Страница:
– Ну, хорошо. А все-таки: почему пиджак?
– Очень просто. Под пиджаком ни живот, ни задница не торчат. Это дважды два – как и то, что черный цвет «съедает» объем.
– Но ведь сейчас у тебя вообще никакой задницы нет, а пиджаки ты носишь в любую погоду.
– Привычка осталась. К тому же здесь карманы, это гораздо удобнее, чем кейс… Так вот, о помощи…
– Да, да, конечно.
– Мне нужны досье Управления на моих свидетелей, – Денис достал из кармана лист бумаги, положил на стол. – То, чего я никогда не найду в картотеках МВД. Друзья, знакомые, подруги, какие-то увлечения… Все, что может вывести на какую-нибудь серьезную фигуру.
– Серьезную фигуру? – переспросил Агеев.
– Есть убийца или убийцы. Урки, короче. Кто-то из людей, чьи фамилии я записал здесь, возможно, водит с ними знакомство. Возможно, есть даже какие-то общие интересы. Но пока эти люди не засветились вместе, милиция не располагает об их связи никакой информацией.
Майор снова взялся за ручку. Теперь он пририсовывал к органу членистые ножки, по три с каждой стороны. Ножки были полуженские, полускорпионьи.
– Ты что, думаешь, мы на всех ведем учеты? Знаешь, сколько на это понадобилось бы сотрудников?
– Положим, не на всех. Но это специфическая публика, и наверняка кто-то да привлек ваш интерес.
– Если даже и так. Ведь это закрытая информация. Она может использоваться только в интересах Управления.
– Но речь идет об убийцах.
– Убийствами занимается прокуратура. Прокуратурой в данный отрезок времени занимается Управление, частью которого ты и являешься. Зачем решать контрольную задачку с помощью папиного калькулятора?
Холмс потер складки на лбу. Кажется, до него дошло.
– Так какова обстановка в прокуратуре города?
Денис поднял глаза. Да, он все понял. Но разговаривать с Агеевым сразу расхотелось. Мамонт никогда бы не сказал про папин калькулятор.
– Я даже не успел толком перезнакомиться. Пока что все на одно лицо, нормальные, обычные люди. Ничего особенного. Правда, у Тани Лопатко, она в соседнем кабинете сидит, вот у нее есть серьезное предположение, – тут Денис усмехнулся, – что один наш коллега работает на Управление.
– Кто?
– Тот самый Курбатов, который передал мне совет прокурора.
Агеев тоже хотел улыбнуться, но сдержался.
– Почему она так решила?
– Просто Курбатов ей не нравится.
– Ассоциативный признак.
– Наверное.
– Но ты-то ей нравишься, надеюсь?
– Тане Лопатко нравятся бородатые семейные мужчины.
– Ерунда. Она поделилась с тобой сомнениями насчет Курбатова – значит, противопоставила тебя ему. Курбатов – плохой, Петровский – хороший.
– И что теперь?
– Работать. Лопатко не замужем?.. Пригласи ее в хороший ресторан, где публика поприличнее. Да, Денис. Для холостой бабы, которая привыкла все делать для себя сама, – для нее уже счастье, что кто-то другой или третий приготовит вкусный ужин и после вымоет посуду. А если ты еще покормишь ее с ложечки, если подремонтируешь сливной бачок у нее в уборной, твоя Таня Лопатко превратится в ценный источник информации.
– Прежде чем ремонтировать сливной бачок, мужчина должен хотя бы раз переспать с хозяйкой этого бачка.
– Интересная мысль! – Агеев снова перевернул листок и принялся рисовать сантехника, ввинчивающего разводным ключом естественный болт в специфическую прорезь сливного бачка. Сюжет увлек его не на шутку.
– Не вижу тут никакого криминала, – сквозь зубы проговорил майор. – Она что, страшная?
Денис не ответил.
– Это работа, ты понял? – майор понизил голос. – Мне все равно, будешь ты спать с кем-то или нет. Один педик выкачивает для меня информацию у генерал-майора железнодорожных войск. Сказать, через какое место он ее качает?.. Ин-фор-ма-ци-я, лейтенант Петровский. Вот что меня интересует. Да и вас тоже. Точнее, нас обоих.
Агеев достал из кармана конверт, приоткрыл, чтобы Денис мог видеть краешек банкнот, и подвинул к нему.
– На оперативные расходы. И не скупись в ресторане. Первое впечатление очень важно, оно определяет все последующие отношения.
Выходя с явки, Холмс, как и положено, свернул во двор. Слева, у соседнего подъезда сидел Кирпич. Он пришел раньше назначенного срока и ожидал, то и дело бросая взгляд на стрелки часов. Увидев Петровского, Курлов поспешно отвернулся.
«Что здесь вынюхивает этот тип?» – неприязненно подумал он. Встреча со знакомым ставила его на грань расконспирации. Но Денис не смотрел по сторонам.
Когда час истек, Курлов вошел в квартиру.
– Что за спешка? – недовольно спросил Агеев. – Только что у меня была баба из… Неважно откуда. Но она связана с «Витязем», и вы вполне могли взаимно расшифроваться!
– Черт! А я встретил одного хмыря с юрфака, Петровский его фамилия… Но он меня не заметил.
Майор выругался про себя. Агенты не должны видеть друг друга. За такой прокол полковник Заишный вполне может его самого превратить в педика.
– Так почему внеплановая встреча? – Агеев сразу скомкал воспитательную часть беседы.
– Да потому, что сегодня «стрелка» из-за того кафе, ну «Пилота»! – нервно ответил Сергей. – Будет большое мочилово, возможно, со стрельбой! Мне предлагали взять пушку, я отказался…
– Действительно, зачем? У тебя своя есть, – спокойно сказал Агеев.
– Какая «своя»? Что за дела?! – ощетинился Курлов.
– Такая. Девятимиллиметровый «браунинг», расточенный под макаровский патрон, – по-прежнему спокойно продолжил Агеев. – Когда ты нам Витька сдал с гранатой, ему терять уже нечего было, он сказал, что в «бардачке» и ствол был. Но пропал. А куда ему пропасть-то, если ты последним в тот «бардачок» заглядывал?
– Вы чего, мне дело шьете? – прищурился Сергей. Он не собирался подставлять башку под пули и пришел отказаться. Но Агеев умело напомнил про Витька и про пистолет, выходило, что деваться ему и некуда. С такого крючка соскочишь только если внутренности окажутся наружу.
– Что ты, что ты! – Агеев в притворном испуге замахал руками. – Мы же друзья! А между друзьями какие счеты. Если бы ты врагом был, я бы тебя за этот пистолет мигом на четыре года упрятал. Да еще подгадал в ту зону, где крестник твой, Витек, парится! А так я тебе только помочь хочу. Так что там с этой стрелкой?
– В шесть, на опушке, возле кемпинга.
– Хорошо. Мы сообщим в милицию, – деловито сказал Агеев. Про себя он прикинул, что делать этого нельзя: те работают топорно, а ведь даже при самой ювелирной работе провал «стрелки» вызовет подозрения, в первую очередь они коснутся новичков и Кирпича мгновенно вычислят.
– Тогда я пошел.
– Счастливо.
Денис пришел сюда после двух, полагая, что основная масса детей к этому времени успеет разойтись по домам, а основная масса учителей – еще нет. У крыльца топтались стриженые подростки, похожие на кучку окурков; двое дрались, умело фехтуя сухонькими кулачками, остальные смотрели. Денис схватил каждого из бойцов за шиворот, двинул лбами друг о дружку и расставил в стороны.
– У вас что, уроки еще не окончены?.. – спросил он. – Две смены?
– Поцелуй меня в член, – посоветовал ему подросток, который стоял дальше всех. Он сплюнул и убежал; остальные последовали за ним.
Кабинет директора и учительская находились на втором этаже, в одном блоке. Едва Денис открыл дверь, раздался звонок. Несколько дам, явно слишком рано поседевших, гуськом проследовали из учительской на коридор. Одна из них, глянув на Дениса, бросила через плечо:
– Валерия Михайловна, это наверняка до вас.
– Да, войдите! – раздался высокий ломкий голос.
Денис вошел.
– Добрый день.
Едва увидев невысокую фигурку и большие, с серебряный доллар глаза, Денис подумал: «Учительница языка и литературы». Потом подумал: «Нет, инглиш или франсэз». Девушка (или молодая женщина) встала из-за стола, где гудел компьютер с красным инвентарным номером на корпусе. Вид у нее был растерянный.
– Извините, я, наверное, не вовремя… Здравствуйте.
– Вы что-то хотели? – спросила девушка.
Денису пришло в голову, что она вообще практикантка.
– Да, конечно. Вообще-то я хотел поговорить с директором.
Девушка присела на край стола одной половинкой, сложила руки на груди. Покосилась на компьютер. «Сейчас скажет, что она директор», – подумал вдруг Денис.
– К сожалению, директор больна. У вас что-то срочное?
– Пожалуй.
Денис показал удостоверение.
– В этой школе учился человек по имени Газарос Димирчян. Он закончил ее в девяносто третьем году. Вы помните его?
– Я тогда еще сама училась, на четвертом курсе, – сказала девушка. – Возможно, Анна Марьяновна помнит, она здесь с семьдесят второго. Или Александра Кирилловна. А что случилось… если, конечно, не секрет?
– Димирчян проходит у нас свидетелем по одному делу, – сказал Денис. – Может, сохранились какие-то старые классные журналы?
– Все старые журналы в конце учебного года сдают в архив роно.
Кстати, сочетание «Валерия Михайловна» ей совсем не подходит. Особенно – «Михайловна». Денис хотел сказать об этом, но не решился. У нее очень маленькие розовые уши. Розовые кончики пальцев с отчетливыми папиллярными линиями. Когда она сидит на одной половинке, край юбки открывает маленькое узкое колено. Тоже розовое, конечно. Интересно, у нее дома течет сливной бачок?
– Мгм… – протянул Денис. – Тогда извините. Видно, я просто не оттуда начал.
– Пожалуйста.
Он повернулся и пошел к двери, но по пути что-то вспомнил.
– Да, чуть не забыл. Еще. Простите мою назойливость, конечно. Чисто профессиональный интерес: вы преподаете язык и литературу?
– Нет. Я обычный секретарь. А что?
– Промахнулся, – Денис попробовал непринужденно рассмеяться. – Но вот сейчас точно угадаю: этот компьютер, на который вы все время так подозрительно коситесь, – он сломался, да?
Девушку нисколько не поразили его дедуктивные способности.
– Кто-то из учеников уничтожил два текстовых файла, – сказала она поскучневшим тоном. – Доклад директора на областной педагогической конференции.
– Да он наверняка убьет вас за это, – предположил Денис.
– Наш директор – женщина, – секретарь удивленно подняла глаза. Глаза у нее просто-таки инопланетянские. Гуманоидные. Огромные. Денис хотел сказать об этом вслух, но не решился.
– Все равно убьет. Я имею в виду, что моя работа – это не только расследование преступлений, это еще и их профилактика. Поэтому… позвольте взглянуть на ваш компьютер.
– Вы тут все равно ничего не сделаете.
Денис уже сидел перед монитором и нажимал на клавиши.
– Преподаватель, который читал у нас информатику, не уставал повторять: персональный компьютер – это самая снисходительная к человеческой глупости машина на свете. Простите. Он имел в виду, что здесь всегда есть возможность отыграть на пару ходов назад – надо только найти в каталоге строчку Unera-se… Честное слово, это все, что я запомнил со всего курса, это была единственная лекция по информатике, которую я не прогулял. Больше я ничего не знаю. Если бы мне сказали: включи компьютер или выключи – я просто растерялся бы. Честно… Ага, вот она. «Юнрэйз». Та самая волшебная строчка. Ну-ка посмотрите, Валерия Михайловна, что мы сейчас сделаем… Кстати, честно вам скажу: это имя-отчество вам совсем не идет.
Он оставил перед собой журналы за девятый и десятый классы, остальные отложил в сторону.
Первым делом переписал себе всех двоечников и троечников: фамилии и адреса. У Димирчяна, кстати, средний балл 4,2. Четверочников и отличников Денис решил тоже переписать. И девочек – на всякий случай.
Бокун, Борисова, Витковский, Войтек.
Он работал под мигающим светом люминесцентной лампы, один в перегороженном полками зале архива, похожем на трюм непотопляемого «Титаника». Воздух наполнен микроскопической бумажной взвесью, запахом старых чернил.
Грибова, Грищенко, Гуцул, Далидович, Демидов, Друсь, Есипенко, Журбо.
«Валерия», – думал Денис. Таежная симфония. Сердечный приступ. Соседский кот, забравшийся в аптечку и пьяно скачущий по занавескам.
Денис сказал, что когда-нибудь позвонит, если она не против. И пригласит куда-нибудь. Возможно.
Она сказала, что раз он спас ей жизнь, то вполне может рассчитывать.
У нее очень мягкая, нежная кожа – особенно на шее, за ушными раковинами. Денису очень хотелось дотронуться. К своим двадцати пяти годам он знал не очень-то много женщин, а главное, он так и не научился гипнотизировать их, чтобы они со вздохом «я твоя» оседали на кушетку и сбрасывали белье.
Он, наверное, позвонит. Как назовет ее: Валерия Михайловна? Ни в жизнь. Валерия? Нет. Валя? Лера?..
Денис тщательно изучил школьную характеристику Димирчяна. «Средние способности… внушаем… легко подпадает под влияние… открытый характер… неусидчив… активно участвовал в общественной жизни класса». Ничего конкретного. В этот же день Денис заглянул на место последней работы Газароса: в кассы Аэрофлота, где тот числился слесарем 3-го разряда. Переписал в отделе кадров всю бригаду.
Подумал, что на первое время хватит.
Вечером заполнил толстую стопку требований в картотеку ГУВД, чуть рука не отвалилась. Наверное, его просто пошлют куда подальше. Тридцать четыре фамилии – среди которых, возможно, окажется предыдущий владелец ракетницы, промежуточное звено между покойным шофером Старыгиным и покойным лоботрясом Димирчяном. Очень малая вероятность.
– Почему же? – удивился Агеев.
– Да потому, что когда-нибудь мне сунут в руки ломик и скажут: убей того-то и того-то!
– Стоп. Ты уже кого-то убил? – майор растопырил пятерню, и вид у него был такой, будто в случае положительного ответа он скажет «ага, сколько?» и, загнув пальцы, деловито запишет результат себе в блокнот.
– Нет, – сказал Сергей. И уточнил: – Пока нет.
Агеев тяжело вздохнул и скорчил сострадательную мину.
– Я понимаю, что тебе трудно. Но ведь сейчас начата война с организованной преступностью. Наркорынок растет, идет передел сфер, централизация влияния… А ты находишься на переднем крае.
– Плевать я хотел на все это! Передел сфер влияния – это их проблема. А то, что меня втягивают в настоящую уголовку, – это уже моя проблема!
Майор подсел и попытался приобнять за плечи, но Сергей отстранился.
– В ту войну, Великую Отечественную, наши разведчики работали в немецких штабах, гестапо… Думаешь, что они там делали? Немцам вредили, как в кино? Нет. Они должны были как можно лучше выполнять ту работу, получать за нее чины, медали, продвигаться по службе… Только тогда они могли успешно выполнять свою задачу. Значит, приходилось и операции против Советской Армии планировать, и партизан расстреливать… Об этом, правда, не говорят, но с чистыми руками служить в гестапо еще никому не удавалось!
– Да при чем тут гестапо? Сейчас ведь не война! И я не хочу никого убивать, мать вашу! – почти крикнул Сергей. – Вы что, совсем спятили?..
– Без истерики, – сказал Агеев сухим, как вобла, голосом. – Вспомни: разве Визбора судили за то, что он в «Семнадцати мгновениях» Бормана играл? Нет. То же самое и с тобой. У тебя есть роль, ты играешь по нашему заданию, значит, ты – лицо неподсудное.
«Как же, неподсудное, – мрачно думал он, вспоминая разговор с куратором. – Чуть жареным запахнет – сдашь ты меня с потрохами…»
Уже перед выездом на «стрелку» Сергей вторично отказался взять протянутый Дрыном обрез.
– Дубиной отмахаюсь, – он поднял рубаху и показал торчащий за поясом отпиленный черенок от лопаты.
Дрын презрительно сплюнул.
– Там не отмахиваться надо. Надо тех гадов уделать. А если каждый в штаны напустит, то ничего не получится.
– Посмотрим, кто в штаны напустит, а кто – нет…
– Посмотрим, – Дрын сплюнул еще раз, прямо Сергею под ноги. Тот сделал вид, что ничего не заметил.
Поехали на пяти машинах, хотя собралось человек пятнадцать, вполне влезли бы в три. В двух «Жигулях» разместились Гога, Паша, Сергей и еще пятеро подсобных рабочих из «Визиря». В трех неновых «БМВ» ехали семеро крепких парней, которых Курлов никогда раньше не видел. Мрачные, коротко стриженные, одетые в спортивные костюмы и кроссовки, они мало походили на Дрына, Гогу или самого Курлова.
«Боевики, профессиональные убийцы, – подумал Сергей. – Наверняка они вооружены. Когда всех повяжут, им не выкрутиться. Да и Паша спалится со своим дурацким обрезом…»
За аэропортом начинался большой, изрядно запущенный лесопарк, с восточной стороны он был превращен в свалку. Свернув с шоссе на неровную дорогу, кортеж машин повилял между мусорными кучами и выехал на поросшую высохшим бурьяном поляну.
Их уже ждали. Противная сторона была представлена шестью машинами, среди которых выделялся черный джип. Вокруг в напряженных позах стояли люди. Тоже человек пятнадцать.
– Не такие уж они крутые, – с облегчением выдохнул Паша.
Визаревцы остановились метрах в двадцати от джипа.
– «Фронтера», – сказал Гога. – Говно. Ты прав, они не крутые. Может, у них и стволов нету…
– Значит, слушай сюда, – деловито сказал Дрын. – Гость с ними базарит, а мы смотрим. А там – как получится. Но скорей всего без крови не обойдется…
Спортивные костюмы, широко расставив ноги, выстроились редкой цепочкой, а один направился к группе противника. Оттуда ему навстречу двинулся крупный парень в джинсах и тельняшке с закатанными рукавами. Они сошлись примерно посередине и, не здороваясь, начали базар. Вначале разговор шел тихо и Сергей ничего не слышал, но потом тон стал накаляться, и обрывки фраз уже доносились до слушателей.
– У нас своя территория, а вы напали…
– При чем здесь территория! Вы в чужое дело влезли! – уверенно накатывал Гость.
– Башли всем нужны. Всем жить надо. Или только вам?! – огрызался его соперник.
Страсти накалялись. Сергей несколько раз незаметно оглянулся по сторонам, отыскивая в кустах камуфляжные фигуры омоновцев, но никого не заметил. «Надо сразу лечь, чтоб калекой не сделали», – озабоченно подумал он.
Внезапно Гость ударил своего оппонента в челюсть, и тот как подкошенный рухнул на жухлый бурьян. Спортивные костюмы мгновенно вытащили пистолеты и открыли огонь. Ряды противника дрогнули. Боевики бросились вперед.
– За мной! – истошно заорал Дрын и тоже побежал, размахивая обрезом.
«Где же менты?» – с тоской подумал Сергей и, доставая палку, бросился следом.
Пробегая мимо пытающегося сесть переговорщика, Дрын выстрелил, и тот вновь опрокинулся на землю. У Курлова внутри что-то оборвалось. Сознание сделало спасительное переключение, и он будто бы оказался в стороне, посторонним наблюдателем. Закрутилась стремительная и жестокая драка. Спортивные костюмы спрятали стволы и действовали короткими цепями, Дрын выстрелил еще раз, но ни в кого не попал, разворотив дверь джипа. Курлов ударил маленького юркого парнишку по голове, тот уклонился, и палка сломала ключицу. Деморализованный противник бросился врассыпную.
– Уходим! – крикнул Гость.
Все вернулись к машинам.
– Зачем ты его завалил? – тяжело дыша, спросил Гость у Паши. – Команды такой не было, мы поверх голов стреляли!
– Дык откуда ж я знал… – бестолково развел руками Дрын.
Беспорядочно захлопали дверцы, взревели моторы. Объезжая кучи мусора, пять машин выехали на шоссе и понеслись к городу. Никто их не преследовал.
Когда Гога заезжал во двор «Лабинки», его «уазик» едва не задел крылом синий фургон, пришвартованный к рампе.
«Что еще за уроды повадились к нашему Ираклию?» – проворчал Гога. Сергей с Дрыном стали сгружать плоские железные ящики с говяжьими полуфабрикатами, а тут Ираклион появился сам – в белой тенниске и белых полотняных брюках, которые воронкой спускаются от его выпуклого живота к тощим ногам. Он отозвал Гогу и Пашу в сторонку, пошептался о чем-то, а потом повел вниз, на склад; вид у него был взволнованный.
А ящики тяжелые. Прямоугольные, широкие, неудобные, обитые края измазаны салом, скользят. Вдобавок еще крышки все время падают, гремят, и это здорово действует на нервы. Самый коварный груз, какой только можно представить себе на продуктовом фургоне. Когда Сергей в одиночку перетаскал всю говядину на кухню, хозяин «Лабинки» появился снова и сказал:
– Слушай, Журавль, без твоей помощи нам не обойтись.
Журавль – это кличка Сергея в группировке. Дрын пытался исковеркать фамилию и называть его Курвой, но Сергей схватил Пашку за горло и пообещал вынуть глаз, а для убедительности приставил к прижмуренному веку выдернутый из ящика гвоздь. Это подействовало, и Гога придумал другую кличку, необидную. Курлы, курлы – так журавли кричат.
– Это точно, – согласился Сергей. – Без меня как без рук.
Ираклий посмотрел на него внимательно.
– Идем-ка.
Они пошли на склад, мимо разделочной, мимо дверей кухни и посудомоечной; Сергей увидел симпатичную девушку в форменном голубом переднике, она курила, прислонившись спиной к стене, кисти рук у нее багрово-красные от горячей хлорированной воды.
Потом спустились по лестнице с короткими неудобными ступенями.
– Осторожнее, – говорит Ираклион.
Когда рабочие выволакивают отсюда говяжьи и свиные туши, чтобы загрузить их на тележки и отправить в разделочную, на краешках ступеней остается соскобленное мясо и жир, их никто не убирает. Поскользнуться здесь ничего не стоит.
Скрипнула, поворачиваясь, тяжелая дверь склада, свет брызнул на каменный пол. Сергей вошел вслед за Ираклием, пригнув голову.
Гога и Дрын сидели на пустых поддонах, сосредоточенно рассматривая пальцы на своих руках. Рядом, на фанерном ящике из-под отечественных сигарет, лежал наполовину объеденный копченый цыпленок. У противоположной стены находилась холодильная камера, ее белая дверь забрызгана кровью. Рядом на каменном полу валялся человек, волосы которого слиплись в мокрый маслянистый колтун. Ираклий подошел к нему, опустился на корточки, брезгливым движением приподнял голову. Сергей увидел лицо в кровоподтеках, прикрытые веками глаза. Правая щека была черной от грязи.
– Фирсов его прислал, – сказал Гога. – Фирсов, точно. Он сам признался.
Ираклион отпустил голову, та безвольно упала на пол. Ираклион смотрел на Дрына.
– Ты прикончил его, дурень…
– Не-а, – бодро ответил Дрын. – Ты ж мне сказал… Что я, слов, думаешь, не понимаю?
– Он не дышит.
– Ага, еще как дышит!
Дрын привстал, «щеточкой» ударил человека по почкам. Тот неожиданно выгнулся, что-то простонал.
– Ага, – повторил вслед за Дрыном Ираклион.
Сергей не знал, кто этот человек и почему он валяется здесь, похожий на слегка оживший кусок говядины, судорожно перекатываясь с живота на спину и обратно; Сергей не знал, что имел в виду Ираклион, когда говорил, что без его, Сергея, помощи им не справиться.
Он не знал, но начинал догадываться.
– …Видал? Вот какая сука!
У Гоги в руке две гранаты – самых настоящих ребристых «лимонки» защитного цвета, с позванивающими на предохранительных скобах кольцами. Если рванут, в подвале никого не останется, только клочки мяса. Откуда у Гоги гранаты, почему он их показывает? Потом до него дошло, что это ответный ход. Фирсов, директор «Пилота» или тот, кто стоит за ним, прислали этого парня, чтобы он забросал гранатами склад и обеденный зал «Лабинки»… Но Ираклион проявил бдительность и задержал диверсанта.
Гога и Дрын снова рассматривают свои пальцы. У Паши на костяшке ссадина, он ухмыляется себе под нос. Ираклион разговаривает с фирсовским гонцом, тот наконец открывает глаза – они у него голубые, как форма обслуги в «Лабинке», – а потом, приподнявшись на локтях, отползает к дверце холодильной камеры. Теперь Ираклион обращается к Сергею, они вдвоем с Гогой что-то втолковывают ему. Втолковывают, втолковывают. К нижней губе Гоги прилипла табачная крошка.
– Очень просто. Под пиджаком ни живот, ни задница не торчат. Это дважды два – как и то, что черный цвет «съедает» объем.
– Но ведь сейчас у тебя вообще никакой задницы нет, а пиджаки ты носишь в любую погоду.
– Привычка осталась. К тому же здесь карманы, это гораздо удобнее, чем кейс… Так вот, о помощи…
– Да, да, конечно.
– Мне нужны досье Управления на моих свидетелей, – Денис достал из кармана лист бумаги, положил на стол. – То, чего я никогда не найду в картотеках МВД. Друзья, знакомые, подруги, какие-то увлечения… Все, что может вывести на какую-нибудь серьезную фигуру.
– Серьезную фигуру? – переспросил Агеев.
– Есть убийца или убийцы. Урки, короче. Кто-то из людей, чьи фамилии я записал здесь, возможно, водит с ними знакомство. Возможно, есть даже какие-то общие интересы. Но пока эти люди не засветились вместе, милиция не располагает об их связи никакой информацией.
Майор снова взялся за ручку. Теперь он пририсовывал к органу членистые ножки, по три с каждой стороны. Ножки были полуженские, полускорпионьи.
– Ты что, думаешь, мы на всех ведем учеты? Знаешь, сколько на это понадобилось бы сотрудников?
– Положим, не на всех. Но это специфическая публика, и наверняка кто-то да привлек ваш интерес.
– Если даже и так. Ведь это закрытая информация. Она может использоваться только в интересах Управления.
– Но речь идет об убийцах.
– Убийствами занимается прокуратура. Прокуратурой в данный отрезок времени занимается Управление, частью которого ты и являешься. Зачем решать контрольную задачку с помощью папиного калькулятора?
Холмс потер складки на лбу. Кажется, до него дошло.
– Так какова обстановка в прокуратуре города?
Денис поднял глаза. Да, он все понял. Но разговаривать с Агеевым сразу расхотелось. Мамонт никогда бы не сказал про папин калькулятор.
– Я даже не успел толком перезнакомиться. Пока что все на одно лицо, нормальные, обычные люди. Ничего особенного. Правда, у Тани Лопатко, она в соседнем кабинете сидит, вот у нее есть серьезное предположение, – тут Денис усмехнулся, – что один наш коллега работает на Управление.
– Кто?
– Тот самый Курбатов, который передал мне совет прокурора.
Агеев тоже хотел улыбнуться, но сдержался.
– Почему она так решила?
– Просто Курбатов ей не нравится.
– Ассоциативный признак.
– Наверное.
– Но ты-то ей нравишься, надеюсь?
– Тане Лопатко нравятся бородатые семейные мужчины.
– Ерунда. Она поделилась с тобой сомнениями насчет Курбатова – значит, противопоставила тебя ему. Курбатов – плохой, Петровский – хороший.
– И что теперь?
– Работать. Лопатко не замужем?.. Пригласи ее в хороший ресторан, где публика поприличнее. Да, Денис. Для холостой бабы, которая привыкла все делать для себя сама, – для нее уже счастье, что кто-то другой или третий приготовит вкусный ужин и после вымоет посуду. А если ты еще покормишь ее с ложечки, если подремонтируешь сливной бачок у нее в уборной, твоя Таня Лопатко превратится в ценный источник информации.
– Прежде чем ремонтировать сливной бачок, мужчина должен хотя бы раз переспать с хозяйкой этого бачка.
– Интересная мысль! – Агеев снова перевернул листок и принялся рисовать сантехника, ввинчивающего разводным ключом естественный болт в специфическую прорезь сливного бачка. Сюжет увлек его не на шутку.
– Не вижу тут никакого криминала, – сквозь зубы проговорил майор. – Она что, страшная?
Денис не ответил.
– Это работа, ты понял? – майор понизил голос. – Мне все равно, будешь ты спать с кем-то или нет. Один педик выкачивает для меня информацию у генерал-майора железнодорожных войск. Сказать, через какое место он ее качает?.. Ин-фор-ма-ци-я, лейтенант Петровский. Вот что меня интересует. Да и вас тоже. Точнее, нас обоих.
Агеев достал из кармана конверт, приоткрыл, чтобы Денис мог видеть краешек банкнот, и подвинул к нему.
– На оперативные расходы. И не скупись в ресторане. Первое впечатление очень важно, оно определяет все последующие отношения.
Выходя с явки, Холмс, как и положено, свернул во двор. Слева, у соседнего подъезда сидел Кирпич. Он пришел раньше назначенного срока и ожидал, то и дело бросая взгляд на стрелки часов. Увидев Петровского, Курлов поспешно отвернулся.
«Что здесь вынюхивает этот тип?» – неприязненно подумал он. Встреча со знакомым ставила его на грань расконспирации. Но Денис не смотрел по сторонам.
Когда час истек, Курлов вошел в квартиру.
– Что за спешка? – недовольно спросил Агеев. – Только что у меня была баба из… Неважно откуда. Но она связана с «Витязем», и вы вполне могли взаимно расшифроваться!
– Черт! А я встретил одного хмыря с юрфака, Петровский его фамилия… Но он меня не заметил.
Майор выругался про себя. Агенты не должны видеть друг друга. За такой прокол полковник Заишный вполне может его самого превратить в педика.
– Так почему внеплановая встреча? – Агеев сразу скомкал воспитательную часть беседы.
– Да потому, что сегодня «стрелка» из-за того кафе, ну «Пилота»! – нервно ответил Сергей. – Будет большое мочилово, возможно, со стрельбой! Мне предлагали взять пушку, я отказался…
– Действительно, зачем? У тебя своя есть, – спокойно сказал Агеев.
– Какая «своя»? Что за дела?! – ощетинился Курлов.
– Такая. Девятимиллиметровый «браунинг», расточенный под макаровский патрон, – по-прежнему спокойно продолжил Агеев. – Когда ты нам Витька сдал с гранатой, ему терять уже нечего было, он сказал, что в «бардачке» и ствол был. Но пропал. А куда ему пропасть-то, если ты последним в тот «бардачок» заглядывал?
– Вы чего, мне дело шьете? – прищурился Сергей. Он не собирался подставлять башку под пули и пришел отказаться. Но Агеев умело напомнил про Витька и про пистолет, выходило, что деваться ему и некуда. С такого крючка соскочишь только если внутренности окажутся наружу.
– Что ты, что ты! – Агеев в притворном испуге замахал руками. – Мы же друзья! А между друзьями какие счеты. Если бы ты врагом был, я бы тебя за этот пистолет мигом на четыре года упрятал. Да еще подгадал в ту зону, где крестник твой, Витек, парится! А так я тебе только помочь хочу. Так что там с этой стрелкой?
– В шесть, на опушке, возле кемпинга.
– Хорошо. Мы сообщим в милицию, – деловито сказал Агеев. Про себя он прикинул, что делать этого нельзя: те работают топорно, а ведь даже при самой ювелирной работе провал «стрелки» вызовет подозрения, в первую очередь они коснутся новичков и Кирпича мгновенно вычислят.
– Тогда я пошел.
– Счастливо.
* * *
Правильный двухэтажный параллелепипед – это и есть школа. «Эс-Ша» номер девяносто пять. Огромный говнисто-желтый кирпич, свалившийся с неба и угодивший на маленький пятачок свободного пространства между хрущевским кварталом и автобусной остановкой.Денис пришел сюда после двух, полагая, что основная масса детей к этому времени успеет разойтись по домам, а основная масса учителей – еще нет. У крыльца топтались стриженые подростки, похожие на кучку окурков; двое дрались, умело фехтуя сухонькими кулачками, остальные смотрели. Денис схватил каждого из бойцов за шиворот, двинул лбами друг о дружку и расставил в стороны.
– У вас что, уроки еще не окончены?.. – спросил он. – Две смены?
– Поцелуй меня в член, – посоветовал ему подросток, который стоял дальше всех. Он сплюнул и убежал; остальные последовали за ним.
Кабинет директора и учительская находились на втором этаже, в одном блоке. Едва Денис открыл дверь, раздался звонок. Несколько дам, явно слишком рано поседевших, гуськом проследовали из учительской на коридор. Одна из них, глянув на Дениса, бросила через плечо:
– Валерия Михайловна, это наверняка до вас.
– Да, войдите! – раздался высокий ломкий голос.
Денис вошел.
– Добрый день.
Едва увидев невысокую фигурку и большие, с серебряный доллар глаза, Денис подумал: «Учительница языка и литературы». Потом подумал: «Нет, инглиш или франсэз». Девушка (или молодая женщина) встала из-за стола, где гудел компьютер с красным инвентарным номером на корпусе. Вид у нее был растерянный.
– Извините, я, наверное, не вовремя… Здравствуйте.
– Вы что-то хотели? – спросила девушка.
Денису пришло в голову, что она вообще практикантка.
– Да, конечно. Вообще-то я хотел поговорить с директором.
Девушка присела на край стола одной половинкой, сложила руки на груди. Покосилась на компьютер. «Сейчас скажет, что она директор», – подумал вдруг Денис.
– К сожалению, директор больна. У вас что-то срочное?
– Пожалуй.
Денис показал удостоверение.
– В этой школе учился человек по имени Газарос Димирчян. Он закончил ее в девяносто третьем году. Вы помните его?
– Я тогда еще сама училась, на четвертом курсе, – сказала девушка. – Возможно, Анна Марьяновна помнит, она здесь с семьдесят второго. Или Александра Кирилловна. А что случилось… если, конечно, не секрет?
– Димирчян проходит у нас свидетелем по одному делу, – сказал Денис. – Может, сохранились какие-то старые классные журналы?
– Все старые журналы в конце учебного года сдают в архив роно.
Кстати, сочетание «Валерия Михайловна» ей совсем не подходит. Особенно – «Михайловна». Денис хотел сказать об этом, но не решился. У нее очень маленькие розовые уши. Розовые кончики пальцев с отчетливыми папиллярными линиями. Когда она сидит на одной половинке, край юбки открывает маленькое узкое колено. Тоже розовое, конечно. Интересно, у нее дома течет сливной бачок?
– Мгм… – протянул Денис. – Тогда извините. Видно, я просто не оттуда начал.
– Пожалуйста.
Он повернулся и пошел к двери, но по пути что-то вспомнил.
– Да, чуть не забыл. Еще. Простите мою назойливость, конечно. Чисто профессиональный интерес: вы преподаете язык и литературу?
– Нет. Я обычный секретарь. А что?
– Промахнулся, – Денис попробовал непринужденно рассмеяться. – Но вот сейчас точно угадаю: этот компьютер, на который вы все время так подозрительно коситесь, – он сломался, да?
Девушку нисколько не поразили его дедуктивные способности.
– Кто-то из учеников уничтожил два текстовых файла, – сказала она поскучневшим тоном. – Доклад директора на областной педагогической конференции.
– Да он наверняка убьет вас за это, – предположил Денис.
– Наш директор – женщина, – секретарь удивленно подняла глаза. Глаза у нее просто-таки инопланетянские. Гуманоидные. Огромные. Денис хотел сказать об этом вслух, но не решился.
– Все равно убьет. Я имею в виду, что моя работа – это не только расследование преступлений, это еще и их профилактика. Поэтому… позвольте взглянуть на ваш компьютер.
– Вы тут все равно ничего не сделаете.
Денис уже сидел перед монитором и нажимал на клавиши.
– Преподаватель, который читал у нас информатику, не уставал повторять: персональный компьютер – это самая снисходительная к человеческой глупости машина на свете. Простите. Он имел в виду, что здесь всегда есть возможность отыграть на пару ходов назад – надо только найти в каталоге строчку Unera-se… Честное слово, это все, что я запомнил со всего курса, это была единственная лекция по информатике, которую я не прогулял. Больше я ничего не знаю. Если бы мне сказали: включи компьютер или выключи – я просто растерялся бы. Честно… Ага, вот она. «Юнрэйз». Та самая волшебная строчка. Ну-ка посмотрите, Валерия Михайловна, что мы сейчас сделаем… Кстати, честно вам скажу: это имя-отчество вам совсем не идет.
* * *
В архиве роно ему выдали целую стопку журналов – с первого по десятый «Б». Знакомая серая обложка формата А-4, обернутая прозрачной клейкой пленкой. Когда Денис ходил в школу, такая пленка была в страшном дефиците, и девочка по фамилии Гулько всегда в начале года преподносила классному руководителю бережно свернутый рулон – специально для журнала. Никто не знал, откуда она эту пленку брала. В то время к людям, которые умели что-то доставать, вообще отношение было особое, и все учителя страшно уважали девочку Гулько. Потом оказалось, что этой пленкой турецкие строители во время ремонта оклеивают стены и полы в домах, чтобы не пачкать краской или раствором. Но к тому времени Денис уже закончил школу.Он оставил перед собой журналы за девятый и десятый классы, остальные отложил в сторону.
Первым делом переписал себе всех двоечников и троечников: фамилии и адреса. У Димирчяна, кстати, средний балл 4,2. Четверочников и отличников Денис решил тоже переписать. И девочек – на всякий случай.
Бокун, Борисова, Витковский, Войтек.
Он работал под мигающим светом люминесцентной лампы, один в перегороженном полками зале архива, похожем на трюм непотопляемого «Титаника». Воздух наполнен микроскопической бумажной взвесью, запахом старых чернил.
Грибова, Грищенко, Гуцул, Далидович, Демидов, Друсь, Есипенко, Журбо.
«Валерия», – думал Денис. Таежная симфония. Сердечный приступ. Соседский кот, забравшийся в аптечку и пьяно скачущий по занавескам.
Денис сказал, что когда-нибудь позвонит, если она не против. И пригласит куда-нибудь. Возможно.
Она сказала, что раз он спас ей жизнь, то вполне может рассчитывать.
У нее очень мягкая, нежная кожа – особенно на шее, за ушными раковинами. Денису очень хотелось дотронуться. К своим двадцати пяти годам он знал не очень-то много женщин, а главное, он так и не научился гипнотизировать их, чтобы они со вздохом «я твоя» оседали на кушетку и сбрасывали белье.
Он, наверное, позвонит. Как назовет ее: Валерия Михайловна? Ни в жизнь. Валерия? Нет. Валя? Лера?..
Денис тщательно изучил школьную характеристику Димирчяна. «Средние способности… внушаем… легко подпадает под влияние… открытый характер… неусидчив… активно участвовал в общественной жизни класса». Ничего конкретного. В этот же день Денис заглянул на место последней работы Газароса: в кассы Аэрофлота, где тот числился слесарем 3-го разряда. Переписал в отделе кадров всю бригаду.
Подумал, что на первое время хватит.
Вечером заполнил толстую стопку требований в картотеку ГУВД, чуть рука не отвалилась. Наверное, его просто пошлют куда подальше. Тридцать четыре фамилии – среди которых, возможно, окажется предыдущий владелец ракетницы, промежуточное звено между покойным шофером Старыгиным и покойным лоботрясом Димирчяном. Очень малая вероятность.
* * *
Агеев обычный мудило. Скот. Наверное, чтобы плодотворно работать в Управлении, которое только тем и занимается, что выцарапывает засохшее дерьмо из укромных щелей, его сотрудники сами должны быть дерьмом; у них наверняка и тестирование есть, анализы в пробирках, которые показывают содержание фекалий в организме, и у кого оно выше среднего, тот имеет все шансы шагнуть из капитана в майоры… Сергей, конечно, всех подробностей о поездке в «Пилот» не рассказывал, но ясно дал Агееву понять: место, в которое он угодил, – не для него.– Почему же? – удивился Агеев.
– Да потому, что когда-нибудь мне сунут в руки ломик и скажут: убей того-то и того-то!
– Стоп. Ты уже кого-то убил? – майор растопырил пятерню, и вид у него был такой, будто в случае положительного ответа он скажет «ага, сколько?» и, загнув пальцы, деловито запишет результат себе в блокнот.
– Нет, – сказал Сергей. И уточнил: – Пока нет.
Агеев тяжело вздохнул и скорчил сострадательную мину.
– Я понимаю, что тебе трудно. Но ведь сейчас начата война с организованной преступностью. Наркорынок растет, идет передел сфер, централизация влияния… А ты находишься на переднем крае.
– Плевать я хотел на все это! Передел сфер влияния – это их проблема. А то, что меня втягивают в настоящую уголовку, – это уже моя проблема!
Майор подсел и попытался приобнять за плечи, но Сергей отстранился.
– В ту войну, Великую Отечественную, наши разведчики работали в немецких штабах, гестапо… Думаешь, что они там делали? Немцам вредили, как в кино? Нет. Они должны были как можно лучше выполнять ту работу, получать за нее чины, медали, продвигаться по службе… Только тогда они могли успешно выполнять свою задачу. Значит, приходилось и операции против Советской Армии планировать, и партизан расстреливать… Об этом, правда, не говорят, но с чистыми руками служить в гестапо еще никому не удавалось!
– Да при чем тут гестапо? Сейчас ведь не война! И я не хочу никого убивать, мать вашу! – почти крикнул Сергей. – Вы что, совсем спятили?..
– Без истерики, – сказал Агеев сухим, как вобла, голосом. – Вспомни: разве Визбора судили за то, что он в «Семнадцати мгновениях» Бормана играл? Нет. То же самое и с тобой. У тебя есть роль, ты играешь по нашему заданию, значит, ты – лицо неподсудное.
«Как же, неподсудное, – мрачно думал он, вспоминая разговор с куратором. – Чуть жареным запахнет – сдашь ты меня с потрохами…»
Уже перед выездом на «стрелку» Сергей вторично отказался взять протянутый Дрыном обрез.
– Дубиной отмахаюсь, – он поднял рубаху и показал торчащий за поясом отпиленный черенок от лопаты.
Дрын презрительно сплюнул.
– Там не отмахиваться надо. Надо тех гадов уделать. А если каждый в штаны напустит, то ничего не получится.
– Посмотрим, кто в штаны напустит, а кто – нет…
– Посмотрим, – Дрын сплюнул еще раз, прямо Сергею под ноги. Тот сделал вид, что ничего не заметил.
Поехали на пяти машинах, хотя собралось человек пятнадцать, вполне влезли бы в три. В двух «Жигулях» разместились Гога, Паша, Сергей и еще пятеро подсобных рабочих из «Визиря». В трех неновых «БМВ» ехали семеро крепких парней, которых Курлов никогда раньше не видел. Мрачные, коротко стриженные, одетые в спортивные костюмы и кроссовки, они мало походили на Дрына, Гогу или самого Курлова.
«Боевики, профессиональные убийцы, – подумал Сергей. – Наверняка они вооружены. Когда всех повяжут, им не выкрутиться. Да и Паша спалится со своим дурацким обрезом…»
За аэропортом начинался большой, изрядно запущенный лесопарк, с восточной стороны он был превращен в свалку. Свернув с шоссе на неровную дорогу, кортеж машин повилял между мусорными кучами и выехал на поросшую высохшим бурьяном поляну.
Их уже ждали. Противная сторона была представлена шестью машинами, среди которых выделялся черный джип. Вокруг в напряженных позах стояли люди. Тоже человек пятнадцать.
– Не такие уж они крутые, – с облегчением выдохнул Паша.
Визаревцы остановились метрах в двадцати от джипа.
– «Фронтера», – сказал Гога. – Говно. Ты прав, они не крутые. Может, у них и стволов нету…
– Значит, слушай сюда, – деловито сказал Дрын. – Гость с ними базарит, а мы смотрим. А там – как получится. Но скорей всего без крови не обойдется…
Спортивные костюмы, широко расставив ноги, выстроились редкой цепочкой, а один направился к группе противника. Оттуда ему навстречу двинулся крупный парень в джинсах и тельняшке с закатанными рукавами. Они сошлись примерно посередине и, не здороваясь, начали базар. Вначале разговор шел тихо и Сергей ничего не слышал, но потом тон стал накаляться, и обрывки фраз уже доносились до слушателей.
– У нас своя территория, а вы напали…
– При чем здесь территория! Вы в чужое дело влезли! – уверенно накатывал Гость.
– Башли всем нужны. Всем жить надо. Или только вам?! – огрызался его соперник.
Страсти накалялись. Сергей несколько раз незаметно оглянулся по сторонам, отыскивая в кустах камуфляжные фигуры омоновцев, но никого не заметил. «Надо сразу лечь, чтоб калекой не сделали», – озабоченно подумал он.
Внезапно Гость ударил своего оппонента в челюсть, и тот как подкошенный рухнул на жухлый бурьян. Спортивные костюмы мгновенно вытащили пистолеты и открыли огонь. Ряды противника дрогнули. Боевики бросились вперед.
– За мной! – истошно заорал Дрын и тоже побежал, размахивая обрезом.
«Где же менты?» – с тоской подумал Сергей и, доставая палку, бросился следом.
Пробегая мимо пытающегося сесть переговорщика, Дрын выстрелил, и тот вновь опрокинулся на землю. У Курлова внутри что-то оборвалось. Сознание сделало спасительное переключение, и он будто бы оказался в стороне, посторонним наблюдателем. Закрутилась стремительная и жестокая драка. Спортивные костюмы спрятали стволы и действовали короткими цепями, Дрын выстрелил еще раз, но ни в кого не попал, разворотив дверь джипа. Курлов ударил маленького юркого парнишку по голове, тот уклонился, и палка сломала ключицу. Деморализованный противник бросился врассыпную.
– Уходим! – крикнул Гость.
Все вернулись к машинам.
– Зачем ты его завалил? – тяжело дыша, спросил Гость у Паши. – Команды такой не было, мы поверх голов стреляли!
– Дык откуда ж я знал… – бестолково развел руками Дрын.
Беспорядочно захлопали дверцы, взревели моторы. Объезжая кучи мусора, пять машин выехали на шоссе и понеслись к городу. Никто их не преследовал.
* * *
Эхо победной «стрелки» раздалось уже на следующий день.Когда Гога заезжал во двор «Лабинки», его «уазик» едва не задел крылом синий фургон, пришвартованный к рампе.
«Что еще за уроды повадились к нашему Ираклию?» – проворчал Гога. Сергей с Дрыном стали сгружать плоские железные ящики с говяжьими полуфабрикатами, а тут Ираклион появился сам – в белой тенниске и белых полотняных брюках, которые воронкой спускаются от его выпуклого живота к тощим ногам. Он отозвал Гогу и Пашу в сторонку, пошептался о чем-то, а потом повел вниз, на склад; вид у него был взволнованный.
А ящики тяжелые. Прямоугольные, широкие, неудобные, обитые края измазаны салом, скользят. Вдобавок еще крышки все время падают, гремят, и это здорово действует на нервы. Самый коварный груз, какой только можно представить себе на продуктовом фургоне. Когда Сергей в одиночку перетаскал всю говядину на кухню, хозяин «Лабинки» появился снова и сказал:
– Слушай, Журавль, без твоей помощи нам не обойтись.
Журавль – это кличка Сергея в группировке. Дрын пытался исковеркать фамилию и называть его Курвой, но Сергей схватил Пашку за горло и пообещал вынуть глаз, а для убедительности приставил к прижмуренному веку выдернутый из ящика гвоздь. Это подействовало, и Гога придумал другую кличку, необидную. Курлы, курлы – так журавли кричат.
– Это точно, – согласился Сергей. – Без меня как без рук.
Ираклий посмотрел на него внимательно.
– Идем-ка.
Они пошли на склад, мимо разделочной, мимо дверей кухни и посудомоечной; Сергей увидел симпатичную девушку в форменном голубом переднике, она курила, прислонившись спиной к стене, кисти рук у нее багрово-красные от горячей хлорированной воды.
Потом спустились по лестнице с короткими неудобными ступенями.
– Осторожнее, – говорит Ираклион.
Когда рабочие выволакивают отсюда говяжьи и свиные туши, чтобы загрузить их на тележки и отправить в разделочную, на краешках ступеней остается соскобленное мясо и жир, их никто не убирает. Поскользнуться здесь ничего не стоит.
Скрипнула, поворачиваясь, тяжелая дверь склада, свет брызнул на каменный пол. Сергей вошел вслед за Ираклием, пригнув голову.
Гога и Дрын сидели на пустых поддонах, сосредоточенно рассматривая пальцы на своих руках. Рядом, на фанерном ящике из-под отечественных сигарет, лежал наполовину объеденный копченый цыпленок. У противоположной стены находилась холодильная камера, ее белая дверь забрызгана кровью. Рядом на каменном полу валялся человек, волосы которого слиплись в мокрый маслянистый колтун. Ираклий подошел к нему, опустился на корточки, брезгливым движением приподнял голову. Сергей увидел лицо в кровоподтеках, прикрытые веками глаза. Правая щека была черной от грязи.
– Фирсов его прислал, – сказал Гога. – Фирсов, точно. Он сам признался.
Ираклион отпустил голову, та безвольно упала на пол. Ираклион смотрел на Дрына.
– Ты прикончил его, дурень…
– Не-а, – бодро ответил Дрын. – Ты ж мне сказал… Что я, слов, думаешь, не понимаю?
– Он не дышит.
– Ага, еще как дышит!
Дрын привстал, «щеточкой» ударил человека по почкам. Тот неожиданно выгнулся, что-то простонал.
– Ага, – повторил вслед за Дрыном Ираклион.
Сергей не знал, кто этот человек и почему он валяется здесь, похожий на слегка оживший кусок говядины, судорожно перекатываясь с живота на спину и обратно; Сергей не знал, что имел в виду Ираклион, когда говорил, что без его, Сергея, помощи им не справиться.
Он не знал, но начинал догадываться.
– …Видал? Вот какая сука!
У Гоги в руке две гранаты – самых настоящих ребристых «лимонки» защитного цвета, с позванивающими на предохранительных скобах кольцами. Если рванут, в подвале никого не останется, только клочки мяса. Откуда у Гоги гранаты, почему он их показывает? Потом до него дошло, что это ответный ход. Фирсов, директор «Пилота» или тот, кто стоит за ним, прислали этого парня, чтобы он забросал гранатами склад и обеденный зал «Лабинки»… Но Ираклион проявил бдительность и задержал диверсанта.
Гога и Дрын снова рассматривают свои пальцы. У Паши на костяшке ссадина, он ухмыляется себе под нос. Ираклион разговаривает с фирсовским гонцом, тот наконец открывает глаза – они у него голубые, как форма обслуги в «Лабинке», – а потом, приподнявшись на локтях, отползает к дверце холодильной камеры. Теперь Ираклион обращается к Сергею, они вдвоем с Гогой что-то втолковывают ему. Втолковывают, втолковывают. К нижней губе Гоги прилипла табачная крошка.