Страница:
Глава 43,
в которой я повторила вопрос
— Так кто же твой папа? — повторила я, потому что Поль молчал. — Он умер? Извини.
— Нет, отец жив.
Поль отодвинулся еще дальше и погрузился в свои мысли, а мне очень хотелось снова почувствовать его губы, но не просить же Поля поцеловать меня?
— Поль, тебе не холодно? Прикрыть тебя покрывалом?
Он не отреагировал на мое предложение, а, словно возвращаясь откуда-то издалека, произнес:
— Знаешь, лучше я расскажу тебе одну историю. Ладно? Время пролетит быстрее.
— Конечно!
— В давние времена в Италии было так: что ни город, то королевство, а что ни королевство, то и король. Или уж, по меньшей мере, герцогство с герцогом. Стоял замок на озере Гарда, и правил им герцог, соответственно, мессер да Гарда. Высоки были его палаты, а казна — неисчерпаема, как море. Но чудеснее всего — яблоневые сады. Весною — в цветах душистых, осенью — в плодах наливных. Однако дороже сада для герцога — единственная дочь, прекрасная герцогиня, настоящая Фанта-Гиро…
Мне нравилось, как рассказывал Поль, я и не думала, что кто-то, кроме моего папы, умеет рассказывать сказки.
— Фанта-Гиро? — не поняла я. — Что это? Имя?
— Фанта-Гиро — это значит идеальная красавица. Как ты.
Я хотела возразить, но туг свечка защелкала, зашипела, и мы вновь оказались в темноте.
— Подожди, — сказал Поль, — я зажгу новую, там еще много.
— Не надо, просто сядь ко мне поближе и рассказывай дальше. Сказкам идет темнота.
И опять в полной пустоте существовал только его голос и тепло его рук, обнимавших меня. Правда, можно было еще услышать совсем тихие шелестящие капли воды…
— Нет, отец жив.
Поль отодвинулся еще дальше и погрузился в свои мысли, а мне очень хотелось снова почувствовать его губы, но не просить же Поля поцеловать меня?
— Поль, тебе не холодно? Прикрыть тебя покрывалом?
Он не отреагировал на мое предложение, а, словно возвращаясь откуда-то издалека, произнес:
— Знаешь, лучше я расскажу тебе одну историю. Ладно? Время пролетит быстрее.
— Конечно!
— В давние времена в Италии было так: что ни город, то королевство, а что ни королевство, то и король. Или уж, по меньшей мере, герцогство с герцогом. Стоял замок на озере Гарда, и правил им герцог, соответственно, мессер да Гарда. Высоки были его палаты, а казна — неисчерпаема, как море. Но чудеснее всего — яблоневые сады. Весною — в цветах душистых, осенью — в плодах наливных. Однако дороже сада для герцога — единственная дочь, прекрасная герцогиня, настоящая Фанта-Гиро…
Мне нравилось, как рассказывал Поль, я и не думала, что кто-то, кроме моего папы, умеет рассказывать сказки.
— Фанта-Гиро? — не поняла я. — Что это? Имя?
— Фанта-Гиро — это значит идеальная красавица. Как ты.
Я хотела возразить, но туг свечка защелкала, зашипела, и мы вновь оказались в темноте.
— Подожди, — сказал Поль, — я зажгу новую, там еще много.
— Не надо, просто сядь ко мне поближе и рассказывай дальше. Сказкам идет темнота.
И опять в полной пустоте существовал только его голос и тепло его рук, обнимавших меня. Правда, можно было еще услышать совсем тихие шелестящие капли воды…
Глава 44,
в которой завелись разбойники
Только вот завелись на герцогских землях разбойники — атаман Кремень с шайкой. И от них, конечно, пошло всякое воровство и разорение, а воровство на своей земле всегда досадливо. И повелел герцог изловить Кремня-разбойника.
И попался Кремень. Привели его слуги к герцогу, а сами поодаль стали. Хотел было Кремень в окно кинуться, да вдруг увидал Фанта-Гиро. Огнем его волчий глаз вспыхнул. Повалился он в ноги герцогу, прощения просит, в монастырь уйти клянется. Поверил клятве герцог, отпустил Кремня. И как в воду разбойники канули. Спокойно стало.
Кончилась зима. Зазеленели, зацвели яблони. Соловьи запели. Пошла раз Фанта-Гиро в сад гулять. Вдруг, откуда ни возьмись, является перед ней Кремень-разбойник.
— Давно я тебя поджидаю, — говорит. — Как в первый раз тебя увидел, так и решил — моей будешь.
Герцогине бы закричать — да не может, со страху язык отнялся. А Кремень медлить не стал — накинулся как дикий зверь. Жемчужное ожерелье порвал, руки заломил и в момент обесчестил. Встал, отряхнулся, усы подкрутил и говорит: «Жди, говорит, завтра сватов. Сколько захочу за тобой приданого возьму».
Заплакала Фанта-Гиро. Страшен ей Кремень-разбойник. Не такого жениха ждала. Узнал про все герцог, опечалился. Черные мысли одолевают, но все же спрашивает дочку:
— Может, правда за Кремня пойдешь?
— Умереть мне лучше, чем такое от вас, отец, слышать.
Долго думал герцог и решил ждать завтрашнего дня. Если Кремень свататься придет, схватить его и в подвалах на хлебе и воде до смерти держать. А не придет — ловить посылать. Как с дочкой быть — видно будет. С тем и задремал перед рассветом.
Утром, глядь, едут к воротам всадники, богато одеты. Не поверил бы, что разбойники, если бы впереди не Кремень. Едет, усы крутит, латы серебряные, шелковый плащ развевается. Едет, о богатстве герцогском мечтает.
А герцог позвал своих людей с мечами да пиками и в соседней комнате спрятал, а сам на резное кресло сел.
Заходит первым Кремень, за ним сваты шпорами позванивают. И разбойник гордо так говорит:
— За своим я, мессер, пришел.
Герцог тоже не спешит. Велел вина принести, закусок, за стол зовет. Не успели гости по чарке выпить, как выскочили герцоговы слуги, всех схватили, связали, в подвал затолкали. Бегут докладывать: все, дескать, мессер, готово.
Успокоился герцог, спать улегся. Ну, думает, поплачет дочка, да успокоится. А от себя он ее не отпустит. Одна ведь она у него, кровиночка. А герцогине не спится. Плакала она, плакала и решила в сад пойти. Позвала тихонько свою нянюшку и пошла. Дух от яблонь чудесный. Соловей поет. На небе звездочки перемигиваются. Покойно так, тепло.
А разбойники тем временем через стену перелезли и к покоям герцогским подобрались. Имели они наказ: не вернется атаман до вечера — в полночь поджечь все герцоговы постройки. Порубили они всех караульщиков да собак. Кремня выпустили, а все двери закрыли и бревнами заложили. Соломы накидали и подожгли. Погода тихая, безветренная была. Полыхнул огонь до самого неба.
Проснулись люди. Женщины кричат, дети плачут — да не выйти никому, а кто в окно выпрыгнет — того разбойники режут.
Проснулся герцог, да поздно. Во второй раз его разбойники обманули. Кинулся он к дочери — а ее нет в комнате.
— Унес, окаянный, доченьку, не жить мне теперь!
И в окно герцог прыгнул. Разбился или нет, только разбойники всего его изрубили. И всех истребили разбойники, кого ножом, кого огнем. И на сад пожар перекинулся.
Увидала огонь Фанта-Гиро, побежала назад к дому, отца спасать. Да только поздно уже — крыша проваливаться начала. И такой страх вокруг творится, что и не видать бы лучше. А разбойники веселятся, на конях гарцуют, факелами да ножами окровавленными размахивают. И спрятаться бы девушке — да некуда; Все огнем освещено. Видит она — несется на нее разбойник, клинком замахнулся. И вдруг ожгло ей лицо. Это головня летящая ей в глаз ударила. Упала она на землю, а всадник обезумевший дальше помчался.
На рассвете нашла ее нянюшка. Всю ночь она в озере просидела, от огня спасалась. Очнулась Фанта-Гиро. Слышит, нянюшка плачет, причитает. А сама глаз раскрыть не может. Рассказала ей все нянюшка, подняться помогла, отвела к озеру. Ведет, а на герцогову дочь взглянуть боится: вместо лица — сплошной ожог, глаз вытек, волосы клоками висят. И кругом пепелище да мертвые валяются. А страшнее всего сад — деревья черные, обугленные. Только у одной яблони возле озера несколько веток целых, да на том месте, где Кремень Фанта-Гиро бесчестил, — трава зеленая.
Срезала нянюшка с яблоньки эти ветки и повела слепую герцогиню подальше от страшного места. Одни вороны над пепелищем кружиться остались. Остановились они в лесу ночевать. Глядь — на полянке яблонька дикая стоит. Старуха к ней веточки из герцогова сада и привила. Проснулись они утром и пошли дальше, ягодами, корнями питались.
Недели через две пришли они в город большой. Нанялась старуха к купцу за свиньями ходить, и изуродованная герцогиня с ней в свинарнике живет, как может помогает. Один глаз понемножку видеть начал. Велела ей старуха себя матушкой звать, а про то, что дочка герцога да Гарда никому не сказывать. А зимой народился у нее мальчик.
А как новая весна расцвела, затосковал Кремень-разбойник. Хоть и не любил он Фанта-Гиро, а все тянет на то место взглянуть, где она ходила. Никому не сказал, один поехал.
Недолго искал, нашел то место лихое. Трава молодая едва-едва через горелое пробивается. Все голое, обугленное, на земле кости человеческие валяются. И сад черный, мертвый стоит. Не по себе даже разбойнику стало. Слез он с коня, пошел по саду. Вдруг блеснуло что-то. Наклонился он. Видит, это жемчужины из ожерелья девичьего по земле рассыпаны. Какие потемнели, а несколько штук — живые, горят. Собрал он их в ладонь, сжал кулак и заплакал. Первый раз за всю свою разбойничью жизнь заплакал. Во всем раскаялся.
Да недолгое оно, воровское раскаяние. Чуть дружков увидал, вина выпил и опять за разбой принялся. Только иногда вытащит из кармана жемчужины, вздохнет и назад положит.
Шли дни за днями, годы за годами. Стал сынок герцогинин подрастать. Красивенький, быстроглазый мальчишечка получился. Понравился он хозяевам. Хоть и богато жил купец, за морями торговал, да не было у него детей. Стали они мальчика к себе в дом пускать, читать, писать учить. А он все на лету ловит. Купчиха мальчика балует, лакомствами кормит. А он все матери унести норовит. Ласковый такой. Джованни.
Собрался купец однажды на ярмарку и решил Джованни с собой взять. И веселее, и все лишний глаз за товаром смотрит.
Ехали они долго ли, коротко ли, а дорога через те места, через горелые, страшные. Едут, купец крестится и говорит:
— Эх, какие тут сады да яблоки были, я их у герцога возами покупал да по яблочку продавал. Какой же лиходей загубил здесь все!
Съездили они на ярмарку, назад вернулись. Купец на Джованни не нарадуется. Насыпал ему полный карман денег и платок шелковый для матери дал. Джованни дома про ярмарку расспрашивают, про дорогу, не было ли разбойников.
— Разбойников мы не видели, а ехали мимо горелого места. Купец очень жалел, что сад сгорел, нет нигде теперь таких яблок.
— Как это нет?! Есть, я сохранила! — говорит нянюшка.
— Молчи, няня, совсем с ума сошла! — испугалась герцогиня.
А бабка слушать ее не стала и говорит Джованни:
— Зови купца, я ему про яблоки расскажу.
Мальчик бегом к купцу. Так, мол, и так, сеньор, бабушка вам про яблоки рассказать хочет. У купца глаза загорелись. Купцы, они прибыль за сто земель чуют. Побежал он в свинарник.
— Ты что, старая, столько лет у меня живешь, мой хлеб ешь, а такое скрываешь! Рассказывай!
— Отпишите Джованни все свое богатство в наследство, скажу.
Стали они торговаться. Как-то уж поладили. А герцогиня молчит, как бы не узнал купец, кто она такая. Стыдно.
Ну, сели они на лошадей, поехали. А там лес, пешком идти нужно. Купец сам старуху под руки ведет. Вышли они к той полянке, а ее не узнать. Сад, на деревьях яблоки крупные, налитые, огнем горят. Старуха сама удивилась: и то деревце уцелело, да еще новые повырастали. Чудо.
Купец рад-радешенек. На другой день работников послал, сад огородил, сторожей поставил. Яблоки поснимал, в сено уложил и торговать поехал. Джованни, понятно, с собой взял, а герцогине с нянюшкой дом с прислугой нанял.
Хоть Кремень-разбойник воровство свое не бросил, только его на берег озера Гарда все чаще тянуть стало. Съездит, а потом неделю с тоски пьет. Тошно ему, седой весь стал. Волк и есть волк. Ни семьи, ни детей.
А купец Джованни как родного сына любил. И доход от яблоневого сада год от году все больше. Только задумался однажды купец: откуда старуха про сад знала? Почему знала, а сама удивлялась? Как бы проведать? А старуха к тому времени померла. Мать Джованни он спрашивать боялся: больно лицо-то обожженное страшно. Ну-ка, думает, лицо обожжено, сад сожженный. Стал он догадываться: уж не хозяйка ли сада?
Посоветовался он с женой. А она и говорит:
— Возьми, муженек, кушаний дорогих, вина молодого, да поди узнай, может, там еще богатство какое есть. Джованни нам как сын родной. Чего ей нас бояться.
Купец сделал, как жена сказала, и пошел. Приходит. Очень герцогиня удивилась. А купец мнется. Мялся-мялся, да и спросил наконец:
— Я вас давно знаю. Джованни мне вместо сына. Скажите, кто вы такие? Я плохого не сделаю, Господь свидетель.
Фанта-Гиро заплакала:
— Место горелое — мой дом отчий. — И все купцу рассказала.
Очень купцу их жалко. А Джованни как про Кремня-разбойника услыхал, как вскочет:
— Из-под земли, — говорит, — гадину достану и убью.
— Нельзя живого человека убивать, — мать ему говорит. — Грех большой. А к тому ж отец он тебе. Родителей, говорит, не выбирают. Не видел ты его никогда, ну и забудь. Теперь мы хорошо живем. Мой отец Кремню мстил, вот как все и вышло.
Задумался Джованни.
Пришел купец домой. Все жене рассказал. Она говорит:
— Возьми людей верных и поезжай на герцогово пепелище. Не верю я, чтобы там кладов каких-нибудь в подвалах не было.
— Ладно, на тот год поеду.
Собрал купец урожай, других товаров накупил, Джованни прихватил и поехал на ярмарку. А Кремень-разбойник про те яблоки где-то прослышал. Не поверил сначала. Сам же видел: сгорел сад. И люди все погибли. А потом увидел яблоки и поверил. Вот, думает, найти бы тот сад, можно бы и нажиться.
Стал он купца выслеживать. Только на след напал, как вдруг понял, что на герцогово пепелище приехал. Слез с коня, пошел бродить. Вдруг слышит: едет кто-то. И наперерез поскакал. Это купец с Джованни с ярмарки возвращались. А купцовы люди поотстали. Э-э-э, думает Кремень, со старым да малым я один справлюсь. И притворился, будто с коня упал. Лежит, стонет.
Джованни услыхал и говорит:
— Слышите, стонет кто-то, помочь надо.
— Это место такое, здесь не то услышится, — отвечает купец и коней гонит.
А Джованни все одно: стонет, помочь надо. Подъезжают ближе: лежит кто-то на дороге, а вдали конь бродит-ходит. Джованни со своего коня спрыгнул и спрашивает:
— Вы, сеньор, кто будете? Может, помочь чем?
— Ах-ах, упал, ногу сломал, коня поймать не могу!
— Подождите, сеньор, — говорит разбойнику Джованни, — я вашего коня поймаю.
А купец что-то почуял и говорит:
— Не ходи, Джованни, наши следом едут, догадаются, поймают. Дело-то к ночи.
— А давайте, дядя, — Джованни уж давно купца дядей звал, — давайте в сад ночевать не поедем. Здесь где-нибудь остановимся. Скорее бы домой попасть. Матушке мазь заморскую привезти.
Смекнул тут Кремень: эге, думает, это же сада хозяева. Если убью сейчас, так про сад ничего и не узнаю.
Остановились. Коней распрягли, костерок развели. Сыром да вином своего гостя угощают. А Кремень стонет, до ноги дотронуться не дает. А конь его поодаль пасется.
Уж очень купцу спутник подозрительный. А Джованни — ничего, все про мать вспоминает.
— Скорее бы, дядя, домой! Только бы матушку красивой сделать, такой, как до пожара.
Купец молчит, в костер смотрит. А Кремню интересно: чудно, в его руках люди, а убить жалко. Так у костра хорошо. И мальчик такой славный. Вроде бы лицо знакомое. И что он там про пожар толкует, лучше бы про сад узнать.
— А что, Джованни, кто мать-то твоя?
— Она, сеньор, герцога сожженного дочь, — отвечает Джованни, — этим местам хозяйка.
— Только жизнь-то по-другому решила, — купец говорит.
Начал тут Кремень догадываться:
— А кто, парень, твой отец будет? Как его звать-то?
Джованни вспыхнул.
— Нет у меня отца. И не было. Злодей он, хоть мама и не велит говорить про него худое.
Задумался Кремень-разбойник. Может, открыться? Тогда уж прощай нажива, да и не очень, сдается, рад будет Джованни своего родителя видеть. Отвернулся он, а Джованни к ручью за водой пошел. И вдруг Кремня как кто по плечу стукнул. Вскинул глаза, а на Джованни из куста волк нацелился, вот-вот схватит. Забыл про ногу Кремень. Кинулся на волка и насмерть голыми руками задушил. Купец видит, а с места сойти боится, одеревенел весь со страха.
Нагнулся Кремень волка-то рассмотреть.
— Дай-ка, Джованни, нож, шкуру снимать буду!
Побежал Джованни за ножом к костру. Только откуда ни возьмись на Кремня волчиха набросилась, рычит, на землю повалила, рвет, кусает. С клыков злоба так и летит. Да не долго она Кремня мяла. Изловчился Джованни, вогнал нож ей под лопатку. Тут и купец подоспел. Вытащили вдвоем Кремня.
— Прости, — говорит купец, — добрый человек, за разбойника я тебя принял, а ты Джованни от волка спас.
А Кремень уж и не слышит ничего. Вытащил из последних сил жемчужины, протянул Джованни.
— Ей отдашь, — прохрипел и умер.
Помолились над ним купец с Джованни, как умели, и похоронили. И крест над безымянным холмиком приладили. Очень купец сокрушался, что не узнал имени доброго человека. А конь Кремня так и остался у могилы бродить.
Приехал купец домой. Все, как обычно, жене рассказывает, и про спутника удивительного. Кому же теперь жемчуга отдать?
— Ясно кому, матери Джованни. — Жена у купца толковая была, сразу сообразила.
— Это почему? — не понял купец.
— Эх, — говорит жена, — башка седая, а соображения как у дитяти. Это ж Кремень-разбойник был, он ведь отец Джованни.
Узнала про то герцогиня. Не то печалиться, не то радоваться, только легче ей стало. Может, мазь заморская помогла, может, жемчужины живые красоту возвращать умеют.
А тем временем разбойники всполошились. Нет и нет атамана. Знают, что он на герцогово пепелище повадился. Вот и поехали туда. Глядь, у дороги могилка свежая, а поодаль атаманов конь ходит. Постояли разбойники у могилы, повздыхали да разъехались в разные стороны. Известно, где атаман похоронен, ни один разбойник воровать не станет.
Прошла зима, вот и говорит купцу жена:
— Пора клад искать, лето давно.
Пошел купец Джованни с собой звать.
— Хочу я, Джованни, на ваше пепелище ехать. Богатства герцоговы искать. Все ж они деда твоего, негоже им там скрытыми лежать. Денежка, она в обороте быть любит.
Джованни на мать смотрит, ждет, что она скажет.
— Я давно бы сама там побывала, да боюсь, — говорит герцогиня. — Я с вами поеду, я же помню, где что.
Вот и пепелище перед ними. Все бурьяном заросло, только обгорелые стены да стволы кое-где чернеются. Страшно. Пошла тогда Фанта-Гиро вперед, а Джованни с купцом следом. Идет, слез унять не может, да рассказывает: здесь то было, а здесь это. Облазили купцовы люди все подвалы, все тайники — нет ничего.
— Эх, — говорит купец, — поздно мы хватились, все, что огонь не взял, разбойники растащили, а что — и звери лесные.
А Джованни возьми да спроси:
— А разве, мама, у вас церкви не было?
— Как же, была. На этом самом месте. Видишь, плиты травой заросли. Подклеть-то из камня. Вот и уцелела.
Стал тогда Джованни по плитам на коленях лазить, каждую плиту простукивать. И одна пустотой отозвалась. Подняли эту плиту, вниз Джованни с купцом спустились. Джованни-то ловко спрыгнул, а купец кряхтит, но лезет. Любопытно. Видят они: стены изразцами выложены, а посередине сундук стоит. Огромный, кованым железом обит.
— Ах, — говорит купец, — вот оно, золото…
И попался Кремень. Привели его слуги к герцогу, а сами поодаль стали. Хотел было Кремень в окно кинуться, да вдруг увидал Фанта-Гиро. Огнем его волчий глаз вспыхнул. Повалился он в ноги герцогу, прощения просит, в монастырь уйти клянется. Поверил клятве герцог, отпустил Кремня. И как в воду разбойники канули. Спокойно стало.
Кончилась зима. Зазеленели, зацвели яблони. Соловьи запели. Пошла раз Фанта-Гиро в сад гулять. Вдруг, откуда ни возьмись, является перед ней Кремень-разбойник.
— Давно я тебя поджидаю, — говорит. — Как в первый раз тебя увидел, так и решил — моей будешь.
Герцогине бы закричать — да не может, со страху язык отнялся. А Кремень медлить не стал — накинулся как дикий зверь. Жемчужное ожерелье порвал, руки заломил и в момент обесчестил. Встал, отряхнулся, усы подкрутил и говорит: «Жди, говорит, завтра сватов. Сколько захочу за тобой приданого возьму».
Заплакала Фанта-Гиро. Страшен ей Кремень-разбойник. Не такого жениха ждала. Узнал про все герцог, опечалился. Черные мысли одолевают, но все же спрашивает дочку:
— Может, правда за Кремня пойдешь?
— Умереть мне лучше, чем такое от вас, отец, слышать.
Долго думал герцог и решил ждать завтрашнего дня. Если Кремень свататься придет, схватить его и в подвалах на хлебе и воде до смерти держать. А не придет — ловить посылать. Как с дочкой быть — видно будет. С тем и задремал перед рассветом.
Утром, глядь, едут к воротам всадники, богато одеты. Не поверил бы, что разбойники, если бы впереди не Кремень. Едет, усы крутит, латы серебряные, шелковый плащ развевается. Едет, о богатстве герцогском мечтает.
А герцог позвал своих людей с мечами да пиками и в соседней комнате спрятал, а сам на резное кресло сел.
Заходит первым Кремень, за ним сваты шпорами позванивают. И разбойник гордо так говорит:
— За своим я, мессер, пришел.
Герцог тоже не спешит. Велел вина принести, закусок, за стол зовет. Не успели гости по чарке выпить, как выскочили герцоговы слуги, всех схватили, связали, в подвал затолкали. Бегут докладывать: все, дескать, мессер, готово.
Успокоился герцог, спать улегся. Ну, думает, поплачет дочка, да успокоится. А от себя он ее не отпустит. Одна ведь она у него, кровиночка. А герцогине не спится. Плакала она, плакала и решила в сад пойти. Позвала тихонько свою нянюшку и пошла. Дух от яблонь чудесный. Соловей поет. На небе звездочки перемигиваются. Покойно так, тепло.
А разбойники тем временем через стену перелезли и к покоям герцогским подобрались. Имели они наказ: не вернется атаман до вечера — в полночь поджечь все герцоговы постройки. Порубили они всех караульщиков да собак. Кремня выпустили, а все двери закрыли и бревнами заложили. Соломы накидали и подожгли. Погода тихая, безветренная была. Полыхнул огонь до самого неба.
Проснулись люди. Женщины кричат, дети плачут — да не выйти никому, а кто в окно выпрыгнет — того разбойники режут.
Проснулся герцог, да поздно. Во второй раз его разбойники обманули. Кинулся он к дочери — а ее нет в комнате.
— Унес, окаянный, доченьку, не жить мне теперь!
И в окно герцог прыгнул. Разбился или нет, только разбойники всего его изрубили. И всех истребили разбойники, кого ножом, кого огнем. И на сад пожар перекинулся.
Увидала огонь Фанта-Гиро, побежала назад к дому, отца спасать. Да только поздно уже — крыша проваливаться начала. И такой страх вокруг творится, что и не видать бы лучше. А разбойники веселятся, на конях гарцуют, факелами да ножами окровавленными размахивают. И спрятаться бы девушке — да некуда; Все огнем освещено. Видит она — несется на нее разбойник, клинком замахнулся. И вдруг ожгло ей лицо. Это головня летящая ей в глаз ударила. Упала она на землю, а всадник обезумевший дальше помчался.
На рассвете нашла ее нянюшка. Всю ночь она в озере просидела, от огня спасалась. Очнулась Фанта-Гиро. Слышит, нянюшка плачет, причитает. А сама глаз раскрыть не может. Рассказала ей все нянюшка, подняться помогла, отвела к озеру. Ведет, а на герцогову дочь взглянуть боится: вместо лица — сплошной ожог, глаз вытек, волосы клоками висят. И кругом пепелище да мертвые валяются. А страшнее всего сад — деревья черные, обугленные. Только у одной яблони возле озера несколько веток целых, да на том месте, где Кремень Фанта-Гиро бесчестил, — трава зеленая.
Срезала нянюшка с яблоньки эти ветки и повела слепую герцогиню подальше от страшного места. Одни вороны над пепелищем кружиться остались. Остановились они в лесу ночевать. Глядь — на полянке яблонька дикая стоит. Старуха к ней веточки из герцогова сада и привила. Проснулись они утром и пошли дальше, ягодами, корнями питались.
Недели через две пришли они в город большой. Нанялась старуха к купцу за свиньями ходить, и изуродованная герцогиня с ней в свинарнике живет, как может помогает. Один глаз понемножку видеть начал. Велела ей старуха себя матушкой звать, а про то, что дочка герцога да Гарда никому не сказывать. А зимой народился у нее мальчик.
А как новая весна расцвела, затосковал Кремень-разбойник. Хоть и не любил он Фанта-Гиро, а все тянет на то место взглянуть, где она ходила. Никому не сказал, один поехал.
Недолго искал, нашел то место лихое. Трава молодая едва-едва через горелое пробивается. Все голое, обугленное, на земле кости человеческие валяются. И сад черный, мертвый стоит. Не по себе даже разбойнику стало. Слез он с коня, пошел по саду. Вдруг блеснуло что-то. Наклонился он. Видит, это жемчужины из ожерелья девичьего по земле рассыпаны. Какие потемнели, а несколько штук — живые, горят. Собрал он их в ладонь, сжал кулак и заплакал. Первый раз за всю свою разбойничью жизнь заплакал. Во всем раскаялся.
Да недолгое оно, воровское раскаяние. Чуть дружков увидал, вина выпил и опять за разбой принялся. Только иногда вытащит из кармана жемчужины, вздохнет и назад положит.
Шли дни за днями, годы за годами. Стал сынок герцогинин подрастать. Красивенький, быстроглазый мальчишечка получился. Понравился он хозяевам. Хоть и богато жил купец, за морями торговал, да не было у него детей. Стали они мальчика к себе в дом пускать, читать, писать учить. А он все на лету ловит. Купчиха мальчика балует, лакомствами кормит. А он все матери унести норовит. Ласковый такой. Джованни.
Собрался купец однажды на ярмарку и решил Джованни с собой взять. И веселее, и все лишний глаз за товаром смотрит.
Ехали они долго ли, коротко ли, а дорога через те места, через горелые, страшные. Едут, купец крестится и говорит:
— Эх, какие тут сады да яблоки были, я их у герцога возами покупал да по яблочку продавал. Какой же лиходей загубил здесь все!
Съездили они на ярмарку, назад вернулись. Купец на Джованни не нарадуется. Насыпал ему полный карман денег и платок шелковый для матери дал. Джованни дома про ярмарку расспрашивают, про дорогу, не было ли разбойников.
— Разбойников мы не видели, а ехали мимо горелого места. Купец очень жалел, что сад сгорел, нет нигде теперь таких яблок.
— Как это нет?! Есть, я сохранила! — говорит нянюшка.
— Молчи, няня, совсем с ума сошла! — испугалась герцогиня.
А бабка слушать ее не стала и говорит Джованни:
— Зови купца, я ему про яблоки расскажу.
Мальчик бегом к купцу. Так, мол, и так, сеньор, бабушка вам про яблоки рассказать хочет. У купца глаза загорелись. Купцы, они прибыль за сто земель чуют. Побежал он в свинарник.
— Ты что, старая, столько лет у меня живешь, мой хлеб ешь, а такое скрываешь! Рассказывай!
— Отпишите Джованни все свое богатство в наследство, скажу.
Стали они торговаться. Как-то уж поладили. А герцогиня молчит, как бы не узнал купец, кто она такая. Стыдно.
Ну, сели они на лошадей, поехали. А там лес, пешком идти нужно. Купец сам старуху под руки ведет. Вышли они к той полянке, а ее не узнать. Сад, на деревьях яблоки крупные, налитые, огнем горят. Старуха сама удивилась: и то деревце уцелело, да еще новые повырастали. Чудо.
Купец рад-радешенек. На другой день работников послал, сад огородил, сторожей поставил. Яблоки поснимал, в сено уложил и торговать поехал. Джованни, понятно, с собой взял, а герцогине с нянюшкой дом с прислугой нанял.
Хоть Кремень-разбойник воровство свое не бросил, только его на берег озера Гарда все чаще тянуть стало. Съездит, а потом неделю с тоски пьет. Тошно ему, седой весь стал. Волк и есть волк. Ни семьи, ни детей.
А купец Джованни как родного сына любил. И доход от яблоневого сада год от году все больше. Только задумался однажды купец: откуда старуха про сад знала? Почему знала, а сама удивлялась? Как бы проведать? А старуха к тому времени померла. Мать Джованни он спрашивать боялся: больно лицо-то обожженное страшно. Ну-ка, думает, лицо обожжено, сад сожженный. Стал он догадываться: уж не хозяйка ли сада?
Посоветовался он с женой. А она и говорит:
— Возьми, муженек, кушаний дорогих, вина молодого, да поди узнай, может, там еще богатство какое есть. Джованни нам как сын родной. Чего ей нас бояться.
Купец сделал, как жена сказала, и пошел. Приходит. Очень герцогиня удивилась. А купец мнется. Мялся-мялся, да и спросил наконец:
— Я вас давно знаю. Джованни мне вместо сына. Скажите, кто вы такие? Я плохого не сделаю, Господь свидетель.
Фанта-Гиро заплакала:
— Место горелое — мой дом отчий. — И все купцу рассказала.
Очень купцу их жалко. А Джованни как про Кремня-разбойника услыхал, как вскочет:
— Из-под земли, — говорит, — гадину достану и убью.
— Нельзя живого человека убивать, — мать ему говорит. — Грех большой. А к тому ж отец он тебе. Родителей, говорит, не выбирают. Не видел ты его никогда, ну и забудь. Теперь мы хорошо живем. Мой отец Кремню мстил, вот как все и вышло.
Задумался Джованни.
Пришел купец домой. Все жене рассказал. Она говорит:
— Возьми людей верных и поезжай на герцогово пепелище. Не верю я, чтобы там кладов каких-нибудь в подвалах не было.
— Ладно, на тот год поеду.
Собрал купец урожай, других товаров накупил, Джованни прихватил и поехал на ярмарку. А Кремень-разбойник про те яблоки где-то прослышал. Не поверил сначала. Сам же видел: сгорел сад. И люди все погибли. А потом увидел яблоки и поверил. Вот, думает, найти бы тот сад, можно бы и нажиться.
Стал он купца выслеживать. Только на след напал, как вдруг понял, что на герцогово пепелище приехал. Слез с коня, пошел бродить. Вдруг слышит: едет кто-то. И наперерез поскакал. Это купец с Джованни с ярмарки возвращались. А купцовы люди поотстали. Э-э-э, думает Кремень, со старым да малым я один справлюсь. И притворился, будто с коня упал. Лежит, стонет.
Джованни услыхал и говорит:
— Слышите, стонет кто-то, помочь надо.
— Это место такое, здесь не то услышится, — отвечает купец и коней гонит.
А Джованни все одно: стонет, помочь надо. Подъезжают ближе: лежит кто-то на дороге, а вдали конь бродит-ходит. Джованни со своего коня спрыгнул и спрашивает:
— Вы, сеньор, кто будете? Может, помочь чем?
— Ах-ах, упал, ногу сломал, коня поймать не могу!
— Подождите, сеньор, — говорит разбойнику Джованни, — я вашего коня поймаю.
А купец что-то почуял и говорит:
— Не ходи, Джованни, наши следом едут, догадаются, поймают. Дело-то к ночи.
— А давайте, дядя, — Джованни уж давно купца дядей звал, — давайте в сад ночевать не поедем. Здесь где-нибудь остановимся. Скорее бы домой попасть. Матушке мазь заморскую привезти.
Смекнул тут Кремень: эге, думает, это же сада хозяева. Если убью сейчас, так про сад ничего и не узнаю.
Остановились. Коней распрягли, костерок развели. Сыром да вином своего гостя угощают. А Кремень стонет, до ноги дотронуться не дает. А конь его поодаль пасется.
Уж очень купцу спутник подозрительный. А Джованни — ничего, все про мать вспоминает.
— Скорее бы, дядя, домой! Только бы матушку красивой сделать, такой, как до пожара.
Купец молчит, в костер смотрит. А Кремню интересно: чудно, в его руках люди, а убить жалко. Так у костра хорошо. И мальчик такой славный. Вроде бы лицо знакомое. И что он там про пожар толкует, лучше бы про сад узнать.
— А что, Джованни, кто мать-то твоя?
— Она, сеньор, герцога сожженного дочь, — отвечает Джованни, — этим местам хозяйка.
— Только жизнь-то по-другому решила, — купец говорит.
Начал тут Кремень догадываться:
— А кто, парень, твой отец будет? Как его звать-то?
Джованни вспыхнул.
— Нет у меня отца. И не было. Злодей он, хоть мама и не велит говорить про него худое.
Задумался Кремень-разбойник. Может, открыться? Тогда уж прощай нажива, да и не очень, сдается, рад будет Джованни своего родителя видеть. Отвернулся он, а Джованни к ручью за водой пошел. И вдруг Кремня как кто по плечу стукнул. Вскинул глаза, а на Джованни из куста волк нацелился, вот-вот схватит. Забыл про ногу Кремень. Кинулся на волка и насмерть голыми руками задушил. Купец видит, а с места сойти боится, одеревенел весь со страха.
Нагнулся Кремень волка-то рассмотреть.
— Дай-ка, Джованни, нож, шкуру снимать буду!
Побежал Джованни за ножом к костру. Только откуда ни возьмись на Кремня волчиха набросилась, рычит, на землю повалила, рвет, кусает. С клыков злоба так и летит. Да не долго она Кремня мяла. Изловчился Джованни, вогнал нож ей под лопатку. Тут и купец подоспел. Вытащили вдвоем Кремня.
— Прости, — говорит купец, — добрый человек, за разбойника я тебя принял, а ты Джованни от волка спас.
А Кремень уж и не слышит ничего. Вытащил из последних сил жемчужины, протянул Джованни.
— Ей отдашь, — прохрипел и умер.
Помолились над ним купец с Джованни, как умели, и похоронили. И крест над безымянным холмиком приладили. Очень купец сокрушался, что не узнал имени доброго человека. А конь Кремня так и остался у могилы бродить.
Приехал купец домой. Все, как обычно, жене рассказывает, и про спутника удивительного. Кому же теперь жемчуга отдать?
— Ясно кому, матери Джованни. — Жена у купца толковая была, сразу сообразила.
— Это почему? — не понял купец.
— Эх, — говорит жена, — башка седая, а соображения как у дитяти. Это ж Кремень-разбойник был, он ведь отец Джованни.
Узнала про то герцогиня. Не то печалиться, не то радоваться, только легче ей стало. Может, мазь заморская помогла, может, жемчужины живые красоту возвращать умеют.
А тем временем разбойники всполошились. Нет и нет атамана. Знают, что он на герцогово пепелище повадился. Вот и поехали туда. Глядь, у дороги могилка свежая, а поодаль атаманов конь ходит. Постояли разбойники у могилы, повздыхали да разъехались в разные стороны. Известно, где атаман похоронен, ни один разбойник воровать не станет.
Прошла зима, вот и говорит купцу жена:
— Пора клад искать, лето давно.
Пошел купец Джованни с собой звать.
— Хочу я, Джованни, на ваше пепелище ехать. Богатства герцоговы искать. Все ж они деда твоего, негоже им там скрытыми лежать. Денежка, она в обороте быть любит.
Джованни на мать смотрит, ждет, что она скажет.
— Я давно бы сама там побывала, да боюсь, — говорит герцогиня. — Я с вами поеду, я же помню, где что.
Вот и пепелище перед ними. Все бурьяном заросло, только обгорелые стены да стволы кое-где чернеются. Страшно. Пошла тогда Фанта-Гиро вперед, а Джованни с купцом следом. Идет, слез унять не может, да рассказывает: здесь то было, а здесь это. Облазили купцовы люди все подвалы, все тайники — нет ничего.
— Эх, — говорит купец, — поздно мы хватились, все, что огонь не взял, разбойники растащили, а что — и звери лесные.
А Джованни возьми да спроси:
— А разве, мама, у вас церкви не было?
— Как же, была. На этом самом месте. Видишь, плиты травой заросли. Подклеть-то из камня. Вот и уцелела.
Стал тогда Джованни по плитам на коленях лазить, каждую плиту простукивать. И одна пустотой отозвалась. Подняли эту плиту, вниз Джованни с купцом спустились. Джованни-то ловко спрыгнул, а купец кряхтит, но лезет. Любопытно. Видят они: стены изразцами выложены, а посередине сундук стоит. Огромный, кованым железом обит.
— Ах, — говорит купец, — вот оно, золото…
Глава 45,
в которой не оказалось золота
— Но в сундуке не оказалось золота. Он был наполнен старинными книгами и рукописями. Некоторые сохранились до сих пор, потому что Джованни поселился на этом пепелище, построил новый замок, развел сады. А вокруг замка вырос новый город — Вилла-Нуова. И Джованни стали называть герцогом…
Вдруг наверху мне послышались голоса и шаги. Поль вскочил с пола и зажег несколько свечей. Он тоже насторожился, вслушиваясь в эти звуки, которые явно шли сверху. Там как будто кто-то грохотал чем-то железным, и металлический стук гулко повторяло эхо. И чей-то голос умоляюще выкрикнул:
— Скорее, прошу вас, скорее!
Мне показалось, что это произнес мой папа.
— Папа!
Я рванулась, чтобы подняться, но тут мои ноги пронзила неимоверная боль, я громко охнула, но не упала. Я стояла на собственных ногах!
— Клео! Клео! — звал откуда-то сверху мой отец.
— Эй, мсье, — крикнул Поль, — мы здесь!
— Папа!
Наверху открылся большой квадратный люк. Я даже на мгновение зажмурила глаза от хлынувшего потока света.
— Клео, маленькая! Ты жива? — В люк заглядывали мой папочка и еще какие-то двое мужчин. Но они были ужасно высоко, наверное, метрах в пяти над нами. — Катрин с тобой?
— Нет. — Почему он спрашивает про Катрин? — Папа, это Поль! Он вытащил меня из воды!
— Клео! Где ты? Я ничего не вижу!
Конечно, это для меня открывшийся на потолке люк осветил все подземелье, а оттуда-то, сверху, оно наверняка воспринимается сплошной темнотой за исключением яркого квадрата точно под люком!
— Папа, я здесь! — Я хотела шагнуть в этот квадрат, но вовремя сообразила, что там посторонние люди, а на мне вместо одежды бархатная мантия со статуи. — Папа, брось мне, пожалуйста, свою рубашку!
— Зачем? — Его спутники уже спускали веревочную лестницу с деревянными перекладинками. — Ты ранена?
— Нет, но… — Как же сказать, что я голая?
— Мсье, вот все, что осталось от платья вашей дочери! — Поль шагнул в освещенный квадрат и помахал какими-то тряпками. Удивительно, как он сразу понял мою проблему!
— Я сейчас принесу тебе одежду из машины! Я все купил, как велела твоя мама!
При чем здесь моя мама?
— Папа! Это долго! — Лестница покачивалась на уровне плеч Поля, неужели мне еще торчать здесь и ждать какую-то одежду из машины? — Давай рубашку!
А потом я уселась на одну из перекладин этой лестницы и вцепилась руками в другую. Ноги еще плохо слушались меня, и я просто побоялась лезть вверх по шаткому воздушному эскалатору. Папины спутники потихоньку тащили меня наружу, Поль укрывал мантией святого, лестница покачивалась, рубашка пахла папой, как будто он уже обнимал меня, от высоты я невольно зажмурила глаза и вдруг поняла: это же наши с папой любимые качели! Недаром я все время вспоминала о них, они из детства пришли мне на помощь!
— Папочка! — Я повисла у него на шее, и мы сладко плакали в обнимку, пока папины спутники занимались извлечением Поля. — Папа, а почему у тебя перевязана рука?
— Я подрался с луной.
Господи, как же я люблю папу! Ну все в нем самое родное! И голос, и интонация, и движения губ, и седая прядь в волосах, и эти мяконькие мешочки с сеточкой морщинок под глазами, и покрасневшие края век. И как он умеет пошутить в самую, казалось бы, сентиментальную минуту! Подрался с луной! Так, обычное дело…
— И победил! — гордо сказал кругленький человечек в воротничке священника, весело глядя на меня снизу вверх.
— Вот, ваше преосвященство, позвольте представить, моя дочь Клео! Дочка, это мой друг аббат Клернон — приор аббатства Мон-Сен-Мишель.
— Здравствуйте, мсье прево. — Он был такой маленький, что мне пришлось согнуться, чтобы поцеловать его перстень.
— Очень рад, Клео. Я очень рад, что ты нашлась.
— А уж как я рад, Жако, — со странной непочтительностью обратился к священнику полицейский, помогая вылезти Полю, — похоже, мы раскроем преступление века! Меня зовут Ёзеф Клернон.
Сержант протянул мне руку. Его энергичное пожатие походило на папино.
— Так вы родственники! — догадалась я.
— Конечно, двоюродные близнецы-братья! Разве незаметно? — Он уже ловко сматывал лестницу. — Сейчас покажем вас медикам, покормим, а потом займемся бумажной работой! И уж поверьте, мисс, мистеру Вонахью несдобровать!
Значит, я была права насчет красавчика Риччи! Это все произошло из-за меня! Как я могла пойти на свидание с этим шарлатаном! Как я виновата перед папой…
— У нас будет полное основание для его ареста! Ты хоть знаешь, кто это такой? — Сержант похлопал Поля по плечу.
— Очень, — невпопад ответил Поль и густо покраснел.
Папа растерянно смотрел на него.
— Папа, это Поль. Он сначала защитил меня от Гарри, потом вытащил из моря, когда я…
— А Катрин? Ее точно не было с вами?
— Нет, папа.
— Ёзеф, вы не рано убрали лестницу? — Папа заглянул в люк. — Я хотел бы спуститься, ведь Катрин должна быть там, правда, Жако?
Он вдруг словно перестал замечать нас! Это была совсем не папина интонация! И совсем не папино выражение глаз!
— Мсье, внизу больше никого не было, — сказал Поль.
— Правда, папа.
— Ну как же, Клео! Лодку обнаружили именно там, где с моря вход в катакомбы Комино!
— Папа, какую лодку?
— Лодку рыбака!
— Подожди, Леон. — Маленький аббат заботливо погладил папу по плечу и сказал мне:
— Видишь ли, девочка, мы бы никогда не нашли вас, если бы не Катрин.
Я совсем растерялась. Папа шумно вздохнул и потер здоровой рукой лоб. Он не смотрел ни на кого.
— Катрин видела, как тебя похитили, — продолжал аббат. — Она взяла лодку у некоего рыбака и погналась за катером, на котором увезли тебя. Тебя ведь увезли на катере?
— Да. — Надо же, крошечная папина жена погналась за катером спасать меня, в общем-то незнакомого человека! — Она вам об этом рассказала?
— Нет. Мы нашли пустую лодку, — медленно произнес полицейский, не глядя на моего папу. — Катрин в ней не было. Катакомбы — идеальное место, чтобы спрятать заложников, вот мы и решили предпринять попытку поисков.
— Простите, сэр, — Поль покраснел еще гуще, — а катера возле острова вы не видели?
— Нет. — Сержант вздохнул. — Пойдемте, что мы здесь стоим. — Он уже закрыл крышку люка. — Надо вернуть сторожу ключи и лестницу.
— Офицер, сэр, — заторопился Поль, — но ведь Гарри мог встретиться с миссис Катрин и увезти ее на «Тоскану»!
— Ну-ка, ну-ка, — насторожился полицейский.
Аббат внимательно склонил голову, а я прижалась к папиной груди. Его сердце загрохотало у меня в ушах.
— Господа, я ведь работаю… работал, — пылало уже не только лицо, но и шея, и плечи Поля, — работал у Вонахью. Клео все знает… Я случайно, честное слово, случайно, узнал, что Гарри, Гарри — это охранник Вонахью, похитил Клео. Я не знал об этом. И не узнал бы, если бы Клео не закричала… Я должен был отвести катер к яхте Вонахью, к «Тоскане». Она стоит в бухте Марсаш-локк, вернее стояла ночью… Если миссис Катрин встретилась с Гарри, он наверняка увез ее на «Тоскану»!
— Кстати, папа, на «Тоскане» уже несколько месяцев путешествует Дороти Шмерлотт.
— Отлично! — обрадовался полицейский. — Я вызываю вертолет и еще один катер с констеблями! А выяснить местоположение «Тосканы» не составит никакого труда, уж поверьте! Ты наш главный свидетель, парень. Смотри не передумай!
Вдруг наверху мне послышались голоса и шаги. Поль вскочил с пола и зажег несколько свечей. Он тоже насторожился, вслушиваясь в эти звуки, которые явно шли сверху. Там как будто кто-то грохотал чем-то железным, и металлический стук гулко повторяло эхо. И чей-то голос умоляюще выкрикнул:
— Скорее, прошу вас, скорее!
Мне показалось, что это произнес мой папа.
— Папа!
Я рванулась, чтобы подняться, но тут мои ноги пронзила неимоверная боль, я громко охнула, но не упала. Я стояла на собственных ногах!
— Клео! Клео! — звал откуда-то сверху мой отец.
— Эй, мсье, — крикнул Поль, — мы здесь!
— Папа!
Наверху открылся большой квадратный люк. Я даже на мгновение зажмурила глаза от хлынувшего потока света.
— Клео, маленькая! Ты жива? — В люк заглядывали мой папочка и еще какие-то двое мужчин. Но они были ужасно высоко, наверное, метрах в пяти над нами. — Катрин с тобой?
— Нет. — Почему он спрашивает про Катрин? — Папа, это Поль! Он вытащил меня из воды!
— Клео! Где ты? Я ничего не вижу!
Конечно, это для меня открывшийся на потолке люк осветил все подземелье, а оттуда-то, сверху, оно наверняка воспринимается сплошной темнотой за исключением яркого квадрата точно под люком!
— Папа, я здесь! — Я хотела шагнуть в этот квадрат, но вовремя сообразила, что там посторонние люди, а на мне вместо одежды бархатная мантия со статуи. — Папа, брось мне, пожалуйста, свою рубашку!
— Зачем? — Его спутники уже спускали веревочную лестницу с деревянными перекладинками. — Ты ранена?
— Нет, но… — Как же сказать, что я голая?
— Мсье, вот все, что осталось от платья вашей дочери! — Поль шагнул в освещенный квадрат и помахал какими-то тряпками. Удивительно, как он сразу понял мою проблему!
— Я сейчас принесу тебе одежду из машины! Я все купил, как велела твоя мама!
При чем здесь моя мама?
— Папа! Это долго! — Лестница покачивалась на уровне плеч Поля, неужели мне еще торчать здесь и ждать какую-то одежду из машины? — Давай рубашку!
А потом я уселась на одну из перекладин этой лестницы и вцепилась руками в другую. Ноги еще плохо слушались меня, и я просто побоялась лезть вверх по шаткому воздушному эскалатору. Папины спутники потихоньку тащили меня наружу, Поль укрывал мантией святого, лестница покачивалась, рубашка пахла папой, как будто он уже обнимал меня, от высоты я невольно зажмурила глаза и вдруг поняла: это же наши с папой любимые качели! Недаром я все время вспоминала о них, они из детства пришли мне на помощь!
— Папочка! — Я повисла у него на шее, и мы сладко плакали в обнимку, пока папины спутники занимались извлечением Поля. — Папа, а почему у тебя перевязана рука?
— Я подрался с луной.
Господи, как же я люблю папу! Ну все в нем самое родное! И голос, и интонация, и движения губ, и седая прядь в волосах, и эти мяконькие мешочки с сеточкой морщинок под глазами, и покрасневшие края век. И как он умеет пошутить в самую, казалось бы, сентиментальную минуту! Подрался с луной! Так, обычное дело…
— И победил! — гордо сказал кругленький человечек в воротничке священника, весело глядя на меня снизу вверх.
— Вот, ваше преосвященство, позвольте представить, моя дочь Клео! Дочка, это мой друг аббат Клернон — приор аббатства Мон-Сен-Мишель.
— Здравствуйте, мсье прево. — Он был такой маленький, что мне пришлось согнуться, чтобы поцеловать его перстень.
— Очень рад, Клео. Я очень рад, что ты нашлась.
— А уж как я рад, Жако, — со странной непочтительностью обратился к священнику полицейский, помогая вылезти Полю, — похоже, мы раскроем преступление века! Меня зовут Ёзеф Клернон.
Сержант протянул мне руку. Его энергичное пожатие походило на папино.
— Так вы родственники! — догадалась я.
— Конечно, двоюродные близнецы-братья! Разве незаметно? — Он уже ловко сматывал лестницу. — Сейчас покажем вас медикам, покормим, а потом займемся бумажной работой! И уж поверьте, мисс, мистеру Вонахью несдобровать!
Значит, я была права насчет красавчика Риччи! Это все произошло из-за меня! Как я могла пойти на свидание с этим шарлатаном! Как я виновата перед папой…
— У нас будет полное основание для его ареста! Ты хоть знаешь, кто это такой? — Сержант похлопал Поля по плечу.
— Очень, — невпопад ответил Поль и густо покраснел.
Папа растерянно смотрел на него.
— Папа, это Поль. Он сначала защитил меня от Гарри, потом вытащил из моря, когда я…
— А Катрин? Ее точно не было с вами?
— Нет, папа.
— Ёзеф, вы не рано убрали лестницу? — Папа заглянул в люк. — Я хотел бы спуститься, ведь Катрин должна быть там, правда, Жако?
Он вдруг словно перестал замечать нас! Это была совсем не папина интонация! И совсем не папино выражение глаз!
— Мсье, внизу больше никого не было, — сказал Поль.
— Правда, папа.
— Ну как же, Клео! Лодку обнаружили именно там, где с моря вход в катакомбы Комино!
— Папа, какую лодку?
— Лодку рыбака!
— Подожди, Леон. — Маленький аббат заботливо погладил папу по плечу и сказал мне:
— Видишь ли, девочка, мы бы никогда не нашли вас, если бы не Катрин.
Я совсем растерялась. Папа шумно вздохнул и потер здоровой рукой лоб. Он не смотрел ни на кого.
— Катрин видела, как тебя похитили, — продолжал аббат. — Она взяла лодку у некоего рыбака и погналась за катером, на котором увезли тебя. Тебя ведь увезли на катере?
— Да. — Надо же, крошечная папина жена погналась за катером спасать меня, в общем-то незнакомого человека! — Она вам об этом рассказала?
— Нет. Мы нашли пустую лодку, — медленно произнес полицейский, не глядя на моего папу. — Катрин в ней не было. Катакомбы — идеальное место, чтобы спрятать заложников, вот мы и решили предпринять попытку поисков.
— Простите, сэр, — Поль покраснел еще гуще, — а катера возле острова вы не видели?
— Нет. — Сержант вздохнул. — Пойдемте, что мы здесь стоим. — Он уже закрыл крышку люка. — Надо вернуть сторожу ключи и лестницу.
— Офицер, сэр, — заторопился Поль, — но ведь Гарри мог встретиться с миссис Катрин и увезти ее на «Тоскану»!
— Ну-ка, ну-ка, — насторожился полицейский.
Аббат внимательно склонил голову, а я прижалась к папиной груди. Его сердце загрохотало у меня в ушах.
— Господа, я ведь работаю… работал, — пылало уже не только лицо, но и шея, и плечи Поля, — работал у Вонахью. Клео все знает… Я случайно, честное слово, случайно, узнал, что Гарри, Гарри — это охранник Вонахью, похитил Клео. Я не знал об этом. И не узнал бы, если бы Клео не закричала… Я должен был отвести катер к яхте Вонахью, к «Тоскане». Она стоит в бухте Марсаш-локк, вернее стояла ночью… Если миссис Катрин встретилась с Гарри, он наверняка увез ее на «Тоскану»!
— Кстати, папа, на «Тоскане» уже несколько месяцев путешествует Дороти Шмерлотт.
— Отлично! — обрадовался полицейский. — Я вызываю вертолет и еще один катер с констеблями! А выяснить местоположение «Тосканы» не составит никакого труда, уж поверьте! Ты наш главный свидетель, парень. Смотри не передумай!