рукой цепь, свисавшую с пояса Пелопса.
Когда фадрант в очередной раз проезжал мимо, его взгляд вновь
остановился на маленьком учителе.
- Скоро эта мразь клюнет землю в третий раз, - зловеще пробормотал он.
Блейд вздрогнул и поднял мрачный взгляд на Экебуса.
- Я могу нести его, сьон! Он совсем не тяжелый.
Тот отрицательно покачал головой и рассмеялся.
- Это запрещено. Каждый сам за себя, и если он еще раз упадет, то
подвергнется испытанию. Неужели ты сомневаешься в моем милосердии?
Блейд попробовал сплюнуть, но горло у него пересохло - последнюю порцию
воды он отдал Пелопсу. Жест, однако, выглядел достаточно красноречивым.
Экебус снова рассмеялся и, подозвав двух фадритов, что-то тихо приказал
им. Теперь эта пара постоянно держалась рядом, словно два волка,
подстерегающих усталую овцу. Стиснув зубы, разведчик запустил пальцы в
бороду, уже порядком отросшую, курчавую и всклокоченную, затем дернул цепь,
прикрепленную к наручникам Пелопса. Он должен довести его до Сармакида! В
том поединке, который они с Экебусом вели за жизнь этого малыша, каждый
глоток воды и каждая унция веса значили так много!
- Шагай! Ты должен идти, малыш! - рявкнул Блейд. - Все очень просто -
шаг, еще шаг и еще один. Думай только об этом. Когда соберешься падать,
предупреди меня. Я помогу.
- О, великодушный сьон, - простонал Пелопс, - брось меня... Я не
заслужил такой заботы... Я умру здесь... смерть от копья лучше огненного
чрева Тора...
- Все равно я буду тебя тащить, - мрачно пообещал разведчик. - Я не
могу тебя оставить, малыш, других друзей у меня нет.
Пелопс споткнулся, и он натянул цепь, не давая сармийцу свалиться на
землю. Наблюдатели, к счастью, были заняты; они по очереди прикладывались к
фляге с подозрительным содержимым и не смотрели по сторонам.
- У тебя есть Зена, - простонал Пелопс, судорожно ловя ртом горячий
воздух. - Хотя я не понимаю... - он замялся.
- Я тоже не понимаю, - согласился Блейд. - Что-то здесь не то.
Первый раз он вслух высказал свои подозрения, мучившие его с начала
похода. И с ним, и с Пелопсом обращались не лучше, чем с остальными рабами,
- а может, еще и хуже. - Да, вряд ли Зена сумела получить родительское
благословение на брак! Этот переход через степи и горы с рабским караваном
не слишком напоминал триумфальное шествие любимого королевского зятя. Что-то
не сработало. Вероятно, Зене не удалось добиться успеха - во всяком случае,
полного успеха. Разведчик вспомнил слова Экебуса, что его вызывают в столицу
по приказу тайрины. Именно тайрины! О Зене фадрант не упомянул ни словом.
И было ясно, что фадрант повинуется приказу с неохотой. Если с
чужеземным воином и его слугой что-нибудь случится в дороге, Экебус будет не
слишком огорчен. Блейд не сомневался, что хитроумный фадрант уже заготовил
какую-нибудь правдоподобную версию для тайрины.
По ночам невольников тоже держали в цепях, и люди, падая на землю,
засыпали прямо в грязи и нечистотах, слишком усталые, чтобы обращать на это
внимание. Пелопс отключался сразу, нередко забывая об ужине; Блейд
расталкивал его и заставлял есть. Сам он проводил вечерние часы в
размышлениях. Караван двигался через степи и горы к морскому побережью, к
столице, и неприятные предчувствия все чаще и чаще охватывали разведчика.
День ото дня цепь становилась тяжелее, Пелопс спотыкался на каждом шагу, и
сердце Блейда леденело в ожидании беды.
Наконец колонна нанизанных на цепь людей подобно змее вползла по крутой
тропинке на высокое каменистое плоскогорье и остановилась на отдых на краю
отвесного утеса. Вдалеке, залитые неярким тусклым золотом закатного солнца,
поблескивали крыши башен, дворцов и храмов Сармакида. За городом алело море,
и Блейд уже ощущал слабый йодистый запах соленой воды. Над удлиненным
прямоугольником гавани, перекрытой огромной бронзовой цепью, вздымался лес
корабельных мачт. Этот вид не был неожиданным для странника; Пелопс не раз
говорил ему, что Сарма - морская держава.
Застонав, маленький учитель в изнеможении опустился на землю. Остальные
рабы чувствовали себя не лучше; каждый падал там, где стоял. Лишь Блейд
остался на ногах, скрестив на груди мускулистые руки; он пристально
разглядывал зеленую равнину, что начиналась у подножия утесов. Перед ним
простирался полуостров, длинным треугольником выступавший в море. Город был
построен на северной его стороне и защищен рвами и каменными стенами; в
центре его, на холме, к которому сходились все улицы, стоял дворец
правительницы - длинное невысокое сооружение из мрамора, с единственной
башней, увенчанной флагштоком.
Прищурившись, Блейд стал рассматривать гирлянду цветных вымпелов,
свисавших с этой мачты. За время путешествия он заставил Пелопса описать
назначение каждого флага, памятуя, что каждый образованный человек в Сарме
понимал их сигналы. Флажков применялось около полусотни, и выучить этот
нехитрый алфавит было нетрудно. Сейчас на поперечине флагштока висело шесть
вымпелов: ярко-красный, означавший приветствие; затем - флаг с цветами
верховного фадранта; синий с желтым крестом - символ срочного приказа;
розовый с багряным кругом - знак воина; белый с черной полосой - это
соответствовало понятиям "чужой", "не принадлежащий Сарме"; последним
следовал вымпел правительницы. Обозрев эту гирлянду, Блейд легко прочитал:
"Приветствую Экебуса. Доставь чужака немедленно. Пфира".
Пелопс, отдуваясь, тоже бросил взгляд на флажки, потом в ужасе перевел
глаза на Блейда.
- Они разлучат нас, сьон... Я это чувствую!
Разведчик угрюмо кивнул.
- Думаю, ненадолго. Я увижу Зену и тогда...
- Если увидишь, сьон, - с тяжелым вздохом прервал хозяина Пелопс. - Ты
все еще не понял, что жизнь простолюдина в Сарме ценится в медный грош.
Владычица наша Пфира сильна и жестока - по-своему, не так, как Экебус. Она
бережет свою власть... Ходят слухи, что иногда пропадают дочери тайрины - из
тех, что поумнее... Она прожила сто лет и собирается жить вечно. Десять
тысяч мужчин ублажали великую Пфиру, но красота ее не увяла до сих пор. Она
не стареет и, наверно, никогда не умрет.
Блейд шлепнул своего компаньона по затылку.
- Не паникуй, малыш! Похоже, трудная дорога ослабила разум великого
оратора. Мы ведь решили, что эти истории - просто сказки для малых детей.
Никто не может прожить сто лет, сохранив молодость. Так что...
В этот миг с равнины донесся оглушительный грохот. Взмыли густые клубы
бледно-желтого дыма; они поднимались вверх, ветер подхватывал их и нес к
мглистому небу. Блейд понюхал воздух, сморщился: запахи серы и горелой плоти
перебивали чистый морской аромат.
- Откуда эта вонь, Пелопс?
Сармиец вытянул дрожащую руку к гигантской статуе Бек-Тора, что
возвышалась на равнине за городской стеной. Блейд не слишком внимательно
разглядывал ее; город и гавань интересовали разведчика гораздо больше.
Теперь он внимательно присмотрелся к каменному идолу, и то, что он увидел,
ему не понравилось.
На плоской физиономии божества от уха до уха зияла огромная пасть -
словно бог хищно ухмылялся, глядя на покорный город. Пока Блейд рассматривал
статую, грохот раздался вновь, и чудовищный рот изверг огромный язык пламени
и дыма. Снова долетел уже знакомый запах, и снова Блейд сморщился и бросил
вопросительный взгляд на маленького учителя.
Пелопс начертал перед грудью священный знак.
- Это великое изваяние Бек-Тора Сармакидского, сьон. Жрецы очищают его
чрево от сгоревшей плоти и костей - вот откуда этот мерзкий запах. Когда
прибудет Черный Оттос, на равнине под городом устроят большой праздник с
жертвоприношениями. Бек-Тору отдадут рабов и преступников, а также
младенцев, девочек... - Пелопс снова начал дрожать, из глаз у него хлынули
слезы. - Я думаю, милостивый сьон, хорошо бы тебе поскорее встретиться со
своей тайриотой... Так будет лучше для нас обоих.
Блейд был совершенно согласен с ним; ему очень не нравился этот
устрашающий аромат крематория. Из пасти божества опять вырвался язык пламени
и дыма, словно в его утробе качали огромные меха,
На белом жеребце к ним подскакал Экебус; за ним шагали десять солдат с
копьями наперевес. Они окружили Блейда, затем с ног разведчика сбили
кандалы.
- Мы отправляемся во дворец, - предупредил фадрант. - Зена, я думаю,
истосковалась... Да и ты, наверно, горишь от нетерпения?
В тоне верховного фадранта чувствовалась издевка, темные прищуренные
глаза горели злобой. Блейдом вновь овладели тревожные предчувствия.
- Я готов. - Поднявшись на ноги, он показал на Пелопса. - Снимите с
него цепь. Он мой слуга и нужен мне. Мы оба - под защитой тайрины.
Внезапно Экебус разразился хохотом. Затем свесился с седла, разглядывая
Пелопса, и опять расхохотался, тыкая пальцем в маленького человечка.
- Этот? Эта мразь - под защитой тайрины? Трусливый болтун, наказанный
за богохульство? Я кое-что знаю о нем - его предала собственная жена! Видно,
немного радости приносил он ей в постели, клянусь милосердным Беком!
Фадрант продолжал смеяться, потом к нему присоединились солдаты.
Маленький человечек съежился на цепи, не подымая глаз на Блейда.
Экебус выпрямился в седле и сделал знак солдатам; те стали древками
копий подталкивать Блейда к тропинке, уходившей вниз, к городу. Пелопс,
опустив голову, сидел на земле.
Фадрант смерил беглого раба взглядом, погладил бородку.
- Да, тайрина будет очень огорчена, - насмешливо заметил он, - не
увидев такого бравого молодца! Но я надеюсь, она переживет это огорчение. На
худой конец, я привезу ей твою голову, раб.
Внезапно Пелопс откинулся назад и с яростным вызовом посмотрел на
Стража Побережья; слезы на его глазах высохли.
- Не смей называть меня рабом! - крикнул он, вытягивая трясущуюся руку
к фадранту. - Я не раб, и никогда не стану рабом!
Экебус выхватил меч и плашмя ударил Пелопса по макушке.
- Станешь, мразь! Как я скажу, так и будет! - он показал солдатам на
тропу. - Ну, вперед!
Блейд рванулся к маленькому сармийцу, но шеренга фадритов ощетинилась
копьями, тесня его к обрыву. Он не стал сопротивляться. Похоже, Пелопс не
очень пострадал, разве что на темени вздулась большая шишка. Солдаты
надвигались на Блейда, Экебус, нахмурившись, поигрывал мечом. Разведчик
шагнул на тропу.
- Не бойся, малыш, - сказал он, оборачиваясь к приятелю. - Не бойся! Я
о тебе не забуду!
Пелопс в ответ только кивнул. В глазах его опять стояли слезы и, утирая
их, он долго следил за рослой фигурой Блейда, пока тот не скрылся за
поворотом тропы.


    ГЛАВА 8



В Сарме утверждали: время точит скалы, но оно не властно над тайриной
Пфирой. Легенда - созданная, вероятно, при содействии правительницы -
гласила, что она появилась на свет не из чрева смертной женщины; она просто
жила всегда, неподвластная возрасту, увяданию и смерти. Согласно древним
законам, тайрина могла иметь столько любовников, сколько желала ее душа - в
любой час и в любом месте страны. Ее возлюбленными могли быть и мужчины, и
женщины; лесбиянство в Сарме, как и в памятной Блейду Меотиде, считалось
вполне естественным и отвечающим человеческой природе. Таких слов, как
"половое извращение", в сармийском языке не было.
Все это разведчик узнал от Пелопса, своего слуги, наставника и
единственного друга. Где же он? Что с ним сделали? Сейчас, стоя перед
правительницей Сармы и Высшим Советом жрецов, он снова чувствовал себя
нагим, безоружным и беззащитным, как в первые минуты появления в этом мире.
Ему уже было ясно, что никакой помощи от Зены ждать нельзя; его дальнейшая
судьба и жизнь вновь зависели от благосклонности местной королевы и ее
советников. Только на этот раз, в отличие от замка Крэгхед и палубы
"Жаворонка", дела обстояли еще хуже: хотя тайрина проявляла к чужеземцу
явный интерес, жрецы были настроены весьма враждебно.
Блейд находился в большом зале, широкие окна которого выходили на
гавань. Вдоль мраморных стен шла высокая скамья, вырезанная из того же
мягкого белого мрамора, одного из самых распространенных в Сарме
строительных материалов. Трон тайрины высился на небольшом подиуме; перед
ним широким полукругом располагались сиденья жрецов Высшего Совета - или,
как называл его Пелопс, Совета Пяти.
Пока что Блейду было не вполне ясно, в каком качестве он тут очутился.
Кто он? Пленник, раб или принц, муж тайриоты Зены? Он торчал посреди этого
просторного зала уже добрых два часа, чувствуя, как от усталости
подкашиваются ноги. Несмотря на серьезность ситуации, его одолевала скука.
Кроме того, он злился, хотя на его спокойном лице никто не смог бы заметить
и следов раздражения. Сейчас, пока он не обрел друзей и союзников во дворце,
не стоило проявлять недовольство.
- Твой брак с тайриотой объявлен недействительным; ее изгнали из
дворца, осудив к заключению на галерах.
Вот и вся полезная информация, которую удалось получить за эти два
часа. Все! Это означало, что его план провалился, и путь наверх, к власти и
безопасности, закрыт. Зена забыта, словно ее никогда и не было; ему придется
принять новые правила игры.
Вымытый, аккуратно подстриженный и причесанный, одетый в короткую
кожаную тунику и сандалии с ремешками, доходившими до колен, разведчик стоял
молча, как было ведено; скрестив руки на груди, он смотрел в непроницаемые
лица жрецов.
Эта пятерка облаченных в длинные черные балахоны старцев явно
относилась к коренным жителям Сармы, о чем свидетельствовали узкие черепа,
темные, широко посаженные глаза и безволосые лица; головы жрецов были чисто
выбриты. На миг Блейду почудилось, что на него глядят не люди, а пять старых
стервятников с торчащими из черных балахонов тощими шеями. Они очень
раздражали разведчика.
Наконец Крид, глава Совета, поднялся, чтобы объявить приговор.
Остальные, дружно подперев руками безволосые сморщенные подбородки,
наблюдали. Торус, Бальдур, Автар, Одисс. Их зрачки, похожие на потускневшие
агатовые пуговки, снова и снова кололи лицо Блейда; он почти физически
ощущал исходившую от них неприязнь. Несомненно, эти древние пожиратели
падали с большим удовольствием швырнули бы его в пылающее чрево Бек-Тора.
Крид взмахнул рукой:
- Через два дня, моя тайрина, прибывает Черный Оттос, владыка Тиранны,
за ежегодной данью. И мы, как всегда, заплатим, потому что слишком слабы и
не можем сопротивляться воинству заморской империи. Оттос получит обычный
вес метита; потом в его честь будут устроены игры и жертвоприношения... -
Жрец помолчал, поглаживая голый череп, затем откашлялся и продолжил: - Мы
хорошо знакомы с его слабостями... да, слишком хорошо... И потому я
предлагаю подарить ему этого чужеземца. Оттос будет доволен... Наигравшись с
ним, он вернет чужеземца Совету, и мы принесем его в жертву Тору. Быть
может, Тор, потрясатель земли и неба, услышит наши молитвы, окажет милость и
избавит нас от Черного Оттоса навсегда!
Остальные члены Совета с удивлением уставились на Крида, затем
склонились друг к другу пошептаться; сейчас они напоминали стайку черных
воронов. Блейд, уже не первый раз за время пребывания в Сарме слышавший о
заморском властелине, понял из речи Крида немногое; намек на слабости Оттоса
весьма смутил его. Он поднял взгляд на тайрину.
Слухи не лгали - эта женщина не имела возраста. Высокая, с бледной
чистой кожей и едва заметным румянцем на щеках, великолепно сложенная,
гибкая, длинноногая. Ни одной лишней унции жира, ни единой морщинки на
высоком лбу. Угольно-черные волосы уложены в высокую прическу, украшенную
гребнями; в них огненными искрами сверкали рубины. Черные, похожие на ягоды
терновника, широко посаженные глаза, тонкие брови, прямой, чуть длинноватый
нос над изящно очерченным чувственным ртом. Губы были очень яркими, видимо -
накрашенными, других следов косметики Блейд не заметил.
Нагрудника на тайрине не было; она сидела обнаженная до пояса,
прикрытая лишь длинной белой юбкой с многочисленными складками, спускавшейся
до щиколоток. Ее груди были на удивление невелики - как у совсем молоденькой
девушки. Крепкие, мраморно-белые, они заканчивались удлиненными алыми
сосками - очевидно, тоже подкрашенными.
Тайрина подняла жезл, лежавший у нее на коленях, - изящный, украшенный
драгоценными камнями стержень - и указала им на Крида.
- Будь осторожней, старик! Твои слова сильно смахивают на измену! Да,
мы платим дань Тиранне, и это мне не слишком нравится - как и любому на
восточных берегах Алого моря. Но Оттос сильнее, и мы вынуждены подчиняться.
Сейчас только дань и мирный договор между нашими странами защищают Сарму от
вторжения тираннского флота. И ты знаешь, что Оттос давно ищет предлог для
его разрыва... Он хочет захватить наши земли, источник драгоценного метита!
- Пфира резко вздернула голову, и камни в ее гребнях блеснули, словно
рдеющие угли. - А посему - чтобы я больше не слышала речей о том, что мы
намерены избавиться от дани! Ты понял, жрец?
Крид низко поклонился.
- Смилуйся над своим рабом, великая тайрина! Я только подумал, что...
Пфира резко повернулась на троне, опалив старого жреца яростным
взглядом.
- Хватит о политике, Крид! Мы должны решить другое дело! Вернемся к
этому чужестранцу, подаренному нам морем. Пока что мне не очень нравятся
твои предложения.
Блейд, напрягая воображение, старался вникнуть в этот спор и выловить
что-нибудь, способное сыграть роль крючка с наживкой. По-прежнему с
бесстрастным выражением на лице, он чуть подался вперед, поедая взглядом
тайрину. Он понимал, что от черных стервятников-жрецов милости ему не
дождаться, и владычица Сармы оставалась его последней надеждой. Нет, не
заметно, чтобы эту мраморную Диану охватила внезапная страсть; во всяком
случае, она умело скрывала свой интерес к чужеземцу.
Блейд снова перевел глаза на Крида, наблюдая за его мрачной, обтянутой
пергаментной кожей физиономией. Сперва после отповеди Пфиры жрец выглядел
озадаченным; затем по его губам тенью скользнула хитрая улыбка, и лицо сразу
же приняло смиренный вид. Сухой голос старца зашелестел снова:
- Однако что еще делать с чужаком, моя тайрина? Почему бы нам не
извлечь хоть какую-то пользу? К тому же он совершил много проступков. Как
доносит верховный фадрант Экебус...
Блейд обвел взглядом лица остальных членов Совета. Старые вороны
согласно закивали, милосердия в их сердцах было не больше, чем у гиены,
пирующей над протухшим трупом.
Тайрина сердито хлопнула жезлом о ладонь.
- Хватит длинных речей, Крид! Мне надоело суесловие!
Крид угодливо поклонился.
- Но мы же ничего не решаем, великая тайрина... мы только советуем...
Ты, мудрейшая, примешь окончательное решение. Однако не забудь о тех
неприятностях, которые этот человек уже принес нам. Фадрант Моканас мертв,
ибо Стражу Побережья пришлось убить его. По какой же причине? Потому, что
Моканас замышлял заговор! - жрец воздел тощие руки к потолку. - Моканас!
Верный из верных! А кто подстрекал его? Этот чужак! Экебус все доложил
Совету. Этот безродный бродяга способен убеждать глупцов и обладает властью
над душами людскими. Мы имеем тому доказательства!
Они связаны друг с другом, догадался Блейд, - этот стервятник Крид,
глава Совета, и Экебус, гордец и честолюбец Чем же? Борьбой за власть? Пока
не слишком понятно. И Пелопс, и Зена предупреждали его, что интриги оплели
дворец, словно паутина - старый камин. Ясно одно: Крид является врагом уже
потому, что его, Блейда, ненавидит Экебус.
Тайрина в задумчивости провела тонкими пальцами по бледной груди, и
Блейда кольнуло вожделение; он почувствовал его внезапно, словно жаркий
вихрь опалил его чресла. Странное дело! До сих пор эта мраморная статуя не
вызывала у него желания - как, вероятно, и он у нее. Может, теперь что-то
изменится? Его дорога к свободе и власти проходила через опочивальню Пфиры,
в этом сомневаться не приходилось. И вряд ли ему грозит отказ... По древним
законам Сармы владычице страны следовало произвести на свет как можно больше
отпрысков, естественно - девочек, чтобы сохранить и укрепить династию.
Каждый год по дитю - это считалось вполне обычным. Взамен тайрина получала
возможность удовлетворять собственные прихоти.
Их глаза встретились. Блейд, не мигая, смотрел в бледное лицо тайрины,
но ее ответный взгляд был спокоен и холоден. Кажется, его мужское обаяние
еще не растопило этот лед... Необычный случай! Он почувствовал укол страха,
ибо самое мощное оружие его арсенала не действовало.
Впрочем, не все еще потеряно - тайрина тоже изучала его. Затем губы
женщины дрогнули, и Блейд заметил проблеск интереса в ее агатовых зрачках.
Ему даже почудилось, что Пфира едва заметно кивнула, хотя он не был
полностью уверен в этом. С облегчением переведя дух, разведчик приосанился и
гордо поднял голову. Возможно, льды тронулись?
Внезапно тайрина произнесла:
- Я приняла решение, - ее ладонь снова скользнула по обнаженной груди,
- Этот чужеземец, выброшенный на побережье Алого моря, отныне находится под
защитой моего дома. Таков древний обычай гостеприимства.
Крид проворчал:
- Есть и другой обычай, моя тайрина - посвящать пришельцев богу. Кроме
того, подумай, каким отличным подарком стал бы этот бродяга для Черного
Оттоса!
Один из жрецов, Автар, тоненько и мерзко хихикнул. Крид, казалось,
готов был испепелить его взглядом.
Тайрина вдруг широко улыбнулась.
- Я подумала, Крид, и решила, что тоже не откажусь от такого подарка!
Словно тяжкий камень свалился с души разведчика, когда смысл ее слов
дошел до него. Он победил! И постарается ублажить великую Пфиру, а там...
там будет видно. Во всяком случае, ему дарована отсрочка.
Слова тайрины как будто не удивили Крида; пожалуй, старый жрец давно
понял, к чему идет дело, однако не собирался подсказывать Пфире решение.
Доводы рассудка ничто перед капризом женщины, но долг повелевал изложить их
обстоятельно и до конца, что Крид и выполнил. Прикрыв ладонью рот, разведчик
усмехнулся. Итак, все соответствовало тому, что рассказывал Пелопс: сармийцы
были отъявленными формалистами, и если требовалось соблюсти каждую букву
закона, они не жалели на это времени. Затем следовал апофеоз: тайрина
приказывала, и подданные подчинялись без звука.
Крид, однако, спросил:
- А как же Тарсу, моя владычица? Такой удар для него... Мне казалось,
что ты очень довольна этим слепцом...
Пфира нетерпеливо махнула скипетром, и ее жест сказал искушенному
взгляду Блейда больше, чем долгие речи. За фасадом бесстрастной надменности
скрывалась женщина! Непостоянная, капризная, изменчивая, как весенний ветер,
- и очень опасная, ибо в ее руках находилась власть над страной. Он
почувствовал, как спины коснулся легкий озноб.
- Тарсу неплох, очень неплох, - наконец произнесла тайрина. Глаза ее
остановились на широких плечах Блейда, на его мускулистых руках и мощной
груди, и владычица едва заметно улыбнулась. Почти улыбнулась! На самом деле
лишь губы ее чуть дрогнули, явив взгляду разведчика ряд ровных жемчужных
зубов.
- Тарсу неплох и хорошо послужил мне, - повторила она, - но мне уже
становится скучно. И я никак не могу зачать от него! - Этот чужак, - жезл
вытянулся в сторону Блейда, - по крайней мере, необычен. И он не лжет!
Блейд с трудом подавил ироническую усмешку. Не лжет! Хорошо, если она
так думает. Конечно же, он лгал, но весьма правдоподобно. И еще - каким-то
шестым чувством он угадывал следующий ход в игре, делая это умело,
мастерски, профессионально. Интуиция, обостренная неукротимой тягой к
выживанию, редко подводила его; и сейчас он чувствовал, что первый раунд
остался за ним.
Пфира продолжала говорить, мерно покачивая скипетром.
- Чужеземец рассказывал, что судно, на котором он плыл вместе с братом,
попало в шторм и было выброшено на берег. Это правда! Вы помните страшную
бурю сорок дней назад? Мы тогда потеряли много кораблей.
Конечно, это было чистым совпадением, но Блейд молчаливо вознес
благодарность и злому Тору, и доброму Беку; один из них вовремя устроил
шторм, а второй - смягчил сердце тайрины.
- У него в самом деле был брат, - продолжала Пфира, - ибо мы получили
сообщение о втором чужеземце. К несчастью, он не смог выбраться на берег,
его унесло в открытое море. Там его схватили пираты, а затем высадили с
корабля и оставили умирать в краю Пылающих Песков.
Блейд, пораженный, судорожно перевел дух. Когда его вели сюда, Экебус
строго наказывал молчать - под страхом немедленной смерти. Однако сейчас он
не мог сдержаться и воскликнул:
- Мой брат?! О, великая тайрина, ты говоришь, что Джеймс жив? Неужели
это правда? - Впервые за пять с лишним недель Блейд услышал о том, что
русский агент тоже оказался здесь - в Сарме или в каких-то сопредельных
странах.
Пятеро жрецов с холодной ненавистью воззрились на него, злобное
удовлетворение читалось на их лицах. Чужак заговорил, нарушая древний закон!
Чернорясые стервятники уже вдыхали горелый запах его плоти.
Но Блейд смотрел только на тайрину. В ее темных глазах мелькнуло нечто
похожее на сочувствие.
Крид поднялся и вытянул тощую руку в сторону святотатца:
- Он должен немедленно умереть, моя тайрина! Жаль, конечно... Черный
Оттос получил бы большое удовольствие.
Пфира раздраженно отмахнулась от старика.
- Хватит, Крид! Формальности хороши, когда надо снять кому-нибудь