Дебри Пьер. Коварная Барбара

   — Что со мной случилось? А я хочу узнать, что случилось с тобой! Я целый день провел в кабинете, загруженный напряженной работой с ног до головы, прихожу домой, чтобы хоть немного отдохнуть и расслабиться. И что же я вижу? Натянутая атмосфера, холод, жена с лицом мученицы. У тебя славянская мазохистская душа, но я-то не славянин!
   — Знаешь, кто ты? Надменный лгун! Ты сказал мне, что твоя старая шляпа, должно быть, осталась в магазине. Но я была уверена, что на фотографии в газете была изображена именно твоя шляпа. Я позвонила в магазин и попросила, чтобы оттуда принесли твою старую шляпу. Мне ответили, что, покупая новую, ты не оставлял никакой шляпы. Ты что-то знаешь, связанное со взрывом в бунгало!
   — Ладно, ладно! Я ничего не рассказывал, чтобы не испугать тебя. Мне позвонили и пригласили туда для разговора, включив часовой механизм на время встречи. Таким вот образом эта Барбара демонстрирует мне свою страстную любовь. Я тебе расскажу все, что знаю.
   У Соланж было хорошее качество. Она слушала меня и не перебивала, пока я не закончил свое повествование. Зато ее реакция была чисто русской. Она встала на колени возле меня и прислонила свою голову к моей ноге. Потом взяла мою руку и положила на свою щеку. Ее щека была влажной, а рука дрожала.
   — Я злюка, Сим, любовь моя. Я все время подозревала тебя в чем-то плохом. Я вообразила, что ты ушел к другой женщине, и меня измучила ревность.
   Я наслаждался ее любовью. Сначала мы поссорились, но потом стало так хорошо, прямо как в раю. Наступил мир. Она села ко мне на колени, и я начал баюкать ее, как маленькую, когда вдруг неожиданно раздался звонок в дверь.
   — Обязательно посмотри в глазок, кто там. Не открывай сразу, мне что-то не нравится этот визит, — встревожилась Соланж.
   — Хорошо.
   — Нет, не надо, Сим. Пойду открою сама.
   Я услышал, как Соланж щелкнула замком и дверь открылась. Тут же раздался мужской голос.
   Соланж вернулась бледная. Она пробормотала:
   — Это полицейский из Центрального управления с набережной Орфевр инспектор Дориани. Пойдем. Он сказал, что только хочет задать обычные вопросы, какие задают во время следствия. Кстати, и о твоем вчерашнем появлении.
   — Если он сказал... Ладно, иду.
   Но инспектор уже стоял на пороге спальни. Он оглядел нас с ног до головы. Правильнее будет сказать, что он просверлил нас мрачными блестящими глазами. Он был высокого роста, с лицом аскета, широкими плечами; если кто-нибудь не знал, что это Лионель Дориани — гроза всего преступного сброда Парижа, то мог бы принять его за главаря банды. У него было зверское лицо, как у преступника.
   — Вас зовут мсье Симон Лефранж?
   — Да. Проходите, инспектор.
   Он протянул руку. Безо всякого колебания. Хороший признак.
   — Мы собирались выпить немного коньяку. Могу я вам предложить?
   — Нет, спасибо. Мы расследуем убийство человека по имени Альфред Брессон, и я думаю, что, может быть, вы сможете нам помочь.
   — Каким образом, инспектор?
   — Полагаю, что вы слышали о Брессоне?
   — Я читал, что он частный детектив.
   — Так-так... Когда вы познакомились с ним?
   — Я с ним незнаком. Моя невеста обратилась к нему, чтобы выяснить мое местопребывание.
   — Вы что, пропадали?
   — В течение трех недель. У меня полная потеря памяти.
   — Кто вас обнаружил?
   — Я обнаружился сам.
   — Брессон видел вас?
   — Мне ничего не известно о том, что касается Брессона, и во всех отношениях у меня не сохранилось ни единого воспоминания о том, что происходило со мной эти три недели.
   — Когда вы вспомнили, как вас зовут?
   — Позавчера.
   — Где?
   — Я давно ожидал этого вопроса. В заброшенном дворе недалеко от катакомб Денфера. В том самом месте, где был обнаружен труп Брессона.
   — Где? — сухо повторил Дориани.
   — У остановки автобуса, — раздраженно ответил я.
   — Откуда вы пришли?
   — У меня нет по этому поводу никаких соображений.
   — Но вы сейчас сказали об автобусе. Какой это маршрут?
   — Я не смотрел на номер. Я просто сел на него и поехал домой.
   — Это становится интересным, вам не кажется? Вы хоть желаете узнать, где вы были и что вы делали в течение этих трех недель?
   — Я не сомневаюсь, что моя память скоро восстановится.
   — Вы, естественно, приглашали врача?
   Я сказал ему фамилию и адрес моего кузена Мишеля. Он записал.
   — Полагаю, доктор поставил какой-нибудь диагноз?
   — Он считает, что моя память быстро восстановится, когда придет время. Он хочет, чтобы меня осмотрел специалист.
   — Так-так. Посмотрим, если вы меня, конечно, не обманываете, мсье Лефранж. Естественно, я проверю, обращалась ли ваша невеста к Брессону с просьбой отыскать вас. Видимо, он вышел на поиски, предпринял какие-то шаги и был убит.
   — Несомненно. Но я очень сожалею, что не могу вам ничем помочь. Моя память абсолютно пуста.
   — Так-так. Мы примем во внимание вашу амнезию. В каком направлении шел автобус?
   Он спросил это неожиданно, я не был к этому готов.
   — Какой автобус?
   — Тот, который сейчас неожиданно всплыл в вашей памяти.
   — А да, конечно... Он следовал в сторону Вилетты. Я сошел рядом.
   — Рядом с чем?
   — С Вилеттой.
   — Вы поправьте меня, если я ошибаюсь, но Вилетта находится на самом северо-востоке Парижа, а мы вас обнаруживаем на юго-востоке в Ванве.
   — Конечно, это был автобус, следующий по маршруту Вилетта-Ванв. Я сел в Ванве.
   — Так-так, я вас больше не буду беспокоить. — Я проводил его до прихожей. Его пристальный взгляд упал на мою шляпу.
   — Красивая шляпа, мсье. Совсем новая, да?
   — Да, абсолютно.
   — Наверное, вы приобрели ее во время вашего отсутствия.
   — Нет, инспектор, я купил ее в честь моего возвращения домой.
   — Так-так, — повторил он в очередной раз. — Спокойной ночи. Не провожайте меня, спасибо.
   Я смотрел, как он спустился по лестнице, пересек сад и вышел на улицу. Там стояла ожидающая его машина. Классический черный «ситроен», с мощным движком, который так любят гангстеры и полицейские.
   В спальне на меня набросилась Соланж.
   — Ну и как, ты доволен, что рассказал ему всю эту ложь?
   — Я не мог рассказать правду — он начнет подозревать меня в убийстве Брессона.
   — Ты действуешь с фантастической самоуверенностью, Симон. Но не строй иллюзий. Инспектор совсем не идиот.
   — Да, он очень сообразительный...
   — Ты думаешь, что он связывает тебя с происшествием в бунгало?
   — Не знаю. Делом о бунгало занимается жандармерия Дранса, но Дориани тоже читает газеты и вполне мог заинтересоваться всеми новыми шляпами, которые видит. У него профессиональная интуиция, и он изучает мою реакцию. Он проверяет каждый след, который привлекает его внимание. А сейчас я пойду позвоню Мишелю. Уверен, что инспектор отправился к нему, и я должен предупредить его, чтобы он сказал, что не видел моей шишки на голове и ничего не знает о дворе в Денфере.
   Когда я закончил разговор с кузеном, Соланж протянула мне фужер коньяку. Моего самого любимого.
   — Дорогой, скажи, чем я могу тебе помочь.
   — Не говори мне больше о том невинном объятии с Нормой Орлеак.
   — Обещаю тебе. Но думаю, что я еще в чем-то смогу быть тебе полезной. Возьми меня сегодня вечером с собой в «Зеленую обезьяну».
   — Я собирался туда один. Почему ты хочешь пойти со мной в это логово Монтаржи?
   — Потому что у тебя в памяти сохранилась песня «В первый раз...», а «Зеленая обезьяна» — это то место, где ты мог ее услышать. Что если, похитив, они заперли тебя там в подвале? Может быть, вместе мы быстрее найдем какие-нибудь следы, которые освежат твою память.
   — Я не могу взять тебя с собой. Возможно, в этом притоне будет опасно.
   — Какая может быть опасность в общественном месте? Что нам могут сделать, когда вокруг много народу? Ничего!
   Она была права. Там будет достаточно свидетелей, и преступники побоятся напасть на меня. Я решил:
   — Надень какое-нибудь не очень броское платье.
   «Зеленая обезьяна» походила на все подобные третьеразрядные заведения. Душный зальчик, низкие потолки, отвратительный бар, агонизирующая подсветка, множество столиков и клиенты с тупыми обезьяньими лицами, будто бы они только что слезли с деревьев и переоделись. Нас посадили за столик в углу. Официант принес меню и ожидал со скучающим видом, пока мы выбирали, пошатываясь, как камыш на ветру. Он, вероятно, был пьян. Мы заказали бутылку шипучки.
   Оркестр был невероятно шумный, но музыканты походили на сомнамбул. Они, наверное, были такие же пьяные, как и официант.
   — У тебя нет ощущения, что ты был здесь раньше, Сим?
   — Нет. Это место мне абсолютно незнакомо.
   Она осмотрелась вокруг, и ее взгляд остановился на каком-то человеке с лицом наемного убийцы, который сидел у двери. Он, казалось, появился из фильмов ужасов. Это существо имело поразительное сходство с орангутангом. Я сразу подумал об этом, увидев его выдающиеся вперед челюсти, лошадиные зубы с черным налетом и маленький лоб. Многочисленные шрамы пересекали его физиономию. Ростом он был под два метра. Длинные руки и кривые ноги завершали его чудовищный обезьяноподобный облик. Я посмотрел на него еще раз и заметил, что он схож и с восковыми манекенами в витринах, но в них, пожалуй, было больше жизни.
   Правда, его маленькие глазки непрестанно бегали, осматривая все уголки этого помещения.
   Я вспомнил странную неподвижную фигуру человека, сидевшего за рулем «ситроена», и понял, что водителем был именно этот питекантроп. Он уставился на меня, но его глаза ничего не выражали. Пришел официант с нашим заказом. Я спросил:
   — Прекрасное заведение. Кому оно принадлежит? Официант невыразительно пожал плечами.
   — Хозяину.
   — А кто хозяин?
   — Тот, кому принадлежит это прекрасное заведение.
   Соланж засмеялась, и официант поглядел на нее снисходительно. Минуту спустя из двери, находящейся за оркестром, появился какой-то коренастый субъект. По походке я узнал того типа, который выходил из мастерской Ледука.
   — Несомненно, я уже видел этого коротышку, Анжела. Это тот, кто снял помещение рядом с моей конторой. Он тогда сел в машину, принадлежащую Дени Монтаржи, владельцу этого притона. А тот чудовищный тип у выхода сидел за рулем черного «ситроена».
   Официант прошел рядом с нами. Пальцем он указал в сторону музыкантов.
   — Вот он — патрон.
   — Его зовут Маленький убийца? — с простодушным видом спросил я.
   Произнося эти слова, я одновременно сунул официанту банкноту. Он стал словоохотливее и сообщил:
   — У патрона дурной характер. Его зовут Дени Монтаржи.
   — Плохой характер должен быть вон у той гориллы, что сидит у двери, — засмеялся я.
   — Аксель Буртор неплохой человек. Когда спит зубами к стенке.
   На сцене началось представление. Сначала выступил чревовещатель, после две танцовщицы с акробатическим номером, а потом начался эротический номер: какая-то тощая девица показывала стриптиз. Она с отвращением на лице сбрасывала с себя одежды под звуки самбы.
   — Какая гадость, — произнесла Соланж. — У этой девушки слишком богатое воображение, если она полагает, что может выставлять себя напоказ. Бедняжке хорошо бы прикрыться.
   — Милая, ты должна быть великодушнее, не надо так сурово относиться к тем, кого природа менее одарила.
   — Ты с интересом смотришь на нее.
   — Такой уж у меня любознательный характер. Оркестр начал наигрывать композицию «В первый раз...»
   — Тебе это ничего не напоминает?
   — Пока только надоевшую пластинку.
   — Пойдем потанцуем.
   Мы оказались между столиками, которые находились рядом с оркестром. Вдруг меня охватило странное волнение. Там сидели три девушки, и было очевидно, что они завсегдатайки этого заведения. Одна из них — блондинка, в платье с открытыми грудью и спиной, прелестным личиком — пристально смотрела на меня. Как будто она меня узнала. Я же был уверен, что никогда ее раньше не видел. Когда музыка закончилась, мы с Соланж вернулись за наш столик.
   — Что-то тут не так, Соланж. Та блондинка около оркестра явно меня знает. А я ее нет. Послушай... Выйди, как будто ты хочешь подкраситься. А я пойду, приглашу ее танцевать.
   Она послушно взяла сумочку и направилась в дамскую комнату. Оркестр заиграл тягучую медленную мелодию, и я подошел к блондинке.
   — Не окажете ли мне честь? — спросил я церемонно. Она сначала заколебалась. Но потом встала. Я обнял ее.
   — Вы часто приходите сюда? — спросила она меня.
   У нее были глаза цвета фиалки, вздернутый нос, чувственный рот, фигура кинозвезды и очаровательный низкий голос. Голос Барбары.
   — Я здесь впервые, как мне кажется... Как подсказывает моя скудная память.
   Она бросила на меня пытливый взгляд и, по-видимому, успокоилась.
   — Вам здесь нравится?
   — Вы — да. У вас такой влекущий голос, таким голосом, должно быть, сирены зазывали Улисса во время его странствий. Вам не случалось сводить с ума какого-нибудь мужчину, загулявшего до беспамятства, Барбара?
   Она содрогнулась не в такт музыке и твердо сказала:
   — Меня зовут не Барбара. Мое имя Адриана Прево. Вы меня с кем-то путаете. Сирены... Улисс...
   — Бунгало «Монрепо»... Она резко отстранилась.
   — Послушайте, или говорите нормально, или оставьте меня.
   — Ты один раз уже пыталась похоронить меня, Барбара. Если хочешь, я могу с тобой поболтать, но уже в присутствии инспектора Дориани. Ты говоришь, что тебя зовут Адриана Прево? Так что мне сказать инспектору — чтобы он пришел повидаться с тобой сюда или к тебе домой?
   Она крепко прижалась ко мне, как будто ее охватила внезапная страсть, и промурлыкала:
   — Что же такое тебе известно?
   — Все. Что ты очень пылкая девушка. Правда, иногда ты бываешь и прохладной. Думаю, что тебя не порадуют всякие осложнения, связанные с убийством частного детектива.
   — Клянусь тебе, что ничего не знала. Я даже была против того, чтобы заманить тебя в ловушку. И не вздумай... не вздумай говорить с Дориани.
   — Ты предлагаешь какой-нибудь лучший вариант?
   — Я думала, что полиция бросит это дело...
   — Ладно, хватит и того, если ты ответишь мне на кое-какие вопросы, Барбара.
   — Я тебе все расскажу, все что ты хочешь, но не гляди на меня так. Смотри как на женщину, которая тебе нравится.
   — Это нетрудно, если я забуду про бомбу.
   — Мы должны выглядеть естественно. Ты клиент, а я — девушка из бара. Или будет плохо. Аксель наблюдает за нами.
   — Что это за Аксель?
   — Наемный убийца, который сидит у выхода. Он выполняет все грязные поручения Монтаржи.
   Мы повернулись в танце, и я оказался лицом к Акселю Буртору и увидел, что он смотрит на меня так, словно снимает мерку для деревянного костюма.
   Монтаржи возвратился к эстраде, потом пересек зал, направляясь к Акселю. Оркестр продолжил тянуть сладкую, как ликер, мелодию. Аксель и Монтаржи начали о чем-то шептаться, и я почувствовал себя неуютно. Этому способствовало и то, что Барбара-Адриана стала потихоньку подталкивать меня к ним.
   — Послушай, красавица, где бы мы могли побеседовать подальше от этих двух обезьян?
   — Приходи утром ко мне домой.
   — Нет, нет. Я хочу сейчас. Сегодня ночью.
   — Это невозможно. Сегодня ночью невозможно.
   — Послушай... Я не могу успокоиться с тех пор, как ты не явилась на свидание в «Монрепо». Там было так весело. Я хочу сегодня же ночью.
   — Нет, дорогой. Этой ночью мы не можем увидеться. Но утром, ровно в десять, я тебя жду.
   Прижавшись своей щекой к моей, она прошептала:
   — Улица Кремлин, четырнадцать.
   И рассмеялась, откинув голову назад, как если бы ее рассмешила шутка. И добавила, улыбаясь уже профессионально:
   — Я буду очень хорошей, обещаю. Только никому ничего не говори, особенно полицейским.
   — Что ты подразумеваешь под «очень хорошей»? Тогда она многозначительно улыбнулась.
   — Ты же знаешь, глупыш! У меня такая хорошенькая уютная квартирка с зеркалами, интимным светом и все такое прочее...
   — Но помни! Я очень темпераментный. Разве это не ты говорила о моей страсти?
   Она нервно рассмеялась. И повторила:
   — Ровно в десять.
   Я проводил ее до столика. А за нашим Соланж ждала меня с недовольным лицом.
   — Это Барбара, — сказал я. — Только, пожалуйста, не надо сердиться. Утром ровно в десять часов она расскажет мне всю правду.
   — А почему не сейчас?
   — Она не хочет это делать на глазах Монтаржи и этого орангутанга Акселя. Но не будем испытывать судьбу. Пойдем отсюда.
   Мы без каких-либо препятствий ушли. За нами не было слежки.
   Я провалился в тяжелый сон и вдруг пробудился среди ночи в холодном поту. Мне вспомнилось то недавнее кошмарное видение. Я снова находился в комнате с зарешеченными окнами. Напротив сидела Барбара-Адриана и орангутанг Аксель. За моей спиной раздавался шипящий голос. И ничего больше. Я спасался от Барбары-Адрианы, которая сжимала в руке нейлоновый чулок, набитый песком.
   Я снова заснул. И, как показалось, через мгновение прозвонил будильник.
   Без десяти десять моя машина затормозила недалеко от дома номер четырнадцать по улице Кремлин. Я подошел и возле подъезда увидел табличку, на которой было написано, что здесь живет Адриана Прево. Я нажал на кнопку звонка, но мне не открыли. Наверное, ночные бабочки утром очень крепко спят. Я вставил в замок специальную пластинку, которой пользовался как отмычкой. Войдя, достал свой «маузер» и приблизился к приоткрытой двери, которая вела направо в спальню. В каком виде Адриана Прево по прозвищу Барбара ожидает меня? Оказалось, что в самом плохом.
   Она лежала на спине, нейлоновый чулок сжимал ее шею. Ее лицо и тело покрывали страшные кровоподтеки. Я положил руку ей на лоб и ощутил, что он холодный как лед. Девушка была мертва уже несколько часов. Ни в спальне, ни во всей квартире не было ничего, что бы указывало на борьбу. Тот, кто убил Адриану, вошел или вместе с ней, или воспользовался своим ключом.
   Я поехал в свой офис. Как ни в чем не бывало уселся за стол и начал разбирать корреспонденцию. Потом отдал несколько распоряжений, в общем работал, как всегда.
   В два часа ко мне ввалился очень взволнованный Гастон Фромбел.
   — Я раскрыл нечто очень важное! Если вас похитила банда преступников, не думаете ли вы, что их направлял кто-нибудь из нашей конторы?
   — Я не такой уж идиот, Гастон. Конечно, я думал об этом.
   — Вы ведь знаете, что муж Лины Ламберт находится в Канаде. Но известно ли вам, что он сейчас в тюрьме по обвинению во взломе сейфа?
   — Этого как раз я не знал, Гастон.
   — Он получил три года и отбывает свой срок в тюрьме в провинции Онтарио. А за несколько дней до вашего исчезновения Лина ужинала в ресторане со знаменитым взломщиком Умберто Кохином!
   — Умберто в тюрьме.
   — Его арестовали через три дня после того, как он встречался с Линой.
   — Откуда вам это известно?
   — Вчера вечером я начал следить за секретаршей мсье Феликса. Она живет у своих родственников в Жантиле. Я поджидал ее в кафе напротив. Но вместо нее вышел знакомый мне ее кузен и отправился в то же кафе. Он, казалось, был чем-то очень раздражен. Мы поболтали с ним о политике, футболе, лошадях, и я спросил, почему у него такое плохое настроение.
   Воодушевленный своим детективным хобби Гастон доверительно понизил голос и, подражая кузену Лины, начал говорить:
   — "Во всем виновата эта девушка, что живет с нами. Она племянница моей жены. Я не выношу ее. Ее муж сидит в тюрьме. Он взломщик, известный на всю Канаду. А эта девица еще меня запугивает! В моем доме распоряжаюсь я! С меня довольно!"
   Снова заговорив своим натуральным голосом, Гастон продолжал пересказывать диалог:
   — Вы абсолютно правы, мсье, — сказал я. — Помимо того, что она жена преступника, она жена просто глупого преступника, раз он попался.
   Фромбел снова заговорил голосом родственника секретарши моего компаньона:
   — "Верно. Но ей мало того, что она недовольна своим мужем. Сейчас она, наверное, затевает настоящее преступление. Предыдущим вечером я встретил ее в ресторане, как вы думаете с кем? С самим Кохином! Да, да, с Кохином! Вы не знаете, кто это? Мой друг, его имя не сходит со страниц газет. Через два дня после того, как он ужинал с Линой, этот Кохин был арестован полицией за взлом сейфа!"
   Я восхищенно посмотрел на Гастона.
   — Бесподобно, старик! Это уже кое о чем говорит. Мне надо срочно побеседовать с Линой. Ничего ей, пожалуйста, не говорите. Спасибо.
   Гастон Фомбел удалился очень довольный собой. Я уже собрался позвать Лину, не подумал, что кабинет не самое удачное место для подобного разговора. Кроме того, я не хотел зря встревожить моего компаньона.
   Я подошел к окну и стал смотреть на дом номер девяносто. «Ситроена» у двери не было, а меня жгло неудержимое желание еще раз осмотреть пустую мастерскую. Не снял же ее Монтаржи просто из прихоти.
   Я снова, так, чтобы меня не заметили, пробрался в это помещение. Все было без перемен, но ощущение беспокойства не проходило. Машинально я подошел к шкафу и открыл его. На этот раз он оказался не пустым. В самом дальнем углу стоял прислоненный карабин двадцать второго калибра. Почти бесшумный, с очень большой дальнобойностью, оптическим прицелом. Я, как загипнотизированный, застыл на несколько секунд, сжимая оружие. Оно было прекрасным, очень легким и достаточно портативным, чтобы его можно было спрятать под пальто. Достал обойму. В ней было восемнадцать патронов. Точное оружие... Я поставил его на место и подошел к большому окну. Из него можно было выйти на крышу. Я открыл окно и осторожно ступил на черепицу. Ребристые подошвы моих ботинок были очень удобны для таких упражнений в городском альпинизме. Предрасположение к эквилибристике я, наверное, унаследовал у своего отца, который был кровельщиком. Но с годами он утратил свою былую ловкость и однажды соскользнул с крыши и долго висел на водосточной трубе, пока его не сняли. Он замерз, схватил воспаление легких и безвременно скончался.
   На ребре крыши я задержался, ухватился за дымовую трубу и посмотрел на улицу. Отсюда ясно проглядывался вход в мой офис. Изо всех сил я сжал трубу. У меня была привычка покидать кабинет ровно в половине шестого, о чем уже несомненно знали Монтаржи и Аксель. Как только они увидят меня, то изрешетят пулями. С такого расстояния Аксель не сможет промахнуться. Я внимательно изучил крышу. Как будет убегать Аксель? Конечно, через крышу. По пожарной лестнице он спустится во двор и дальше выйдет на параллельную улицу. Все было ясно.
   Я соскользнул по скату на маленький парапет, окаймленный водосточными трубами — путь был свободен. Потом пробрался в комнату и закрыл окно.
   Вымыв руки, я вернулся в свой кабинет, устроился в кресле около окна и с тоской начал ждать. К счастью, визитеров не было.
   Зажегся свет в зданиях вокруг. Легкий туман стелился почти по земле. Я сидел и ждал, пытаясь собрать воедино мои скудные воспоминания о трехнедельном отсутствии.
   Подвал, зарешеченное окно, человек с шелестящим голосом, похожим на шипение змеи. Лица Барбары-Адрианы, Акселя и Монтаржи. И голос Соланж, если, конечно, это был ее голос, говорящий мне, что она в опасности. Домик, похожий на небольшой замок, с башенкой между высоких деревьев. Эта инфернальная песенка «В первый раз...» Все это смешалось в моем ограбленном мозгу, не давая никаких положительных результатов.
   Я повторил стихи, процитированные Мишелем, и достал рисунок, на котором была изображена черная девушка. Все напрасно. Было бесполезно напрягать память. Если она вернется ко мне, то не сегодня. Надо было терпеливо ждать.
   Черный автомобиль прибыл ровно в десять минут шестого, из машины вышел Аксель Буртор. Он уже переходил улицу, когда я выскочил из офиса и поспешил в подъезд дома номер девяносто.
   Я поднимался по лестнице ступенька за ступенькой. Мне хотелось встретиться с этой обезьяной уже на крыше. Дверь мастерской сразу открылась. Помещение было погружено в темноту, карабин извлечен из шкафа, а стеклянная створка окна открыта. Аксель Буртор находился в нескольких метрах от меня, его гориллоподобный силуэт четко вырисовывался на фоне неба, усеянного звездами. Я был восхищен, как умело он добирался до трубы. Он ловко ступал между черепиц с карабином подмышкой. Секундой позже он взгромоздился верхом на закругленную кромку окончания крыши и оперся о трубу. Аксель Буртор вытянулся, только ногами опираясь на одну из железных ступенек пожарной лестницы. Его голова и плечи выглядывали из-за грани крыши. Он направил карабин в сторону моего офиса. Я никогда бы не решился потягаться силами с Акселем на твердой почве, но сейчас сама земля благословляла меня. Я поднялся повыше по черепицам, вытащил «маузер» и направился к трубе. Я находился в двух метрах от Акселя, когда он обернулся и увидел меня.
   Он стал таким же неподвижным, как труба. Его глаза увеличились и в уголке рта показались редкие зубы. Он легко повернулся, направил карабин мне в голову и нажал на курок. Раздался щелчок, и лицо его свирепо исказилось. Дело в том, что мне двумя часами раньше пришла мысль опустошить его обойму. Я вздохнул с облегчением.
   — Он не заряжен, Аксель, пули у меня.
   Я показал ему «маузер». На благоразумном расстоянии. Аксель не двигался и не говорил ни слова. Он словно приклеился к черепицам, опираясь одной ногой на металлическую ступеньку.
   — А сейчас хорошенько открой свои гляделки, шимпанзе. Если ты четко не ответишь на мои вопросы, первая пуля будет в одной из твоих ног. Тебе будет очень больно.