- Что это такое, девять адов?
- Сэр, - сказал я, - позвольте мне. Я демон по имени Здим, нахожусь здесь на службе у Совета Синдикатов Ира. С кем имею удовольствие беседовать?
- Да что ты тут делаешь? А, понимаю, каннибалы собирались лишить тебя головы. Эй, Жарко! Не трогай той веревки! Пойди сюда и сними с него путы. Раз он был врагом каннибалов, то может быть нашим другом.
Моряк перерезал стягивающие мое тело веревки. Потирая конечности, чтобы вернуть телу нормальное кровообращение, я снова спросил имя своего спасителя.
- Я Диодис, Верховный адмирал Залона,- ответил офицер. Я знал, что Верховный адмирал - глава исполнительного органа этого островного княжества.- Сейчас не время для долгих объяснений, и я должен присоединиться к моим людям.
- Сэр, - сказал я, - если бы вы были так добры, что снабдили меня оружием, я бы с радостью внес лепту в это предприятие, ибо паалуанцы не сделали для меня ничего такого, за что я мог бы их полюбить.
- На передовую тебе идти не следует, а то свои же могут тебя убить. Придумал! Останешься при мне телохранителем, идет? Пошли!
Я последовал за адмиралом, чья бесцеремонная уверенность в себе не давала возможности ему прекословить. Мы поднялись к сторожевой башне, прикрывающей главные ворота, и оттуда перед нами открылся великолепный вид. Поток посланцев неутомимо тек вверх и вниз по лестнице.
Но чтобы что-нибудь не перепутать, я хочу вначале собрать воедино те сведения о ситуации, которые по крупице собирались в стройную картину.
Итак, уничтожив пиратов Алгарта, залонианский флот вновь направился в Чемниз - взять плату у Синдиката перед возвращением в Залон. Однако, прибыв в Чемниз, они обнаружили в гавани кучу странного вида суденышек, которыми управляло незначительное число голых черных людей. Адмирал приказал напасть на них, и вскоре все эти странного вида кораблики были захвачены.
Адмирал решил, что главная паалуанская армия выступила вверх по Киамосу и напала на Ир. Поэтому он отобрал из флота ряд небольших судов - и залонианских, и паалуанских. Погрузил на них вооруженных людей, которые поднялись вверх по Киамосу, бросили якорь в устье Вомантикона и пешком пошли вверх по этому притоку.
Разведчики хрунтингов увидели войско, и его военачальники послали нарочных узнать о его целях. Когда кочевники узнали, что залониане намерены снять осаду с Ира, они решили, что если хотят получить какое-то вознаграждение за свой долгий переход, то должны атаковать паалуанцев сами, раньше чем это сделают залониане. Хотя силы залонианцев были небольшие по сравнению с их собственными, существовала возможность того, что внезапность нападения послужит причиной разгрома каннибалов. Тогда ириане откажутся платить хрунтингам на том основании, что те ничем не заработали этих денег.
Военачальники хрунтингов не спешили в своих действиях. Пятьсот ириан, прибывшие в лагерь, были отправлены в качестве десанта в сопровождении нескольких сотен всадников-хрунтингов, которые должны были защищать их от возможного окружения. Ириане атаковали лагерь, но их отбросили. Полная рвения паалуанская армия выкатилась из лагеря и бросилась в преследование драконы, скакуны и пешие.
Как только паалуанцы оказались вне лагеря, Йурог произнес свое заклинание холода. С неба подул ледяной ветер. Это не только доставило много неприятностей обнаженным паалуанцам, но также замедлило движение драконов. Потом те и вовсе остановились, как механизмы, у которых кончился завод. Теперь они, как множество серых статуй, стояли по всей равнине, некоторые даже с приподнятой ногой - для следующего шага...
Тогда через гряду двумя различными отрядами ринулась остальная армия хрунтингов. В центре шли мамонты. Для швенов холод не был препятствием: сами они ходили в меховых одеждах, а мамонтов спасала плотная шкура.
Тем временем залониане вошли в почти пустой лагерь паалуанцев, сметя тех немногих каннибалов, что встретились на их пути. Моряки прошли к передним воротам, чтобы ударить по паалуанцам с тыла.
Но каннибалы, несмотря на все свои странные обычаи, оказались отменными бойцами. Пусть их драконы были лишены возможности двигаться, пусть их состоящая из скакунов кавалерия рассыпалась, как пучок соломы, пусть их тела были пронизаны стужей и сами они окружены и в меньшинстве. Все равно оставшиеся в живых образовали плотный четырехугольник и, яростно орудуя пиками, стояли до последнего.
Прикрытые воинами с пиками, лучники посылали стрелу за стрелой, а копья летели градом. Они отбивали атаку за атакой - и пехоты, и конницы, и воинов на мамонтах. Каждая атака оставляла перед четырехугольником груду тел. Конники-хрунтинги проносились мимо четырехугольника, посылая в него груды стрел. Но когда один паалуанец падал, его товарищи смыкали ряды.
Меня удивило, что первая атака мамонтов не сбила ряды каннибалов и не смяла их, но потом я понял, в чем дело. Когда волосатые чудовища выступали вперед с кожаными рукавами на хоботах, чтобы защитить их от ударов сабель, паалуанские колдуны насылали на них галлюцинации в виде летающих чудовищ Объятые ужасом, тряся головами, мамонты отступали.
Адмирал Диодис, стоявший рядом со мной на башне ругался и молился, а посыльные продолжали подходить и уходить. Его речь была отрывистой:
- Велите капитану Фурио переместить людей с левого крыла на правое! Зеватас, король богов, помоги своему верному воинству... Клянусь медным лбом Вэзуса, туда, туда! Ближе, чтобы они не могли пустить в ход пики! Франда, мать богов, бога мать!.. Вели лейтенанту Омфесу отступить... Если он не сломит голову, пусть бросится в наступление позже...
Потом подошла другая сила. То была армия, состоявшая из истощенных, мертвенно-бледных людей из города Ир. Они пробрались через паалуанский лагерь мимо нашей башни к полю битвы. Их трубы известили залониан о том, что нужно расчистить тропу, и они ринулись сквозь брешь.
Ириане обратились на плотный четырехугольник с яростью, которой никто не мог противостоять. Люди карабкались по телам своих сограждан, чтобы добраться до врага. Когда ломались их копья, они сражались саблями; теряя свои сабли, они дрались кинжалами, а когда исчезал и кинжал - ногтями и зубами. В трех местах они прорвали четырехугольник и влились внутрь, обрушившись на паалуанцев со спины.
В то же время в дело пошла новая волна мамонтов. Колдуны, находящиеся внутри четырехугольника, были слишком заняты, для того чтобы творить заклинания. Животные ринулись на врагов, сворачивая им головы. Охватывая хоботом тела каннибалов, они поднимали их в воздух и отбрасывали в сторону.
Завеса пыли стояла такой густоты, что трудно было что-либо увидеть. Мало-помалу из облака пыли стали появляться фигуры паалуанцев. Они устремились по равнине врассыпную, бросая на ходу оружие и доспехи. За ними мчались конники Хваеднира, стреляя и рубя.
Из семи тысяч паалуанцев, пришедших вверх по Киамосу, к началу битвы осталось немногим больше шести тысяч - остальные погибли при осаде или умерли от болезней. Из шести тысяч с хвостиком огромное большинство пало на поле битвы, ибо пленных не брали. Некоторым удалось бежать, но, лишенные возможности перебраться через Западный океан, все они были выслежены и убиты в течение следующих месяцев.
После вторжения ириан паалуанцы понесли такие потери, что образованная ими защита стала распадаться. Из тех почти десяти тысяч людей, что сражались в этот день против паалуанцев, несколько сотен были убиты или умерли от ран. То была значительная потеря, но все же она составляла лишь малую долю по сравнению с потерями врага. Подобная диспропорция не является, насколько мне объяснили, необычной для битв на Первом Плане, ибо толпа обращенных в бегство может быть легко перебита их преследователями.
Строго говоря, только один паалуанец был взят в плен: генерал Улола, найденный раненым на поле боя. Быстро соображающий ирианский офицер помешал солдатам убить его, как они делали это с другими каннибалами. Чем убивать его сразу, ириане предпочли вынести ему формальный приговор. Генерал Сеговиан действовал как главный вершитель правосудия.
Поскольку перебежчик Шарондас благоразумно исчез, переводить речи генерала Улолы было некому. Он говорил с большой горячностью, но его никто не понял. Мои усики сказали мне, что он был преисполнен невероятного возмущения тем, что его собираются наказать за дело, которое он считал правым.
Как бы там ни было, он был признан виновным и, несмотря на сопротивление и всяческие протесты, помещен на помост, приготовленный было для меня. Ирианин освободил веревку. Шест упал, и со звуком "бум" нож отсек генералу Улоле голову.
Я в некотором смысле сожалел. Если бы его помиловали, а я приспособился общаться с ним, мы могли бы провести очень интересную беседу о морали каннибалов, в которой он воспитывался, и позднее я бы с удовольствием занялся философским ее обоснованием. В конце концов, мне и самому приходилось есть обитателей Первого Плана, хотя я никогда не смотрел на них как на постоянную пищу. Но человеческие существа в тот момент не способны были оценить прелесть абстрактных споров.
Битва имела и другое любопытное последствие. Драконы застыли, замороженные заклинанием Йурога, но заклинание это не могло быть в силе вечно. Наши воины-победители в пылу битвы успели забыть о рептилиях-статуях, когда те начали размораживаться и шевелиться. Командиры тотчас же отдали своим людям приказ убивать чудовищ. Так и поступили с большинством, но некоторые, не находящиеся более под контролем своих паалуанских хозяев, ускользнули с поля битвы и бежали. Иных выследили. Но позже я слышал разговоры о драконах-ящерицах, бродящих по великой Морусской трясине, в Южном Ксиларе, где климат достаточно сырой, чтобы они могли сносно чувствовать себя круглый год.
11
ПРИНЦ ХВАЕДНИР
Я прочитал массу изложений вымышленных событий - истории, которые обитатели Первого Плана составляют ради того, чтобы забавлять других, и называют художественной литературой. У нас, на Двенадцатом Плане, нет ничего подобного - мы слишком логично мыслим и чересчур образованны, чтобы находить развлечение в литературе подобного рода. Должен признаться, однако, что я постепенно почувствовал к ней вкус, хотя мои сотоварищи-демоны и посматривали на меня косо, как будто я пристрастился к опасному наркотику.
В этих выдуманных описаниях, называемых рассказами, авторы-люди считали, что все события, какими бы запутанными они ни были, должны с успехом разрешаться и действие обязано приходить к счастливому концу. Событие же, которое помогло такому решению проблемы, должно являться кульминационной точкой рассказа. В рассказе о битве за Ир описание этой битвы и явилось бы кульминацией. Потом герой женился бы на героине, злодеи оказались уничтожены, а все выжившие повели бы счастливую и беззаботную жизнь.
В реальности все было по-другому. После битвы выжившие продолжали жить как и раньше, и судьба была к ним не более благосклонна, чем всегда. Иногда они получали прибыль от своих добродетелей или страдали от своих ошибок, временами неисповедимые пути судьбы возносили их высоко или опускали на самое дно, независимо от их достоинств.
Принц Хваеднир после битвы занялся заботами о раненых и милосердным перерезанием горла тому, кому, по-видимому, и так пришлось бы умереть. Генерал Сеговиан подошел к нему и заговорил, но ни один из них не мог понять другого. Хваеднир огляделся в поисках Шнорри. Не найдя его, он устремил взгляд на меня. Я стоял с адмиралом Диодисом. Адмирал был занят выполнением своих обязанностей. Хваеднир сказал:
- Хо, Здим! Иди сюда, будешь переводить.
- Не будете ли вы так добры, адмирал, позволить мне подойти к принцу Хваедниру. Я ему нужен.
- Это и есть командир хруитингов? - спросил адмирал.- Мне самому нужно ему кое-что сказать.
В настоящее время я исполнял свои обязанности по отношению к трем командующим и переводил для них. После протокольного обмена дружескими фразами Хваеднир спросил:
- Могу ли я быть для вас чем-нибудь полезен, генерал?
- Продовольствие, - отвечал Сеговиан. - Ириане голодают.
- Вы его получите. Адмирал, что мы должны для этого сделать?
- У нас на кораблях есть запас еды. А как обстоит дело у вас?
- Мы можем помочь продовольствием из нашего лагеря, но после сегодняшнего, я не знаю...
- Позвольте мне, принц, - сказал адмирал. - В вашем войске много всадников-сорвиголов. Почему бы не отправить посланцев на север, юг, восток с известием о победе? Передавая это известие, они могут упоминать и о том, что любой фермер или торговец, который подвезет продовольствие в Ир, получит мгновенную и хорошую прибыль.
Хваеднир скорчил гримасу:
- Если говорить об основах коммерции, то мы дела так не делаем, но вы, я полагаю, знаете своих новарцев.
Адмирал хмыкнул:
- "Основы коммерции", несомненно. Плюньте мне в лицо, если эти действия не принесут результатов.
И они действительно принесли. На второй день после битвы из Солимбрии, Метуро и Ксилара начали прибывать фермерские телеги. Как им удалось покрыть подобное расстояние за такое время, я не знаю. Некоторые, должно быть, погоняли ездовых животных всю ночь.
Тем временем Хваеднир и адмирал договорились об изъятии из своих запасов достаточного количества еды, для того чтобы обеспечить город одним хорошим обедом. Генерал Сеговиан сказал:
- Принц, почему бы вам не пройти сегодня по улицам, получая дань уважения от горожан?
Хваеднир посмотрел на свою броню, покрытую грязью и кровью:
- Что, в таком виде? Я хочу сказать, мой дорогой сэр, что слишком устал сегодня. Завтра буду рад. Но еда прибудет вовремя.
Я попрощался с адмиралом и вместе с принцем Хваедниром вернулся в лагерь. Шнорри, легко раненный в руку, уже очутился там раньше меня. Хваеднир хлопнул своего двоюродного брата по спине, и тот закричал от боли:
- Чума тебя заешь! Из-за тебя у меня снова открылось кровотечение.
- Прости, - ответил Хваеднир. - Я не подумал. Отличная была битва, а?
- Если нам придется еще в ближайшее время сражаться с гендингами, то какие же будут потери!
- А, вечно ты брюзжишь! Вина! Где, в конце концов, эти наши бесполезные слуги? А, вот вы где! Вина, черепахи! - Когда ему принесли стакан и бутылку, он как следует выпил. - Знаешь, браток, а мне по нраву эти южные земли. Подумай только, можно круглый год пить настоящее вино - это тебе не наше слабенькое кислое пиво!
- Новарское лето для меня чересчур уж жаркое, - сказал Шнорри, обливаясь потом.
Хваеднир велел, чтобы в палатке для нас троих приготовили еду, но он продолжал пить в таком темпе, что это становилось опасным. И очень скоро златокудрый принц начал высказывать мысли, которые любой благоразумный человек оставил бы при себе.
- Клянусь девятью адами, - гремел он, - зачем мне без конца ждать, пока старый мерзляк умрет, когда я могу заполучить целую страну! Для начала несколько сотен добрых воинов вполне достаточно, чтобы отобрать Ир у этих трусливых скопидомов...
- По сегодняшнему делу я не склонен считать людей Сеговиана трусами, заметил Шнорри.
- А, это! Говоря по чести, я вбил в них кое-что от дисциплинированных кочевников. Мог бы даже сделать из них воинов. А почему бы и нет? Разве я не предводитель крупнейшей битвы нашего времени? Барды будут слагать о ней песни. Клянусь силой Грейпнеха, удачно начав, я смогу стать правителем более великим, чем Хайзлунг Непобедимый...
Шнорри поморщился:
- Здим, тебе лучше пойти в свою палатку, завтра увидимся.
Шнорри явно не хотел, чтобы я и дальше слышал излияния его двоюродного братца. Я пожелал им доброй ночи и вернулся к себе. Там сел и стал думать. Мне пришло в голову, что под прикрытием темноты я мог бы ускользнуть из лагеря, пойти в Ир и предупредить синдиков о настроениях Хваеднира.
Придя к этому решению, я обнаружил, что у моей палатки поставлен часовой. Это не слишком меня обескуражило, потому что по настроению, воцарившемуся среди воинов после битвы, я заключил, что дисциплина сильно упала. При нормальном развитии событий часовой, возможно, тоже напьется и отправится на прогулку или уснет. Нужно только понаблюдать и подождать час-другой...
Следующее, что дошло до моего сознания, - это то, что сквозь отверстие в моей палатке струятся потоки солнечного света, а Шнорри трясет меня за плечо.
- Вставай, лежебока! - кричал он. - Мы собираемся устроить шествие в Ире, чтобы принять поздравления благодарного народа. Ты должен пойти с нами как переводчик Хваеднира, у меня будет слишком много других обязанностей.
Я стряхнул с себя остатки сна. Проспал то время, когда думал отправиться в Ир предупредить ириан. Хотя то был серьезный проступок с моей стороны, у меня имелось и извинение: я почти не спал в течение двух дней и ночей. Я спросил Шнорри, чья рука все еще была перевязана:
- Принц, как насчет того плана, который Хваеднир излагал прошлой ночью, о захвате Ира и использовании его в качестве базы для развития империи?
- Тьфу! Это болтал не он, а сладкое новарское вино. Я отговорил его от подобной глупости. Он торжественно обещал мне, что если Ир будет с ним честен, то и он будет честен с Иром.
- В Швене он казался таким благоразумным молодым человеком. Что с ним случилось?
- Вероятно, вчерашняя победа ударила ему в голову, как и первое самостоятельное командование. В стенах чам держал его на коротком поводке. Но я уверен, что с ним будет все в порядке.
- Очень плохо, что вы младший в роду. Вы гораздо умнее его.
- Тише, демон! Такие мысли являются предательством, хотя я и благодарен тебе за комплимент. Хваеднир совсем не глуп - просто он избалован и банально мыслит. И потом, он гораздо красивее меня. Для швенов это важно. Более того, у него куда более умелые руки, чем у меня. И к тому же я слишком тучен, чтобы выполнять обязанности вождя. Но довольно об этом. Надень что-нибудь и пойдем.
Мы прошли через поле битвы, через паалуанский лагерь, уже частично собранный, и вышли к башне Ардимана. Мы поднялись по широкой спиральной лестнице и вошли в главные ворота, настежь открытые впервые за два месяца. Внутри стоял звон - рабочие ремонтировали большое зеркало, поврежденное, но так и не выведенное полностью из строя, несмотря на старания осаждающих.
Весь Совет Синдикатов, в состав которого входила теперь и Роска сар-Бликснес, встречал нас. Главный синдик Джиммон - похудевший, но по-прежнему представительный - произнес речь. Он прочел цитату из написанной на пергаменте рукописи и вручил Хваедниру символические ключи от города. Покончив с этими формальностями, Джиммон обратился ко мне:
- Слава тебе, о Здим! Когда церемония окончится, у тебя будет что рассказать нам, да? А теперь, принц, мы сделаем обычный круг почета. Мы пройдем по проспекту Ардимана, потом повернем направо...
Мы шли по подземному городу, освещенному лишь лучами солнца, что передавались от зеркала к зеркалу. Первым под бой барабанов маршировал отряд хрунтингов, вооруженных до зубов, потом Шнорри с двумя военачальниками и несколькими синдиками, потом другие воины. Потом шли Хваеднир, Джиммон и остальные вожди, потом адмирал Диодис и некоторые из его моряков и так далее. Джиммон шествовал по одну сторону Хваеднира, а я - по другую. Хваеднир облачился в самый великолепный костюм, который только имелся в гардеробе хрунтингов. На нем были крылатый золотой шлем, отделанная белым туника, расшитая золотыми нитками, и украшенная драгоценностями шпага.
Насладившись первой хорошей едой со времени начала осады, ириане приветствовали нас с огромным энтузиазмом. В таком замкнутом месте единодушные крики приветствий буквально причиняли боль ушам. Я ждал случая ускользнуть и предупредить синдиков относительно Хваеднира, но такой возможности не представилось.
Парад окончился у Гилдхолла, переполненного офицерами и представителями класса торговцев. В течение трех часов я слушал речи и переводил с новарского на швенский и наоборот. Самую длинную речь произнес Джиммон. Самую короткую, естественно, Хваеднир. Все речи были полны одними и теми же выражениями: "Смертельная опасность... благородные союзники... кровожадные дикари... время крайней нужды... бессмертная отчизна... бесстрашное воинство... благородные предки... отважные герои... безжалостный враг... вечная дружба... неумирающая признательность..." и так далее.
Когда все было закончено, присутствующие встали и аплодировали стоя. Потом синдики, адмирал Диодис, генерал Сеговиан, Хваеднир, Шнорри и я отправились обедать в одну из малых комнат. По адресу Хваеднира было сказано столько комплиментов, что я едва успевал их переводить. Вначале принц вел себя за столом сообразно с манерами, принятыми в степях, но Шнорри не переставал пинать его под ребра, и он начал подражать поварским обычаям.
Когда пир подошел к концу, Хваеднир прочистил горло, встал и сказал:
- Ваши превосходительства, от лица своего кузена и от своего собственного я... э... приношу сердечную благодарность за этот вечер и за многие почести, которые были нам оказаны сегодня. Но теперь мы должны перейти к более практическим вопросам. Ваш посланник, честный Здим, избежал смертельных опасностей, чтобы достичь штаб-квартиры хрунтингов и убедить нас послать войска. Здим имел при себе письменное изложение договора о компенсации, но потерял эти бумаги в пещерах Эллорны. Он тем не менее помнил условия, и после обычных споров нам удалось прийти к соглашению. Когда мы дошли до Киамоса, то обязали Здима пробраться в город, письменно подтвердить достигнутое нами соглашение и вернуться с вашими подписями. И снова превратности судьбы помешали ему донести бумаги до цели, при этом он оказался близок к возможности утратить жизнь. Но тем не менее не все потеряно. - Хваеднир достал из кармана своей вышитой куртки две копии соглашения, составленного в лагере в ночь перед битвой, несколько помятые правда. - Они были обнаружены в лагере каннибалов. Я уверен, что в признании услуги, оказанной бесстрашными воинами-хрунтингами по освобождению города, не будет трудным получить ваши подписи сейчас, а плату - несколько позже.
Улыбка, освещавшая лицо Джиммона, потухла.
- Гм... конечно, благородный сэр, никто и не помышляет о том, чтобы лишить вознаграждения наших героических спасителей. Но могу ли я ознакомиться с окончательными условиями соглашения?
Хваеднир протянул Джиммону одну из двух копий. Другую он вручил Шнорри со словами:
- Прочти это вслух, кузен, потому что ты говоришь на их языке и читаешь с большей легкостью, чем я.
Когда Шнорри закончил, Джиммон встал, дергая за ленту свое стекло для чтения. Он начал с еще одного восхваления доблести хрунтингов.
- Но, - продолжал он, - мы должны, конечно, принять в расчет некоторые обстоятельства. Город смертельно пострадал от последствий жестокой осады, и реконструкция, к сожалению, сильно пошатнет наше благосостояние. Несомненным фактом является также и то, что, несмотря на проявленный героизм, хрунтинги вели битву не одни. Адмирал Диодис со своими войсками тоже внес свою лепту, не говоря уже о наших ирианах. И далее, благородный принц, непреложным фактом является также то, что с нашей стороны не было дано никаких легальных обязательств, поскольку рассматриваемое соглашение осталось неподписанным. Конечно, если обе стороны проявят великодушие и добрую волю, мы, я в этом уверен, придем к дружескому соглашению...
"Боги Нинга, - подумал я, - неужели этот дурак пытается улизнуть от платы кочевникам, в то время как находится всецело во власти последних?"
- ...и потому, мой друг и благородный коллега, вы, я уверен, согласитесь с необходимостью... э... коррекции этих требований в соответствии с реальностью.
- Что вы имеете в виду? - напряженным голосом спросил Хваеднир.
- О, примерно по два пенса на человека в день без добавочной платы за мамонтов. Животные, в конце концов, ели прекрасное ирианское сено сколько душе угодно...
Принц Хваеднир побагровел.
- Лошадиный помет! - пророкотал он. - Прошлой ночью я обещал, что, если Ир будет честным со мной, я тоже поведу себя таким же образом, а если нет, то и я - нет. Ни один степной воин никогда не позволит никакой ходячей бумажонке обращаться с ним подобным образом. Вы сами, своими языками, вынесли себе приговор, так пусть то, что последует, падет на ваши головы!
Он громко свистнул в серебряный свисток. Отряд хрунтингов ворвался в комнату с саблями наготове и занял позицию за спинами других обедающих. Роска закричала.
- Одно неверное движение - и лишитесь голов! - сказал Хваеднир. - Я провозглашаю себя королем Ира и всех других земель, которые могут быть в будущем присоединены к моему царству. Вождь Фиккен!
- Да, мой господин.
- Передай моим военачальникам, что я буду проводить в жизнь план, о котором говорил прошлой ночью. Прежде всего я желаю, чтобы все золото, серебро и драгоценности, имеющиеся в Ире, были собраны и доставлены сюда, в Гилдхолл. Я провозглашаю все ценности частью моей королевской казны. Начнем с того, что обыщем присутствующих... эй, а где адмирал?
Все стали крутить головами, пока один синдик не сказал:
- Он извинился, сказав, что хочет кого-то навестить.
- Найти его! - велел Хваеднир.
Пара хрунтингов кинулась выполнять этот приказ, но безуспешно. Чувствуя, что здесь назревает, адмирал ускользнул из Ира.
Синдики пылали негодованием, но жаловаться не осмеливались и выложили свои кошельки на стол. Хваеднир вернул каждому медные монеты, но все золото и серебро забрал.
- Сэр, - сказал я, - позвольте мне. Я демон по имени Здим, нахожусь здесь на службе у Совета Синдикатов Ира. С кем имею удовольствие беседовать?
- Да что ты тут делаешь? А, понимаю, каннибалы собирались лишить тебя головы. Эй, Жарко! Не трогай той веревки! Пойди сюда и сними с него путы. Раз он был врагом каннибалов, то может быть нашим другом.
Моряк перерезал стягивающие мое тело веревки. Потирая конечности, чтобы вернуть телу нормальное кровообращение, я снова спросил имя своего спасителя.
- Я Диодис, Верховный адмирал Залона,- ответил офицер. Я знал, что Верховный адмирал - глава исполнительного органа этого островного княжества.- Сейчас не время для долгих объяснений, и я должен присоединиться к моим людям.
- Сэр, - сказал я, - если бы вы были так добры, что снабдили меня оружием, я бы с радостью внес лепту в это предприятие, ибо паалуанцы не сделали для меня ничего такого, за что я мог бы их полюбить.
- На передовую тебе идти не следует, а то свои же могут тебя убить. Придумал! Останешься при мне телохранителем, идет? Пошли!
Я последовал за адмиралом, чья бесцеремонная уверенность в себе не давала возможности ему прекословить. Мы поднялись к сторожевой башне, прикрывающей главные ворота, и оттуда перед нами открылся великолепный вид. Поток посланцев неутомимо тек вверх и вниз по лестнице.
Но чтобы что-нибудь не перепутать, я хочу вначале собрать воедино те сведения о ситуации, которые по крупице собирались в стройную картину.
Итак, уничтожив пиратов Алгарта, залонианский флот вновь направился в Чемниз - взять плату у Синдиката перед возвращением в Залон. Однако, прибыв в Чемниз, они обнаружили в гавани кучу странного вида суденышек, которыми управляло незначительное число голых черных людей. Адмирал приказал напасть на них, и вскоре все эти странного вида кораблики были захвачены.
Адмирал решил, что главная паалуанская армия выступила вверх по Киамосу и напала на Ир. Поэтому он отобрал из флота ряд небольших судов - и залонианских, и паалуанских. Погрузил на них вооруженных людей, которые поднялись вверх по Киамосу, бросили якорь в устье Вомантикона и пешком пошли вверх по этому притоку.
Разведчики хрунтингов увидели войско, и его военачальники послали нарочных узнать о его целях. Когда кочевники узнали, что залониане намерены снять осаду с Ира, они решили, что если хотят получить какое-то вознаграждение за свой долгий переход, то должны атаковать паалуанцев сами, раньше чем это сделают залониане. Хотя силы залонианцев были небольшие по сравнению с их собственными, существовала возможность того, что внезапность нападения послужит причиной разгрома каннибалов. Тогда ириане откажутся платить хрунтингам на том основании, что те ничем не заработали этих денег.
Военачальники хрунтингов не спешили в своих действиях. Пятьсот ириан, прибывшие в лагерь, были отправлены в качестве десанта в сопровождении нескольких сотен всадников-хрунтингов, которые должны были защищать их от возможного окружения. Ириане атаковали лагерь, но их отбросили. Полная рвения паалуанская армия выкатилась из лагеря и бросилась в преследование драконы, скакуны и пешие.
Как только паалуанцы оказались вне лагеря, Йурог произнес свое заклинание холода. С неба подул ледяной ветер. Это не только доставило много неприятностей обнаженным паалуанцам, но также замедлило движение драконов. Потом те и вовсе остановились, как механизмы, у которых кончился завод. Теперь они, как множество серых статуй, стояли по всей равнине, некоторые даже с приподнятой ногой - для следующего шага...
Тогда через гряду двумя различными отрядами ринулась остальная армия хрунтингов. В центре шли мамонты. Для швенов холод не был препятствием: сами они ходили в меховых одеждах, а мамонтов спасала плотная шкура.
Тем временем залониане вошли в почти пустой лагерь паалуанцев, сметя тех немногих каннибалов, что встретились на их пути. Моряки прошли к передним воротам, чтобы ударить по паалуанцам с тыла.
Но каннибалы, несмотря на все свои странные обычаи, оказались отменными бойцами. Пусть их драконы были лишены возможности двигаться, пусть их состоящая из скакунов кавалерия рассыпалась, как пучок соломы, пусть их тела были пронизаны стужей и сами они окружены и в меньшинстве. Все равно оставшиеся в живых образовали плотный четырехугольник и, яростно орудуя пиками, стояли до последнего.
Прикрытые воинами с пиками, лучники посылали стрелу за стрелой, а копья летели градом. Они отбивали атаку за атакой - и пехоты, и конницы, и воинов на мамонтах. Каждая атака оставляла перед четырехугольником груду тел. Конники-хрунтинги проносились мимо четырехугольника, посылая в него груды стрел. Но когда один паалуанец падал, его товарищи смыкали ряды.
Меня удивило, что первая атака мамонтов не сбила ряды каннибалов и не смяла их, но потом я понял, в чем дело. Когда волосатые чудовища выступали вперед с кожаными рукавами на хоботах, чтобы защитить их от ударов сабель, паалуанские колдуны насылали на них галлюцинации в виде летающих чудовищ Объятые ужасом, тряся головами, мамонты отступали.
Адмирал Диодис, стоявший рядом со мной на башне ругался и молился, а посыльные продолжали подходить и уходить. Его речь была отрывистой:
- Велите капитану Фурио переместить людей с левого крыла на правое! Зеватас, король богов, помоги своему верному воинству... Клянусь медным лбом Вэзуса, туда, туда! Ближе, чтобы они не могли пустить в ход пики! Франда, мать богов, бога мать!.. Вели лейтенанту Омфесу отступить... Если он не сломит голову, пусть бросится в наступление позже...
Потом подошла другая сила. То была армия, состоявшая из истощенных, мертвенно-бледных людей из города Ир. Они пробрались через паалуанский лагерь мимо нашей башни к полю битвы. Их трубы известили залониан о том, что нужно расчистить тропу, и они ринулись сквозь брешь.
Ириане обратились на плотный четырехугольник с яростью, которой никто не мог противостоять. Люди карабкались по телам своих сограждан, чтобы добраться до врага. Когда ломались их копья, они сражались саблями; теряя свои сабли, они дрались кинжалами, а когда исчезал и кинжал - ногтями и зубами. В трех местах они прорвали четырехугольник и влились внутрь, обрушившись на паалуанцев со спины.
В то же время в дело пошла новая волна мамонтов. Колдуны, находящиеся внутри четырехугольника, были слишком заняты, для того чтобы творить заклинания. Животные ринулись на врагов, сворачивая им головы. Охватывая хоботом тела каннибалов, они поднимали их в воздух и отбрасывали в сторону.
Завеса пыли стояла такой густоты, что трудно было что-либо увидеть. Мало-помалу из облака пыли стали появляться фигуры паалуанцев. Они устремились по равнине врассыпную, бросая на ходу оружие и доспехи. За ними мчались конники Хваеднира, стреляя и рубя.
Из семи тысяч паалуанцев, пришедших вверх по Киамосу, к началу битвы осталось немногим больше шести тысяч - остальные погибли при осаде или умерли от болезней. Из шести тысяч с хвостиком огромное большинство пало на поле битвы, ибо пленных не брали. Некоторым удалось бежать, но, лишенные возможности перебраться через Западный океан, все они были выслежены и убиты в течение следующих месяцев.
После вторжения ириан паалуанцы понесли такие потери, что образованная ими защита стала распадаться. Из тех почти десяти тысяч людей, что сражались в этот день против паалуанцев, несколько сотен были убиты или умерли от ран. То была значительная потеря, но все же она составляла лишь малую долю по сравнению с потерями врага. Подобная диспропорция не является, насколько мне объяснили, необычной для битв на Первом Плане, ибо толпа обращенных в бегство может быть легко перебита их преследователями.
Строго говоря, только один паалуанец был взят в плен: генерал Улола, найденный раненым на поле боя. Быстро соображающий ирианский офицер помешал солдатам убить его, как они делали это с другими каннибалами. Чем убивать его сразу, ириане предпочли вынести ему формальный приговор. Генерал Сеговиан действовал как главный вершитель правосудия.
Поскольку перебежчик Шарондас благоразумно исчез, переводить речи генерала Улолы было некому. Он говорил с большой горячностью, но его никто не понял. Мои усики сказали мне, что он был преисполнен невероятного возмущения тем, что его собираются наказать за дело, которое он считал правым.
Как бы там ни было, он был признан виновным и, несмотря на сопротивление и всяческие протесты, помещен на помост, приготовленный было для меня. Ирианин освободил веревку. Шест упал, и со звуком "бум" нож отсек генералу Улоле голову.
Я в некотором смысле сожалел. Если бы его помиловали, а я приспособился общаться с ним, мы могли бы провести очень интересную беседу о морали каннибалов, в которой он воспитывался, и позднее я бы с удовольствием занялся философским ее обоснованием. В конце концов, мне и самому приходилось есть обитателей Первого Плана, хотя я никогда не смотрел на них как на постоянную пищу. Но человеческие существа в тот момент не способны были оценить прелесть абстрактных споров.
Битва имела и другое любопытное последствие. Драконы застыли, замороженные заклинанием Йурога, но заклинание это не могло быть в силе вечно. Наши воины-победители в пылу битвы успели забыть о рептилиях-статуях, когда те начали размораживаться и шевелиться. Командиры тотчас же отдали своим людям приказ убивать чудовищ. Так и поступили с большинством, но некоторые, не находящиеся более под контролем своих паалуанских хозяев, ускользнули с поля битвы и бежали. Иных выследили. Но позже я слышал разговоры о драконах-ящерицах, бродящих по великой Морусской трясине, в Южном Ксиларе, где климат достаточно сырой, чтобы они могли сносно чувствовать себя круглый год.
11
ПРИНЦ ХВАЕДНИР
Я прочитал массу изложений вымышленных событий - истории, которые обитатели Первого Плана составляют ради того, чтобы забавлять других, и называют художественной литературой. У нас, на Двенадцатом Плане, нет ничего подобного - мы слишком логично мыслим и чересчур образованны, чтобы находить развлечение в литературе подобного рода. Должен признаться, однако, что я постепенно почувствовал к ней вкус, хотя мои сотоварищи-демоны и посматривали на меня косо, как будто я пристрастился к опасному наркотику.
В этих выдуманных описаниях, называемых рассказами, авторы-люди считали, что все события, какими бы запутанными они ни были, должны с успехом разрешаться и действие обязано приходить к счастливому концу. Событие же, которое помогло такому решению проблемы, должно являться кульминационной точкой рассказа. В рассказе о битве за Ир описание этой битвы и явилось бы кульминацией. Потом герой женился бы на героине, злодеи оказались уничтожены, а все выжившие повели бы счастливую и беззаботную жизнь.
В реальности все было по-другому. После битвы выжившие продолжали жить как и раньше, и судьба была к ним не более благосклонна, чем всегда. Иногда они получали прибыль от своих добродетелей или страдали от своих ошибок, временами неисповедимые пути судьбы возносили их высоко или опускали на самое дно, независимо от их достоинств.
Принц Хваеднир после битвы занялся заботами о раненых и милосердным перерезанием горла тому, кому, по-видимому, и так пришлось бы умереть. Генерал Сеговиан подошел к нему и заговорил, но ни один из них не мог понять другого. Хваеднир огляделся в поисках Шнорри. Не найдя его, он устремил взгляд на меня. Я стоял с адмиралом Диодисом. Адмирал был занят выполнением своих обязанностей. Хваеднир сказал:
- Хо, Здим! Иди сюда, будешь переводить.
- Не будете ли вы так добры, адмирал, позволить мне подойти к принцу Хваедниру. Я ему нужен.
- Это и есть командир хруитингов? - спросил адмирал.- Мне самому нужно ему кое-что сказать.
В настоящее время я исполнял свои обязанности по отношению к трем командующим и переводил для них. После протокольного обмена дружескими фразами Хваеднир спросил:
- Могу ли я быть для вас чем-нибудь полезен, генерал?
- Продовольствие, - отвечал Сеговиан. - Ириане голодают.
- Вы его получите. Адмирал, что мы должны для этого сделать?
- У нас на кораблях есть запас еды. А как обстоит дело у вас?
- Мы можем помочь продовольствием из нашего лагеря, но после сегодняшнего, я не знаю...
- Позвольте мне, принц, - сказал адмирал. - В вашем войске много всадников-сорвиголов. Почему бы не отправить посланцев на север, юг, восток с известием о победе? Передавая это известие, они могут упоминать и о том, что любой фермер или торговец, который подвезет продовольствие в Ир, получит мгновенную и хорошую прибыль.
Хваеднир скорчил гримасу:
- Если говорить об основах коммерции, то мы дела так не делаем, но вы, я полагаю, знаете своих новарцев.
Адмирал хмыкнул:
- "Основы коммерции", несомненно. Плюньте мне в лицо, если эти действия не принесут результатов.
И они действительно принесли. На второй день после битвы из Солимбрии, Метуро и Ксилара начали прибывать фермерские телеги. Как им удалось покрыть подобное расстояние за такое время, я не знаю. Некоторые, должно быть, погоняли ездовых животных всю ночь.
Тем временем Хваеднир и адмирал договорились об изъятии из своих запасов достаточного количества еды, для того чтобы обеспечить город одним хорошим обедом. Генерал Сеговиан сказал:
- Принц, почему бы вам не пройти сегодня по улицам, получая дань уважения от горожан?
Хваеднир посмотрел на свою броню, покрытую грязью и кровью:
- Что, в таком виде? Я хочу сказать, мой дорогой сэр, что слишком устал сегодня. Завтра буду рад. Но еда прибудет вовремя.
Я попрощался с адмиралом и вместе с принцем Хваедниром вернулся в лагерь. Шнорри, легко раненный в руку, уже очутился там раньше меня. Хваеднир хлопнул своего двоюродного брата по спине, и тот закричал от боли:
- Чума тебя заешь! Из-за тебя у меня снова открылось кровотечение.
- Прости, - ответил Хваеднир. - Я не подумал. Отличная была битва, а?
- Если нам придется еще в ближайшее время сражаться с гендингами, то какие же будут потери!
- А, вечно ты брюзжишь! Вина! Где, в конце концов, эти наши бесполезные слуги? А, вот вы где! Вина, черепахи! - Когда ему принесли стакан и бутылку, он как следует выпил. - Знаешь, браток, а мне по нраву эти южные земли. Подумай только, можно круглый год пить настоящее вино - это тебе не наше слабенькое кислое пиво!
- Новарское лето для меня чересчур уж жаркое, - сказал Шнорри, обливаясь потом.
Хваеднир велел, чтобы в палатке для нас троих приготовили еду, но он продолжал пить в таком темпе, что это становилось опасным. И очень скоро златокудрый принц начал высказывать мысли, которые любой благоразумный человек оставил бы при себе.
- Клянусь девятью адами, - гремел он, - зачем мне без конца ждать, пока старый мерзляк умрет, когда я могу заполучить целую страну! Для начала несколько сотен добрых воинов вполне достаточно, чтобы отобрать Ир у этих трусливых скопидомов...
- По сегодняшнему делу я не склонен считать людей Сеговиана трусами, заметил Шнорри.
- А, это! Говоря по чести, я вбил в них кое-что от дисциплинированных кочевников. Мог бы даже сделать из них воинов. А почему бы и нет? Разве я не предводитель крупнейшей битвы нашего времени? Барды будут слагать о ней песни. Клянусь силой Грейпнеха, удачно начав, я смогу стать правителем более великим, чем Хайзлунг Непобедимый...
Шнорри поморщился:
- Здим, тебе лучше пойти в свою палатку, завтра увидимся.
Шнорри явно не хотел, чтобы я и дальше слышал излияния его двоюродного братца. Я пожелал им доброй ночи и вернулся к себе. Там сел и стал думать. Мне пришло в голову, что под прикрытием темноты я мог бы ускользнуть из лагеря, пойти в Ир и предупредить синдиков о настроениях Хваеднира.
Придя к этому решению, я обнаружил, что у моей палатки поставлен часовой. Это не слишком меня обескуражило, потому что по настроению, воцарившемуся среди воинов после битвы, я заключил, что дисциплина сильно упала. При нормальном развитии событий часовой, возможно, тоже напьется и отправится на прогулку или уснет. Нужно только понаблюдать и подождать час-другой...
Следующее, что дошло до моего сознания, - это то, что сквозь отверстие в моей палатке струятся потоки солнечного света, а Шнорри трясет меня за плечо.
- Вставай, лежебока! - кричал он. - Мы собираемся устроить шествие в Ире, чтобы принять поздравления благодарного народа. Ты должен пойти с нами как переводчик Хваеднира, у меня будет слишком много других обязанностей.
Я стряхнул с себя остатки сна. Проспал то время, когда думал отправиться в Ир предупредить ириан. Хотя то был серьезный проступок с моей стороны, у меня имелось и извинение: я почти не спал в течение двух дней и ночей. Я спросил Шнорри, чья рука все еще была перевязана:
- Принц, как насчет того плана, который Хваеднир излагал прошлой ночью, о захвате Ира и использовании его в качестве базы для развития империи?
- Тьфу! Это болтал не он, а сладкое новарское вино. Я отговорил его от подобной глупости. Он торжественно обещал мне, что если Ир будет с ним честен, то и он будет честен с Иром.
- В Швене он казался таким благоразумным молодым человеком. Что с ним случилось?
- Вероятно, вчерашняя победа ударила ему в голову, как и первое самостоятельное командование. В стенах чам держал его на коротком поводке. Но я уверен, что с ним будет все в порядке.
- Очень плохо, что вы младший в роду. Вы гораздо умнее его.
- Тише, демон! Такие мысли являются предательством, хотя я и благодарен тебе за комплимент. Хваеднир совсем не глуп - просто он избалован и банально мыслит. И потом, он гораздо красивее меня. Для швенов это важно. Более того, у него куда более умелые руки, чем у меня. И к тому же я слишком тучен, чтобы выполнять обязанности вождя. Но довольно об этом. Надень что-нибудь и пойдем.
Мы прошли через поле битвы, через паалуанский лагерь, уже частично собранный, и вышли к башне Ардимана. Мы поднялись по широкой спиральной лестнице и вошли в главные ворота, настежь открытые впервые за два месяца. Внутри стоял звон - рабочие ремонтировали большое зеркало, поврежденное, но так и не выведенное полностью из строя, несмотря на старания осаждающих.
Весь Совет Синдикатов, в состав которого входила теперь и Роска сар-Бликснес, встречал нас. Главный синдик Джиммон - похудевший, но по-прежнему представительный - произнес речь. Он прочел цитату из написанной на пергаменте рукописи и вручил Хваедниру символические ключи от города. Покончив с этими формальностями, Джиммон обратился ко мне:
- Слава тебе, о Здим! Когда церемония окончится, у тебя будет что рассказать нам, да? А теперь, принц, мы сделаем обычный круг почета. Мы пройдем по проспекту Ардимана, потом повернем направо...
Мы шли по подземному городу, освещенному лишь лучами солнца, что передавались от зеркала к зеркалу. Первым под бой барабанов маршировал отряд хрунтингов, вооруженных до зубов, потом Шнорри с двумя военачальниками и несколькими синдиками, потом другие воины. Потом шли Хваеднир, Джиммон и остальные вожди, потом адмирал Диодис и некоторые из его моряков и так далее. Джиммон шествовал по одну сторону Хваеднира, а я - по другую. Хваеднир облачился в самый великолепный костюм, который только имелся в гардеробе хрунтингов. На нем были крылатый золотой шлем, отделанная белым туника, расшитая золотыми нитками, и украшенная драгоценностями шпага.
Насладившись первой хорошей едой со времени начала осады, ириане приветствовали нас с огромным энтузиазмом. В таком замкнутом месте единодушные крики приветствий буквально причиняли боль ушам. Я ждал случая ускользнуть и предупредить синдиков относительно Хваеднира, но такой возможности не представилось.
Парад окончился у Гилдхолла, переполненного офицерами и представителями класса торговцев. В течение трех часов я слушал речи и переводил с новарского на швенский и наоборот. Самую длинную речь произнес Джиммон. Самую короткую, естественно, Хваеднир. Все речи были полны одними и теми же выражениями: "Смертельная опасность... благородные союзники... кровожадные дикари... время крайней нужды... бессмертная отчизна... бесстрашное воинство... благородные предки... отважные герои... безжалостный враг... вечная дружба... неумирающая признательность..." и так далее.
Когда все было закончено, присутствующие встали и аплодировали стоя. Потом синдики, адмирал Диодис, генерал Сеговиан, Хваеднир, Шнорри и я отправились обедать в одну из малых комнат. По адресу Хваеднира было сказано столько комплиментов, что я едва успевал их переводить. Вначале принц вел себя за столом сообразно с манерами, принятыми в степях, но Шнорри не переставал пинать его под ребра, и он начал подражать поварским обычаям.
Когда пир подошел к концу, Хваеднир прочистил горло, встал и сказал:
- Ваши превосходительства, от лица своего кузена и от своего собственного я... э... приношу сердечную благодарность за этот вечер и за многие почести, которые были нам оказаны сегодня. Но теперь мы должны перейти к более практическим вопросам. Ваш посланник, честный Здим, избежал смертельных опасностей, чтобы достичь штаб-квартиры хрунтингов и убедить нас послать войска. Здим имел при себе письменное изложение договора о компенсации, но потерял эти бумаги в пещерах Эллорны. Он тем не менее помнил условия, и после обычных споров нам удалось прийти к соглашению. Когда мы дошли до Киамоса, то обязали Здима пробраться в город, письменно подтвердить достигнутое нами соглашение и вернуться с вашими подписями. И снова превратности судьбы помешали ему донести бумаги до цели, при этом он оказался близок к возможности утратить жизнь. Но тем не менее не все потеряно. - Хваеднир достал из кармана своей вышитой куртки две копии соглашения, составленного в лагере в ночь перед битвой, несколько помятые правда. - Они были обнаружены в лагере каннибалов. Я уверен, что в признании услуги, оказанной бесстрашными воинами-хрунтингами по освобождению города, не будет трудным получить ваши подписи сейчас, а плату - несколько позже.
Улыбка, освещавшая лицо Джиммона, потухла.
- Гм... конечно, благородный сэр, никто и не помышляет о том, чтобы лишить вознаграждения наших героических спасителей. Но могу ли я ознакомиться с окончательными условиями соглашения?
Хваеднир протянул Джиммону одну из двух копий. Другую он вручил Шнорри со словами:
- Прочти это вслух, кузен, потому что ты говоришь на их языке и читаешь с большей легкостью, чем я.
Когда Шнорри закончил, Джиммон встал, дергая за ленту свое стекло для чтения. Он начал с еще одного восхваления доблести хрунтингов.
- Но, - продолжал он, - мы должны, конечно, принять в расчет некоторые обстоятельства. Город смертельно пострадал от последствий жестокой осады, и реконструкция, к сожалению, сильно пошатнет наше благосостояние. Несомненным фактом является также и то, что, несмотря на проявленный героизм, хрунтинги вели битву не одни. Адмирал Диодис со своими войсками тоже внес свою лепту, не говоря уже о наших ирианах. И далее, благородный принц, непреложным фактом является также то, что с нашей стороны не было дано никаких легальных обязательств, поскольку рассматриваемое соглашение осталось неподписанным. Конечно, если обе стороны проявят великодушие и добрую волю, мы, я в этом уверен, придем к дружескому соглашению...
"Боги Нинга, - подумал я, - неужели этот дурак пытается улизнуть от платы кочевникам, в то время как находится всецело во власти последних?"
- ...и потому, мой друг и благородный коллега, вы, я уверен, согласитесь с необходимостью... э... коррекции этих требований в соответствии с реальностью.
- Что вы имеете в виду? - напряженным голосом спросил Хваеднир.
- О, примерно по два пенса на человека в день без добавочной платы за мамонтов. Животные, в конце концов, ели прекрасное ирианское сено сколько душе угодно...
Принц Хваеднир побагровел.
- Лошадиный помет! - пророкотал он. - Прошлой ночью я обещал, что, если Ир будет честным со мной, я тоже поведу себя таким же образом, а если нет, то и я - нет. Ни один степной воин никогда не позволит никакой ходячей бумажонке обращаться с ним подобным образом. Вы сами, своими языками, вынесли себе приговор, так пусть то, что последует, падет на ваши головы!
Он громко свистнул в серебряный свисток. Отряд хрунтингов ворвался в комнату с саблями наготове и занял позицию за спинами других обедающих. Роска закричала.
- Одно неверное движение - и лишитесь голов! - сказал Хваеднир. - Я провозглашаю себя королем Ира и всех других земель, которые могут быть в будущем присоединены к моему царству. Вождь Фиккен!
- Да, мой господин.
- Передай моим военачальникам, что я буду проводить в жизнь план, о котором говорил прошлой ночью. Прежде всего я желаю, чтобы все золото, серебро и драгоценности, имеющиеся в Ире, были собраны и доставлены сюда, в Гилдхолл. Я провозглашаю все ценности частью моей королевской казны. Начнем с того, что обыщем присутствующих... эй, а где адмирал?
Все стали крутить головами, пока один синдик не сказал:
- Он извинился, сказав, что хочет кого-то навестить.
- Найти его! - велел Хваеднир.
Пара хрунтингов кинулась выполнять этот приказ, но безуспешно. Чувствуя, что здесь назревает, адмирал ускользнул из Ира.
Синдики пылали негодованием, но жаловаться не осмеливались и выложили свои кошельки на стол. Хваеднир вернул каждому медные монеты, но все золото и серебро забрал.