— Мы обсуждаем вероятность применения сверхъестественных сил, — напомнил Далтон.
   — И мне такое приходило в голову. Я сразу заподозрил, что не обошлось без магии, но потом отмел эту версию. Существуют тысячи темных заклинаний для того, чтобы убрать человека, и, я думаю, они знают их все. Но, видите ли, каждый из них и сам маг и вполне может применить защитные заклинания, чтобы закрыться от сглаза или от проклятия, да и от десятка других видов колдовства. Уверяю вас, все они мастера в этом. Поэтому здесь будет наиболее эффективным самый простой метод. Такого не ожидают.
   — Вы думаете, убийца рассчитывает на то, что благородные лорды будут молчать? — спросил Такстон.
   — Дамик, например, долго сомневался, поделиться ли информацией, — напомнил Далтон. — Хотя все-таки в конце концов решил это сделать.
   — Это Трент так говорит, — заметил Далтон. — Но он может и лгать.
   — Он мог бы утверждать и прямо противоположное, — ответил Такстон, — и заявить, что Дамик ничего не хотел сказать.
   — Пожалуй, — не мог не согласиться Тайрин.
   — В любом случае, мне кажется, вряд ли Дамик стал бы говорить людям, среди которых был и убийца, что он знает, кто убил.
   — Дамик всегда такой был, — ответил Тайрин. — Всегда любил хитрости и обходные пути. Может быть, таким образом он хотел дать понять Тренту, что подозревает его, и запастись одновременно свидетелями, на случай если что-нибудь с ним стрясется. Это и случилось.
   — Понимаю, — задумчиво проговорил Такстон. — Но мне трудно представить Трента убийцей.
   — Вы не знали его молодым, — возразил Тайрин. — Конечно, это было давным-давно, даже по меркам Опасного, но он был тогда горяч, вспыльчив, задирист. Не могу не признать, что он переменился, он долгое время провел в ссылке на Земле, что, должно быть, благотворно на него повлияло…
   — Земля вообще-то не самый спокойный из миров, — вставил Далтон.
   — Пусть так. Он во многом переменился к лучшему, но я достаточно стар и опытен, чтобы понимать — пард, даже если поменяет расцветку, все равно останется пардом.
   — Леопард, — пояснил Далтон Такстону. — Поэтичный архаизм, очень распространен в замковом сленге.
   — Да, леопард, прошу прощения. Но, думаю, вы меня поняли. — Тайрин почесался, что Такстон для себя объяснил невротической привычкой. — Если бы это были простые головорезы, я мог бы приказать провести повальный обыск и вмиг нашел бы второе орудие убийства. Во второй раз нам не повезло. Никто не оставил для нас ножичек на…
   Произнося эти слова, капитан случайно повернул голову и замер, не договорив. Такстон и Далтон проследили за его изумленным взглядом. Что-то лежало у стены.
   — Боги! — выдохнул Тайрин. Все трое подбежали к стене.
   — Чтоб меня! — Капитан встал на колени. Стилет, лежавший на полу у стены, был абсолютным близнецом первого.
   — Об него ты и споткнулся, — сказал Далтон Такстону.
   — О чем вы? — Тайрин недоуменно взглянул на них.
   Такстон объяснил.
   — Значит, все это время он лежал здесь. Но почему его никто не видел?
   — Он был невидим, — заявил Такстон.
   — Ах, черт. — Тайрин качал головой. — Все-таки магия.
   — Думаю, да, — сказал Такстон. — Но мы так и не знаем, кто это сделал.
   — Верно, — согласился Тайрин, — но многое стало гораздо яснее.
   — Теперь понятно, почему никто ничего не видел, — заметил Далтон. — Видеть было попросту нечего.
   — Да, по крайней мере в руке убийцы, — согласился Тайрин. — Просто никто не заметил или забыл, как кто-то делал так. — Он сжал кулак и с силой коснулся груди Далтона. — Особенно если это выглядело как дружеское похлопывание.
   — Все равно не совсем понятно, — не унимался Такстон.
   — Что, например?
   — Почему убийца бросил оружие у места убийства? Тем более второй раз.
   Капитан задумался.
   — Это просто — нужно было побыстрее избавиться от него, чтобы его не нашли, если я вдруг решу устроить обыск. Хотя они все знают, что я не буду подвергать их такому унижению. — Тайрин нахмурился. — Нет, в толк не возьму, почему его бросили здесь.
   — И я, — подхватил Такстон. — Во всяком случае, начиная с этого момента.
   Тайрин ехидно приподнял бровь.
   — Надеюсь, вы поделитесь со мной своими открытиями?
   — Непременно, — сухо отвечал Такстон. Тайрин поднял стилет.
   — Думаю, нет смысла искать на нем отпечатки пальцев. Да и гонца в такую погоду я бы не стал посылать. Все это может подождать до утра.
   — Никаких отпечатков. — Далтон изумленно покачал головой. — Не могу вспомнить, чтобы кто-нибудь из подозреваемых был в перчатках.
   — Да, но могу спорить на что угодно, что отпечатков опять не будет. Может быть, и убийство было совершено каким-нибудь магическим способом, — заявил Тайрин.
   — Ну что ж, — вздохнул Такстон. — Думаю, здесь больше делать нечего. Все уже заперли двери.
   — Предлагаю и вам, господа, сделать то же самое, — сказал им Тайрин. — И сам поступлю так же. По правде говоря, я очень устал. Уж сердце у меня болит, и в голове туман…
   — Как будто приняли наркотик?
   — Иль осушил снотворного стакан. — Тайрин зевнул. — Умоляю простить меня, господа. Я должен лечь в постель. — Он повернулся и двинулся прочь, помахав им рукой. — До встречи утром.
   — Спокойной ночи, капитан, — сказал ему Такстон.
   — Все-таки как поэтична речь тут у них в замке, — в восхищении заметил Далтон.
 
   Это была темная ночь, ночь бури и натиска.
   Молнии прорезали небо, освещая море, которое отчаянно билось о скалы внизу. Замок омывался дождем, выл ветер. В перерывах между вспышками молний море обретало серо-зеленый оттенок и странно мерцало.
   Далтон отошел от окна, вернулся в мягкое кресло и, открыв «План Мосвелла», опять принялся за чтение.
   Такстон лежал в постели, увлеченно погрузившись в «Книшку могических случаив».
   В окно стучал дождь, и гром прокатывался над берегом.
   Тут в дверь постучали.
   — Кого это дьявол несет? — пробормотал Такстон, нехотя отрываясь от книги.
   — Я открою. — Далтон поднялся.
   Он повернул в замке огромный ключ, откинул засов и широко открыл тяжелую дубовую дверь; заскрипели кованые петли.
   — Добрый вечер, мистер Далтон.
   — Принцесса Доркас! Входите, ваше королевское высочество.
   — Благодарю вас. Очень рада, что вы ещё не спите. Не хотелось вас беспокоить.
   Доркас, улыбаясь, вошла в комнату. Такстон уже встал.
   — Ваше королевское высочество, какая приятная неожиданность. — Он поклонился.
   — Вы, наверное, удивлены, почему я здесь, — начала она.
   — Да, мадам, это не очень благоразумно, когда в замке убийца.
   — На мою жизнь уже покушались, — сказала она. — Но ничего не получилось. Второй попытки не будет. Это слишком рискованно для убийцы. Думаю, теперь он понимает, что я не открою того, что знаю.
   Гольфисты переглянулись.
   — Мадам, — начал Такстон, — надеюсь, с нашей стороны не будет дерзостью спросить вас — что вы знаете?
   — Знаю, кто убийца. Далтон закашлялся.
   — Соблаговолите сесть? — предложил он, придя в себя.
   Доркас опустилась в кресло.
   — Пожалуйста, господа, садитесь. Далтон придвинул стул. Такстон сел на край кровати.
   — Утверждаете, что знаете, кто убийца, — заговорил Такстон. — Могу я спросить, откуда?
   — Это потребует некоторых объяснений, — улыбнулась Доркас. Она бросила взгляд на книгу под лампой на столе. — О, вы читаете мою книгу.
   — Простите, мы не знали, на ней нет экслибриса.
   — Нет, это я её написала. Далтон вытаращил глаза.
   — Вы написали «План Мосвелла»? Вы — Доркас Багби?
   — Да, такой псевдоним я себе выбрала. У меня, видите ли, нет фамилии, и я взяла фамилию хозяйки гостиницы, где жила, когда была в Англии. Многие члены нашей семьи получили там образование. Трент, Кармин — все мы. Ну, есть, конечно, имя Хаплодит, но это скорее родовое наименование, а не фамилия. Когда я проводила лето в Кенте с друзьями семьи, мне надо было чем-то занять время и я написала роман. Это продолжалось недолго, и больше потребности писать не возникало.
   — Должен сказать, что мне он очень нравится, — произнес Далтон, — я так много слышал о нем и теперь счастлив, что наконец держу в руках!
   — Моя книга известна? — удивилась Доркас.
   — В основном о ней ходит добрая слава.
   — Как приятно. Мне казалось, что её никто и не вспомнит, ведь напечатали уже так давно. И издатель уже продал дело.
   — Вы уверены, что это не ваш экземпляр?
   — Уверена. А где вы её взяли?
   — Здесь, в библиотеке замка Пиили.
   — Я и не знала, что у них есть. Ну что ж. — Доркас выпрямилась в кресле. — Мне кажется, вы хотите, чтобы я вам объяснила, откуда знаю имя убийцы? Хорошо, я скажу вам, хотя вы можете и не поверить. Все просто. Я увидела вину на лице этого человека.
   Вспышка молнии высветила на полу проекцию ромбовидных переплетов, и рама дрогнула от звука грома.
   — И человек все понял, когда я на него посмотрела. Наши взгляды встретились, и каждый из нас понял, о чем думает другой. Это длилось всего секунду, но мне показалось, что мы беседовали целый час. Это случилось вскоре после того, как мы узнали о смерти виконта. Тогда я и уверилась, что мне грозит опасность.
   — Наверное, это было жутко, — заметил Далтон. — А вы не могли бы объяснить, как действует этот ваш дар?
   — Это все Глаз Яхуры, дающий способность прозревать суть вещей и явлений. С ним можно заглянуть в свою душу и в душу любого человека. Люди в основном считают, что можно угадать мысли человека по лицу, но на самом деле мускулы лица маловыразительны. При помощи Глаза Яхуры можно заглянуть гораздо глубже и узнать о состоянии самры, вещества души, которое остается скрытым и не отражается во взгляде, за исключением, может быть, только святых.
   — Это у вас врожденный дар?
   — Нет, совсем нет, хотя я была очень одаренной колдуньей в замке, но бросила заниматься этим направлением магии и перешла совсем к другому. Я научилась этому отчасти у своего мужа, Диктара Саграпорского, отчасти — у очень мудрой женщины по имени Бассара Улани. Мне пришлось учиться несколько десятков лет, только потом что-то начало получаться.
   — Очень интересно, — заметил Такстон. — Что вы будете делать, зная это… я хочу сказать, зная, кто убийца?
   — Ничего.
   — Почему?
   — Мой брат Кармин очень умен. Он издал закон, по которому человека нельзя обвинить на основании информации, полученной магическим путем. Этот закон отлично защищает человеческие права. Он предотвращает злоупотребление магией и дает юриспруденции реалистичные основы. Представьте, что кого-то обвиняют, судят и наказывают только на основании слов какого-нибудь умного и подлого шарлатана. Или на лжесвидетельстве настоящего волшебника. Это немыслимо! Поэтому если я расскажу, кто убийца, ничего хорошего из этого не выйдет. У меня нет никаких доказательств. И я должна молчать. Думаю, теперь и убийца это понимает.
   — Вы молчали, хотя ваша жизнь подвергалась опасности, — заметил Такстон. — Поразительно! Но, мадам, объясните, пожалуйста, вот что — убит граф Дамик, а вы хотите сказать, что убийца метил в вас?
   — Да, это я тоже поняла по его лицу. Я уверена, что убийство Дамика — случайность.
   — Если Дамика убили кинжалом, а все указывает на это, какая тут может быть ошибка?
   Доркас медленно покачала головой.
   — Мне и самой это непонятно. Но я не сомневаюсь, что убийца метил в меня, а не в Дамика. Убийца коснулся меня.
   — Он, или она, коснулся вас?
   — Да. Спины. Одним пальцем, чуть-чуть, проходя мимо. Я думала, этот человек хочет поговорить со мной, но нет, не было даже взгляда. Просто прикосновение, и все. Прикосновение смерти. Я поняла. Это было похоже на то, как если бы меня коснулся покойник. Холодно, бесчувственно.
   — Сколько времени прошло между этим касанием и смертью Дамика?
   — Несколько мгновений. Секунд сорок пять, ну, может быть, минута.
   — Ив это время, — помог ей Такстон, — рядом оказался Дамик.
   — Да, но я не понимаю, каким образом его ударили. Я знаю, что здесь замешана магия, что нож или кинжал не существовал на самом деле, или…
   — Очень даже существовал, — перебил Далтон. — Просто некоторое время он был невидим.
   — Понятно, — произнесла Доркас. — Вот в чем дело. И его метнули?
   — Возможно, — ответил Такстон. — Этого мы не знаем.
   — Ваше высочество, — прямо спросил Далтон. — Зачем вы пришли к нам?
   — За сочувствием, — улыбнулась Доркас. — Мне не с кем поделиться. Мой муж выздоравливает после болезни и не смог приехать на праздник. К родственникам обращаться бесполезно — они недоверчивы и решат, что я хочу поднять шум. Они бы предпочли, чтобы это дело замяли. Их беспокоит не столько убийство, сколько подпорченная репутация семьи. А потом, интуиция подсказывает мне, что вы, господа…
   Гольфисты переглянулись.
   — Что? — спросил Такстон.
   — Что вы знаете даже больше, чем Тайрин. Что вы ближе к разгадке, чем он, как бы ни был он проницателен. Я хотела прийти к вам, чтобы заверить вас — вы на правильном пути, хоть я и не могу вам помочь. Все, что я могу для вас сделать, — поддержать морально. А потом, вы — Гости. Иногда, кажется, у Гостей бывают разные таланты. Я считаю, это чудесно.
   — Вы разговариваете с наиболее бесталанными Гостями с точки зрения магического таланта, — отвечал Далтон. — Я, если очень постараюсь, смогу телепортировать груз граммов этак тридцати. А Такстон… Дружище, ты что-нибудь умеешь?
   — Ни черта. Мне даже неудобно.
   — Мне кажется, у вас огромный скрытый потенциал. Вам просто ещё не приходилось пользоваться своим даром, — улыбнулась ему Доркас.
   — Что вы! — Такстон был очень удивлен.
   Далтон зевнул.
   — Прошу прощения, обычно я ложусь спать гораздо раньше.
   — О, извините, что задерживаю вас.
   — Позвольте нам проводить вас до ваших покоев, — предложил Такстон.
   — Господа, не могли бы вы позволить мне переночевать у вас? Мне было бы гораздо спокойнее.
   — Конечно, — отвечал Такстон. — Вы ляжете на кровати, Далтон — на кушетке, а я свернусь в кресле.
   — Нет, я не стану вам мешать. Я хочу войти в состояние сна брамхара, а это нужно делать сидя.
   Она привстала и снова села, немыслимым образом подвернув под себя ноги.
   — Как это у вас получается? — изумился Далтон.
   Доркас обвила себя руками так крепко, что казалось, будто она пытается сцепить пальцы у себя за спиной.
   — Это и есть позиция для сна брамхара.
   — А… что это? — спросил Такстон.
   — Альтернативное состояние сознания, в котором бытие зависит от личного выбора, а не навязано онтологическим фактом.
   — А, вот оно что, — с умным видом кивнул Такстон.
   — Это состояние трансматериального отдыха и созерцания. Я часто вхожу в брамхара в трудное для себя время. Мне будет удобно на этом стуле. Господа, не обращайте, пожалуйста, на меня внимания.
   Далтон поднялся и подошел к кушетке. Он взял ночную рубашку, которую приготовил ему Руфорд.
   — К такому наряду нужен ночной колпак. Пойду в ванную переоденусь. Ваше высочество, позвольте ещё один вопрос?
   — Конечно.
   — Как у вас на лбу держится этот камень?
   — Глаз? Очень просто. — Доркас вытянула руки. Поднеся ладонь к лицу, она склонила голову. Через пару секунд бриллиант упал ей в руку. — Это самый обычный алмаз. Я настраиваю тело таким образом, что возникает естественное притяжение между органическим веществом, из которого он состоит, то есть углеродом, и углеродом, который входит в состав моего организма. Они притягиваются друг к другу. — Она отвела голову назад, так чтобы лицо было обращено к потолку, и приложила бриллиант ко лбу. Посидев в таком положении секунд пять, она медленно вернула голову в вертикальное положение. Камень держался на лбу.
   — Поразительно, — покачал головой Далтон. — Просто поразительно. — Он вошел в ванную и закрыл дверь.
   — Если вы не возражаете, я бы ещё немного почитал, — сказал Такстон.
   — Пожалуйста, делайте все, что захотите, — ответила Доркас и снова приняла свою позу. Глаза её закрылись.
   Такстон лег на кровать и взял книгу.
 
   Далтону снилась женщина, прекрасная женщина. На ней была тонкая белая сорочка; она шла босиком вдоль полосы прибоя, и волны, набегая на плотный песок, омывали её ноги. Между белыми пухлыми облаками виднелось голубое небо. Женщина шла к Далтону, и морской бриз плотно прижимал сорочку к её роскошной фигуре. Женщина улыбалась. Это было её королевство, королевство у края земли…
   — Далтон!
   — А?!
   — Старичок, просыпайся!
   Женщина, небо, море — все растаяло.
   Далтон открыл глаза. Такстон склонился над ним, положив руку ему на плечо.
   — Господи, что случилось?
   Такстон был в волнении.
   — Я нашел разгадку. Я знаю, как было совершено убийство. Если мне удастся отправить в замок гонца, мы сможем узнать, кто убийца.
   — Боже, надеюсь, я увижу её снова… — вздохнул Далтон.
   — А? Кого? Вставай, пожалуйста. Пойдем скорее к Тайрину.

Госпиталь Св. Валентина

   В интенсивную хирургию Карни не пустили, сколько он ни колдовал, чтобы уговорить персонал, и ему пришлось довольствоваться уверением медсестры, что состояние Тони стабильно. Весь следующий час будут извлекать пули. У Тони был хороший шанс выкарабкаться.
   Карни вернулся в комнату ожидания, где Велма курила и читала журнал «Либерти» двухгодичной давности. Он поманил её, и она, затушив окурок, поднялась и подошла к нему.
   — Как он? — спросила она.
   — Выкарабкается. Это зелье, — и он похлопал по горлышку бутылки в кармане пальто, — наверное, помогло.
   — И тебе помогает?
   — Ещё как. Давай уйдем отсюда.
   — Эй, Карни!
   Карни обернулся. Его окликнул Джеймс «Мак» Даффи, сержант уголовного отдела полиции Некрополиса. Он холодно улыбался.
   — Чем могу помочь, сержант?
   — Не хочешь взглянуть на свое будущее?
   — Хочу. А что там у вас?
   — У нас тут Дюк Холланд. Должен я тебе говорить, что кто-то до него добрался?
   — Я думал, он умер.
   — Он на пути в ад уже часов пять. Я подумал, ты захочешь с ним проститься. В конце концов, он твой коллега.
   — Веди.
   Даффи повел его через фойе. Полицейский впустил их в небольшую приемную и закрыл дверь. Велма осталась в коридоре.
   В комнате было ещё двое полицейских, а также служащий в штатском, который стенографировал в блокноте. Холланд лежал на каталке, его пробитая пулями грудь ничем не была прикрыта. Карни не поверил своим глазам: как можно с таким ранением остаться в живых? Но Дюк был жив и безостановочно говорил едва слышным голосом. Стенографист, кажется, пытался записать каждое слово.
   — Он в бреду, — сказал Даффи. — Бормочет вот так уже несколько часов.
   — Что, безнадежно? — спросил Карни.
   — Врачи говорят — это лишь дело времени.
   — Они сами об этом догадались?
   — Им консультанты не нужны, — фыркнул Даффи.
   Карни невесело рассмеялся.
   — А зачем стенографист?
   — Записывает показания.
   Карни кивнул.
   — Можно с ним поговорить?
   — Попробуй. Но у тебя ничего не получится.
   Они подошли к каталке. Холланд в беспамятстве мотал головой. На губах у него запеклась кровь. Взгляд был тусклый — он уже видел то, что скрыто от живых. Умирающий все бормотал, слова сливались в неразборчивый поток.
   Карни подошел поближе и наклонился над лежащим, приблизив ухо к его груди.
   — Знаешь ты или не знаешь, я тебе не говорил или не мог, но у каждой шутки есть прибаутки, вот оно что и вот она что. Смотри, смотри, сгущается тьма! И мой холодный чер обратился в пепел. Филер? Филу! Какое, милые, у нас? Поздно уж скоро. Бесконечно бросить взгляд и никто не видел Уотерхаус препятствие. Они разорвали его, я слышал, они вздыхали. Когда его снова соберут? О, спина моя, спина! Я бы откинул копыта, но без боли. Пинг-понг. Панг! Соберите одежки! Выжмите росу! Годавари, обрати их! Обещай им свою защиту! Амен. Мы сюда их нынче пустим? О да. Выкладывай свои карты, а я выложу свои…
   Карни выпрямился и, пятясь, отошел.
   — Такой важный был, — со скрытым удовлетворением произнес Даффи. — И посмотри на него теперь!
   — Не радуйся так явно, Джеймс. Даффи открыл для него дверь.
   Велма развлекалась легким флиртом с охранником, стоявшим у двери. Она увидела Карни и завершила разговор милой улыбкой и ощупыванием бицепса парня, который при этом плотоядно ухмылялся.
   Карни взял её под руку и вывел в зал; правда, скорее она его вела, потому что он качался, как плохо закрепленное колесо.
   — Как он? — спросила Велма.
   — Неплохо для такого неотесанного дурня, — ответил Карни.
 
   «Леланд», пробитый пулями, все же оставался на ходу. Карни свернул на восток, к реке. Пробоина в заднем стекле сводила на нет всю работу обогревателя, но теплый ветерок все же немного согрел их. Карни, ведя машину, не выпускал из руки бутылку и поминутно к ней прикладывался.
   — Мы разобьемся, если ты не прекратишь, — сказала ему Велма.
   — Может быть.
   — А мне предложить? Слабо?
   — Велма, детка, это очень крепкая штука.
   — Сойдет. Я любое спиртное пью.
   Она взяла бутылку, глотнула и, закашлявшись, забрызгала все ветровое стекло. Карни засмеялся и забрал у неё бутылку.
   — Что… что это?
   — Немного святорастворителя, сладкий скипидар, маньякский перец, Ньютоново глазное яблоко, денатурированный спирт — в общем, всего понемножку.
   — Это же ужасно.
   — Ну да, ну да.
   Велма громко выдохнула, изо рта у неё вырвался пар.
   — Из какой лохани его наливали? Это не выпивка, а отрава.
   — Да, женщина, это правда, о прекрасная Гиппокрена с пузырьками изо рта. — Он рыгнул. — Извиняюсь.
   — Да ты напился, — засмеялась она.
   — Да, мэм. Карл у Клары украл ликеры. Зато я обрел дух!
   — Ты совсем пьяный. Ты в госпитале таким не был.
   — Я там притворялся. Но это от трезвого заклинания. Выпрямительного заклинания. А сейчас все прошло. И я снова пьян.
   — Ты говоришь как тот чудаковатый старикан.
   — Он — человек, имеющий силу. Какую силу? Силу…
   Ему пришлось резко свернуть, чтобы въехать на мост. «Леланд» резко мотнуло.
   — Эй, осторожнее! — сказала Велма. — Ну, ты даешь!
   — Спокойной ночи, спокойной ночи, Айрин. Ты мне приснишься…
   — Осторожнее. Тебя все ещё ищут.
   — Меня ищут здесь и там, демоны ищут меня повсюду.
   — Они хотят с тобой разобраться.
   — Я в раю, или в аду, или в полном дерьме?
   — Да ты не пьяный. Ты полоумный.
   — Полоумный, полулунный. Больше они меня не тронут. Они знают, что я еду в гости.
   Зачем трудиться? Если махатма не идет к горе, гора летит на луну, а сито скачет по полям.
   — Я замерзла, — пожаловалась Велма.
   — Не беспокойся, лето скоро наступит. И прямо на ногу. Как согреть тебя, детка?
   — Поменьше разговоров, побольше дела! Ты один ко мне не пристаешь.
   — А надо?
   — Ты же мужик, а не рыба холодная.
   — О, опять! Все ублюдки пристают? Значит, я простецкий простофиля. Или большой му… чудак. Бо-о-льшой чу-удак…
   — Мужики думают только об одном.
   — Ну да, все монисты. Я тоже из таких, только я фекальный монист. Знаешь, что это такое?
   — Ну-ну.
   — Это философская позиция, что все кругом — дерьмо.
   — Это правильно. Но для птичек.
   — Думал, ты никогда об этом не вспомнишь. Хорошо. Сейчас буду приставать.
   Они ехали по мосту. Он свернул направо и стукнулся колесом о поребрик, тормознул, стукнулся ещё раз и остановил машину. Включил ручной тормоз и заглушил двигатель.
   — Я глупый ублюдок, но, надеюсь, ты меня не прогонишь?
   Он обнял её, и их губы встретились. Язык у неё был такой же быстрый, как у Дары Портер, но гораздо мягче и не такой острый. Его руки отправились бродяжничать, а луна светила все так же ярко. Велма была мягкой, податливой, теплой, полной желания.
   — Мы могли бы поехать ко мне, — сказала она, жарко дыша ему в лицо.
   — Я думал, ты живешь у Твилери.
   — Только иногда. У меня квартира в Адских Вратах. Положи руку сюда.
   — О, «приди ко мне и будь со мною, и мы познаем сладость…»
   Она закрыла ему рот поцелуем.
   Через некоторое время он продолжал: «И поцелуи, взнесшиеся мощно… где озеро Обер унылое…»
   Он замолчал и отодвинулся. Потряс головой, и, к его ужасу, ему показалось, что в ней что-то загремело.
   — Ого-го! Боги! Я монстр из заклинания! Никогда ничего подобного не было! И никогда не будет. Но… мужчина должен делать то, что должен. — Он вытащил пробку и отпил.
   — Дай-ка. — Велма забрала у него бутылку. Хлебнула сама; на этот раз ей удалось проглотить, но глаза она все-таки вытаращила.
   — Ну как, легче?
   — Ага.
   Отдышавшись, она глотнула ещё.
   — А теперь, детка, пора поработать.
   — Иди сюда, большой чудак.
   Она притянула его к себе, и они погрузились в глубины, а под ними в ночи тихо текла Лета, темная и глубокая.

Мир

   Раздутое, воспаленное солнце висело в темно-красном небе. Миллиард лет назад оно было маленьким, желтым и жарким. Теперь этот красный монстр давал куда меньше света и тепла, чем раньше; но, раздувшись, звезда приблизилась к поверхности планеты, и воздух оставался умеренно теплым.
   А зеленое море выглядело так, как и пять миллиардов лет назад.
   На пляже они обнаружили нечто необычное, лежавшее в полосе прибоя. Это что-то или кто-то было большого размера и выглядело мертвым. Форму определить было трудно: с одной стороны виднелись щупальца, с другой — не то клешни, не то какие-то крючки. Тело было плоским, кроме одной вздутой части, которая напоминала голову. Шкура казалась местами кожистой, местами — скользкой, как у медузы, сине-зеленого цвета. Два глаза на голове дополнялись третьим на спине.