Страница:
Хаммерштайн безжизненно улыбался, танцуя с графиней, которая была не более, чем послушной куклой в его руках. Или зеркалом, покорно отражавшим его достоинства и пороки. За долгие годы, проведенные во дворце, Эльза Хаммерштайн научилась владеть лицом, но не настолько, чтобы на нем нельзя было заметить следы пережитого потрясения.
Мысленно граф продолжал беседовать с Каплиным. Это был разговор умных и восприимчивых людей. Отчасти к нему были подключены Марта и Габер. При этом дочь графа умудрялась флиртовать с Руди. По причине амнезии тот оставался кем-то вроде князя Мышкина, другими словами, идиота из романа господина Достоевского. Граф иногда почитывал беллетристику, считая, что некоторые психологические наблюдения технов могут оказаться верными.
Танцы были не более чем данью традиции. Марта не видела никакого смысла тереться в паре, повторяя неестественные движения. Она была одета в обтягивающее платье и, как всегда в подобных случаях, «забыла» о нижнем белье. Вялотекущая беседа о судьбах империи сейчас интересовала ее гораздо меньше, чем сводный брат, относившийся к ней далеко не по-братски...
Марта была не прочь заполучить его в свою коллекцию. Она чувствовала, что он может оказаться полезным, хотя еще не представляла себе, в каком именно качестве. Может быть, как исполнитель, не задающий лишних вопросов и доказавший это на недавней охоте?..
– Чему ты улыбаешься? – спросил Руди, любуясь ее ровными белыми зубами и прекрасно очерченным ртом.
Они перешли к столику у стены, возле которой стоял Габер, одетый в смокинг, и курил хорошую американскую сигарету. Он наверняка слышал их разговор.
– Ты спас Кирхера от технов и прикончил его здесь. Разве это не смешно?
– Не более, чем многое другое. Например, я то и дело встречаю во дворце Гуго. Кстати, когда состоится погребение?
Внешне Хаммерштайн не изменилась, но Рудольфу ощутил, что все вокруг затянул невидимый лед. Даже огонь в камине стал каким-то тусклым.
– Если это шутка, то очень неудачная, – сказала Марта с нескрываемой угрозой. – Не вздумай болтать о Гуго при посланнике!
– А в чем дело? – Руди продолжал разыгрывать неведение.
Он не излучал вовне ничего, кроме огромного желания обладать этой самкой. Она перестала дразнить его. Марта боялась зомби и не понимала, чего добивался отец. Возможно, граф тоже не понимал этого и действовал наугад. Пугающая сцена в подвале до сих пор снилась ей по ночам и извращала самые светлые из видений.
Чтобы скрыть замешательство, она сделала несколько глотков из бокала. К ним направлялся Каплин. Марта рассматривала потенциального супруга без всякого любопытства, как будущего делового партнера. Тот не выглядел ни гением, ни сверхмужчиной, но внешность часто бывает обманчивой.
Илии все больше становилось не по себе. Ему внушал подозрение один из членов графской семьи – высокий широкоплечий брюнет с зелеными глазами. Блудный сын... Интересно, где он блуждал столько лет? Илия пытался прозондировать его мозг, но обнаружил первозданную пустоту там, где ее не должно было быть. Опасный и непредсказуемый тип... И еще зомби в спальне наверху, которого пытались скрыть от гостя... Что здесь творилось? Не пора ли сообщить в столицу о странностях центрально-европейского Дома? Некоторое время Каплин взвешивал эту возможность и решил немного подождать.
На всякий случай посланник отдал приказ своим телохранителям в зале держаться поближе. Еще два верных человека все время находились в его покоях. Приказ был отдан узконаправленным пучком «психо», но сам факт передачи не укрылся от внимания Габера. У того был нюх на такого рода штуки. Карл даже подумал, не поторопился ли он с Кирхером? Назревало что-то очень нехорошее. Период относительного затишья продолжался недолго.
4
5
Глава четвертая. Без пяти минут губернатор
1
Мысленно граф продолжал беседовать с Каплиным. Это был разговор умных и восприимчивых людей. Отчасти к нему были подключены Марта и Габер. При этом дочь графа умудрялась флиртовать с Руди. По причине амнезии тот оставался кем-то вроде князя Мышкина, другими словами, идиота из романа господина Достоевского. Граф иногда почитывал беллетристику, считая, что некоторые психологические наблюдения технов могут оказаться верными.
Танцы были не более чем данью традиции. Марта не видела никакого смысла тереться в паре, повторяя неестественные движения. Она была одета в обтягивающее платье и, как всегда в подобных случаях, «забыла» о нижнем белье. Вялотекущая беседа о судьбах империи сейчас интересовала ее гораздо меньше, чем сводный брат, относившийся к ней далеко не по-братски...
Марта была не прочь заполучить его в свою коллекцию. Она чувствовала, что он может оказаться полезным, хотя еще не представляла себе, в каком именно качестве. Может быть, как исполнитель, не задающий лишних вопросов и доказавший это на недавней охоте?..
– Чему ты улыбаешься? – спросил Руди, любуясь ее ровными белыми зубами и прекрасно очерченным ртом.
Они перешли к столику у стены, возле которой стоял Габер, одетый в смокинг, и курил хорошую американскую сигарету. Он наверняка слышал их разговор.
– Ты спас Кирхера от технов и прикончил его здесь. Разве это не смешно?
– Не более, чем многое другое. Например, я то и дело встречаю во дворце Гуго. Кстати, когда состоится погребение?
Внешне Хаммерштайн не изменилась, но Рудольфу ощутил, что все вокруг затянул невидимый лед. Даже огонь в камине стал каким-то тусклым.
– Если это шутка, то очень неудачная, – сказала Марта с нескрываемой угрозой. – Не вздумай болтать о Гуго при посланнике!
– А в чем дело? – Руди продолжал разыгрывать неведение.
Он не излучал вовне ничего, кроме огромного желания обладать этой самкой. Она перестала дразнить его. Марта боялась зомби и не понимала, чего добивался отец. Возможно, граф тоже не понимал этого и действовал наугад. Пугающая сцена в подвале до сих пор снилась ей по ночам и извращала самые светлые из видений.
Чтобы скрыть замешательство, она сделала несколько глотков из бокала. К ним направлялся Каплин. Марта рассматривала потенциального супруга без всякого любопытства, как будущего делового партнера. Тот не выглядел ни гением, ни сверхмужчиной, но внешность часто бывает обманчивой.
Илии все больше становилось не по себе. Ему внушал подозрение один из членов графской семьи – высокий широкоплечий брюнет с зелеными глазами. Блудный сын... Интересно, где он блуждал столько лет? Илия пытался прозондировать его мозг, но обнаружил первозданную пустоту там, где ее не должно было быть. Опасный и непредсказуемый тип... И еще зомби в спальне наверху, которого пытались скрыть от гостя... Что здесь творилось? Не пора ли сообщить в столицу о странностях центрально-европейского Дома? Некоторое время Каплин взвешивал эту возможность и решил немного подождать.
На всякий случай посланник отдал приказ своим телохранителям в зале держаться поближе. Еще два верных человека все время находились в его покоях. Приказ был отдан узконаправленным пучком «психо», но сам факт передачи не укрылся от внимания Габера. У того был нюх на такого рода штуки. Карл даже подумал, не поторопился ли он с Кирхером? Назревало что-то очень нехорошее. Период относительного затишья продолжался недолго.
4
Гуго оторвал голову от подушки. Тяжелую, как будто эта часть тела была отлита из чугуна. Впрочем, остальные части тела тоже плохо подчинялись ему. Как в кошмарном сне, когда надо защищаться и не можешь поднять руку. Если бы он мог более-менее связно думать, то, возможно, обратил бы внимание на причину своего внезапного выхода из спячки.
Он очень плохо слышал и не различал удаляющийся шелест женского платья и тихий скрип, с которым закрылась дверь. Зато он воспринимал вибрации, исходившие из портативной музыкальной шкатулки, оставленной кем-то в изголовье его кровати.
Руки и ноги начали коченеть, веки склеились так, что он с трудом разлепил их, помогая себе пальцами, похожими на деревянные сучья... Он лежал одетым и даже обутым. В некоторых местах рубашка и костюм уже трещали по швам – разрезать их было бы проще, чем снять. Серые кожаные туфли казались двумя вздувшимися мышами.
Двигаться было мучительно тяжело, примерно так же, как плавать в цементном растворе. Но барабаны, звучавшие на пределе слышимости, заставили зомби встать. Жесткий ритм содержал приказ, которого Гуго не мог ослушаться. На сей раз это был ритм войны и смерти.
Зомби покачнулся и направился к узкой полоске света, пробивавшегося сквозь щель под неплотно прикрытой дверью. Впервые с того момента, как он умер, кто-то прокручивал в его опустошенном сознании черно-белый фильм. Он передвигался среди несуществующего антуража.
Серый песок, похожий на измельченный пепел, усеивал берег свинцового океана. В черном небе кружили ослепительно-белые птицы. Чайки или стервятники. Черные девушки в платьях цвета непорочности выворачивали суставы в рваном танце разрушения. Кожа, излучавшая люминисцентное свечение, сползала с них, обнажая черепа и кости. Среди девушек была Дева Урзули, бесконечно печальная от того, что все ее плотские воплощения поджидала Смерть...
Зомби, пошатываясь, прошел мимо. Невыносимая пульсация заставляла его переставлять ноги. Если бы он остановился, то расползся бы, словно переполненный грязью целлофановый мешок... На этом же берегу обитали пока еще живые враги. Гуго уже видел их фигуры, размытые, как будто спрятанные за мутными стеклами...
Хаммерштайн-младший вышел из своей спальни в тускло освещенный коридор. Человек, сидевший в кресле возле торшера, отложил в сторону журнал, который лениво перелистывал в течение последнего часа. Когда он вставал, с левой стороны груди под тканью дорогого пиджака обозначилась выпуклость плечевой кобуры.
Зомби развернулся и сделал несколько шагов по направлению к лестнице. Снизу доносились звуки музыки и ровный гул голосов. Гуго явно собирался обрадовать общество своим присутствием. Охранник имел на этот счет недвусмысленный приказ и не мог позволить графскому сыну появиться в зале.
...Массивная фигура возникла на пути. Ее ноги глубоко увязали в пепле. У фигуры не было лица. Серый дымный шар вращался на месте головы. Это был демон дыма, северного ветра, темная половина проклятой души альбатроса...
– Иди к себе, – хрипло сказал охранник, стоя в метре от зомби и поневоле глядя на перегоревшие лампочки его глаз. А еще был запах, от которого сводило желудок и ужин просился наружу...
Рука, тугая и бесчувственная, как резиновая дубинка, внезапно взметнулась и схватила человека за горло. Он успел издать сдавленный звук, прежде чем его ноги оторвались от пола. В подвешенном состоянии он сумел извлечь из кобуры пистолет и упереть ствол в неподвижную грудь зомби. Перед глазами охранника распускались и тут же таяли черные цветы. Он не сразу решил, стрелять ли в сына хозяина, и секундное промедление погубило его.
На Гуго пушка не произвела никакого впечатления. Он «видел», как внутри головы-шара заметались тени, когда он преградил путь питавшей их энергии. Демон умирал, значит, зомби не был обманут. Смерть действительно имела место, и ее можно было достичь. Если очень сильно постраться.
А он старался.
...Охранник понял, наконец, что расстается с жизнью, и нажал на курок. Зомби не слышал выстрела, хотя какая-то сила швырнула его на стену. Наконечники пуль в обойме охранника были распилены таким образом, что при столкновении с телом они превращались в некие подобия маленьких ножей для мясорубки. При выстреле с приличного расстояния это усиливало поражающий эффект.
При выстреле в упор результат был еще более потрясающим.
Выходное отверстие в спине зомби оказалось размером с тарелку. Огромный кусок его плоти превратился в мелкий фарш и сейчас украшал большой участок стены, как будто над нею поработал не вполне здоровый художник-пуантилист.
Несмотря на это, дважды мертвый Гуго не разжал пальцы и не выпустил жертву. Более того, он очень быстро довел дело до конца. Второго выстрела не последовало. Черная энергия, перетекавшая в его гниющих внутренностях, мгновенно нашла новые каналы, по которым устремилась к мышцам. Пальцы зомби соединились внутри теплого студня и вырвали чужую гортань.
Электрический ток снова появился внутри необратимо поврежденной машины. Только теперь напряжение было настолько высоким, что ток протекал не по выгоревшим проводам, а по скоплениям нагара и копоти... Гуго схватил пистолет за горячий ствол и вырвал его из судорожно сжатой руки охранника, ломая тому пальцы. Положил пушку в карман пиджака и поцеловал вывалившийся язык мертвеца. Он сделал это неосознанно, воспроизводя ненужные элементы какого-то ритуала.
...Когда тени успокоились во мгле шара, словно издохшие рыбки в аквариуме, Гуго отпустил оболочку демона, и та утонула в пепле. Берег был чист, если можно назвать чистотой безликий ад пустоты. Враги были где-то там, впереди, они стали прозрачными, притворялись невидимыми, но зомби ни на секунду не усомнился в том, что увидит их, если только подойдет ближе. Им руководил Огун Феррай, и Огун Феррай сказал ему, как справиться с ними.
Из какой-то двери справа по коридору высунулась служанка-техн, услыхавшая звук выстрела. Ее бледное личико выглядело скорее растерянным, чем испуганным. До тех пор, пока она не увидела дыру, зиявшую в груди Гуго в обрамлении дымящихся клочьев рубашки.
Зомби приближался к ней, и это медленное движение будто загипнотизировало ее. Когда она решилась позвать на помощь, Гуго был уже рядом. Она закричала, но не слишком громко и уверенно, опасаясь того, что станет причиной скандала. Ее крик заглушала музыка. Ее ничего не могло спасти.
– Молчи!.. – глухо просипел зомби. Его рука легко пробила плоский женский живот и встретила непреодолимое препятствие в виде стены.
Служанка представлялась ему чем-то вроде заколдованной статуи, глупым существом, заточенным внутри куска застывшей эпоксидной смолы. Он пытался разрушить статую и освободить трепещущее существо...
– Молчи!.. – просил он, с мучительным усилием прокачивая воздух через свою глотку, пока ее крик, превратившийся в зловещее шипение, не стих. Женщина повисла на его предплечье, из ее рта толчками извергалась кровь. Вскоре Гуго был испачкан так, словно только что разделал коровью тушу.
Он отпустил освобожденное существо. У него не было времени спасать еще кого-либо. Программа, закодированная в сложных барабанных ритмах, заставила его двигаться вперед и ускорить действие.
Тяжело ступая, зомби добрел до лестницы. От него все еще отваливались кусочки мяса и кожи. Кровь служанки застывала на нем очень быстро. Его собственная кровь давно свернулась и теперь осыпалась коричневой пылью. Он был вроде Песочного Человека из старой сказки. Он пришел, чтобы нарушить заведенный порядок. Такова была его миссия.
Гуго Хаммерштайн начал спускаться по ступеням навстречу музыке и свету. Он делал это осторожно, чтобы не упасть.
Он очень плохо слышал и не различал удаляющийся шелест женского платья и тихий скрип, с которым закрылась дверь. Зато он воспринимал вибрации, исходившие из портативной музыкальной шкатулки, оставленной кем-то в изголовье его кровати.
Руки и ноги начали коченеть, веки склеились так, что он с трудом разлепил их, помогая себе пальцами, похожими на деревянные сучья... Он лежал одетым и даже обутым. В некоторых местах рубашка и костюм уже трещали по швам – разрезать их было бы проще, чем снять. Серые кожаные туфли казались двумя вздувшимися мышами.
Двигаться было мучительно тяжело, примерно так же, как плавать в цементном растворе. Но барабаны, звучавшие на пределе слышимости, заставили зомби встать. Жесткий ритм содержал приказ, которого Гуго не мог ослушаться. На сей раз это был ритм войны и смерти.
Зомби покачнулся и направился к узкой полоске света, пробивавшегося сквозь щель под неплотно прикрытой дверью. Впервые с того момента, как он умер, кто-то прокручивал в его опустошенном сознании черно-белый фильм. Он передвигался среди несуществующего антуража.
Серый песок, похожий на измельченный пепел, усеивал берег свинцового океана. В черном небе кружили ослепительно-белые птицы. Чайки или стервятники. Черные девушки в платьях цвета непорочности выворачивали суставы в рваном танце разрушения. Кожа, излучавшая люминисцентное свечение, сползала с них, обнажая черепа и кости. Среди девушек была Дева Урзули, бесконечно печальная от того, что все ее плотские воплощения поджидала Смерть...
Зомби, пошатываясь, прошел мимо. Невыносимая пульсация заставляла его переставлять ноги. Если бы он остановился, то расползся бы, словно переполненный грязью целлофановый мешок... На этом же берегу обитали пока еще живые враги. Гуго уже видел их фигуры, размытые, как будто спрятанные за мутными стеклами...
Хаммерштайн-младший вышел из своей спальни в тускло освещенный коридор. Человек, сидевший в кресле возле торшера, отложил в сторону журнал, который лениво перелистывал в течение последнего часа. Когда он вставал, с левой стороны груди под тканью дорогого пиджака обозначилась выпуклость плечевой кобуры.
Зомби развернулся и сделал несколько шагов по направлению к лестнице. Снизу доносились звуки музыки и ровный гул голосов. Гуго явно собирался обрадовать общество своим присутствием. Охранник имел на этот счет недвусмысленный приказ и не мог позволить графскому сыну появиться в зале.
...Массивная фигура возникла на пути. Ее ноги глубоко увязали в пепле. У фигуры не было лица. Серый дымный шар вращался на месте головы. Это был демон дыма, северного ветра, темная половина проклятой души альбатроса...
– Иди к себе, – хрипло сказал охранник, стоя в метре от зомби и поневоле глядя на перегоревшие лампочки его глаз. А еще был запах, от которого сводило желудок и ужин просился наружу...
Рука, тугая и бесчувственная, как резиновая дубинка, внезапно взметнулась и схватила человека за горло. Он успел издать сдавленный звук, прежде чем его ноги оторвались от пола. В подвешенном состоянии он сумел извлечь из кобуры пистолет и упереть ствол в неподвижную грудь зомби. Перед глазами охранника распускались и тут же таяли черные цветы. Он не сразу решил, стрелять ли в сына хозяина, и секундное промедление погубило его.
На Гуго пушка не произвела никакого впечатления. Он «видел», как внутри головы-шара заметались тени, когда он преградил путь питавшей их энергии. Демон умирал, значит, зомби не был обманут. Смерть действительно имела место, и ее можно было достичь. Если очень сильно постраться.
А он старался.
...Охранник понял, наконец, что расстается с жизнью, и нажал на курок. Зомби не слышал выстрела, хотя какая-то сила швырнула его на стену. Наконечники пуль в обойме охранника были распилены таким образом, что при столкновении с телом они превращались в некие подобия маленьких ножей для мясорубки. При выстреле с приличного расстояния это усиливало поражающий эффект.
При выстреле в упор результат был еще более потрясающим.
Выходное отверстие в спине зомби оказалось размером с тарелку. Огромный кусок его плоти превратился в мелкий фарш и сейчас украшал большой участок стены, как будто над нею поработал не вполне здоровый художник-пуантилист.
Несмотря на это, дважды мертвый Гуго не разжал пальцы и не выпустил жертву. Более того, он очень быстро довел дело до конца. Второго выстрела не последовало. Черная энергия, перетекавшая в его гниющих внутренностях, мгновенно нашла новые каналы, по которым устремилась к мышцам. Пальцы зомби соединились внутри теплого студня и вырвали чужую гортань.
Электрический ток снова появился внутри необратимо поврежденной машины. Только теперь напряжение было настолько высоким, что ток протекал не по выгоревшим проводам, а по скоплениям нагара и копоти... Гуго схватил пистолет за горячий ствол и вырвал его из судорожно сжатой руки охранника, ломая тому пальцы. Положил пушку в карман пиджака и поцеловал вывалившийся язык мертвеца. Он сделал это неосознанно, воспроизводя ненужные элементы какого-то ритуала.
...Когда тени успокоились во мгле шара, словно издохшие рыбки в аквариуме, Гуго отпустил оболочку демона, и та утонула в пепле. Берег был чист, если можно назвать чистотой безликий ад пустоты. Враги были где-то там, впереди, они стали прозрачными, притворялись невидимыми, но зомби ни на секунду не усомнился в том, что увидит их, если только подойдет ближе. Им руководил Огун Феррай, и Огун Феррай сказал ему, как справиться с ними.
Из какой-то двери справа по коридору высунулась служанка-техн, услыхавшая звук выстрела. Ее бледное личико выглядело скорее растерянным, чем испуганным. До тех пор, пока она не увидела дыру, зиявшую в груди Гуго в обрамлении дымящихся клочьев рубашки.
Зомби приближался к ней, и это медленное движение будто загипнотизировало ее. Когда она решилась позвать на помощь, Гуго был уже рядом. Она закричала, но не слишком громко и уверенно, опасаясь того, что станет причиной скандала. Ее крик заглушала музыка. Ее ничего не могло спасти.
– Молчи!.. – глухо просипел зомби. Его рука легко пробила плоский женский живот и встретила непреодолимое препятствие в виде стены.
Служанка представлялась ему чем-то вроде заколдованной статуи, глупым существом, заточенным внутри куска застывшей эпоксидной смолы. Он пытался разрушить статую и освободить трепещущее существо...
– Молчи!.. – просил он, с мучительным усилием прокачивая воздух через свою глотку, пока ее крик, превратившийся в зловещее шипение, не стих. Женщина повисла на его предплечье, из ее рта толчками извергалась кровь. Вскоре Гуго был испачкан так, словно только что разделал коровью тушу.
Он отпустил освобожденное существо. У него не было времени спасать еще кого-либо. Программа, закодированная в сложных барабанных ритмах, заставила его двигаться вперед и ускорить действие.
Тяжело ступая, зомби добрел до лестницы. От него все еще отваливались кусочки мяса и кожи. Кровь служанки застывала на нем очень быстро. Его собственная кровь давно свернулась и теперь осыпалась коричневой пылью. Он был вроде Песочного Человека из старой сказки. Он пришел, чтобы нарушить заведенный порядок. Такова была его миссия.
Гуго Хаммерштайн начал спускаться по ступеням навстречу музыке и свету. Он делал это осторожно, чтобы не упасть.
5
Рудольф начал подумывать о том, чтобы завести себе подружку. Это было несложно – принадлежность к династии давала ему повод рассчитывать на легкие победы. Он исходил из того, что подавляющее большинство женщин продажны, и не ошибся в этом. Свободные и несвободные дамы подходящего возраста посматривали в его сторону весьма благосклонно.
Отделавшись от Каплина, не проявлявшего никаких признаков дружелюбия, Руди закадрил какую-то блондинку с пышным бюстом, приоткрытым до линии сосков, и теперь развлекал ее лекцией о сравнительных достоинствах псилоцибина и ЛСД. Блондинку звали Лина. По случаю знакомства они курили одну толстую папиросу с травкой на двоих. Руди делал это чисто механически. Присутствие посторонних веществ в организме никак не влияло на его функционирование.
Зато влияло кое-что другое. Лина вдруг перестала его интересовать. На несколько секунд он отключился и даже забыл о том, что надо улыбаться. Он ощутил ТУ САМУЮ вибрацию...
Война и смерть.
То, что должно было предшествовать ритуалу. Все началось без его участия, и это казалось самым неприятным. От резких телодвижений Рудольфа удерживало только одно: он все еще слепо верил в неисповедимость намерений настоятеля.
...Берег свинцового океана вдруг оказался усеян демонами и слугами демонов. Каждый из них искажал вокруг себя пространство, и воевать против всех было абсолютно безнадежным делом. Однако муляж с пистолетом не выбирал; выбор был сделан давно и не в этом месте. Он шел через толпу танцующих, и парочки отпадали в стороны. Вначале от запаха, затем – при виде залитого кровью человека с простреленной насквозь грудной клеткой.
– Что за черт? – сказал Рудольф, чуть было не уронив окурок за глубокий вырез платья своей новой знакомой.
Гуго шел прямо на графа, любезно беседовавшего с Каплиным в присутствии графини. Их разделяло около сорока метров. Зомби опустил руку в карман пиджака. Его кисть была испачкана в крови и содержимом кишечника служанки. По этой причине рукоятка пистолета была скользкой, и Гуго сильно сжимал ее, пока она не стала единым целым с ладонью.
Волна тревоги, распространившаяся почти мгновенно, достигла губернатора, Габера и его «мальчиков». Но непроизвольная хитрость зомби помешала им стрелять сразу же. Тот прикрыл себя со всех сторон десятками высокопоставленых особ, которыми было трудно пожертвовать без колебаний. Вдобавок, музыка продолжала звучать, и это дезориентировало значительную часть публики.
Каплин увидел Гуго и раздвинул губы в улыбке, показав графу желтые зубы. Он не ошибся. Теперь у него был козырь, который можно будет пустить в ход, когда настанет время торговаться насчет жены. Но Хаммерштайну было уже не до мелочных интересов. Ситуация вышла из-под контроля. Через плечо графини он увидел, что Гуго поднимает руку, державшую серый, грязный пистолет. Расстояние между ними сократилось до тридцати метров.
И все же Габер знал свое дело. Один из его людей находился на балконе рядом с оркестром и теперь выстрелил первым. Пуля попала зомби в затылок, но это лишь ненадолго вывело его из равновесия. Сделав три шага, он выпрямился, и стал виден кратер на месте выбитого левого глаза. На паркете появились сухие комки вещества мозга...
Никто из присутствующих не успел ничего понять. Только для одного человека все происходило в замедленном времени, а преобразование материи потребовало от графа таких затрат энергии, что он стремительно терял массу...
Графиня повернулась к сыну с искаженным от ужаса лицом. Она знала, что это мертвец, тем не менее рудиментарное чувство лишило ее рассудка. Она бросилась навстречу Гуго, не в силах оторвать взгляд от внутренностей, подрагивавших в дыре под его рубашкой. На уцелевший глаз зомби она уже не могла смотреть... Графиня находилась на линии, соединявшей Гуго и губернатора, поэтому первая пуля попала в нее.
Она ощутила удар в плечо маленького обжигающего кулачка. Этот удар развернул ее и бросил на людей, стоявших поблизости. Оторванный рукав вечернего платья сполз вниз, пропитываясь густой пурпурной смазкой... Не каждый день получаешь пулю от сына. Кажется, Эльза Хаммерштайн успела выкрикнуть что-то, прежде чем позволила себе провалиться в беспамятство.
А фон Хаммерштайн тем временем убедился в том, что не может оказывать никакого влияния на действия зомби. После того, как графиня упала, между ними не осталось ничего, кроме воздуха... Прогремели второй и третий выстрелы. Граф начал уплотнять среду на расстоянии десяти-двенадцати метров от себя, и ему удалось сжечь обе пули в полете. Но после этого усилия он зашатался. Четвертая пуля достигла его бедра на излете и лишь слегка оцарапала кожу...
Зомби нажимал на курок через равные и очень короткие промежутки времени, расстреливая обойму. Карл Габер уже выбрался на свободное место и расчистил пространство между собой и нападавшим. Он не терял времени на эксперименты с «психо», понимая, что этого клиента может остановить только полное разрушение. Обоймы его девятимиллиметрового «штайра» было явно недостаточно для достижения такой цели, тем не менее Габер стрелял очередями, пытаясь попасть в голову Гуго.
Живого человека его пули отбросили бы назад или, по крайней мере, помешали бы вести прицельную стрельбу. Зомби тоже пришлось исполнить сложный танец в полном соответствии с законом сохранения импульса. Его голова, потерявшая изрядную часть волос и кожи, была сильно запрокинута назад, а сам он содрогался, будто висельник, из-под ног которого вышибли табурет. Но рука с пистолетом оставалась направленной точно на цель, как ствол танковой пушки, снабженной стабилизатором. И эта пушка продолжала стрелять...
Фон Хаммерштайн сконцентрировал свое внимание на пулях. Несколько микросекунд ушло на то, чтобы превратить в газовые сгустки и рассеять летящие кусочки свинца, которые были пятым и шестым по счету. В обойме Гуго оставалось еще шесть.
Седьмая пуля врезалась в лобную кость Хаммерштайна, но не достигла мозга. Граф ударился затылком о каминную полку и начал оседать, представляя собой прекрасную неподвижную мишень.
Илия Каплин все еще улыбался. То, что он увидел во дворце губернатора, потрясало воображение, но посланнику сибирского клана не суждено было этим воспользоваться. Пистолет в руке зомби на долю секунды сместился влево. Каплин очень некстати находился рядом с Хаммерштайном. Две пули из оставшихся пяти попали ему в живот.
Во время страшного, захватывающего дух падения на спину он вдруг с безжалостной ясностью понял, что у него не будет жены. Вообще ничего не будет. Огненный шар взорвался в кишечнике, и черное пламя боли поглотило Каплина целиком.
Хаммерштайн, потерявший за несколько последних мгновений пару десятков килограммов, получил еще одну пулю в голову, и эта пуля уже обладала полноценной убойной силой. Оставляя щедрые следы своего серого вещества на великолепных изразцах антикварного камина, он опустился на колени, а два следующих заряда отбросили его на медную решетку.
Раздалось громкое шипение, с которым испарялась кровь. Граф уже ничего не чувствовал. Пламя оказалось очень близко от его невидящих глаз...
В это самое мгновение на Марту Хаммерштайн обрушилась депрессия неизмеримо более глубокая, чем самый холодный из кошмаров. Ей стало тоскливо, страшно, одиноко. Внутри было пусто, и в этой мертвой пустоте душа выла, как зимний ветер. Она потеряла что-то навсегда, и теперь уже бесполезно было думать о том, как называлось утраченное...
Гомесу все-таки удалось совершить самое изощренное из своих убийств.
Рудольф стоял в стороне и не участвовал в паническом перемешивании толпы. Только что другой зомби выполнил часть его работы, и Руди до сих пор не понимал, считать ли это подарком судьбы или началом новой аферы психотов. Если верно последнее, то принесенная жертва была поистине королевской, вернее, имперской... Где-то очень далеко отсюда, на другой стороне мира, от Рудольфа ждали ответного хода. Но еще никто не мог предположить, какие последствия будет иметь совершенное только что двойное убийство.
Отделавшись от Каплина, не проявлявшего никаких признаков дружелюбия, Руди закадрил какую-то блондинку с пышным бюстом, приоткрытым до линии сосков, и теперь развлекал ее лекцией о сравнительных достоинствах псилоцибина и ЛСД. Блондинку звали Лина. По случаю знакомства они курили одну толстую папиросу с травкой на двоих. Руди делал это чисто механически. Присутствие посторонних веществ в организме никак не влияло на его функционирование.
Зато влияло кое-что другое. Лина вдруг перестала его интересовать. На несколько секунд он отключился и даже забыл о том, что надо улыбаться. Он ощутил ТУ САМУЮ вибрацию...
Война и смерть.
То, что должно было предшествовать ритуалу. Все началось без его участия, и это казалось самым неприятным. От резких телодвижений Рудольфа удерживало только одно: он все еще слепо верил в неисповедимость намерений настоятеля.
* * *
Появление в зале Гуго Хаммерштайна вызвало шок среди тех, кто увидел его в первые мгновения. Психоты начали забывать слово «неожиданно», однако зомби появился именно так....Берег свинцового океана вдруг оказался усеян демонами и слугами демонов. Каждый из них искажал вокруг себя пространство, и воевать против всех было абсолютно безнадежным делом. Однако муляж с пистолетом не выбирал; выбор был сделан давно и не в этом месте. Он шел через толпу танцующих, и парочки отпадали в стороны. Вначале от запаха, затем – при виде залитого кровью человека с простреленной насквозь грудной клеткой.
– Что за черт? – сказал Рудольф, чуть было не уронив окурок за глубокий вырез платья своей новой знакомой.
Гуго шел прямо на графа, любезно беседовавшего с Каплиным в присутствии графини. Их разделяло около сорока метров. Зомби опустил руку в карман пиджака. Его кисть была испачкана в крови и содержимом кишечника служанки. По этой причине рукоятка пистолета была скользкой, и Гуго сильно сжимал ее, пока она не стала единым целым с ладонью.
Волна тревоги, распространившаяся почти мгновенно, достигла губернатора, Габера и его «мальчиков». Но непроизвольная хитрость зомби помешала им стрелять сразу же. Тот прикрыл себя со всех сторон десятками высокопоставленых особ, которыми было трудно пожертвовать без колебаний. Вдобавок, музыка продолжала звучать, и это дезориентировало значительную часть публики.
Каплин увидел Гуго и раздвинул губы в улыбке, показав графу желтые зубы. Он не ошибся. Теперь у него был козырь, который можно будет пустить в ход, когда настанет время торговаться насчет жены. Но Хаммерштайну было уже не до мелочных интересов. Ситуация вышла из-под контроля. Через плечо графини он увидел, что Гуго поднимает руку, державшую серый, грязный пистолет. Расстояние между ними сократилось до тридцати метров.
И все же Габер знал свое дело. Один из его людей находился на балконе рядом с оркестром и теперь выстрелил первым. Пуля попала зомби в затылок, но это лишь ненадолго вывело его из равновесия. Сделав три шага, он выпрямился, и стал виден кратер на месте выбитого левого глаза. На паркете появились сухие комки вещества мозга...
Никто из присутствующих не успел ничего понять. Только для одного человека все происходило в замедленном времени, а преобразование материи потребовало от графа таких затрат энергии, что он стремительно терял массу...
Графиня повернулась к сыну с искаженным от ужаса лицом. Она знала, что это мертвец, тем не менее рудиментарное чувство лишило ее рассудка. Она бросилась навстречу Гуго, не в силах оторвать взгляд от внутренностей, подрагивавших в дыре под его рубашкой. На уцелевший глаз зомби она уже не могла смотреть... Графиня находилась на линии, соединявшей Гуго и губернатора, поэтому первая пуля попала в нее.
Она ощутила удар в плечо маленького обжигающего кулачка. Этот удар развернул ее и бросил на людей, стоявших поблизости. Оторванный рукав вечернего платья сполз вниз, пропитываясь густой пурпурной смазкой... Не каждый день получаешь пулю от сына. Кажется, Эльза Хаммерштайн успела выкрикнуть что-то, прежде чем позволила себе провалиться в беспамятство.
А фон Хаммерштайн тем временем убедился в том, что не может оказывать никакого влияния на действия зомби. После того, как графиня упала, между ними не осталось ничего, кроме воздуха... Прогремели второй и третий выстрелы. Граф начал уплотнять среду на расстоянии десяти-двенадцати метров от себя, и ему удалось сжечь обе пули в полете. Но после этого усилия он зашатался. Четвертая пуля достигла его бедра на излете и лишь слегка оцарапала кожу...
Зомби нажимал на курок через равные и очень короткие промежутки времени, расстреливая обойму. Карл Габер уже выбрался на свободное место и расчистил пространство между собой и нападавшим. Он не терял времени на эксперименты с «психо», понимая, что этого клиента может остановить только полное разрушение. Обоймы его девятимиллиметрового «штайра» было явно недостаточно для достижения такой цели, тем не менее Габер стрелял очередями, пытаясь попасть в голову Гуго.
Живого человека его пули отбросили бы назад или, по крайней мере, помешали бы вести прицельную стрельбу. Зомби тоже пришлось исполнить сложный танец в полном соответствии с законом сохранения импульса. Его голова, потерявшая изрядную часть волос и кожи, была сильно запрокинута назад, а сам он содрогался, будто висельник, из-под ног которого вышибли табурет. Но рука с пистолетом оставалась направленной точно на цель, как ствол танковой пушки, снабженной стабилизатором. И эта пушка продолжала стрелять...
Фон Хаммерштайн сконцентрировал свое внимание на пулях. Несколько микросекунд ушло на то, чтобы превратить в газовые сгустки и рассеять летящие кусочки свинца, которые были пятым и шестым по счету. В обойме Гуго оставалось еще шесть.
Седьмая пуля врезалась в лобную кость Хаммерштайна, но не достигла мозга. Граф ударился затылком о каминную полку и начал оседать, представляя собой прекрасную неподвижную мишень.
Илия Каплин все еще улыбался. То, что он увидел во дворце губернатора, потрясало воображение, но посланнику сибирского клана не суждено было этим воспользоваться. Пистолет в руке зомби на долю секунды сместился влево. Каплин очень некстати находился рядом с Хаммерштайном. Две пули из оставшихся пяти попали ему в живот.
Во время страшного, захватывающего дух падения на спину он вдруг с безжалостной ясностью понял, что у него не будет жены. Вообще ничего не будет. Огненный шар взорвался в кишечнике, и черное пламя боли поглотило Каплина целиком.
Хаммерштайн, потерявший за несколько последних мгновений пару десятков килограммов, получил еще одну пулю в голову, и эта пуля уже обладала полноценной убойной силой. Оставляя щедрые следы своего серого вещества на великолепных изразцах антикварного камина, он опустился на колени, а два следующих заряда отбросили его на медную решетку.
Раздалось громкое шипение, с которым испарялась кровь. Граф уже ничего не чувствовал. Пламя оказалось очень близко от его невидящих глаз...
В это самое мгновение на Марту Хаммерштайн обрушилась депрессия неизмеримо более глубокая, чем самый холодный из кошмаров. Ей стало тоскливо, страшно, одиноко. Внутри было пусто, и в этой мертвой пустоте душа выла, как зимний ветер. Она потеряла что-то навсегда, и теперь уже бесполезно было думать о том, как называлось утраченное...
Гомесу все-таки удалось совершить самое изощренное из своих убийств.
* * *
...Зомби все еще двигался, несмотря на то, что очередь из «штайра» почти снесла ему голову. К Габеру с некоторым опозданием присоединились его «мальчики», и совместными усилиями они превратили Гуго в ходячее чучело, волочившее за собой лохмотья костюма и собственной кожи. Карл расстрелял три обоймы, прежде чем мясо стало наконец отваливаться от костей зомби, а сами кости и суставы были повреждены настолько, что скелет начал распадаться на фрагменты. Потом эту вздрагивающую кучу гниющего мяса лизнул язык огнемета...Рудольф стоял в стороне и не участвовал в паническом перемешивании толпы. Только что другой зомби выполнил часть его работы, и Руди до сих пор не понимал, считать ли это подарком судьбы или началом новой аферы психотов. Если верно последнее, то принесенная жертва была поистине королевской, вернее, имперской... Где-то очень далеко отсюда, на другой стороне мира, от Рудольфа ждали ответного хода. Но еще никто не мог предположить, какие последствия будет иметь совершенное только что двойное убийство.
Глава четвертая. Без пяти минут губернатор
Говорят, что законы я не нарушаю,
Так что оставьте меня в покое!Чак Берри
1
"...А ведьма вдруг стала очень-очень маленькой, не больше мизинца, прыгнула в свой калебас[25] и укатила в нем. Вслед за нею взмыла в воздух страшная свита льюпс-гарупс[26] в плащах из черной кожи... И никто не узнал, почему маленький Крой лишился своей тени, а его Неерда превратилась в жабу..."
Когда Руди закончил рассказывать свою сказку, мальчик уже спал. Он с удовольствием рассказал бы другую историю, менее пугающую, но других он не помнил. Да и эта вывалилась из него без всякого участия сознания. Он воспроизводил ее, как магнитофон.
Не удивительно, что и этой ночью мальчик спал неспокойно. Рудольф смотрел на его лицо, освещенное луной. Оно искажалось и разглаживалось в соответствии с сюжетом неведомого кошмара...
Личный транслятор губернатора, десяти лет отроду, обладал слишком подвижной и неустойчивой психикой, и это было плохо. В первую очередь – для него самого. Рудольф с сожалением осознавал, что ребенок вряд ли протянет долго. Его отравят тайные враги, или же он просто медленно сойдет с ума в изоляции. До сих пор Руди делал все, чтобы этого не случилось... Он задернул штору, скрывшую окно и бледную зимнюю луну, плывшую за бронированным стеклом.
Зомби тщательно запер дверь, ведущую в маленькую камеру, находившуюся по соседству с его спальней. После этого он окунулся в зеленоватый сумрак. Мягкий свет просачивался сквозь абажур из ткани. На кровати лежала Марта Хаммерштайн, демонстрируя свою неприкрытую наготу. Ее ноги были раздвинуты, и Руди видел ненасытное увлажнившееся лоно.
Он сбросил халат и лег на холодные шелковые простыни. Его любовница и сводная сестра была раздражена, и он знал причину.
– Зачем тебе этот мальчишка? – спросила она с неприязнью.
– Я уже объяснял. Он принимает сообщения из столицы.
– Здесь ВСЕ принимают сообщения из столицы, – Марта не скрывала своего презрения к человеку, которому был необходим живой протез.
– Верно, но до меня они доходят в искаженном виде.
– А мне ты доверяешь?
– Частично.
– Что значит – частично?
– Это значит, что мне нужен мальчишка.
– Черт тебя возьми! – она потянулась за сигаретами. Рудольф смотрел на ее портсигар. Грубая, хотя и золотая штучка. Ремесла приходили в упадок, и даже ювелиры уже были не те, что в прошлом столетии. Для психотов мало что значили драгоценные камни и металлы; их женщины тешили свое тщеславие, используя для этого десятки новых способов... Некоторое время Руди вяло думал о том, откуда взялись в его сознании эстетские рудименты.
Марта продолжала ругаться:
– Выродок! Ничтожество! Кретин! Может быть, ты просто гомик?
– Ну, если бы это было так, ты бы уже знала. И пожалуйста – заткнись. У меня завтра тяжелый день.
– Не только у тебя, – неожиданно присмирев, сказала Марта. Она положила сигарету в пепельницу и начала подкрадываться к нему. Руди не понравилось, как она произнесла это.
– Говорят, ты убивала своих любовников?
– Да, милый, – она блеснула улыбкой в полутьме. Белки ее глаз были розоватыми, как облака на закате. Нежные губы прикоснулись к его груди...
– Ты можешь попытаться убить и меня.
– Я не настолько глупа. Подожди немного. Когда представится удобный случай... – ее язык проник в его рот.
В том-то и дело. Утром Рудольфу предстояло лететь в Мюнген на церемонию официального вступления на пост, и он не сомневался в том, что ее люди попытаются убрать его по пути... И все же она была прекрасной любовницей. Он понял, что ночь будет бурной. Его это мало беспокоило – он уставал гораздо меньше обыкновенных мужчин.
В последнее время у него возникали мысли и сомнения, которые он привык считать привилегией и проклятием живых. Возможно, часть из них была галлюцинацией. Возможно, таким кажется «изнутри» приближающееся безумие. Но он существовал уже слишком долго для зомби. Клетки его тела обновлялись примерно с такой же скоростью, как у окружавших его людей. У любовницы, знавшей каждый квадратный сантиметр его тела, до сих пор не возникло ни малейших подозрений... Единственный человек, который мог бы объяснить ему эти парадоксы, находился вне пределов досягаемости, и даже попытки связаться с ним при помощи малолетнего транслятора ничего не дали.
Когда Руди закончил рассказывать свою сказку, мальчик уже спал. Он с удовольствием рассказал бы другую историю, менее пугающую, но других он не помнил. Да и эта вывалилась из него без всякого участия сознания. Он воспроизводил ее, как магнитофон.
Не удивительно, что и этой ночью мальчик спал неспокойно. Рудольф смотрел на его лицо, освещенное луной. Оно искажалось и разглаживалось в соответствии с сюжетом неведомого кошмара...
Личный транслятор губернатора, десяти лет отроду, обладал слишком подвижной и неустойчивой психикой, и это было плохо. В первую очередь – для него самого. Рудольф с сожалением осознавал, что ребенок вряд ли протянет долго. Его отравят тайные враги, или же он просто медленно сойдет с ума в изоляции. До сих пор Руди делал все, чтобы этого не случилось... Он задернул штору, скрывшую окно и бледную зимнюю луну, плывшую за бронированным стеклом.
Зомби тщательно запер дверь, ведущую в маленькую камеру, находившуюся по соседству с его спальней. После этого он окунулся в зеленоватый сумрак. Мягкий свет просачивался сквозь абажур из ткани. На кровати лежала Марта Хаммерштайн, демонстрируя свою неприкрытую наготу. Ее ноги были раздвинуты, и Руди видел ненасытное увлажнившееся лоно.
Он сбросил халат и лег на холодные шелковые простыни. Его любовница и сводная сестра была раздражена, и он знал причину.
– Зачем тебе этот мальчишка? – спросила она с неприязнью.
– Я уже объяснял. Он принимает сообщения из столицы.
– Здесь ВСЕ принимают сообщения из столицы, – Марта не скрывала своего презрения к человеку, которому был необходим живой протез.
– Верно, но до меня они доходят в искаженном виде.
– А мне ты доверяешь?
– Частично.
– Что значит – частично?
– Это значит, что мне нужен мальчишка.
– Черт тебя возьми! – она потянулась за сигаретами. Рудольф смотрел на ее портсигар. Грубая, хотя и золотая штучка. Ремесла приходили в упадок, и даже ювелиры уже были не те, что в прошлом столетии. Для психотов мало что значили драгоценные камни и металлы; их женщины тешили свое тщеславие, используя для этого десятки новых способов... Некоторое время Руди вяло думал о том, откуда взялись в его сознании эстетские рудименты.
Марта продолжала ругаться:
– Выродок! Ничтожество! Кретин! Может быть, ты просто гомик?
– Ну, если бы это было так, ты бы уже знала. И пожалуйста – заткнись. У меня завтра тяжелый день.
– Не только у тебя, – неожиданно присмирев, сказала Марта. Она положила сигарету в пепельницу и начала подкрадываться к нему. Руди не понравилось, как она произнесла это.
– Говорят, ты убивала своих любовников?
– Да, милый, – она блеснула улыбкой в полутьме. Белки ее глаз были розоватыми, как облака на закате. Нежные губы прикоснулись к его груди...
– Ты можешь попытаться убить и меня.
– Я не настолько глупа. Подожди немного. Когда представится удобный случай... – ее язык проник в его рот.
В том-то и дело. Утром Рудольфу предстояло лететь в Мюнген на церемонию официального вступления на пост, и он не сомневался в том, что ее люди попытаются убрать его по пути... И все же она была прекрасной любовницей. Он понял, что ночь будет бурной. Его это мало беспокоило – он уставал гораздо меньше обыкновенных мужчин.
* * *
После того, как Марта заснула, он вернул дыханию прежний ритм и притворился спящим.В последнее время у него возникали мысли и сомнения, которые он привык считать привилегией и проклятием живых. Возможно, часть из них была галлюцинацией. Возможно, таким кажется «изнутри» приближающееся безумие. Но он существовал уже слишком долго для зомби. Клетки его тела обновлялись примерно с такой же скоростью, как у окружавших его людей. У любовницы, знавшей каждый квадратный сантиметр его тела, до сих пор не возникло ни малейших подозрений... Единственный человек, который мог бы объяснить ему эти парадоксы, находился вне пределов досягаемости, и даже попытки связаться с ним при помощи малолетнего транслятора ничего не дали.