- Конечно. Тут рукой подать.
- О достойнейший хозяин, это просто невозможно! Так не делают! Я знаю, сам как-то работал у патриция. Необходимо прибыть в паланкине или, по крайней мере, на лошади.
- Ерунда! К тому же у нас всего одна лошадь. Ты же не хочешь бежать за мной следом?
- Н-нет. То есть мне-то все равно, но это уронит твое достоинство, если свободный слуга будет плестись на своих двоих, точно последний раб.
"Проклятый этикет!" - подумал Мартин.
- Хозяин, а как насчет нашей рабочей лошади? - с надеждой предложил Фритарик. - Крепкое и упитанное животное. Издалека его можно принять за тяжелого кавалерийского коня.
- Что?! Останавливать мастерскую ради каких-то идиотских приличий...
Пэдуэй поехал на рабочей лошади. Фритарик оседлал верховую клячу.
Мартина провели в большую, помпезно украшенную комнату. Из-за прикрытой двери кабинета доносился голос Анция, нараспев читающего зычные пентаметры:
Богиня-воительница трон подобающий заняла
Грудь дерзновенно открыта,
Златая корона на голове.
Сзади, из-под шлема просторного, на спину ее
Спадали роскошные волосы, будто река...
В кабинет заглянул слуга и доложил господину о приходе гостя. Анций немедленно прервал декламацию и, войдя в комнату, воскликнул:
- Дорогой Мартинус! Нижайше прошу меня извинить: готовлю речь для завтрашнего выступления в сенате. - Он постучал по книге под мышкой и смущенно добавил; - Признаюсь, не совсем оригинальную, но ведь ты меня не выдашь?
- Разумеется, нет. Я кое-что слышал через дверь...
- Вот как? И что скажешь?
- О, у тебя превосходная дикция, дражайший Анций.
Пэдуэй подавил желание спросить: "Но что эта речь означает?" Подобный вопрос касательно римского витийства оказался бы и бестактным, и напрасным одновременно.
- Тебе понравилось? - вскричал Анций. - Великолепно! Я безмерно рад! Завтра я буду волноваться как Кадм, заметивший прорастание зубов Дракона; доброе слово компетентного критика придаст мне уверенности. А теперь оставляю тебя на попечение Доротеи - надо закончить речь. Надеюсь, ты не обидишься? .. Дочь моя!
В комнату, очаровательно улыбаясь, вошла Доротея. Анций удалился в свой кабинет - заниматься плагиатом из Сидония, а девушка повела Пэдуэя в сад.
- Послушать отца, так еще не минуло то время, когда Рим повелевал всем миром. Если бы красивые речи могли вернуть Риму былое могущество, отец и его друзья давно бы это сделали! Стоял знойный июньский день. Жужжали пчелы.
- Как называется этот цветок?
Доротея ответила. Пэдуэю было жарко. Кроме того, он устал от груза ответственности и постоянных забот. Ему хотелось хоть ненадолго почувствовать себя молодым и безрассудным.
Он еще что-то спрашивал - какие-то пустяки о погоде и растениях.
Девушка весело щебетала, то и дело наклоняясь к цветам, чтобы снять с них жучков. Ей тоже было жарко; на верхней губе выступили мелкие бисеринки пота. Платье из тончайшей материи местами прилипло к телу - и Пэдуэй откровенно восхищался этими местами. Она стояла совсем рядом; ему стоило лишь чуть повернуть голову, чтобы поцеловать ее. Улыбка Доротеи казалась почти призывной. В висках у Мартина запульсировала кровь...
И все же Пэдуэй не решился. Пока его сердце терзалось сомнениями, мозг холодно просчитывал варианты. 1) Кто знает, как она это воспримет; не торопится ли он делать выводы на основании обычной дружеской улыбки? 2) Если поцелуй ее оскорбит, что вполне вероятно, то последствия могут быть весьма неприятными и трудно предсказуемыми. 3) К чему все это приведет в случае успеха? Ему не нужна любовница - не говоря уж о том, что благородная Доротея вряд ли согласится на такую роль, - и пока не нужна жена. 4) Он в некотором роде женат...
Что, думал Пэдуэй, хочется вновь стать молодым и безрассудным? Не выйдет, старина, слишком поздно. Тебе суждено все тщательно взвешивать и оценивать - вот как сейчас. Так что смирись с тем, что ты взрослый благоразумный человек, и больше не фантазируй.
Все же душой его завладела печаль - никогда ему не стать тем юношей, "красивым и статным" (так обычно описывают героя авторы романов), который с первого взгляда распознает свою суженую и немедленно заключает ее в обьятия. Возвращаясь к дому, где их поджидал Корнелий Анций со своим плодом ораторского искусства, Мартин хранил молчание. Глядя на очаровательную Доротею, он презирал себя за то, что позволил Джулии лечь в свою постель.
Они сели - точнее, возлегли на ложах, ибо Анций трапезничал в старой доброй римской традиции. В глазах сенатора зажегся огонь, а лицо его приняло вдохновенно-мечтательное выражение. Симптомы Пэдуэю были знакомы так выглядит человек, который пишет или собирается писать книгу.
- Ах, что за чудовищные времена, дорогой Мартинус! Лира Орфея почти умолкла, Каллиопа отвернула от нас свой лик, игривая Талия онемела, гимны нашей обожаемой Святой Церкви заглушили нежный глас Эвтерпы. И все же есть еще люди, которые не щадят сил на взращивание садов культуры, стремясь высоко нести факел поэзии через бурный Геллеспонт варварства.
- Великий подвиг, - вставил Пэдуэй, извиваясь как червяк в попытках найти наименее неудобную позу.
- Да, мы не сдаемся, несмотря на геркулесовы трудности! .. Вот, смею представить на суд сурового издателя эту скромную книгу стихов. - Он протянул свиток пап:;руса. - Кое-что здесь весьма недурно, хоть и сказано это устами недостойного автора.
- Крайне интересно, - произнес Пэдуэй с вымученной улыбкой.
- Однако должен предупредить: я принял уже три заказа от твоих уважаемых коллег. Кроме того, у меня еще газета и готовится к печати учебник. Так что пройдет не меньше месяца...
- О-о, - разочарованно протянул Анций.
- Достославный Троян Геродий,именитый Джон Леонтий и почтенный Феликс Авит. Каждый из них представил эпические поэмы, Учитывая состояние рынка, эти господа взяли на себя полную финансовую ответственность,
- То есть... э-э?
- То есть они заранее выкупили у мены тиражи и получат весь доход от проданных книг за вычетом торговой скидки. Оно и понятно - если произведение действительно стоящее, автор может не волноваться, его расходи на издание, безусловно, окупятся.
- Да, да, добрейший Мартинус., совершенно верно. Каковы, по твоему, шансы на успех моего скромного труда?
- Я должен сперва его прочитать.
- Буду счастлив. И даже сам прочитаю сейчас небольшой отрывок, дабы у тебя сложилось некоторое представление. Анций поднялся. Одной рукой он держал папирус, а другой делал вдохновенно-благородные движения:
Марс громогласной трубой
своего господина восславил
Юпитера, юного и светлоокого,
на трон восходящего,
Что мудрой Природой выше всех звезд вознесен.
Пышной процессией к древнему...
- Отец, - перебила его Доротея, - у тебя все остынет.
- Что?.. Не беда, дитя мое.
- Кроме того, - продолжила Доротея, - лучше бы ты писал славные добрые христианские стихи, а не погружался в омут языческих суеверий.
Анций вздохнул.
- Если у тебя когда-нибудь будет дочь, Мартинус, выдавай ее замуж поскорее - прежде, чем у нее проявятся критические наклонности.
В августе Велизарий взял Неаполь. Теодохад палец о палец не ударил, чтобы помочь городу - только захватил в качестве заложников несколько семей из маленького готского гарнизона, надеясь тем самым обеспечить его верность. Отпор византийцам попытались дать лишь местные евреи, которые, зная религиозные взгляды Юстиниана, могли себе представить, каково им придется в Империи. Пэдуэй выслушал новость с тяжелым сердцем. Он мог бы сделать так много, но ему не дают! А чтобы вычеркнуть его из жизни, нужна всего-то ничтожная малость - одна из повседневных случайностей войны; взять, к примеру, судьбу Архимеда... В эпоху, в которой он оказался, действующие армии не слишком церемонились с гражданским населением - к таким же, кстати, жестоким нравам после полутораста сравнительно спокойных лет возвращались, кажется, военные его собственного времени,
Фритарик доложил, что явились посетители - группа готов.
- С ними Теодегискель, - прибавил он шепотом. - Ну, сын короля, Будь осторожен, хозяин, это подонок, каких мало. Шестеро молодых и наглых людей ввалились в дом, не сняв даже мечей. Теодегискель оказался светловолосым красавцем, унаследовавшим высокий голос отца.
Он уставился на Пздуэя, словно на диковинного зверька в зоопарке, и высокомерно заявил:
- Я давно собирался посмотреть, что тут у тебя творится - еще с тех пор, как вы с моим стариком с или болтать о манускриптах. Я, знаешь ли, человек любознательный - живой ум, так сказать, Это что за дурацкие деревяшки?
Пэдуэй пустился в объяснения, а свита принца перебрасывалась замечаниями о внешности Мартина, ошибочно полагая, что тот не знает готского.
- Ясно, - небрежно перебил Теодегискель. - Здесь больше ничего интересного нет. Давай-ка взглянем на твою книгоделательную машину.
Пэдуэй показал ему печатные станки.
- А, понимаю-понимаю... Как просто! Я и сам мог бы такое изобрести, если бы захотел. Но вся эта чушь не для меня. Я человек здоровый и подвижный и, хотя умею читать и писать - причем получше многих других! терпеть не могу разную заумь.
- Разумеется, мой господин, - произнес Пэдуэй, надеясь, что его лицо не покраснело от ярости.
- Эй, Виллимер, - окликнул приятеля Теодегискель, - помнишь того торговца, с которым мы пошутили прошлой зимой? Похож на этого Мартинуса, да? Такой же здоровенный нос.
- Как не помнить! - с хохотом взревел Виллимер. - Век не забуду его рожу - когда мы сказали, что собираемся крестить его в Тибре, привязав к ногам камни, чтоб не унесли ангелы! Но самое интересное началось после того, как нас арестовали солдаты из гарнизона!
Захлебываясь от смеха, Теодегискель повернулся к Пэдуэю:
- Жаль, что тебя там не было, Мартинус. Видел бы ты, какое лицо сделалось у старого пердуна Лиудериса, когда он узнал, кто мы такие! До сих пор себе не прощу, что лично не присутствовал на бичевании тех солдат... Вот уж чем у меня не отнять - ценю юмор!
- Изволите продолжить осмотр, мой господин? - ледяным тоном спросил Пэдуэй.
- Даже не знаю... А что это за ящики? Вещички пакуешь?
- В них находилось кое-какое оборудование, мой господин. Никак не сожжем.
Теодегискель добродушно ухмыльнулся.
- Хочешь надуть меня, хитрец? Я зна-а-аю, что ты задумал! Собираешься вывезти имущество из Рима прежде, чем сюда придет Велизарий? Вот уж чего у меня не отнять - все вижу насквозь! Ну что ж, отлично понимаю - пора готовиться. Похоже, ты хорошо информирован о ходе войны... - Он взял с верстака новую подзорную трубу. - Любопытная штуковина, Я заберу ее, если не возражаешь.
Это переполнило чашу терпения Пэдуэя.
- Нет, мой господин, прости. Мне она нужна.
Глаза Теодегискеля округлились.
- А? Ты хочешь сказать, что нельзя?..
- Да, мой господин, именно так.
- Ну, э-э... если на то пошло, то я могу заплатить.
- Она не продается!
Теодегискель начал багроветь от смущения и ярости. Пятеро его друзей подошли поближе, опустив руки на эфесы мечей.
- По-моему, господа, - глухо произнес Виллимер, - сыну нашего короля нанесли оскорбление.
Минутой раньше Теодегискель положил подзорную трубу на верстак; теперь Пэдуэй схватил ее и многозначительно ударил толстым концом себе по левой ладони. Он понимал, что если даже ему удастся выйти из переделки живым, то сам не будет рад такому своему идиотскому поведению. Но сейчас Мартин был слишком разъярен, чтобы прислушаться к голосу разума.
Зловещую тишину нарушило шарканье ног за спиной Пэдуэя, Проследив за глазами готов, он повернулся и увидел на пороге Фритарика, поглаживающего рукоять меча, и Нерву с длинным бронзовым ломом; сзади толпились другие работники со всевозможными тяжелыми орудиями.
- Похоже, эти люди совсем не обучены хорошим манерам, - сказал Теодегискель. - Надо преподать им урок. Но я обещал своему старику воздерживаться от драк. Вот уж чего у меня не отнять - всегда выполняю свои обещания. Идем, ребята.
И они удалились.
- О-го-го! - присвистнул Пэдуэй. - Вы меня выручили. Спасибо.
- Пустяки! - небрежно произнес Георгий Менандрус. - Даже жаль, что они поджали хвост. Я был не прочь поразмяться.
- Ты? Ха! - фыркнул Фритарик. - Хозяин, едва я начал собирать людей, как этот тип попытался шмыгнуть за дверь. Знаешь, почему он передумал удирать? Я дал слово повесить его на веревке из его же собственных кишок! А остальным я пригрозил отрезать головы и насадить их на ограду вокруг дома! - Он на секунду задумался, критически оценивая свои обещания, затем добавил тоскливо:
- Но все это ничего не меняет, великолепный Мартинус. Эти ребята крепко на нас обозлились, а они здесь сила. Мы еще сгинем в безымянной могиле...
Пэдуэй отчаянно пытался как можно скорее переправить оборудование во Флоренцию. Насколько он помнил Прокопия, Флоренция при Юстиниане не пострадала, по крайней мере на ранней стадии готской войны,
Однако ровным счетом ничего не успел сделать. Восемь солдат из гарнизона, клацая мечами, объявили ему, что он арестован. Мартин к тому времени уже привык к арестам. Поэтому велел десятнику связаться с Томасусом, дал указания Менандрусу и спокойно отправился в тюрьму.
По дороге он предложил солдатам выпить; те довольно быстро согласились. В копоне Пэдуэй отвел старшего в сторонку и предложил небольшую взятку. Гот с удовольствием упрятал в карман солид. Но когда Пэдуэй, уже вознамерившись сбрить бороду, раздобыть лошадь и ускакать во Флоренцию, поднял тему своего освобождения, офицер изобразил оскорбленную невинность:
- Любезнейший Мартинус, я и думать об этом не могу! Наш командир, благородный Лиудерис - человек железных правил. Если мои люди развяжут языки, он меня в порошок сотрет! Конечно, я ценю твой скромный дар и при случае постараюсь замолвить за тебя словечко...
Пэдуэй промолчал, но твердо решил, что прежде рак на горе свистнет, чем он когда-нибудь замолвит словечко за этого офицера.
ГЛАВА 8
Лиудерис разгладил белоснежные бакенбарды и мрачно произнес:
- Я жестоко разочарован, Мартинус. Трудно представить, что арианин способен опуститься до козней на стороне прогречески настроенных итальянцев и способствовать тому, чтобы в Италию ворвались орды фанатиков-ортодоксов!
- Кто придумал такую чушь? - спросил Пэдуэй скорее с раздражением, чем с опаской.
- Сам... э-э, благородный Теодегискель. Он сказал, что пришел к тебе в гости, и там ты не только нанес ему оскорбление, но и нагло хвалился своими связями со сторонниками Империи. Товарищи Теодегискеля подтвердили его слова. Оказывается, ты строишь планы предательской сдачи Рима врагу и поспешно готовишься вывезти свое имущество.
- О Боже! - воскликнул Пэдуэй. - Неужели я похож на полного идиота? Ведь если бы я строил коварные планы, разве стал бы я об этом повсюду трепаться?! Лиудерис пожал плечами.
- Не знаю, не мое дело. Я просто выполняю приказ - держать тебя до допроса под арестом. Уведи его, Зигфрид.
При слове "допрос" Пэдуэй содрогнулся. Если честный простак Лиудерис вобьет себе что-нибудь в голову, вряд ли его легко удастся разубедить.
Готы устроили тюрьму, или, точнее, лагерь для содержания арестованных, в северной части города, между Тибром и Фламиниевой дорогой. С двух сторон лагерь был обнесен наспех сделанной оградой, а с двух других - аврелианской стеной. В тюрьме уже находились несколько римских патрициев, подозреваемых в заговоре. Вдоль стены и ограды стояла стража, а на противоположном берегу Тибра - специальный пост на случай, если пленнику удастся преодолеть стену и вплавь перебраться через реку.
Три дня Пэдуэй не находил себе места - не давали покоя думы. Когда он уставал от хождения из одного конца лагеря в другой, то садился. Когда уставал сидеть - принимался расхаживать...
Какая вопиющая глупость - возомнить, что дела здесь можно вести с такой же легкостью, как в Чикаго! Совсем другой мир - жестокий, грубый. Надо принимать это в расчет, не то мигом пропадешь. Даже тертые интриганы-политики и прожженные бандиты в военной форме зачастую плохо кончают. Каково же приходится тихому и покладистому человеку? В самом деле, вот он старался ни во что не лезть - и в итоге вляпался в дикую ситуацию из-за какой-то подзорной трубы! С таким же успехом можно было вовсю пускаться в авантюры... Ну ладно, если ему суждено отсюда выбраться, то он им еще покажет!
Четвертый день тоже не принес Пэдуэю успокоения. Охрана казалась чем-то взбудораженной, Он пытался расспросить солдат и понял из их нелюбезных объяснений, что возле Террачины должен состояться большой совет, где готы будут обсуждать свои планы после потери Неаполя.
Мартин разговорился с одним из содержащихся под стражей патрициев:
- Ставлю солид, - заявил он, - что Теодохада скинут, а на его место изберут Виттигиса.
Патриций, бедняжка, клюнул и пошел на спор...
Вскоре Пэдуэя навестил Томасус-сириец.
- Тебя хотел повидать Нерва, но у него не хватило денег на достаточно большую взятку... Как тут с тобой обращаются'?
- Терпимо. Нельзя сказать, что кормят вкусно, зато обильно. Лиудерис убежден, что я причастен к некоему заговору против Рима. Это плохо - вдруг решится на крайние меры, чтобы добиться от меня признания.
- Да, заговор действительно существует. Но по крайней мере несколько дней ты можешь не беспокоиться. Лиудерис уехал на совет, готы пока в замешательстве... Утром отправили последний твой ящик. Эбенезер-еврей через две недели собирается во Флоренцию, Он присмотрит, чтобы твои работники не удрали со всем имуществом.
- Если они уже не удрали... Есть какие-нибудь известия о ходе военных действий?
- Никаких, кроме того, что Неаполь очень сильно пострадал. Захватив город, гунны Велизария вышли из-под контроля. Впрочем, ты, должно быть, это знаешь. Уверен, что неким магическим образом тебе открыто будущее.
- Возможно. Кстати, Томасус, ты сам - на чьей стороне?
- Ну, я как-то не задумывался... Скорее, за готов. У итальянцев боевого духа - как у кроликов, так что стране все равно не быть независимой. А если уж нами должны править иноземцы, то пусть лучше готы, чем юстиниановские сборщики налогов. Этого не способны понять только ортодоксы, к примеру, мой кузен Антиох. Они совершенно теряют голову, едва заговорят про арианскую ересь.
Перед уходом Томасус спросил:
- Может, тебе чего-нибудь принести? Не знаю, позволит ли стража, но...
Пэдуэй задумался.
- Пожалуй. Принеси мне красок.
- Красок? Ты хочешь побелить аврелианскую стену?
- Нет, я имею в виду краски для картин, Ну, знаешь... - Он неопределенно помахал рукой.
- А, понятно. Да, это поможет скоротать время.
Пэдуэю надо было подняться на стену, чтобы сверху осмотреть лагерь в поисках пути бегства. Поэтому, когда Томасус принес все необходимое для занятий живописью, Мартин обратился за разрешением к начальнику охраны, хмурому раздражительному типу по имени Хротиг. Хротиг кинул на него косой взгляд и буркнул одно слово: "Ni!"
Пэдуэй скрыл свое разочарование и удалился поразмыслить на тему "Как завоевать друзей". Остаток дня он экспериментировал с весьма замысловатыми для непривычного человека орудиями художника. Товарищ по несчастью, заключенный римлянин, разъяснил ему, что рисуют водяными красками на покрытой воском доске, а затем доску разогревают, чтобы воск размягчился и впитал пигмент. Дело это весьма тонкое - если доску перегреть, воск расплавляется и краски текут.
Пэдуэй не был профессиональным художником. Но все археологи немного разбираются в рисовании и черчении. Поэтому на следующий день Мартин довольно уверенно спросил Хротига, не хочет ли тот заказать свой портрет.
Впервые на суровом лице начальника стражи едва не возникла довольная улыбка.
- А ты можешь?
- Попробую, капитан. Не знаю только, как выйдет. А то получится сатана, у которого живот прихватило.
- Кто получится? Кто? А, понимаю! Ха! Ха! Ха! Ты неплохой парень!
Так Пэдуэй написал портрет. На его взгляд, изображение на портрете напоминало любого бородатого разбойника, но Хротиг в восторге клялся, что это просто вылитый он! И уже не возражал, когда Пэдуэй снова обратился за разрешением подняться на стену, чтобы оттуда рисовать пейзажи.
Объяснив, что ему нужно найти самый лучший вид, Мартин обошел стену по периметру и обнаружил, что с северной стороны стена примыкает к речной заводи, поросшей водяными лилиями.
Он переваривал полученную информацию, когда его внимание привлек шум в лагере - несколько охранников, особо не церемонясь, швырнули наземь узника в богатой готской одежде. Пэдуэй узнал Теодегискеля, сына короля. Это было интересно. Мартин кинул последний взгляд на заводь и торопливо спустился по лестнице.
- Найм, - сказал он, - Привет.
Теодегискель сидел на корточках, привалившись спиной к стене, помятый и исцарапанный; под его глазами красовались огромные синяки. Римские патриции, перешептывающиеся в отдалении, поглядывали на него с язвительными ухмылками.
- А, это ты, - пробормотал Теодегискель, подняв голову. Его самоуверенность улетучилась, словно воздух из проколотого баллона.
- Вот уж кого не ожидал здесь увидеть, - сказал Пэдуэй. - Похоже, тебе несладко пришлось.
- Э-э... - Теодегискель болезненно поморщился, ощупывая тело. Попались те самые солдаты, которых мы предали бичеванию за то, что нас арестовали... - Неожиданно он улыбнулся, сверкнув сломанным передним зубом. - Впрочем, я на их месте поступил бы так же. Вот уж чего у меня не отнять - всегда понимаю чужую точку зрения.
- За что тебя взяли?
- Ты не слышал? Я больше не сын короля. Точнее, мой старик больше не король, Совет сместил его и избрал этого кретина Виттигиса. А тот, естественно, на всякий случай приказал меня арестовать.
- Ай-ай-ай, как плохо.
Теодегискель снова болезненно скривился.
- Только не делай вид, будто тебе меня жаль, - я не такой осел. Но, может, ты подскажешь, как здесь жить - чего ожидать от стражи, кому дать взятку...
Пэдуэй, исходя из собственного опыта,проинструктировал молодого человека, а затем спросил:
- Где сейчас Теодохад?
- Не знаю. Последнее, что я слышал - он собирался в Тиволи, с глаз долой да подальше от шума. Однако на следующей неделе должен приехать сюда - тут у него какое-то литературное исследование.
Суммировав свои знания из истории этого периода и то, что удалось выведать, Пэдуэй составил довольно ясную картину событий. Теодохада с трона сбросили. Новый король, Виттигис, попытается организовать упорное сопротивление. Результат для Италии будет катастрофический, хуже, чем безоговорочная сдача. Безмозглый Виттигис не сможет победить войска Империи. И начнет военную кампанию с фатальной ошибки - уведет армию в Равенну, оставив Рим под защитой слабого гарнизона.
Но и Византия одержит победу лишь после долгих лет разрушительной войны, буквально стерев классическую цивилизацию с лица земли. Так что же делать?
Пэдуэй никому не отдавал предпочтения: ни готы, ни Империя не могли обеспечить спокойную жизнь. Его сердцу были близки либеральный капитализм или социалистическая демократия, но Мартин сомневался, что какая-либо из этих систем могла бы существовать в шестом веке.
Если готы были ленивы и невежественны, то греки были жадны и корыстны. Однако выбирать не приходилось. Итальянцы были слишком кротки, чтобы жить независимо, и Мартин прекрасно это осознавал.
В сущности, правление готов ничего дурного не принесло. Более того, они насаждали терпимость в людях, чьи представления о свободе сводились к свободе вешать, топить или сжигать членов всех сект, кроме своей собственной. Кроме того готы относились к теплому полуострову, как к райскому уголку, милому приюту, который должно оберегать и сохранять, Подобного просвещенного отношения трудно было ожидать от франкских Меровингов или ненасытных грабителей Юстиниана.
Значит, идеальное решение - быстрая победа готов. Как им помочь? Если бы король прислушался к его советам... Но с Виттигисом, упрямым и тупым как бык, каши не сваришь. Другое дело - старый, витающий в облаках Теодохад...
У Пэдуэя начал созревать план.
Когда вновь пришел Томасус, Мартин обратился к нему с просьбой:
- Мне нужны свечи и несколько фунтов серы, смешанной с оливковым маслом так, чтобы получилась густая вязкая масса. И сорок футов прочной веревки. Ты не поверишь, но идею мне подала наша сладострастная Джулия. Помнишь, как она вела себя, когда я окуривал дом?
- Послушай, Мартинус, сейчас ты по крайней мере в безопасности. Так зачем лезть на рожон с какими-то безумными планами бегства?
- Не сегодня-завтра совет готов завершиться. К тому времени мне надо быть на свободе.
- Послушайте его! Вы только послушайте! Думаете, он обращает внимание на советы своего лучшего друга? Нет! Он собирается удрать из лагеря, получить, скорее всего, стрелу в печенку, а потом активно заняться готской политикой! Вы слышали вообще что-нибудь подобное?! Мартинус, я надеюсь, ты не вбил себе в голову какую-нибудь дикую идею - например, стать королем готов? Потому что тебя не изберут. Для начала надо...
- Знаю, - ухмыльнулся Пэдуэй. - Надо принадлежать к благородному семейству Амалингов. Вот я и тороплюсь отсюда выбраться. Ты ведь хочешь спасти мое дело и вернуть свои займы, правда?
- Но каким чудом я пронесу то, что тебе требуется? Стражники следят очень внимательно.
- Серу принеси в коробочке на дне корзины с едой. Если они откроют ее, скажи, что это лекарство, прописанное доктором. Кстати, договорись заранее с Веккосом. А веревку... Придумал! Ступай к моему портному и купи такой же зеленый плащ, как у меня. Пусть вставит ее в подол. В лагере положишь свой плащ рядом с моим, и мы поменяемся.
- О достойнейший хозяин, это просто невозможно! Так не делают! Я знаю, сам как-то работал у патриция. Необходимо прибыть в паланкине или, по крайней мере, на лошади.
- Ерунда! К тому же у нас всего одна лошадь. Ты же не хочешь бежать за мной следом?
- Н-нет. То есть мне-то все равно, но это уронит твое достоинство, если свободный слуга будет плестись на своих двоих, точно последний раб.
"Проклятый этикет!" - подумал Мартин.
- Хозяин, а как насчет нашей рабочей лошади? - с надеждой предложил Фритарик. - Крепкое и упитанное животное. Издалека его можно принять за тяжелого кавалерийского коня.
- Что?! Останавливать мастерскую ради каких-то идиотских приличий...
Пэдуэй поехал на рабочей лошади. Фритарик оседлал верховую клячу.
Мартина провели в большую, помпезно украшенную комнату. Из-за прикрытой двери кабинета доносился голос Анция, нараспев читающего зычные пентаметры:
Богиня-воительница трон подобающий заняла
Грудь дерзновенно открыта,
Златая корона на голове.
Сзади, из-под шлема просторного, на спину ее
Спадали роскошные волосы, будто река...
В кабинет заглянул слуга и доложил господину о приходе гостя. Анций немедленно прервал декламацию и, войдя в комнату, воскликнул:
- Дорогой Мартинус! Нижайше прошу меня извинить: готовлю речь для завтрашнего выступления в сенате. - Он постучал по книге под мышкой и смущенно добавил; - Признаюсь, не совсем оригинальную, но ведь ты меня не выдашь?
- Разумеется, нет. Я кое-что слышал через дверь...
- Вот как? И что скажешь?
- О, у тебя превосходная дикция, дражайший Анций.
Пэдуэй подавил желание спросить: "Но что эта речь означает?" Подобный вопрос касательно римского витийства оказался бы и бестактным, и напрасным одновременно.
- Тебе понравилось? - вскричал Анций. - Великолепно! Я безмерно рад! Завтра я буду волноваться как Кадм, заметивший прорастание зубов Дракона; доброе слово компетентного критика придаст мне уверенности. А теперь оставляю тебя на попечение Доротеи - надо закончить речь. Надеюсь, ты не обидишься? .. Дочь моя!
В комнату, очаровательно улыбаясь, вошла Доротея. Анций удалился в свой кабинет - заниматься плагиатом из Сидония, а девушка повела Пэдуэя в сад.
- Послушать отца, так еще не минуло то время, когда Рим повелевал всем миром. Если бы красивые речи могли вернуть Риму былое могущество, отец и его друзья давно бы это сделали! Стоял знойный июньский день. Жужжали пчелы.
- Как называется этот цветок?
Доротея ответила. Пэдуэю было жарко. Кроме того, он устал от груза ответственности и постоянных забот. Ему хотелось хоть ненадолго почувствовать себя молодым и безрассудным.
Он еще что-то спрашивал - какие-то пустяки о погоде и растениях.
Девушка весело щебетала, то и дело наклоняясь к цветам, чтобы снять с них жучков. Ей тоже было жарко; на верхней губе выступили мелкие бисеринки пота. Платье из тончайшей материи местами прилипло к телу - и Пэдуэй откровенно восхищался этими местами. Она стояла совсем рядом; ему стоило лишь чуть повернуть голову, чтобы поцеловать ее. Улыбка Доротеи казалась почти призывной. В висках у Мартина запульсировала кровь...
И все же Пэдуэй не решился. Пока его сердце терзалось сомнениями, мозг холодно просчитывал варианты. 1) Кто знает, как она это воспримет; не торопится ли он делать выводы на основании обычной дружеской улыбки? 2) Если поцелуй ее оскорбит, что вполне вероятно, то последствия могут быть весьма неприятными и трудно предсказуемыми. 3) К чему все это приведет в случае успеха? Ему не нужна любовница - не говоря уж о том, что благородная Доротея вряд ли согласится на такую роль, - и пока не нужна жена. 4) Он в некотором роде женат...
Что, думал Пэдуэй, хочется вновь стать молодым и безрассудным? Не выйдет, старина, слишком поздно. Тебе суждено все тщательно взвешивать и оценивать - вот как сейчас. Так что смирись с тем, что ты взрослый благоразумный человек, и больше не фантазируй.
Все же душой его завладела печаль - никогда ему не стать тем юношей, "красивым и статным" (так обычно описывают героя авторы романов), который с первого взгляда распознает свою суженую и немедленно заключает ее в обьятия. Возвращаясь к дому, где их поджидал Корнелий Анций со своим плодом ораторского искусства, Мартин хранил молчание. Глядя на очаровательную Доротею, он презирал себя за то, что позволил Джулии лечь в свою постель.
Они сели - точнее, возлегли на ложах, ибо Анций трапезничал в старой доброй римской традиции. В глазах сенатора зажегся огонь, а лицо его приняло вдохновенно-мечтательное выражение. Симптомы Пэдуэю были знакомы так выглядит человек, который пишет или собирается писать книгу.
- Ах, что за чудовищные времена, дорогой Мартинус! Лира Орфея почти умолкла, Каллиопа отвернула от нас свой лик, игривая Талия онемела, гимны нашей обожаемой Святой Церкви заглушили нежный глас Эвтерпы. И все же есть еще люди, которые не щадят сил на взращивание садов культуры, стремясь высоко нести факел поэзии через бурный Геллеспонт варварства.
- Великий подвиг, - вставил Пэдуэй, извиваясь как червяк в попытках найти наименее неудобную позу.
- Да, мы не сдаемся, несмотря на геркулесовы трудности! .. Вот, смею представить на суд сурового издателя эту скромную книгу стихов. - Он протянул свиток пап:;руса. - Кое-что здесь весьма недурно, хоть и сказано это устами недостойного автора.
- Крайне интересно, - произнес Пэдуэй с вымученной улыбкой.
- Однако должен предупредить: я принял уже три заказа от твоих уважаемых коллег. Кроме того, у меня еще газета и готовится к печати учебник. Так что пройдет не меньше месяца...
- О-о, - разочарованно протянул Анций.
- Достославный Троян Геродий,именитый Джон Леонтий и почтенный Феликс Авит. Каждый из них представил эпические поэмы, Учитывая состояние рынка, эти господа взяли на себя полную финансовую ответственность,
- То есть... э-э?
- То есть они заранее выкупили у мены тиражи и получат весь доход от проданных книг за вычетом торговой скидки. Оно и понятно - если произведение действительно стоящее, автор может не волноваться, его расходи на издание, безусловно, окупятся.
- Да, да, добрейший Мартинус., совершенно верно. Каковы, по твоему, шансы на успех моего скромного труда?
- Я должен сперва его прочитать.
- Буду счастлив. И даже сам прочитаю сейчас небольшой отрывок, дабы у тебя сложилось некоторое представление. Анций поднялся. Одной рукой он держал папирус, а другой делал вдохновенно-благородные движения:
Марс громогласной трубой
своего господина восславил
Юпитера, юного и светлоокого,
на трон восходящего,
Что мудрой Природой выше всех звезд вознесен.
Пышной процессией к древнему...
- Отец, - перебила его Доротея, - у тебя все остынет.
- Что?.. Не беда, дитя мое.
- Кроме того, - продолжила Доротея, - лучше бы ты писал славные добрые христианские стихи, а не погружался в омут языческих суеверий.
Анций вздохнул.
- Если у тебя когда-нибудь будет дочь, Мартинус, выдавай ее замуж поскорее - прежде, чем у нее проявятся критические наклонности.
В августе Велизарий взял Неаполь. Теодохад палец о палец не ударил, чтобы помочь городу - только захватил в качестве заложников несколько семей из маленького готского гарнизона, надеясь тем самым обеспечить его верность. Отпор византийцам попытались дать лишь местные евреи, которые, зная религиозные взгляды Юстиниана, могли себе представить, каково им придется в Империи. Пэдуэй выслушал новость с тяжелым сердцем. Он мог бы сделать так много, но ему не дают! А чтобы вычеркнуть его из жизни, нужна всего-то ничтожная малость - одна из повседневных случайностей войны; взять, к примеру, судьбу Архимеда... В эпоху, в которой он оказался, действующие армии не слишком церемонились с гражданским населением - к таким же, кстати, жестоким нравам после полутораста сравнительно спокойных лет возвращались, кажется, военные его собственного времени,
Фритарик доложил, что явились посетители - группа готов.
- С ними Теодегискель, - прибавил он шепотом. - Ну, сын короля, Будь осторожен, хозяин, это подонок, каких мало. Шестеро молодых и наглых людей ввалились в дом, не сняв даже мечей. Теодегискель оказался светловолосым красавцем, унаследовавшим высокий голос отца.
Он уставился на Пздуэя, словно на диковинного зверька в зоопарке, и высокомерно заявил:
- Я давно собирался посмотреть, что тут у тебя творится - еще с тех пор, как вы с моим стариком с или болтать о манускриптах. Я, знаешь ли, человек любознательный - живой ум, так сказать, Это что за дурацкие деревяшки?
Пэдуэй пустился в объяснения, а свита принца перебрасывалась замечаниями о внешности Мартина, ошибочно полагая, что тот не знает готского.
- Ясно, - небрежно перебил Теодегискель. - Здесь больше ничего интересного нет. Давай-ка взглянем на твою книгоделательную машину.
Пэдуэй показал ему печатные станки.
- А, понимаю-понимаю... Как просто! Я и сам мог бы такое изобрести, если бы захотел. Но вся эта чушь не для меня. Я человек здоровый и подвижный и, хотя умею читать и писать - причем получше многих других! терпеть не могу разную заумь.
- Разумеется, мой господин, - произнес Пэдуэй, надеясь, что его лицо не покраснело от ярости.
- Эй, Виллимер, - окликнул приятеля Теодегискель, - помнишь того торговца, с которым мы пошутили прошлой зимой? Похож на этого Мартинуса, да? Такой же здоровенный нос.
- Как не помнить! - с хохотом взревел Виллимер. - Век не забуду его рожу - когда мы сказали, что собираемся крестить его в Тибре, привязав к ногам камни, чтоб не унесли ангелы! Но самое интересное началось после того, как нас арестовали солдаты из гарнизона!
Захлебываясь от смеха, Теодегискель повернулся к Пэдуэю:
- Жаль, что тебя там не было, Мартинус. Видел бы ты, какое лицо сделалось у старого пердуна Лиудериса, когда он узнал, кто мы такие! До сих пор себе не прощу, что лично не присутствовал на бичевании тех солдат... Вот уж чем у меня не отнять - ценю юмор!
- Изволите продолжить осмотр, мой господин? - ледяным тоном спросил Пэдуэй.
- Даже не знаю... А что это за ящики? Вещички пакуешь?
- В них находилось кое-какое оборудование, мой господин. Никак не сожжем.
Теодегискель добродушно ухмыльнулся.
- Хочешь надуть меня, хитрец? Я зна-а-аю, что ты задумал! Собираешься вывезти имущество из Рима прежде, чем сюда придет Велизарий? Вот уж чего у меня не отнять - все вижу насквозь! Ну что ж, отлично понимаю - пора готовиться. Похоже, ты хорошо информирован о ходе войны... - Он взял с верстака новую подзорную трубу. - Любопытная штуковина, Я заберу ее, если не возражаешь.
Это переполнило чашу терпения Пэдуэя.
- Нет, мой господин, прости. Мне она нужна.
Глаза Теодегискеля округлились.
- А? Ты хочешь сказать, что нельзя?..
- Да, мой господин, именно так.
- Ну, э-э... если на то пошло, то я могу заплатить.
- Она не продается!
Теодегискель начал багроветь от смущения и ярости. Пятеро его друзей подошли поближе, опустив руки на эфесы мечей.
- По-моему, господа, - глухо произнес Виллимер, - сыну нашего короля нанесли оскорбление.
Минутой раньше Теодегискель положил подзорную трубу на верстак; теперь Пэдуэй схватил ее и многозначительно ударил толстым концом себе по левой ладони. Он понимал, что если даже ему удастся выйти из переделки живым, то сам не будет рад такому своему идиотскому поведению. Но сейчас Мартин был слишком разъярен, чтобы прислушаться к голосу разума.
Зловещую тишину нарушило шарканье ног за спиной Пэдуэя, Проследив за глазами готов, он повернулся и увидел на пороге Фритарика, поглаживающего рукоять меча, и Нерву с длинным бронзовым ломом; сзади толпились другие работники со всевозможными тяжелыми орудиями.
- Похоже, эти люди совсем не обучены хорошим манерам, - сказал Теодегискель. - Надо преподать им урок. Но я обещал своему старику воздерживаться от драк. Вот уж чего у меня не отнять - всегда выполняю свои обещания. Идем, ребята.
И они удалились.
- О-го-го! - присвистнул Пэдуэй. - Вы меня выручили. Спасибо.
- Пустяки! - небрежно произнес Георгий Менандрус. - Даже жаль, что они поджали хвост. Я был не прочь поразмяться.
- Ты? Ха! - фыркнул Фритарик. - Хозяин, едва я начал собирать людей, как этот тип попытался шмыгнуть за дверь. Знаешь, почему он передумал удирать? Я дал слово повесить его на веревке из его же собственных кишок! А остальным я пригрозил отрезать головы и насадить их на ограду вокруг дома! - Он на секунду задумался, критически оценивая свои обещания, затем добавил тоскливо:
- Но все это ничего не меняет, великолепный Мартинус. Эти ребята крепко на нас обозлились, а они здесь сила. Мы еще сгинем в безымянной могиле...
Пэдуэй отчаянно пытался как можно скорее переправить оборудование во Флоренцию. Насколько он помнил Прокопия, Флоренция при Юстиниане не пострадала, по крайней мере на ранней стадии готской войны,
Однако ровным счетом ничего не успел сделать. Восемь солдат из гарнизона, клацая мечами, объявили ему, что он арестован. Мартин к тому времени уже привык к арестам. Поэтому велел десятнику связаться с Томасусом, дал указания Менандрусу и спокойно отправился в тюрьму.
По дороге он предложил солдатам выпить; те довольно быстро согласились. В копоне Пэдуэй отвел старшего в сторонку и предложил небольшую взятку. Гот с удовольствием упрятал в карман солид. Но когда Пэдуэй, уже вознамерившись сбрить бороду, раздобыть лошадь и ускакать во Флоренцию, поднял тему своего освобождения, офицер изобразил оскорбленную невинность:
- Любезнейший Мартинус, я и думать об этом не могу! Наш командир, благородный Лиудерис - человек железных правил. Если мои люди развяжут языки, он меня в порошок сотрет! Конечно, я ценю твой скромный дар и при случае постараюсь замолвить за тебя словечко...
Пэдуэй промолчал, но твердо решил, что прежде рак на горе свистнет, чем он когда-нибудь замолвит словечко за этого офицера.
ГЛАВА 8
Лиудерис разгладил белоснежные бакенбарды и мрачно произнес:
- Я жестоко разочарован, Мартинус. Трудно представить, что арианин способен опуститься до козней на стороне прогречески настроенных итальянцев и способствовать тому, чтобы в Италию ворвались орды фанатиков-ортодоксов!
- Кто придумал такую чушь? - спросил Пэдуэй скорее с раздражением, чем с опаской.
- Сам... э-э, благородный Теодегискель. Он сказал, что пришел к тебе в гости, и там ты не только нанес ему оскорбление, но и нагло хвалился своими связями со сторонниками Империи. Товарищи Теодегискеля подтвердили его слова. Оказывается, ты строишь планы предательской сдачи Рима врагу и поспешно готовишься вывезти свое имущество.
- О Боже! - воскликнул Пэдуэй. - Неужели я похож на полного идиота? Ведь если бы я строил коварные планы, разве стал бы я об этом повсюду трепаться?! Лиудерис пожал плечами.
- Не знаю, не мое дело. Я просто выполняю приказ - держать тебя до допроса под арестом. Уведи его, Зигфрид.
При слове "допрос" Пэдуэй содрогнулся. Если честный простак Лиудерис вобьет себе что-нибудь в голову, вряд ли его легко удастся разубедить.
Готы устроили тюрьму, или, точнее, лагерь для содержания арестованных, в северной части города, между Тибром и Фламиниевой дорогой. С двух сторон лагерь был обнесен наспех сделанной оградой, а с двух других - аврелианской стеной. В тюрьме уже находились несколько римских патрициев, подозреваемых в заговоре. Вдоль стены и ограды стояла стража, а на противоположном берегу Тибра - специальный пост на случай, если пленнику удастся преодолеть стену и вплавь перебраться через реку.
Три дня Пэдуэй не находил себе места - не давали покоя думы. Когда он уставал от хождения из одного конца лагеря в другой, то садился. Когда уставал сидеть - принимался расхаживать...
Какая вопиющая глупость - возомнить, что дела здесь можно вести с такой же легкостью, как в Чикаго! Совсем другой мир - жестокий, грубый. Надо принимать это в расчет, не то мигом пропадешь. Даже тертые интриганы-политики и прожженные бандиты в военной форме зачастую плохо кончают. Каково же приходится тихому и покладистому человеку? В самом деле, вот он старался ни во что не лезть - и в итоге вляпался в дикую ситуацию из-за какой-то подзорной трубы! С таким же успехом можно было вовсю пускаться в авантюры... Ну ладно, если ему суждено отсюда выбраться, то он им еще покажет!
Четвертый день тоже не принес Пэдуэю успокоения. Охрана казалась чем-то взбудораженной, Он пытался расспросить солдат и понял из их нелюбезных объяснений, что возле Террачины должен состояться большой совет, где готы будут обсуждать свои планы после потери Неаполя.
Мартин разговорился с одним из содержащихся под стражей патрициев:
- Ставлю солид, - заявил он, - что Теодохада скинут, а на его место изберут Виттигиса.
Патриций, бедняжка, клюнул и пошел на спор...
Вскоре Пэдуэя навестил Томасус-сириец.
- Тебя хотел повидать Нерва, но у него не хватило денег на достаточно большую взятку... Как тут с тобой обращаются'?
- Терпимо. Нельзя сказать, что кормят вкусно, зато обильно. Лиудерис убежден, что я причастен к некоему заговору против Рима. Это плохо - вдруг решится на крайние меры, чтобы добиться от меня признания.
- Да, заговор действительно существует. Но по крайней мере несколько дней ты можешь не беспокоиться. Лиудерис уехал на совет, готы пока в замешательстве... Утром отправили последний твой ящик. Эбенезер-еврей через две недели собирается во Флоренцию, Он присмотрит, чтобы твои работники не удрали со всем имуществом.
- Если они уже не удрали... Есть какие-нибудь известия о ходе военных действий?
- Никаких, кроме того, что Неаполь очень сильно пострадал. Захватив город, гунны Велизария вышли из-под контроля. Впрочем, ты, должно быть, это знаешь. Уверен, что неким магическим образом тебе открыто будущее.
- Возможно. Кстати, Томасус, ты сам - на чьей стороне?
- Ну, я как-то не задумывался... Скорее, за готов. У итальянцев боевого духа - как у кроликов, так что стране все равно не быть независимой. А если уж нами должны править иноземцы, то пусть лучше готы, чем юстиниановские сборщики налогов. Этого не способны понять только ортодоксы, к примеру, мой кузен Антиох. Они совершенно теряют голову, едва заговорят про арианскую ересь.
Перед уходом Томасус спросил:
- Может, тебе чего-нибудь принести? Не знаю, позволит ли стража, но...
Пэдуэй задумался.
- Пожалуй. Принеси мне красок.
- Красок? Ты хочешь побелить аврелианскую стену?
- Нет, я имею в виду краски для картин, Ну, знаешь... - Он неопределенно помахал рукой.
- А, понятно. Да, это поможет скоротать время.
Пэдуэю надо было подняться на стену, чтобы сверху осмотреть лагерь в поисках пути бегства. Поэтому, когда Томасус принес все необходимое для занятий живописью, Мартин обратился за разрешением к начальнику охраны, хмурому раздражительному типу по имени Хротиг. Хротиг кинул на него косой взгляд и буркнул одно слово: "Ni!"
Пэдуэй скрыл свое разочарование и удалился поразмыслить на тему "Как завоевать друзей". Остаток дня он экспериментировал с весьма замысловатыми для непривычного человека орудиями художника. Товарищ по несчастью, заключенный римлянин, разъяснил ему, что рисуют водяными красками на покрытой воском доске, а затем доску разогревают, чтобы воск размягчился и впитал пигмент. Дело это весьма тонкое - если доску перегреть, воск расплавляется и краски текут.
Пэдуэй не был профессиональным художником. Но все археологи немного разбираются в рисовании и черчении. Поэтому на следующий день Мартин довольно уверенно спросил Хротига, не хочет ли тот заказать свой портрет.
Впервые на суровом лице начальника стражи едва не возникла довольная улыбка.
- А ты можешь?
- Попробую, капитан. Не знаю только, как выйдет. А то получится сатана, у которого живот прихватило.
- Кто получится? Кто? А, понимаю! Ха! Ха! Ха! Ты неплохой парень!
Так Пэдуэй написал портрет. На его взгляд, изображение на портрете напоминало любого бородатого разбойника, но Хротиг в восторге клялся, что это просто вылитый он! И уже не возражал, когда Пэдуэй снова обратился за разрешением подняться на стену, чтобы оттуда рисовать пейзажи.
Объяснив, что ему нужно найти самый лучший вид, Мартин обошел стену по периметру и обнаружил, что с северной стороны стена примыкает к речной заводи, поросшей водяными лилиями.
Он переваривал полученную информацию, когда его внимание привлек шум в лагере - несколько охранников, особо не церемонясь, швырнули наземь узника в богатой готской одежде. Пэдуэй узнал Теодегискеля, сына короля. Это было интересно. Мартин кинул последний взгляд на заводь и торопливо спустился по лестнице.
- Найм, - сказал он, - Привет.
Теодегискель сидел на корточках, привалившись спиной к стене, помятый и исцарапанный; под его глазами красовались огромные синяки. Римские патриции, перешептывающиеся в отдалении, поглядывали на него с язвительными ухмылками.
- А, это ты, - пробормотал Теодегискель, подняв голову. Его самоуверенность улетучилась, словно воздух из проколотого баллона.
- Вот уж кого не ожидал здесь увидеть, - сказал Пэдуэй. - Похоже, тебе несладко пришлось.
- Э-э... - Теодегискель болезненно поморщился, ощупывая тело. Попались те самые солдаты, которых мы предали бичеванию за то, что нас арестовали... - Неожиданно он улыбнулся, сверкнув сломанным передним зубом. - Впрочем, я на их месте поступил бы так же. Вот уж чего у меня не отнять - всегда понимаю чужую точку зрения.
- За что тебя взяли?
- Ты не слышал? Я больше не сын короля. Точнее, мой старик больше не король, Совет сместил его и избрал этого кретина Виттигиса. А тот, естественно, на всякий случай приказал меня арестовать.
- Ай-ай-ай, как плохо.
Теодегискель снова болезненно скривился.
- Только не делай вид, будто тебе меня жаль, - я не такой осел. Но, может, ты подскажешь, как здесь жить - чего ожидать от стражи, кому дать взятку...
Пэдуэй, исходя из собственного опыта,проинструктировал молодого человека, а затем спросил:
- Где сейчас Теодохад?
- Не знаю. Последнее, что я слышал - он собирался в Тиволи, с глаз долой да подальше от шума. Однако на следующей неделе должен приехать сюда - тут у него какое-то литературное исследование.
Суммировав свои знания из истории этого периода и то, что удалось выведать, Пэдуэй составил довольно ясную картину событий. Теодохада с трона сбросили. Новый король, Виттигис, попытается организовать упорное сопротивление. Результат для Италии будет катастрофический, хуже, чем безоговорочная сдача. Безмозглый Виттигис не сможет победить войска Империи. И начнет военную кампанию с фатальной ошибки - уведет армию в Равенну, оставив Рим под защитой слабого гарнизона.
Но и Византия одержит победу лишь после долгих лет разрушительной войны, буквально стерев классическую цивилизацию с лица земли. Так что же делать?
Пэдуэй никому не отдавал предпочтения: ни готы, ни Империя не могли обеспечить спокойную жизнь. Его сердцу были близки либеральный капитализм или социалистическая демократия, но Мартин сомневался, что какая-либо из этих систем могла бы существовать в шестом веке.
Если готы были ленивы и невежественны, то греки были жадны и корыстны. Однако выбирать не приходилось. Итальянцы были слишком кротки, чтобы жить независимо, и Мартин прекрасно это осознавал.
В сущности, правление готов ничего дурного не принесло. Более того, они насаждали терпимость в людях, чьи представления о свободе сводились к свободе вешать, топить или сжигать членов всех сект, кроме своей собственной. Кроме того готы относились к теплому полуострову, как к райскому уголку, милому приюту, который должно оберегать и сохранять, Подобного просвещенного отношения трудно было ожидать от франкских Меровингов или ненасытных грабителей Юстиниана.
Значит, идеальное решение - быстрая победа готов. Как им помочь? Если бы король прислушался к его советам... Но с Виттигисом, упрямым и тупым как бык, каши не сваришь. Другое дело - старый, витающий в облаках Теодохад...
У Пэдуэя начал созревать план.
Когда вновь пришел Томасус, Мартин обратился к нему с просьбой:
- Мне нужны свечи и несколько фунтов серы, смешанной с оливковым маслом так, чтобы получилась густая вязкая масса. И сорок футов прочной веревки. Ты не поверишь, но идею мне подала наша сладострастная Джулия. Помнишь, как она вела себя, когда я окуривал дом?
- Послушай, Мартинус, сейчас ты по крайней мере в безопасности. Так зачем лезть на рожон с какими-то безумными планами бегства?
- Не сегодня-завтра совет готов завершиться. К тому времени мне надо быть на свободе.
- Послушайте его! Вы только послушайте! Думаете, он обращает внимание на советы своего лучшего друга? Нет! Он собирается удрать из лагеря, получить, скорее всего, стрелу в печенку, а потом активно заняться готской политикой! Вы слышали вообще что-нибудь подобное?! Мартинус, я надеюсь, ты не вбил себе в голову какую-нибудь дикую идею - например, стать королем готов? Потому что тебя не изберут. Для начала надо...
- Знаю, - ухмыльнулся Пэдуэй. - Надо принадлежать к благородному семейству Амалингов. Вот я и тороплюсь отсюда выбраться. Ты ведь хочешь спасти мое дело и вернуть свои займы, правда?
- Но каким чудом я пронесу то, что тебе требуется? Стражники следят очень внимательно.
- Серу принеси в коробочке на дне корзины с едой. Если они откроют ее, скажи, что это лекарство, прописанное доктором. Кстати, договорись заранее с Веккосом. А веревку... Придумал! Ступай к моему портному и купи такой же зеленый плащ, как у меня. Пусть вставит ее в подол. В лагере положишь свой плащ рядом с моим, и мы поменяемся.