Страница:
– Я хочу сделать ей сюрприз. – Видя, что страж колеблется, Спенс спросил: – Как вас зовут?
– Гарри. – Тот был явно удивлен неожиданным интересом к его скромной особе.
– Может, мне стоит пожаловаться Слеттеру, что ты заставил меня ждать на улице, Гарри?
Гарри, явно испуганный, отступил назад.
Многие боялись Слеттера. Еще несколько часов назад инспектор Сэмюэльс умолял Спенса держаться подальше от этого опасного человека. Но Спенс собирался сделать кое-что другое – он хотел встретиться с королем преступного мира лицом к лицу.
Гарри сдался. Он молча провел Спенса в кабинет и отправился за хозяйкой.
Спенс занял место за письменным столом. На полированной поверхности стояли только золотой бювар с перьями и чернильницей да пресс-папье в форме хрустального яблока. Спенс потянул один из ящиков со слабой надеждой найти какие-нибудь документы, уличающие Оливию, но все ящики были заперты. Из холла донеслись звуки шагов. Услышав их, Спенс откинулся на спинку кресла и водрузил ноги на стол.
– Не буду утверждать, что так уж люблю сюрпризы, – проговорила Оливия бархатным голосом, появляясь в дверях. Но как только она увидела Спенса, тон ее разительно изменился: – Ты?
– Как, Оливия, неужели ты не рада меня видеть? – Кинкейд лениво крутил в руках хрустальное яблоко.
– Гарри! – Женщина попятилась к выходу.
– Не думаю, что нам нужен этот тип. – Спенс поймал в хрустальный шар луч солнца, и поверхность кристалла заискрилась, солнечные зайчики запрыгали по комнате. Один из них упал на лицо Оливии, и она поморщилась. – Ну-ка вспомни, что случилось в прошлый раз, когда ты попыталась вышвырнуть меня вон.
– Что тебе нужно, Кинкейд? – Оливия отошла, чтобы избежать бьющих в глаза лучиков из шара.
Но Спенс повернул яблоко, безжалостно посылая яркий свет в искаженное от злобы лицо хозяйки.
– Я просто хотел напомнить тебе, что нехорошо охотиться на людей. Иногда жертва может и рассердиться… И даже свести счеты. – На его губах появилась ленивая улыбка.
– Вы меня звали, мисс Оливия? – В комнату ворвался Гарри.
– Нет, не звали, не правда ли, мисс Оливия? – Спенс усмехнулся.
Она разрывалась между гневом и любопытством. Глаза ее метали молнии, дыхание стало учащенным – грудь тяжело поднималась, натягивая черный шелк корсажа так, что Спенс с опаской подумал, не лопнут ли швы. Наконец она решилась:
– Подожди в холле, Гарри. И когда будешь выходить, закрой за собой дверь.
Человек, похожий на бульдога, бросил на Кинкейда мрачный взгляд, но беспрекословно выполнил приказ.
– Послушай, я не имею к покушению на тебя никакого отношения.
– Правда? Один из твоих людей сильно походит на того быка, которому я вчера сломал челюсть. Думаю, теперь он еще и прихрамывает – я ведь и ногу ему сломал. Разве не поэтому Гарри занял его пост у парадной двери?
Оливия молча смотрела на Кинкейда, перекатывая в пальцах бриллиантовые подвески ожерелья.
– Знаешь, я думаю, ты не хотела, чтобы они просто пристрелили меня… Скажи мне, чего ты хотела?
– Ты ничего не докажешь! – Оливия уперла руки в пышные бедра.
– Да я и не буду. – Спенс аккуратно поставил яблоко на середину стола и поднялся на ноги. – Я не могу полагаться на закон, когда речь идет о сведении счетов!
– Не трогай меня! – Оливия, взвизгнув, попятилась.
– И не собирался. – Спенс пошел к двери. – Просто хотел, чтобы ты знала. Знала, что я собираюсь уничтожить твой бизнес.
– Вот как? Ты слишком откровенен! – Вид у нее был рассерженный и удивленный, но в голосе явственно прозвучал страх.
Спенс улыбнулся:
– Будет так, как я сказал. Вчера вечером пострадала молодая леди… Это меня разозлило.
– И что ты собираешься делать?
– Пусть это пока будет моим секретом.
– У меня есть друзья – очень важные люди! – Оливия вышла за Кинкейдом в коридор. – Кое-кто из них занимает высокое положение в обществе, и им не понравится, если мой бизнес пострадает.
– Посмотрим. – Спенс даже не обернулся.
– Ты делаешь большую ошибку, объявляя мне войну! – бросила она ему в спину.
Гарри двинулся было к Кинкейду, чтобы перекрыть ему дорогу к выходу, но Кинкейд бросил на него ледяной взгляд и негромко приказал:
– Стоять!
«Бульдог» нерешительно замер на месте, тихо ворча.
– Кинкейд! Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю!. – крикнула Оливия.
– Развлекайся, дорогая, пока можешь. – И он вышел из дома, так и не оглянувшись.
Кинкейд спускался по ступеням к ожидавшему его экипажу, а вслед ему неслась отборная брань. Наконец дверь захлопнулась и стало тихо. Спенс несколько раз глубоко вздохнул, чтобы очистить легкие от тяжелого аромата жасмина, которым пропитался дом Оливии, и подумал, что у него еще куча дел. И самое важное среди них – навестить одну милую раненую леди.
Глава 7
Глава 8
– Гарри. – Тот был явно удивлен неожиданным интересом к его скромной особе.
– Может, мне стоит пожаловаться Слеттеру, что ты заставил меня ждать на улице, Гарри?
Гарри, явно испуганный, отступил назад.
Многие боялись Слеттера. Еще несколько часов назад инспектор Сэмюэльс умолял Спенса держаться подальше от этого опасного человека. Но Спенс собирался сделать кое-что другое – он хотел встретиться с королем преступного мира лицом к лицу.
Гарри сдался. Он молча провел Спенса в кабинет и отправился за хозяйкой.
Спенс занял место за письменным столом. На полированной поверхности стояли только золотой бювар с перьями и чернильницей да пресс-папье в форме хрустального яблока. Спенс потянул один из ящиков со слабой надеждой найти какие-нибудь документы, уличающие Оливию, но все ящики были заперты. Из холла донеслись звуки шагов. Услышав их, Спенс откинулся на спинку кресла и водрузил ноги на стол.
– Не буду утверждать, что так уж люблю сюрпризы, – проговорила Оливия бархатным голосом, появляясь в дверях. Но как только она увидела Спенса, тон ее разительно изменился: – Ты?
– Как, Оливия, неужели ты не рада меня видеть? – Кинкейд лениво крутил в руках хрустальное яблоко.
– Гарри! – Женщина попятилась к выходу.
– Не думаю, что нам нужен этот тип. – Спенс поймал в хрустальный шар луч солнца, и поверхность кристалла заискрилась, солнечные зайчики запрыгали по комнате. Один из них упал на лицо Оливии, и она поморщилась. – Ну-ка вспомни, что случилось в прошлый раз, когда ты попыталась вышвырнуть меня вон.
– Что тебе нужно, Кинкейд? – Оливия отошла, чтобы избежать бьющих в глаза лучиков из шара.
Но Спенс повернул яблоко, безжалостно посылая яркий свет в искаженное от злобы лицо хозяйки.
– Я просто хотел напомнить тебе, что нехорошо охотиться на людей. Иногда жертва может и рассердиться… И даже свести счеты. – На его губах появилась ленивая улыбка.
– Вы меня звали, мисс Оливия? – В комнату ворвался Гарри.
– Нет, не звали, не правда ли, мисс Оливия? – Спенс усмехнулся.
Она разрывалась между гневом и любопытством. Глаза ее метали молнии, дыхание стало учащенным – грудь тяжело поднималась, натягивая черный шелк корсажа так, что Спенс с опаской подумал, не лопнут ли швы. Наконец она решилась:
– Подожди в холле, Гарри. И когда будешь выходить, закрой за собой дверь.
Человек, похожий на бульдога, бросил на Кинкейда мрачный взгляд, но беспрекословно выполнил приказ.
– Послушай, я не имею к покушению на тебя никакого отношения.
– Правда? Один из твоих людей сильно походит на того быка, которому я вчера сломал челюсть. Думаю, теперь он еще и прихрамывает – я ведь и ногу ему сломал. Разве не поэтому Гарри занял его пост у парадной двери?
Оливия молча смотрела на Кинкейда, перекатывая в пальцах бриллиантовые подвески ожерелья.
– Знаешь, я думаю, ты не хотела, чтобы они просто пристрелили меня… Скажи мне, чего ты хотела?
– Ты ничего не докажешь! – Оливия уперла руки в пышные бедра.
– Да я и не буду. – Спенс аккуратно поставил яблоко на середину стола и поднялся на ноги. – Я не могу полагаться на закон, когда речь идет о сведении счетов!
– Не трогай меня! – Оливия, взвизгнув, попятилась.
– И не собирался. – Спенс пошел к двери. – Просто хотел, чтобы ты знала. Знала, что я собираюсь уничтожить твой бизнес.
– Вот как? Ты слишком откровенен! – Вид у нее был рассерженный и удивленный, но в голосе явственно прозвучал страх.
Спенс улыбнулся:
– Будет так, как я сказал. Вчера вечером пострадала молодая леди… Это меня разозлило.
– И что ты собираешься делать?
– Пусть это пока будет моим секретом.
– У меня есть друзья – очень важные люди! – Оливия вышла за Кинкейдом в коридор. – Кое-кто из них занимает высокое положение в обществе, и им не понравится, если мой бизнес пострадает.
– Посмотрим. – Спенс даже не обернулся.
– Ты делаешь большую ошибку, объявляя мне войну! – бросила она ему в спину.
Гарри двинулся было к Кинкейду, чтобы перекрыть ему дорогу к выходу, но Кинкейд бросил на него ледяной взгляд и негромко приказал:
– Стоять!
«Бульдог» нерешительно замер на месте, тихо ворча.
– Кинкейд! Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю!. – крикнула Оливия.
– Развлекайся, дорогая, пока можешь. – И он вышел из дома, так и не оглянувшись.
Кинкейд спускался по ступеням к ожидавшему его экипажу, а вслед ему неслась отборная брань. Наконец дверь захлопнулась и стало тихо. Спенс несколько раз глубоко вздохнул, чтобы очистить легкие от тяжелого аромата жасмина, которым пропитался дом Оливии, и подумал, что у него еще куча дел. И самое важное среди них – навестить одну милую раненую леди.
Глава 7
Кинкейд понял, что его ждет не самая теплая встреча, когда шел за дворецким в будуар миссис Лилиан Грейнджер. Пока Брамби объявлял хозяйке о приходе гостя, Спенс задержался у порога и успел бегло оглядеть будуар. Стены его были сплошь покрыты картинами в роскошных позолоченных рамах. По большей части это были пейзажи и натюрморты. Некоторые были хороши – творения великих мастеров. Но здесь, в небольшом помещении, они явно выполняли роль декора, а потому и смотрелись всего как пестрая обивка стен. Практически каждый предмет мебели в комнате мог рассматриваться как самостоятельное произведение искусства, не уступающее по иене и качеству картинам. Но мебели тоже было слишком много. Она занимала почти все пространство и оставляла взгляду лишь небольшой кусочек роскошного обюссонского ковра. Солнце отражалось от полированных поверхностей и идеально натертых зеркал. Спенс принюхался: так и есть – в воздухе витал запах лимонного масла и воска. Потом он заметил в углу пианино, покрытое белым шелковым кружевом, и невольно улыбнулся, представив себе маленькую девочку, которую каждый божий день в три часа усаживали за этот инструмент.
– Мистер Кинкейд, я так и думала, что вы навестите нас сегодня. Входите, прошу вас. – Царственным жестом Лилиан указала Спенсу на стул. Она восседала в резном кресле орехового дерева, и хотя костюм ее был скромен, как и подобает леди, – крахмальная белая блузка и серая юбка, – держалась она словно императрица на троне. – Присядьте.
Кинкейд занял место на указанном ему стуле с прямой спинкой и поставил на пол коробку, которую принес с собой. Лилиан взглянула на коробку так, словно серебряная оберточная бумага могла испачкать ковер. Потом взяла чашку с чайного столика, стоявшего справа от нее, и спросила:
– Молоко, сахар?
– Нет, благодарю вас. – Кинкейд принял из рук хозяйки изящную чашечку и попытался поудобнее устроиться на ужасно жестком стуле.
– Похоже, вы не знаете, что леди не может принимать подарки от мужчины, с которым она не помолвлена. – Лилиан бросила еще один недовольный взгляд на серебряную коробку.
– Даже если леди спасла этому мужчине жизнь?
– Не нужно вспоминать об этом досадном случае. И хочу добавить, что с вашей стороны было дурно посылать моей дочери красные розы.
Лилиан говорила ровным, лишенным эмоций голосом, но Спенс без труда разглядел гнев под маской сдержанности. Он никак не мог понять, что так рассердило эту женщину.
– Виктория не любит красные розы? – решил уточнить он.
– Моя дочь обожает красные розы. Но, несмотря на свой возраст, бывает иногда очень наивной, – Теперь леди смотрела на Спенса как на бестолкового нашкодившего мальчишку. – Мистер Кинкейд, вам известно, что Сара Бернар принимает красные розы только от своих любовников?
«И она говорит это вполне серьезно!» – подумал Спенс. Ему пришлось покашлять, чтобы скрыть рвущийся из горла смех. Особенно забавно, что Сара любит розовые розы – он-то знал это наверняка.
– Я не очень понимаю, какое отношение Сара Бернар имеет к цветам, которые я послал мисс Грейнджер.
– Да, похоже, вы действительно не понимаете. Это все осложняет.
Видя, что Лилиан поправила идеальный воротничок и набрала побольше воздуха в легкие, Спенс напрягся. Почему-то он был уверен, что услышит нечто неприятное.
– Я не люблю ходить вокруг да около, мистер Кинкейд.
– Похвальная черта. – Спенс сделал глоток чая и с интересом посмотрел на чучело совы под стеклянным колпаком, стоящее за правым плечом хозяйки.
– Поэтому я хочу знать, каковы ваши намерения относительно моей дочери?
Спенс чуть не поперхнулся чаем.
– Э-э… я думал, такой разговор – прерогатива отца девушки.
– Когда дело касается Виктории, мистер Грейнджер иногда проявляет непростительную слабость. – Взгляд леди был по-прежнему твердо устремлен на гостя.
Несколько секунд в комнате царила тишина. Слышалось только тиканье часов с каминной полки, Кинкейд так удивился, что просто не знал, что сказать.
– Итак, молодой человек?
– Я хотел бы сначала получше узнать вашу дочь, – Он даже сумел улыбнуться, хотя чувствовал себя паршиво.
– Должна заметить, мистер Кинкейд, что мне не понравилось, как моя дочь вела себя вчера вечером. Подумать только – отправиться в город с незнакомым мужчиной! Подобное поведение недостойно леди.
Спенса покоробило от этих слов – леди следовало бы в первую очередь пожалеть свою дочь.
– Признаюсь вам, что мисс Грейнджер меня не приглашала, это была моя инициатива…
– Не важно. Ее поведение было недостойно.
Кинкейд не мог не заметить, что вчера вечером, пока врач осматривал Тори, Лилиан была озабочена не столько здоровьем дочери, сколько мнением гостей. Да, эту женщину трудно назвать любящей матерью. Он всегда принимал безграничную любовь родителей как нечто само собой разумеющееся. «Каким бы я вырос, если бы меня воспитывала такая Женщина?» – подумал он.
– Ваша дочь никоим образом не нарушила правил приличия, миссис Грейнджер, – заявил он, водружая чашку на столик. – Мне просто показалось, что она была чем-то расстроена и ей требовалось немного времени и уединения, чтобы прийти в себя. Думаю, она вернулась бы домой целой и невредимой, если бы я не отправился вслед за ней. Так что вся вина за случившееся лежит на мне.
– Вы очень галантны, мистер Кинкейд. – Лилиан сделала глоток чая. – Возможно, вы поймете меня правильно, если я скажу, что не хочу, чтобы вы встречались с Викторией.
Сиене не привык, чтобы матери отказывали ему от дома. Как правило, обычно бывало наоборот – каждая старалась заполучить столь небедного джентльмена в женихи для своей дочери.
– А что по этому поводу думает Куинтон? – растерянно спросил он.
– Как я уже сказала, мистер Грейнджер не всегда рассуждает разумно, когда речь идет о Виктории. – Голос миссис Грейнджер стал на несколько градусов прохладнее.
– Возможно, это потому, что он считает Викторию достаточно взрослой и позволяет ей самостоятельно принимать решения.
– Мистер Кинкейд, вы человек светский, не лишены привлекательности и можете легко вскружить голову женщине.
«Что-то сейчас мое очарование и умение кружить головы не помогают», – мрачно подумал Спенс. – Я не позволю, чтобы Виктория потеряла шанс устроить свою судьбу и выйти замуж за достойного человека из-за вас, раз вы не собираетесь на ней жениться.
– А почему вы так уверены, что я не собираюсь на ней жениться?
– Я не могу представить, чтобы моя дочь заинтересовала такого человека, как вы, мистер Кинкейд, Я трезво смотрю на вещи и понимаю, что Виктория не красавица.
– Возможно, она не вполне соответствует модным стандартам, миссис Грейнджер, но должен сказать, что ваша дочь – очень красивая девушка. – Спенсер встал, с трудом удерживая на лице маску вежливости, в то время как гаев кипел в его груди. – У нее есть душа, чего не скажешь о многих светских красавицах. И есть храбрость, ибо она не побоялась рискнуть своей жизнью ради меня. Может, вам стоит как-нибудь выбрать время и повнимательнее присмотреться к ней?
– Я не позволю, чтобы со мной говорили подобным тоном, мистер Кинкейд. – Губы Лилиан сжались в тонкую линию.
– Прошу меня простить. – Спенс отвесил преувеличенно галантный поклон. – И благодарю за чай. – Он подхватил коробку и направился к двери.
– Я не разрешаю вам видеться с моей дочерью! – услышал он вслед.
– Вам никогда не приходило в голову, что, возможно, вы не знаете, что для нее лучше? – спросил Спенс, задержавшись на пороге.
– А вы знаете?
– Думаю, да.
– Виктория не одна, мистер Кинкейд.
– Я не против веселой компании, миссис Грейнджер. Спенс пересек прихожую, где звук его шагов казался вызывающе громким. Вот и лестница. Гнев его рос по мере того, как он приближался к комнате Тори. Несколько раз он даже выругался – правда, про себя.
– Я не ваша собственность. – Виктория с негодованием поднялась на ноги.
Не отвечая, Хейуард отошел от окна и приблизился к круглому столику, на котором гордо красовались две дюжины красных роз в хрустальной вазе. Слегка щелкнув по одному из цветков, он недовольно поинтересовался:
– От него?
Тори промолчала, но не потому, что не хотела ответить: то ли гнев, то ли отвращение сжали ее горло, и она просто не могла выговорить ни слова.
– Я бы на вашем месте не возлагал на Кинкейда особых надежд. – Хейуард снял с рукава пылинку. – Говорят, его путь по стране усеян брошенными женщинами.
– Убирайтесь!
Хейуард повернулся и взглянул на Тори. Злоба исказила правильные черты, превратив его лицо в отталкивающую маску.
– Чем скорее вы смиритесь с неизбежным, тем меньше у вас будет проблем. Мы скоро поженимся, так что постарайтесь привыкнуть к этой мысли.
– Нет, это вам придется осознать, что вы должны уйти отсюда!
– Когда мы поженимся, вы об этих словах пожалеете. – Его руки сжались в кулаки. – Уж я сделаю так, что вы будете жалеть об этом всю оставшуюся жизнь! – Мы не поженимся! – отчеканила Тори.
– Еще как поженимся! – Он направился к ней. Тори разглядела отчаянную решимость в его глазах и какой-то безумный блеск, испугавшие ее. Она попятилась и повторила:
– Уходите!
– У меня много долгов, Виктория. И очень злобные кредиторы, которые угрожают переломать мне ноги, если я не верну им деньги.
– Мне жаль, что ваша страсть к игре навлекла на вас подобные неприятности, мистер Хейуард, но я не собираюсь расплачиваться за ваши слабости своей жизнью.
– Сука!
Он отвесил ей пощечину, и Тори, вскрикнув от неожиданности, упала на подушки. Несколько секунд она просто была не в силах двигаться – никто никогда раньше ее не бил. Она с ужасом смотрела на Хейуарда, прижав к покрасневшей щеке ладошку.
Он выглядел так, словно и впрямь сошел с ума: безумный взгляд, красные пятна на щеках и мелкие бисеринки пота на лбу.
– Как вы осмелились! Уходите…
Ее слова перешли в крик ужаса, когда он бросился на нее.
– Я собираюсь лишить вас выбора! – прорычал он, схватив Тори за запястья.
Он заломил руки ей за голову, и она ощутила боль в раненом боку. Несколько секунд она ловила ртом воздух, но когда дыхание вернулось и она попыталась закричать, он накрыл ее губы своим ртом, и Тори захлебнулась собственным криком. Каждое движение причиняло жгучую боль, но она отчаянно боролась, надеясь сбросить с себя Хейуарда.
– Думаешь, ты слишком хороша для меня? Я тебя проучу. – Голос его дрожал, когда он произносил эти слова. Прикосновение его губ наполнило рот Тори вкусом виски и сигар, и она почувствовала, как к горлу подступает тошнота.
В сознании ее уживались две мысли, два противоречивых ощущения. С одной стороны, Тори просто не могла поверить, что подобное происходит с ней в ее собственной гостиной, но с другой – она понимала, что этот отчаявшийся человек не остановится перед тем, чтобы изнасиловать ее ради достижения своей цели. Одной рукой удерживая руки Тори, Хейуард скользнул другой к ее ногам и, путаясь в многочисленных складках и оборках, лихорадочно пытался задрать ее юбки. Тори опять сделала попытку закричать и принялась отбиваться с удвоенной энергией. Но все было напрасно – он уже раздвигал коленом ее бедра. Господь всемогущий, да он и правда собирается овладеть ею! Если он сможет, то у нес не останется выбора – только выйти за него замуж. Нет, ни за что! Она не должна сдаваться, она не позволит обесчестить себя… Вдруг где-то рядом раздалось рычание. В следующую секунду тело Хейуарда, прижимавшее ее к дивану, волшебным образом потеряло вес и даже поднялось в воздух. Сам Хейуард выглядел при этом ошарашенным и испуганным. Тори повернула голову и увидела Спенсера Кинкейда, который стоял у дивана, держа Хейуарда одной рукой за ворот, а другой – за ремень его брюк. Схватив неудачливого насильника, Спенс отшвырнул его от себя, Распластав руки, как птица, которая разучилась летать, Хейуард грохнулся на пол. Тори наблюдала за происходящим со странным чувством: это просто кошмарный спектакль, потому что подобные вещи в действительности происходить не могут. Пока она старалась отдышаться и прийти в себя, Кинкейд схватил Хейуарда за волосы и рывком поднял на ноги.
– Не бейте меня, – успел пролепетать негодяй, прежде чем кулак Спенса врезался в его челюсть.
Голова Хейуарда мотнулась назад, и он снова упал бы, не держи его Спенс. Тори сморщилась, когда кулак в очередной раз опустился на залитое кровью лицо и раздался жутковатый звук лопнувшей плоти. На этот раз Спенс ослабил хватку, и Хейуард кулем свалился на пол. Кинкейд, который не считал разговор оконченным, нагнулся и попытался вновь поставить врага на ноги. Тот отказывался стоять самостоятельно, и Спенс схватил его за горло. Страшные булькающие звуки сорвались с губ Хейуарда, когда ноги его начали потихоньку отрываться от ковра, а руки Кинкейда по-прежнему сжимали его шею. Тут Тори наконец пришла в себя настолько, что смогла вмешаться. Не то чтобы ей было жалко насильника, но она не хотела.
чтобы Кинкейда обвинили в убийстве.
– Остановитесь, прошу вас, мистер Кинкейд! Вы убьете его!
Спенс сделал вид, что не слышал. Тогда она собралась с силами и, встав с дивана, подошла к нему:
– Прошу вас, не надо? Я не хочу, чтобы вы убили его, – он этого не стоит.
Спенс глянул на нее сверху вниз. Глаза его горели яростью. Она схватила его за руку, ощутив сталь напряженных мышц под своими дрожащими пальцами.
– Прошу вас, не надо!
Что-то прорычав, Спенс разжат руки. Хейуард опять рухнул на пол и некоторое время просто лежал, жадно ловя ртом воздух.
– С вами все в порядке? – Спенс осторожно взял ее за плечи и заглянул в лицо.
Она кивнула, но ноги вдруг отказались держать ее измученное тело. Кинкейд подхватил Тори на руки, и она, прислонилась к его плечу, ощущая тепло мужского тела – такого крепкого и надежного. Да-да, теперь она наконец-то призналась себе, что в кольце его рук она чувствует себя защищенной, почти спокойной и счастливой и какая-то часть ее души страстно желала остаться в объятиях этого человека навсегда. Тори незаметно потерлась щекой о его плечо – шерстяная ткань пиджака была теплой и мягкой и восхитительно пахла. Этот запах имел странное свойство – войдя в ноздри, он опустился куда-то вниз живота, вызвав приятную истому в ее измученном теле.
Кинкейд осторожно опустил Тори на подушки дивана. Устроив ее поудобнее, он сел рядом и ласково коснулся ладонью красной отметины на ее щеке.
– Надо приложить лед.
– У меня будет синяк? – Она испуганно прижала дрожащие пальцы к лицу.
– Кое у кого их будет гораздо больше. – Он подмигнул ей.
– Господи Боже! – В дверях гостиной возникла Лилиан Грейнджер.
Миссис Грейнджер сверкнула глазами в их сторону, и Тори испуганно вцепилась в рукав Спенса. Потом Лилиан посмотрела на распростертого, на полу насильника:
– Мистер Хейуард, что с вами случилось?
– Кинкейд… – прохрипел тот.
Лилиан обратила на Спенсера гневный взор:
– Мистер Кинкейд, я требую, чтобы вы немедленно покинули мой дом!
– Мама, мистер Кинкейд меня защищал.
– Защищал? От твоего жениха?
– Жениха? – Спенс был ошарашен. Он перевел растерянный взгляд на Тори.
Она покачала головой. О, как бы она хотела все объяснить, но сначала нужно успокоить мать.
– Мистер Хейуард пытался силой… навязать мне свое внимание.
– Глупости. Я уверена, ты просто неправильно его поняла. Не так ли, мистер Хейуард?
– Мы разговаривали, когда в комнату ворвался Кинкейд. Он сумасшедший! – Хейуард с трудом принял сидячее положение и жалобно смотрел на Лилиан из-под начавших опухать век.
– Мистер Кинкейд, вас больше не примут в этом доме. – Лилиан была вся воплощенное негодование.
– Послушайте, леди! – Спенс шагнул к ней. Он начал сердиться, его лицо и фигура снова стали пугающе грозными. – Когда я вошел…
Тори схватила его за пиджак и дернула, заставив обернуться и замолчать. Она была уверена, что объяснения только вызовут ярость матери и усугубят и без того незавидное положение, в котором она оказалась.
– Мама, мистер Кинкейд и правда пытался мне помочь.
– Не вмешивайся, Виктория, – приказала мать.
– Но, мама…
– Мистер Кинкейд, – теперь Лилиан вообще игнорировала дочь, – покиньте мой дом, иначе мне придется позвать слуг.
– Боже мой, из всех глупых гусынь… – пробормотал Спенс и повернулся к Тори: – Вы тоже хотите, чтобы я ушел, мисс Грейнджер?
– Мистер Кинкейд, в этом доме решения принимаются не моей дочерью! – Голос Лилиан сорвался на визг.
Но Спенс продолжал смотреть на Тори.
– Мисс Грейнджер?
Тори взглянула на мать, застывшую в напряженной позе, потом перевела взгляд на Кинкейда. Он показался ей еще огромнее, чем всегда. Кроме того, он был явно рассержен и, судя по всему, готов был броситься на первого попавшегося дракона и разорвать его на куски. И все же она чувствовала в нем заботливую нежность, и это заставляло ее безумно желать его объятий, и совсем не хотелось его прогонять. Наоборот, ей страстно хотелось вновь оказаться в кольце сильных и надежных рук, и пусть он ее защитит. Позаботится обо всем… Но это невозможно, немыслимо…
– Я думаю, будет лучше, если вы уйдете, – мягко произнесла она. Нужно взять себя в руки. Она не может позволить себе быть слабой. И все свои проблемы она решит сама.
Спенс разочарованно вздохнул. Но в следующий момент он ласково сжал ее ладонь.
– Помните, что я говорил вчера: если я вам понадоблюсь, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь. Я остановился в «Хэмптон-Хаусе».
Он зашагал к выходу. При его приближении Лилиан демонстративно подобрала юбки, словно боялась испачкаться. У порога Кинкейд помедлил и зло посмотрел на Хейуарда, как будто опасаясь, что тот опять набросится на Тори. Она поспешно заверила его в том, что с ней все будет в порядке.
Спенс, похоже, не был в этом уверен, но, кивнув, скрылся за дверью. Тори осталась в обществе Лилиан и Хейуарда. Она попыталась объясниться с матерью, но та просто отказалась ее слушать. Лилиан не желала видеть синяк на щеке дочери, не желала принимать ее объяснения. Она уже сделала вывод – во всем виновата Тори. Она вела себя недостойно, и это привело к тому, что мужчины набросились друг на друга. Вернее, Кинкейд набросился на мистера Хейуарда.
Теперь Тори поняла – мать твердо решила выдать ее замуж за этого человека, а Хейуард, в свою очередь, не остановится ни перед чем, лишь бы добраться до денег отца. Он будет выжидать, а потом опять постарается сделать так, что у нее не останется выбора. Сегодня ему не повезло, но кто знает, что случится завтра? Тори сидела на диване, сжав руки и почти не слыша очередной нотации Лилиан. В голове ее был полный сумбур. Она вспомнила ультиматум отца, слова Кинкейда… и вдруг поняла, как избежать неволи. Сердце ее забилось быстрее. Пожалуй, это уже похоже на план, и он сулит выход из кошмарного тупика, в котором она оказалась. Да-да, так и будет – она родит ребенка и сохранит свою независимость. Отец будет доволен, и миссия не потеряет его деньга… Все должно получиться, как она задумала. Но имеет ли она право поступить так с ним? Она подняла голову. Мать ходила по комнате, гордо выпрямившись, и все еще читала нотацию. Ее слова были колючими и холодными, но она ни на йоту не повысила голос – леди всегда сдержанна. Решимость Тори таяла. Мать никогда ей не простит, если она сделает то, что задумала. Это будет… скандал. Она не сможет… Но тут Тори встретилась взглядом с Ричардом Хейуардом. Он улыбался, уверенный в своей победе. Это решило все. Она не выйдет замуж за этого человека. Обстоятельства не оставляют ей выбора. Господи, дай ей силы привести ее план в исполнение.
– Мистер Кинкейд, я так и думала, что вы навестите нас сегодня. Входите, прошу вас. – Царственным жестом Лилиан указала Спенсу на стул. Она восседала в резном кресле орехового дерева, и хотя костюм ее был скромен, как и подобает леди, – крахмальная белая блузка и серая юбка, – держалась она словно императрица на троне. – Присядьте.
Кинкейд занял место на указанном ему стуле с прямой спинкой и поставил на пол коробку, которую принес с собой. Лилиан взглянула на коробку так, словно серебряная оберточная бумага могла испачкать ковер. Потом взяла чашку с чайного столика, стоявшего справа от нее, и спросила:
– Молоко, сахар?
– Нет, благодарю вас. – Кинкейд принял из рук хозяйки изящную чашечку и попытался поудобнее устроиться на ужасно жестком стуле.
– Похоже, вы не знаете, что леди не может принимать подарки от мужчины, с которым она не помолвлена. – Лилиан бросила еще один недовольный взгляд на серебряную коробку.
– Даже если леди спасла этому мужчине жизнь?
– Не нужно вспоминать об этом досадном случае. И хочу добавить, что с вашей стороны было дурно посылать моей дочери красные розы.
Лилиан говорила ровным, лишенным эмоций голосом, но Спенс без труда разглядел гнев под маской сдержанности. Он никак не мог понять, что так рассердило эту женщину.
– Виктория не любит красные розы? – решил уточнить он.
– Моя дочь обожает красные розы. Но, несмотря на свой возраст, бывает иногда очень наивной, – Теперь леди смотрела на Спенса как на бестолкового нашкодившего мальчишку. – Мистер Кинкейд, вам известно, что Сара Бернар принимает красные розы только от своих любовников?
«И она говорит это вполне серьезно!» – подумал Спенс. Ему пришлось покашлять, чтобы скрыть рвущийся из горла смех. Особенно забавно, что Сара любит розовые розы – он-то знал это наверняка.
– Я не очень понимаю, какое отношение Сара Бернар имеет к цветам, которые я послал мисс Грейнджер.
– Да, похоже, вы действительно не понимаете. Это все осложняет.
Видя, что Лилиан поправила идеальный воротничок и набрала побольше воздуха в легкие, Спенс напрягся. Почему-то он был уверен, что услышит нечто неприятное.
– Я не люблю ходить вокруг да около, мистер Кинкейд.
– Похвальная черта. – Спенс сделал глоток чая и с интересом посмотрел на чучело совы под стеклянным колпаком, стоящее за правым плечом хозяйки.
– Поэтому я хочу знать, каковы ваши намерения относительно моей дочери?
Спенс чуть не поперхнулся чаем.
– Э-э… я думал, такой разговор – прерогатива отца девушки.
– Когда дело касается Виктории, мистер Грейнджер иногда проявляет непростительную слабость. – Взгляд леди был по-прежнему твердо устремлен на гостя.
Несколько секунд в комнате царила тишина. Слышалось только тиканье часов с каминной полки, Кинкейд так удивился, что просто не знал, что сказать.
– Итак, молодой человек?
– Я хотел бы сначала получше узнать вашу дочь, – Он даже сумел улыбнуться, хотя чувствовал себя паршиво.
– Должна заметить, мистер Кинкейд, что мне не понравилось, как моя дочь вела себя вчера вечером. Подумать только – отправиться в город с незнакомым мужчиной! Подобное поведение недостойно леди.
Спенса покоробило от этих слов – леди следовало бы в первую очередь пожалеть свою дочь.
– Признаюсь вам, что мисс Грейнджер меня не приглашала, это была моя инициатива…
– Не важно. Ее поведение было недостойно.
Кинкейд не мог не заметить, что вчера вечером, пока врач осматривал Тори, Лилиан была озабочена не столько здоровьем дочери, сколько мнением гостей. Да, эту женщину трудно назвать любящей матерью. Он всегда принимал безграничную любовь родителей как нечто само собой разумеющееся. «Каким бы я вырос, если бы меня воспитывала такая Женщина?» – подумал он.
– Ваша дочь никоим образом не нарушила правил приличия, миссис Грейнджер, – заявил он, водружая чашку на столик. – Мне просто показалось, что она была чем-то расстроена и ей требовалось немного времени и уединения, чтобы прийти в себя. Думаю, она вернулась бы домой целой и невредимой, если бы я не отправился вслед за ней. Так что вся вина за случившееся лежит на мне.
– Вы очень галантны, мистер Кинкейд. – Лилиан сделала глоток чая. – Возможно, вы поймете меня правильно, если я скажу, что не хочу, чтобы вы встречались с Викторией.
Сиене не привык, чтобы матери отказывали ему от дома. Как правило, обычно бывало наоборот – каждая старалась заполучить столь небедного джентльмена в женихи для своей дочери.
– А что по этому поводу думает Куинтон? – растерянно спросил он.
– Как я уже сказала, мистер Грейнджер не всегда рассуждает разумно, когда речь идет о Виктории. – Голос миссис Грейнджер стал на несколько градусов прохладнее.
– Возможно, это потому, что он считает Викторию достаточно взрослой и позволяет ей самостоятельно принимать решения.
– Мистер Кинкейд, вы человек светский, не лишены привлекательности и можете легко вскружить голову женщине.
«Что-то сейчас мое очарование и умение кружить головы не помогают», – мрачно подумал Спенс. – Я не позволю, чтобы Виктория потеряла шанс устроить свою судьбу и выйти замуж за достойного человека из-за вас, раз вы не собираетесь на ней жениться.
– А почему вы так уверены, что я не собираюсь на ней жениться?
– Я не могу представить, чтобы моя дочь заинтересовала такого человека, как вы, мистер Кинкейд, Я трезво смотрю на вещи и понимаю, что Виктория не красавица.
– Возможно, она не вполне соответствует модным стандартам, миссис Грейнджер, но должен сказать, что ваша дочь – очень красивая девушка. – Спенсер встал, с трудом удерживая на лице маску вежливости, в то время как гаев кипел в его груди. – У нее есть душа, чего не скажешь о многих светских красавицах. И есть храбрость, ибо она не побоялась рискнуть своей жизнью ради меня. Может, вам стоит как-нибудь выбрать время и повнимательнее присмотреться к ней?
– Я не позволю, чтобы со мной говорили подобным тоном, мистер Кинкейд. – Губы Лилиан сжались в тонкую линию.
– Прошу меня простить. – Спенс отвесил преувеличенно галантный поклон. – И благодарю за чай. – Он подхватил коробку и направился к двери.
– Я не разрешаю вам видеться с моей дочерью! – услышал он вслед.
– Вам никогда не приходило в голову, что, возможно, вы не знаете, что для нее лучше? – спросил Спенс, задержавшись на пороге.
– А вы знаете?
– Думаю, да.
– Виктория не одна, мистер Кинкейд.
– Я не против веселой компании, миссис Грейнджер. Спенс пересек прихожую, где звук его шагов казался вызывающе громким. Вот и лестница. Гнев его рос по мере того, как он приближался к комнате Тори. Несколько раз он даже выругался – правда, про себя.
– Я не ваша собственность. – Виктория с негодованием поднялась на ноги.
Не отвечая, Хейуард отошел от окна и приблизился к круглому столику, на котором гордо красовались две дюжины красных роз в хрустальной вазе. Слегка щелкнув по одному из цветков, он недовольно поинтересовался:
– От него?
Тори промолчала, но не потому, что не хотела ответить: то ли гнев, то ли отвращение сжали ее горло, и она просто не могла выговорить ни слова.
– Я бы на вашем месте не возлагал на Кинкейда особых надежд. – Хейуард снял с рукава пылинку. – Говорят, его путь по стране усеян брошенными женщинами.
– Убирайтесь!
Хейуард повернулся и взглянул на Тори. Злоба исказила правильные черты, превратив его лицо в отталкивающую маску.
– Чем скорее вы смиритесь с неизбежным, тем меньше у вас будет проблем. Мы скоро поженимся, так что постарайтесь привыкнуть к этой мысли.
– Нет, это вам придется осознать, что вы должны уйти отсюда!
– Когда мы поженимся, вы об этих словах пожалеете. – Его руки сжались в кулаки. – Уж я сделаю так, что вы будете жалеть об этом всю оставшуюся жизнь! – Мы не поженимся! – отчеканила Тори.
– Еще как поженимся! – Он направился к ней. Тори разглядела отчаянную решимость в его глазах и какой-то безумный блеск, испугавшие ее. Она попятилась и повторила:
– Уходите!
– У меня много долгов, Виктория. И очень злобные кредиторы, которые угрожают переломать мне ноги, если я не верну им деньги.
– Мне жаль, что ваша страсть к игре навлекла на вас подобные неприятности, мистер Хейуард, но я не собираюсь расплачиваться за ваши слабости своей жизнью.
– Сука!
Он отвесил ей пощечину, и Тори, вскрикнув от неожиданности, упала на подушки. Несколько секунд она просто была не в силах двигаться – никто никогда раньше ее не бил. Она с ужасом смотрела на Хейуарда, прижав к покрасневшей щеке ладошку.
Он выглядел так, словно и впрямь сошел с ума: безумный взгляд, красные пятна на щеках и мелкие бисеринки пота на лбу.
– Как вы осмелились! Уходите…
Ее слова перешли в крик ужаса, когда он бросился на нее.
– Я собираюсь лишить вас выбора! – прорычал он, схватив Тори за запястья.
Он заломил руки ей за голову, и она ощутила боль в раненом боку. Несколько секунд она ловила ртом воздух, но когда дыхание вернулось и она попыталась закричать, он накрыл ее губы своим ртом, и Тори захлебнулась собственным криком. Каждое движение причиняло жгучую боль, но она отчаянно боролась, надеясь сбросить с себя Хейуарда.
– Думаешь, ты слишком хороша для меня? Я тебя проучу. – Голос его дрожал, когда он произносил эти слова. Прикосновение его губ наполнило рот Тори вкусом виски и сигар, и она почувствовала, как к горлу подступает тошнота.
В сознании ее уживались две мысли, два противоречивых ощущения. С одной стороны, Тори просто не могла поверить, что подобное происходит с ней в ее собственной гостиной, но с другой – она понимала, что этот отчаявшийся человек не остановится перед тем, чтобы изнасиловать ее ради достижения своей цели. Одной рукой удерживая руки Тори, Хейуард скользнул другой к ее ногам и, путаясь в многочисленных складках и оборках, лихорадочно пытался задрать ее юбки. Тори опять сделала попытку закричать и принялась отбиваться с удвоенной энергией. Но все было напрасно – он уже раздвигал коленом ее бедра. Господь всемогущий, да он и правда собирается овладеть ею! Если он сможет, то у нес не останется выбора – только выйти за него замуж. Нет, ни за что! Она не должна сдаваться, она не позволит обесчестить себя… Вдруг где-то рядом раздалось рычание. В следующую секунду тело Хейуарда, прижимавшее ее к дивану, волшебным образом потеряло вес и даже поднялось в воздух. Сам Хейуард выглядел при этом ошарашенным и испуганным. Тори повернула голову и увидела Спенсера Кинкейда, который стоял у дивана, держа Хейуарда одной рукой за ворот, а другой – за ремень его брюк. Схватив неудачливого насильника, Спенс отшвырнул его от себя, Распластав руки, как птица, которая разучилась летать, Хейуард грохнулся на пол. Тори наблюдала за происходящим со странным чувством: это просто кошмарный спектакль, потому что подобные вещи в действительности происходить не могут. Пока она старалась отдышаться и прийти в себя, Кинкейд схватил Хейуарда за волосы и рывком поднял на ноги.
– Не бейте меня, – успел пролепетать негодяй, прежде чем кулак Спенса врезался в его челюсть.
Голова Хейуарда мотнулась назад, и он снова упал бы, не держи его Спенс. Тори сморщилась, когда кулак в очередной раз опустился на залитое кровью лицо и раздался жутковатый звук лопнувшей плоти. На этот раз Спенс ослабил хватку, и Хейуард кулем свалился на пол. Кинкейд, который не считал разговор оконченным, нагнулся и попытался вновь поставить врага на ноги. Тот отказывался стоять самостоятельно, и Спенс схватил его за горло. Страшные булькающие звуки сорвались с губ Хейуарда, когда ноги его начали потихоньку отрываться от ковра, а руки Кинкейда по-прежнему сжимали его шею. Тут Тори наконец пришла в себя настолько, что смогла вмешаться. Не то чтобы ей было жалко насильника, но она не хотела.
чтобы Кинкейда обвинили в убийстве.
– Остановитесь, прошу вас, мистер Кинкейд! Вы убьете его!
Спенс сделал вид, что не слышал. Тогда она собралась с силами и, встав с дивана, подошла к нему:
– Прошу вас, не надо? Я не хочу, чтобы вы убили его, – он этого не стоит.
Спенс глянул на нее сверху вниз. Глаза его горели яростью. Она схватила его за руку, ощутив сталь напряженных мышц под своими дрожащими пальцами.
– Прошу вас, не надо!
Что-то прорычав, Спенс разжат руки. Хейуард опять рухнул на пол и некоторое время просто лежал, жадно ловя ртом воздух.
– С вами все в порядке? – Спенс осторожно взял ее за плечи и заглянул в лицо.
Она кивнула, но ноги вдруг отказались держать ее измученное тело. Кинкейд подхватил Тори на руки, и она, прислонилась к его плечу, ощущая тепло мужского тела – такого крепкого и надежного. Да-да, теперь она наконец-то призналась себе, что в кольце его рук она чувствует себя защищенной, почти спокойной и счастливой и какая-то часть ее души страстно желала остаться в объятиях этого человека навсегда. Тори незаметно потерлась щекой о его плечо – шерстяная ткань пиджака была теплой и мягкой и восхитительно пахла. Этот запах имел странное свойство – войдя в ноздри, он опустился куда-то вниз живота, вызвав приятную истому в ее измученном теле.
Кинкейд осторожно опустил Тори на подушки дивана. Устроив ее поудобнее, он сел рядом и ласково коснулся ладонью красной отметины на ее щеке.
– Надо приложить лед.
– У меня будет синяк? – Она испуганно прижала дрожащие пальцы к лицу.
– Кое у кого их будет гораздо больше. – Он подмигнул ей.
– Господи Боже! – В дверях гостиной возникла Лилиан Грейнджер.
Миссис Грейнджер сверкнула глазами в их сторону, и Тори испуганно вцепилась в рукав Спенса. Потом Лилиан посмотрела на распростертого, на полу насильника:
– Мистер Хейуард, что с вами случилось?
– Кинкейд… – прохрипел тот.
Лилиан обратила на Спенсера гневный взор:
– Мистер Кинкейд, я требую, чтобы вы немедленно покинули мой дом!
– Мама, мистер Кинкейд меня защищал.
– Защищал? От твоего жениха?
– Жениха? – Спенс был ошарашен. Он перевел растерянный взгляд на Тори.
Она покачала головой. О, как бы она хотела все объяснить, но сначала нужно успокоить мать.
– Мистер Хейуард пытался силой… навязать мне свое внимание.
– Глупости. Я уверена, ты просто неправильно его поняла. Не так ли, мистер Хейуард?
– Мы разговаривали, когда в комнату ворвался Кинкейд. Он сумасшедший! – Хейуард с трудом принял сидячее положение и жалобно смотрел на Лилиан из-под начавших опухать век.
– Мистер Кинкейд, вас больше не примут в этом доме. – Лилиан была вся воплощенное негодование.
– Послушайте, леди! – Спенс шагнул к ней. Он начал сердиться, его лицо и фигура снова стали пугающе грозными. – Когда я вошел…
Тори схватила его за пиджак и дернула, заставив обернуться и замолчать. Она была уверена, что объяснения только вызовут ярость матери и усугубят и без того незавидное положение, в котором она оказалась.
– Мама, мистер Кинкейд и правда пытался мне помочь.
– Не вмешивайся, Виктория, – приказала мать.
– Но, мама…
– Мистер Кинкейд, – теперь Лилиан вообще игнорировала дочь, – покиньте мой дом, иначе мне придется позвать слуг.
– Боже мой, из всех глупых гусынь… – пробормотал Спенс и повернулся к Тори: – Вы тоже хотите, чтобы я ушел, мисс Грейнджер?
– Мистер Кинкейд, в этом доме решения принимаются не моей дочерью! – Голос Лилиан сорвался на визг.
Но Спенс продолжал смотреть на Тори.
– Мисс Грейнджер?
Тори взглянула на мать, застывшую в напряженной позе, потом перевела взгляд на Кинкейда. Он показался ей еще огромнее, чем всегда. Кроме того, он был явно рассержен и, судя по всему, готов был броситься на первого попавшегося дракона и разорвать его на куски. И все же она чувствовала в нем заботливую нежность, и это заставляло ее безумно желать его объятий, и совсем не хотелось его прогонять. Наоборот, ей страстно хотелось вновь оказаться в кольце сильных и надежных рук, и пусть он ее защитит. Позаботится обо всем… Но это невозможно, немыслимо…
– Я думаю, будет лучше, если вы уйдете, – мягко произнесла она. Нужно взять себя в руки. Она не может позволить себе быть слабой. И все свои проблемы она решит сама.
Спенс разочарованно вздохнул. Но в следующий момент он ласково сжал ее ладонь.
– Помните, что я говорил вчера: если я вам понадоблюсь, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь. Я остановился в «Хэмптон-Хаусе».
Он зашагал к выходу. При его приближении Лилиан демонстративно подобрала юбки, словно боялась испачкаться. У порога Кинкейд помедлил и зло посмотрел на Хейуарда, как будто опасаясь, что тот опять набросится на Тори. Она поспешно заверила его в том, что с ней все будет в порядке.
Спенс, похоже, не был в этом уверен, но, кивнув, скрылся за дверью. Тори осталась в обществе Лилиан и Хейуарда. Она попыталась объясниться с матерью, но та просто отказалась ее слушать. Лилиан не желала видеть синяк на щеке дочери, не желала принимать ее объяснения. Она уже сделала вывод – во всем виновата Тори. Она вела себя недостойно, и это привело к тому, что мужчины набросились друг на друга. Вернее, Кинкейд набросился на мистера Хейуарда.
Теперь Тори поняла – мать твердо решила выдать ее замуж за этого человека, а Хейуард, в свою очередь, не остановится ни перед чем, лишь бы добраться до денег отца. Он будет выжидать, а потом опять постарается сделать так, что у нее не останется выбора. Сегодня ему не повезло, но кто знает, что случится завтра? Тори сидела на диване, сжав руки и почти не слыша очередной нотации Лилиан. В голове ее был полный сумбур. Она вспомнила ультиматум отца, слова Кинкейда… и вдруг поняла, как избежать неволи. Сердце ее забилось быстрее. Пожалуй, это уже похоже на план, и он сулит выход из кошмарного тупика, в котором она оказалась. Да-да, так и будет – она родит ребенка и сохранит свою независимость. Отец будет доволен, и миссия не потеряет его деньга… Все должно получиться, как она задумала. Но имеет ли она право поступить так с ним? Она подняла голову. Мать ходила по комнате, гордо выпрямившись, и все еще читала нотацию. Ее слова были колючими и холодными, но она ни на йоту не повысила голос – леди всегда сдержанна. Решимость Тори таяла. Мать никогда ей не простит, если она сделает то, что задумала. Это будет… скандал. Она не сможет… Но тут Тори встретилась взглядом с Ричардом Хейуардом. Он улыбался, уверенный в своей победе. Это решило все. Она не выйдет замуж за этого человека. Обстоятельства не оставляют ей выбора. Господи, дай ей силы привести ее план в исполнение.
Глава 8
Луна скользнула за тучи, погрузив землю во тьму. Оливия почувствовала, как страх холодными пальцами сжимает ей горло. Она придвинула к себе лампу, стоящую на ступенях склепа. Неверный, дрожащий огонек рассеивал мрак лишь на небольшом пространстве. Его мерцание создавало чудовищные тени на границе света и тьмы. И почему он захотел встретиться именно здесь? Этот вопрос не давал Оливии покоя. Она прислонилась к мраморной стене, нетерпеливо похлопывая хлыстом по черной бархатной юбке, которая составляла часть весьма изысканной амазонки для верховой езды.
Раздался еле слышный шорох, и она пристально вгляделась во тьму.
– Джек? – громким шепотом произнесла она. Затаив дыхание, Оливия вглядывалась в ночь. Но крутом царили темнота и тишина. Он опят» опаздывал.
Раздался еле слышный шорох, и она пристально вгляделась во тьму.
– Джек? – громким шепотом произнесла она. Затаив дыхание, Оливия вглядывалась в ночь. Но крутом царили темнота и тишина. Он опят» опаздывал.