Страница:
Человек, догонявший принцессу, отличался от всех тех, с кем Рейнхарду приходилось иметь дело до сих пор. Его сущность оказалась совершенно прозрачной, доступной для посторонней Ка, и в то же время абсолютно неудержимой, невосприимчивой и скользкой. Пытаясь овладеть этим монстром, Дресслер уподобился тому, кто пробует зачерпнуть воду сетью...
Рейнхард был потрясен. Он понял, что впервые за долгое время столкнулся с чужим зомби. В этом мире. Спустя столетия после того, как с лица земли исчез последний боко. Это было еще фантастичнее, чем обнаружить в каком-нибудь здешнем замке реактивный штурмовик, используемый по назначению... Однако данный экземпляр был к тому же уникален. Дресслер даже не предполагал, кто мог инициировать его, но, безусловно, это была работа сильнейшего хунгана.
Рейнхард понял, что не сумеет остановить или хотя бы замедлить продвижение этого зомби. Монстр двигался, даже не замечая присутствия его Ка, как бегущий пес не заметил бы сопротивление натянутой на дороге паутины. И все же Дресслер не отступал, пока не обнаружил нечто более страшное.
Даже в самом жутком сне он не мог вообразить себе зомби, обладавшего способностью к мгновенной перестройке физического тела. Кроме того, за ним тянулся невидимый слабый шлейф, состоявший сразу из трех человеческих теней...
Кошмар продолжался уже минуту, две, три, а пробуждение не наступало... Она взяла одну из костей и попыталась проткнуть себе кожу на руке. По мере того, как боль нарастала, принцесса надеялась, что темный коридор и оплывающая свеча вот-вот исчезнут. Но все осталось по-прежнему. Только на ее предплечье выступила дрожащая капля густой пурпурной крови. А потом она снова услышала шаги...
Ее взгляд заметался по стене, своду коридора, переместился на пол... Почти опустевшая сумка для свечей съежилась у ее ног. Принцессе показалось, что сумка превратилась в живое существо и шевелится, будто рыба. Тайла взвизгнула, и собственный визг оглушил ее.
Постороннего не было рядом, вернее, не было В НЕЙ, и теперь она чувствовала себя беспомощной, как младенец. Тайла даже не помнила точно, откуда пришла, и тем более не знала, куда следует идти. Насколько же проще и легче ей было с НИМ – грубым насильником, подчинившим себе ее робкую, слабую душу и вторгшимся несравнимо глубже, чем может проникнуть плоть любого мужчины, но зато избавившим ее от страха перед жизнью, а заодно и перед смертью. Сейчас она боялась решить, что хуже. С НИМ не надо было думать, выбирать, рисковать...
Что-то приближалось из темноты. Сначала заблестели серебристые меха и металлические предметы. Затем стала видна колышущаяся ткань. Это был всего лишь человек, но принцессе он показался воплощенной жутью... Пламя свечи мигнуло несколько раз; почти весь воск оплыл, и обнажился остаток фитиля.
Лицо приближалось с каждой вспышкой слабеющего пламени, пока не заслонило собой все остальное. Но это было не чужое лицо... Оно расплылось перед глазами принцессы, Тайла почувствовала тошноту, которая обычно означает, что от страха человек уже не может ни соображать, ни сопротивляться.
У догнавшей ее женщины было лицо, похожее на ее собственное. Но ужас заключался не в большем или меньшем внешнем подобии. Принцесса ощутила нечто гораздо более глубокое – как будто истинный облик отразился в мистическом зеркале. Тайла осознала свою полную идентичность с незнакомкой. И неизвестно еще, кто из них был тенью другого...
Лазарь улыбнулся и вытащил ножи. Он знал, что с этой тварью особых хлопот не будет.
Дресслер овладел сознанием Тайлы, выдернул его из обморока, подхватил слабеющее тело. Окутавшее ее мглистое облако рассеивалось, а сквозь него проступали очертания женской фигуры, державшей в руках хорошо заточенные ножи.
Рейнхард обнаружил, что Тайла стоит на коленях, и ножи находятся в опасной близости от ее горла. Дресслеру пришлось вспомнить дни своей бурной молодости, когда приходилось драться, пользуясь не только мозгами, но и кулаками. Рука Тайлы-принцессы метнулась к сумке и ударила ею Тайлу-лазаря в лицо.
Сумка оказалась слишком легкой, а реакция лазаря – почти мгновенной. Один из ножей легко проткнул ткань и распорол сумку пополам. Остаток свечей высыпался на пол. Принцесса все же успела вскочить на ноги; другое лезвие рассекло воздух там, где только что находилась ее грудь.
В ту же секунду Тайла-принцесса доказала, что ногти тоже могут быть оружием. Лазарь отшатнулся, оберегая глаза. На его левом виске появились четыре глубокие царапины. Последовал удар ножом снизу, но недостаточно быстрый... Тайла-лазарь пропустила толчок ногой в живот, и ей даже пришлось отступить на пару шагов. Фитиль единственной горящей свечи вот-вот должен был погаснуть...
Зато перепуганная овца, которую лазарю оставалось только прикончить, внезапно начала драться, как дикая кошка. Это было странно, но не более странно, чем то, что она вообще решилась на побег из монастыря...
Тайла-принцесса все время видела лицо своего «отражения», перечеркиваемое порхающими лезвиями. Глаза Тайлы-лазаря изменились. Они стали ледяными и беспредельно, маниакально жестокими. Лезвия замелькали быстрее, и все труднее было находить бреши в этой сверкающей, как зарница, иллюзорной сети.
И вдруг принцесса увидела руки, державшие ножи. Рейнхард тоже увидел их ее глазами. Даже он на некоторое время оказался парализован страхом.
...Руки лазаря вытянулись, покрылись редкими черными волосками, порезами и шрамами. Теперь они доставали почти до колен, и на них вздувались белесые жилы. Из одной руки были вырваны куски мяса и кое-где обнажалась кость предплечья. На пальцах почти не осталось ногтей, а с некоторых была содрана и кожа... Эти ужасные руки играли с ножами так же умело, как играет с резцом искусный скульптор.
Дресслер сообразил, что конечности принадлежат мужчине. Профессионалу. В своем роде художнику «пера»... И еще Рейнхард понял, что теперь остается только бежать.
Но первый же удар настиг тело-носитель. Спину Тайлы-принцессы обожгла боль, как будто кто-то хлестнул ее плетью. Порез был неглубоким, но протянулся от плеча до поясницы... Она резко развернулась, стремясь нанести противнице рубящий удар ребром ладони по шее, но вездесущий нож встретил ее руку и за долю секунды покрыл зигзагами ран... Она закончила движение, веером разбрызгивая кровавые капли. Несколько капель попали на лицо Тайлы-лазаря, и та с наслаждением облизнулась.
...Вальц ощутил знакомый вкус и знакомую эйфорию. Теперь он не удовольствуется быстрой смертью жертвы. Он собирался развлечься по полной программе...
Слабый огонек свечи мигнул в последний раз и с шипением погас. Подземный коридор погрузился в первозданный мрак. Это спасло принцессу и позволило ей убежать достаточно далеко. Но страшное существо (мужчина? женщина? андрогин?) преследовало ее неотступно. Бездыханная тварь медленно, но безостановочно двигалась во тьме, а Тайла теряла силы с каждой каплей крови...
Она бежала, стирая ладонь о невидимую стену, пока Дресслер не заставил ее замереть на развилке. Каменный клин оказался в нескольких дюймах от ее лба – с разбегу она вполне могла размозжить себе череп... Тихонько поскуливая от боли в спине, она отступила вправо и стала ждать.
Размеренные шаги, сопровождавшиеся еле слышным позвякиванием и хрустом перемалываемой жвачки, приближались. Дресслер приказал Тайле замолчать и задержать дыхание.
До сих пор он двигался по следу принцессы, не осознавая, что именно заставляет его выбирать тот или иной путь. Ее след был невидим и не обладал запахом; в нем содержалось другое: некая информация о недавнем присутствии человека. Теперь же лазарю стало ясно, что принцесса еще не побывала ни в одном из коридоров, начинавшихся от этого места. Она как будто была повсюду – значит, где-то совсем рядом...
Он начал разворачиваться, держа ножи перед собой, – монстр с женским туловищем и ногами, ангельской головкой и отвратительными руками висельника. В этот момент принцесса врезалась в него сзади, не пощадив своего слишком хрупкого тела. Она ударила из последних сил и ощутила, что столкнулась с чем-то твердым и выпуклым, растущим из спины урода, словно горб. В мозгу черной звездой вспыхнула боль, на мгновение лишив ее сознания...
Это был бы не слишком опасный удар для лазаря, если бы острый угол выступающего угла не находился совсем близко от его головы. Раздался глухой стук и вслед за ним – треск, похожий на тот, с которым разбивается яичная скорлупа. Только яйцо было огромным.
Вальц же ничего не помнил о том безвременьи, когда болтался в веревочной петле. Поэтому лазарь просто выпал из реальности на неопределенный срок. Но и потом не появилось ничего нового – надо было вставать и идти, чтобы довести дело до конца. Он мог осязать в темноте свое тело, голову с рваной раной и стены, определявшие дальнейший путь. Маска Сета уцелела и на этот раз.
Лазарь встал и пошел по следу принцессы, сохранив облик Тайлы. Ему еще предстояло узнать, что у него трещина в черепе, и что он ослеп на один глаз.
Весь оставшийся путь она проделала в полной темноте, с кровоточащей спиной и руками, на которых не затягивались многочисленные порезы. Более того, ее раны начинали гноиться.
Она представляла собой практически отработанный человеческий материал. Без Дресслера Тайла не продержалась бы и недели. Он поддерживал ее жизнеспособность исключительно в собственных интересах. Это был его единственный шанс преодолеть весьма совершенную защиту Императора...
Уже перед самым выходом из подземелья на поверхность принцесса снова услышала отдаленные шаги. Шаги были едва слышны и иногда казались только шумом в голове, но она узнала бы их из тысячи.
5
6
7
Рейнхард был потрясен. Он понял, что впервые за долгое время столкнулся с чужим зомби. В этом мире. Спустя столетия после того, как с лица земли исчез последний боко. Это было еще фантастичнее, чем обнаружить в каком-нибудь здешнем замке реактивный штурмовик, используемый по назначению... Однако данный экземпляр был к тому же уникален. Дресслер даже не предполагал, кто мог инициировать его, но, безусловно, это была работа сильнейшего хунгана.
Рейнхард понял, что не сумеет остановить или хотя бы замедлить продвижение этого зомби. Монстр двигался, даже не замечая присутствия его Ка, как бегущий пес не заметил бы сопротивление натянутой на дороге паутины. И все же Дресслер не отступал, пока не обнаружил нечто более страшное.
Даже в самом жутком сне он не мог вообразить себе зомби, обладавшего способностью к мгновенной перестройке физического тела. Кроме того, за ним тянулся невидимый слабый шлейф, состоявший сразу из трех человеческих теней...
* * *
Тайла стояла, не находя в себе сил двигаться, и обреченно глядела на зажатую в кулаке догорающую свечу. Принцесса уже не могла плакать, зато теплая струйка стекала по внутренней стороне ее бедра. Она почуяла собственный отвратительный запах, и это было самое ужасное. От ее рук пахло сырым мясом и содержимым внутренностей... Кроме того, Тайла не могла вспомнить, откуда взялась кровь на пальцах и целое ожерелье из заточенных берцовых костей, висевшее у нее на шее.Кошмар продолжался уже минуту, две, три, а пробуждение не наступало... Она взяла одну из костей и попыталась проткнуть себе кожу на руке. По мере того, как боль нарастала, принцесса надеялась, что темный коридор и оплывающая свеча вот-вот исчезнут. Но все осталось по-прежнему. Только на ее предплечье выступила дрожащая капля густой пурпурной крови. А потом она снова услышала шаги...
Ее взгляд заметался по стене, своду коридора, переместился на пол... Почти опустевшая сумка для свечей съежилась у ее ног. Принцессе показалось, что сумка превратилась в живое существо и шевелится, будто рыба. Тайла взвизгнула, и собственный визг оглушил ее.
Постороннего не было рядом, вернее, не было В НЕЙ, и теперь она чувствовала себя беспомощной, как младенец. Тайла даже не помнила точно, откуда пришла, и тем более не знала, куда следует идти. Насколько же проще и легче ей было с НИМ – грубым насильником, подчинившим себе ее робкую, слабую душу и вторгшимся несравнимо глубже, чем может проникнуть плоть любого мужчины, но зато избавившим ее от страха перед жизнью, а заодно и перед смертью. Сейчас она боялась решить, что хуже. С НИМ не надо было думать, выбирать, рисковать...
Что-то приближалось из темноты. Сначала заблестели серебристые меха и металлические предметы. Затем стала видна колышущаяся ткань. Это был всего лишь человек, но принцессе он показался воплощенной жутью... Пламя свечи мигнуло несколько раз; почти весь воск оплыл, и обнажился остаток фитиля.
Лицо приближалось с каждой вспышкой слабеющего пламени, пока не заслонило собой все остальное. Но это было не чужое лицо... Оно расплылось перед глазами принцессы, Тайла почувствовала тошноту, которая обычно означает, что от страха человек уже не может ни соображать, ни сопротивляться.
У догнавшей ее женщины было лицо, похожее на ее собственное. Но ужас заключался не в большем или меньшем внешнем подобии. Принцесса ощутила нечто гораздо более глубокое – как будто истинный облик отразился в мистическом зеркале. Тайла осознала свою полную идентичность с незнакомкой. И неизвестно еще, кто из них был тенью другого...
Лазарь улыбнулся и вытащил ножи. Он знал, что с этой тварью особых хлопот не будет.
* * *
Посторонний вернулся.Дресслер овладел сознанием Тайлы, выдернул его из обморока, подхватил слабеющее тело. Окутавшее ее мглистое облако рассеивалось, а сквозь него проступали очертания женской фигуры, державшей в руках хорошо заточенные ножи.
Рейнхард обнаружил, что Тайла стоит на коленях, и ножи находятся в опасной близости от ее горла. Дресслеру пришлось вспомнить дни своей бурной молодости, когда приходилось драться, пользуясь не только мозгами, но и кулаками. Рука Тайлы-принцессы метнулась к сумке и ударила ею Тайлу-лазаря в лицо.
Сумка оказалась слишком легкой, а реакция лазаря – почти мгновенной. Один из ножей легко проткнул ткань и распорол сумку пополам. Остаток свечей высыпался на пол. Принцесса все же успела вскочить на ноги; другое лезвие рассекло воздух там, где только что находилась ее грудь.
В ту же секунду Тайла-принцесса доказала, что ногти тоже могут быть оружием. Лазарь отшатнулся, оберегая глаза. На его левом виске появились четыре глубокие царапины. Последовал удар ножом снизу, но недостаточно быстрый... Тайла-лазарь пропустила толчок ногой в живот, и ей даже пришлось отступить на пару шагов. Фитиль единственной горящей свечи вот-вот должен был погаснуть...
* * *
Расчленителя Вальца раздражала затянувшаяся потеха. Его чертовски раздражало то, что эта глупая сука Тайла не умела обращаться с холодным оружием. Инстинкты убийцы и даже неотвратимое намерение ничем не могли помочь этим слабым ручкам, этим дряблым мышцам, этому анемичному телу... Она с опозданием воспринимала его команды, а когда все-таки воспринимала, движения лазаря оказывались настолько неуклюжими и малоэффективными, что Вальц расхохотался бы, если бы видел их со стороны. Но он смотрел не со стороны, и ему было не до смеха...Зато перепуганная овца, которую лазарю оставалось только прикончить, внезапно начала драться, как дикая кошка. Это было странно, но не более странно, чем то, что она вообще решилась на побег из монастыря...
Тайла-принцесса все время видела лицо своего «отражения», перечеркиваемое порхающими лезвиями. Глаза Тайлы-лазаря изменились. Они стали ледяными и беспредельно, маниакально жестокими. Лезвия замелькали быстрее, и все труднее было находить бреши в этой сверкающей, как зарница, иллюзорной сети.
И вдруг принцесса увидела руки, державшие ножи. Рейнхард тоже увидел их ее глазами. Даже он на некоторое время оказался парализован страхом.
...Руки лазаря вытянулись, покрылись редкими черными волосками, порезами и шрамами. Теперь они доставали почти до колен, и на них вздувались белесые жилы. Из одной руки были вырваны куски мяса и кое-где обнажалась кость предплечья. На пальцах почти не осталось ногтей, а с некоторых была содрана и кожа... Эти ужасные руки играли с ножами так же умело, как играет с резцом искусный скульптор.
Дресслер сообразил, что конечности принадлежат мужчине. Профессионалу. В своем роде художнику «пера»... И еще Рейнхард понял, что теперь остается только бежать.
Но первый же удар настиг тело-носитель. Спину Тайлы-принцессы обожгла боль, как будто кто-то хлестнул ее плетью. Порез был неглубоким, но протянулся от плеча до поясницы... Она резко развернулась, стремясь нанести противнице рубящий удар ребром ладони по шее, но вездесущий нож встретил ее руку и за долю секунды покрыл зигзагами ран... Она закончила движение, веером разбрызгивая кровавые капли. Несколько капель попали на лицо Тайлы-лазаря, и та с наслаждением облизнулась.
...Вальц ощутил знакомый вкус и знакомую эйфорию. Теперь он не удовольствуется быстрой смертью жертвы. Он собирался развлечься по полной программе...
Слабый огонек свечи мигнул в последний раз и с шипением погас. Подземный коридор погрузился в первозданный мрак. Это спасло принцессу и позволило ей убежать достаточно далеко. Но страшное существо (мужчина? женщина? андрогин?) преследовало ее неотступно. Бездыханная тварь медленно, но безостановочно двигалась во тьме, а Тайла теряла силы с каждой каплей крови...
Она бежала, стирая ладонь о невидимую стену, пока Дресслер не заставил ее замереть на развилке. Каменный клин оказался в нескольких дюймах от ее лба – с разбегу она вполне могла размозжить себе череп... Тихонько поскуливая от боли в спине, она отступила вправо и стала ждать.
Размеренные шаги, сопровождавшиеся еле слышным позвякиванием и хрустом перемалываемой жвачки, приближались. Дресслер приказал Тайле замолчать и задержать дыхание.
* * *
Лазарь остановился на перекрестке.До сих пор он двигался по следу принцессы, не осознавая, что именно заставляет его выбирать тот или иной путь. Ее след был невидим и не обладал запахом; в нем содержалось другое: некая информация о недавнем присутствии человека. Теперь же лазарю стало ясно, что принцесса еще не побывала ни в одном из коридоров, начинавшихся от этого места. Она как будто была повсюду – значит, где-то совсем рядом...
Он начал разворачиваться, держа ножи перед собой, – монстр с женским туловищем и ногами, ангельской головкой и отвратительными руками висельника. В этот момент принцесса врезалась в него сзади, не пощадив своего слишком хрупкого тела. Она ударила из последних сил и ощутила, что столкнулась с чем-то твердым и выпуклым, растущим из спины урода, словно горб. В мозгу черной звездой вспыхнула боль, на мгновение лишив ее сознания...
Это был бы не слишком опасный удар для лазаря, если бы острый угол выступающего угла не находился совсем близко от его головы. Раздался глухой стук и вслед за ним – треск, похожий на тот, с которым разбивается яичная скорлупа. Только яйцо было огромным.
* * *
Все трое – Ансельм, Вальц, Тайла – впервые с момента противоестественного слияния оказались в абсолютном мраке беспамятства. Возможно, это и была смерть, о которой любил при жизни порассуждать Преподобный. Перед пробуждением в саркофаге он видел сны. Однако на этот раз не было и снов.Вальц же ничего не помнил о том безвременьи, когда болтался в веревочной петле. Поэтому лазарь просто выпал из реальности на неопределенный срок. Но и потом не появилось ничего нового – надо было вставать и идти, чтобы довести дело до конца. Он мог осязать в темноте свое тело, голову с рваной раной и стены, определявшие дальнейший путь. Маска Сета уцелела и на этот раз.
Лазарь встал и пошел по следу принцессы, сохранив облик Тайлы. Ему еще предстояло узнать, что у него трещина в черепе, и что он ослеп на один глаз.
* * *
Так закончилась та встреча. Теперь Дресслер понимал, что ему следовало убедиться в окончательной гибели монстра, если понадобилось бы – прикончить его, и уж во всяком случае забрать оружие, но тогда, сразу после столкновения, принцесса была так подавлена, напугана и аморфна, что первобытный импульс возобладал над влиянием Постороннего. Ею руководил всепоглощающий страх. Вместо того, чтобы сопротивляться неудержимому порыву животного, пытающегося спастись, Рейнхард предпочел стать чем-то вроде ветра, подталкивавшего его в спину. Ему оставалось лишь побыстрее уводить Тайлу от того перекрестка...Весь оставшийся путь она проделала в полной темноте, с кровоточащей спиной и руками, на которых не затягивались многочисленные порезы. Более того, ее раны начинали гноиться.
Она представляла собой практически отработанный человеческий материал. Без Дресслера Тайла не продержалась бы и недели. Он поддерживал ее жизнеспособность исключительно в собственных интересах. Это был его единственный шанс преодолеть весьма совершенную защиту Императора...
Уже перед самым выходом из подземелья на поверхность принцесса снова услышала отдаленные шаги. Шаги были едва слышны и иногда казались только шумом в голове, но она узнала бы их из тысячи.
5
Император смотрел в сторону крепости с верхней террасы дворца и не верил своим глазам. Впрочем, глаза его никогда не обманывали. Чего нельзя было сказать о мозге – этом дьявольском инструменте, творящем иллюзии... Он проверил защиту – как всегда, она оказалась безукоризненной. И значит, то, что он видел, скорее всего, являлось частью реальности.
Хрупкая фигурка двигалась среди зыбучих песков. Двигалась плавно, не спеша и не отклоняясь от прямой линии. Ее путь пролегал и через те места, которые, как знал Император, были абсолютно непроходимыми...
Солнце садилось, и тень Кремлина уже подбиралась к тонкому человеческому силуэту, затерявшемуся среди гибельных дюн. Полосу зыбучих песков можно было обогнуть и подойти ко дворцу с севера или юга, но кто-то выбрал кратчайшую дорогу.
Если бы не закат и длиннющие тени, Император прозевал бы этого гостя. Сейчас ему привиделось, что не умирающее солнце, а сами развалины крепости испускают неприятно возбуждающий багровый свет. Тень человека достигла русла пересохшей реки. Теперь Император был почти уверен в том, что это женщина. Более того, ему казалось, что он узнает ее походку, хотя фигуру скрадывала слишком просторная одежда, а движения были несколько странными.
Догадка вовсе не поразила его. Та, которая появилась из подземелья Кремлина, могла быть его дочерью и могла не быть его дочерью. Но в обоих случаях он имел дело с чем-то весьма необычным. Император справедливо считал, что лучше впустую потратить время на борьбу с мнимой опасностью, чем не заметить настоящую угрозу. Смешно было бы предполагать, что он один способен плести интриги и вести тайную войну на территории противника...
Он утвердился в своих подозрениях, когда стало очевидно, что идущий человек не оставляет следов на песке.
В том, что мозг дочери поврежден, Император не сомневался. Чем еще можно было объяснить ее нелепое, дерзкое поведение? Однако поведение – это так, пустяки. Он видел кое-что похуже и загадочнее – то, как она преодолела зыбучие пески...
Император не верил в случайные совпадения – любая случайность имела мистическую природу. В последнее время плохие новости преобладали над хорошими. Похоже, Грегор переоценил себя и растревожил змеиное гнездо. Уже пострадали многие: Император получил сообщение об опустошенном чумой монастыре и странных событиях на западной границе; кроме того, он узнал, что Гемиз мертв. Это знание было столь же иррациональным, сколь и неоспоримым. Просто в момент смерти секретаря перестал существовать один из бесчисленных потоков информации, связывавших Императора с миром, – способ взаимодействия, о котором Гемиз мог только догадываться. Почтовые голуби были необходимы ему как человеку, не имеющему понятия о «психо»...
В сопровождении двух телохранителей Тайла поднялась на террасу. Ее переодели в просторные белые одежды, но ткань была не в состоянии скрыть то, о чем Император уже подозревал. Принцесса не унаследовала его силу и была обречена с момента своего появления на свет. Мир был слишком жестоким, а Тайла – неизбежной жертвой непрерывной войны, вечной войны... Она выглядела жалкой, потерянной, раздавленной тяжестью собственного безумия. Хуже того – она выглядела смертельно больной. Император почувствовал ненависть к тому, кто медленно убивал его дочь, – ненависть бесплодную, безадресную и иссушающую...
Ему понадобилось сделать над собой усилие, чтобы вернуть себе бесстрастность. Жестом он отправил своих людей с глаз долой. До сих пор здесь не было ничего такого, с чем он не мог бы справиться лично. Однако мастер Грегор не выходил у него из головы. Тому тоже все казалось предельно ясным, а интрига – неотразимой и безопасной для секты...
Взгляд Тайлы был обращен к озаренным луной дюнам.
Император посмотрел туда же, и его глаза потемнели. Зябкая дрожь пробрала его даже внутри непроницаемого для посторонних вибраций защитного кокона. Он увидел тень, скользившую по волнообразным образованиям из песка. Тень принадлежала человеку, вышедшему из развалин крепости и точно повторявшему путь Тайлы, будто он шел вдоль невидимой нити.
Но тень повторяла не только путь принцессы. В лунном сиянии возник бледный ангельский лик... Император отшатнулся. У него возникло предчувствие – пока еще только предчувствие! – что он совершил непоправимую ошибку. Впервые в жизни он не мог определить, откуда следует ожидать удара и чем грозит появление существа, которому скорее всего предстояло погибнуть в дюнах.
Хрупкая фигурка двигалась среди зыбучих песков. Двигалась плавно, не спеша и не отклоняясь от прямой линии. Ее путь пролегал и через те места, которые, как знал Император, были абсолютно непроходимыми...
Солнце садилось, и тень Кремлина уже подбиралась к тонкому человеческому силуэту, затерявшемуся среди гибельных дюн. Полосу зыбучих песков можно было обогнуть и подойти ко дворцу с севера или юга, но кто-то выбрал кратчайшую дорогу.
Если бы не закат и длиннющие тени, Император прозевал бы этого гостя. Сейчас ему привиделось, что не умирающее солнце, а сами развалины крепости испускают неприятно возбуждающий багровый свет. Тень человека достигла русла пересохшей реки. Теперь Император был почти уверен в том, что это женщина. Более того, ему казалось, что он узнает ее походку, хотя фигуру скрадывала слишком просторная одежда, а движения были несколько странными.
Догадка вовсе не поразила его. Та, которая появилась из подземелья Кремлина, могла быть его дочерью и могла не быть его дочерью. Но в обоих случаях он имел дело с чем-то весьма необычным. Император справедливо считал, что лучше впустую потратить время на борьбу с мнимой опасностью, чем не заметить настоящую угрозу. Смешно было бы предполагать, что он один способен плести интриги и вести тайную войну на территории противника...
Он утвердился в своих подозрениях, когда стало очевидно, что идущий человек не оставляет следов на песке.
* * *
Для Дресслера это был изматывающий километр, который отобрал у него больше сил, чем весь предшествующий путь. Помимо контроля над чужим сознанием он варварски расходовал витальную энергию на создание своеобразной воздушной подушки под ступнями тела-носителя. Он никогда не решился бы на подобное, если бы не лазарь, двигавшийся за Тайлой по пятам. Теперь Рейнхард пытался выиграть время, чтобы «настоящая» принцесса первой предстала перед Императором. При этом Дресслер лучше кого бы то ни было понимал, что настоящей Тайлы уже практически не существует.* * *
Император ждал, когда к нему приведут его заблудшее дитя. Но вначале тщательно обыщут, уберут все лишнее, промоют раны, облегчат страдания и утолят жажду тела. Главное все же предстояло сделать ему – извлечь из ее поврежденного мозга сохранившиеся образы. Тут уж было не до церемоний или жалости – безопасность прежде всего.В том, что мозг дочери поврежден, Император не сомневался. Чем еще можно было объяснить ее нелепое, дерзкое поведение? Однако поведение – это так, пустяки. Он видел кое-что похуже и загадочнее – то, как она преодолела зыбучие пески...
Император не верил в случайные совпадения – любая случайность имела мистическую природу. В последнее время плохие новости преобладали над хорошими. Похоже, Грегор переоценил себя и растревожил змеиное гнездо. Уже пострадали многие: Император получил сообщение об опустошенном чумой монастыре и странных событиях на западной границе; кроме того, он узнал, что Гемиз мертв. Это знание было столь же иррациональным, сколь и неоспоримым. Просто в момент смерти секретаря перестал существовать один из бесчисленных потоков информации, связывавших Императора с миром, – способ взаимодействия, о котором Гемиз мог только догадываться. Почтовые голуби были необходимы ему как человеку, не имеющему понятия о «психо»...
В сопровождении двух телохранителей Тайла поднялась на террасу. Ее переодели в просторные белые одежды, но ткань была не в состоянии скрыть то, о чем Император уже подозревал. Принцесса не унаследовала его силу и была обречена с момента своего появления на свет. Мир был слишком жестоким, а Тайла – неизбежной жертвой непрерывной войны, вечной войны... Она выглядела жалкой, потерянной, раздавленной тяжестью собственного безумия. Хуже того – она выглядела смертельно больной. Император почувствовал ненависть к тому, кто медленно убивал его дочь, – ненависть бесплодную, безадресную и иссушающую...
Ему понадобилось сделать над собой усилие, чтобы вернуть себе бесстрастность. Жестом он отправил своих людей с глаз долой. До сих пор здесь не было ничего такого, с чем он не мог бы справиться лично. Однако мастер Грегор не выходил у него из головы. Тому тоже все казалось предельно ясным, а интрига – неотразимой и безопасной для секты...
* * *
Он понял, что она смертельно боится кого-то или чего-то. Ее страх пульсировал в пространстве, уплотнялся, превращался в почти материальный сгусток, темной короной окружавший голову. И еще отец понял, что вызывало этот страх. Его причина гнездилась в подземелье Кремлина, но не была похоронена там, а постепенно приближалась. Этой причине еще предстояло обнаружить себя, как комете, подлетающей к солнцу из ледяного мрака...Взгляд Тайлы был обращен к озаренным луной дюнам.
Император посмотрел туда же, и его глаза потемнели. Зябкая дрожь пробрала его даже внутри непроницаемого для посторонних вибраций защитного кокона. Он увидел тень, скользившую по волнообразным образованиям из песка. Тень принадлежала человеку, вышедшему из развалин крепости и точно повторявшему путь Тайлы, будто он шел вдоль невидимой нити.
Но тень повторяла не только путь принцессы. В лунном сиянии возник бледный ангельский лик... Император отшатнулся. У него возникло предчувствие – пока еще только предчувствие! – что он совершил непоправимую ошибку. Впервые в жизни он не мог определить, откуда следует ожидать удара и чем грозит появление существа, которому скорее всего предстояло погибнуть в дюнах.
6
Лазарь шел, видя перед собой лишь темную громаду дворца и изменчивые узоры песка. Он видел это только одним глазом. Второй не различал даже больших ярких пятен. Например, луну, всплывавшую в фиолетовом небе...
Ветер переносил под луной бледно-желтую пыль. Каждая пылинка сверкала, словно маленькая далекая звезда, но всего лишь одно мгновение, после чего снова становилась ничтожной частицей праха, погребенной под миллионами себе подобных. Этот танец мог показаться ужасным тем, кому надлежало умереть, а тем, кто был мертв, вечное движение было безразлично.
У Преподобного Ансельма имелось время поразмыслить над этим, пока лазарь тащился, увязая в песках. Вальц просто ждал. В периоды вынужденного бездействия он превращался в почти идеального созерцателя. Ему не мешали даже чужие, назойливые и никчемные, мысли... Зато Тайла испытывала нарастающее беспокойство. Но не по поводу собственной судьбы, а оттого, что ускользала жертва.
...Идти становилось все труднее. Ноги увязали в рыхлом песке, осыпавшемся со зловещим шорохом. Лазарь дошел до середины сухой трясины, в которой не осталось и капли связующей влаги. Поскольку он не испытывал страха перед смертью, то не было и причин возвращаться.
Казалось, что только ветер перемещает дюны, но песок ждал, пока появится некто, тяжелее ветра. Небольшое сотрясение – и в безжизненной естественной ловушке возникало движение. Внутреннее, глубинное, подверженное неумолимому закону умерщвления...
Ноги лазаря погрузились в песок по щиколотку. Он терял драгоценное время, извлекая одну ступню, но другая увязала еще глубже. Когда песок достиг колен, каждый шаг растягивался на секунды. Лазарь не видел разницы между сопротивлением, которое оказывала трясина, и сопротивлением живых существ. Для него все имело одинаково магическую и безликую природу.
...Тайла погрузилась в песок до бедер. Вокруг нее образовалась воронка с идеально гладким краем. Вниз скользил кольцевой оползень, обтекал ее ноги и увлекал за собой. Каждая песчинка ничего не значила в отдельности; все вместе они наполняли жадно засасывающую глотку. Этому предшествовала целая вечность трения, и теперь почти ничего не мешало песчинкам осыпаться, подчиняясь только тяготению, – и погружаться все глубже, глубже и глубже...
Еще через минуту лазарь совершенно перестал продвигаться вперед. Ноги оказались в мягких колодках, и каждая попытка высвободить их лишь усугубляла положение. Руки Тайлы загребали песок, однако были не в состоянии справиться с его неумолимым течением. Когда песок стал подбираться к ее груди, она потянулась за Маской.
Трясина медленно засасывала, но глотала очень быстро. Маска оказалась у Тайлы в руках, тем не менее требовалось неимоверное усилие, чтобы поднести ее к лицу, а песок уже обтекал плечи и подбирался к шее... Раздался чавкающий звук; течения глубинных слоев выворачивали ноги, сминали тело в огромных ладонях, втягивали в кошмарную темноту...
Лазарь рванулся, запрокинув голову к небу, и Маска оказалась над ним. Оставалось только опустить ее, но уже не слушались руки. Тайла увидела подрагивающие серебристые нити на внутренней поверхности черепа и гипнотизирующее свечение глазниц. Песок хлынул в ее открытый рот и наглухо забил глотку. Маска упала, накрыв ужасное лицо с выпученными глазами. Две тонкие песчаные струйки вытекли из ноздрей, после чего голова Тайлы исчезла в воронке.
Она оказалась в вязком, ледяном мраке, лишенном пустого пространства. Все заполняла сыпучая субстанция песка, приобретавшая на глубине свойства чрезвычайно густой жидкости. Ее обитателями были мумифицированные трупы.
Все так же светила луна, и все так же заунывно пел ветер, складывая бесконечно сложные узоры из песчинок. Ветер никогда не повторялся. Ему предстояло творить, разрушая, еще много миллионов лет.
Ветер переносил под луной бледно-желтую пыль. Каждая пылинка сверкала, словно маленькая далекая звезда, но всего лишь одно мгновение, после чего снова становилась ничтожной частицей праха, погребенной под миллионами себе подобных. Этот танец мог показаться ужасным тем, кому надлежало умереть, а тем, кто был мертв, вечное движение было безразлично.
У Преподобного Ансельма имелось время поразмыслить над этим, пока лазарь тащился, увязая в песках. Вальц просто ждал. В периоды вынужденного бездействия он превращался в почти идеального созерцателя. Ему не мешали даже чужие, назойливые и никчемные, мысли... Зато Тайла испытывала нарастающее беспокойство. Но не по поводу собственной судьбы, а оттого, что ускользала жертва.
...Идти становилось все труднее. Ноги увязали в рыхлом песке, осыпавшемся со зловещим шорохом. Лазарь дошел до середины сухой трясины, в которой не осталось и капли связующей влаги. Поскольку он не испытывал страха перед смертью, то не было и причин возвращаться.
Казалось, что только ветер перемещает дюны, но песок ждал, пока появится некто, тяжелее ветра. Небольшое сотрясение – и в безжизненной естественной ловушке возникало движение. Внутреннее, глубинное, подверженное неумолимому закону умерщвления...
Ноги лазаря погрузились в песок по щиколотку. Он терял драгоценное время, извлекая одну ступню, но другая увязала еще глубже. Когда песок достиг колен, каждый шаг растягивался на секунды. Лазарь не видел разницы между сопротивлением, которое оказывала трясина, и сопротивлением живых существ. Для него все имело одинаково магическую и безликую природу.
...Тайла погрузилась в песок до бедер. Вокруг нее образовалась воронка с идеально гладким краем. Вниз скользил кольцевой оползень, обтекал ее ноги и увлекал за собой. Каждая песчинка ничего не значила в отдельности; все вместе они наполняли жадно засасывающую глотку. Этому предшествовала целая вечность трения, и теперь почти ничего не мешало песчинкам осыпаться, подчиняясь только тяготению, – и погружаться все глубже, глубже и глубже...
Еще через минуту лазарь совершенно перестал продвигаться вперед. Ноги оказались в мягких колодках, и каждая попытка высвободить их лишь усугубляла положение. Руки Тайлы загребали песок, однако были не в состоянии справиться с его неумолимым течением. Когда песок стал подбираться к ее груди, она потянулась за Маской.
Трясина медленно засасывала, но глотала очень быстро. Маска оказалась у Тайлы в руках, тем не менее требовалось неимоверное усилие, чтобы поднести ее к лицу, а песок уже обтекал плечи и подбирался к шее... Раздался чавкающий звук; течения глубинных слоев выворачивали ноги, сминали тело в огромных ладонях, втягивали в кошмарную темноту...
Лазарь рванулся, запрокинув голову к небу, и Маска оказалась над ним. Оставалось только опустить ее, но уже не слушались руки. Тайла увидела подрагивающие серебристые нити на внутренней поверхности черепа и гипнотизирующее свечение глазниц. Песок хлынул в ее открытый рот и наглухо забил глотку. Маска упала, накрыв ужасное лицо с выпученными глазами. Две тонкие песчаные струйки вытекли из ноздрей, после чего голова Тайлы исчезла в воронке.
Она оказалась в вязком, ледяном мраке, лишенном пустого пространства. Все заполняла сыпучая субстанция песка, приобретавшая на глубине свойства чрезвычайно густой жидкости. Ее обитателями были мумифицированные трупы.
* * *
Судорога прошла по поверхности песчаного савана, как будто внутри пошевелился гигантский зверь. Образовались новые, неглубокие складки. Ни одна из них даже не отбрасывала тени. Предательская зыбь не оставила и следа от места погребения лазаря.Все так же светила луна, и все так же заунывно пел ветер, складывая бесконечно сложные узоры из песчинок. Ветер никогда не повторялся. Ему предстояло творить, разрушая, еще много миллионов лет.
7
Принцесса следила за силуэтом своего двойника, пересекавшего зыбучие пески, но на самом деле за ним следил Посторонний – из тайников сознания, где его присутствие не сумел обнаружить даже Император.
По мере того, как лазарь приближался к опасному месту, тревога Дресслера сменялась страхом. Он сохранил тело-носитель, почти избавился от чужого зомби, но какое это имело значение, если Маска Сета будет потеряна для него навсегда?..
Когда голова преследователя канула в песчаную воронку, а вместе с нею исчезла и Маска, принцесса подняла лицо к луне и сдавленно завыла. В этом зверином вое слышалось отчаяние беспредельно уставшего от жизни человеческого существа.
Грегор появился на террасе в сопровождении нелепой фигуры – высокого хмурого брюнета, зрачки которого представляли собой узкие вертикальные щели. Впрочем, незнакомец показался Императору нелепым только потому, что хозяин дворца и империи не ожидал ничего подобного. На самом деле этот человек был опасен – куда опаснее сектанта. Император почувствовал это сразу же. Про себя он окрестил чужака «живым трупом». Тот был равнодушен, как стихийное бедствие. Грязно-серый стальной предмет в его руке тоже выглядел отнюдь не подарком.
Император имел дело с новой, еще незнакомой ему силой, которую олицетворял человек в черном окровавленном сюртуке. Тот вел лоботомированного Грегора на коротком поводке – а это было достаточно веской рекомендацией... Император почти мгновенно сконцентрировал защиту в направлении непрошенного гостя.
Впервые на его памяти кто-то приближался к нему без его согласия. Оба – незнакомец и сектант – не излучали вообще ничего (примерно такая же пассивность была присуща трупам) и поэтому не обнаруживали себя до последней минуты. Оставалось совершенно непонятным, как они беспрепятственно проделали не только сотни лиг по территории Россиса, минуя заслоны имперских войск и столичной гвардии, но, самое главное, как им удалось пройти последнее, почти непреодолимое препятствие – личную охрану Императора.
Однако у него уже не было ни желания, ни времени разгадывать эту загадку. Он остался наедине с врагом. Вторжение началось. Император опасался его всю жизнь и хорошо знал, что не доживет до почтенного возраста, но все началось задолго до того, как старческая немощь лишила бы его способности контролировать свое окружение.
...Убедившись в безрезультатности попыток удержать незнакомца на расстоянии, Император первым нанес удар. «Огненный туман» не остановил человека в черном сюртуке, и даже Грегор, связанный с ним кожаным ремнем, продолжал двигаться, хотя и корчился от боли. Адской парочке не помешали ни «Ветер из бездны», ни «Карусель времени», ни «Дыхание серого карлика»... Это было хуже, чем сражаться с каменным идолом – идола Император ценой нескольких месяцев жизни мог бы развеять в дым, а незнакомец казался неуязвимым.
Хозяин дворца отступил на шаг, чего никогда раньше не делал. Его отношение к последней схватке осталось безукоризненным, а зеркало души – незамутненным. Он не жаловался, как не жалуется дерево, сломанное бурей. Ему открылась предопределенность, которой подчинялась любая сила. Мир упростился до одного-единственного эпизода.
По мере того, как лазарь приближался к опасному месту, тревога Дресслера сменялась страхом. Он сохранил тело-носитель, почти избавился от чужого зомби, но какое это имело значение, если Маска Сета будет потеряна для него навсегда?..
Когда голова преследователя канула в песчаную воронку, а вместе с нею исчезла и Маска, принцесса подняла лицо к луне и сдавленно завыла. В этом зверином вое слышалось отчаяние беспредельно уставшего от жизни человеческого существа.
* * *
Ее вой оборвался так же внезапно, как начался. Император резко обернулся. Уплотненный воздух закручивался вокруг него едва заметной прозрачной спиралью. Только пыль, летящая в лучах лунного света, делала видимой защитное поле.Грегор появился на террасе в сопровождении нелепой фигуры – высокого хмурого брюнета, зрачки которого представляли собой узкие вертикальные щели. Впрочем, незнакомец показался Императору нелепым только потому, что хозяин дворца и империи не ожидал ничего подобного. На самом деле этот человек был опасен – куда опаснее сектанта. Император почувствовал это сразу же. Про себя он окрестил чужака «живым трупом». Тот был равнодушен, как стихийное бедствие. Грязно-серый стальной предмет в его руке тоже выглядел отнюдь не подарком.
Император имел дело с новой, еще незнакомой ему силой, которую олицетворял человек в черном окровавленном сюртуке. Тот вел лоботомированного Грегора на коротком поводке – а это было достаточно веской рекомендацией... Император почти мгновенно сконцентрировал защиту в направлении непрошенного гостя.
Впервые на его памяти кто-то приближался к нему без его согласия. Оба – незнакомец и сектант – не излучали вообще ничего (примерно такая же пассивность была присуща трупам) и поэтому не обнаруживали себя до последней минуты. Оставалось совершенно непонятным, как они беспрепятственно проделали не только сотни лиг по территории Россиса, минуя заслоны имперских войск и столичной гвардии, но, самое главное, как им удалось пройти последнее, почти непреодолимое препятствие – личную охрану Императора.
Однако у него уже не было ни желания, ни времени разгадывать эту загадку. Он остался наедине с врагом. Вторжение началось. Император опасался его всю жизнь и хорошо знал, что не доживет до почтенного возраста, но все началось задолго до того, как старческая немощь лишила бы его способности контролировать свое окружение.
...Убедившись в безрезультатности попыток удержать незнакомца на расстоянии, Император первым нанес удар. «Огненный туман» не остановил человека в черном сюртуке, и даже Грегор, связанный с ним кожаным ремнем, продолжал двигаться, хотя и корчился от боли. Адской парочке не помешали ни «Ветер из бездны», ни «Карусель времени», ни «Дыхание серого карлика»... Это было хуже, чем сражаться с каменным идолом – идола Император ценой нескольких месяцев жизни мог бы развеять в дым, а незнакомец казался неуязвимым.
Хозяин дворца отступил на шаг, чего никогда раньше не делал. Его отношение к последней схватке осталось безукоризненным, а зеркало души – незамутненным. Он не жаловался, как не жалуется дерево, сломанное бурей. Ему открылась предопределенность, которой подчинялась любая сила. Мир упростился до одного-единственного эпизода.