Де Натали. За первого встречного?

   — Извините, господа, я порезал руку, — Леон снова неловко завертел ее в полотенце. — Хорошие новости? — с надеждой спросил он.
   — На рассвете мою лодку нашли, сэр, — отозвался старик.
   — Сколько я вам должен?
   — Нисколько, сэр. Она совершенно не пострадала. Вот, — рыбак полез в карман, — заберите кольцо вашей жены.
   Леон взял кольцо.
   — Но почему же вы не отдали его ей?
   — Сэр, лодка была пустая.
   В поисках поддержки старик взглянул на полицейского, а из ладони Леона снова начала сочиться кровь, потому что Леон резко встал на ноги и не удержал на руке тяжелое полотенце.
   — Позвольте представиться, сэр, — полицейский протянул Леону свое удостоверение. — Мы обследовали море вокруг острова Комино, там прозрачная вода до самого дна, сэр.
   Леон опять опустился на диван и прочитал: «Сержант Ёзеф Клернон», наверное, родственник моего аббата, машинально подумал он, но спросить ничего не успел, потому что сержант Ёзеф Клернон сказал:
   — Но мы не обнаружили тела вашей жены.
   — Т-тела?
   Сейчас же день, откуда опять эта мерзкая луна, зачем она проткнула своим длинным когтем мою спину?..
   — Сэр, выпейте воды, потерпите, мы уже вызвали «скорую», мне очень жаль, мы продолжим поиски, привлечем водолазов, у нас есть вертолет…
   Как их здесь много, ужаснулся Леон: рыбаки, сержанты, портье, хозяин гостиницы, врачи… Ах да, у меня же порезана рука! Но что здесь делает Вонахью?
   — Сержант, я близкий друг сэра де Коссе-Бриссака. Я так переживаю за него. Как вы себя чувствуете, мсье маркиз? Мое имя Вонахью. Мне хотелось бы кое-что рассказать вам. Это наверняка поможет следствию.
   — Пожалуйста, не дергайте рукой, сэр, — попросил врач, — я должен наложить несколько швов. Потерпите.
   — Видите ли, сержант, вполне вероятно, что дочку мсье маркиза сбросила со скалы его жена, а сама скрылась, передав обручальное кольцо. То есть тем самым она как бы сказала, что подает на развод и раздел имущества.
   Это ложь! — хотел крикнуть Леон.
   — Сэр, пожалуйста, не шевелитесь, иначе я сделаю вам больно, — снова попросил врач. — Господа, может быть, вы побеседуете за дверью?
   Леон скрипнул зубами, а Вонахью как ни в чем не бывало продолжал:
   — Никто не позволит ей этого сделать, есть свидетели.
   Полицейский насторожился и внимательно посмотрел на Леона, а рыбак растерянно заметил, что ни одна мать никогда не стала бы сбрасывать дочку со скалы.
   — Но она же мачеха, сержант!
   — Умоляю вас, выгоните его, — прошептал Леон, чувствуя опять в груди лунный коготь.
   — Выйдите, господа! — властно приказал врач. — Пожалейте моего пациента! Сэр, — обратился он к Леону, когда закрылась дверь, — мне не нравится ваш вид. Может быть, поедем в больницу? Мне кажется, у вас не в порядке с сердцем. Не рискуйте. Полиция разберется во всем.
   — Спасибо, доктор, я справлюсь. — Леон сумел овладеть собой. — Какие красивые стежки! — Леону хотелось сказать врачу что-то приятное. — Вам никогда не приходила мысль всерьез заняться шитьем?
   Врач улыбнулся и отрицательно покачал головой.
   — А я, между прочим, портной. Да, конечно, повезло, что правая не пострадала. Но ведь и без левой тоже, согласитесь, неудобно. Она восстановится? Несколько месяцев? — Леон вздохнул. — Ерунда, у меня есть дела поважнее. Спасибо, доктор. Вам нетрудно подать мне чековую книжку, вон она на столе, и ручку? Не люблю счетов и долгов!

Глава 31,
в которой Леон смотрел в зеркало

   Хорош! Рука на перевязи, брюки в крови, морда небритая… Леон смотрел на себя в зеркало. Прямо герой Ватерлоо! Надо будет поблагодарить горничную, которая уже убрала осколки и кровь с кафеля. Теперь поесть и собраться с мыслями.
   В дверь постучали. Вдруг это Катрин?! Но она не стала бы стучаться…
   — Войдите!
   — Мессир…
   Опять этот несносный Вонахью!
   — Успокойтесь! У меня отличные новости!
   — Вы не шутите?
   — Ну что вы, мессир! Ваша жена в надежном месте, просто я не стал говорить это полицейским. Я уверен, что вы умеете менять свои решения.
   — Я вас не понимаю.
   — Допустим, вчера вы сказали мне, что не хотели в тот день спиртного, а потом, и вполне разумно, не отказали себе в нем…
   — При чем здесь алкоголь? К чему вы клоните?
   — Вы не понимаете, что ждет вашу жену, если она предстанет перед правосудием за убийство Клео! Это же очевидно!
   Леону стало трудно дышать.
   — Если я передам ее в руки властей, то вы оба ответите за убийство вашей единственной наследницы.
   — Это ложь!
   — Есть свидетели. Выбирайте: покой свой и жены, а стало быть, и мой покой, или…
   Леон едва держался на ногах. Значит… Нет, нет! — кричало сердце, — соглашайся! Я больше не хочу, чтобы меня терзал лунный коготь! Ради Катрин! Соглашайся!
   — Что вы хотите?
   — Сущие пустяки. Пара выступлений по телевидению о ценности находки «Ниньи», пара статеек в научных журналах, не забудем и о светской хронике… И ваша женушка рядом с вами!
   — А Клео? Она жива?
   Вонахью усмехнулся.
   — Спросите свою супругу!
   — Возьмите любые деньги! Мой замок!
   Теперь Вонахью уже смеялся в голос, а сердце Леона уже не кричало, а безвольно стонало, наливаясь каменной тяжестью…
   Неожиданно закурлыкал телефонный звонок. Леон схватил трубку, как спасательный круг, и рухнул в кресло.
   — Леон! Дружище! В Шенонсо мне сказали, что у тебя медовый уик-энд на Мальте. Что ж это, узнаю все от Бернара? Свадьбу зажал? Ладно. Поздравляю! Как погодка на Мальте? — затараторил Зик Транзит.
   — Солнце, как всегда. — Леону очень хотелось поделиться своим горем с Зиком, он же предупреждал его. — Спасибо.
   — Как тебе моя история про герцогов да Гарда и да Вилла-Нуова? На самом деле это реальные персонажи, я, конечно, кое-что добавил. Ну ты сам знаешь, — словесный поток Зика было невозможно остановить, — публика любит, как говорится, погорячее!
   — Зик, я сейчас не один…
   — Понимаю, понимаю! Передавай поздравления супруге и привет Клео! Как там она? Может, разрешишь ей сняться в моем фильме? Она же красавица!
   — Она… она в круизе, — выдавил Леон и тут же вспомнил свой разговор со Шмерлоттом.
   — По-моему, я действительно помешал твоей личной жизни, — многозначительно произнес Зик. — Извини. До скорого!
   — Ваш друг? — нагло поинтересовался Вонахью.
   — Уйдите. Я очень устал.
   — Конечно, отдохните, сэр, мы поговорим позже, когда вы будете лучше себя чувствовать! Мне очень жаль, что я пришел не вовремя! Поправляйтесь, сэр!

Глава 32,
в которой Паоло успел подхватить фонарь

   Погружаясь в воду, Паоло успел подхватить фонарь и обнаружил, что яма загибается в сторону, и поэтому конца этой расщелины не видно. Только бы хватило воздуху… И тут его ноги почувствовали дно. Он даже сделал шаг, еще один, и луч фонаря осветил стенку, снова уходящую вверх. Неужели искусственный туннель? Но размышлять об этом было некогда, Паоло чувствовал, что вот-вот задохнется, он поплыл дальше и вдруг ударился грудью о камень. Он непроизвольно согнулся, но все же не глотнул воды, и луч фонаря показал какие-то росписи над его головой. Или я сошел с ума, или… Он поднял руку с фонарем, но вдруг сообразил, что его рука уже выше воды, а в следующее мгновение он всеми легкими вдохнул воздух! И поплыл быстрее по мелевшей с каждым метром воде. Наконец он встал в полный рост.
   Я жив, а Клео?
   Но вот луч фонарика выхватил из темноты ее фигурку.
   Клео лежала ничком, но вода доходила ей только до колен, и Паоло окончательно убедился, что туннель постепенно поднимается вверх. Он встал на колени и перевернул девушку на спину. Клео не шевельнулась.
   Не успел! Такого ужаса Паоло не испытывал еще ни разу в жизни! Но ведь прошло еще совсем мало времени! Он набрал в легкие побольше воздуху и приблизился к ее губам, чтобы отдать им свое дыхание, но вдруг почувствовал, а вернее угадал, что она дышит — по слабой струйке ветерка, крылышком бабочки задевшей его губы. Он отнес Клео подальше от воды, усадил к себе на колени и принялся старательно растирать ладони, ступни и плечи, чтобы согреть хоть как-то.
   Боже мой, ну как же такое произошло, ну почему за этим камнем оказалась пропасть! И ведь я сам велел ей спрятаться там! Лучше бы мы вернулись на катер! Я справился бы с Гарри и увез мою Соломинку в безопасное место! Только бы она пришла в себя! Боже, возьми мою жизнь, только бы жила она, взмолился Паоло, мне ничего не надо, только бы она жила!
   И вдруг Клео открыла глаза и посмотрела на него.
   — Родная моя, любимая! Все хорошо, все… Но ресницы Клео безвольно дрогнули и опустились.
   — Только не уходи! — Паоло осыпал поцелуями ее лицо, глаза, мокрые спутанные волосы. — Пожалуйста, живи!
   Она что-то беззвучно прошептала и вдруг начала очень сильно дрожать, он услышал, как застучали ее зубы.
   Зачем же я здесь сижу? Надо выбираться, этот туннель должен иметь какой-то выход! Паоло поднялся и с бесценной ношей на руках пошел вперед, думая с тревогой, надолго ли еще хватит батарейки фонаря. Он чувствовал, что мощеный огромными плитами пол туннеля, ставшего значительно шире, поднимается в гору. Стены и потолок были сплошь покрыты латинскими надписями и узорами из мальтийских крестов. И вдруг впереди он увидел какую-то фигуру на постаменте.
   Это была статуя святого Павла. Паоло сразу узнал своего небесного покровителя и обрадовался ему, как родственнику. Перед святым стоял массивный подсвечник со множеством оплывших свечей и масляных светильников, но самое главное, на плечи статуи была наброшена огромная бархатная мантия, тяжелыми складками задрапированная на полу вокруг постамента, а на подсвечнике лежал коробок спичек.
   — Святой апостол! Ты прости меня, — совершенно серьезно обратился к нему Паоло, — но сейчас твоя мантия больше нужна Клео. Ты мне ее дашь, ладно? Я обязательно верну.
   Паоло осторожно посадил Клео на постамент статуи, обошел вокруг, чтобы стянуть мантию вниз, и вдруг на стене за статуей обнаружил полукруглую чашу, наполненную водой, стекавшей из высеченного в камне широко распахнутого глаза. Паоло с жадностью напился, не уставая благодарить святого, снял с изваяния мантию и хотел было завернуть в нее девушку. Но ведь на ней совершенно мокрая одежда…
   Святой Павел, я не сделаю ей ничего плохого, а ты пока не смотри, я тоже ничего не увижу, я выключу фонарь.
   В полной темноте Паоло попытался осторожно снять с Клео разорванное платье, но понял, что не справится, потому что у него сразу почему-то затряслись руки, а мокрые тряпки словно приросли к коже. Он опять включил фонарь и, опять попросив прощения у святого, расстелил его мантию на полу, а потом осторожно освободил Клео от лохмотьев. Она не сопротивлялась, а только беспомощно дрожала. К горлу Паоло сразу покатился комок, едва он увидел ее грудь, живот, узкие бедра.
   Это было совсем не то чувство, которое обычно приходило, когда Паоло оставался наедине с девушкой. Те мимолетные подружки всегда представлялись ему лишь неизбежными и заинтересованными участниками занятного физиологического процесса. Никогда после Паоло не искал с ними встреч, потому что оставалась неловкость: не только он сам словно подглядел за чем-то, что не предназначалось для чужих глаз, но и они тоже знали теперь о нем больше, чем ему того хотелось бы. Сейчас же слабая девичья плоть, уже не способная дальше бороться за свою жизнь и потому наверняка равнодушная ко всему, что мог бы сделать с ней любой мужчина по «праву сильного», вызывала в Паоло священный трепет, как если бы он увидел прекрасное творение художника, вот-вот готовое исчезнуть с лица земли от равнодушия и варварства людей.
   — Святой Павел, милый! — со слезами на глазах взмолился Паоло. — Ты уже пришел нам на помощь! Пожалуйста, договорись с Богом, чтобы Клео не умерла, ты ведь знаешь, что я люблю ее больше жизни!
   Паоло старательно прикрыл девушку мантией, зажег свечи перед статуей и затем, уже не стесняясь, принялся растирать маслом из светильника ноги, плечи, спину девушки. Паоло казалось, впрочем, он, пожалуй, был уверен в том, что его руками сейчас совершается чудесное таинство, потому что Клео действительно оживала: она постепенно перестала дрожать и задышала более ровно.
   — Спасибо, святой Павел, — поблагодарил он. — Значит, мы спасены, к тебе же приходят люди, ведь кто-то зажигал эти свечи и подарил мантию. Я обязательно верну ее тебе, только помоги нам выбраться отсюда. Пожалуйста!
   Паоло вдруг почувствовал невероятную усталость. Я немножко отдохну, и надо искать выход…
   Он взял Клео на руки и устроился у подножия постамента, посадив девушку к себе на колени. Уснуть он не боялся, потому что перевозбужденные нервы не позволяли мозгу расслабиться. Зачем Вонахью понадобилось похищать Клео? В том, что Гарри похитил Клео по приказу Вонахью, сомнений не было, недаром этот садист так испугался, что Паоло расскажет о его поведении Риччи, как Гарри за глаза называл Вонахью.
   И ведь я чуть было не помог ему в этом! — ужаснулся Паоло. Если бы Гарри не начал приставать к Клео и она бы не закричала, я так никогда и не узнал бы, что сделался подручным гангстера. Вонахью — гангстер? Известный, богатый человек, ученый, археолог. И откровенный разбой…
   А теперь, Паоло усмехнулся, покрепче прижимая к себе девушку, теперь с магистратурой придется проститься навсегда, не станет же Вонахью платить за мою учебу, если я расстроил ему все таинственные планы. А что, я должен был терпеть, как Гарри измывается над Соломинкой? «Не вмешивайся», — сказал Гарри. Не вмешиваться значит помогать… Еще чуть-чуть, и я действительно стал бы разбойником…
   Вдруг Клео шевельнулась.
   — Тебе лучше?! — обрадовался Паоло.

Глава 33,
в которой я больше не теряла чувств

   Я больше ни на минуту не теряла чувств и осознавала все: как я свалилась в расщелину и, умудрившись выползти из воды, неподвижно лежала на камнях, заставляя себя дышать, словно кто-то невидимый приказывал мне: «Дыши, дыши!» Через миллион лет Поль перевернул меня на спину, на своем лице я ощутила его дыхание и открыла глаза, но тут же закрыла их, ослепленная неожиданным лучом света. Поль бурно заговорил, почему-то по-итальянски, потом начал быстро прикасаться губами к моему лицу и массировать мои руки и плечи. Внезапно мне сделалось ужасно холодно и больно, я закричала, но почему-то не услышала своего голоса, а Поль подхватил меня на руки и понес куда-то. Но он был тоже мокрый и холодный, он прижимал меня к себе, но мне все равно не становилось теплее, и мои зубы стучали.
   А потом Поль вдруг стал разговаривать со святым Павлом, и тот, видимо, дал ему какое-то покрывало, потому что я почувствовала теплое прикосновение бархата после того, как Поль очень долго стаскивал с меня платье, все время болтая со святым. Нет, ну неужели ему действительно, по-настоящему, явился небожитель и дал это покрывало?..
   Я попыталась открыть глаза, я же никогда не видела живых святых, но веки не слушались меня точно так же, как руки и ноги. Наверное, мы с Полем уже умерли, поняла я, только он умеет общаться со святыми, он же итальянец, они там все религиозные, а я-то не особенно…
   Но, если я умерла, почему все еще дышу и дрожу от озноба? Я же знаю, что покойники не дышат и ничего не чувствуют, а я-то ведь чувствую, как Поль снова ловко массирует мне ноги, только его пальцы и ладони сделались мягко-шелковистыми, как у Жаннет, когда она мазала мне плечи сметаной… Она еще говорила, что, когда со мной то же самое будет проделывать мужчина, я пойму, что такое настоящее удовольствие. Поль — мужчина. И тот огромный йог тоже, но к нему я испытывала только отвращение…
   А сейчас? Нет, я точно не умерла, если чувствую прикосновения Поля и от его рук в меня словно вливается жизнь… Значит, ощущение вливающейся жизни и есть то самое удовольствие, про которое говорила Жаннет? Ведь то, что хотел сделать со мной омерзительный Гарри, вряд ли можно назвать удовольствием. А вдруг Поль тоже собирается проделать это? Нет, он же не станет при святом! Эта мысль сразу успокоила меня.
   И Поль совсем не умер, я же чувствую его руки и дыхание, и меня уже больше не знобит, и мне действительно очень приятны прикосновения его рук, особенно сейчас, когда он перестал растирать меня и просто гладит по плечам, как кошку…
   Я хотела поблагодарить его, но решила сначала чуть-чуть поспать, потому что Поль запеленал меня в этот бархат, как младенца, и взял на руки, и мне вдруг стало удивительно уютно и спокойно, и немножко кружилась голова, как в детстве после качелей, когда папа нес меня, совсем маленькую, домой на руках. Зачем я выросла?..

Глава 34,
в которой я открыла глаза

   Я открыла глаза, но кроме чернющей тьмы не увидела ничего. Спина и плечи ныли, а кожу слегка пощипывало, особенно там, где я обгорела несколько дней назад. Я попыталась выбраться из-под какого-то накрученного на меня огромного покрывала, но ничего не вышло, потому что у меня словно отнялись ноги. То же самое ощущение, как то, когда я узнала, что мамин самолет упал в океан…
   — Тебе лучше? — участливо спросил Поль,
   — Поль? Где мы? — с трудом прошептала я.
   — Мы сбежали от Гарри. Как хорошо, что ты заговорила!
   — Я ничего не вижу.
   Луч фонаря осветил странное помещение: фрески на стенах, ни одного окна, только темные провалы коридоров. Мы на полу у подножия какой-то белой статуи рядом с огромным подсвечником, а я завернута в бархатное покрывало с золотой бахромой. Откуда оно взялось? Неужели то самое, которое Поль позаимствовал у святого?
   — Не бойся, Клео. Самое страшное позади…
   — Я хочу пить.
   — Ты можешь встать? Мне не в чем принести воды.
   — Вряд ли.
   — Ничего, не волнуйся. — Он снова поднял меня на руки и перенес к странному источнику: из огромного глаза на стене тонкой ниточкой струилась вода и скапливалась в полукруглой каменной чаше, а из нее перетекала в чашу, расположенную ниже. — Я готов всегда носить тебя на руках. Главное, ты жива!
   Я ухватилась за край чаши, и с каждым глотком мысли мои становились все яснее и совершенно отчетливее — ужас моего положения. Где я? Кто такой этот Поль? Почему он заботится обо мне?
   — Почему ты заботишься обо мне? — откровенно спросила я и вдруг радостно поняла, что говорю совсем свободно.
   А что там мои ноги? Увы, они по-прежнему не хотели повиноваться.
   — Как же иначе? Ты ведь могла погибнуть!
   — И тебе попало бы за это от Риччи? Кстати, кто он такой, почему его как огня боится твой приятель?
   — Гарри мне вовсе не приятель. Он охранник Вонахью.
   — Ричарда Вонахью? — По моей спине снова пробежал озноб. — Он и есть Риччи?
   — Да. Ты его знаешь?
   — Знаю. Так ты работаешь на него? Верно? Посади меня на землю, — попросила я. В полумраке не было видно, но я не сомневалась, что Поль покраснел. — Расскажи все, прежде чем отнесешь меня к своему Риччи.
   — Ты не то подумала. — Он опустил меня возле подножия статуи. — Я не собираюсь возвращаться к Вонахью. Я не предполагал, что он… гангстер. Я думал, что он ученый, ему требовался секретарь, я и занимался такой работой.
   — То есть вместе с Гарри выслеживал меня в Оксфорде и, как сейчас, краснел от вранья?
   — Нет, я не вру. Я учился в Оксфорде, и мне оставался год магистратуры, но мой отец… — Поль вздохнул. — Короче говоря, мне нечем было платить за учебу и я нашел работу у Вонахью. Он был очень доволен мной и даже собирался оплатить мне магистратуру, чтобы у него был секретарь со степенью. Но теперь я не вернусь к нему! Что ты!
   — Почему же нет? Риччи щедро наградит тебя, когда ты предъявишь ему живую, правда, пока неходячую, дочку де Коссе-Бриссака!
   — Во-первых, я не собираюсь тебя ему предъявлять, а во-вторых, просто не понимаю, как Вонахью могло прийти в голову совершить похищение. Он очень богат и известен, но неужели твой отец сможет заплатить астрономический выкуп?
   — Насчет размеров суммы я ничего не могу сказать, но мой папа не пожалеет за меня ни своего родового замка, ни уж тем более Дома мод, хотя, я уверена, папины деньги интересуют Вонахью меньше всего.
   — Но что же?
   — Не смеши меня. — Впрочем, мне было совсем не до смеха: ведь из-за ног я не в состоянии самостоятельно выбраться из этого подземелья. — Ты его секретарь и не знаешь?
   — Нет, — сказал он, и я почувствовала, что Поль действительно не знает.
   — Находка твоего Риччи — подделка, и мой папа открыто заявил об этом. Теперь я поняла, почему Вонахью с такой таинственностью назначил мне свидание на скале, он не собирался на него приходить.
   — Он назначил тебе свидание? Но у него же есть Дороти!
   — Дороти?
   — Да, его невеста, Дороти Шмерлотт, дочка лондонского профессора. Они уже месяца три путешествуют вместе на яхте.
   — Знаешь, Поль, совсем не нужно быть Эркюлем Пуаро, чтобы понять, что за фрукт твой Риччи. — Я прекрасно помнила, как папа в своем интервью упоминал именно этого профессора, который первым засомневался в «Нинье». — Эту Дороти тоже скидывали со скалы?
   — Нет, она приехала на яхту вместе с мистером Вонахью.
   Я не сразу нашла что сказать, потому что мне стало откровенно стыдно за себя и за эту дуреху Дороти. Наши отцы публично разоблачали шарлатана Вонахью, а их доченьки крутили романы с очаровашкой Риччи, чтобы тому было удобнее заниматься шантажом.
   — И после этого Шмерлотт прекратил критиковать Вонахью в прессе?
   — Не знаю, мне некогда читать газеты, а по телевизору я смотрю только лучшие фильмы, — виновато сказал Поль, я почувствовала, что он приуныл. — Неужели с Дороти тоже что-то не так?
   — Ладно, Поль, давай искать выход. Что толку гадать об этом, сидя неизвестно где. Даже если ты приведешь меня к Риччи, все равно для него это не кончится добром. Я не Дороти, я — маркиза де Коссе-Бриссак, даже если не могу идти сама.

Глава 35,
в которой Паоло позавидовал

   Легко тебе гордиться своим титулом, с горечью позавидовал Паоло, когда у твоего отца и замок, и своя фирма. У меня титул не хуже, только вот ни гроша за душой. Что толку от титула! А впрочем, подумал он, поднимая драгоценную ношу на руки, сейчас-то у тебя положение похуже, чем у меня. На мне хоть штаны есть, а ты мало того что голой завернута в церковное покрывало, так еще и идти не можешь. Но ведь все равно, опомнился Паоло, Клео не теряет духа! Разве другая девушка смогла бы с таким упорством не поддаваться обстоятельствам? И сейчас, едва-едва вернувшись к жизни, Клео не рыдает от страха и беспомощности, а ведет себя так, как будто она здесь главная.
   А разве нет? — словно послышался Паоло чей-то голос. Разве ты только что не просил оставить ей жизнь взамен твоей? Разве ты не говорил, что Клео дороже тебе всего на свете?
   Паоло с благодарностью взглянул на мраморную статую. Как я мог обидеться на Клео и позавидовать? Спасибо, святой Павел, подумал он, конечно, дороже Клео у меня никого нет, но что я могу дать ей, я же нищий…
   И, по-твоему, у тебя нет никакого богатства, если она сейчас рядом с тобой? Ты же сам мечтал быть с ней всегда и не расставаться до самой смерти?
   Но это говорил уже совсем другой — лукавый и коварный — голос. Паоло стало страшно. Неужели сейчас сбывается его глупая мечта и им предстоит умереть здесь, потому что он хотел не расставаться с Клео до самой смерти?

Глава 36,
в которой Поль смотрел в пустоту

   — Поль, что-то не так? — спросила я, потому что он держал меня на руках, но стоял неподвижно и пристально смотрел в пустоту. — Тебе тяжело меня нести? Ты так и скажи. Я подожду здесь, а ты поищешь выход.
   — Можно, мы еще немного посидим?
   Я кивнула, и Поль снова опустил меня на землю.
   — Я очень виноват, я должен признаться тебе в этом.
   Я не стала его перебивать, а просто еще раз кивнула. Поль устроился рядом, но очень долго собирался с духом.
   — Ты здесь из-за меня, — наконец выдал он.
   — Все-таки я права насчет тебя и Вонахью?
   — Нет, совсем не то. — Он замахал руками. — Просто я давно мечтал оказаться с тобой где-нибудь на острове и уже больше не расставаться до самой смерти. Не перебивай, это правда! Я давно люблю тебя, с самого первого дня, как только увидел тебя на улице в Оксфорде четыре года назад.
   — Четыре года?
   — Дело не в этом! Как ты не понимаешь, мы же на острове, и, если не выберемся отсюда, то действительно не расстанемся до самой смерти!
   Я терпеть не могу всяких разговоров про смерть, но сейчас мне стало не по себе. Стоп, без паники, Клео де Коссе-Бриссак, рассуждай логично. Во-первых, если Поль боится не выбраться отсюда, значит, он действительно не знает выхода из этого подземелья, но выход-то есть точно, потому что мы дышим свободно и свечи прекрасно горят. Во-вторых, если он не знает выхода, то действительно можно не беспокоиться, что у этого самого выхода нас встретят Гарри и Вонахью. Хорошо, пусть не на сто процентов, но уж на девяносто-то наверняка, а раз здесь горят свечи и стоит статуя святого, стало быть, это что-то вроде церкви, а в церковь всегда ходят по воскресеньям. Следовательно, завтра здесь будут люди, ведь сегодня же суббота! Или уже настало воскресенье?
   — Поль, у тебя, кажется, были часы? Сколько сейчас?
   — Около трех. И это все, о чем ты так долго думала?
   — А когда в церкви начинается утренняя служба? Ты же наверняка должен знать, если умеешь разговаривать со святыми.