Быстрая связь и надежное распространение фактов - вот что может спасти цивилизацию! Самый жестокий захватчик не в силах уничтожить слово написанное, если минимальный тираж книги пятнадцать сотен экземпляров.
Решено: надо стать издателем. Сеть истории, возможно, прочна, но, в конце концов, Мартин Пэдуэй к ней еще не подступался.
- Доброе утро, мой дорогой Мартинус! - расплылся в улыбке банкир. Как идут дела с прокатом меди?
- Так себе. Местным кузнецам достаточно и медных полосок, а торговцы боятся давать хорошие цены за товар, который пока не находит широкого спроса. Однако перспектива есть.
- Рад это слышать. Чем же ты намерен заняться?
- Вот, пришел к тебе за советом. Скажи, кто сейчас издает в Риме книги?
- Книги? Книги? Никто, если не считать писцов, переписывающих для библиотек истрепанные экземпляры, В Авентине есть несколько книжных лавок, но они торгуют исключительно привозным товаром. Нет спроса, да и стоящих авторов. Последний издатель в Риме разорился много лет назад. Надеюсь, ты не думаешь заняться этим пропащим делом?
- Именно думаю, Причем всерьез.
- Мартинус, не утратил ли ты разум? И не помышляй! Крах неизбежен!
- За меня не беспокойся. Но мне нужен начальный капитал.
- Что? Еще ссуда? Я же объяснил: на книгах в Риме заработать нельзя. Это бесспорный факт. Я и гроша не дам на столь сумасбродную идею. А сколько тебе нужно?
- Солидов пятьсот.
- Ой! Ой! Ты спятил, мой мальчик! Зачем так много? Всего расходов-то - купить или нанять писцов...
Пэдуэй ухмыльнулся.
- Вот тут ты и ошибаешься. Писцу потребуется не один месяц, чтобы скопировать, например, "Историю готов" Кассиодора. В одном экземпляре, Не мудрено, что книга стоит пятьдесят солидов! Я построю машину, которая за несколько недель будет выдавать пятьсот, а то и тысячу экземпляров, и розничная цена снизится до пяти или десяти солидов.
- Но это огромные деньги! .. Ты слышишь, Господи? Пожалуйста, заставь моего заблуждающегося друга прислушаться к голосу разума! .. Не смей даже говорить со мной об этом, Мартинус! А как устроена твоя машина?
Если бы Пэдуэй представлял, какие трудности уготованы книгоиздателю в мире, не знающем печатного станка, горячего набора, типографской краски и бумаги, он не был бы настроен так оптимистично. Имели хождение чернила и папирус, однако для его целей они не годились.
С печатным станком - казалось бы, самым сложным пунктом перечня получилось как раз легче всего. Уразумев, наконец, чего от нем хотят, плотник взялся изготовить чудной агрегат, хотя и терялся в догадках, как Пэдуэй собирается его использовать.
- На валяльный пресс непохоже... - вслух размышлял он. - А, понимаю! Ты новый городской палач, а сие адское устройство - твое орудие! Почему же ты не желаешь признаться, хозяин? Я бы гордился таким почетным ремеслом! .. Кстати, достань мне пропуск в камеру пыток - хочу убедиться, что машина работает надежно. Станиной служил поставленный на колеса кусок мраморной колонны. Все чувства Пэдуэя возмутились против столь прагматического использования памятника старины, но он утешал себя мыслью, что и первопечатник вынужден идти на жертвы.
Опытный резчик подрядился изготовить медные литеры - десять тысяч штук, ведь о наборной машине не приходилось и мечтать. Сперва Пэдуэй планировал печатать не только на латыни, но и на греческом и готском языках, однако один лишь латинский шрифт обошелся ему в добрых две сотни солидов. К тому же в первой, пробной партии все буквы смотрели в обратную сторону; пришлось их переплавлять. Полиграфист ХХ века назвал бы получившийся шрифт готическим 14-го кегля. Букв такого размера помещалось на листе не много, зато можно было надеяться на разборчивость текста.
Изготовлять свою собственную бумагу Пэдуэй и не помышлял. О ее производстве он знал только одно - процесс это сложный. Папирус слишком хрупок, да и источники его в Риме чересчур скудны и ненадежны. Оставалась восковка, в малых количествах производимая сыромятней в за-Тиберинской части города. Ее вырабатывали из дубленых шкур коз и овец усердным скоблением, чисткой, мойкой и растягиванием. Цена оказалась в пределах разумного, и хозяин сыромятни едва поверил собственным ушам, получив заказ на тысячу листов..
Пэдуэй, по счастью, знал, что типографская краска в основе своей состоит из льняного масла и ламповой сажи. Купить мешок льняного семени и прогнать его через ролики для проката меди - дело немудреное; нетрудно было и зажечь масляную лампу, подвесить над ней сосуд с водой и соскребать с его днища сажу. Краска удалась на славу, да вот беда - не желала ложиться. Она если и сходила с литер, то лишь бесформенными кляксами.
Вызывало тревогу финансовое положение - пять сотен солидов быстро таяли. Пэдуэю это казалось насмешкой судьбы; он так переживал, что работники за его спиной стали судачить. И все же Мартин продолжал упорно экспериментировать и вскоре добился успеха, добавив в краску немного мыла.
Как-то в середине февраля из унылого моросящего дождика у дверей мастерской возник Невитта, сын Гуммунда. Когда Фритарик провел его в комнату, гот так хлопнул Пэдуэя по плечу, что Мартин отлетел в сторону.
- Чертовски рад! - взревел гость. - Попробовал адского пойла, которым ты торгуешь, и решил взглянуть, как у тебя дела. Для чужеземца ты здорово устроился! Парень не промах, а? Ха-ха-ха!
- Я тебе все покажу, - предложил Пэдуэй. - Только одна просьба храни пока мои методы в тайне. У вас нет закона, защищающего авторство на идеи, а мне не хотелось бы раскрывать их.
- Можешь смело на меня положиться! Я все равно ни черта не смыслю в разных там устройствах.
В мастерской Невитта был неожиданно заворожен примитивным волочильным станком.
- Какая красота! - воскликнул он, взяв с верстака моток медной проволоки. - Я бы купил жене... Отличные выйдут браслеты и серьги!
Пэдуэй не предвидел подобного применения своей продукции, но быстро сориентировался и пообещал через неделю выполнить заказ.
- А как это все у тебя приводится в движение? - поинтересовался Невитта.
Мартин вывел гостя в задний двор, где под дождем ходила по кругу впряженная в колесо лошадь.
- Больше пользы было бы от двух крепких рабов, - критически сказал гот, - Если дать им понюхать кнута, ха-ха-ха!
- Ну, нет, - возразил Пэдуэй. - Эта лошадь любому рабу сто очков вперед даст. Посмотри на ее упряжь - ничего странного не замечаешь?
- Да, что-то есть...
- Хомут. Ваши лошади тянут лямку шеей. Ремень сдавливает горло, и бедное животное не может продохнуть. Хомут переносит усилие на плечи... Если тебе надо тащить на веревке груз, ты же не затянешь петлю у себя на шее?
- Не знаю, - с сомнением произнес гот, - может, ты и прав. Я давно пользуюсь своей упряжью и не уверен, что хочу ее менять. Пэдуэй пожал плечами.
- Дело твое. Если надумаешь, обратись к седельщику Метеллию на Аппиевой дороге. Он работает по моим чертежам. У меня других забот хватает,
Тут Мартин прислонился к косяку и закрыл глаза.
- Тебе нехорошо? - встревоженно спросил Невитта.
- Голова тяжелая, словно Пантеон, Пожалуй, лучше мне прилечь.
- Конечно. Где этот лентяй?.. Германн!
Когда Германн появился, Невитта выпалил длинную фразу поготски, и Пэдуэй уловил имя Лео Веккоса.
- Нет, не надо врача... - слабо запротестовал он,
- Глупости, мой мальчик, мне это не трудно. Твой совет держать собак на улице спас меня от одышки, и я с радостью тебе помогу. Услуг медика шестого века Пэдуэй боялся гораздо больше, чем гриппа, но не видел способа вежливо отказаться. Невитта и Фритарик быстро уложили Мартина в постель.
- Типичный случай эльфова прострела, - изрек Фритарик.
- Чего? - прохрипел Пэдуэй.
- Тебя прострелили эльфы. Это я точно знаю, в Африке на собственной шкуре испытал. Меня вылечил знахарь из вандалов - он извлек невидимые стрелы эльфов. Когда они становятся видимыми, это такие маленькие стрелы с кремневыми наконечниками.
- Послушайте, - проговорил Пэдуэй, - если меня оставить в покое, я дней через семь поправлюсь.
- Оставить в покое? И речи быть не может! - хором вскричали Невитта и Фритарик. Пока они спорили о диагнозе, Германн привел щуплого чернобородого человечка весьма болезненного вида. Лео Веккос открыл свою сумку. Пэдуэй мельком взглянул в нее и содрогнулся. В сумке были несколько книг, охапка разнообразных трав и стеклянные баночки с органами, скорее всего, мелких млекопитающих.
- Ну-с, драгоценнейший Мартинус, - начал медик, - взглянем на твой язык. Скажи "а-а-а". Затем он ощупал лоб Пэдуэя, простучал его грудь и живот и задал вполне разумные вопросы касательно самочувствия - Типичный случай зимнего недомогания, - назидательно заявил Веккос - Причины его пока неясны. Кое-кто объясняет немощь избытком крови в голове, вызывающим ту неприятную ломоту, на которую ты жалуешься. Другие видят истоки болезни в избытке черной желчи. Лично я придерживаюсь строго научных взглядов: природные силы печени входят в противоборство с естественными силами нервной системы, Поражение последних, само собой, отражается на дыхательных путях...
- У меня самая обычная простуда, - вставил Пэдуэй.
- ...так как именно они контролируют горло и легкие. Лучшее средство для обуздания природных сил - пробудить жизненные силы сердца.
Веккос стал вытаскивать из сумки травы.
- А как же эльфов прострел? - недоуменно спросил Фритарик.
- Что?
Фритарик в нескольких фразах обрисовал суть медицинских воззрений своего народа. Веккос снисходительно улыбнулся.
- Друг мой, ни Гален, ни Цельс, ни Асклепиад ни словом не обмолвились об эльфовом простреле. Так что я не могу всерьез...
- Значит, никудышный ты лекарь! - рявкнул Фритарик.
- Вот как! - процедил оскорбленный грек. - Кто тут из нас врач?
- Прекратите ругаться, не то мне хуже станет, - взмолился Пэдуэй. Что я должен принимать?
- Завари эти травы и пей по чашке каждые три часа. Превосходная смесь: легкое слабительное для вывода излишков черной желчи, буде таковые образуются...
- Где слабительное? Веккос указал, и тонкая рука Пэдуэя немедленно выхватила растение.
- Я хотел бы держать его отдельно, если не возражаешь. Веккос успокоил больного, велел не вставать с постели и удалился. Невитта и Германн ушли вместе с ним.
- Тоже мне врач, - ворчал Фритарик, - слыхом не слыхивал об эльфовом простреле!
- Кликни Джулию, - приказал Пэдуэй. Явилась служанка и с порога запричитала:
- О, милостивый хозяин, какая беда стряслась с тобой? Я сейчас же позову отца Нарциссия...
- Не смей! - Мартин оторвал веточку слабительного средства и протянул ее девушке. - Прокипяти хорошенько и дай мне чашечку отвара. А этот веник, - он протянул ей охапку зелени, - куда-нибудь выброси, только чтоб медик не заметил, На следующее утро голова почти не болела, но Пэдуэй чувствовал себя слабым и разбитым. Он спал до одиннадцати, пока его не разбудили Джулия и преисполненный достоинства мужчина в мантии поверх длинной белой тоги с узкими рукавами. По тонзуре посетителя Пэдуэй догадался: перед ним отец Нарциссий.
- Сын мой, - начал священник, - с горечью вижу, что Диавол напустил на тебя своих приспешников. Сия добродетельная дева обратилась ко мне за духовной поддержкой... Мартин вовремя вспомнил мудрое правило - избегай неприятностей с Церковью! - и лишь простонал.
- Я не видел тебя в храме ангела Гавриила, - продолжил отец Нарциссий. - Надеюсь, ты один из нас?
- Американская паства, - пробормотал Пэдуэй. Священник слегка опешил, но виду не подал.
- Ведаю, что к тебе приходил Веккос. Воистину бессильны эти несчастные кровопускатели перед лицом Господа нашего, на коего и следует уповать. Вознесем же молитву... Молитву Пэдуэй выдержал. Затем Джулия внесла в комнату какую-то чашу.
- Не тревожься, - молвил священник. - Это средство исцелит от любой болезни: прах с гробницы святого Нерея, смешанный с водой.
Мартин решил, что в предлагаемом составе нет ничего смертельно опасного, и выпил. Едва он сделал последний глоток, как отец Нарциссий спросил его будто невзначай:
- Ты не из Падуи, сын мой?
В дверь просунул голову Фритарик:
- Явился так называемый врач...
- Пусть подождет минутку, - попросил Пэдуэй. Боже, как он устал! Премного благодарен, святой отец. Рад был нашей встрече.
Священник удалился, проронив что-то укоризненное о слепоте тех, кто возлагает надежды на врачевание плоти.
В дверях возник Веккос. Его глаза гневно сверкали.
- Я не виноват, - заверил Пэдуэй. - Это Джулия!.. - Мы, медики, всю жизнь проводим в напряженных научных исследованиях - и вынуждены потом тягаться с самозванными чудотворцами!.. Ну, как сегодня чувствует себя мой пациент?
Пока он осматривал Мартина, пришел Томасус-сириец. Нервно расхаживая по комнате, банкир дождался ухода врача и наконец сказал:
- Проведал о твоей болезни - и вот я тут, Лекарства и молитвы - все это очень хорошо, но нельзя пренебрегать ничем. Мой коллега Эбенезер-еврей знает великолепного мага-целителя. Иекония из Неаполя, может, слышал? Большинство этих кудесников - чистой воды мошенники, я не верю им ни на грош. Но Иекония...
- Не надо, - простонал Пэдуэй. - Я быстро поправлюсь, только оставьте меня в покое...
- Я привел его с собой, Мартинус. Будь, пожалуйста, благоразумен, он тебе не повредит. Нельзя же допустить, чтобы ты умер с такими долгами... Хотя это, разумеется, не главное. Я лично питаю к тебе самые искренние...
Все происходящее казалось Пэдуэю кошмаром. Чем больше он протестовал, тем усерднее к нему вели знахарей.
Иекония из Неаполя оказался маленьким толстячком, подвижным и энергичным, и походил скорее на расторопного торговца, чем на мудрого мага.
- Положись на меня, бесподобный Мартинус! Сперва небольшое заклинание для отпугивания слабых духов. - Он извлек из недр своей одежды кусок папируса и зачитал фразу на непонятном языке.
- Ведь не больно, а? Предоставь все старому Иеконии, он знает, что делает!.. Теперь положим под подушку этот амулет, вот так. Ну, разве тебе уже не лучше? А теперь посмотрим твой гороскоп. Ты только назови дату и час своего рождения...
Черт побери, подумал Пэдуэй, каким образом разъяснить этому прыгучему шарлатану, что он родится через тысячу семьсот семьдесят три года? Его терпение лопнуло. Отбросив последние остатки самообладания, Мартин приподнялся в постели и хрипло закричал:
- Дерзкий нечестивец, ужель ты не знаешь, что пред тобой - один из наследных хранителей Печати Соломона? Что единым словом я разбросаю твои несчастные планетки по небосводу и небрежным жестом потушу светило? И ты еще заикаешься о моем гороскопе?!
Глаза мага вылезли на лоб.
- Астарот! Баал-Мардук! - взвыл Пэдуэй, - Сгинь, жалкий червь! Посмей только рот открыть, и я поражу тебя самой страшной из проказ! Твои глаза загноятся, пальцы отвалятся сустав за суставом...
Но Иекония уже выскочил за дверь. Слышно было, как он перепрыгивал через три ступеньки кряду, затем упал, покатился кубарем по лестнице и вылетел на улицу.
Пэдуэй усмехнулся и сказал Фритарику, прибежавшему на шум:
- Встань у входа с мечом и всем говори, что Веккос велел никого ко мне не пускать. Никого, слышишь'?! Даже если явится сам Святой Дух, чтобы духу его здесь не было!
Фритарик поспешно заступил на пост. Через несколько минут он робко заглянул в комнату:
- Хозяин, я нашел одного гота, который лечит эльфов прострел. Может, привести...
Пэдуэй издал душераздирающий стон и натянул на голову покрывало.
Наступил апрель 536 года. В декабре генерал Велизарий покорил Сицилию. Мартин узнал об этом спустя несколько недель. Все силы и помыслы посвятив печатному станку, четыре месяца он выходил из дома только по самым важным делам. И до сих пор почти никого в Риме не знал, хотя познакомился с библиотекарем и коллегами Томасуса: Эбенезером-евреем и Варданом-армянином.
Когда станок был готов, Пэдуэй собрал работников и обьявил:
- Полагаю, вы понимаете, что сегодня у нас день особый. Фритарик выдаст каждому по маленькой бутылке бренди; уходя домой, заберете. И тот, кто первым уронит молоток на медные буквы, будет немедленно уволен. Надеюсь, не уронит никто, потому что вы отлично поработали, и я вами горжусь. Все.
- Прекрасно, прекрасно, - произнес Томасус, - я ни на йоту не сомневался, что ты построишь свою машину, всегда был уверен в твоем успехе. Что собираешься печатать? "Историю готов"? Префект будет очень доволен.
- Нет, на это уйдут месяцы, особенно если учесть, что мои люди новички. Я начну с азбуки.
- Отличная мысль! Однако, Мартинус, прими совет: положись на помощников, отдохни! У тебя такой вид, словно ты месяц не высыпался.
- Вообще-то, так оно и есть. Но какой отдых, без меня все остановится! Кроме того, надо обеспечить реализацию, заинтересовать учителей, воспитателей... Все приходится делать самому. И есть еще одна идея.
- Что?! Снова замыслил какую-то дикую...
- Спокойней, спокойней, Томасус, держи себя в руках. Я хочу печатать еженедельную сводку новостей.
- Послушай, Мартинус, не зарывайся. На тебя ополчится вся гильдия писцов! .. И вообще, рассказал бы ты о себе побольше. Самый загадочный человек в городе! Меня все спрашивают...
- Ну так говори, что ты в жизни не встречал никого занудливее.
В Риме оказалось около сотни писцов. Возможную неприязнь с их стороны Пэдуэй нейтрализовал хитрой уловкой: нанял их всех в качестве репортеров, предложив несколько сестерций за интересную информацию о текущих событиях.
Когда пришло время собирать материал для первого номера, Мартин обнаружил, что необходима строжайшая цензура. Например, одна из полученных заметок была такого содержания:
"Наш безнравственный и развратный городской правитель Гонорий был преследуем в среду утром по Широкой дороге юной девой с мясницким тесаком. Так как трусливого негодяя не обременяла даже видимость одежды, он легко оторвался от погони. Это уже четвертый скандал за месяц, вызванный аморальным поведением градоначальника. По слухам, группа разгневанных отцов, чьих дочерей Гонорий обесчестил, взывает к королю Теодохаду с мольбой найти на него управу. Впрочем, надо надеяться, в следующий раз, когда за гнусным распутником будут гнаться с ножом, Гонорию не спастись."
Да, подумал Пэдуэй, кому-то наш славный правитель явно не по душе... Но как бы ни правдиво были изложены события, в Риме еще не приняли закона о свободе печати, и ничто не защитит издателя от знакомства с городской камерой пыток.
Поэтому в первом восьмиполосном выпуске о девах с мясницкими тесаками ничего не говорилось. Там была масса безобидной информации, короткая поэма - творение писца, возомнившего себя вторым Овидием, - написанная Мартином передовица, в которой он выражал надежду, что римлянам его газета покажется полезной и интересной, и небольшая статья, также написанная Мартином, о нравах и повадках слонов.
Пэдуэя переполняло чувство гордости, когда он разворачивал шуршащие страницы пробного оттиска, и даже обилие опечаток не испортило ему настроения, В заметке о горожанине, смертельно раненном грабителями на Соляной дороге, заурядное наречие превратилось в непристойное слово. Но при тираже в двести пятьдесят экземпляров правку нетрудно внести пером и чернилами.
Мартин вдруг задумался о важности собственной роли в этом мире. Ведь это его могли зарезать на Соляной дороге! .. Тогда не было бы печатного станка, не было бы никаких изобретений, которые еще предстояло сделать, жди, пока к ним приведет естественный ход неторопливого технического прогресса...
Пэдуэй назвал газету "Римское время" и пустил ее в продажу по десять сестерций. К его удивлению, тираж разошелся мгновенно, а потом еще долго Фритарик отгонял от дверей опоздавших.
Каждый день писцы приносили свежую информацию, Пухлый розовощекий молодой человек вручил Мартину заметку, начинающуюся с крупно выведенного заголовка:
"КРОВЬ НЕВИННОЙ ЖЕРТВЫ НА РУКАХ ЧУДОВИЩНОГО ЗЛОДЕЯ
ГОНОРИЯ, НАШЕГО ГОРОДСКОГО ПРАВИТЕЛЯ.
Из достоверных источников стало известно, что Аврелий
Гальба, на прошлой неделе распятый за убийство, был мужем
женщины, которой давно и безуспешно домогался похотливый
козел Гонорий. Во время суда над Гальбой многие отмечали
шаткость улик..."
- Эй! - воскликнул Мартин. - Не ты ли автор другой заметки: о Гонории и деве?
- Я, - гордо сказал писец. - Почему ее не опубликовали?
- Интересно, вышел бы тогда следующий номер моей газеты?
- О, признаться, я не подумал...
- Что ж, учти на будущее. Эту историю тоже нельзя использовать. Но ты не огорчайся, она хорошо сделана: хлестко, завлекательно... Откуда у тебя информация?
Писец улыбнулся.
- Прислушиваюсь к тому, что люди говорят. А что не слышу я, слышит моя жена. Женщины обожают поболтать за игрой в триктрак.
- Чертовски жаль, что я не смею вести колонку городских слухов! посетовал Пэдуэй. - У тебя задатки настоящего газетчика. Как твое имя?
- Георгий Менандрус.
- Грек?
- Мои родители греки; я - римлянин.
- Хорошо, Джордж, надолго не пропадай. Когда-нибудь мне понадобится толковый помощник.
Пэдуэй нанес конфиденциальный визит хозяину сыромятни.
- Когда нужна следующая партия? - спросил дубильщик.
- Через четыре дня.
- Невозможно. К этому времени у меня будет только пятьдесят листов, причем впятеро дороже.
- Почему?! - ахнул Мартин.
- Твой первый заказ практически исчерпал все городские запасы. Все, что было у меня и что я сумел купить. В Риме не осталось шкур и на сто листов, Да и готовить их долго...
- А если расширить твою мастерскую, можно выйти на две тысячи листов в неделю?
Дубильщик покачал головой.
- Перерезать всех коз в Центральной Италии?,.
Пэдуэй был вынужден признать свое поражение. Восковку, по сути, делали из отходов сыромятного производства. Крупный заказ попросту взвинтит цены. Хотя в Древнем Риме наука "экономика" была неизвестна, закон спроса и предложения действовал там с такой же неумолимостью.
Значит без бумаги все-таки не обойтись. И,второй выпуск газеты сильно задержится.
Пэдуэй отправился к валяльщику: велел измельчить несколько фунтов белой материи и изготовить самое тонкое полотно, о котором когда-либо слышали. Валяльщик послушно изготовил нечто похожее на исключительно толстую и рыхлую промокашку. Пэдуэй терпеливо настоял на более тщательном измельчении, потребовал прокипятить массу перед валянием и прогладить после. Выходя из мастерской, он заметил, как валяльщик многозначительно постучал себя по лбу. Но в результате неоднократных проб и ошибок получилась бумага столь же годная для письма, как туалетная.
Настал кульминационный момент. Капля чернил разбежалась по бумаге с резвостью туристов, обнаруживших у костра гадюку. Пэдуэй тяжело вздохнул и попросил валяльщика изготовить еще десять полотен, добавляя в варево разные широкораспространенные вещества: мыло, оливковое масло... Тут валяльщик пригрозил бросить дело. Мартину с трудом удалось его уломать пообещав существенно повысить расценки. Наконец, к огромному облегчению заказчика и мастера, добавки клея решили проблему.
К выходу второго номера газеты Пэдуэй уже не волновался из-за нехватки бумаги. Иная мысль заняла освободившийся было участок мозга, ответственный за беспокойство: что делать, когда разразится Готская война? В его истории она двадцать лет терзала Италию. Каждый мало-мальски значительный город был по крайней мере единожды осажден или захвачен; Рим потерял до половины своих жителей в битвах и эпидемиях. Если повезет выжить, можно стать свидетелем завоевания Италии лангобардами и полного уничтожения римской цивилизации... Все это чудовищно препятствовало его планам.
Несмотря на попытки встряхнуться, Пэдуэем овладела тоска. Возможно, в мрачном настроении виновна была и погода: два дня подряд лил дождь, и все в доме пропиталось влагой. От сырости помог бы огонь - но на улице было слишком жарко. Мартин предался хандре и уныло смотрел в окно на печальный пейзаж.
Из такого состояния его вывел Фритарик, приведший в комнату коллегу Томасуса, Эбенезера-еврея - благодушного, хрупкого на вид старца с длинной белой бородой.
Эбенезер отжал бороду, стянул через голову плащ и спросил:
- Куда его, чтобы не накапать, драгоценный Мартинус? Ах, благодарю! Шел по делу и решил заглянуть, если не возражаешь. Томасус говорил, что у тебя очень интересно.
Пэдуэй был рад возможности отвлечься от мрачных мыслей и с удовольствием показал старику свое хозяйство.
Эбенезер задумчиво посмотрел на Мартина из-под густых бровей.
- Теперь я верю, что ты из чужого края. Из чужого мира даже! Взять хотя бы твою арифметику - она изменила всю систему банковского учета...
- Что?! - воскликнул Пэдуэй. - Откуда тебе известно?..
- Как! - удивился Эбенезер. - Томасус продал секрет мне и Вардану. Разве ты не знаешь?
- Продал?
- За сто пятьдесят солидов с каждого. Разве...
Пэдуэй прорычал страшное латинское ругательство, схватил плащ и шляпу и направился к двери.
- Куда же ты, Мартинус? - встревоженно спросил Эбенезер.
- Сперва я скажу этому бандиту все, что я о нем думаю! - рявкнул Пэдуэй. - А потом...
- Томасус обещал тебе не раскрывать секрет? Не могу поверить, что он нарушил...
Пэдуэй замер на полушаге. Сириец действительно не давал слова молчать. Просто Мартину казалось, что не в его интересах делиться новыми знаниями. Но если Томасусу потребовались наличные, ничто не запрещало ему продать секрет арифметики кому вздумается.
Решено: надо стать издателем. Сеть истории, возможно, прочна, но, в конце концов, Мартин Пэдуэй к ней еще не подступался.
- Доброе утро, мой дорогой Мартинус! - расплылся в улыбке банкир. Как идут дела с прокатом меди?
- Так себе. Местным кузнецам достаточно и медных полосок, а торговцы боятся давать хорошие цены за товар, который пока не находит широкого спроса. Однако перспектива есть.
- Рад это слышать. Чем же ты намерен заняться?
- Вот, пришел к тебе за советом. Скажи, кто сейчас издает в Риме книги?
- Книги? Книги? Никто, если не считать писцов, переписывающих для библиотек истрепанные экземпляры, В Авентине есть несколько книжных лавок, но они торгуют исключительно привозным товаром. Нет спроса, да и стоящих авторов. Последний издатель в Риме разорился много лет назад. Надеюсь, ты не думаешь заняться этим пропащим делом?
- Именно думаю, Причем всерьез.
- Мартинус, не утратил ли ты разум? И не помышляй! Крах неизбежен!
- За меня не беспокойся. Но мне нужен начальный капитал.
- Что? Еще ссуда? Я же объяснил: на книгах в Риме заработать нельзя. Это бесспорный факт. Я и гроша не дам на столь сумасбродную идею. А сколько тебе нужно?
- Солидов пятьсот.
- Ой! Ой! Ты спятил, мой мальчик! Зачем так много? Всего расходов-то - купить или нанять писцов...
Пэдуэй ухмыльнулся.
- Вот тут ты и ошибаешься. Писцу потребуется не один месяц, чтобы скопировать, например, "Историю готов" Кассиодора. В одном экземпляре, Не мудрено, что книга стоит пятьдесят солидов! Я построю машину, которая за несколько недель будет выдавать пятьсот, а то и тысячу экземпляров, и розничная цена снизится до пяти или десяти солидов.
- Но это огромные деньги! .. Ты слышишь, Господи? Пожалуйста, заставь моего заблуждающегося друга прислушаться к голосу разума! .. Не смей даже говорить со мной об этом, Мартинус! А как устроена твоя машина?
Если бы Пэдуэй представлял, какие трудности уготованы книгоиздателю в мире, не знающем печатного станка, горячего набора, типографской краски и бумаги, он не был бы настроен так оптимистично. Имели хождение чернила и папирус, однако для его целей они не годились.
С печатным станком - казалось бы, самым сложным пунктом перечня получилось как раз легче всего. Уразумев, наконец, чего от нем хотят, плотник взялся изготовить чудной агрегат, хотя и терялся в догадках, как Пэдуэй собирается его использовать.
- На валяльный пресс непохоже... - вслух размышлял он. - А, понимаю! Ты новый городской палач, а сие адское устройство - твое орудие! Почему же ты не желаешь признаться, хозяин? Я бы гордился таким почетным ремеслом! .. Кстати, достань мне пропуск в камеру пыток - хочу убедиться, что машина работает надежно. Станиной служил поставленный на колеса кусок мраморной колонны. Все чувства Пэдуэя возмутились против столь прагматического использования памятника старины, но он утешал себя мыслью, что и первопечатник вынужден идти на жертвы.
Опытный резчик подрядился изготовить медные литеры - десять тысяч штук, ведь о наборной машине не приходилось и мечтать. Сперва Пэдуэй планировал печатать не только на латыни, но и на греческом и готском языках, однако один лишь латинский шрифт обошелся ему в добрых две сотни солидов. К тому же в первой, пробной партии все буквы смотрели в обратную сторону; пришлось их переплавлять. Полиграфист ХХ века назвал бы получившийся шрифт готическим 14-го кегля. Букв такого размера помещалось на листе не много, зато можно было надеяться на разборчивость текста.
Изготовлять свою собственную бумагу Пэдуэй и не помышлял. О ее производстве он знал только одно - процесс это сложный. Папирус слишком хрупок, да и источники его в Риме чересчур скудны и ненадежны. Оставалась восковка, в малых количествах производимая сыромятней в за-Тиберинской части города. Ее вырабатывали из дубленых шкур коз и овец усердным скоблением, чисткой, мойкой и растягиванием. Цена оказалась в пределах разумного, и хозяин сыромятни едва поверил собственным ушам, получив заказ на тысячу листов..
Пэдуэй, по счастью, знал, что типографская краска в основе своей состоит из льняного масла и ламповой сажи. Купить мешок льняного семени и прогнать его через ролики для проката меди - дело немудреное; нетрудно было и зажечь масляную лампу, подвесить над ней сосуд с водой и соскребать с его днища сажу. Краска удалась на славу, да вот беда - не желала ложиться. Она если и сходила с литер, то лишь бесформенными кляксами.
Вызывало тревогу финансовое положение - пять сотен солидов быстро таяли. Пэдуэю это казалось насмешкой судьбы; он так переживал, что работники за его спиной стали судачить. И все же Мартин продолжал упорно экспериментировать и вскоре добился успеха, добавив в краску немного мыла.
Как-то в середине февраля из унылого моросящего дождика у дверей мастерской возник Невитта, сын Гуммунда. Когда Фритарик провел его в комнату, гот так хлопнул Пэдуэя по плечу, что Мартин отлетел в сторону.
- Чертовски рад! - взревел гость. - Попробовал адского пойла, которым ты торгуешь, и решил взглянуть, как у тебя дела. Для чужеземца ты здорово устроился! Парень не промах, а? Ха-ха-ха!
- Я тебе все покажу, - предложил Пэдуэй. - Только одна просьба храни пока мои методы в тайне. У вас нет закона, защищающего авторство на идеи, а мне не хотелось бы раскрывать их.
- Можешь смело на меня положиться! Я все равно ни черта не смыслю в разных там устройствах.
В мастерской Невитта был неожиданно заворожен примитивным волочильным станком.
- Какая красота! - воскликнул он, взяв с верстака моток медной проволоки. - Я бы купил жене... Отличные выйдут браслеты и серьги!
Пэдуэй не предвидел подобного применения своей продукции, но быстро сориентировался и пообещал через неделю выполнить заказ.
- А как это все у тебя приводится в движение? - поинтересовался Невитта.
Мартин вывел гостя в задний двор, где под дождем ходила по кругу впряженная в колесо лошадь.
- Больше пользы было бы от двух крепких рабов, - критически сказал гот, - Если дать им понюхать кнута, ха-ха-ха!
- Ну, нет, - возразил Пэдуэй. - Эта лошадь любому рабу сто очков вперед даст. Посмотри на ее упряжь - ничего странного не замечаешь?
- Да, что-то есть...
- Хомут. Ваши лошади тянут лямку шеей. Ремень сдавливает горло, и бедное животное не может продохнуть. Хомут переносит усилие на плечи... Если тебе надо тащить на веревке груз, ты же не затянешь петлю у себя на шее?
- Не знаю, - с сомнением произнес гот, - может, ты и прав. Я давно пользуюсь своей упряжью и не уверен, что хочу ее менять. Пэдуэй пожал плечами.
- Дело твое. Если надумаешь, обратись к седельщику Метеллию на Аппиевой дороге. Он работает по моим чертежам. У меня других забот хватает,
Тут Мартин прислонился к косяку и закрыл глаза.
- Тебе нехорошо? - встревоженно спросил Невитта.
- Голова тяжелая, словно Пантеон, Пожалуй, лучше мне прилечь.
- Конечно. Где этот лентяй?.. Германн!
Когда Германн появился, Невитта выпалил длинную фразу поготски, и Пэдуэй уловил имя Лео Веккоса.
- Нет, не надо врача... - слабо запротестовал он,
- Глупости, мой мальчик, мне это не трудно. Твой совет держать собак на улице спас меня от одышки, и я с радостью тебе помогу. Услуг медика шестого века Пэдуэй боялся гораздо больше, чем гриппа, но не видел способа вежливо отказаться. Невитта и Фритарик быстро уложили Мартина в постель.
- Типичный случай эльфова прострела, - изрек Фритарик.
- Чего? - прохрипел Пэдуэй.
- Тебя прострелили эльфы. Это я точно знаю, в Африке на собственной шкуре испытал. Меня вылечил знахарь из вандалов - он извлек невидимые стрелы эльфов. Когда они становятся видимыми, это такие маленькие стрелы с кремневыми наконечниками.
- Послушайте, - проговорил Пэдуэй, - если меня оставить в покое, я дней через семь поправлюсь.
- Оставить в покое? И речи быть не может! - хором вскричали Невитта и Фритарик. Пока они спорили о диагнозе, Германн привел щуплого чернобородого человечка весьма болезненного вида. Лео Веккос открыл свою сумку. Пэдуэй мельком взглянул в нее и содрогнулся. В сумке были несколько книг, охапка разнообразных трав и стеклянные баночки с органами, скорее всего, мелких млекопитающих.
- Ну-с, драгоценнейший Мартинус, - начал медик, - взглянем на твой язык. Скажи "а-а-а". Затем он ощупал лоб Пэдуэя, простучал его грудь и живот и задал вполне разумные вопросы касательно самочувствия - Типичный случай зимнего недомогания, - назидательно заявил Веккос - Причины его пока неясны. Кое-кто объясняет немощь избытком крови в голове, вызывающим ту неприятную ломоту, на которую ты жалуешься. Другие видят истоки болезни в избытке черной желчи. Лично я придерживаюсь строго научных взглядов: природные силы печени входят в противоборство с естественными силами нервной системы, Поражение последних, само собой, отражается на дыхательных путях...
- У меня самая обычная простуда, - вставил Пэдуэй.
- ...так как именно они контролируют горло и легкие. Лучшее средство для обуздания природных сил - пробудить жизненные силы сердца.
Веккос стал вытаскивать из сумки травы.
- А как же эльфов прострел? - недоуменно спросил Фритарик.
- Что?
Фритарик в нескольких фразах обрисовал суть медицинских воззрений своего народа. Веккос снисходительно улыбнулся.
- Друг мой, ни Гален, ни Цельс, ни Асклепиад ни словом не обмолвились об эльфовом простреле. Так что я не могу всерьез...
- Значит, никудышный ты лекарь! - рявкнул Фритарик.
- Вот как! - процедил оскорбленный грек. - Кто тут из нас врач?
- Прекратите ругаться, не то мне хуже станет, - взмолился Пэдуэй. Что я должен принимать?
- Завари эти травы и пей по чашке каждые три часа. Превосходная смесь: легкое слабительное для вывода излишков черной желчи, буде таковые образуются...
- Где слабительное? Веккос указал, и тонкая рука Пэдуэя немедленно выхватила растение.
- Я хотел бы держать его отдельно, если не возражаешь. Веккос успокоил больного, велел не вставать с постели и удалился. Невитта и Германн ушли вместе с ним.
- Тоже мне врач, - ворчал Фритарик, - слыхом не слыхивал об эльфовом простреле!
- Кликни Джулию, - приказал Пэдуэй. Явилась служанка и с порога запричитала:
- О, милостивый хозяин, какая беда стряслась с тобой? Я сейчас же позову отца Нарциссия...
- Не смей! - Мартин оторвал веточку слабительного средства и протянул ее девушке. - Прокипяти хорошенько и дай мне чашечку отвара. А этот веник, - он протянул ей охапку зелени, - куда-нибудь выброси, только чтоб медик не заметил, На следующее утро голова почти не болела, но Пэдуэй чувствовал себя слабым и разбитым. Он спал до одиннадцати, пока его не разбудили Джулия и преисполненный достоинства мужчина в мантии поверх длинной белой тоги с узкими рукавами. По тонзуре посетителя Пэдуэй догадался: перед ним отец Нарциссий.
- Сын мой, - начал священник, - с горечью вижу, что Диавол напустил на тебя своих приспешников. Сия добродетельная дева обратилась ко мне за духовной поддержкой... Мартин вовремя вспомнил мудрое правило - избегай неприятностей с Церковью! - и лишь простонал.
- Я не видел тебя в храме ангела Гавриила, - продолжил отец Нарциссий. - Надеюсь, ты один из нас?
- Американская паства, - пробормотал Пэдуэй. Священник слегка опешил, но виду не подал.
- Ведаю, что к тебе приходил Веккос. Воистину бессильны эти несчастные кровопускатели перед лицом Господа нашего, на коего и следует уповать. Вознесем же молитву... Молитву Пэдуэй выдержал. Затем Джулия внесла в комнату какую-то чашу.
- Не тревожься, - молвил священник. - Это средство исцелит от любой болезни: прах с гробницы святого Нерея, смешанный с водой.
Мартин решил, что в предлагаемом составе нет ничего смертельно опасного, и выпил. Едва он сделал последний глоток, как отец Нарциссий спросил его будто невзначай:
- Ты не из Падуи, сын мой?
В дверь просунул голову Фритарик:
- Явился так называемый врач...
- Пусть подождет минутку, - попросил Пэдуэй. Боже, как он устал! Премного благодарен, святой отец. Рад был нашей встрече.
Священник удалился, проронив что-то укоризненное о слепоте тех, кто возлагает надежды на врачевание плоти.
В дверях возник Веккос. Его глаза гневно сверкали.
- Я не виноват, - заверил Пэдуэй. - Это Джулия!.. - Мы, медики, всю жизнь проводим в напряженных научных исследованиях - и вынуждены потом тягаться с самозванными чудотворцами!.. Ну, как сегодня чувствует себя мой пациент?
Пока он осматривал Мартина, пришел Томасус-сириец. Нервно расхаживая по комнате, банкир дождался ухода врача и наконец сказал:
- Проведал о твоей болезни - и вот я тут, Лекарства и молитвы - все это очень хорошо, но нельзя пренебрегать ничем. Мой коллега Эбенезер-еврей знает великолепного мага-целителя. Иекония из Неаполя, может, слышал? Большинство этих кудесников - чистой воды мошенники, я не верю им ни на грош. Но Иекония...
- Не надо, - простонал Пэдуэй. - Я быстро поправлюсь, только оставьте меня в покое...
- Я привел его с собой, Мартинус. Будь, пожалуйста, благоразумен, он тебе не повредит. Нельзя же допустить, чтобы ты умер с такими долгами... Хотя это, разумеется, не главное. Я лично питаю к тебе самые искренние...
Все происходящее казалось Пэдуэю кошмаром. Чем больше он протестовал, тем усерднее к нему вели знахарей.
Иекония из Неаполя оказался маленьким толстячком, подвижным и энергичным, и походил скорее на расторопного торговца, чем на мудрого мага.
- Положись на меня, бесподобный Мартинус! Сперва небольшое заклинание для отпугивания слабых духов. - Он извлек из недр своей одежды кусок папируса и зачитал фразу на непонятном языке.
- Ведь не больно, а? Предоставь все старому Иеконии, он знает, что делает!.. Теперь положим под подушку этот амулет, вот так. Ну, разве тебе уже не лучше? А теперь посмотрим твой гороскоп. Ты только назови дату и час своего рождения...
Черт побери, подумал Пэдуэй, каким образом разъяснить этому прыгучему шарлатану, что он родится через тысячу семьсот семьдесят три года? Его терпение лопнуло. Отбросив последние остатки самообладания, Мартин приподнялся в постели и хрипло закричал:
- Дерзкий нечестивец, ужель ты не знаешь, что пред тобой - один из наследных хранителей Печати Соломона? Что единым словом я разбросаю твои несчастные планетки по небосводу и небрежным жестом потушу светило? И ты еще заикаешься о моем гороскопе?!
Глаза мага вылезли на лоб.
- Астарот! Баал-Мардук! - взвыл Пэдуэй, - Сгинь, жалкий червь! Посмей только рот открыть, и я поражу тебя самой страшной из проказ! Твои глаза загноятся, пальцы отвалятся сустав за суставом...
Но Иекония уже выскочил за дверь. Слышно было, как он перепрыгивал через три ступеньки кряду, затем упал, покатился кубарем по лестнице и вылетел на улицу.
Пэдуэй усмехнулся и сказал Фритарику, прибежавшему на шум:
- Встань у входа с мечом и всем говори, что Веккос велел никого ко мне не пускать. Никого, слышишь'?! Даже если явится сам Святой Дух, чтобы духу его здесь не было!
Фритарик поспешно заступил на пост. Через несколько минут он робко заглянул в комнату:
- Хозяин, я нашел одного гота, который лечит эльфов прострел. Может, привести...
Пэдуэй издал душераздирающий стон и натянул на голову покрывало.
Наступил апрель 536 года. В декабре генерал Велизарий покорил Сицилию. Мартин узнал об этом спустя несколько недель. Все силы и помыслы посвятив печатному станку, четыре месяца он выходил из дома только по самым важным делам. И до сих пор почти никого в Риме не знал, хотя познакомился с библиотекарем и коллегами Томасуса: Эбенезером-евреем и Варданом-армянином.
Когда станок был готов, Пэдуэй собрал работников и обьявил:
- Полагаю, вы понимаете, что сегодня у нас день особый. Фритарик выдаст каждому по маленькой бутылке бренди; уходя домой, заберете. И тот, кто первым уронит молоток на медные буквы, будет немедленно уволен. Надеюсь, не уронит никто, потому что вы отлично поработали, и я вами горжусь. Все.
- Прекрасно, прекрасно, - произнес Томасус, - я ни на йоту не сомневался, что ты построишь свою машину, всегда был уверен в твоем успехе. Что собираешься печатать? "Историю готов"? Префект будет очень доволен.
- Нет, на это уйдут месяцы, особенно если учесть, что мои люди новички. Я начну с азбуки.
- Отличная мысль! Однако, Мартинус, прими совет: положись на помощников, отдохни! У тебя такой вид, словно ты месяц не высыпался.
- Вообще-то, так оно и есть. Но какой отдых, без меня все остановится! Кроме того, надо обеспечить реализацию, заинтересовать учителей, воспитателей... Все приходится делать самому. И есть еще одна идея.
- Что?! Снова замыслил какую-то дикую...
- Спокойней, спокойней, Томасус, держи себя в руках. Я хочу печатать еженедельную сводку новостей.
- Послушай, Мартинус, не зарывайся. На тебя ополчится вся гильдия писцов! .. И вообще, рассказал бы ты о себе побольше. Самый загадочный человек в городе! Меня все спрашивают...
- Ну так говори, что ты в жизни не встречал никого занудливее.
В Риме оказалось около сотни писцов. Возможную неприязнь с их стороны Пэдуэй нейтрализовал хитрой уловкой: нанял их всех в качестве репортеров, предложив несколько сестерций за интересную информацию о текущих событиях.
Когда пришло время собирать материал для первого номера, Мартин обнаружил, что необходима строжайшая цензура. Например, одна из полученных заметок была такого содержания:
"Наш безнравственный и развратный городской правитель Гонорий был преследуем в среду утром по Широкой дороге юной девой с мясницким тесаком. Так как трусливого негодяя не обременяла даже видимость одежды, он легко оторвался от погони. Это уже четвертый скандал за месяц, вызванный аморальным поведением градоначальника. По слухам, группа разгневанных отцов, чьих дочерей Гонорий обесчестил, взывает к королю Теодохаду с мольбой найти на него управу. Впрочем, надо надеяться, в следующий раз, когда за гнусным распутником будут гнаться с ножом, Гонорию не спастись."
Да, подумал Пэдуэй, кому-то наш славный правитель явно не по душе... Но как бы ни правдиво были изложены события, в Риме еще не приняли закона о свободе печати, и ничто не защитит издателя от знакомства с городской камерой пыток.
Поэтому в первом восьмиполосном выпуске о девах с мясницкими тесаками ничего не говорилось. Там была масса безобидной информации, короткая поэма - творение писца, возомнившего себя вторым Овидием, - написанная Мартином передовица, в которой он выражал надежду, что римлянам его газета покажется полезной и интересной, и небольшая статья, также написанная Мартином, о нравах и повадках слонов.
Пэдуэя переполняло чувство гордости, когда он разворачивал шуршащие страницы пробного оттиска, и даже обилие опечаток не испортило ему настроения, В заметке о горожанине, смертельно раненном грабителями на Соляной дороге, заурядное наречие превратилось в непристойное слово. Но при тираже в двести пятьдесят экземпляров правку нетрудно внести пером и чернилами.
Мартин вдруг задумался о важности собственной роли в этом мире. Ведь это его могли зарезать на Соляной дороге! .. Тогда не было бы печатного станка, не было бы никаких изобретений, которые еще предстояло сделать, жди, пока к ним приведет естественный ход неторопливого технического прогресса...
Пэдуэй назвал газету "Римское время" и пустил ее в продажу по десять сестерций. К его удивлению, тираж разошелся мгновенно, а потом еще долго Фритарик отгонял от дверей опоздавших.
Каждый день писцы приносили свежую информацию, Пухлый розовощекий молодой человек вручил Мартину заметку, начинающуюся с крупно выведенного заголовка:
"КРОВЬ НЕВИННОЙ ЖЕРТВЫ НА РУКАХ ЧУДОВИЩНОГО ЗЛОДЕЯ
ГОНОРИЯ, НАШЕГО ГОРОДСКОГО ПРАВИТЕЛЯ.
Из достоверных источников стало известно, что Аврелий
Гальба, на прошлой неделе распятый за убийство, был мужем
женщины, которой давно и безуспешно домогался похотливый
козел Гонорий. Во время суда над Гальбой многие отмечали
шаткость улик..."
- Эй! - воскликнул Мартин. - Не ты ли автор другой заметки: о Гонории и деве?
- Я, - гордо сказал писец. - Почему ее не опубликовали?
- Интересно, вышел бы тогда следующий номер моей газеты?
- О, признаться, я не подумал...
- Что ж, учти на будущее. Эту историю тоже нельзя использовать. Но ты не огорчайся, она хорошо сделана: хлестко, завлекательно... Откуда у тебя информация?
Писец улыбнулся.
- Прислушиваюсь к тому, что люди говорят. А что не слышу я, слышит моя жена. Женщины обожают поболтать за игрой в триктрак.
- Чертовски жаль, что я не смею вести колонку городских слухов! посетовал Пэдуэй. - У тебя задатки настоящего газетчика. Как твое имя?
- Георгий Менандрус.
- Грек?
- Мои родители греки; я - римлянин.
- Хорошо, Джордж, надолго не пропадай. Когда-нибудь мне понадобится толковый помощник.
Пэдуэй нанес конфиденциальный визит хозяину сыромятни.
- Когда нужна следующая партия? - спросил дубильщик.
- Через четыре дня.
- Невозможно. К этому времени у меня будет только пятьдесят листов, причем впятеро дороже.
- Почему?! - ахнул Мартин.
- Твой первый заказ практически исчерпал все городские запасы. Все, что было у меня и что я сумел купить. В Риме не осталось шкур и на сто листов, Да и готовить их долго...
- А если расширить твою мастерскую, можно выйти на две тысячи листов в неделю?
Дубильщик покачал головой.
- Перерезать всех коз в Центральной Италии?,.
Пэдуэй был вынужден признать свое поражение. Восковку, по сути, делали из отходов сыромятного производства. Крупный заказ попросту взвинтит цены. Хотя в Древнем Риме наука "экономика" была неизвестна, закон спроса и предложения действовал там с такой же неумолимостью.
Значит без бумаги все-таки не обойтись. И,второй выпуск газеты сильно задержится.
Пэдуэй отправился к валяльщику: велел измельчить несколько фунтов белой материи и изготовить самое тонкое полотно, о котором когда-либо слышали. Валяльщик послушно изготовил нечто похожее на исключительно толстую и рыхлую промокашку. Пэдуэй терпеливо настоял на более тщательном измельчении, потребовал прокипятить массу перед валянием и прогладить после. Выходя из мастерской, он заметил, как валяльщик многозначительно постучал себя по лбу. Но в результате неоднократных проб и ошибок получилась бумага столь же годная для письма, как туалетная.
Настал кульминационный момент. Капля чернил разбежалась по бумаге с резвостью туристов, обнаруживших у костра гадюку. Пэдуэй тяжело вздохнул и попросил валяльщика изготовить еще десять полотен, добавляя в варево разные широкораспространенные вещества: мыло, оливковое масло... Тут валяльщик пригрозил бросить дело. Мартину с трудом удалось его уломать пообещав существенно повысить расценки. Наконец, к огромному облегчению заказчика и мастера, добавки клея решили проблему.
К выходу второго номера газеты Пэдуэй уже не волновался из-за нехватки бумаги. Иная мысль заняла освободившийся было участок мозга, ответственный за беспокойство: что делать, когда разразится Готская война? В его истории она двадцать лет терзала Италию. Каждый мало-мальски значительный город был по крайней мере единожды осажден или захвачен; Рим потерял до половины своих жителей в битвах и эпидемиях. Если повезет выжить, можно стать свидетелем завоевания Италии лангобардами и полного уничтожения римской цивилизации... Все это чудовищно препятствовало его планам.
Несмотря на попытки встряхнуться, Пэдуэем овладела тоска. Возможно, в мрачном настроении виновна была и погода: два дня подряд лил дождь, и все в доме пропиталось влагой. От сырости помог бы огонь - но на улице было слишком жарко. Мартин предался хандре и уныло смотрел в окно на печальный пейзаж.
Из такого состояния его вывел Фритарик, приведший в комнату коллегу Томасуса, Эбенезера-еврея - благодушного, хрупкого на вид старца с длинной белой бородой.
Эбенезер отжал бороду, стянул через голову плащ и спросил:
- Куда его, чтобы не накапать, драгоценный Мартинус? Ах, благодарю! Шел по делу и решил заглянуть, если не возражаешь. Томасус говорил, что у тебя очень интересно.
Пэдуэй был рад возможности отвлечься от мрачных мыслей и с удовольствием показал старику свое хозяйство.
Эбенезер задумчиво посмотрел на Мартина из-под густых бровей.
- Теперь я верю, что ты из чужого края. Из чужого мира даже! Взять хотя бы твою арифметику - она изменила всю систему банковского учета...
- Что?! - воскликнул Пэдуэй. - Откуда тебе известно?..
- Как! - удивился Эбенезер. - Томасус продал секрет мне и Вардану. Разве ты не знаешь?
- Продал?
- За сто пятьдесят солидов с каждого. Разве...
Пэдуэй прорычал страшное латинское ругательство, схватил плащ и шляпу и направился к двери.
- Куда же ты, Мартинус? - встревоженно спросил Эбенезер.
- Сперва я скажу этому бандиту все, что я о нем думаю! - рявкнул Пэдуэй. - А потом...
- Томасус обещал тебе не раскрывать секрет? Не могу поверить, что он нарушил...
Пэдуэй замер на полушаге. Сириец действительно не давал слова молчать. Просто Мартину казалось, что не в его интересах делиться новыми знаниями. Но если Томасусу потребовались наличные, ничто не запрещало ему продать секрет арифметики кому вздумается.