Я оставил его с невозмутимой физиономией, на которой явно было написано: "Изволите шутить, сэр. Вам можно, сэр". Я свернул налево по коридору и через несколько шагов нашел комнату с номером двенадцать на двери и табличкой: "Йод Эйльбахер". Я постучал и вошел. Йод Эйльбахер оказался румяным крепким мужичком лет пятидесяти, профессиональным оптимистом, к которому испытывают доверие даже закоренелые преступники. Я обрадовался подобные полицейские были мне знакомы и ни разу еще меня не подводили.
   - Добрый день. Меня зовут Оуэн Йитс. - Я протянул руку, которую он тут же крепко пожал.
   - Зачем столько слов? - с упреком сказал он, улыбаясь одними глазами. Чтобы я... - он ткнул себя в грудь большим пальцем другой руки, - я, Йод Эйльбахер, нашедший себе на старость синекуру на этом острове, где каждый из жителей с радостью отрежет руку вору, я, уже полвека чувствующий себя по-настоящему живым лишь тогда, когда читаю хороший детективный роман, я, познавший горечь сотрудничества с официальными органами следствия и дознания, чтобы я не знал, кто такой Оуэн Йитс? Мне пришлось бы зашпаклевать себе все мозговые извилины! Кроме того, есть такая вещь, как телефон. Утром меня предупредили о твоем визите. А сегодня вообще праздник - нам удалось арестовать одного пьяного водителя, он чистил нам туалет...
   - Зачем столько слов? - улыбнулся я. - Не трать их зря, у меня есть несколько вопросов.
   - А выпить рюмочку? Хочешь?
   - Ну разве что одну...
   - Садись... - Он показал на кресло, явно его собственное, поскольку возле кресла стоял обычный пластиковый стул.
   Я сел, тронутый заботой Эйльбахера. Еще больше меня тронуло то, что я увидел, как он открывает новенькую бутылку "голдштейна". Я постарался, чтобы выражение моего лица вознаградило его за усилия и затраты. Похоже, мне это удалось.
   - Раз тебе звонили, то ты наверняка знаешь, что меня интересует? сказал я, сделав второй глоток.
   - Вторжение во владения мистера Гайлорда... - кивнул он. - Да, знаю. Сейчас расскажу. - Он быстро глотнул. - Коротко говоря: нам не удалось выяснить, каким образом убитый преодолел охранную систему. Ноль данных. Чуть больше информации о самом убитом. Рассказывать, или сам почитаешь с диска?
   Я задумался, смакуя виски.
   - А ты как считаешь? - спросил я.
   - Жаль времени на болтовню, - поморщился Эйльбахер. - Там, - он показал на конверт с диском, - все. Меня лично заинтересовало кое-что другое: никто на нашем острове его не видел. Для меня это означает, что он высадился ночью. Вроде бы это дает нам некий след, но так лишь кажется. Нам просто не удалось найти лодки или флаера, который доставил его сюда. Наверняка частное судно с поддельной информацией в компе, то есть найти его невозможно... - Он махнул рукой и влил в горло холодный жидкий огонь.
   - А оружие с самонаводящимся прицелом? Ведь это след, ясный, как... - Я развел руками в поисках подходящего сравнения.
   - Где там! След ясный, как, прошу прощения, плевок посреди торнадо. Если что-то пропадает с военных складов, то чем более оно секретно, тем труднее найти дыру. В данном случае дыры просто нет. Понимаешь?
   - Та-ак... - Я достал сигареты и предложил ему. Мы закурили и почти одновременно выпустили струи дыма. - Этот убитый... как его зовут?
   - Калп Манктелоу, он же Бочка Смеха. - Йод замолчал, явно ожидая моего вопроса. Что ж, он его заслужил, хотя бы своим виски.
   - Почему Бочка Смеха?
   - Он был пилотом, довольно долго, пока однажды не забыл застегнуть ремни. Глупая случайность... Он сделал бочку и выпал из кресла. Неплохо, да? Его мотало в кабине неуправляемого самолета, и буквально в сантиметрах от земли ему удалось выровнять машину и сесть, но еще полгода у него было не в порядке с головой. С тех пор он не мог вертеться даже в кресле. Связался с какими-то мелкими мошенниками и шантажистами, кому-то бил морды...
   - Понятно. Вот только удивительно, что для такого дела наняли подобное ничтожество...
   - Ему все равно светили сапоги из цемента, - пренебрежительно махнул рукой Йод. - Он получил оружие, которое само выполнило бы свою задачу. А его предназначили в жертву, мелкую рыбешку никто искать не будет. Удивляет же совсем другое...
   - Да... Почему его убили до того, как он выполнил задание...
   - Именно. Это бессмысленно.
   - Разве что заказчик и исполнитель - разные епархии.
   - Только так. Кто-то заказал, кто-то другой помешал.
   - Отменное виски, - сказал я, допив последнюю каплю из стакана.
   Йод наклонился и схватил бутылку. Я слабо запротестовал, а он сделал вид, что не слышит моих возражений. На этот раз я добавил кубик льда.
   - Как я понимаю, - он поднял свой стакан, - тебе нужно выяснить два вопроса: кто нанял, и кто вмешался. Так? Оба одинаково важны... - Он посмотрел в потолок. Я кивнул. - Поскольку у того, кто спас Гайлорда, могут быть в отношении него иные планы, а этого Ричмонд не любит. Я верно говорю?
   - Вернее некуда... - заверил я его. Влив в рот все содержимое стакана, я несколько мгновений подержал его на языке, затем глотнул, сделал глубокий вздох и поднялся с кресла. - Безмерно тебе благодарен, - сказал я, протягивая руку Эйльбахеру. - Если что-то потребуется...
   Он состроил такую физиономию, словно хотел сказать: "Обижаешь, брат!", так что я лишь крепко пожал ему руку и сунул диск в карман. Дежурному, похоже, кто-то уже сообщил о моем уходе, поскольку он стоял, вытянувшись, словно в последней стадии столбняка. Воздержавшись от идиотских замечаний, я вежливо с ним попрощался и направился пешком в "Коралловый Грот". Я слегка задумался и потому, лишь войдя в заведение, понял, что обстановка здесь полностью отличается от того, что я ожидал там увидеть. Стены явно раскрашивала компания расшалившихся ребятишек, по потолку словно потоптался грязными ботинками пьяный великан, оставив на нем глубокие следы каблуков; часть столиков тонула в полумраке, в то время как другие были залиты ярким светом, словно операционные столы. Одним словом - дизайнер постарался довести пропускную способность заведения до максимума. Во всяком случае, наверняка нельзя было даже мечтать об интимном свидании или серьезном разговоре в "Коралловом Гроте". Я потратил немало сил на поиски Тады, пока один из проходивших мимо официантов не ткнул бесцеремонно большим пальцем куда-то себе за спину. Я подошел к ней, размышляя над тем, веселиться мне или злиться. Она явно веселилась.
   - Удивлен? - спросила она.
   - Пожалуй, да. Не слишком понимаю идею этого заведения.
   - Шок. - Она пожала плечами. - Только и всего. С самого порога посетителя должны преследовать абсурд, неожиданности... В "Коралловом Гроте" не бывает завсегдатаев, сюда приходят один раз, потом, во второй раз, приводят кого-нибудь еще, и все.
   - И чем же так удивляют посетителей?
   - Чем только можно. Отменные напитки и отвратительная еда. Второразрядный стриптиз и плейбои высшего качества, выставки...
   - Раз ты сказала "отменные напитки", мне пока этого хватит, - прервал я ее и огляделся по сторонам. - Интересно, здесь удивляют посетителей быстротой обслуживания, или нужно продырявить потолок, чтобы...
   - Слушаю вас? - послышалось слева от меня. Я повернулся к официанту. Тот самый, который большим пальцем показал на одну из звезд мирового балета одному из лучших детективов вселенной.
   - Что сам пьешь? - спросил я его.
   - "Клеловач"... - ответил он.
   - Его еще делают? - спросил я. - Я думал, в Югославии больше не осталось можжевельника. Гм... А что еще?
   - Еще я люблю "сайд-кар", но с "аурум" вместо "куантро", - ответил он, внимательно глядя на меня.
   Я кивнул:
   - Могу себе представить. И нёбо не раздражает.
   - На десерт люблю лейпцигский бальзам, - вызывающе сказал он.
   - Но с крепким сладким кофе, - быстро добавил я. '
   Он набрал в грудь воздуха.
   - Вам говорит что-нибудь название Клостерней-бург? - спросил он.
   - Разумеется, - обрадовался я. - Там до сих пор живет Хагги Клафф? И все еще не может простить тех, кто лучшим лимузиновым деревом считает дубовую древесину из Тронсэ?
   - Все верно, сэр. Если позволите, я займусь приготовлением чего-нибудь особенного для вас?
   - Именно об этом я и мечтаю. И что-нибудь для дамы...
   - Прошу прощения, но это мой коктейль, из моих напитков, и я делаю его только для своих гостей. Со всем к вам уважением, мадам... - Он поклонился Таде и удалился.
   Она радостно захихикала и коснулась моей руки.
   - Так тут всегда, так что не волнуйся. Удивление, ошеломление, возбуждение, осмеяние... Это основные лозунги данного заведения. Взгляни на этот "Бюллетень абсурда". - Она подвинула мне напечатанный красивым шрифтом листок; я бросил взгляд на текст:
   "Еще двадцать лет назад в железнодорожных вагонах Польши (Центральная Европа) висели правила для пассажиров, в которых, в числе прочего, можно было прочитать:
   Запрещается без разрешения проводника передвигать спинки сидений. Запрещается езда на крышах, сцепках и т. д. После прибытия на конечную станцию пассажиры обязаны (sic!) покинуть вагоны".
   Я посмотрел на Таду.
   - Это вершины абсурда, еще одно чудачество "Грота". Но скажи мне, что это за лимузиновое дерево?
   - Ха! Это лучшее сырье для изготовления бочек и чанов, предназначенных для выдержки благородных вин и коньяков. Одни предпочитают дуб из бывшей провинции Лимузин, другие - из леса Тронсэ. Вот и все.
   Она внимательно и серьезно смотрела на меня. Посмотрел и я на нее. Маленький, пушистый, легкий, словно из семян одуванчика, беретик-шапочка, сидевший слегка набекрень, придавал ее лицу задорный или, может быть, слегка заносчивый вид. Серо-зеленые глаза были созданы для смеха, женщины с такими глазами шагают по жизни радостно и бодро и чаще всего еще до сорока лет испытывают сильнейший душевный надлом, после чего кончают прыжком в пропасть. Иногда, хотя и редко, они доживают до почтенного возраста и становятся чудесными симпатичными старушками, в глаза которых влюбляются невинные юноши.
   - Можешь назвать какой-нибудь напиток на букву "с"? - спросила она.
   - Саке, самсю, стейхагер, стрега, сидр, старка...
   - А на "к"?
   - Кюрасао, кьянти, кларет, коблер...
   - А на "г"?
   - Голдвассер, граппа, гриотте... Ты что, хочешь нанять меня обслуживать прием?
   - Нет... - Она отпила из своего бокала. - Я думала над тем, почему именно тебя Рикки нанял для этого дела...
   - Ну, значит, теперь уже знаешь - тот, кто разбирается в напитках, разбирается во всем.
   - Неужели ты чувствуешь себя обескураженным? - спросила она. Смущенным? Перестань... - Она снова коснулась моей руки. На меня это подействовало, как глоток AYO. - Теперь я понимаю, почему он настаивал именно на тебе.
   Я увидел, что к нашему столику приближается мой официант, неся на маленьком подносе высокий бокал, наполненный почти прозрачной жидкостью с легким розоватым оттенком.
   - Очень рад, - сказал я Таде. - Объяснишь мне когда-нибудь, а то я все равно ничего не понимаю.
   Официант поставил передо мной бокал и тотчас же удалился. Я вспомнил, что главный девиз заведения - удивление. Я понюхал напиток; в голове возникла какая-то туманная ассоциация, но так и не приобрела конкретные черты. Я посмотрел на Таду и сделал глоток. В первое мгновение я ощутил лишь жгучий холод на языке, а потом вкусовые сосочки просто обезумели. Я прикрыл глаза и всецело отдался ощущениям. В этом бокале было все - объятия прекрасных женщин, поэзия Клефта, ветер на горной автостраде, аромат орхидей... Вся жизнь. Кажется, я на несколько минут заснул. Но когда проснулся, мой бокал был пуст, а Тада вглядывалась в меня сверкающими глазами. Я глубоко вздохнул, а она щелкнула ногтем по краю своего бокала.
   - Я считаю, что секс имеет смысл только тогда, когда хоть что-то испытываешь к партнеру. Что угодно - уважение, восхищение... Действительно что угодно, но лишь в этом случае секс не является механической мастурбацией, которую легко можно заменить хотя бы новейшим кремом "ОНА-И-ОН".
   - Что, есть такое? - деланно удивился я. Впрочем, я и в самом деле ничего не знал о подобном креме.
   - Да, уже есть, но...
   Я прервал ее, подняв указательный палец.
   - Ты вписалась в правила заведения, - улыбнулся я. - Но я уже получил иммунитет. Хочу немного поразмышлять дома. Возвращаешься со мной, или...
   - Или... - улыбнулась она в ответ. - Попробую уговорить официанта на этот коктейль. Я уже кое-чему научилась. До свидания.
   Я нашел взглядом "своего" официанта и подошел к нему. Он вопросительно посмотрел на меня.
   - Если буду снова в Вене, скажу Клаффу, какую глупость он сделал, не предложив вам кафедру в своей школе.
   - Он предлагал, - ответил официант, изображая возмущение.
   - Тогда поругаю его за непоследовательность. - Я крепко пожал ему руку. - Ни под каким предлогом, даже если бы я ползал у ваших ног, пожалуйста, никогда мне больше этого не подавайте. Должна же у человека оставаться хоть какая-то мечта...
   Он кивнул. Я направился к выходу, погружаясь попеременно то во мрак, то в облака иллюминации. На улице я облизал губы и, уже не чувствуя на них вкуса нектара, закурил. Докурив в машине, я двинулся в обратный путь. Неожиданно я с удивлением заметил, что "дагхил" уже не возбуждает меня так, как прежде. Включив автопилот, я снизил скорость до ста и, полулежа в кресле и игнорируя виды за окном, вернулся в рай.
   Примерно полчаса я развлекался с парой моих четвероногих друзей, ожидая вдохновения, но, видимо, я слишком быстро вернулся - оно еще меня не настигло. Я пошел на пляж, и мы выкупались все втроем. Я выкурил две сигареты, глядя на Сабу и Серво, вытряхивавших со смешным хлопающим звуком воду из ушей, и лишь тогда у меня возникло желание
   познакомиться с Калпом Манктелоу. Вернувшись в комнату через кухню, я сунул в холодильник принесенное с собой пиво и, вставив диск в коми, начал изучать биографию неудачливого пилота и еще более неудачливого киллера. Двадцать минут ушло на знакомство с чужой преждевременно оборвавшейся жизнью; я то и дело тыкал пальцем в экран, отмечая заинтересовавшие меня факты, названия, фамилии.
   Школа в Филлиморе.
   Курсы пилотов-любителей - инструктор Боб Вильс.
   Два этапа профессиональной подготовки - двое инструкторов, трое более-менее близких друзей, скорее всего, несущественно.
   Четыре попытки работы в качестве пилота-профессионала - мало шансов за что-либо зацепиться.
   Несчастный случай.
   Лечение.
   Период скатывания по наклонной плоскости в преступный мир - семь фамилий.
   Глядя на последнюю точку, я допил вторую банку пива. Начав читать с самого начала, я открыл третью. Четвертая ушла на размышления. Затем я затребовал данные о ближайших знакомых Манктелоу. С четверыми он в течение последних двух лет виделся довольно часто. Пока что я вычеркнул их из списка подозреваемых - наверняка полиция накинулась на них, как блохи на только что выкупанного мопса. После ее визитов они либо спрятались сами, либо их спрятали - под толстым слоем земли. Оставались еще трое, с одним он виделся лишь два раза, и то довольно давно. Айвор Паунси, маленький частный аэродром с ангаром на несколько мест и мастерской, в которой не поместился бы даже детский воздушный змей. Перед взлетом или посадкой кому-нибудь приходилось пройтись по траве, чтобы разбросать ногами кротовые холмики. Так, по крайней мере, мне казалось. Личность без каких-либо перспектив для меня. Двое остальных - Финтан Уорм-би и Стивен Макфарден - были его дружками по преступному ремеслу. Первый уже отсидел половину срока, второй скатился до торговли наркотиками в туалете на аэродроме.
   Ничего. Ноль.
   Я перевернулся на диване и улегся поудобнее, сбросив пустые банки на ковер. Проще всего было бы найти того, кто убил Манктелоу. Или того, кто привез его на Голубиный остров. Или того, кто его нанял. Может быть, это один человек, может быть, два, может быть, три. Но поскольку полиция, располагая любым количеством людей и средств, не нашла никаких явных следов, у меня на это было столько же шансов, сколько у кита наткнуться на гроздь бананов. Нужно было искать что-то другое, что позволило бы мне сдвинуться с места. Лежа, я пытался найти это "что-то" час с лишним, потом вышел из дома и направился в сторону полуострова. Там я улегся на мягкую траву, у двухметрового обрыва над водой, и начал лениво считать волны. Минут через пятнадцать на пляже появилась Тада. Она сбросила одежду и вошла в воду. Прежде чем волны достигли ее колен, к ней подошел Навуходоносор и с достоинством погрузился в воду. Тада бросилась следом за ним, положив руки ему на загривок, но гигант повернул голову и посмотрел на нее так, что она быстро убрала руки. Я прекрасно ее понимал. Можно танцевать на одной ноге, но без одной руки? Я подумал о том, что завтра улечу на континент. Потом что Таду я вижу обнаженной второй и наверняка последний раз. Сразу же после этого мозг щелкнул и выдал результат. Я не был столь наивен и не поверил ему с ходу, но он упрямо не желал менять своего решения, подсказывая, что два мое счастливое число. Так что я поблагодарил его и незаметно вернулся в дом.
   В комнате я поговорил по телефону с Гайлордом и заказал "пионер" на десять утра. Заснул я в радостном настроении, возбужденный приближающимся следующим днем. Честно говоря, я пытался убедить себя, что у меня столько же права на радостное ожидание рассвета, сколько у осужденного в камере смертников, но здравый рассудок занимает в моем разуме далеко не самое большое место. Тем более что свободного места там не так уж и много.
   * * *
   Пима была права - "бастаад" ждал меня, опутанный множеством кабелей, соединявшими комп с самыми важными узлами машины. Каждые три дня комп включал на несколько минут двигатель, проверял давление в шинах, схождение колес, тормозную систему, тестировал приборы, обновлял данные в памяти и так далее. Можно было трогаться с места хоть через две секунды, но я не спешил. Сев в машину, я включил радио и откинулся на спинку сиденья. Послышался тихий вздох выдвигающейся из приборной панели пепельницы. Из динамика донеслись аплодисменты и смех.
   - Доктор! - услышал я высокий скрипучий голос.
   - Слушаю? - вежливо ответил второй, с претензиями на баритон.
   - Дайте мне таблеток от жадности. Только побольше. Побольше! ПОБОЛЬШЕ!!!
   Публика взревела. Волна аплодисментов достигла микрофонов, захлестнула их и хлынула в мой "бастаад". Я слегка поправил положение спинки, хотя сразу же подумал, что самое большее минут через пятнадцать снова сменю его на прежнее, затем проверил специальные кобуры под креслом и бардачок. Аплодисменты в динамике утихли.
   - Знаешь, я работаю над эликсиром молодости... - сообщил баритон.
   - А мне дашь немного?
   - Гм... ладно. У тебя бутылка найдется?
   - Вот, держи. А если вдруг не получится?
   - Получится, получится...
   - А если нет?
   - Наверняка получится!
   - Но все-таки, если нет?
   - Ну тогда верну тебе бутылку!.. Помощник режиссера вывел на световое табло надпись "Бурные аплодисменты и смех", толпа отреагировала соответствующим образом. Я тоже, выключив радио.. В наступившей тишине я включил зажигание и подождал несколько секунд, пока не послышался тихий писк сигнала готовности топливной смеси. Я едва не прослезился от этих простых действий, от ощущения почти душевного контакта с собственным автомобилем словно приветствовал своего любимого коня, словно прощался со своим сожженным фашистами танком, словно... Тьфу! Подъехав к ближайшему бару для автомобилистов, я заполнил холодильник пивом, бутербродами, а оба термоса наполнил кофе, попробовав его предварительно на вкус. Толстощекая официанточка с вздернутым носиком и небольшой примесью черной крови жалобно посмотрела на меня, словно завидуя; я так и ждал, что она скажет: "Умоляю, заберите меня отсюда. Я задыхаюсь!" Однако если ей и было тут плохо, то все же не настолько.
   Расплатившись, я включился в неспешный, не слишком плотный в это время поток автомобилей. Приближаясь к границе города, я проверил на экране трассу и с некоторым опасением вставил в щель компа отмычку. На этот раз я добыл ее из другого источника и не был уверен, что она столь же хороша, как и те, которыми я пользовался два года назад. К счастью, все было в порядке - я получил разрешение перейти на самую быструю полосу и приоритет на ней. В течение двух часов я выжимал из машины все, что было возможно; это был, конечно, не "дагхил", но именно это мне в ней и нравилось. В том демоне скорость практически не ощущалась, просто все окружающее быстро перемещалось за окнами автомобиля. "Бастаад" же вибрировал и дрожал, приборы сообщали о сражении компа с топливными насосами и трансмиссией. Машина буквально ластилась ко мне, будто говоря: "Смотри, как я стараюсь!" И я это ценил. На третьем часу я включил автопилот и позавтракал. Я ощущал странное возбуждение, словно ехал на первую в жизни оргию или вечеринку с наркотиками. Через час, съехав с главной дороги, я увидел, что горизонт явно поднялся выше. Поля солнечных батарей! Несколько минут спустя дорога вместе со мной углубилась в густой лес высоких столбов, с овальными пластинами батарей на вершинах. Под столбами, насколько хватало взгляда, тянулись ряды торчащей из земли ботвы ананасов и прочей капусты. Огромный щит с гордостью извещал, что я еду через крупнейшее в стране поле солнечных батарей, одно из немногих, не занимающих впустую плодородной земли.
   Еще через двадцать минут я замедлил ход и свернул в узкое боковое ответвление. Столбы приблизились, и я, почти как в "Коралловом Гроте", пересекал полосы солнечного света и тени. Потом поле кончилось, и я проехал мимо ржавых ворот с надписью: "Айвор Паунси. Авиетки. Флаеры. Ремонт и прокат". Остановившись за воротами, я посидел несколько минут, докуривая сигарету и размышляя над тактикой беседы. Я не заметил никакого движения на аэродроме, никто не выходил ни из одного из трех зданий. Единственным движущимся предметом был выцветший рукав-ветроуказатель, уныло развевавшийся в воздухе, словно убогая реклама противозачаточных средств. Включив передачу и стараясь не шуметь, я подъехал к ближайшему зданию. "Конторы". Меня рассмешило множественное число. Втянув носом воздух и не чувствуя запаха топлива, я закурил и вошел в здание. Контора выглядела именно так, как и можно было ожидать: календарь на этот год, являвшийся самой новой вещью в помещении, стол из пластика, давно уже отказавшегося от имитации дерева, несколько листов бумаги, придавленных куском латунной трубы. Три стула у стены. Телефон с разбитым корпусом. На столе - стакан с остывшим чаем, а на подоконнике - детский телескоп. Я медленно подошел к двери возле полки с телефоном и открыл ее. В темной комнате сопел на койке какой-то мужчина. Вернувшись на цыпочках обратно, я быстро обыскал стол. В самом верхнем ящике обнаружился старенький пистолет типа "том". Самое ненадежное оружие в мире. В ближайшее время в этом предстояло убедиться Айвору Паунси.
   Снова подойдя к двери, я резко рванул ее на себя и столь же энергично захлопнул.
   - Эй! Есть тут кто? Шеф! - крикнул я. Щелкнула ручка, и в контору вбежал тот, кого я
   только что видел спящим.
   - Айвор Паунси? - спросил я.
   - Да... - Он был явно удивлен при виде потенциального клиента. - Слушаю вас?
   - Флаер на семь дней?
   Он схватился за волосы на затылке и резко дернул, затем вытянул губы и некоторое время думал.
   - Увы... - наконец выдавил он. - Сейчас ничем не могу помочь... - В голосе его слышалось явное сожаление.
   Я не замедлил воспользоваться его замешательством.
   - Если бы не левый товар, ты бы давно уже разбогател. Причем совершенно честным способом. Разве не так? - Я театрально подмигнул.
   Он повел себя столь же театрально: сперва прищурился, потом окинул меня тяжелым, по его мнению, взглядом и презрительно выпятил губы.
   - Немедленно убирайтесь! - рявкнул он.
   Мое сердце радостно забилось. Его правая рука чуть передвинулась. Моя же потянулась к носу, который я начал чесать указательным пальцем. Некоторое время мы смотрели друг на друга, наконец Паунси не выдержал:
   - Вон отсюда! И бегом! - заорал он.
   Я расхохотался - настолько презрительно, насколько это было возможно. Рванув ящик стола, он неуклюже вытащил из него "том".
   - Тоже мне - профессионалы... Любой, кто имеет хоть какое-то понятие об оружии, называет это устройство "том-металлолом"... Его ненадежность превышает сто процентов...
   Паунси мне не поверил. Быстро щелкнув предохранителем, он выстрелил мне в живот. Меня аж скрутило со смеху.
   - Но на всякий случай... - с трудом выговорил я, - я вынул патроны.
   Он замахнулся и швырнул в меня этим куском железа. Я не успел уклониться, бок заболел от удара, но сердце снова радостно забилось. Айвор Паунси прыгнул ко мне, пытаясь с разбегу нанести некое подобие прямого справа. Без особых усилий отодвинув его кулак от своего лица, я с размаху ударил его в грудь. Он застонал и отшатнулся, но от своих намерений не отказался. Встав в стойку, он посмотрел на мой живот. Я подождал, пока он замахнется для пинка, развернулся, словно тореадор, и не слишком сильно стукнул его по носу. Затем блокировал хук слева (если это молено было так назвать) и двинул его в живот, после чего еще успел добавить коленом в пах. Я слегка отодвинулся, чтобы он не порвал на мне одежду, оседая на пол, и закурил. Прежде чем он со стоном поднялся с пола, я успел вдоль и поперек изучить календарь.
   - В чем дело? - простонал он. - Что тебе надо?
   - Мы уже на "ты"? - удивился я.
   Он переместился к столу и с нескрываемым облегчением на лице оперся о него задом. Я шмыгнул носом.
   - Ну, так чего вам надо?
   - Калп Манктелоу... - сказал я, внимательно глядя ему в глаза. - Это ведь твой дружок, верно?