пищи? Честное слово, если бы это были мои служащие, я бы заставила их
довольствоваться теми крошками, которые они расточают. За сим я пью за ваше
здоровье и благодарю вас от всего сердца за хорошее угощенье.
- Желаю, чтобы оно пошло вам на пользу, моя добрая кума. Когда будете
здесь проходить, заходите ко мне.
- Обязательно, - сказала она и ушла.
С тех пор мистрис Уинчкомб стала уменьшать порции для своих людей и
давала худшего сорта мясо. Когда ее муж это узнал, он сильно рассердился и
сказал:
- Я не хочу, чтобы моих людей сажали на голодную порцию. Пустые тарелки
порождают завистливые сердца. Там, где голод, аппетиты обостряются. Если вы
любите меня, жена моя, вы перестанете урезывать у наших людей.
- Послушайте-ка, муж мой, - сказала она, - я, конечно, хочу, чтобы у
них было всего достаточно, но жаль смотреть и грех терпеть, как много они
портят. Я согласна давать им досыта наедаться, но меня огорчает видеть их
такими требовательными и всегда готовыми расточать. Уверяю вас, что весь
город меня за это стыдит. Я и так себе напортила, что не умела лучше вести
свои расходы. Можете мне поверить, меня так отчитали по этому поводу в моем
собственном доме, что уши мои до сих пор горят от всего услышанного.
- А кто это тебя отчитал, скажи, пожалуйста. Не старая ли твоя кума,
мадам Всемнедовольная, мадам Тут и Там? Бьюсь об заклад, что она.
- Хотя бы и она; ведь вы хорошо знаете, что она опытная женщина, что
она отлично понимает жизнь, и если что и наговорила мне, то для моего же
блага.
- Жена моя, - сказал он, - я предпочитаю, чтобы ты не водилась с этою
старою кумой; я тебе это говорил не раз, но ты не можешь решиться прервать с
ней сношения.
- Прервать с ней сношения? Раз это честная женщина, зачем же прерывать
с ней сношения? Она ни разу в жизни не давала еще мне плохих советов. Она
всегда была готова посоветовать мне что-нибудь полезное. Вы не хотите в этом
сознаться. Но порвать с ней сношения! Я уже не дитя, прошу это помнить, и я
не нуждаюсь, чтобы мне говорили, с кем я должна знаться. Я знаюсь только с
честными людьми. Порвать с ней сношения, как бы не так! Бедная душа, вот
награда за всю ее доброту! Говорю вам, повторяю вам, она вам более друг, чем
вы сами себе.
- Пусть она будет чем хочет, - сказал ее муж, - но если она опять
появится ко мне, лучше бы ей ничем не быть. Я советую вам принять это как
предостережение.
И с этими словами он ушел.
Как один купец-суконщик из Лондона, который должен был очень много денег
Джеку из Ньюбери, разорился; как Джек из Ньюбери его встретил с корзиной
носильщика за спиной; как он помог ему, за свой собственный счет, занять
вновь приличное положение; как этот суконщик сделался позднее альдерманом
Лондона.
Некто Рандоль Перт, купец-суконщик, живущий в Уитлинг-стрит, задолжал
Джеку из Ньюбери пятьсот ливров сразу. В конце концов, он впал в глубокую
нищету, был брошен в тюрьму, и его жена с пятью детьми осталась на улице.
Все его кредиторы, исключая Уинчкомба, разделили между собою его товары и не
позволяли ему выйти из тюрьмы до тех пор, пока у него оставался хоть один
пенни. Когда эта новость дошла до Джека из Ньюбери, его друзья посоветовали
ему опротестовать долговое обязательство.
- Нет, - сказал он, - если он не мог мне заплатить, когда был свободен,
тем менее он может это сделать, сидя в тюрьме. Лучше отказаться от моих
денег, чем добавить горя его измученному сердцу, и притом безо всякой для
себя выгоды. Неудачников попирают ногами многие люди. Когда они впадают в
нищету, никогда не помогают им или помогают очень редко. Я не хочу коснуться
ни одного волоса на его голове. Я был бы счастлив если бы он уплатил то, что
он должен другим, и отсрочил бы его долг мне, давая ему возможность начать
новую жизнь.
Бедный суконщик долго оставался в тюрьме. В это время его жена, которая
некогда из-за чистоплотности боялась замарать себе пальцы или повернуть
голову, чтобы не смять складки на своем воротничке, была очень счастлива,
если находила стирку грязного белья или поденщину у богатых людей. Ее нежные
руки загрубели от подметания, а вместо золотых колец на ее лилейных пальцах
были глубокие трещины от едкой стирки и других работ.
Мэтр Уинчкомб, который, как вы знаете, был выбран в парламент как член
от мещанства в Ньюбери, отправился по этому поводу в Лондон. Когда он слез
на постоялом дворе, он оставил там одного из своих слуг, чтобы он потом
доставил его в гостиницу. Бедный Рандоль Перт, который только что вышел из
тюрьмы, не имея никаких других способов существования, сделался носильщиком.
На нем была куртка, вся в лохмотьях, разорванные штаны, чулки в дырах,
старые, стоптанные башмаки на ногах, веревка вокруг талии вместо пояса,
старая, засаленная каскетка на голове. Как только он услыхал, что зовут:
"Носильщик!" Он ответил: - Вот, господин; что надо нести?
- Да вот этот сундук, - сказал человек, - в гостиницу "Распростертого
орла".
- Хорошо, хозяин, - сказал он. - Сколько вы заплатите?
- Я дам тебе два пенса.
- Дайте три, и я это сделаю.
Соглашение состоялось, и он ушел со своею ношей. Придя к двери
"Распростертого орла", он внезапно замечает стоящего там мэтра Уинчкомба. Он
бросает наземь сундук и убегает, как только позволяют ему его ноги.
Мэтр Уинчкомб спросил себя, почему этот человек убежал, и заставил
своего слугу его догнать. Рандоль, видя, что его преследуют, побежал еще
быстрее. На бегу он потерял один из своих башмаков, затем другой. Он каждую
минуту оглядывался, как человек, которому угрожает смертоносное орудие и
который каждое мгновение боится быть пронзенным. В конце концов, его штаны,
державшиеся на одной булавке, также свалились, так он быстро бежал. Он в них
запутался и упал прямо на улице, весь потный и задыхаясь. Слуга Уинчкомба
таким образом мог схватить его за рукав; он так же задыхался, как и его
пленник. Оба они так запыхалась, что в первую минуту не могли сказать ни
слова.
- Негодяй! - сказал слуга. - Ты должен итти к моему господину, ты
разбил его сундук на куски, бросив его на землю.
- О, ради самого бога, ради Христа, - сказал тот, - отпустите меня,
иначе мэтр Уинчкомб велит меня арестовать, и я погибну навсегда.
В это время Джек из Ньюбери велел внести свой сундук в дом и вышел
поглядеть, что там происходит. Когда он услышал, что носильщик говорит про
него, Уинчкомба, что он велит арестовать этого беднягу, он очень удивился.
Совершенно забыв лицо Перта, очень изменившегося от тюрьмы и от бедности,
Джек воскликнул:
- А зачем же я велю тебя арестовать, молодец? У меня нет для этого
никакого основания.
- О, сударь, - сказал он, - дай бог, чтобы и у меня его не было.
Тогда Джек спросил его имя, и несчастный человек воскликнул, упав на
колени:
- Мой добрый господин Уинчкомб, сжальтесь надо мною, не велите меня
опять бросать в тюрьму; меня зовут Перт, я не отрицаю, что должен вам
пятьсот ливров, но, ради бога, сжальтесь надо мною!
Когда мэтр Уинчкомб услышал эти слова, он очень удивился и еще больше
пожалел нищету этого человека, но не показал виду и сказал:
- О, какая тоска! Но ведь ты, человече, никогда не сможешь мне
заплатить. Носильщик не может заплатить пятьсот ливров долга. Вот куда
привело тебя твое мотовство! Ты забросил свои дела. Ты больше думал о своих
удовольствиях, нежели о выгоде.
Потом, рассмотрев его поближе, он прибавил:
- Как, ни башмаков на ногах, ни чулок, ни воротничка на шее, ни шапки
на голове? О, Перт, как все это странно! Но хочешь ли ты быть честным и
подписать вексель на мои деньги?
- Да, сударь, от всего сердца, - сказал Перт.
- Тогда пойдем со мной к нотариусу, - сказал он, - решайся, я не буду
тебя мучить.
Когда они пришли туда, и по их следам еще много народу, мэтр Уинчкомб
сказал:
- Послушай, нотариус, этот человек подпишет обязательство на пятьсот
ливров; сделай все, что нужно.
Нотариус посмотрел на этого бедного человека и, увидав его в таком
состоянии, сказал Уинчкомбу:
- Сударь, вам бы лучше составить закладную, чтобы иметь обеспечение.
- Как, нотариус, тебе кажется, что этот человек не может подписать
вексель на пятьсот ливров?
- Если вы так думаете, сударь, то мы различного мнения,
- Я тебе скажу одну вещь, - сказал Уинчкомб, - если не принимать в
расчет, что мы все смертны, конечно, я одинаково верю как в его слово, так и
в вексель и в закладную. Честность - это все в человеке.
- А мы здесь, в Лондоне, - сказал нотариус, - мы доверяем больше
обеспечению, нежели честности. Но когда же эта сумма должна быть уплачена?
- А тогда, нотариус, когда этот человек будет шерифом в Лондоне!
Тут нотариус и все присутствующие от души рассмеялись и сказали:
- Тогда, сударь, не делайте ни того, ни другого; отпустите ему его долг
полностью. Ведь одно стоит другого.
- Нет, поверьте мне, - сказал Джек. - Делайте, как я вам говорю.
Тогда нотариус составил бумагу об обязательстве Рандоля Перта уплатить
долг, когда он будет шерифом, и поставил свою подпись как свидетель; то же
сделали присутствующие здесь двадцать человек.
Затем Джек спросил Перта, сколько он хотел получить за переноску
сундука.
- Сударь, - сказал он, - я запросил три пенса, но так как вы были столь
добры, я возьму только два на этот раз.
- Спасибо, добрый мой Перт, - сказал Джек, - вместо трех пенсов вот
тебе три шиллинга. Не забудь прийти ко мне завтра пораньше.
Бедняга пришел на следующее утро, и мэтр Уинчкомб велел принести для
него с улицы Бьюрчин хорошее полное платье честного купца, хороший черный
плащ и все прочее соответствующее. Затем он снял ему лавку на улице Коунг и
наполнил ее большим количеством сукна. Таким способом и благодаря многим
другим милостям мэтра Уинчкомба Перт вновь получил кредит. Наконец, он
сделался так богат, что еще при жизни Уинчкомба был назначен шерифом. Тогда
он выплатил свои пятьсот ливров до последнего пенни и умер альдерманом
Лондона.
Как слуги Джека из Ньюбери отомстили болтливой куме.
Однажды, когда мэтр Уинчкомб уехал куда-то далеко, а жена его вышла из
дому, госпожа Лучшевсего, госпожа Тары-бары, кумовая кума, пришла, по
обыкновению, к мистрис Уинчкомб, прекрасно зная, что хозяин дома уехал, но
не подозревая, что хозяйка вышла. Когда она постучалась, Твидль вышел и
спросил, кто там. Быстро открыв наружные двери, он увидел сразу это скверное
животное; она спросила, дома ли его хозяйка.
- Ах, это вы, мистрис Фрэнк! - сказал он. - Добро пожаловать! Почему вы
так долго пропадали? Входите, пожалуйста.
- Нет, я не могу оставаться, - сказала она. - Я пришла только сказать
два слова вашей хозяйке; скажите ей, пожалуйста, что я тут.
- Я скажу ей, - сказал он, - как только она вернется.
- Как, - сказала женщина, - так она вышла? Ну, тогда до свиданья,
добрый мой Твидль.
- Значит, вы очень торопитесь, очень торопитесь, мистрис Фрэнк, -
сказал он. - Но выпейте стаканчик перед отходом. Стаканчик нового хереса не
повредит вашему старому желудку.
- Ах, у вас уже есть херес из нового урожая? Честное слово, я еще не
пробовала его в этом году; я с удовольствием выпью стаканчик перед уходом.
С этими словами она отправилась в подвал вместе с Твидлем. Сначала он
поставил перед ней кусок солонины, зеленой, как порей, затем пошел в кухню и
принес ей кусок горячего жареного мяса, прямо с вертела. Несколько служанок
и молодых людей, которые уже давно решили отомстить этой болтунье, пришли в
подвал один за другим. Один из них принес большой кусок окорока. Каждый из
них приветствовал мистрис Фрэнк. Затем первый выпил за ее здоровье, второй,
третий, четвертый и пятый тоже, и мозги мистрис Фрэнк сделались более
мягкими, чем яблоко ранет к Рождеству, и такими слабыми, что весь мир
закружился вокруг нее. Видя, что она становится все более веселой, они
всячески стали ее подзадаривать, говоря:
- Пожалуйста, мистрис Фрэнк, главное, не воздерживайтесь, ведь вы здесь
желанная гостья; у нас много причин вас любить, раз вы так любите нашу
хозяйку.
- Честное слово, - сказала она, запинаясь, так как язык ее становился
чересчур толстым для ее рта, - я люблю вашу хозяйку, будто она моя родная
дочь.
- Да, но послушайте, - сказали они, - она начинает плохо вести себя с
нами.
- Так, мои ягнята, но в чем же дело?
- А вот в чем, - сказали они, - она старается урезать наши порции и
говорит хозяину, что он чересчур много тратит на содержание дома.
- Тогда ваша хозяйка просто гусыня, дура; несмотря на свою новую
шапочку, она девчонка по сравнению со мной. Ти-де-ри, ти-де-ри, я знаю-что
знаю. Пейте же за мое здоровье. Посмотри, Твидль, я от всего сердца пью за
твое здоровье! Ах, ты, сукин сын, когда же ты женишься! Ах, если бы я была
еще девушкой, я могла бы тебя заполучить! Но это ничего не значит. Я всего
лишь бедная женщина, но все-таки настоящая женщина. Чорт вас всех побери,
вот уже тридцать зим, как я здесь живу!
- Значит, вы здесь дольше живете, чем наш хозяин.
- Ваш хозяин? Я знала его совсем ребенком, когда его звали Джек из
Ньюбери, или просто Джек, - я его знала, когда он был еще бедный Джек. А
ваша хозяйка! Теперь она богата, а я бедна, но это не мешает тому, что я
знала ее совсем бедненькой, в коротких юбочках, слышите вы?
- Но теперь, - сказали они, - она здорово набралась самоуверенности;
она совсем забыла, чем она была.
- Ба! Да чего ждать от такой зелени? Вот, за ваше здоровье! Пускай она
только идет болтать, куда ей угодно... Да, но осторожно... Чем меньше
говоришь, тем меньше раскаиваешься. Послушайте, друзья мои, хоть мистрис
Уинчкомб и носит шапочку, но я ей не уступлю; можете ей это передать, для
меня это безразлично. Я-то ведь не трачу деньги моего мужа, чтобы покупать
вишни и зеленые яблоки {Вишни и маленькие еще незрелые яблоки из сладких
сортов были большой роскошью во времена Елизаветы. В Англии было еще очень
мало вишневых деревьев. Вишни часто продавались в июне-июле по 20 шиллингов
за фунт.}. Полно-полно, я знаю, что хочу сказать. Слава богу, я ведь не
пьяна. Госпожа Уинчкомб дама? Нет, Нанет Уинчкомб - вот ее настоящее имя.
Даже просто Нанет. Я ведь была уже женщиной, когда она была еще бедной
девчонкой, хоть и носит она теперь шапочку и золотую цепочку. Я ведь не
нуждаюсь в ней, я! Я постарше ее. Знаю я все ее хитрости. Я знаю, что
говорю. Смейтесь надо мной, если хотите, мне это безразлично, я ведь не
пьяна, ручаюсь вам.
И тут она начала, едва удерживаясь, чтобы не закрыть глаза, покачивать
головой, проливать вино из стакана. Увидя это, они оставили ее в покое,
вышли из подвала, когда она крепко заснула, и начали строить всякие планы,
чтобы завершить свою злую шутку.
Наконец, они решили положить ее за один дом, в полумиле отсюда, как раз
у лестницы, так, что всякий, проходивший здесь, должен был ее увидать.
Твидль остался стоять поблизости, чтобы узнать окончание этой истории.
Вскоре пришел один крестьянин из Гринхэма, по дороге в Ньюбери; быстро
направившись к лестнице, он наткнулся на кумушку и упал прямо на нее.
Вставая, он заметил, что это была женщина, и закричал:
- Эй, эй!
- Что такое, в чем дело? - сказал Твидль.
- Ох, это мертвая!
- Мертвая? - сказал Твидль. - Не думаю.
И он повернул ее на-бок.
- Клянусь, - сказал Твидль, - это пьяная женщина. Она, вероятно, из
Ньюбери. Очень жалко ее здесь оставлять.
- Вы знаете ее? - сказал крестьянин.
- Нет, - сказал Твидль, - но я дам тебе пол-денье, если ты возьмешь ее
в свою корзинку за плечи и пронесешь по городу, чтобы увидать, не знает ли
ее кто-нибудь.
- Тогда, - сказал тот, - покажите-ка мне деньги. Клянусь, уж давно я не
зарабатывал пол-денье.
- Вот оно, - сказал Твидль.
Тогда крестьянин взял и положил ее в свою корзину за спину.
- Но от нее страшно разит вином или еще чем-то. А что мне нужно
говорить, когда я приду в город?
- Сначала, - сказал Твидль, - как только ты подойдешь к первым домам,
ты крепко закричи: "Ох-э!", затем ты скажешь: "Кто знает эту женщину, кто?"
Даже если тебе ответят: "Я ее знаю, я ее знаю", ты не спустишь ее, пока не
дойдешь до перекрестка на рынке. Там ты повторишь то же самое, и если
кто-нибудь будет так любезен, что укажет тебе, где она живет, ты пойдешь
туда и будешь кричать прямо перед ее домом; если ты все это исполнишь в
точности, я дам тебе еще пол-денье.
- Мэтр Твидль, - сказал он, - я вас хорошо знаю. Вы ведь служите у
мистера Уинчкомба, не правда ли? Честное слово. Если я не выполню все это
точно, как вы мне сказали, не давайте мне ни ливра.
И вот он ушел. Подойдя к первым домам, он закричал так громко, как
сержант:
- Эй! Ох-э! Кто знает эту женщину, кто?
Тогда пьяная женщина, у которой голова качалась из стороны в сторону,
закричала:
- Кто зна... меня, кто?
Он повторил еще:
- Кто знает эту женщину, кто?
- Кто зна... меня, кто? - сказала она снова. И каждый раз, когда он
кричал, она отвечала всем тем же: "Кто зна... меня, кто ?"
На это все прохожие так сильно смеялись, что слезы выступали у них из
глаз.
Наконец, один из них сказал:
- Послушай, молодец, она живет на улице Нортбрук, немного подальше
мистера Уинчкомба.
Крестьянин спешно туда направился и там, перед сотней людей, опять
закричал:
- Кто знает эту женщину, кто?
На что муж кумы вышел и завопил:
- О, несчастие, я знаю ее чересчур хорошо, помоги мне, боже!
- Тогда, - сказал крестьянин, - если вы знаете ее, берите ее. Я же ее
знаю только как пьяную скотину.
В то время как ее муж вынимал ее из корзины, она дала ему хорошую
оплеуху, приговаривая:
- Послушай-ка, хозяин, ты хочешь меня похитить?
Ее отнесли к ней в дом. Но на другой день, когда она пришла в себя и
голова ее просветлела от всех этих туманов, ей сделалось так стыдно, что она
очень надолго перестала выходить из дому. Если кто-нибудь ей говорил: "Кто
зна... меня, кто?", она впадала в такую ярость, что готова была зарезать, и
рычала, как безумная, в гневе; можно было бы поклясться, что это была одна
из тех безумных в горячечных рубашках, которых окунают в реку, чтобы смирить
их припадок... Все то, что она говорила людям мистрис Уинчкомб об их
хозяйке, поссорило ее с ней, и она больше не надоедала им своими посещениями
и своими советами.
Как одна из служанок Джека из Ньюбери сделалась лэди.
При взятии Морле во Франции благородный граф Сюсекс, бывший тогда
генерал-адмиралом, возвел в звание рыцарей многих из сражавшихся, например,
сэра Джорджа Риглей, брата сэра Эдварда Риглей, и многих других, у которых
храбрость превышала их богатства. Когда мир исчерпал их кошелек и уменьшил
их кредит в городе, они принуждены были искать убежища в деревне. Там они
были уверены в хорошем приеме и в том, что они не подвергнутся насмешкам и
презрению улицы.
Джек из Ньюбери, у которого был всегда открытый дом, был одним из тех
щедрых ремесленников, которые охотно принимали у себя таких солдат. Они
знали, что найдут у него приветливые лица и хороший стол. Там им было столь
же весело, сколь радушно их принимали. Сэр Джордж влюбился в одну из
служанок Джека, такую же наивную, как и красивую. Он так соблазнил ее
будущим браком, что она пожертвовала ему свои прелести, и так постаралась,
что даже перестаралась. Чтобы стать выше, она поставила себя столь низко,
что рыцарь упал на нее, и от этого падения у нее распух живот. Когда девушка
почувствовала себя беременной, она пришла к рыцарю сетовать на свою судьбу.
- Ах, сэр Джордж, вот настало как раз время, чтобы вы сдержали ваше
обещание. Иначе вы покажете пример гнусности. Или вы выполните долг
настоящего рыцаря, или нарушите клятву. Это дрянная честь, если она
разрушает честь молодой девушки. Настоящие рыцари скорее должны были бы
защищать невинность.
- Как, потаскушка, ты хочешь подбросить мне твоего ублюдка? Убирайся
вон, падаль, навоз! Проваливай! Слышишь ли ты, убирайся к таким же, как ты!
Выкидывай свой помет, где тебе нравится! Если ты еще будешь мне надоедать,
клянись небом, что ты в этом раскаешься.
Нахмурив брови, как рассерженный бог войны, он пошел своей дорогой,
оставив бедную беременную девушку на произвол судьбы.
Когда она увидела себя наказанной за свою доброту, она горько оплакала
свое падение и со стонами прокляла непостоянство мужчин, соблазняющих
женщину своею любовью. Увидав, что не было никакого другого исхода, она во
всем призналась хозяйке, которая начала едко ее упрекать и зло насмехаться
над ней, угрожая даже выставить ее вон, но все-таки рассказала обо всем этом
своему мужу.
Как только Джек узнал эту историю, он не раздумывал долго. Он спешно
отправился в Лондон и отыскал сэра Джорджа между лордами Адмиралтейства.
- А, мистер Уинчкомб, - сказал сэр Джордж, - я очень рад видеть вас в
Лондоне и благодарю вас за ваше гостеприимство. Как поживают ваша достойная
супруга и все наши друзья из Беркшира?
- Все веселы, все молодцом, благодарю вас; я оставил их в добром
здравии и надеюсь, что они и продолжают в оном пребывать. Сэр Джордж, я
спешно приехал в Лондон, чтобы поговорить с одним своим сомнительным
должником. В дороге я очутился в обществе одной красивой вдовы. Она
природная дворянка и богата; злосчастная смерть лишила ее доброго мужа и
сделала ее вдовой, когда она была замужем только шесть месяцев. Ее земли,
сэр Джордж, приносят ей, наверное, не менее ста ливров в год. Во всей стране
нельзя найти существа из ее круга, более приветливого и красивого. Но хуже
всего то, что, считая себя беременной, она решила не выходить замуж еще
двенадцать месяцев. Но я желаю вам блага и не желаю зла этой даме. И вот я
оставил свои дела, чтобы вас осведомить. Теперь, сэр Джордж, если вы
считаете ее достойной сделаться вашей супругой, нужно к ней пойти,
поухаживать за ней, покорить ее и жениться.
- Я очень вам обязан, добрый мой мэтр Уинчкомб, - сказал он. - Я с
удовольствием пошел бы к ней, если бы знал, где она.
- Она живет всего за полмили от меня, - сказал мэтр Уинчкомб, - и я
могу послать за ней, когда вы захотите.
Сэр Джордж подумал, что лучше было бы ему не приезжать в Ньюбери - из
боязни, что Иоанна принесет ему своего ребенка. И он ответил, что у него нет
свободного времени, ибо он не может покинуть адмирала.
- Но, - сказал он, - я очень бы хотел повидать вдову в Лондоне, даже
если бы мне это стоило двадцать золотых.
- Ах, сэр Джордж, - сказал мэтр Уинчкомб, - промедления пагубны для
любви. Кто хочет жениться на вдове, тот должен ухватить этот случай за
волосы и не допустить, чтобы кто-нибудь другой его обогнал, иначе место
будет занято. Однакоже, раз уж я про это вам рассказал, я сяду на свою
коротышку и вернусь к себе. Если я услышу, что вдова едет в Лондон, я дам
вам знать или, может быть, приеду сам. Пока же да хранит вас бог, сэр
Джордж!
Таким образом мэтр Уинчкомб оставил рыцаря. Вернувшись к себе, он велел
сделать хорошенькое платье из тафты и французскую шапочку для служанки и
сказал ей:
- Поди сюда, негодяйка, я должен покрыть твою гадкую вину красивыми
уборами, хотя ничто не может закрыть твоего толстого живота. Но что скажешь
ты, если я найду способ сделать из тебя лэди?
- О, хозяин, - сказала она, - до самой смерти я буду молиться за вас.
- Поди сюда, франтиха, - сказала ее хозяйка, - надень-ка это платье и
эту французскую шапочку. Раз ты спала с рыцарем, нужно, чтобы ты была одета,
как подобает даме.
Девка разрядилась и была посажена на мерина, ее отправили в Лондон в
сопровождении двух людей. Ее хозяин и его жена дали ей точные указания, что
она должна была делать. Она отправилась прямо в Сити во время сессии
трибунала и остановилась в гостинице "Колокол на Стрэнде". По указанию
своего хозяина она назвалась мадам Безлюбви. Люди, которые ее сопровождали,
не могли ее разоблачить, так как мэтр Уинчкомб взял их у другого хозяина для
сопровождения в Лондон якобы одной из своих близких знакомых. Во всяком
случае они были наняты от имени этой дамы, и им платили за то, чтобы они
выдавали себя за ее слуг. Когда все это было сделано, мэтр Уинчкомб отослал
письмо сэру Джорджу, где сообщалось, что дама, о которой он говорил, была
теперь в Лондоне, остановилась в гостинице "Колокол на Стрэнде" и имела
крупное дело в трибунале.
При этой новости сердце сэра Джорджа разгорелось огнем и пламенем. Он
не мог успокоиться до тех пор, пока не поговорит с этой красоткой. Три или
четыре раза он заходил в гостиницу, но она не хотела его принимать, и чем
более она была сдержана, тем более он был пылок в своих преследованиях.
Он так за ней следил, что, увидав раз вечером, как она выходила, он
последовал за ней. Один из ее людей шел позади нее, другой - впереди, и она
так хорошо при, этом выглядела, что он полюбил ее еще больше и тотчас же
решился с ней заговорить. Внезапно остановившись перед ней, он сказал:
- Сударыня, да будет над вами милость божья! Я часто приходил к вам, но
у вас никогда не было досуга.
- Что такое, сударь! - сказала она, изменив свой голос. - Разве у вас
есть какое-нибудь дело ко мне?
- Да, прекрасная вдова, - сказал он. - Как вы являетесь просительницей
в суде, так я прошу у вас вашей любви. Если когда-нибудь я буду иметь
счастие быть допущенным к защите моего дела перед барьером вашей красоты, я
разовью перед вами такую правдивую историю, что она заставит вас вынести
оправдательный приговор.
- Вы веселый вельможа, - сказала она, - но я вас не знаю. Однакоже в
деле любви я не стану вам ставить препятствий, если и не смогу вам помочь.
Итак, сударь, если вам угодно будет ко мне явиться, когда я вернусь из
трибунала, мы с вами еще поговорим.
Так они и расстались.
Сэр Джордж, получив некоторую надежду на благоприятный ответ, подождал
свою красавицу у дверей. Когда она появилась, он приветливо ей поклонился.
Она сказала:
- Конечно, сударь, то рвение, которое вы выказываете, превосходит ту
выгоду, которую вы можете получить, но скажите мне, как вас зовут.
- Меня зовут Джордж Риглей, - сказал он, - и за некоторые свои,
доблести я был сделан рыцарем во Франции.
- Тогда, сэр Джордж, - сказала она, - я поступила несколько
легкомысленно, заставляя вас так долго ждать свою ничтожную особу. Но будьте
же добры сказать, откуда вы меня знаете. Что касается меня, то я не помню,
чтобы где-нибудь вас встречала.
- О, сударыня, - сказал сэр Джордж, - я знаю одного из ваших соседей,
которого зовут мэтр Уинчкомб Сказать по правде, это мой большой друг. Это он
говорил мне о вас много хорошего.
- Тогда, сэр Джордж, - сказала она, - вы здесь желанный гость. Но я
дала обет никого не любить еще в продолжение двенадцати месяцев. До этого
срока прошу вас не беспокоиться. Если же за это время удостоверюсь, что вы
не были запутаны ни в какую другую любовную историю и если этим испытанием я
обнаружу искренность вашей привязанности, я приму вашу почтительность по
отношению ко мне так же охотно, как и от всякого другого дворянина.
Получив этот ответ, сэр Джордж был невероятно огорчен. Он проклял день,
когда он спал с Иоанной, ибо ее роды должны были наступить гораздо раньше
двенадцати месяцев. Он будет обесчещен и потеряет всякую надежду на
богатство. Мэтр Уинчкомб сделается его врагом, и он никогда не получит руки
прекрасной дамы. Чтобы предотвратить это несчастье, он спешно написал мэтру
Уинчкомбу, прося его настоятельно приехать в Лондон, чтобы убедить вдову.
Мэтр Уинчкомб исполнил его желание, и свадьба была спешно совершена в
присутствии многих дворян - друзей сэра Джорджа. Когда он увидел, что
новобрачная была не кем иным, как Иоанной, которая от него забеременела, он
стал ругаться, проклинать, топать ногами и закатывать глаза, как дьявол.
- Э, - сказал мэтр Уинчкомб, - к чему все это? Разве вы думаете, что
можете безнаказанно садиться за мой стол и делать из моей служанки
непотребную девку? Я вас прошу, сударь, помнить, что я смотрю на самую
бедную девушку из моего дома как на чересчур честную для того, чтобы служить
вам подстилкой, хотя бы вы были десять раз рыцарем! Если вы имели
удовольствие сделать из нее вашу любовницу, не имейте же стыда сделать ее
вашей женой и ведите себя с нею хорошо, иначе я с вами еще поговорю. Вот
тебе, Иоанна, - сказал он, - сто фунтов стерлингов, чтобы он не говорил, что
ты пришла к нему с пустыми руками.
Сэр Джордж, подумав о всем том, что мэтр Уинчкомб мог еще сделать для
него, взял свою жену за руку, любовно ее поцеловал и поблагодарил мэтра
Уинчкомба. Вслед затем Джек пригласил его на два года жить и
довольствоваться у него вместе с женой. Рыцарь на это согласился, и они
вернулись прямо в Ньюбери.
Там хозяйка приветствовала служанку, говоря:
- Добро пожаловать, благородная дама. - И она пропускала ее вперед при
всех случаях.
Так они прожили счастливо довольно долгое время, и наш король, узнав,
как Джек поймал сэра Джорджа, посмеялся от всей души и пожаловал постоянную
пенсию весьма благородному рыцарю, чтобы дать возможность жить милэди, его
жене.
довольствоваться теми крошками, которые они расточают. За сим я пью за ваше
здоровье и благодарю вас от всего сердца за хорошее угощенье.
- Желаю, чтобы оно пошло вам на пользу, моя добрая кума. Когда будете
здесь проходить, заходите ко мне.
- Обязательно, - сказала она и ушла.
С тех пор мистрис Уинчкомб стала уменьшать порции для своих людей и
давала худшего сорта мясо. Когда ее муж это узнал, он сильно рассердился и
сказал:
- Я не хочу, чтобы моих людей сажали на голодную порцию. Пустые тарелки
порождают завистливые сердца. Там, где голод, аппетиты обостряются. Если вы
любите меня, жена моя, вы перестанете урезывать у наших людей.
- Послушайте-ка, муж мой, - сказала она, - я, конечно, хочу, чтобы у
них было всего достаточно, но жаль смотреть и грех терпеть, как много они
портят. Я согласна давать им досыта наедаться, но меня огорчает видеть их
такими требовательными и всегда готовыми расточать. Уверяю вас, что весь
город меня за это стыдит. Я и так себе напортила, что не умела лучше вести
свои расходы. Можете мне поверить, меня так отчитали по этому поводу в моем
собственном доме, что уши мои до сих пор горят от всего услышанного.
- А кто это тебя отчитал, скажи, пожалуйста. Не старая ли твоя кума,
мадам Всемнедовольная, мадам Тут и Там? Бьюсь об заклад, что она.
- Хотя бы и она; ведь вы хорошо знаете, что она опытная женщина, что
она отлично понимает жизнь, и если что и наговорила мне, то для моего же
блага.
- Жена моя, - сказал он, - я предпочитаю, чтобы ты не водилась с этою
старою кумой; я тебе это говорил не раз, но ты не можешь решиться прервать с
ней сношения.
- Прервать с ней сношения? Раз это честная женщина, зачем же прерывать
с ней сношения? Она ни разу в жизни не давала еще мне плохих советов. Она
всегда была готова посоветовать мне что-нибудь полезное. Вы не хотите в этом
сознаться. Но порвать с ней сношения! Я уже не дитя, прошу это помнить, и я
не нуждаюсь, чтобы мне говорили, с кем я должна знаться. Я знаюсь только с
честными людьми. Порвать с ней сношения, как бы не так! Бедная душа, вот
награда за всю ее доброту! Говорю вам, повторяю вам, она вам более друг, чем
вы сами себе.
- Пусть она будет чем хочет, - сказал ее муж, - но если она опять
появится ко мне, лучше бы ей ничем не быть. Я советую вам принять это как
предостережение.
И с этими словами он ушел.
Как один купец-суконщик из Лондона, который должен был очень много денег
Джеку из Ньюбери, разорился; как Джек из Ньюбери его встретил с корзиной
носильщика за спиной; как он помог ему, за свой собственный счет, занять
вновь приличное положение; как этот суконщик сделался позднее альдерманом
Лондона.
Некто Рандоль Перт, купец-суконщик, живущий в Уитлинг-стрит, задолжал
Джеку из Ньюбери пятьсот ливров сразу. В конце концов, он впал в глубокую
нищету, был брошен в тюрьму, и его жена с пятью детьми осталась на улице.
Все его кредиторы, исключая Уинчкомба, разделили между собою его товары и не
позволяли ему выйти из тюрьмы до тех пор, пока у него оставался хоть один
пенни. Когда эта новость дошла до Джека из Ньюбери, его друзья посоветовали
ему опротестовать долговое обязательство.
- Нет, - сказал он, - если он не мог мне заплатить, когда был свободен,
тем менее он может это сделать, сидя в тюрьме. Лучше отказаться от моих
денег, чем добавить горя его измученному сердцу, и притом безо всякой для
себя выгоды. Неудачников попирают ногами многие люди. Когда они впадают в
нищету, никогда не помогают им или помогают очень редко. Я не хочу коснуться
ни одного волоса на его голове. Я был бы счастлив если бы он уплатил то, что
он должен другим, и отсрочил бы его долг мне, давая ему возможность начать
новую жизнь.
Бедный суконщик долго оставался в тюрьме. В это время его жена, которая
некогда из-за чистоплотности боялась замарать себе пальцы или повернуть
голову, чтобы не смять складки на своем воротничке, была очень счастлива,
если находила стирку грязного белья или поденщину у богатых людей. Ее нежные
руки загрубели от подметания, а вместо золотых колец на ее лилейных пальцах
были глубокие трещины от едкой стирки и других работ.
Мэтр Уинчкомб, который, как вы знаете, был выбран в парламент как член
от мещанства в Ньюбери, отправился по этому поводу в Лондон. Когда он слез
на постоялом дворе, он оставил там одного из своих слуг, чтобы он потом
доставил его в гостиницу. Бедный Рандоль Перт, который только что вышел из
тюрьмы, не имея никаких других способов существования, сделался носильщиком.
На нем была куртка, вся в лохмотьях, разорванные штаны, чулки в дырах,
старые, стоптанные башмаки на ногах, веревка вокруг талии вместо пояса,
старая, засаленная каскетка на голове. Как только он услыхал, что зовут:
"Носильщик!" Он ответил: - Вот, господин; что надо нести?
- Да вот этот сундук, - сказал человек, - в гостиницу "Распростертого
орла".
- Хорошо, хозяин, - сказал он. - Сколько вы заплатите?
- Я дам тебе два пенса.
- Дайте три, и я это сделаю.
Соглашение состоялось, и он ушел со своею ношей. Придя к двери
"Распростертого орла", он внезапно замечает стоящего там мэтра Уинчкомба. Он
бросает наземь сундук и убегает, как только позволяют ему его ноги.
Мэтр Уинчкомб спросил себя, почему этот человек убежал, и заставил
своего слугу его догнать. Рандоль, видя, что его преследуют, побежал еще
быстрее. На бегу он потерял один из своих башмаков, затем другой. Он каждую
минуту оглядывался, как человек, которому угрожает смертоносное орудие и
который каждое мгновение боится быть пронзенным. В конце концов, его штаны,
державшиеся на одной булавке, также свалились, так он быстро бежал. Он в них
запутался и упал прямо на улице, весь потный и задыхаясь. Слуга Уинчкомба
таким образом мог схватить его за рукав; он так же задыхался, как и его
пленник. Оба они так запыхалась, что в первую минуту не могли сказать ни
слова.
- Негодяй! - сказал слуга. - Ты должен итти к моему господину, ты
разбил его сундук на куски, бросив его на землю.
- О, ради самого бога, ради Христа, - сказал тот, - отпустите меня,
иначе мэтр Уинчкомб велит меня арестовать, и я погибну навсегда.
В это время Джек из Ньюбери велел внести свой сундук в дом и вышел
поглядеть, что там происходит. Когда он услышал, что носильщик говорит про
него, Уинчкомба, что он велит арестовать этого беднягу, он очень удивился.
Совершенно забыв лицо Перта, очень изменившегося от тюрьмы и от бедности,
Джек воскликнул:
- А зачем же я велю тебя арестовать, молодец? У меня нет для этого
никакого основания.
- О, сударь, - сказал он, - дай бог, чтобы и у меня его не было.
Тогда Джек спросил его имя, и несчастный человек воскликнул, упав на
колени:
- Мой добрый господин Уинчкомб, сжальтесь надо мною, не велите меня
опять бросать в тюрьму; меня зовут Перт, я не отрицаю, что должен вам
пятьсот ливров, но, ради бога, сжальтесь надо мною!
Когда мэтр Уинчкомб услышал эти слова, он очень удивился и еще больше
пожалел нищету этого человека, но не показал виду и сказал:
- О, какая тоска! Но ведь ты, человече, никогда не сможешь мне
заплатить. Носильщик не может заплатить пятьсот ливров долга. Вот куда
привело тебя твое мотовство! Ты забросил свои дела. Ты больше думал о своих
удовольствиях, нежели о выгоде.
Потом, рассмотрев его поближе, он прибавил:
- Как, ни башмаков на ногах, ни чулок, ни воротничка на шее, ни шапки
на голове? О, Перт, как все это странно! Но хочешь ли ты быть честным и
подписать вексель на мои деньги?
- Да, сударь, от всего сердца, - сказал Перт.
- Тогда пойдем со мной к нотариусу, - сказал он, - решайся, я не буду
тебя мучить.
Когда они пришли туда, и по их следам еще много народу, мэтр Уинчкомб
сказал:
- Послушай, нотариус, этот человек подпишет обязательство на пятьсот
ливров; сделай все, что нужно.
Нотариус посмотрел на этого бедного человека и, увидав его в таком
состоянии, сказал Уинчкомбу:
- Сударь, вам бы лучше составить закладную, чтобы иметь обеспечение.
- Как, нотариус, тебе кажется, что этот человек не может подписать
вексель на пятьсот ливров?
- Если вы так думаете, сударь, то мы различного мнения,
- Я тебе скажу одну вещь, - сказал Уинчкомб, - если не принимать в
расчет, что мы все смертны, конечно, я одинаково верю как в его слово, так и
в вексель и в закладную. Честность - это все в человеке.
- А мы здесь, в Лондоне, - сказал нотариус, - мы доверяем больше
обеспечению, нежели честности. Но когда же эта сумма должна быть уплачена?
- А тогда, нотариус, когда этот человек будет шерифом в Лондоне!
Тут нотариус и все присутствующие от души рассмеялись и сказали:
- Тогда, сударь, не делайте ни того, ни другого; отпустите ему его долг
полностью. Ведь одно стоит другого.
- Нет, поверьте мне, - сказал Джек. - Делайте, как я вам говорю.
Тогда нотариус составил бумагу об обязательстве Рандоля Перта уплатить
долг, когда он будет шерифом, и поставил свою подпись как свидетель; то же
сделали присутствующие здесь двадцать человек.
Затем Джек спросил Перта, сколько он хотел получить за переноску
сундука.
- Сударь, - сказал он, - я запросил три пенса, но так как вы были столь
добры, я возьму только два на этот раз.
- Спасибо, добрый мой Перт, - сказал Джек, - вместо трех пенсов вот
тебе три шиллинга. Не забудь прийти ко мне завтра пораньше.
Бедняга пришел на следующее утро, и мэтр Уинчкомб велел принести для
него с улицы Бьюрчин хорошее полное платье честного купца, хороший черный
плащ и все прочее соответствующее. Затем он снял ему лавку на улице Коунг и
наполнил ее большим количеством сукна. Таким способом и благодаря многим
другим милостям мэтра Уинчкомба Перт вновь получил кредит. Наконец, он
сделался так богат, что еще при жизни Уинчкомба был назначен шерифом. Тогда
он выплатил свои пятьсот ливров до последнего пенни и умер альдерманом
Лондона.
Как слуги Джека из Ньюбери отомстили болтливой куме.
Однажды, когда мэтр Уинчкомб уехал куда-то далеко, а жена его вышла из
дому, госпожа Лучшевсего, госпожа Тары-бары, кумовая кума, пришла, по
обыкновению, к мистрис Уинчкомб, прекрасно зная, что хозяин дома уехал, но
не подозревая, что хозяйка вышла. Когда она постучалась, Твидль вышел и
спросил, кто там. Быстро открыв наружные двери, он увидел сразу это скверное
животное; она спросила, дома ли его хозяйка.
- Ах, это вы, мистрис Фрэнк! - сказал он. - Добро пожаловать! Почему вы
так долго пропадали? Входите, пожалуйста.
- Нет, я не могу оставаться, - сказала она. - Я пришла только сказать
два слова вашей хозяйке; скажите ей, пожалуйста, что я тут.
- Я скажу ей, - сказал он, - как только она вернется.
- Как, - сказала женщина, - так она вышла? Ну, тогда до свиданья,
добрый мой Твидль.
- Значит, вы очень торопитесь, очень торопитесь, мистрис Фрэнк, -
сказал он. - Но выпейте стаканчик перед отходом. Стаканчик нового хереса не
повредит вашему старому желудку.
- Ах, у вас уже есть херес из нового урожая? Честное слово, я еще не
пробовала его в этом году; я с удовольствием выпью стаканчик перед уходом.
С этими словами она отправилась в подвал вместе с Твидлем. Сначала он
поставил перед ней кусок солонины, зеленой, как порей, затем пошел в кухню и
принес ей кусок горячего жареного мяса, прямо с вертела. Несколько служанок
и молодых людей, которые уже давно решили отомстить этой болтунье, пришли в
подвал один за другим. Один из них принес большой кусок окорока. Каждый из
них приветствовал мистрис Фрэнк. Затем первый выпил за ее здоровье, второй,
третий, четвертый и пятый тоже, и мозги мистрис Фрэнк сделались более
мягкими, чем яблоко ранет к Рождеству, и такими слабыми, что весь мир
закружился вокруг нее. Видя, что она становится все более веселой, они
всячески стали ее подзадаривать, говоря:
- Пожалуйста, мистрис Фрэнк, главное, не воздерживайтесь, ведь вы здесь
желанная гостья; у нас много причин вас любить, раз вы так любите нашу
хозяйку.
- Честное слово, - сказала она, запинаясь, так как язык ее становился
чересчур толстым для ее рта, - я люблю вашу хозяйку, будто она моя родная
дочь.
- Да, но послушайте, - сказали они, - она начинает плохо вести себя с
нами.
- Так, мои ягнята, но в чем же дело?
- А вот в чем, - сказали они, - она старается урезать наши порции и
говорит хозяину, что он чересчур много тратит на содержание дома.
- Тогда ваша хозяйка просто гусыня, дура; несмотря на свою новую
шапочку, она девчонка по сравнению со мной. Ти-де-ри, ти-де-ри, я знаю-что
знаю. Пейте же за мое здоровье. Посмотри, Твидль, я от всего сердца пью за
твое здоровье! Ах, ты, сукин сын, когда же ты женишься! Ах, если бы я была
еще девушкой, я могла бы тебя заполучить! Но это ничего не значит. Я всего
лишь бедная женщина, но все-таки настоящая женщина. Чорт вас всех побери,
вот уже тридцать зим, как я здесь живу!
- Значит, вы здесь дольше живете, чем наш хозяин.
- Ваш хозяин? Я знала его совсем ребенком, когда его звали Джек из
Ньюбери, или просто Джек, - я его знала, когда он был еще бедный Джек. А
ваша хозяйка! Теперь она богата, а я бедна, но это не мешает тому, что я
знала ее совсем бедненькой, в коротких юбочках, слышите вы?
- Но теперь, - сказали они, - она здорово набралась самоуверенности;
она совсем забыла, чем она была.
- Ба! Да чего ждать от такой зелени? Вот, за ваше здоровье! Пускай она
только идет болтать, куда ей угодно... Да, но осторожно... Чем меньше
говоришь, тем меньше раскаиваешься. Послушайте, друзья мои, хоть мистрис
Уинчкомб и носит шапочку, но я ей не уступлю; можете ей это передать, для
меня это безразлично. Я-то ведь не трачу деньги моего мужа, чтобы покупать
вишни и зеленые яблоки {Вишни и маленькие еще незрелые яблоки из сладких
сортов были большой роскошью во времена Елизаветы. В Англии было еще очень
мало вишневых деревьев. Вишни часто продавались в июне-июле по 20 шиллингов
за фунт.}. Полно-полно, я знаю, что хочу сказать. Слава богу, я ведь не
пьяна. Госпожа Уинчкомб дама? Нет, Нанет Уинчкомб - вот ее настоящее имя.
Даже просто Нанет. Я ведь была уже женщиной, когда она была еще бедной
девчонкой, хоть и носит она теперь шапочку и золотую цепочку. Я ведь не
нуждаюсь в ней, я! Я постарше ее. Знаю я все ее хитрости. Я знаю, что
говорю. Смейтесь надо мной, если хотите, мне это безразлично, я ведь не
пьяна, ручаюсь вам.
И тут она начала, едва удерживаясь, чтобы не закрыть глаза, покачивать
головой, проливать вино из стакана. Увидя это, они оставили ее в покое,
вышли из подвала, когда она крепко заснула, и начали строить всякие планы,
чтобы завершить свою злую шутку.
Наконец, они решили положить ее за один дом, в полумиле отсюда, как раз
у лестницы, так, что всякий, проходивший здесь, должен был ее увидать.
Твидль остался стоять поблизости, чтобы узнать окончание этой истории.
Вскоре пришел один крестьянин из Гринхэма, по дороге в Ньюбери; быстро
направившись к лестнице, он наткнулся на кумушку и упал прямо на нее.
Вставая, он заметил, что это была женщина, и закричал:
- Эй, эй!
- Что такое, в чем дело? - сказал Твидль.
- Ох, это мертвая!
- Мертвая? - сказал Твидль. - Не думаю.
И он повернул ее на-бок.
- Клянусь, - сказал Твидль, - это пьяная женщина. Она, вероятно, из
Ньюбери. Очень жалко ее здесь оставлять.
- Вы знаете ее? - сказал крестьянин.
- Нет, - сказал Твидль, - но я дам тебе пол-денье, если ты возьмешь ее
в свою корзинку за плечи и пронесешь по городу, чтобы увидать, не знает ли
ее кто-нибудь.
- Тогда, - сказал тот, - покажите-ка мне деньги. Клянусь, уж давно я не
зарабатывал пол-денье.
- Вот оно, - сказал Твидль.
Тогда крестьянин взял и положил ее в свою корзину за спину.
- Но от нее страшно разит вином или еще чем-то. А что мне нужно
говорить, когда я приду в город?
- Сначала, - сказал Твидль, - как только ты подойдешь к первым домам,
ты крепко закричи: "Ох-э!", затем ты скажешь: "Кто знает эту женщину, кто?"
Даже если тебе ответят: "Я ее знаю, я ее знаю", ты не спустишь ее, пока не
дойдешь до перекрестка на рынке. Там ты повторишь то же самое, и если
кто-нибудь будет так любезен, что укажет тебе, где она живет, ты пойдешь
туда и будешь кричать прямо перед ее домом; если ты все это исполнишь в
точности, я дам тебе еще пол-денье.
- Мэтр Твидль, - сказал он, - я вас хорошо знаю. Вы ведь служите у
мистера Уинчкомба, не правда ли? Честное слово. Если я не выполню все это
точно, как вы мне сказали, не давайте мне ни ливра.
И вот он ушел. Подойдя к первым домам, он закричал так громко, как
сержант:
- Эй! Ох-э! Кто знает эту женщину, кто?
Тогда пьяная женщина, у которой голова качалась из стороны в сторону,
закричала:
- Кто зна... меня, кто?
Он повторил еще:
- Кто знает эту женщину, кто?
- Кто зна... меня, кто? - сказала она снова. И каждый раз, когда он
кричал, она отвечала всем тем же: "Кто зна... меня, кто ?"
На это все прохожие так сильно смеялись, что слезы выступали у них из
глаз.
Наконец, один из них сказал:
- Послушай, молодец, она живет на улице Нортбрук, немного подальше
мистера Уинчкомба.
Крестьянин спешно туда направился и там, перед сотней людей, опять
закричал:
- Кто знает эту женщину, кто?
На что муж кумы вышел и завопил:
- О, несчастие, я знаю ее чересчур хорошо, помоги мне, боже!
- Тогда, - сказал крестьянин, - если вы знаете ее, берите ее. Я же ее
знаю только как пьяную скотину.
В то время как ее муж вынимал ее из корзины, она дала ему хорошую
оплеуху, приговаривая:
- Послушай-ка, хозяин, ты хочешь меня похитить?
Ее отнесли к ней в дом. Но на другой день, когда она пришла в себя и
голова ее просветлела от всех этих туманов, ей сделалось так стыдно, что она
очень надолго перестала выходить из дому. Если кто-нибудь ей говорил: "Кто
зна... меня, кто?", она впадала в такую ярость, что готова была зарезать, и
рычала, как безумная, в гневе; можно было бы поклясться, что это была одна
из тех безумных в горячечных рубашках, которых окунают в реку, чтобы смирить
их припадок... Все то, что она говорила людям мистрис Уинчкомб об их
хозяйке, поссорило ее с ней, и она больше не надоедала им своими посещениями
и своими советами.
Как одна из служанок Джека из Ньюбери сделалась лэди.
При взятии Морле во Франции благородный граф Сюсекс, бывший тогда
генерал-адмиралом, возвел в звание рыцарей многих из сражавшихся, например,
сэра Джорджа Риглей, брата сэра Эдварда Риглей, и многих других, у которых
храбрость превышала их богатства. Когда мир исчерпал их кошелек и уменьшил
их кредит в городе, они принуждены были искать убежища в деревне. Там они
были уверены в хорошем приеме и в том, что они не подвергнутся насмешкам и
презрению улицы.
Джек из Ньюбери, у которого был всегда открытый дом, был одним из тех
щедрых ремесленников, которые охотно принимали у себя таких солдат. Они
знали, что найдут у него приветливые лица и хороший стол. Там им было столь
же весело, сколь радушно их принимали. Сэр Джордж влюбился в одну из
служанок Джека, такую же наивную, как и красивую. Он так соблазнил ее
будущим браком, что она пожертвовала ему свои прелести, и так постаралась,
что даже перестаралась. Чтобы стать выше, она поставила себя столь низко,
что рыцарь упал на нее, и от этого падения у нее распух живот. Когда девушка
почувствовала себя беременной, она пришла к рыцарю сетовать на свою судьбу.
- Ах, сэр Джордж, вот настало как раз время, чтобы вы сдержали ваше
обещание. Иначе вы покажете пример гнусности. Или вы выполните долг
настоящего рыцаря, или нарушите клятву. Это дрянная честь, если она
разрушает честь молодой девушки. Настоящие рыцари скорее должны были бы
защищать невинность.
- Как, потаскушка, ты хочешь подбросить мне твоего ублюдка? Убирайся
вон, падаль, навоз! Проваливай! Слышишь ли ты, убирайся к таким же, как ты!
Выкидывай свой помет, где тебе нравится! Если ты еще будешь мне надоедать,
клянись небом, что ты в этом раскаешься.
Нахмурив брови, как рассерженный бог войны, он пошел своей дорогой,
оставив бедную беременную девушку на произвол судьбы.
Когда она увидела себя наказанной за свою доброту, она горько оплакала
свое падение и со стонами прокляла непостоянство мужчин, соблазняющих
женщину своею любовью. Увидав, что не было никакого другого исхода, она во
всем призналась хозяйке, которая начала едко ее упрекать и зло насмехаться
над ней, угрожая даже выставить ее вон, но все-таки рассказала обо всем этом
своему мужу.
Как только Джек узнал эту историю, он не раздумывал долго. Он спешно
отправился в Лондон и отыскал сэра Джорджа между лордами Адмиралтейства.
- А, мистер Уинчкомб, - сказал сэр Джордж, - я очень рад видеть вас в
Лондоне и благодарю вас за ваше гостеприимство. Как поживают ваша достойная
супруга и все наши друзья из Беркшира?
- Все веселы, все молодцом, благодарю вас; я оставил их в добром
здравии и надеюсь, что они и продолжают в оном пребывать. Сэр Джордж, я
спешно приехал в Лондон, чтобы поговорить с одним своим сомнительным
должником. В дороге я очутился в обществе одной красивой вдовы. Она
природная дворянка и богата; злосчастная смерть лишила ее доброго мужа и
сделала ее вдовой, когда она была замужем только шесть месяцев. Ее земли,
сэр Джордж, приносят ей, наверное, не менее ста ливров в год. Во всей стране
нельзя найти существа из ее круга, более приветливого и красивого. Но хуже
всего то, что, считая себя беременной, она решила не выходить замуж еще
двенадцать месяцев. Но я желаю вам блага и не желаю зла этой даме. И вот я
оставил свои дела, чтобы вас осведомить. Теперь, сэр Джордж, если вы
считаете ее достойной сделаться вашей супругой, нужно к ней пойти,
поухаживать за ней, покорить ее и жениться.
- Я очень вам обязан, добрый мой мэтр Уинчкомб, - сказал он. - Я с
удовольствием пошел бы к ней, если бы знал, где она.
- Она живет всего за полмили от меня, - сказал мэтр Уинчкомб, - и я
могу послать за ней, когда вы захотите.
Сэр Джордж подумал, что лучше было бы ему не приезжать в Ньюбери - из
боязни, что Иоанна принесет ему своего ребенка. И он ответил, что у него нет
свободного времени, ибо он не может покинуть адмирала.
- Но, - сказал он, - я очень бы хотел повидать вдову в Лондоне, даже
если бы мне это стоило двадцать золотых.
- Ах, сэр Джордж, - сказал мэтр Уинчкомб, - промедления пагубны для
любви. Кто хочет жениться на вдове, тот должен ухватить этот случай за
волосы и не допустить, чтобы кто-нибудь другой его обогнал, иначе место
будет занято. Однакоже, раз уж я про это вам рассказал, я сяду на свою
коротышку и вернусь к себе. Если я услышу, что вдова едет в Лондон, я дам
вам знать или, может быть, приеду сам. Пока же да хранит вас бог, сэр
Джордж!
Таким образом мэтр Уинчкомб оставил рыцаря. Вернувшись к себе, он велел
сделать хорошенькое платье из тафты и французскую шапочку для служанки и
сказал ей:
- Поди сюда, негодяйка, я должен покрыть твою гадкую вину красивыми
уборами, хотя ничто не может закрыть твоего толстого живота. Но что скажешь
ты, если я найду способ сделать из тебя лэди?
- О, хозяин, - сказала она, - до самой смерти я буду молиться за вас.
- Поди сюда, франтиха, - сказала ее хозяйка, - надень-ка это платье и
эту французскую шапочку. Раз ты спала с рыцарем, нужно, чтобы ты была одета,
как подобает даме.
Девка разрядилась и была посажена на мерина, ее отправили в Лондон в
сопровождении двух людей. Ее хозяин и его жена дали ей точные указания, что
она должна была делать. Она отправилась прямо в Сити во время сессии
трибунала и остановилась в гостинице "Колокол на Стрэнде". По указанию
своего хозяина она назвалась мадам Безлюбви. Люди, которые ее сопровождали,
не могли ее разоблачить, так как мэтр Уинчкомб взял их у другого хозяина для
сопровождения в Лондон якобы одной из своих близких знакомых. Во всяком
случае они были наняты от имени этой дамы, и им платили за то, чтобы они
выдавали себя за ее слуг. Когда все это было сделано, мэтр Уинчкомб отослал
письмо сэру Джорджу, где сообщалось, что дама, о которой он говорил, была
теперь в Лондоне, остановилась в гостинице "Колокол на Стрэнде" и имела
крупное дело в трибунале.
При этой новости сердце сэра Джорджа разгорелось огнем и пламенем. Он
не мог успокоиться до тех пор, пока не поговорит с этой красоткой. Три или
четыре раза он заходил в гостиницу, но она не хотела его принимать, и чем
более она была сдержана, тем более он был пылок в своих преследованиях.
Он так за ней следил, что, увидав раз вечером, как она выходила, он
последовал за ней. Один из ее людей шел позади нее, другой - впереди, и она
так хорошо при, этом выглядела, что он полюбил ее еще больше и тотчас же
решился с ней заговорить. Внезапно остановившись перед ней, он сказал:
- Сударыня, да будет над вами милость божья! Я часто приходил к вам, но
у вас никогда не было досуга.
- Что такое, сударь! - сказала она, изменив свой голос. - Разве у вас
есть какое-нибудь дело ко мне?
- Да, прекрасная вдова, - сказал он. - Как вы являетесь просительницей
в суде, так я прошу у вас вашей любви. Если когда-нибудь я буду иметь
счастие быть допущенным к защите моего дела перед барьером вашей красоты, я
разовью перед вами такую правдивую историю, что она заставит вас вынести
оправдательный приговор.
- Вы веселый вельможа, - сказала она, - но я вас не знаю. Однакоже в
деле любви я не стану вам ставить препятствий, если и не смогу вам помочь.
Итак, сударь, если вам угодно будет ко мне явиться, когда я вернусь из
трибунала, мы с вами еще поговорим.
Так они и расстались.
Сэр Джордж, получив некоторую надежду на благоприятный ответ, подождал
свою красавицу у дверей. Когда она появилась, он приветливо ей поклонился.
Она сказала:
- Конечно, сударь, то рвение, которое вы выказываете, превосходит ту
выгоду, которую вы можете получить, но скажите мне, как вас зовут.
- Меня зовут Джордж Риглей, - сказал он, - и за некоторые свои,
доблести я был сделан рыцарем во Франции.
- Тогда, сэр Джордж, - сказала она, - я поступила несколько
легкомысленно, заставляя вас так долго ждать свою ничтожную особу. Но будьте
же добры сказать, откуда вы меня знаете. Что касается меня, то я не помню,
чтобы где-нибудь вас встречала.
- О, сударыня, - сказал сэр Джордж, - я знаю одного из ваших соседей,
которого зовут мэтр Уинчкомб Сказать по правде, это мой большой друг. Это он
говорил мне о вас много хорошего.
- Тогда, сэр Джордж, - сказала она, - вы здесь желанный гость. Но я
дала обет никого не любить еще в продолжение двенадцати месяцев. До этого
срока прошу вас не беспокоиться. Если же за это время удостоверюсь, что вы
не были запутаны ни в какую другую любовную историю и если этим испытанием я
обнаружу искренность вашей привязанности, я приму вашу почтительность по
отношению ко мне так же охотно, как и от всякого другого дворянина.
Получив этот ответ, сэр Джордж был невероятно огорчен. Он проклял день,
когда он спал с Иоанной, ибо ее роды должны были наступить гораздо раньше
двенадцати месяцев. Он будет обесчещен и потеряет всякую надежду на
богатство. Мэтр Уинчкомб сделается его врагом, и он никогда не получит руки
прекрасной дамы. Чтобы предотвратить это несчастье, он спешно написал мэтру
Уинчкомбу, прося его настоятельно приехать в Лондон, чтобы убедить вдову.
Мэтр Уинчкомб исполнил его желание, и свадьба была спешно совершена в
присутствии многих дворян - друзей сэра Джорджа. Когда он увидел, что
новобрачная была не кем иным, как Иоанной, которая от него забеременела, он
стал ругаться, проклинать, топать ногами и закатывать глаза, как дьявол.
- Э, - сказал мэтр Уинчкомб, - к чему все это? Разве вы думаете, что
можете безнаказанно садиться за мой стол и делать из моей служанки
непотребную девку? Я вас прошу, сударь, помнить, что я смотрю на самую
бедную девушку из моего дома как на чересчур честную для того, чтобы служить
вам подстилкой, хотя бы вы были десять раз рыцарем! Если вы имели
удовольствие сделать из нее вашу любовницу, не имейте же стыда сделать ее
вашей женой и ведите себя с нею хорошо, иначе я с вами еще поговорю. Вот
тебе, Иоанна, - сказал он, - сто фунтов стерлингов, чтобы он не говорил, что
ты пришла к нему с пустыми руками.
Сэр Джордж, подумав о всем том, что мэтр Уинчкомб мог еще сделать для
него, взял свою жену за руку, любовно ее поцеловал и поблагодарил мэтра
Уинчкомба. Вслед затем Джек пригласил его на два года жить и
довольствоваться у него вместе с женой. Рыцарь на это согласился, и они
вернулись прямо в Ньюбери.
Там хозяйка приветствовала служанку, говоря:
- Добро пожаловать, благородная дама. - И она пропускала ее вперед при
всех случаях.
Так они прожили счастливо довольно долгое время, и наш король, узнав,
как Джек поймал сэра Джорджа, посмеялся от всей души и пожаловал постоянную
пенсию весьма благородному рыцарю, чтобы дать возможность жить милэди, его
жене.