Страница:
Имриен ничего не требовалось объяснять дважды. И первое, что она спросила:
«Почему я?»
— Почему именно тебя я взял с собой? А что тут непонятного? Ты поможешь мне тащить сокровище, златовласка! — Он хихикнул.
Имриен чуть не плакала от восторга. Какое ей дело до тайных кладов, когда в ее руках уже лежит бесценное богатство: девушка говорит, и кто-то понимает ее! Ладони запорхали в воздухе.
«Как, как?»
— Как — что? Как мы его найдем, доставим в город?.. Нет?.. Спокойно, шерна, я не умею читать мысли! Как сказать что-нибудь еще? Я все тебе покажу, не волнуйся. Путь неблизкий, а ты молодец, хватаешь на лету… Постой, куда это нас завела милая беседа?
Они огляделись. Чудовищно старые деревья переплели над их головами длинные ветви с зубчатой листвой так плотно, что тропинка терялась во тьме. Среди мхов и стоячих дождевых лужиц извивались обнаженные узловатые корни самой разной толщины. Медно-рыжая земля, словно снегом, была усыпана бесчисленными цветами благородного сапфирового оттенка.
Эрт подскочил как ужаленный.
— Голубые колокольчики!.. Бежим отсюда, Имриен!
Сианад покинул коварную тропинку и метнулся вниз по склону.
Девушка, не раздумывая, бросилась следом. Охваченная необъяснимым ужасом, она на бегу перепрыгивала опасные капканы из кривых корней. Деревья теснее надвигались на беглецов, ветви с шелестом тянулись к их лицам.
Внезапно ветка падуба со свистом захлестнула шею Сианада. Ноги его тотчас оторвались от земли и задергались в воздухе. Раздался короткий хриплый вздох — и больше ни звука. Глаза эрта выпучились, пунцовый язык вывалился наружу, будто змея высунула голову изо рта. Сианад изворачивался, как мог, пытаясь достать тачи побег своим кинжалом.
Что-то защекотало шею Имриен. Пока гибкая ветвь лениво разворачивалась, примеряясь схватить и ее, девушка быстро наклонилась и побежала прочь. Движения Имриен напоминали какой-то бешеный танец. Клинок Сианада наконец рассек зеленое щупальце падуба. Эрт обессилено рухнул наземь. Девушка подхватила кинжал, выпавший из потной руки, и принялась резать ветви, острые листья которых оставляли алые рубцы на ее коже. Судорожно дыша, эрт откатился подальше от свирепого дерева.
Рядом кто-то захохотал. И еще один, и еще. Тоненькие голоса принялись наперебой дразнить людей на незнакомом языке. Невидимые насмешники бегали вокруг, не оставляя следов на траве. Сианад, шатаясь, встал на ноги и с усилием побрел вперед, расчищая дорогу для Имриен. Избавиться от преследователей никак не удавалось, наоборот, их становилось все больше. И вот путь преградили непролазные заросли терновника, колючие ветви которого так и норовили вцепиться в одежду. Эрт выхватил у девушки клинок, впихнув ей в руки ранец.
— Доставай соль, Имриен, такой деревянный бочоночек. И бубенцы — трезвонь вовсю!
Девушка встряхнула связку дорожных бубенчиков. Поразительно было слышать здесь их чистый серебряный перезвон. Все прочие звуки сразу смолкли.
— Эй вы! — хрипло кричал Сианад. Его огненно-рыжая грива взмокла, отдельные прядки прилипли колбу. — У нас холодная сталь! И полная солонка! Хлеб, и соль, и зверобой, и клинок возьмем с собой! Из рябины амулет — троньте нас, и ваших нет! Треклятые скирдас! Лучше отстаньте, не то пожалеете!
Он кивком позвал Имриен за собой. Путники тронулись вперед. Девушка трясла бубенцами, которые счастливо заливались на все лады. Сианад лихо насвистывал, сжимая в правой руке острый кинжал, а в левой — солонку. Что-то изогнутое с ревом вцепилось в его сапог. Эрт посыпал тварь солью, та заверещала и убралась. Со всех сторон этого гиблого места доносились вой и бормотание. Имриен почудилось, что перед ней мелькнуло ухмыляющееся лицо, злая пародия на человека. Девушка крепко прижимала к себе тяжелый ранец и старалась не отставать. Она горячо надеялась на то, что защитные чары не подведут. Колючий кустарник редел, перемежаясь с дубами. Прошел, наверное, целый год, прежде чем гвалт за спиной затих и путников окружили буки-великаны. Имриен замедлила ход, перестала трясти бубенцами и запрокинула голову, прислушиваясь. Тишина казалась осязаемой, густой и плотной, словно тесто.
— Поторопись! — рявкнул Сианад.
Глубокие раны на его шее и руках сочились алой кровью. Убрав кинжал и закинув ранец за плечи, он шагал вперед с мрачным видом.
Оказавшись на безопасном расстоянии от дубовой рощи, Сианад остановился.
— Пора отдохнуть.
Вокруг снова щебетали птицы. Эрт аккуратно снял свою ношу с исцарапанных плеч.
— Встретить падуб, надо же! — рассуждал он сам с собой. — Не дерево, а убийца. А знаешь, они приносят удачу, когда растут парами! Интересно, кто же за нами гнался? Дубовички? Нет, эти охраняют лесную дичь, а я давно не охотился. Может, спрыганы?.. Впрочем, какая разница. Имриен, ты должна помогать мне. Вдруг я опять не замечу зачарованное место, ты тоже не зевай!
«Что? Какое? Как?» — беспомощно заговорили ее руки. Сианад раздраженно швырнул ранец.
— Оббанmеш! Да что с тобой, девушка? Я же сказал, зачарованное место! Знак нежити! Ты это нарочно, чтобы позлить меня, или вообще ничего не знаешь?
«Нет!» Она изобразила знак щиплющего клюва и одновременно покачала головой.
Эрт сграбастал ее за хрупкие плечи и озадаченно уставился в уродливое лицо, словно пытаясь прочесть ответ в этом скоплении шишек и наростов.
— Ты о чем?
Имриен выдержала его взгляд.
— Что значит «нет»? Ничего не знаешь? Ты что, нездешняя, чужеземка?
«Да, нет, да, нет»… Ее ладони напоминали крылья птицы, тщетно рвущейся вон из клетки.
— Оббан теш! — опять выругался эрт. — Клянусь небесными звездами, ужасно, что ты не знаешь языка немых! Почему тебе никто не показал, ты же так быстро учишься, не могла же ты… забыть?
«Да. Да, да, да».
В его широко распахнутых глазах блеснула искорка понимания. Он отпустил девушку.
— Что, забыла? Забыла, да? О копья Сеиллеин!
Сианад застонал и опустился на землю, спрятав лицо в окровавленных ладонях.
— Ни голоса, ничего, ни даже тани памяти! С кем я связался! С настоящей мор скатан!..
Он продолжал говорить сам с собой, вполголоса ругаясь на родном языке. Имриен стояла и смотрела на своего избавителя. Такой огромный, думалось ей, такой суровый и такой потрепанный, вон даже левый сапог изорвался. Этот человек рисковал ради нее жизнью, мечтой, сокровищами. Он так много дал ей: имя, язык, свободу. А она, Имриен, умудрилась каким-то образом подвести его.
Девушка пала на колени и протянула к нему руки открытыми ладонями вверх; она так и застыла в ожидании. Наконец Сианад вздохнул и поднял косматую голову.
— Не, неправильно, — сказал он.
Сжав ладонь в кулак и отставив большой палец, эрт покрутил рукой вокруг сердца.
— Атка, острый шип, пронзает сердце печалью. Это значит: «Прости, мне очень жаль». А мне-то каково? Думаешь, я не извиняюсь? — горько добавил он.
И после долгого молчания:
— А ведь не такая большая потеря — эта самая память. Знаешь, сколько людей мечтают утопить ее в вине, откупиться, отделаться… И не могут. Все наши печали — от памяти.
Здесь, среди надежных буков, они спокойно попили из родника и подкрепились. Кроме съестных припасов из ранца, Сианад раздобыл грибы цвета топленого молока с нарядными юбочками вокруг тонких ножек. Обследовав свои царапины, эрт возблагодарил судьбу за то, что коварное дерево не отравило его каким-нибудь смертельным ядом. После завтрака Сианад ударился в воспоминания о том, как славно готовила черноухи его бабуля, как она тушила их в сале, добавив щепотку перца и сольцы, переложив грибочки ломтями ветчины и сала, такого жирного, сочного… Да что черноухи! А хрустящие куриные ножки с жареным луком, а бараньи глазные яблоки в тесте, а соусы!..
— Она еще жива, бабуля моя. Каждые две недели ходит посмотреть на гонки колесниц, хоть ей и сотня лет. Кстати, если не ошибаюсь, то по милости наших друзей-спрыганов мы с тобой заблудились.
Сианад долго ворчал, разглядывал карту, прищуривался наверх, безуспешно пытаясь определить положение солнца сквозь непроницаемый покров из листьев, и в конце концов выбрал направление дальнейшего пути.
Остаток дня путники прошагали по лесу, временами взбираясь по горным склонам, а иногда пересекая заросшие папоротником ущелья, прошитые неровными стежками ручейков. Как и большая часть земель Эриса, эти места были совершенно безлюдны. Похоже, здесь вообще никогда не ступала нога смертного. Когда срывающийся ветер развевал зеленые волосы леса, тот начинал шуметь, будто океан. Порой листья ловили солнечные блики, что светили прямо в глаза. Как-то раз путникам довелось увидеть верный признак присутствия нежити — столб дыма, поднимающийся прямо из земли.
Сианад растолковал девушке, какие места считаются зачарованными: поляны голубых колокольчиков, круги из стоящих торчком валунов, колодцы, особенно те, над которыми нависают деревья; рисунки из примятой травы, прозванные в народе «танцами Светлых», ровные кольца из грибов, известные как «ведьмины ловушки» — «упаси рок попасть туда при лунном свете!», — торфяные борозды на холмах — их как только еще не кличут; кусты бузины, лещины, боярышника, ракитника и терна; ну и, разумеется, места, где пышно разрослись дубы, ивы, яблони, березы или падуб. Вот где обязательно встретишь какую-нибудь нежить — если очень повезет, то явную.
Затем Сианад «для собственной безопасности» принялся учить Имриен языку немых.
Ближе к вечеру путники оказались в горах. Бушующий океан леса остался внизу; здесь лишь изредка можно было увидеть чахлые деревья, цепляющиеся за жизнь назло свирепым вихрям. Невесть откуда взялся промозглый серый ветер. Он обтачивал утесы, словно боевые клинки, и так свистел в ушах, что путникам приходилось все крепче стягивать завязки своих капюшонов.
— Не по сезону погодка! — с подозрением проворчал Сианад.
С наступлением темноты дорога стала и вовсе опасной: в пустотах между отрогами люди то и дело натыкались на болотные топи, всякий раз замечая их в самый последний миг, уже занеся ногу для рокового шага.
— Повезло нам, что я не домосед какой-нибудь, а вольная пташка, успел постранствовать, — разглагольствовал Сианад. — Иначе мы бы не сегодня-завтра заблудились или окоченели в лесу. И вообще идти дальше просто невыносимо. По-моему, пора искать укрытие для ночлега.
Легко сказать: вокруг были одни голые скалы. Путники решили уже забраться под какой-нибудь утес на всю ночь, и тут впереди замерцал огонек.
Сианад и Имриен недоверчиво приблизились. Какова же была их радость, когда они обнаружили нечто вроде крупного шалаша, внутри которого гостеприимно полыхал костер!
— Сдохнуть мне на месте! Хижина дровосека, вот так удача! — восторгался эрт. — г Если мои глаза не врут, эту ночь мы проведем в тепле, со всеми удобствами. Лесорубы знают, из чего строить. Спорим, это рябина! Никакой нежити сюда не забраться.
И все же он внимательно осмотрелся, прежде чем переступить порог.
— Входи, шерна, здесь никого нет! Думаю, наш добрый хозяин не обидится, если мы дождемся его тут и заодно согреемся.
Поверив суждению своего наставника, девушка присела рядом с ним на большом сером камне у огня. Другой такой же камень лежал напротив, а возле него — две неподъемные колоды. Путники потирали озябшие ладони и с силой топали ногами. Сианад подбросил немного хвороста в костер. Жар прогрел гостей до самых косточек, и они начали клевать носом.
Тут дверь хижины с шумом распахнулась, и оба подскочили на месте.
На пороге стояло странное существо: крепко сбитый и широкий в плечах карлик, хоть ростом и по колено человеку. Спину пришельца прикрывала накидка из телячьей кожи, штаны и обувка были сшиты из кротовых шкурок, а головной убор, скроенный из мха и папоротника, украшало перо белой куропатки.
— Злыдар! — только и успел прошептать Сианад, пока дверь с треском не захлопнулась. Повисла звенящая, почти металлическая тишина. Существо сердито блеснуло глазами в сторону непрошеных гостей и молча уселось на противоположном камне.
Имриен вся трепетала от ужаса, но старалась не показывать виду, как научил ее эрт. Стоит побежать или выдать свой страх — и тварь набросится на тебя. Сианад неподвижно сидел рядом. Девушке приходилось подражать его примеру.
Злыдар, черный карлик. В Башне Исс взахлеб рассказывали об исключительной жестокости этого народца, знаменитого своей ненавистью к людям. И вот они вместе сидят у костра, безмолвно вглядываясь друг в друга. Что дальше?
Прошло время, пламя начало гаснуть. Когда стало больше невмоготу выносить холод, Сианад набрался мужества, собрал с земли кучку хвороста и бросил в огонь.
Злыдар тоже нагнулся и поднял огромную колоду. Чудовищное полено было толще его самого и раза в два выше, но карлик подхватил его, словно пушинку, и, переломив об колено, швырнул в красную глотку пламени. Злыдар презрительно уставился на человека, склонив голову набок. В его насмешливой ухмылке читался открытый вызов: а ну, попробуй, сделай то же! Другая колода лежала нетронутой.
Сианад выдержал взгляд черного карлика, но не двинулся с места — чуял какой-то подвох, догадалась Имриен.
Костер ярко вспыхнул и на некоторое время согрел сидящих. Потом языки пламени замигали, задергались и почти погасли. Язвительная гримаса злыдара так и подначивала эрта взять оставшееся бревно, однако тот не поддавался. Даже когда зубы путников застучали от холода и кости, казалось, обратились в лед. Все трое сидели молча, недвижно, будто изваяния, освещаемые слабыми отблесками умирающего костра.
Но даже самая долгая ночь рано или поздно заканчивается. Едва забрезжил рассвет и сороки застрекотали, здороваясь с восходящим солнышком, черный карлик растаял, будто и не бывало. Исчезла хижина, а вместе с ней и огонь. Единственное, что уцелело, — это камень, на котором сидели Сианад и Имриен. Первые лучи утра рассеяли чары нежити, открыв путникам глаза: камень лежал у самого края крутого обрыва. Потянись эрт за мнимым поленом — непременно сорвался бы и сломал себе шею, как те несчастные, кости которых белели на земле под утесом.
— Я сразу догадался, что это морок, а не простая хижина, — буркнул Сианад. — Стоило только мерзкому урейгууну ступить за порог. В настоящее жилье эти твари без приглашения не заходят.
Как только солнце осветило дорогу, путники поспешили прочь от страшного места. Они шли весь день, почти не разговаривая. Усталые, издерганные, оба вздрагивали при любом неожиданном шорохе. После того как Сианад и Имриен спустились в долины и снова попали в лес, пронизывающий холод страны злыдарей сменился блаженным летним теплом.
Под вечер деревья поредели, и между ветвями заплясали какие-то огоньки. Вверху над кронами тоже двигался странный источник света. Лес наполнился вздохами, всхлипами и бормотанием. Имриен ощутила, как на голове зашевелились волосы: по правую руку от девушки шел некто невидимый. Не смея обернуться, она несколько раз скашивала глаза, но взгляд пронизывал пустоту и упирался в окружающие деревья.
На пути встретился небольшой ручеек. Люди пересекли его вброд, и после этого пугающее ощущение чужого присутствия оставило девушку.
— Бабуля всегда меня учила: страх мешает увидеть верную дорогу — избавься от него и сразу поймешь, куда идти, — вполголоса молвил Сианад.
Загадочные огни исчезли, и путники вышли на просторную просеку. Мощные стволы вокруг были повалены, их место спешила занять новая поросль. Посреди высилась до небес грандиозная стальная конструкция на четырех столбах. У Сианада отлегло от сердца.
— Эстафетная Башня, — заулыбался он, вытирая пот со лба. — Судьба к нам благосклонна. Сплошное железо, никакой тебе нежити.
Лицо эрта вытянулось.
— А ведь на карте нет Эстафетных Башен, — мрачно изрек он. Но тут же просветлел: — Рисунок-то грубый, приблизительный, где запачкался, где стерся от времени… В общем, мне все равно. Ночуем здесь.
Само собой, Башня не вся была из железа, иначе не устояла бы на такой узкой основе. Некогда силдроновые прокладки поддерживали в воздухе верхнюю половину сооружения, искореженные ржавеющие останки которой лежали теперь на земле: видимо, пираты наведались или кто-то еще позарился на драгоценный металл.
Сианад привязал камень к концу бечевки и подбросил его. Тот упал вниз. Эрт попытался снова. На сей раз камень перелетел через высокие перила и вернулся к Сианаду. Тот накрепко привязал веревку к обломку Башни и с видом победителя протянул свободный конец Имриен.
— Обвяжи его вокруг талии, хватайся обеими руками и лезь наверх. Как только окажешься в безопасности, бросай бечевку мне.
Восхождение было не из легких. Порывы горячего ветра раскачивали Башню, пытаясь лишить людей равновесия. Рыжая пыль сухим дождем осыпалась на них, окрашивая руки, волосы, откинутые капюшоны, попадая в глаза.
Один раз проржавевшая балка подломилась и девушка чуть не упала, но эрт поймал ее за локоть. Хватка Сианада была крепче и надежнее любого железа.
— Держись, шерна. Это потруднее, чем лазать по веткам, зато тут безопаснее, чем в гнезде!
На полпути к платформе они отыскали начало лестницы, ведущей на первый этаж. Здесь путники отряхнулись от ржавчины и устроились на привал. Небо снаружи затягивали тяжелые тучи, пылающие в закатных лучах.
— Ветер опять поднимается, — заметил Сианад и, отхлебнув из кожаного бурдюка, утерся рукавом. — Похоже, дело к дождю.
Внезапно он застыл, пораженный одной мыслью.
— Если начнется гроза, нам придется уносить отсюда ноги, Имриен. Я видел, как эти железные штуки притягивают к себе молнии.
Тьма настала почти мгновенно. Путники поели сушеных фруктов и расположились на ночлег. Однако обоим было не до сна. Общаться тоже не хотелось. Ветер ревел и свистел в пустотах полусгнившей опоры, задувая в дырявый потолок. Башня со скрипом покачивалась. Так продолжалось до утра. Грозы не было, но перед самым рассветом ветер утих и серое одеяло неба навалилось на Башню, рассыпавшись мелкой теплой изморосью. Вскоре путники вымокли до нитки. Ржавчина затекала вместе с водой под одежду и терзала исцарапанную кожу.
Эрт ворчал и бранился все время, пока они спускались с башни при бледном свете утра, торопясь продолжить путь. Повсюду звенели беспечные ручейки, будто потоки стекляруса перекатывались среди сверкающей листвы и мхов. Каждая паутинка превратилась в перламутровое ожерелье, с каждой ветки тянулась вниз живая серебряная цепочка из капель. Струйки воды словно отбивали развеселый ритм своими быстрыми, легкими ножками, мелодично пересмеиваясь и перешептываясь друг с другом. Яркая, сочная, омытая листва рукоплескала дождю. Имриен чудилось, что с неба льются прозрачные звуки свирели и радостная песенка:
Я гашу и утоляю,
Я ращу и примиряю,
Я чистейшим серебром
Вены леса наполняю!
Хочу — скачу!
Бегу — пою!
Мокро? Неприятно? Пустяки! Имриен счастливо улыбалась и шлепала в размокшей обувке прямо по лужам и ручейкам. Даже вид у девушки был отдохнувший и посвежевший. Она слушала музыку дождя и наслаждалась.
Вдруг перед путниками прямо изо мха вырос темнокожий карлик и долго шагал впереди, прежде чем исчезнуть под землей. Другое существо, что вышло им навстречу, стремительно увеличивалось в размерах. Поравнявшись с людьми, оно уже было ростом с могучее дерево. Но когда Имриен, не сдержавшись, обернулась, великан весь усох, съежился и юркнул под серый камень.
— Мороки это все, — шепнул Сианад на ухо девушке. — Обман, и ничего больше.
Впереди из колючих зарослей на путников уставилась горящими глазами темная, как смоль, собака ростом с теленка. Люди не сбавили шага и не свернули в сторону. Стиснув зубы, они прошли в такой близи от ощетинившегося пса, что почувствовали на себе его смрадное дыхание. Тварь не бросилась на них и даже не стала преследовать.
Спустя несколько часов дождь ослабел. По ветвям скакали белки, то и дело обрушивая на путников сверкающие водопады. Карту Сианад пока не доставал, опасаясь, как бы та случайно не погибла от сырости. Солнце до сих пор не показывалось; определить его положение не было никакой возможности. Наконец эрт остановился и сбросил хлюпающий ранец.
— Что толку идти, когда я не знаю направления. Так и будем блуждать кругами. Давай лучше разложим костерок и передохнем. Хоть просушимся.
Путники принялись собирать хворост. Девушка вернулась с охапкой подмокших сучьев. Сианад был горд собой: он обнаружил кучу сухих веток в дупле упавшего дерева. Эрт перевязал их и взвалил на спину, отправившись на поиски сухого мха.
— Оббан теш! — застонал Сианад через пару минут. — Ну и тяжелая эта вязанка, хребет сломаешь! Все, больше не могу! Костер жгем прямо здесь. Ох-ох-ох! Будто мешок с камнями! — Сианад расправил плечи, с наслаждением уронив ношу подле ранца.
Вязанка подпрыгнула и, забавно вихляясь, потрусила прочь. Сианад попытался схватить беглянку — та улизнула прямо из-под носа.
— Тани! Лови ее! Заходи справа, Имриен!
Они гонялись за своенравной вязанкой по всей поляне. Вдруг хворост завизжал и с хохотом растаял в воздухе.
— У, вонючие хитрюги! Чума вас возьми! — прорычал Сианад и погрозил пустому месту кулаком. — А ты-то че ухмыляешься?
Маленький костерок трещал и сильно дымил, практически не давая тепла. Дождь наконец перестал, солнечный свет пробился сквозь листву, и на земле обозначились резкие глубокие тени. От одежды Сианада и Имриен шел пар. Эрт сварил в небольшом котелке пшенную кашу с изюмом. После еды Сианад заметно повеселел и опять стал разговорчив.
— … Так вот, нежить бывает двух видов: явная и неявная. Даже нет, трех, есть еще хитрюги, эти сами по себе: то злые, то добрые, не разберешь их! Явная нежить — нам не помеха, в худшем случае созорничает чего-нибудь, а то и выручит. Вот неявные — от них хорошего не жди. Нет на свете такой силы, что заставила бы их пожалеть смертного. Хотя, знаешь, с любой нежитью держи ухо востро. Давай я объясню тебе законы, которых эти твари никогда не нарушают. Не удивляйся, шерна, у них свои правила — кто знает, тот уже не пропадет. Помнишь, я говорил тебе: встретишь нежить — не показывай страха. Это дает особую защиту. А вот еще: никто не должен знать, как тебя зовут. В лесу это неписаный закон, настоящего имени человека вслух произносить нельзя, разве что злейшего врага. Зато если выведать прозвание того, кто тебе угрожает, будь это хитрюга, явный или… другой, — тогда уж он тебе будет подчиняться, до какой-то степени. Или, например: никогда не смотри в глаза нежити. На некоторых глядеть можно и даже нужно, чтобы они не исчезли, но опять же не в глаза! Это очень опасно.
Вообще у них много всяких правил, таких чудных, что иногда диву даешься. Но знаешь, чего не могут эти твари? Лгать. Вот так вот взять и сказать человеку неправду. Веришь ли? Не под силу им это. Оружие нежити — недоговорки, двусмысленности, как бы истина, только вывернутая наизнанку. Ну и потом, всегда можно подпустить мороку. Мы в Финварне кличем его пишогу. Люди и попадаются…
Сианада было не остановить. Имриен засомневалась, а не дышит ли он ушами. Слова заменяли эрту сладкое вино, а тут под рукой оказался подходящий кувшинчик…
— Есть твари стайные, они одеваются во все зеленое, есть одиночки, те ходят в красном. Одни маленькие, другие больше, третьи выглядят, как хотят. Кто-то бродит под землей, в море или в пресной воде. Попадается и домашняя нежить. Некоторые существа ночные, с рассветом они пропадают, а некоторые нет. Встречаются среди них и недалекие, и семи пядей во лбу, все, как у людей. Глупых можно перехитрить, а мелюзгу даже изловить. Смотришь на такое существо очень пристально и берешь прямо голыми руками. Главное — не моргнуть и не ослабить хватку. Тварь обязательно откупится: исполнит желание или выдаст, где зарыто золото.
Каких-нибудь неявных послабее легко отпугнуть солью, амулетами и прочим. Хорошо также, если у человека язык подвешен, как у Барда: за таким всегда останется Последнее Слово, а нежить этого боится. Еще одни не выносят звона колокольчиков. Есть даже такой стишок:
Хлеб да соль через порог,
Ручейки да серебро,
Палка — ведьмина метла,
Сохраните ото зла.
Клевер, колокольный звон,
Древний ясень, фай ворон,
На запястье красна нить,
От неявных сохрани.
Солнце, третьи петухи,
Сберегите от лихих.
Да… Простенькие талисманы — это хорошо, но могучую нежить ими не спугнешь, тут нужны заклятия покрепче. Вот почему наши маги никогда не останутся без куска хлеба. Да ведь и они, правду сказать, не всесильны… Но ты не бойся, мы-то непременно прорвемся.
«Почему я?»
— Почему именно тебя я взял с собой? А что тут непонятного? Ты поможешь мне тащить сокровище, златовласка! — Он хихикнул.
Имриен чуть не плакала от восторга. Какое ей дело до тайных кладов, когда в ее руках уже лежит бесценное богатство: девушка говорит, и кто-то понимает ее! Ладони запорхали в воздухе.
«Как, как?»
— Как — что? Как мы его найдем, доставим в город?.. Нет?.. Спокойно, шерна, я не умею читать мысли! Как сказать что-нибудь еще? Я все тебе покажу, не волнуйся. Путь неблизкий, а ты молодец, хватаешь на лету… Постой, куда это нас завела милая беседа?
Они огляделись. Чудовищно старые деревья переплели над их головами длинные ветви с зубчатой листвой так плотно, что тропинка терялась во тьме. Среди мхов и стоячих дождевых лужиц извивались обнаженные узловатые корни самой разной толщины. Медно-рыжая земля, словно снегом, была усыпана бесчисленными цветами благородного сапфирового оттенка.
Эрт подскочил как ужаленный.
— Голубые колокольчики!.. Бежим отсюда, Имриен!
Сианад покинул коварную тропинку и метнулся вниз по склону.
Девушка, не раздумывая, бросилась следом. Охваченная необъяснимым ужасом, она на бегу перепрыгивала опасные капканы из кривых корней. Деревья теснее надвигались на беглецов, ветви с шелестом тянулись к их лицам.
Внезапно ветка падуба со свистом захлестнула шею Сианада. Ноги его тотчас оторвались от земли и задергались в воздухе. Раздался короткий хриплый вздох — и больше ни звука. Глаза эрта выпучились, пунцовый язык вывалился наружу, будто змея высунула голову изо рта. Сианад изворачивался, как мог, пытаясь достать тачи побег своим кинжалом.
Что-то защекотало шею Имриен. Пока гибкая ветвь лениво разворачивалась, примеряясь схватить и ее, девушка быстро наклонилась и побежала прочь. Движения Имриен напоминали какой-то бешеный танец. Клинок Сианада наконец рассек зеленое щупальце падуба. Эрт обессилено рухнул наземь. Девушка подхватила кинжал, выпавший из потной руки, и принялась резать ветви, острые листья которых оставляли алые рубцы на ее коже. Судорожно дыша, эрт откатился подальше от свирепого дерева.
Рядом кто-то захохотал. И еще один, и еще. Тоненькие голоса принялись наперебой дразнить людей на незнакомом языке. Невидимые насмешники бегали вокруг, не оставляя следов на траве. Сианад, шатаясь, встал на ноги и с усилием побрел вперед, расчищая дорогу для Имриен. Избавиться от преследователей никак не удавалось, наоборот, их становилось все больше. И вот путь преградили непролазные заросли терновника, колючие ветви которого так и норовили вцепиться в одежду. Эрт выхватил у девушки клинок, впихнув ей в руки ранец.
— Доставай соль, Имриен, такой деревянный бочоночек. И бубенцы — трезвонь вовсю!
Девушка встряхнула связку дорожных бубенчиков. Поразительно было слышать здесь их чистый серебряный перезвон. Все прочие звуки сразу смолкли.
— Эй вы! — хрипло кричал Сианад. Его огненно-рыжая грива взмокла, отдельные прядки прилипли колбу. — У нас холодная сталь! И полная солонка! Хлеб, и соль, и зверобой, и клинок возьмем с собой! Из рябины амулет — троньте нас, и ваших нет! Треклятые скирдас! Лучше отстаньте, не то пожалеете!
Он кивком позвал Имриен за собой. Путники тронулись вперед. Девушка трясла бубенцами, которые счастливо заливались на все лады. Сианад лихо насвистывал, сжимая в правой руке острый кинжал, а в левой — солонку. Что-то изогнутое с ревом вцепилось в его сапог. Эрт посыпал тварь солью, та заверещала и убралась. Со всех сторон этого гиблого места доносились вой и бормотание. Имриен почудилось, что перед ней мелькнуло ухмыляющееся лицо, злая пародия на человека. Девушка крепко прижимала к себе тяжелый ранец и старалась не отставать. Она горячо надеялась на то, что защитные чары не подведут. Колючий кустарник редел, перемежаясь с дубами. Прошел, наверное, целый год, прежде чем гвалт за спиной затих и путников окружили буки-великаны. Имриен замедлила ход, перестала трясти бубенцами и запрокинула голову, прислушиваясь. Тишина казалась осязаемой, густой и плотной, словно тесто.
— Поторопись! — рявкнул Сианад.
Глубокие раны на его шее и руках сочились алой кровью. Убрав кинжал и закинув ранец за плечи, он шагал вперед с мрачным видом.
Оказавшись на безопасном расстоянии от дубовой рощи, Сианад остановился.
— Пора отдохнуть.
Вокруг снова щебетали птицы. Эрт аккуратно снял свою ношу с исцарапанных плеч.
— Встретить падуб, надо же! — рассуждал он сам с собой. — Не дерево, а убийца. А знаешь, они приносят удачу, когда растут парами! Интересно, кто же за нами гнался? Дубовички? Нет, эти охраняют лесную дичь, а я давно не охотился. Может, спрыганы?.. Впрочем, какая разница. Имриен, ты должна помогать мне. Вдруг я опять не замечу зачарованное место, ты тоже не зевай!
«Что? Какое? Как?» — беспомощно заговорили ее руки. Сианад раздраженно швырнул ранец.
— Оббанmеш! Да что с тобой, девушка? Я же сказал, зачарованное место! Знак нежити! Ты это нарочно, чтобы позлить меня, или вообще ничего не знаешь?
«Нет!» Она изобразила знак щиплющего клюва и одновременно покачала головой.
Эрт сграбастал ее за хрупкие плечи и озадаченно уставился в уродливое лицо, словно пытаясь прочесть ответ в этом скоплении шишек и наростов.
— Ты о чем?
Имриен выдержала его взгляд.
— Что значит «нет»? Ничего не знаешь? Ты что, нездешняя, чужеземка?
«Да, нет, да, нет»… Ее ладони напоминали крылья птицы, тщетно рвущейся вон из клетки.
— Оббан теш! — опять выругался эрт. — Клянусь небесными звездами, ужасно, что ты не знаешь языка немых! Почему тебе никто не показал, ты же так быстро учишься, не могла же ты… забыть?
«Да. Да, да, да».
В его широко распахнутых глазах блеснула искорка понимания. Он отпустил девушку.
— Что, забыла? Забыла, да? О копья Сеиллеин!
Сианад застонал и опустился на землю, спрятав лицо в окровавленных ладонях.
— Ни голоса, ничего, ни даже тани памяти! С кем я связался! С настоящей мор скатан!..
Он продолжал говорить сам с собой, вполголоса ругаясь на родном языке. Имриен стояла и смотрела на своего избавителя. Такой огромный, думалось ей, такой суровый и такой потрепанный, вон даже левый сапог изорвался. Этот человек рисковал ради нее жизнью, мечтой, сокровищами. Он так много дал ей: имя, язык, свободу. А она, Имриен, умудрилась каким-то образом подвести его.
Девушка пала на колени и протянула к нему руки открытыми ладонями вверх; она так и застыла в ожидании. Наконец Сианад вздохнул и поднял косматую голову.
— Не, неправильно, — сказал он.
Сжав ладонь в кулак и отставив большой палец, эрт покрутил рукой вокруг сердца.
— Атка, острый шип, пронзает сердце печалью. Это значит: «Прости, мне очень жаль». А мне-то каково? Думаешь, я не извиняюсь? — горько добавил он.
И после долгого молчания:
— А ведь не такая большая потеря — эта самая память. Знаешь, сколько людей мечтают утопить ее в вине, откупиться, отделаться… И не могут. Все наши печали — от памяти.
Здесь, среди надежных буков, они спокойно попили из родника и подкрепились. Кроме съестных припасов из ранца, Сианад раздобыл грибы цвета топленого молока с нарядными юбочками вокруг тонких ножек. Обследовав свои царапины, эрт возблагодарил судьбу за то, что коварное дерево не отравило его каким-нибудь смертельным ядом. После завтрака Сианад ударился в воспоминания о том, как славно готовила черноухи его бабуля, как она тушила их в сале, добавив щепотку перца и сольцы, переложив грибочки ломтями ветчины и сала, такого жирного, сочного… Да что черноухи! А хрустящие куриные ножки с жареным луком, а бараньи глазные яблоки в тесте, а соусы!..
— Она еще жива, бабуля моя. Каждые две недели ходит посмотреть на гонки колесниц, хоть ей и сотня лет. Кстати, если не ошибаюсь, то по милости наших друзей-спрыганов мы с тобой заблудились.
Сианад долго ворчал, разглядывал карту, прищуривался наверх, безуспешно пытаясь определить положение солнца сквозь непроницаемый покров из листьев, и в конце концов выбрал направление дальнейшего пути.
Остаток дня путники прошагали по лесу, временами взбираясь по горным склонам, а иногда пересекая заросшие папоротником ущелья, прошитые неровными стежками ручейков. Как и большая часть земель Эриса, эти места были совершенно безлюдны. Похоже, здесь вообще никогда не ступала нога смертного. Когда срывающийся ветер развевал зеленые волосы леса, тот начинал шуметь, будто океан. Порой листья ловили солнечные блики, что светили прямо в глаза. Как-то раз путникам довелось увидеть верный признак присутствия нежити — столб дыма, поднимающийся прямо из земли.
Сианад растолковал девушке, какие места считаются зачарованными: поляны голубых колокольчиков, круги из стоящих торчком валунов, колодцы, особенно те, над которыми нависают деревья; рисунки из примятой травы, прозванные в народе «танцами Светлых», ровные кольца из грибов, известные как «ведьмины ловушки» — «упаси рок попасть туда при лунном свете!», — торфяные борозды на холмах — их как только еще не кличут; кусты бузины, лещины, боярышника, ракитника и терна; ну и, разумеется, места, где пышно разрослись дубы, ивы, яблони, березы или падуб. Вот где обязательно встретишь какую-нибудь нежить — если очень повезет, то явную.
Затем Сианад «для собственной безопасности» принялся учить Имриен языку немых.
Ближе к вечеру путники оказались в горах. Бушующий океан леса остался внизу; здесь лишь изредка можно было увидеть чахлые деревья, цепляющиеся за жизнь назло свирепым вихрям. Невесть откуда взялся промозглый серый ветер. Он обтачивал утесы, словно боевые клинки, и так свистел в ушах, что путникам приходилось все крепче стягивать завязки своих капюшонов.
— Не по сезону погодка! — с подозрением проворчал Сианад.
С наступлением темноты дорога стала и вовсе опасной: в пустотах между отрогами люди то и дело натыкались на болотные топи, всякий раз замечая их в самый последний миг, уже занеся ногу для рокового шага.
— Повезло нам, что я не домосед какой-нибудь, а вольная пташка, успел постранствовать, — разглагольствовал Сианад. — Иначе мы бы не сегодня-завтра заблудились или окоченели в лесу. И вообще идти дальше просто невыносимо. По-моему, пора искать укрытие для ночлега.
Легко сказать: вокруг были одни голые скалы. Путники решили уже забраться под какой-нибудь утес на всю ночь, и тут впереди замерцал огонек.
Сианад и Имриен недоверчиво приблизились. Какова же была их радость, когда они обнаружили нечто вроде крупного шалаша, внутри которого гостеприимно полыхал костер!
— Сдохнуть мне на месте! Хижина дровосека, вот так удача! — восторгался эрт. — г Если мои глаза не врут, эту ночь мы проведем в тепле, со всеми удобствами. Лесорубы знают, из чего строить. Спорим, это рябина! Никакой нежити сюда не забраться.
И все же он внимательно осмотрелся, прежде чем переступить порог.
— Входи, шерна, здесь никого нет! Думаю, наш добрый хозяин не обидится, если мы дождемся его тут и заодно согреемся.
Поверив суждению своего наставника, девушка присела рядом с ним на большом сером камне у огня. Другой такой же камень лежал напротив, а возле него — две неподъемные колоды. Путники потирали озябшие ладони и с силой топали ногами. Сианад подбросил немного хвороста в костер. Жар прогрел гостей до самых косточек, и они начали клевать носом.
Тут дверь хижины с шумом распахнулась, и оба подскочили на месте.
На пороге стояло странное существо: крепко сбитый и широкий в плечах карлик, хоть ростом и по колено человеку. Спину пришельца прикрывала накидка из телячьей кожи, штаны и обувка были сшиты из кротовых шкурок, а головной убор, скроенный из мха и папоротника, украшало перо белой куропатки.
— Злыдар! — только и успел прошептать Сианад, пока дверь с треском не захлопнулась. Повисла звенящая, почти металлическая тишина. Существо сердито блеснуло глазами в сторону непрошеных гостей и молча уселось на противоположном камне.
Имриен вся трепетала от ужаса, но старалась не показывать виду, как научил ее эрт. Стоит побежать или выдать свой страх — и тварь набросится на тебя. Сианад неподвижно сидел рядом. Девушке приходилось подражать его примеру.
Злыдар, черный карлик. В Башне Исс взахлеб рассказывали об исключительной жестокости этого народца, знаменитого своей ненавистью к людям. И вот они вместе сидят у костра, безмолвно вглядываясь друг в друга. Что дальше?
Прошло время, пламя начало гаснуть. Когда стало больше невмоготу выносить холод, Сианад набрался мужества, собрал с земли кучку хвороста и бросил в огонь.
Злыдар тоже нагнулся и поднял огромную колоду. Чудовищное полено было толще его самого и раза в два выше, но карлик подхватил его, словно пушинку, и, переломив об колено, швырнул в красную глотку пламени. Злыдар презрительно уставился на человека, склонив голову набок. В его насмешливой ухмылке читался открытый вызов: а ну, попробуй, сделай то же! Другая колода лежала нетронутой.
Сианад выдержал взгляд черного карлика, но не двинулся с места — чуял какой-то подвох, догадалась Имриен.
Костер ярко вспыхнул и на некоторое время согрел сидящих. Потом языки пламени замигали, задергались и почти погасли. Язвительная гримаса злыдара так и подначивала эрта взять оставшееся бревно, однако тот не поддавался. Даже когда зубы путников застучали от холода и кости, казалось, обратились в лед. Все трое сидели молча, недвижно, будто изваяния, освещаемые слабыми отблесками умирающего костра.
Но даже самая долгая ночь рано или поздно заканчивается. Едва забрезжил рассвет и сороки застрекотали, здороваясь с восходящим солнышком, черный карлик растаял, будто и не бывало. Исчезла хижина, а вместе с ней и огонь. Единственное, что уцелело, — это камень, на котором сидели Сианад и Имриен. Первые лучи утра рассеяли чары нежити, открыв путникам глаза: камень лежал у самого края крутого обрыва. Потянись эрт за мнимым поленом — непременно сорвался бы и сломал себе шею, как те несчастные, кости которых белели на земле под утесом.
— Я сразу догадался, что это морок, а не простая хижина, — буркнул Сианад. — Стоило только мерзкому урейгууну ступить за порог. В настоящее жилье эти твари без приглашения не заходят.
Как только солнце осветило дорогу, путники поспешили прочь от страшного места. Они шли весь день, почти не разговаривая. Усталые, издерганные, оба вздрагивали при любом неожиданном шорохе. После того как Сианад и Имриен спустились в долины и снова попали в лес, пронизывающий холод страны злыдарей сменился блаженным летним теплом.
Под вечер деревья поредели, и между ветвями заплясали какие-то огоньки. Вверху над кронами тоже двигался странный источник света. Лес наполнился вздохами, всхлипами и бормотанием. Имриен ощутила, как на голове зашевелились волосы: по правую руку от девушки шел некто невидимый. Не смея обернуться, она несколько раз скашивала глаза, но взгляд пронизывал пустоту и упирался в окружающие деревья.
На пути встретился небольшой ручеек. Люди пересекли его вброд, и после этого пугающее ощущение чужого присутствия оставило девушку.
— Бабуля всегда меня учила: страх мешает увидеть верную дорогу — избавься от него и сразу поймешь, куда идти, — вполголоса молвил Сианад.
Загадочные огни исчезли, и путники вышли на просторную просеку. Мощные стволы вокруг были повалены, их место спешила занять новая поросль. Посреди высилась до небес грандиозная стальная конструкция на четырех столбах. У Сианада отлегло от сердца.
— Эстафетная Башня, — заулыбался он, вытирая пот со лба. — Судьба к нам благосклонна. Сплошное железо, никакой тебе нежити.
Лицо эрта вытянулось.
— А ведь на карте нет Эстафетных Башен, — мрачно изрек он. Но тут же просветлел: — Рисунок-то грубый, приблизительный, где запачкался, где стерся от времени… В общем, мне все равно. Ночуем здесь.
Само собой, Башня не вся была из железа, иначе не устояла бы на такой узкой основе. Некогда силдроновые прокладки поддерживали в воздухе верхнюю половину сооружения, искореженные ржавеющие останки которой лежали теперь на земле: видимо, пираты наведались или кто-то еще позарился на драгоценный металл.
Сианад привязал камень к концу бечевки и подбросил его. Тот упал вниз. Эрт попытался снова. На сей раз камень перелетел через высокие перила и вернулся к Сианаду. Тот накрепко привязал веревку к обломку Башни и с видом победителя протянул свободный конец Имриен.
— Обвяжи его вокруг талии, хватайся обеими руками и лезь наверх. Как только окажешься в безопасности, бросай бечевку мне.
Восхождение было не из легких. Порывы горячего ветра раскачивали Башню, пытаясь лишить людей равновесия. Рыжая пыль сухим дождем осыпалась на них, окрашивая руки, волосы, откинутые капюшоны, попадая в глаза.
Один раз проржавевшая балка подломилась и девушка чуть не упала, но эрт поймал ее за локоть. Хватка Сианада была крепче и надежнее любого железа.
— Держись, шерна. Это потруднее, чем лазать по веткам, зато тут безопаснее, чем в гнезде!
На полпути к платформе они отыскали начало лестницы, ведущей на первый этаж. Здесь путники отряхнулись от ржавчины и устроились на привал. Небо снаружи затягивали тяжелые тучи, пылающие в закатных лучах.
— Ветер опять поднимается, — заметил Сианад и, отхлебнув из кожаного бурдюка, утерся рукавом. — Похоже, дело к дождю.
Внезапно он застыл, пораженный одной мыслью.
— Если начнется гроза, нам придется уносить отсюда ноги, Имриен. Я видел, как эти железные штуки притягивают к себе молнии.
Тьма настала почти мгновенно. Путники поели сушеных фруктов и расположились на ночлег. Однако обоим было не до сна. Общаться тоже не хотелось. Ветер ревел и свистел в пустотах полусгнившей опоры, задувая в дырявый потолок. Башня со скрипом покачивалась. Так продолжалось до утра. Грозы не было, но перед самым рассветом ветер утих и серое одеяло неба навалилось на Башню, рассыпавшись мелкой теплой изморосью. Вскоре путники вымокли до нитки. Ржавчина затекала вместе с водой под одежду и терзала исцарапанную кожу.
Эрт ворчал и бранился все время, пока они спускались с башни при бледном свете утра, торопясь продолжить путь. Повсюду звенели беспечные ручейки, будто потоки стекляруса перекатывались среди сверкающей листвы и мхов. Каждая паутинка превратилась в перламутровое ожерелье, с каждой ветки тянулась вниз живая серебряная цепочка из капель. Струйки воды словно отбивали развеселый ритм своими быстрыми, легкими ножками, мелодично пересмеиваясь и перешептываясь друг с другом. Яркая, сочная, омытая листва рукоплескала дождю. Имриен чудилось, что с неба льются прозрачные звуки свирели и радостная песенка:
Я гашу и утоляю,
Я ращу и примиряю,
Я чистейшим серебром
Вены леса наполняю!
Хочу — скачу!
Бегу — пою!
Мокро? Неприятно? Пустяки! Имриен счастливо улыбалась и шлепала в размокшей обувке прямо по лужам и ручейкам. Даже вид у девушки был отдохнувший и посвежевший. Она слушала музыку дождя и наслаждалась.
Вдруг перед путниками прямо изо мха вырос темнокожий карлик и долго шагал впереди, прежде чем исчезнуть под землей. Другое существо, что вышло им навстречу, стремительно увеличивалось в размерах. Поравнявшись с людьми, оно уже было ростом с могучее дерево. Но когда Имриен, не сдержавшись, обернулась, великан весь усох, съежился и юркнул под серый камень.
— Мороки это все, — шепнул Сианад на ухо девушке. — Обман, и ничего больше.
Впереди из колючих зарослей на путников уставилась горящими глазами темная, как смоль, собака ростом с теленка. Люди не сбавили шага и не свернули в сторону. Стиснув зубы, они прошли в такой близи от ощетинившегося пса, что почувствовали на себе его смрадное дыхание. Тварь не бросилась на них и даже не стала преследовать.
Спустя несколько часов дождь ослабел. По ветвям скакали белки, то и дело обрушивая на путников сверкающие водопады. Карту Сианад пока не доставал, опасаясь, как бы та случайно не погибла от сырости. Солнце до сих пор не показывалось; определить его положение не было никакой возможности. Наконец эрт остановился и сбросил хлюпающий ранец.
— Что толку идти, когда я не знаю направления. Так и будем блуждать кругами. Давай лучше разложим костерок и передохнем. Хоть просушимся.
Путники принялись собирать хворост. Девушка вернулась с охапкой подмокших сучьев. Сианад был горд собой: он обнаружил кучу сухих веток в дупле упавшего дерева. Эрт перевязал их и взвалил на спину, отправившись на поиски сухого мха.
— Оббан теш! — застонал Сианад через пару минут. — Ну и тяжелая эта вязанка, хребет сломаешь! Все, больше не могу! Костер жгем прямо здесь. Ох-ох-ох! Будто мешок с камнями! — Сианад расправил плечи, с наслаждением уронив ношу подле ранца.
Вязанка подпрыгнула и, забавно вихляясь, потрусила прочь. Сианад попытался схватить беглянку — та улизнула прямо из-под носа.
— Тани! Лови ее! Заходи справа, Имриен!
Они гонялись за своенравной вязанкой по всей поляне. Вдруг хворост завизжал и с хохотом растаял в воздухе.
— У, вонючие хитрюги! Чума вас возьми! — прорычал Сианад и погрозил пустому месту кулаком. — А ты-то че ухмыляешься?
Маленький костерок трещал и сильно дымил, практически не давая тепла. Дождь наконец перестал, солнечный свет пробился сквозь листву, и на земле обозначились резкие глубокие тени. От одежды Сианада и Имриен шел пар. Эрт сварил в небольшом котелке пшенную кашу с изюмом. После еды Сианад заметно повеселел и опять стал разговорчив.
— … Так вот, нежить бывает двух видов: явная и неявная. Даже нет, трех, есть еще хитрюги, эти сами по себе: то злые, то добрые, не разберешь их! Явная нежить — нам не помеха, в худшем случае созорничает чего-нибудь, а то и выручит. Вот неявные — от них хорошего не жди. Нет на свете такой силы, что заставила бы их пожалеть смертного. Хотя, знаешь, с любой нежитью держи ухо востро. Давай я объясню тебе законы, которых эти твари никогда не нарушают. Не удивляйся, шерна, у них свои правила — кто знает, тот уже не пропадет. Помнишь, я говорил тебе: встретишь нежить — не показывай страха. Это дает особую защиту. А вот еще: никто не должен знать, как тебя зовут. В лесу это неписаный закон, настоящего имени человека вслух произносить нельзя, разве что злейшего врага. Зато если выведать прозвание того, кто тебе угрожает, будь это хитрюга, явный или… другой, — тогда уж он тебе будет подчиняться, до какой-то степени. Или, например: никогда не смотри в глаза нежити. На некоторых глядеть можно и даже нужно, чтобы они не исчезли, но опять же не в глаза! Это очень опасно.
Вообще у них много всяких правил, таких чудных, что иногда диву даешься. Но знаешь, чего не могут эти твари? Лгать. Вот так вот взять и сказать человеку неправду. Веришь ли? Не под силу им это. Оружие нежити — недоговорки, двусмысленности, как бы истина, только вывернутая наизнанку. Ну и потом, всегда можно подпустить мороку. Мы в Финварне кличем его пишогу. Люди и попадаются…
Сианада было не остановить. Имриен засомневалась, а не дышит ли он ушами. Слова заменяли эрту сладкое вино, а тут под рукой оказался подходящий кувшинчик…
— Есть твари стайные, они одеваются во все зеленое, есть одиночки, те ходят в красном. Одни маленькие, другие больше, третьи выглядят, как хотят. Кто-то бродит под землей, в море или в пресной воде. Попадается и домашняя нежить. Некоторые существа ночные, с рассветом они пропадают, а некоторые нет. Встречаются среди них и недалекие, и семи пядей во лбу, все, как у людей. Глупых можно перехитрить, а мелюзгу даже изловить. Смотришь на такое существо очень пристально и берешь прямо голыми руками. Главное — не моргнуть и не ослабить хватку. Тварь обязательно откупится: исполнит желание или выдаст, где зарыто золото.
Каких-нибудь неявных послабее легко отпугнуть солью, амулетами и прочим. Хорошо также, если у человека язык подвешен, как у Барда: за таким всегда останется Последнее Слово, а нежить этого боится. Еще одни не выносят звона колокольчиков. Есть даже такой стишок:
Хлеб да соль через порог,
Ручейки да серебро,
Палка — ведьмина метла,
Сохраните ото зла.
Клевер, колокольный звон,
Древний ясень, фай ворон,
На запястье красна нить,
От неявных сохрани.
Солнце, третьи петухи,
Сберегите от лихих.
Да… Простенькие талисманы — это хорошо, но могучую нежить ими не спугнешь, тут нужны заклятия покрепче. Вот почему наши маги никогда не останутся без куска хлеба. Да ведь и они, правду сказать, не всесильны… Но ты не бойся, мы-то непременно прорвемся.