких ответвлений он насчитал шесть – если, конечно, у каких-то нет собственных ответвлений. Пока что пройдена только одна ветка длиной в полтора километра. Пыльченко с Середовым и Зарембой топчут вторую. Это – третья. Позади больше двух километров, а конца-края ей пока что не видно. Что Лешего, если честно, совершенно не напрягает, даже наоборот.
– Так серьезно, что это такое может быть, а, товарищ майор?
– Понятия не имею.
Рудин прошел несколько шагов молча, потом спросил:
– Может, где-то тоннель под метро бьют или что-то в этом роде?
– Ты охренел, Рудин. Сто восемьдесят метров глубина – какое тут тебе может быть метро?
– Так они, может, и выше бьют, просто мы их слышим…
– Нет. Сверху мы бы ничего не услышали, через эту глину ни один звук не пробьется. Стук где-то тут, поблизости…
– Может, шпионы в Кремль пробираются… – Рудин на всякий случай улыбнулся.
– Инопланетяне, – подсказал Леший.
Судя по показаниям GPS-навигатора, они находились в районе «Адской щели», выше ведущего к ней главного тоннеля с рельсами, который соединяется с верхним уровнем вертикальной шахтой – Леший прозвал ее про себя «Бухенвальд», сам не зная почему. Наверное потому, что высокая и широкая, чем-то трубу в крематории напоминает… Вообще он любил придумывать названия всяким новым местам, которые открыл. Путешественник какой-нибудь находит неизвестный остров в море, – и дает ему имя, какое сам придумает. И все потом будут называть остров именно так, а не иначе, и на картах его пометят этим названием. Так и здесь.
Только, если без ложной скромности, Леший не остров открыл, а целый архипелаг или даже континент. Подвал какой-нибудь или бункер – это да, такие островки в подземном мире. А здесь – целых шесть веток, и шахта «Бухенвальд», которая где-то совсем рядом, и нижний тоннель с ответвлениями и «Адской щелью». И все это он имеет полное право назвать как ему заблагорассудится. Нижняя Москва типа. Под-Москва. Ха, тогда Подмосковье какое-то получается!.. А вот еще – Глинка. Ну, потому что глина. Как тогда будут говорить: пошли в Глинку закинемся? Стоп, такой композитор, кажется, был – Глинка звали… Ага. И речка Неглинка есть. Глинка – Неглинка… Не то. Как еще можно назвать? Вот: Америго Веспуччи якобы открыл Америку и дал ей свое имя – чем не пример?.. Лешья Страна. Страна Лешия. Лешевка. Синцовка. Не звучит. А если назвать – Амирика? В честь того, что он Амира здесь победил, а?..
Но эта идея ему сразу не понравилась. С какой стати он будет кровавого гада увековечивать, спрашивается? Лучше назвать именем какого-нибудь хорошего человека. Вот Пуля, например… Леший даже улыбнулся, когда представил, как на сегодняшнем свидании сообщит своей девушке, что назвал в ее честь добрый гектар подземной Москвы со всякими ржавыми лужами и загадочными летающими козявками. Тоннель имени Пули. Сдохнуть на месте…
– Чего это вы смеетесь, товарищ майор? – спросил Рудин.
– Это я так, о своем, – ответил Леший и погасил улыбку. – Смотри по сторонам внимательней. Скоро должна быть шахта.
Но шахты все не было. На некоторых стенах отчетливо видны следы проходческого бура – зигзаги и спирали. Бурили в сороковых-пятидесятых годах, Леший в этом не сомневался. Он судил по состоянию опорных свай, у которых отгнил только внешний слой, не больше 4 сантиметров. В более поздний период деревянные опоры уже не использовались, тем более в Москве, с ее возможностями и богатым метростроевским опытом. В тоннеле обнаружилось немало всякого бумажного и прочего мусора: полуистлевшие сигаретные пачки, упаковки из-под продуктов, осколки бутылок, обрывки газет, где почти ничего уже нельзя разобрать, рваные сапоги и даже две монеты – 2-копеечная чеканки 1937 года и гривенник 48-го.
Но были и другие находки, куда более странные. Например, украшенные резным орнаментом опорные сваи. Резьба по дереву, кроме шуток. Волнистые линии, полукружия какие-то, буквочки – то ли «Т», то ли «Г». И пентаграммы. Звезды в смысле, пятиконечные нормальные звезды. Все это было тщательно и с любовью вырезано у подножия свай, где-то на уровне полуметра. Ровными такими рядочками: звездочка, буквочка, полукружие. Волнистая линия и потом снова: звездочка, буквочка… Всего таких свай они с Рудиным насчитали пятнадцать штук. Наверняка их было больше, потому что осматривать каждую у них просто не было времени. Иногда резьба покрывала наружный, полусгнивший слой, а иногда располагалась под ним – там старое дерево было стесано и зачищено до твердого тела…
Или вот еще – следы босых ног. Целая тропка из таких следов: началась неожиданно, тянулась метров триста по самому краешку тоннеля, в сторонке, а потом внезапно исчезала, словно всем этим босякам вдруг надоело ходить по грешной земле и они решали дальше перемещаться по воздуху. Откуда эти следы? Такие необычные – маленькие, как у ребенка, но при этом широкие, разлапистые такие, толстопятые.
Рудин сказал, что похожие следы у бамбуковых медведей, у панд. Он по телевизору видел, в какой-то передаче. Леший спросил: а крылья у этих панд есть? Рудин предположил, что крыльев нет, зато они должны уметь лазать по деревьям – не зря ведь зовутся бамбуковыми медведями.
– Ну, а деревья ты здесь видишь? – допытывался Леший.
– Сваи вижу, – упрямился Рудин. – Сваи, они почти как деревья, по ним тоже лазать можно!
Леший махнул на него рукой. Пусть думает, что здесь бродили бамбуковые панды, если ему от этого легче.
– Откуда они, эти панды, кстати? В какой стране живут?
– В Китае вроде, – сказал Рудин не очень уверенно.
– Вот-вот, отлично. Китайские медведи в подземной Москве. Тебе бы, Рудин, передачу на НТВ вести, типа «Вам и не снилось»…
– А чего, поймали бы такого, я бы его Машеньке подарил, у нас ведь скоро свадьба, – вздохнул Рудин. – Правда, самим жить негде, куда медведя девать? У нас квартиру не получишь, а купить никак не выйдет. По крайней мере на зарплату.
– Тогда тебе надо на диггерский паек переходить, – усмехнулся Леший. – То серебро найдешь, то икону старинную… А если библиотеку Ивана Грозного отыщешь, то и особняк в Майами купишь.
– Зачем мне в Майами? Я английского не знаю…
В рации проснулся голос Пыльченко:
– Уперлись в северный торец тоннеля, товарищ майор. Здесь целый завал из кусков бетона и всякой дряни. Дальше ходу нет.
– Сколько прошли? – спросил Леший.
– Два шестьсот.
– Что-нибудь особенное?
– Ничего. Поддоны, гравий, мешки с камнями какими-то – цемент, наверное…
– На сегодня тогда все. Возвращайтесь на базу. Мы с Рудиным закончим проход.
– Вас понял, товарищ майор. До связи.
– О, опять стучит, – сказал Рудин. – Веселый барабанщик проснулся!
– Слышу, – сказал Леший.
Затахало сперва неуверенно, с перебоями. Потом звук стал четче, увереннее, будто и в самом деле барабанщик этот только проснулся и в палочках своих слегка запутался.
– Что там у ребят? Они сворачиваются уже? – судя по голосу, Рудин тоже был бы не прочь свернуться.
– Ты под ноги смотри лучше, – проворчал Леший. – Опять тропка, не видишь?
Рудин остановился, посветил фонарем – точно тропка.
– Падлы босоногие, – сказал он задумчиво.
– Панды, а не падлы, – уточнил Леший.
Глянув на свои часы, Рудин вздохнул.
– Все равно падлы…
Некоторое время они двигались молча. Вдруг идущий впереди Рудин вскрикнул, споткнулся, потерял равновесие, замахал руками… Леший прыгнул, схватил его за шиворот, дернул назад, потом посветил фонарем вниз. И ахнул.
В землю были вбиты два колышка – наискосок, в полутора метрах друг от друга. Между ними натянута веревка. А чуть правее темнел провал. Идущий должен был споткнуться и провалиться в черную дыру!
Леший направил яркий луч в провал. Белый свет рассеялся в непроглядной бездонной тьме. Если бы не тренированное тело Рудина и не мгновенная помощь.
– Ни фига себе! – только и вымолвил Рудин, увидев ловушку. – Какая же падла этот капкан настрополила?
– Говорю вам всегда – будьте внимательны! – сказал Леший. – Теперь я пойду вперед!
В этой части ветки довольно сыро – никакой пыли, и козявки, кстати, тоже куда-то пропали. На влажной глине отчетливо отпечаталась цепочка маленьких следов, уходящая немного в сторону от основной тропинки. Подсвечивая себе под ноги, Леший и Рудин вернулись назад, чтобы понять, где же все-таки эта тропка начинается. Ничего не нашли. Она просто взялась ниоткуда, чтобы потом точно так же исчезнуть – в никуда. Леший сфотографировал следы, положив рядом «зипповскую» зажигалку для сравнения. Пошли дальше.
– Может, они сквозь стены умели ходить? – строил догадки Рудин. Он посветил вверх, где над самыми головами висел низкий земляной свод. – Или сквозь потолки?
– Кто они?
– Ну, эти… – Рудин не стал уточнять, кто именно. Он посмотрел на нахмуренное лицо Лешего. – Неужели это они ловушку устроили? Сказать кому – не поверят.
– А ты говорил уже?
– Нет, что вы… Я же в своем уме, товарищ майор. Я про «Минус Двести» вообще никому ни слова, даже девушке своей.
– Даже девушке? – удивился Леший.
– Да я серьезно, товарищ майор…
Леший помолчал и спросил:
– А что ты называешь «Минус двести»?
– Как что? – сказал Рудин. – Вот это все. «Горячий тоннель», «Амирову пещеру»… И шахту эту, как вы ее зовете – «Бухенвальд». Так все ребята называют. А что?
– Ничего, – сказал Леший.
Может, в самом деле пусть зовется этот район просто – «Минус двести»? Все равно, сколько там красивых названий ни придумывай, они вряд ли приживутся. Приставать, что ли, ко всем, чтобы «Горячий Тоннель» обзывали «Тоннелем имени майора Синцова»? Нет уж, приставать Леший не любил. Жалко только, что вот память об Амире Железном, например, все же останется на диггерских картах – пусть его и прикончили в этой пещере, как собаку. А он, Леший, который освободил землю от этой сволочи, он нигде не останется… Впрочем, и Америго Веспуччи тоже был не сахар, и никакой Америки он на самом деле не открывал – открыл ее Колумб, как известно, а Веспуччи только занимался торговыми делами и писал свои дневники.
– Осторожно!!
Даже в луче фонаря было видно, что Рудин стал белее бумаги. Он оскалился по-хищному и слегка присел, согнулся, словно собираясь прыгнуть. Прыгать в общем-то было некуда – впереди, метрах в трех, проход заканчивался гладкой, словно вылизанной, полуовальной стеной из глины. Перед этой стеной, по центру, стояло нечто, принятое сперва Лешим за остатки опорной сваи, украшенной все тем же дурацким орнаментом. Потом он пригляделся и понял, что это идол. Натуральный деревянный идол с грубым и страшным бородатым лицом, оскаленными зубами, короткими ножками и какой-то штуковиной, похожей на отбойный молоток, в руках. На лбу у него, примерно там же, где индусы рисуют себе точку, вырезана пятиконечная звезда. Он был почти черный, словно закопченный, и жирно лоснился. Ниже ног, ближе к земле, опять извивался какой-то орнамент, только не разобрать какой, потому что почти весь он был закрыт человеческими черепами, сложенными у подножия идола в три ряда. Раз, два, три. А еще кости там кучкой насыпаны, шалашиком таким… И все бы ничего, если б не одно обстоятельство, очень неприятное.
– …Это ж детское все, – сглотнув, произнес Рудин.
Он сделал шаг и оглянулся на Лешего. Опустился на колени, протянул руку, осторожно взял одну кость. Она была желтоватая, тонкая, изогнутая – реберная кость. Рудин подержал ее и так же осторожно положил на место.
– Черепушки эти. Косточки… Я ж видел детские кости!.. Аул под Серноводской накрыло, я ж там…
– Я тоже видел, – произнес Леший хмуро. – Я думаю, это не дети.
– А кто тогда?
Рудин поднялся с колен, не отрывая взгляд от жуткой картины.
– Не знаю, – сказал Леший.
Он никогда не распространялся при подчиненных о своих походах с Хорем к нижним горизонтам и о своем знакомстве с карликами, которое до сих пор вспоминается как кошмарный, хоть и очень правдоподобный сон. В то же время он не сомневался, что о карликах и прочих чудесах «из жизни Лешего» в его батальоне наслышаны все, и Рудин в том числе. Слышали – да. Но не все верили в эти чудеса.
– Думаете, это те самые?.. – буркнул Рудин, словно прочитав его мысли.
По лицу было видно, что он как раз-таки не верил.
– Может, те самые, – не стал спорить Леший. – А может, какие-нибудь мишки панды, кто знает, кто здесь водится…
– А это что?! – Рудин, наклонившись, светил фонарем под ноги. Там в твердой, будто окаменевшей глине отчетливо отпечаталась подошва сапога. Только не с рифлением, как на нынешних армейских ботинках, а гладкая…
– Да, это явно не мишки и не панды, – недоуменно проговорил Леший.
Издалека, словно из-под тяжелого спуда, до них донесся унылый механический стук: тах-тах-тах…
* * *
г. Москва. Тир спецподразделения «Туннель»– Расслабься, девочка, расслабься, ну. Прямо как мраморная статуя… Венера Милосская. Больше чувственности, больше страсти. Отдавайся процессу целиком…
Леший приобнял ее со спины, подхватил снизу вытянутые напряженные руки и немного потряс их на весу.
– Это что у тебя? Это грабли деревянные, а не руки. Столбняк на тебя напал, что ли?
– Я стараюсь… Я правда стараюсь…
Пуля говорила искренне, но все равно не расслабилась. Леший чувствовал ее окаменевшие от напряжения ягодицы.
– Ты ведь должна оправдывать прозвище, ну, давай, – сказал он ласково. – Не бойся…
– Я и не боюсь, – сдавленно произнесла она сквозь зубы.
– Давай! Давай! Ну…
Леший отошел на шаг и смотрел. Прошла секунда, вторая. Потом третья. И четвертая. Она гибко прогнулась в пояснице, старательно отклоняя корпус назад, как он учил, даже слишком старательно. Будто тянула быка за хвост.
– Давай! – не выдержал он и повысил голос.
Она ойкнула и выстрелила. Ствол пистолета сильно дернулся вверх. Леший посмотрел в 30-кратную увеличительную трубу. Так и есть, даже в белое поле мишени не попала.
Девушка отошла назад от огневой линии, сняла наушники и присела на корточки.
– Не, Леша. Хватит. Это слишком сложно для меня.
– Еще бы. Ты ж как схватилась, так чуть «щечки» не раздавила, хотя там пластмасса ого-го. Ну, смотри, что наделала… – Леший взял из ее рук ПМ, показал мокрые следы от пальцев на рукоятке. – И на предохранитель не поставила. Э-э, люба моя, да за это тебе сразу жирный «незачет» полагается, и шомполом по одному месту…
– Только не шомполом, пожалуйста, – попросила Пуля.
Он покачал головой, вытер рукоятку ветошью. Затем навскидку пальнул три раза подряд, с такой скоростью, что грохот выстрелов слился в короткую очередь.
Пуля зажала уши руками, но было поздно.
– Нет, ну ты совсем, что ли?! Я ж ничего теперь не слышу!!!
Леший, прищурившись, посмотрел на ярко освещенный рубеж мишеней.
– Грудь, голова, голова. Труп.
Она встала, потрясла головой, прошлась вдоль красной линии. Попрыгала немного на одной ноге, как если бы в ухо попала вода. Выглядело это довольно мило.
– В ушах звенит, – повторила. – Что ты сказал?
Леший поцеловал ее в губы, потом подвел к трубе, ткнул пальцем в окуляр. Пуля наклонилась, посмотрела:
– Ого. Ты ему прямо в голову попал. Это кто был? Ресничка?
– Не знаю, – сказал Леший. – Просто мишень.
– Так не бывает, – сказала она. – Ты сам меня учил: надо представить своего врага, если хочешь попасть.
– Ладно. Хорошо. – Леший подумал. – Тогда это была женщина. Дама, скажем так…
– Ты женоненавистник! – поразилась Пуля. – Какая дикость!
– Она тупая, – сказал Леший. – Занудливая. Толстая такая, безобразная идиотка. Шизофреничка. Я ее ненавижу.
– Это ты про кого? – Пуля удивилась уже всерьез.
– Инструкция, – ответил Леший тоже серьезно. – Ее зовут Мадам Инструкция.