- На моей родине, - сказал Блейд, - в той далекой стране, что лежит за
Алым морем и империей Оттоса, есть знак, которым обмениваются мужчина и
женщина. Символ верности и любви, обещание грядущих ласк... - голос его стал
хриплым. - Иди ко мне, Зена... иди же... - пробормотал он и прижался к губам
девушки.
Она вздрогнула и попыталась освободиться, но он не выпускал ее из
объятий, пока не почувствовал, как раскрываются мягкие теплые губы. Наконец
кончик языка Зены скользнул в его рот, а холодные бронзовые пластинки
нагрудника уперлись в ключицы Блейда. Тогда он отпустил ее, чувствуя, как
неохотно девушка прервала поцелуй. На лице юной тайриоты застыло изумленное
выражение, фиалковые глаза потемнели. Вскоре она опять прижалась к нему,
руки девушки обвились вокруг шеи разведчика и она потянулась к нему губами.
Блейд долго и нежно целовал ее, затем опустил руки.
- Это называется поцелуй, - он произнес последнее слово на английском,
ибо в местном языке такого понятия не существовало. - Тебе понравилось,
малышка?
Она кивнула и протяжно повторила:
- Пье-це-луй... Да, мне понравилось, - ее алые губы сложились в лукавую
улыбку. - Но у нас тоже есть знак... знак любви и обещания... - ее ладонь
скользнула к чреслам Блейда. - И он мне тоже нравится. Разве нельзя сочетать
и то, и другое?
Разведчик улыбнулся в ответ; бесспорно, юная тайриота мыслила весьма
здраво. Тут они услышали шаги возвращавшегося Пелопса, и девушка резко
отодвинулась от Блейда, приложив палец к губам.
- Подождем, пока он заснет, - шепнула она, и Блейд облегченно вздохнул,
догадавшись, что в Сарме, как и на Земле, влюбленные предпочитали уединение.
Пелопс с гордым видом швырнул рядом с костром трех больших черепах. Эго
и оказались те самые твари с костяными панцирями, о которых ему доводилось
слышать. Блейд пустил в ход острый камень и свою силу, и вскоре путники уже
лакомились поджаренным на прутьях черепашьим мясом.
После ужина Зена отправилась к озеру. Блейд не возражал; теперь он был
уверен, что путы, привязывающие девушку к нему, крепче кожаных ремней.
Пелопс тревожно поглядывал на него. Он явно горел желанием что-то
сказать, но не мог набраться храбрости. Блейд терпеливо ждал.
- Тайриота Зена... - наконец пробормотал сармиец.
Блейд кивнул.
- Да, Пелопс, я знаю, как ее зовут. Что же дальше?
Пелопс судорожно сглотнул.
- Видишь ли, милостивый сьон, она - дочь Пфиры, ее возможная
наследница... да, возможная, ибо у тайрины есть и другие дочери... Знаешь,
почему ее послали с фадритами береговой стражи, в сопровождении самого
Экебуса? Чтобы она училась командовать воинами... как и другие ее сестры...
Им надо многое знать. Я, к примеру, обучал их произносить речи...
Блейд зевнул.
- Ты неплохо справился со своей задачей, Пелопс. Я выяснил, что Зена -
воспитанная девушка и знает, когда говорить, а когда - молчать.
- Не в том дело, - упрямо замотал головой Пелопс. - В Сарме, милостивый
сьон, простолюдинам запрещено касаться особ благородной крови. Наказание за
это просто ужасно - человека живьем бросают в огненную пасть Бек-Тора!
Он торопливо пробормотал молитву, затем нерешительно продолжил:
- Не гневайся, сьон, я видел вас... Я шел от озера... шел очень тихо. И
начал ломиться сквозь кусты, только когда увидел твои руки на плечах
тайриоты. Ты коснулся ее, значит, должен стать ее мужем... Но закон это
запрещает!
Блейд вздохнул. Теперь он понял, о чем хотел предупредить Пелопс; в
глазах жителей Сармы секс и брак были синонимами, а интимные ласки означали
заключение супружеского союза. Встав, он потянулся и снисходительно похлопал
Пелопса по плечу.
- Не беспокойся, друг мой, всякий закон допускает исключение. А сейчас
иди поспи и постарайся не замечать ничего лишнего. Кто не видел, тот не
сможет быть свидетелем, понял?
Пелопс поскреб в затылке.
- Понял, милостивый сьон. Ты - приказываешь, я - подчиняюсь... все, как
договорились. Но все же не забывай того, что я тебе рассказал.
- Спокойной ночи, Пелопс, - кротко произнес Блейд.
Достойный наставник юношества уже посапывал под навесом, забившись в
самый дальний утолок пещерки, когда Зена наконец вернулась. Кожа ее влажно
поблескивала, и Блейд понял, что девушка искупалась. Теперь, отыскав гибкую
веточку, девушка начала сооружать пышную прическу. Впрочем, и с распущенными
локонами выглядела тайриота превосходно. Блейд подбросил в костер хвороста и
с вожделением уставился на нее. Он не хотел предпринимать первым решительных
шагов; кто знает, холодная вода могла охладить страсти.
Покончив с волосами, девушка шагнула ближе. Блейд ощутил мускусный
аромат ее тела и вздрогнул. Нет, воды озера не погасили костер ее желаний!
- О, Блейд, - шепнула тайриота, - Блейд, супруг мой!
Она рванула шнуровку панциря, миг - и он полетел в сторону, сверкая
золотистыми отблесками. Полные белые груди с голубоватыми жилками и розовыми
сосками затрепетали, словно оживший мрамор, когда девушка сделала второй
шаг. Блейд поднялся, протягивая к ней руки; кровь молотом стучала у него в
висках.
Алые губы раскрылись, как лепестки цветка.
- Поцелуй меня, Блейд!
Он впился в них, потом начал целовать ее шею, плечи, грудь, жадно
лаская стройные упругие бедра. Но когда он потянул девушку вниз, на землю,
она с неожиданной силой вывернулась, опрокинув его на спину.
- Не так, - прошептала она. - Здесь, в Сарме, это делается по-другому.
Я - женщина, а ты всего лишь мужчина, и должен сейчас подчиняться мне.
Блейд ничего не имел против. Глубоко дыша, он лежал на спине, устремив
взгляд к ночным небесам, и ждал продолжения. Но Зена не торопилась.
Повернувшись к костру, она начертала в воздухе священный знак, потом
начала шептать молитву. Блейд не мог разобрать слов; в затылке стучали
медные колокола, заглушая тихое бормотание девушки. Но вот голос ее стал
громче, отчетливей:
- Я отдаю свое тело, великий Бек-Тор, двуединый бог, владыка земли и
небес, источник добра и зла. Я приношу его в жертву избранному мной мужчине.
Я проливаю свою девственную кровь, и пусть он никогда не сможет смыть знак
нашего союза!
Зена закончила молитву и, широко раздвинув ноги, встала над
распростертым на земле огромным телом Блейда. Она смотрела на него сверху
вниз широко раскрытыми затуманенными глазами. Затем, согнув ноги, начала
медленно опускаться. Ниже... еще ниже.
Плоть Блейда пылала; он ждал, вцепившись скрюченными пальцами в мягкую
траву. Сейчас он был не человеком; скорее, диким зверем, хищником, страстно
и нетерпеливо вожделеющим самку. Но эта метаморфоза не беспокоила его.
Еще ниже. Зена опустилась на колени, и его фаллос коснулся желанной
цели - влажной, трепещущей, сулившей наслаждение. Он с трудом удержался,
чтобы резко и грубо не войти в нее, не дожидаясь завершения ритуала. Нет,
так нельзя! Сейчас, под темными небесами этой страны, он брал жену, он
венчался с Зеной согласно вере и обычаям бесчисленных поколений ее предков.
И все должно было идти своим чередом.
Зена застыла, подняв лицо к небу. Блейд протянул руки, и его пальцы
коснулись теплых грудей девушки, драгоценных плодов древа жизни. Вдруг она
пронзительно вскрикнула:
- Смотри на нас, великий Бек-Тор! Вот мой избранник!
С этими словами она почти рухнула на Блейда. Лицо ее исказила
мгновенная гримаска боли, затем губы раскрылись в торжествующей и радостной
улыбке. Блейд почувствовал, как струйка теплой крови брызнула ему на бедро.
Судорожно вздохнув, он прижал девушку к себе, и ночь, теплая звездная
ночь Сармы, ласково окутала их своим темным покрывалом.


    ГЛАВА 6



За девять дней странствий по болотам, равнинам и холмам Сармы Блейд
впитал массу новой информации. Теперь, вооружившись этими сведениями, он был
готов планировать свои дальнейшие шаги. Главной его целью по-прежнему
являлось выживание; он твердо намеревался решить сию задачу, ускользая из
ловушек и минуя капканы, которые приготовил ему этот мир красноватых вод,
бурых холмов и туманного блеклого неба.
Впрочем, в один из капканов он уже угодил - в тот самый, которого так
долго и искусно избегал на Земле. Он женился, взяв супругу царственной крови
по законам приютившей его страны; и хотя отношения с Зеной складывались пока
вполне нормально, Блейд уже чувствовал легкое утомление и скуку.
После их первой ночи, когда юная тайриота превратилась в женщину, он
взял инициативу в свои руки - точнее, отобрал ее у Зены. Она попробовала
сопротивляться, и пару раз ему пришлось использовать свое преимущество в
силе. Наконец он заявил ей:
- В моей стране, Зена, мужчина главенствует в постели. Так что тебе,
хочешь или не хочешь, придется к этому привыкать!
Кажется, юная супруга смирилась с его сексуальными привычками, стараясь
не вспоминать, что в Сарме и днем, и ночью правят женщины. Зато, едва лишь
им удавалось уединиться, она требовала от мужа все новых и новых
доказательств его привязанности. Блейд был крепким мужчиной; но сейчас он с
удовольствием провел бы неделю-другую в какой-нибудь монашеской обители.
План действий окончательно созрел в его голове, и, после некоторых
размышлений, разведчик посвятил в него Зену и Пелопса. Из прежних своих
визитов в Измерение Икс он вынес твердое убеждение, что лишь дерзкая отвага,
помноженная на точный расчет, способна обеспечить успех. И здесь, в Сарме,
он не собирался изменять свою тактику.
В результате путники направились в город Барракид, расположенный на
травянистой равнине за Бурыми горами - местом тренировок гладиаторов,
которым предстояло выступать в столице. Подневольные бойцы обитали в большом
лагере за городской чертой, подальше от распаханных земель, фруктовых
плантаций, пастбищ и искусственных прудов с рыбой; их было несколько сотен,
а в самом Барракиде и его окрестностях невольников насчитывали тысячами
- Где лучше спрятаться беглому рабу? Среди других рабов, - объяснил
спутникам Блейд. - Никто не найдет травинку в поле, дерево в лесу, камешек
на морском берегу.
Перетрусивший Пелопс не хотел идти в Барракид. Он вопил, что не желает
опять превращаться в раба, поминая при этом Бека, Тора, огненную пасть
божества и раскаленные сковородки Экебуса, приготовленные беглецу. У Блейда
опускались руки, но Зена сумела уговорить бывшего учителя. Девушка уже не
прекословила супругу ни в чем, стараясь предугадать любое его желание. Она
была влюблена, и Блейд не сомневался, что юная тайриота променяет царский
дворец Сармакида на хижину раба, лишь бы не разлучаться с ним. Сам он,
правда, предпочитал дворец.
Он поведал Зене обычную легенду о далекой стране на том краю света,
морском путешествии и ужасном шторме; о судне, напоровшемся на скалы,
погибшем экипаже и своем чудесном спасении. На этот раз, правда, была
добавлена важная подробность - любимый брат-близнец, спутник по плаванию. С
дрожью в голосе Блейд сообщил, что не теряет надежды на спасение дорогого
братца и постарается разыскать его в Сарме. Растроганная Зена обещала помочь
супругу, восхищаясь про себя его верностью родственному долгу.
Когда они подошли к Барракиду, Блейд еще раз проинструктировал своих
спутников, которые должны были выложить Моканасу, местному
правителю-фадранту, не менее убедительную историю, чем сочиненная им самим
для Зены. Он знал уже, что на него, чужестранца, не распространяются
некоторые законы Сармы; точнее говоря, он мог пренебречь кое-какими местными
обычаями, что было сейчас весьма кстати. В этой стране существовала каста
рабов-гладиаторов, удостоенных за свои кровавые труды ряда привилегий.
Вступая в нее, местные жители теряли свободу; Блейд же, на правах чужеземца,
мог развлечь публику на правах вольнонаемного. На первых порах роль воина из
далекой страны, непобедимого бойца, готового махать мечом на всех ристалищах
Сармы, вполне устроила бы его. То был верный и, возможно, единственный путь
к успеху, известности и власти.
Но Зену он решительно не устраивал.
- Тебя же могут убить! - в ужасе вскричала юная тайриота. - Ты - мой
муж, и твоя жизнь принадлежит только мне! А я вовсе не хочу, чтобы ты погиб
на арене! - И, прильнув к могучей груди Блейда, она разрыдалась.
Разведчик нежно погладил золотистые локоны своей возлюбленной и кивнул
в сторону Пелопса.
- Другого выхода нет, Зена. Спроси его.
Маленький учитель, которому была уготована роль слуги чужеземного
воителя, почесал свой заросший пушком затылок и заметил, что если милостивый
сьон обращается с мечом столь же умело, как с женщинами, то никаких проблем
не возникнет. Он был, к тому же, на голову выше и вдвое сильнее любого
сармийца, так что в поединке один на один ему не грозила никакая опасность.
Другое дело групповые сражения, где многое зависело от выучки и сплоченных
действий всего отряда...
Тут Зена расплакалась еще сильней, и Блейд наградил утешителя яростным
взглядом.
- Не лей слезы по мне раньше времени, детка, - произнес он, приподняв
ее заплаканное лицо. - Постарайся убедить этого Моканаса, что я достоин
выступать на столичной арене, вот и все. Дальше - мое дело.
Со слов Пелопса разведчик знал, что тайриота, как и другие знатные люди
Сармы, могла владеть командой собственных гладиаторов. Она платила за
обучение и снаряжение воинов-рабов, выступавших на ристалищах под ее
цветами, но лишь крупные специалисты воинского дела решали, кто, когда и с
кем будет биться. Так повелось с древних времен, и в истории Сармы
случалось, что удачливым и сильным доставался драгоценный приз - ложе
девушки благородной крови.
- Не волнуйся, - повторил Блейд, - дело верное. Мы с Пелопсом останемся
в лагере, а ты, Зена, отправишься в Сармакид и скажешь то, о чем мы
договорились. Надеюсь, тайриоту не станут расспрашивать слишком подробно.
Его супруга вытерла слезы и грустно покачала головой.
- Не знаю, муж мой... Наша мать, тайрина Пфира, очень подозрительна.
Все будет так, как она повелит...
Блейду давно было известно, что любовь и согласие редко обитают в
королевских дворцах; Сарма, вероятно, не являлась исключением. В паузах
между любовными утехами Зена поведала супругу немало жутких историй. Тайрина
отличалась редкой плодовитостью, но, согласно древней традиции, ее детей
мужского пола умертвляли при появлении на свет; престол наследовался по
женской линии. Взрослых дочерей-претенденток вполне хватало, и те, кто
проявлял излишнюю настырность, тоже лишались голов - ради спокойствия в
государстве. Лицемерие и обман, коварные интриги и убийства - в этом
сармакидские владычицы не уступали ни повелителям монгов, ни альбийским
баронам.
- Постарайся убедить тайрину, - сказал Блейд, поглаживая кудри своей
подруги. - Твоя история выглядит вполне правдоподобно. Про такую мелочь, как
Пелопс, вообще не стоит упоминать. Меня же ты нашла на берегу и, проявив
милосердие, повелела идти в Барракид и готовиться к состязаниям, чтобы
прославить твой герб и доказать собственную доблесть. Вот и все, что ты
должна сказать, Зена. Думаю, тебе поверят.
- Но, Блейд, ведь нам придется расстаться! Я совсем не хочу...
- Если ты натворишь глупостей, Зена, и скажешь, что избрала меня в
мужья, вся история раскроется, и мы с Пелопсом, скорее всего, попадем на
сковородку. Он - за побег, а я - за то, что помог беглому рабу. Ты этого
хочешь?
Тон Блейда был суров, и из глаз девушки снова брызнули слезы; затем она
молча кивнула головой. На этом спор был закончен; и когда путники добрались
до Барракида, Зена объявила, что рослый чужестранец находится под ее
покровительством и вскоре покажет свое боевое искусство на празднике в
столице. Тут, в провинции, ее приказ не вызвал лишних вопросов, и тайриота в
сопровождении воинского отряда отбыла в Сармакид.
Ее эскорт состоял из воинов Моканаса - того самого фадранта, который
следил за подготовкой гладиаторов в барракидском лагере. Для сармийца он
выглядел слишком рослым и могучим; вдобавок его хитрая физиономия доверия не
вызывала. Вначале разведчик немало позабавился, глядя, как этот
звероподобный великан с огромным брюхом гнет спину перед Зеной; потом его
охватили опасения. Впервые он отчетливо и ясно понял, что власть над Сармой
принадлежала женщинам; и раболепные поклоны фадранта свидетельствовали, что
власть их, сильная и жестокая, коренилась в нерушимых древних традициях. Об
этом не стоило забывать. В любом из семи миров, в которые переносил Блейда
компьютер, выжить было непросто; но в стране, где царит абсолютный
матриархат, эта задача усложнялась вдвое.
В лагере ему отвели маленькую хижину, сложенную из грубых валунов -
одно из многих таких же строений, рядами тянувшихся на опаленной солнцем
равнине к северу от города. Неподалеку простиралось огромное озеро с темными
водами, называвшееся Патто; где-то на западе, за бурым горным хребтом,
лежала столица Сармы, город Сармакид. Позади хижин, на равнине, высились две
дюжины виселиц - для устрашения ленивых и непокорных; еще дальше стояло
каменное изваяние Бек-Тора, дуального божества-гермафродита, сочетавшего
доброе и злое начала. Добрая ипостась бога олицетворяла, естественно,
женщин, злая - противоположный пол.
Распорядок дня в гладиаторском лагере был суров и однообразен.
Упражнения для тренировки силы и выносливости сменялись разучиванием приемов
боя, учебными схватками на тяжелых деревянных мечах и бегом. Последнему
придавалось весьма большое значение - каждый претендент, желавший блеснуть
на столичной арене, должен был пробегать пять-шесть миль в день. За
гладиаторами никто не следил, охрана отсутствовала; сюда попадали только по
доброй воле и, насколько понял Блейд, от желающих не было отбоя. Иными
альтернативами являлись плантации, галеры и рудники, которые страшили рабов
больше всего. Каждый, кто мог держать в руках меч, предпочитал сытную пищу и
славную смерть монотонному труду на полях или медленной гибели в копях и
шахтах.
Прошло три недели. Блейд трудился на ристалище под одобрительными
взглядами местных ланист, Пелопс предпочитал сидеть в каменной хижине,
занимаясь их нехитрым холостяцким хозяйством. Лишь иногда он отваживался
вылезти наружу и дойти до продуктового склада, хотя тут ему грозило куда
меньше опасностей, чем на побережье капидов. Он был слугой чужеземного
воина, искателя удачи, умелого бойца, и никого не интересовало, чем
маленький учитель занимался прежде и где встретил своего нынешнего хозяина.
Однако страх не покидал Пелопса, и временами Блейду казалось, что он боится
собственной тени.
В один из жарких дней разведчик совершал обычную пробежку. Почти нагой,
лишь в пропотевшей набедренной повязке, он мчался по выжженной солнцем
равнине, покрытой чахлой травой. Дорога от лагеря до холма, где высилась
огромная статуя Бек-Тора, составляла мили три; как всегда, Блейд остановился
передохнуть в тени гранитного колосса.
Это гигантское изваяние одновременно внушало ему отвращение и будило
любопытство. Бог сидел в позе лотоса, словно Будда; его мощные длани были
вяло опущены вниз, на плоской физиономии застыла сонная улыбка, чудовищный
живот подпирал нависшие над ним груди с острыми сосками... Женские груди,
что соответствовало дуальной природе великого Бек-Тора, бога Сармы.
Его двуполая сущность являлась основой местной религии; как уже было
известно Блейду, владыка земли и небес сочетал два начала: доброе,
созидательное - женское, и злое, разрушительное - мужское. Пожалуй, не
столько сочетал, сколько вмещал в одно тело благожелательного гения Бека и
жестокого демона Тора, находившихся в постоянной борьбе. Сармийцы редко
рисковали упоминать второе имя бога; однако, взывая к доброму Беку, всегда
молчаливо склоняли голову перед безжалостным Тором.
Пелопс, для которого Блейд поистине был благодарным слушателем, шепотом
повествовал о жутких обрядах, во время которых сжигали живьем младенцев
женского пола; мальчики почему-то считались неподходящими для этой
процедуры. Видимо, зло, как всюду и везде, требовало определенных жертв со
стороны добра.
Блейд, с отвращением покосившись на отвислые груди божества, гневно
сплюнул в траву у его ног. Бек-Тор ответил безмятежной улыбкой - подобные
мелочи его не задевали. Он торчал тут неисчислимое множество лет и, попирая
каменным седалищем породившую его землю, с оскорбительным равнодушием не
замечал пришельца с Земли, ничтожного червяка, проникшего в его мир. Блейд
скрипнул зубами и помочился на гигантскую ступню.
Он уже поворачивал обратно, когда раздался шорох и из-за массивных
каменных ягодиц бога появился Моканас. На лице фадранта блуждала жестокая
ухмылка, обнажавшая кривые зубы, почерневшие от смолы чико - местного
дерева, чья кора шла на приготовление жвачки. На миг он показался Блейду
ожившим воплощением идола - такое же огромное брюхо, плоская физиономия,
мощные руки. Необъятную талию фадранта опоясывал широкий ремень с мечом; в
руках он держал хлыст. На толстой шее болталась серебряная цепь с круглой
бляшкой - знаком власти над жизнью и смертью любого из обитателей Барракида.
Хлыст протянулся к оскверненной ступне божества
- Ты совершил святотатство, чужеземец! И я готов это
засвидетельствовать! - губы Моканаса опять растянулся в ухмылке. - Теперь я
могу отхлестать тебя... - он подумал и, возведя к небесам маленькие глазки,
мечтательно добавил: - или подвесить за ноги во славу Бека и на устрашение
прочим богохульникам.
Подобное наказание считалось одним из самых суровых в Сарме, и за те
дни, что Блейд провел в Барракиде, ему дважды пришлось лицезреть подобную
экзекуцию. За дерзость, неповиновение, кощунство и другие проступки раба
подвешивали на столбе за ноги, заодно обвязав тонкой веревкой гениталии.
Срок кары зависел от тяжести проступка. Несчастные, оставшиеся в живых после
этой пытки, превращались в евнухов.
Разведчик окинул Моканаса быстрым взглядом. Их отношения складывались
непросто, с одной стороны, фадрант по достоинству оценил воинское искусство
чужака, с другой - испытывал к нему самую черную зависть. Причин для этого
было предостаточно - и великолепное сложение пришельца, и его сила, и умение
владеть любым оружием. Одно то, как чужеземец попал сюда, в лучший лагерь
сармийских гладиаторов, являлось вызовом Моканасу. Будучи реалистом, Блейд
подозревал, что лишь покровительство тайриоты спасает его от клинков убийц.
Он постарался успокоиться и с дружелюбной улыбкой произнес:
- О каком святотатстве ты толкуешь, почтенный фадрант? Я только окропил
траву. А если что-то и попало на камень, так все уже высохло.
Моканас снова растянул толстые губы. Он был ниже Блейда дюймов на пять,
но по местным стандартам мог считаться великаном. Кривые толстые ноги
фадранта походили на древесные корни, грудь и плечи бугрились тугими
мышцами. Несомненно, он обладал страшной силой, но отвислое брюхо делало его
неуклюжим. Блейд не сомневался, что справится с ним.
- Я видел то, что мне захотелось увидеть, - нагло заявил Моканас,
щелкнув хлыстом. - Если я считаю, что совершено святотатство, значит, так
оно и было. И теперь даже тайрина Зена не помешает мне вздернуть тебя, - он
уставился прямо в лицо разведчику. - Ты не нравишься мне, чужеземец! Боги
Сармы тоже не любят чужих. И если Тор желает уничтожить тебя моими руками, я
не стану возражать.
Блейд ответил фадранту твердым взглядом. Этот человек чего-то хотел от
него, но пока разведчик не мог понять, к чему тот клонит дело. Спокойно и
веско он сказал:
- Неужели, почтенный, ты прошел такой долгий путь по жаре, чтобы
сказать то, что я давно знаю? Мне ты тоже сильно не нравишься. Ты жирный
мерзавец, но далеко не глуп, и следил за мной с какой-то целью. Зачем? Ну,
выкладывай!
Фадрант грубо расхохотался, теребя толстыми пальцами хлыст.
- Да и ты не глуп, чужак! Конечно, я пришел сюда не за тем, чтобы
любоваться, как ты поливаешь мочой Бек-Тора, - он кивнул в сторону
равнодушного истукана, начертай перед грудью священный знак.
Блейд терпеливо и настороженно ждал. Неужели Моканас собирается убить
его? Конечно, фадрант вооружен, но чтобы ткнуть жертву мечом, надо сначала
догнать ее. Маленькая пробежка по равнине, и эта груда жира не устоит на
ногах от легкого толчка...
Моканас сделал шаг вперед. Блейд мгновенно отпрянул; руки его, с
окаменевшими ладонями, скрестились в защитной стойке. Пожалуй, решил он, не
стоит долго гонять этого борова; черный пояс карате давал ему неоспоримое
преимущество.
Фадрант остановился, стегнул по песку кнутом и снова хрипло захохотал.
- Я не собираюсь пускать тебе кровь, чужак. Даю слово!
Словам Блейд не верил; он больше полагался на свои кулаки. Но надо ли
обострять отношения с всесильным фадрантом? Во всяком случае, стоило прежде
выслушать его. Нахмурив брови, разведчик резко произнес:
- Говори, чего тебе надо, или оставь меня в покое, почтенный! И учти -
я не отношусь к доверчивым людям.
Моканас пожал мощными плечами.
- Я хотел потолковать без свидетелей, чужак. В Барракиде появился
большой вельможа с побережья, Экебус, верховный фадрант. Слышал о таком?
Блейд насторожился. Экебус, любитель охотиться на беглых рабов? Тот
самый, который приставал к Зене и получил удар плетью? Что ему тут надо?
Он кивнул.
- Да, мне о нем говорили. И что же?
Моканас снова ухмыльнулся; от него разило потом и горьким запахом смолы