— Жаль времени, — послышалось сзади. — Ничего там нет, они не издали ни единого звука. Только шорохи, свидетельствующие об их присутствии. Ни слова.
Я выключил магнитофон.
— Ничего не подбросили? — спросил я.
— Ничего. Видимо, ждали вас и не видели в этом необходимости. — Один из сидевших подошел ко мне.
Я кивнул. Незнакомец встал напротив, пристально глядя мне в глаза и раскачиваясь на пятках; мне показалось, что он убежден в могуществе своего взгляда и не сомневается в том, что от его взора у меня распрямляются мозговые извилины. Я беспомощно опустил глаза. Он в это поверил.
— Что тут происходит? Говорите! — резко бросил он. Я вздохнул.
— Ведь именно потому я и сообщил в полицию, — тихо сказал я. Краем глаза я заметил, что Болдуин повернулся к нам спиной и отошел в сторону окна.
— Кого вы подозреваете? — не унимался незнакомец.
— А вы кто? — Я сел в кресло и посмотрел на него снизу.
— Инспектор Харольд Истон. Особый отдел, расшифровке не подлежит, — с гордостью произнес он.
— Насколько я знаю, подобный отдел должен обладать полномочиями, чтобы допрашивать граждан. Как там, Болдуин? — Я повернулся к окну.
— Это не допрос. — Инспектор Харольд Истон заложил руки за спину и снова покачнулся.
— Это обычная беседа, и мы только что ее закончили. Спасибо, Болдуин. До свидания.
Я откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. Прошло примерно полминуты, прежде чем я услышал шаги, а затем щелчок замка. Еще немного спустя я встал, достал из ящика «элефант», сменил рубашку, на свежую надел портупею с кобурой, а сверху пиджак и вышел из квартиры. Я не сменил даже дверной код — это было бы столь же бессмысленно, как тыкать носорога вилкой. Проверив телефон, я обнаружил, что, похоже, уже четвертая сеть упала от перегрузки, а я был одной из миллиона тому причин; так или иначе, нужно было или найти другого оператора, или пользоваться другими телефонами. Отъехав от дома, я остановился у первой телефонной будки. Горничная Лиретты Ней ответила лишь через минуту.
— Я бы хотел поговорить с мисс Ней. Моя фамилия Йитс.
— Не знаю… Мисс Ней сейчас занята. Подождите. — Она исчезла с экрана.
Я прождал минуты три, прежде чем она вернулась.
— Полчаса между двенадцатью и половиной первого, если вас это устраивает.
— Уже еду, — заверил я девушку и отключился.
Пешком я дошел до ближайшей аптеки, но там телефон был занят, тогда я пошел дальше, пока не увидел желтую кабину. Войдя внутрь, я бросил в автомат несколько монет. Кабина дернулась и затряслась. Похоже, все ее системы были в полном расстройстве, ее шатало так, будто подо мной была Марианская впадина, а не твердый асфальт Мунлайт-бульвара. Вместо мягкой вибрации стен, делавшей невозможным подслушивание с помощью лазера, кабина доводила меня до икоты. К счастью, шторы опустились, так что я оперся спиной о стену и набрал номер Пимы. Разъединившись после второго гудка, я повторил операцию. Она ответила почти сразу же.
— Это я, — сказал я. — Бабель, «Закат», — добавил я и вдруг вспомнил, что мы не так договаривались. — Почему, черт побери, ты взяла трубку? Ведь в первом звонке не было пароля?
— Я знала, что это ты, — услышал я в ответ. — Не волнуйся. У меня все в порядке.
— В порядке, как же, в порядке! Ничего не в порядке! А если бы это не был я?
— Но ведь это ты? Давай не будем ссориться. Лучше скажи, как дела?
— Никак. Ничего не происходит, — пожаловался я. — Уже сам не знаю, что делать. Может, я все-таки не прав? — Мы немного помолчали. — Тебе хватает еды? — попытался я сменить тему.
— Более чем. Не ври, я тебе не верю, я же чувствую, что-то происходит. Но ты же все равно ничего мне не скажешь…
— Вот и неправда. Я был в Швеции, прекрасная страна, чисто, как в послеродовом отделении, и повсюду большие невинные и наивные дети. Меня так и подмывало уговорить кого-нибудь из них сыграть партию в покер. Вернулся бы с целым состоянием.
— Узнал что-нибудь?
— Немного. Похоже, что именно там Робинс обзавелся своим талантом. Может, наглотался свежего шведского воздуха?
— Хватит дурачиться, у тебя слабое чувство юмора! — сварливо проговорила она, но я почувствовал, что мне удалось ее слегка развеселить. Самый подходящий момент, чтобы попрощаться.
— Послушай, мне пора. У меня встреча. Постараюсь позвонить завтра, и уже безо всяких сюрпризов, хорошо?
— Хорошо, хорошо! Зануда ты. Жду звонка! — Она первой бросила трубку. Я положил свою и добавил еще несколько монет, иначе кабина меня бы не выпустила. Часы показывали двенадцать с минутами, я быстро вернулся к машине и направился в сторону эксклюзивного района Санта Тереза, где жила Лиретта. Когда я наконец добрался до ворот с номером пятнадцать, я опаздывал на пять минут. Охранник в старомодном мундире и фуражке с золотым околышем с достоинством вышел из будки и приблизился к моей машине:
— С кем имею честь?
— Моя фамилия Йитс.
— Спасибо. — Он повернулся и пошел назад. Информацию он проверял не с помощью терминала, а по телефону, явно гордясь подобной архаикой. Разговор продолжался минуты три, хотя я дал бы голову на отсечение, что большую ее часть заняли ритуальные выражения взаимной вежливости. Наконец он вернулся:
— Мисс Ней вас ждет.
Я медленно подошел у воротам и начал открывать их вручную, будучи готовым к тому, что они заскрипят, но столь пронзительный скрежет застал меня врасплох. Однако я протиснулся в щель и побежал по усыпанной гравием — а как же иначе! — дорожке к большому зданию, видневшемуся сквозь ветви деревьев и усыпанные желтыми колокольчиками кусты. Пришлось еще немного подождать у дверей, прежде чем мне открыла горничная, та самая, с которой я разговаривал. Она провела меня в салон и испарилась. Я предположил, что сейчас еще немного подожду и все закончится без свидания с Лиреттой, но почти одновременно с уходом горничной открылась другая дверь и вошла хозяйка. Она была скромно одета — светлые брюки и широкая блуза из какого-то тонкого материала. Слегка вьющиеся волосы были перевязаны лентой под цвет брюк. Что бы я ни имел против нее, я вынужден был признать, что она весьма симпатичная.
— Здравствуйте. Прошу прощения за этот церемониал у ворот. Мой импресарио считает, что я должна быть недоступна. Он сам подбирает обслуживающий персонал и сам их дрессирует.
Она протянула мне маленькую руку, но рукопожатие ее оказалось неожиданно крепким. Она смотрела мне прямо в глаза. Я удивился, как мог не замечать в кино жесткого блеска на дне ее больших серых глаз. Впрочем, она быстро опустила веки и повернулась, показывая на длинный, фантастическим образом изогнутый диван, сама же подошла к домофону и шепнула что-то в микрофон, а затем села напротив меня, закинув ногу на ногу и обхватив колени руками. Я почувствовал, что от нее исходит нечто неуловимое. Она молчала, ожидая, пока я скажу, с чем пришел.
— Меня зовут Оуэн Йитс…
— «И я частный детектив», — закончила она за меня. — Ведь я это проверила, прежде чем согласиться на визит. Я даже когда-то о вас читала. Умираю от любопытства. — Она улыбнулась.
— Несколько дней назад покончил с собой один парень. Он был в вас влюблен. Родители не верят в самоубийство и наняли меня, чтобы я всесторонне все расследовал. Сперва я исключил возможность убийства, теперь пытаюсь доказать самоубийство. Вам что-нибудь говорит фамилия Верни?
Она ненадолго задумалась, прежде чем ответить.
— Знаете… Фамилия мне знакома, но идет ли речь именно о нем… — она пожала плечами, — не знаю. Я могла бы проверить в компьютере, хотите?
— Конечно, прошу вас. Это могло бы мне помочь. — Я старался, чтобы она мне поверила, но не был уверен, не играем ли мы оба. В таком случае мои акции стоили не слишком высоко. Она была профессионалом, и притом высшего класса.
Лиретта встала и, подойдя к терминалу, ввела фамилию. Несколько секунд спустя она включила принтер и, вынув из него лист бумаги, подошла ко мне.
— Есть три человека с такой фамилией, которые мне писали. В ответ они получили стандартный текст, записанный на диске с моей фотографией. У меня таких, — она махнула рукой, — несколько тысяч. Это кто-то из них?
— Нет, — я отдал ей листок, — его звали Уильям. — Я смотрел ей в глаза.
— В таком случае мне он вообще незнаком. Я и тех-то троих, — она показала подбородком на лежащий на столике листок, — можно сказать, не знаю, а уж Уильяма — точно нет. Хотите травяного чая? — Она показала пальцем куда-то мне за спину. Я обернулся и увидел открытую дверь и горничную с подносом. В воздухе почувствовался своеобразный запах трав. Я повернулся к Лиретте и кивнул:
— С удовольствием. Но у меня больше нет к вам вопросов. Если вы хотели увидеть детектива за работой — что ж, не вышло. Впрочем, я вовсе и не надеялся, что что-то у вас выясню. Я вынужден был прийти просто для очистки совести.
— Скажем просто, что вы в меня влюблены, хорошо? Мне будет приятно, а вам эта роль, надеюсь, понравится, — улыбнулась она.
Она вела себя неискренне. Да, есть такой тип фальшивых насквозь девиц, которые говорят тебе в глаза: «Я знаю, что ты в меня влюблен!» — и ждут, что ты станешь делать. Если подтвердишь, то она права, а если возразишь, значит, маскируешься. И все это говорится таким непринужденным, небрежным тоном, что хочется выскочить в ванную и прополоскать желудок проточной водой. Но Лиретта не была такой глупышкой, какую играла.
— Я уже в том возрасте, когда тщательно выбирают предметы своих чувств, что означает, что мне уже не до вздохов и серенад под балконом. Я должен действовать быстро и безошибочно. В вас я бы не влюбился. Слишком велика вероятность потерпеть неудачу. — Я встал и пошел за ней к столику, на котором горничная уже расставляла чашки и несколько маленьких чайников.
— Это очень хорошо. — Лиретта повернулась ко мне и посмотрела на меня совсем иначе, чем прежде. — Глубокие вздохи портят мне прическу, а серенады не доходят сквозь стекла.
Горничная бесшумно исчезла из комнаты. Лиретта стояла в полушаге от меня, расположившись именно так, чтобы не дать мне испортить всю сцену. Я должен был прыгнуть и заключить ее в объятия. Впиться ей в губы в страстном поцелуе, а потом сорвать с нее блузку и потащить на диван. Изогнутые формы мебели гарантировали непередаваемые ощущения.
Немая сцена затягивалась. В конце концов я двинулся к столику, опасаясь, что Лиретта перехватит инициативу и сама потащит меня на диван. Это уже не был тот невинный ребенок, игра которого заставляла слезы зрителей потоками изливаться из кинозалов.
— У вас есть мята? — Я показал на стоявшие на столике чайники.
Она посмотрела на меня и спокойно сказала:
— Вали отсюда.
Почувствовав себя несколько увереннее, я плеснул немного жидкости из ближайшего чайника в чашку и, сделав глоток, поставил ее на столик.
— Пока. Похоже, вам приходит конец. Нервы, — пояснил я. — А нервы — это значит алкоголь, наркотики… И в могилу.
Повернувшись, я направился к выходу. Я думал, она швырнет в меня чайником, но она сдержалась, хотя я чувствовал, что пиджак у меня на спине начинает тлеть под ее взглядом. Выйдя из дома, я глубоко вздохнул и сел в машину. Охранник, видимо, уже успел получить соответствующие инструкции, поскольку открыл ворота быстро и без лишних церемоний.
Доехав до ближайшей будки, я заперся в ней. Она была в значительно лучшем состоянии, чем та, из которой я звонил утром. Услышав голос автоответчика, я сказал:
— Колдуэлл. «Акр Господа Бога», — и повесил трубку. Подождав минуту, я снова набрал тот же номер. Как и в прошлый раз, Пима ответила, не дав дослушать первого гудка.
— Что случилось? — крикнула она.
— Ничего, не волнуйся. Я забыл тебя спросить, как звали врача Джорджа.
— Скинни. Тоже Джордж. Он живет на Хот-Холм. Сошлись на меня. — В ее голосе слышались колеблющиеся нотки. Я обещал себе быстро об этом забыть.
— А где он работает? Или только частная практика?
— В третьей городской. Должен быть на работе. Что-то сдвинулось с места?
— Кое-что, — уклончиво сказал я.
Она немного помолчала, а потом спросила:
— Ты не мог бы приехать?
— Сейчас нет. У меня напряженный график. Но уже скоро должно что-то проясниться. В самом деле! — Самое смешное, что я и действительно так чувствовал.
— Ну ладно. Знаешь, у меня было желание тебе позвонить… — Она замолчала, ожидая моей реакции. Я содрогнулся, словно с потолка потекла ледяная вода.
— Не делай этого. Во-первых, я не живу дома. Мне пришлось уехать. Во-вторых, так ты наверняка выдашь свое убежище. Очень тебя прошу. Учти, что я уже стар и у меня нет времени искать себе другую, такую как ты.
— Хи-хи! — прощебетала она. — Верю, верю. Впрочем, ты же крутишься среди двойников, может, найдешь там… — внезапно это перестало быть смешным, и Пима это почувствовала, — еще одного… Ох, извини! Глупая я. Одиночество просто уже действует мне на мозг, больше не буду. Знаешь, что я сейчас делаю?
Я немного подумал — мне очень хотелось отгадать, я даже скривился от умственных усилий.
— Читаешь Бабеля?
Трубка молчала.
— Пима! Пи…
— Не кричи, я здесь. Ты меня просто ошеломил. Откуда ты знал?
— Все просто. Тебе скучно, и из любопытства ты берешь с полки книги, которые я называю. Наверное, я бы на твоем месте тоже так делал.
— Ты неподражаем, — серьезно сказала она. — С нетерпением жду очередного разговора, ибо он будет на букву «Д». Может, Дефо? А?
— Может быть. Ну так что? До завтра?
— Раз уж надо — значит, до утра.
Мы оба чего-то ждали, в конце концов, я первым положил трубку. Пришлось выписать чек, поскольку у меня не хватило мелочи; автомат, как обычно, попросил взнос в пользу нуждающихся, я поддался и добавил несколько центов. Несколько мгновений я колебался, не позвонить ли Скинни и договориться, но решил поехать и побеседовать с ним без предупреждения.
Развернувшись, я еще раз проехал мимо ворот владений Лиретты. Тип в будке бросил на меня мрачный взгляд, я прицелился в него средним пальцем правой руки и с огромным удовлетворением увидел, что его аж подбросило на стуле. Выехав на внутреннюю объездную трассу, я объехал часть города, чтобы снова нырнуть в него, но уже с юго-запада. Из автомата возле ворот больницы я позвонил на коммутатор и попросил соединить с доктором Скинни. Доктор, однако, не отвечал. Я снова соединился с коммутатором и велел позвать к телефону кого-нибудь из администрации. На этот раз пошло лучше. Ответила медсестра.
— Добрый день, сестра. Вы не видели доктора Скинни?
— Насколько я знаю, он взял отпуск. Сейчас проверю. — Она на несколько мгновений замолчала. — Да, вчера утром он взял две недели отпуска. Что-нибудь ему передать?
— Нет, это сугубо личный вопрос. Он уехал или?..
— Не знаю. Подождите. — Она снова отложила трубку, на этот раз на более долгое время. — Алло? Он уехал, вернется через двенадцать дней. Адреса не оставил. Что-нибудь еще?
— Не-ет… Большое спасибо. До свидания. — Я попрощался уже только с телефоном, поскольку сестра молниеносно отключилась.
Вернувшись к автомобилю, я включил терминал и запросил данные о директоре серпентария в Попот-Кэл.
Данные были закрыты. Я выкурил сигарету, потом еще одну. Они не пришлись мне по вкусу, я подождал немного и закурил третью. Она была такой же, как и предыдущие. Близнец. Двойник. Вокруг сплошные дубликаты. Я снова включил терминал и проверил, вышла ли уже дневная газета — в отличие от утренних и вечерних выпусков, ее можно было прочитать с терминала. Пришлось подождать пятнадцать минут, прежде чем она появилась на экране, я просмотрел объявления и, не найдя ничего интересного, завел двигатель.
Я ехал без цели, словно просто хотел осмотреть город, по существу неинтересный и ничего из себя не представляющий. Я вел машину словно автомат, сворачивая в соответствии со знаками, тормозя на красный свет, обгоняя чересчур медлительных и давая себя обгонять более нетерпеливым и решительным. Я не знал, что с собой делать, подобное бывало со мной редко, и у меня не хватало опыта в этой области. В конце концов я остановился у бистро и зашел выпить кофе. К счастью, он оказался достаточно хорошим, я взял еще один и, попросив телефон за столик, соединился с редакцией «Дневных новостей». Мэйсон ответил лишь через несколько минут.
— Мэйсон!
— Это снова Оуэн. Слушай, расскажи мне что-нибудь про Лиретту.
— Да ты, похоже, совсем спятил! Не знаешь, что через три часа газета должна быть в киосках? Самый последний дурак немного пошевелил бы мозгами, прежде чем морочить мне задницу в такой момент. Вот уж не думал…
— Так я к тебе приеду? — Он мог болтать целый час, тратя впустую якобы столь ценное время.
— Ладно. — Он бросил трубку.
Я спокойно выпил кофе, хотя знал, что секретарша Мэйсона делает его намного лучше, лучше всех городе, лучше, наверное, даже, чем Пима. Выйдя из бистро, я нашел магазин и купил бутылку «Олд Тома», а в галантерее рядом — маленькую брезентовую сумку. Потом сел за руль и включился в возросший к тому времени поток машин. Мне удалось доехать до здания редакции за восемь минут, что было очень хорошим результатом, тем более что даже самый дотошный коп не смог бы придраться к моей езде. Я отыскал место в плотном ряду автомобилей и втиснулся между ними, хотя парковка была зарезервирована только для сотрудников редакции. Поднявшись на лифте на седьмой этаж, я вошел в приемную.
— Добрый день, — сказал я Саре. — Знаю, что он занят, но он разрешил мне прийти. — Все это я говорил, шагая к двери Мэйсона. Сара могла не допустить встречи, если полагала, что это повредит ее обожаемому шефу. Я часто задумывался, откуда у нее эти черты, присущие скорее старому церберу-секретарю, а она ведь была молодой девушкой, которую никто в здравом уме не выкинул бы из постели, а многие не захотели бы выкинуть даже и из своей жизни.
— Чего ты так боишься? — рассмеялась она. — Нет, я просто умру со смеху! Не спеши так, под ноги я тебе кидаться не стану. Хай сдал номер, можешь войти. Ну и физиономия у тебя!..
Я улыбнулся ей и открыл дверь в кабинет Мэйсона. При виде меня, хотя скорее следовало бы сказать, при виде моей сумки, он раздвинул губы, что в данном случае означало улыбку. Я сел и положил сумку на стол. Хай наклонился и достал из стола два бокала. Он терпеть не мог пить виски из картонных или пластиковых стаканчиков, что было весьма распространенным обычаем в конторах, и с этим обычаем он боролся как только мог. А мог он многое, вследствие чего в редакции «Дневных новостей» пили с изяществом. Хай нажал кнопку интеркома и сказал:
— Сара, я…
— Занят, знаю. Ведь я видела новую сумку Оуэна, — прервала она его.
Мэйсон отключился и подмигнул мне.
— Она просто феноменальна, — сказал он, и слова его были совершенно искренни. — Без нее мне давно бы пришел конец. Если бы она вдруг захотела уйти, я был бы готов дать ей жалование выше своего, поскольку она нужнее здесь, чем я. Я скорее женюсь на ней, но не отпущу.
— Она об этом знает? — спросил я, наливая в его бокал.
— Конечно.
— Тогда почему она не пытается уйти?
— Честно говоря, не знаю. Какая-то загадка женской души. Ну! — Он поднял бокал.
Мы оба сделали по большому глотку. Хай больше всего ценил первый глоток, последующие уже не столь приходились ему по вкусу. Когда-то я этого не понимал, потом, какое-то время спустя, вынужден был признать, что во многом он прав.
— Ну?
Я поднял бокал и посмотрел сквозь золотистую жидкость на окно. Свет завяз в сосуде, но подрагивал, пытаясь освободиться.
— Лиретта Ней. Меня интересует то, чего я могу о ней не знать.
— Aга! Ну что ж… Это тоже женщина, душа которой полна тайн. Тебя интересует вся ее биография? — Хай смочил губы в бокале, а потом, словно желая быстрее с этим покончить, залпом выпил остальное.
— Пусть будет так…
Он ненадолго задумался.
— Двадцать шесть лет. Родилась на юге. Родители разведены, воспитывал отец, директор приюта. Когда-то говорили, что пребывание вместе с теми детьми наложило отпечаток на Лиретту и ее игру, что якобы из-за этого она столь мягкая, пронзительная. Не знаю… в приюте была самодеятельность и все такое… Ну, ты понимаешь…
Я кивнул, допил свой виски и схватился за бутылку. Хай покачал головой и полез в стол. Достав точно такую же бутылку, он откупорил ее, налил и с удовольствием отпил глоток.
— Потом ее встретил некий Хикс и сунул в фильм Дента «Страшный полдень». Тут и открылся ее талант, и Хикс продал ее Гибсону. Он до сих пор ходит оплеванный, а Гибсон вообще перестал работать и занимается только своей звездой, но должен признать, что получается это у него превосходно. Каждый ее фильм приятно отягощает их карманы.
— А что насчет той внезапно случившейся с ней перемены?
— Где-то тринадцать месяцев назад она исчезла. Гибсон поднял шум, поставил на ноги полицию по всей стране. Сперва мы думали, что он решил с помощью шума в прессе сдуть пыль со звезды — это никогда не помешает — но оказалось, что она и в самом деле пропала. Публике мы скармливали что могли — будто какой-то поклонник похитил ее и держит где-то в деревне, потом греческий миллионер, потом разные варианты мести бог знает за что. Меня от всего этого тошнило, но приходилось печатать, поскольку другие тоже не отставали. Через две недели ее нашли в летнем домике в Маннаха-Бич.
— Домик, конечно, до этого проверяли?
— Ясное дело! Она сказала, что ничего не помнит, оказалась в больнице на обследовании, у нее взяли столько анализов, что, кажется, даже пришлось делать переливание, чтобы восполнить потерю крови, и ничего не вышло. Она вернулась домой и сразу же уехала в длительный отпуск. Гибсон постарел на десять лет, боясь, что ему придется вернуться к обычной работе, истерия публики закончилась, уже зажигались новые звезды, а Лиретта отказывалась выйти на съемочную площадку. Потом она вернулась и сразу же стала причиной скандала — это ты, наверное, помнишь?
— Гм… помню, но каждый рассказывал по-своему, так что я так и не знаю, что там было на самом деле.
— Пытки! Садизм. Вот что было на самом деле. — Мэйсон поудобнее развалился в кресле, ожидая должного эффекта. Я должен был по крайней мере присвистнуть. Так я и сделал, хотя мне мешала сигарета, которую я только что сунул в рот.
— Она обустроила такой подвальчик, что сам Торквемада бы ей позавидовал. Она и еще две куколки обработали там полтора десятка человек, прежде чем дело начало дурно пахнуть. Платила она щедро, но, когда они сделали одной из клиенток клизму из бочки с электролитом и та сыграла в ящик, кто-то проболтался. Но проболтался столь аккуратно, что шум действительно был, но неизвестно, по какому поводу. Впрочем, никто бы не поверил, что нежная мисс Ней — садистка самого тяжелого калибра. Едва все немного утихло, она сделала это еще раз; жертва, к счастью, осталась жива, и скандал был не столь громким.
— Погоди, погоди! А что полиция? Где это было?
— В Юте. Полиция — ничего, поскольку те две взяли вину на себя. Им еще осталось по семь лет за решеткой.
Мэйсон покачивался в кресле, гордый собой. Я выпустил в потолок длинную струю дыма, превращавшуюся в большое облако у самой лампы. Хай перестал раскачиваться и оперся локтями о стол.
— Что-нибудь еще?
— А есть еще что-нибудь? — ответил я вопросом на вопрос.
— Собственно, ничего. На экране она стала другой — это ты знаешь. Она перестала быть невинной добродетелью, начала быть собой. Но это тоже понравилось зрителям, они и дальше толпами идут на каждый ее фильм, хотя не всегда те же самые. Впрочем, это не беспокоит ни ее, ни ее импресарио — зритель это зритель, лишь бы у него были баксы.
— Какие-нибудь сплетни?
Он слегка поморщился и задумался. Постучал ногтем по пустому бокалу, но, когда я хотел налить, остановил меня жестом руки.
— Она уволила свою старую горничную. Симпатичная старушка, но от интервью отказалась. Видимо, она все еще любит свою хозяйку и не хочет причинять ей вреда. Мы оставили ее в покое.
— Я хотел бы с ней побеседовать, дай адрес.
Он наклонился к большому терминалу, встроенному в правую сторону стола, постучал по клавишам и, распечатав текст, смял листок и небрежно бросил его в мою сторону. Я поймал его и, не разворачивая, спрятал в карман. Зная, что сейчас он меня не отпустит, я снова закурил и стал ждать. Молчание несколько затянулось, но наконец он безразличным тоном спросил:
— Скажи, зачем тебе это?
— Еще сам не знаю. В самом деле.
— Так я тебе и поверил. Стал бы ты так просто покупать «Тома»! — Он фыркнул и посмотрел на меня взглядом, не оставлявшим сомнений.
— Ты же знаешь — если бы у меня что-то было, оно было бы и у тебя. В наших отношениях ничего не поменялось. — Я встал и потянулся до хруста в суставах. — Пока!
Я повернулся и вышел, подняв вверх палец. В приемной я немного поколебался, но, в конце концов, это нужно было сделать.
Я остановился рядом с Сарой. Она удивленно посмотрела на меня.
— Можно тебя кое о чем попросить? Это для меня очень важно.
— Говори, — спокойно сказала она, вовсе не удивившись. У меня мелькнула мысль, что все вокруг прекрасно владеют собой и здраво рассуждают, лишь я один дурной, как козел.
— Я бы хотел, чтобы ты позвонила по одному номеру через несколько дней и занялась человеком, который там находится. Хорошо?
— Конечно. Какой номер? — Она запустила органайзер.
— В том-то и дело, что сейчас я тебе этого сказать не могу. Знаешь… Только если я не позвоню через четыре дня, тогда позвонишь ты.
Я выключил магнитофон.
— Ничего не подбросили? — спросил я.
— Ничего. Видимо, ждали вас и не видели в этом необходимости. — Один из сидевших подошел ко мне.
Я кивнул. Незнакомец встал напротив, пристально глядя мне в глаза и раскачиваясь на пятках; мне показалось, что он убежден в могуществе своего взгляда и не сомневается в том, что от его взора у меня распрямляются мозговые извилины. Я беспомощно опустил глаза. Он в это поверил.
— Что тут происходит? Говорите! — резко бросил он. Я вздохнул.
— Ведь именно потому я и сообщил в полицию, — тихо сказал я. Краем глаза я заметил, что Болдуин повернулся к нам спиной и отошел в сторону окна.
— Кого вы подозреваете? — не унимался незнакомец.
— А вы кто? — Я сел в кресло и посмотрел на него снизу.
— Инспектор Харольд Истон. Особый отдел, расшифровке не подлежит, — с гордостью произнес он.
— Насколько я знаю, подобный отдел должен обладать полномочиями, чтобы допрашивать граждан. Как там, Болдуин? — Я повернулся к окну.
— Это не допрос. — Инспектор Харольд Истон заложил руки за спину и снова покачнулся.
— Это обычная беседа, и мы только что ее закончили. Спасибо, Болдуин. До свидания.
Я откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. Прошло примерно полминуты, прежде чем я услышал шаги, а затем щелчок замка. Еще немного спустя я встал, достал из ящика «элефант», сменил рубашку, на свежую надел портупею с кобурой, а сверху пиджак и вышел из квартиры. Я не сменил даже дверной код — это было бы столь же бессмысленно, как тыкать носорога вилкой. Проверив телефон, я обнаружил, что, похоже, уже четвертая сеть упала от перегрузки, а я был одной из миллиона тому причин; так или иначе, нужно было или найти другого оператора, или пользоваться другими телефонами. Отъехав от дома, я остановился у первой телефонной будки. Горничная Лиретты Ней ответила лишь через минуту.
— Я бы хотел поговорить с мисс Ней. Моя фамилия Йитс.
— Не знаю… Мисс Ней сейчас занята. Подождите. — Она исчезла с экрана.
Я прождал минуты три, прежде чем она вернулась.
— Полчаса между двенадцатью и половиной первого, если вас это устраивает.
— Уже еду, — заверил я девушку и отключился.
Пешком я дошел до ближайшей аптеки, но там телефон был занят, тогда я пошел дальше, пока не увидел желтую кабину. Войдя внутрь, я бросил в автомат несколько монет. Кабина дернулась и затряслась. Похоже, все ее системы были в полном расстройстве, ее шатало так, будто подо мной была Марианская впадина, а не твердый асфальт Мунлайт-бульвара. Вместо мягкой вибрации стен, делавшей невозможным подслушивание с помощью лазера, кабина доводила меня до икоты. К счастью, шторы опустились, так что я оперся спиной о стену и набрал номер Пимы. Разъединившись после второго гудка, я повторил операцию. Она ответила почти сразу же.
— Это я, — сказал я. — Бабель, «Закат», — добавил я и вдруг вспомнил, что мы не так договаривались. — Почему, черт побери, ты взяла трубку? Ведь в первом звонке не было пароля?
— Я знала, что это ты, — услышал я в ответ. — Не волнуйся. У меня все в порядке.
— В порядке, как же, в порядке! Ничего не в порядке! А если бы это не был я?
— Но ведь это ты? Давай не будем ссориться. Лучше скажи, как дела?
— Никак. Ничего не происходит, — пожаловался я. — Уже сам не знаю, что делать. Может, я все-таки не прав? — Мы немного помолчали. — Тебе хватает еды? — попытался я сменить тему.
— Более чем. Не ври, я тебе не верю, я же чувствую, что-то происходит. Но ты же все равно ничего мне не скажешь…
— Вот и неправда. Я был в Швеции, прекрасная страна, чисто, как в послеродовом отделении, и повсюду большие невинные и наивные дети. Меня так и подмывало уговорить кого-нибудь из них сыграть партию в покер. Вернулся бы с целым состоянием.
— Узнал что-нибудь?
— Немного. Похоже, что именно там Робинс обзавелся своим талантом. Может, наглотался свежего шведского воздуха?
— Хватит дурачиться, у тебя слабое чувство юмора! — сварливо проговорила она, но я почувствовал, что мне удалось ее слегка развеселить. Самый подходящий момент, чтобы попрощаться.
— Послушай, мне пора. У меня встреча. Постараюсь позвонить завтра, и уже безо всяких сюрпризов, хорошо?
— Хорошо, хорошо! Зануда ты. Жду звонка! — Она первой бросила трубку. Я положил свою и добавил еще несколько монет, иначе кабина меня бы не выпустила. Часы показывали двенадцать с минутами, я быстро вернулся к машине и направился в сторону эксклюзивного района Санта Тереза, где жила Лиретта. Когда я наконец добрался до ворот с номером пятнадцать, я опаздывал на пять минут. Охранник в старомодном мундире и фуражке с золотым околышем с достоинством вышел из будки и приблизился к моей машине:
— С кем имею честь?
— Моя фамилия Йитс.
— Спасибо. — Он повернулся и пошел назад. Информацию он проверял не с помощью терминала, а по телефону, явно гордясь подобной архаикой. Разговор продолжался минуты три, хотя я дал бы голову на отсечение, что большую ее часть заняли ритуальные выражения взаимной вежливости. Наконец он вернулся:
— Мисс Ней вас ждет.
Я медленно подошел у воротам и начал открывать их вручную, будучи готовым к тому, что они заскрипят, но столь пронзительный скрежет застал меня врасплох. Однако я протиснулся в щель и побежал по усыпанной гравием — а как же иначе! — дорожке к большому зданию, видневшемуся сквозь ветви деревьев и усыпанные желтыми колокольчиками кусты. Пришлось еще немного подождать у дверей, прежде чем мне открыла горничная, та самая, с которой я разговаривал. Она провела меня в салон и испарилась. Я предположил, что сейчас еще немного подожду и все закончится без свидания с Лиреттой, но почти одновременно с уходом горничной открылась другая дверь и вошла хозяйка. Она была скромно одета — светлые брюки и широкая блуза из какого-то тонкого материала. Слегка вьющиеся волосы были перевязаны лентой под цвет брюк. Что бы я ни имел против нее, я вынужден был признать, что она весьма симпатичная.
— Здравствуйте. Прошу прощения за этот церемониал у ворот. Мой импресарио считает, что я должна быть недоступна. Он сам подбирает обслуживающий персонал и сам их дрессирует.
Она протянула мне маленькую руку, но рукопожатие ее оказалось неожиданно крепким. Она смотрела мне прямо в глаза. Я удивился, как мог не замечать в кино жесткого блеска на дне ее больших серых глаз. Впрочем, она быстро опустила веки и повернулась, показывая на длинный, фантастическим образом изогнутый диван, сама же подошла к домофону и шепнула что-то в микрофон, а затем села напротив меня, закинув ногу на ногу и обхватив колени руками. Я почувствовал, что от нее исходит нечто неуловимое. Она молчала, ожидая, пока я скажу, с чем пришел.
— Меня зовут Оуэн Йитс…
— «И я частный детектив», — закончила она за меня. — Ведь я это проверила, прежде чем согласиться на визит. Я даже когда-то о вас читала. Умираю от любопытства. — Она улыбнулась.
— Несколько дней назад покончил с собой один парень. Он был в вас влюблен. Родители не верят в самоубийство и наняли меня, чтобы я всесторонне все расследовал. Сперва я исключил возможность убийства, теперь пытаюсь доказать самоубийство. Вам что-нибудь говорит фамилия Верни?
Она ненадолго задумалась, прежде чем ответить.
— Знаете… Фамилия мне знакома, но идет ли речь именно о нем… — она пожала плечами, — не знаю. Я могла бы проверить в компьютере, хотите?
— Конечно, прошу вас. Это могло бы мне помочь. — Я старался, чтобы она мне поверила, но не был уверен, не играем ли мы оба. В таком случае мои акции стоили не слишком высоко. Она была профессионалом, и притом высшего класса.
Лиретта встала и, подойдя к терминалу, ввела фамилию. Несколько секунд спустя она включила принтер и, вынув из него лист бумаги, подошла ко мне.
— Есть три человека с такой фамилией, которые мне писали. В ответ они получили стандартный текст, записанный на диске с моей фотографией. У меня таких, — она махнула рукой, — несколько тысяч. Это кто-то из них?
— Нет, — я отдал ей листок, — его звали Уильям. — Я смотрел ей в глаза.
— В таком случае мне он вообще незнаком. Я и тех-то троих, — она показала подбородком на лежащий на столике листок, — можно сказать, не знаю, а уж Уильяма — точно нет. Хотите травяного чая? — Она показала пальцем куда-то мне за спину. Я обернулся и увидел открытую дверь и горничную с подносом. В воздухе почувствовался своеобразный запах трав. Я повернулся к Лиретте и кивнул:
— С удовольствием. Но у меня больше нет к вам вопросов. Если вы хотели увидеть детектива за работой — что ж, не вышло. Впрочем, я вовсе и не надеялся, что что-то у вас выясню. Я вынужден был прийти просто для очистки совести.
— Скажем просто, что вы в меня влюблены, хорошо? Мне будет приятно, а вам эта роль, надеюсь, понравится, — улыбнулась она.
Она вела себя неискренне. Да, есть такой тип фальшивых насквозь девиц, которые говорят тебе в глаза: «Я знаю, что ты в меня влюблен!» — и ждут, что ты станешь делать. Если подтвердишь, то она права, а если возразишь, значит, маскируешься. И все это говорится таким непринужденным, небрежным тоном, что хочется выскочить в ванную и прополоскать желудок проточной водой. Но Лиретта не была такой глупышкой, какую играла.
— Я уже в том возрасте, когда тщательно выбирают предметы своих чувств, что означает, что мне уже не до вздохов и серенад под балконом. Я должен действовать быстро и безошибочно. В вас я бы не влюбился. Слишком велика вероятность потерпеть неудачу. — Я встал и пошел за ней к столику, на котором горничная уже расставляла чашки и несколько маленьких чайников.
— Это очень хорошо. — Лиретта повернулась ко мне и посмотрела на меня совсем иначе, чем прежде. — Глубокие вздохи портят мне прическу, а серенады не доходят сквозь стекла.
Горничная бесшумно исчезла из комнаты. Лиретта стояла в полушаге от меня, расположившись именно так, чтобы не дать мне испортить всю сцену. Я должен был прыгнуть и заключить ее в объятия. Впиться ей в губы в страстном поцелуе, а потом сорвать с нее блузку и потащить на диван. Изогнутые формы мебели гарантировали непередаваемые ощущения.
Немая сцена затягивалась. В конце концов я двинулся к столику, опасаясь, что Лиретта перехватит инициативу и сама потащит меня на диван. Это уже не был тот невинный ребенок, игра которого заставляла слезы зрителей потоками изливаться из кинозалов.
— У вас есть мята? — Я показал на стоявшие на столике чайники.
Она посмотрела на меня и спокойно сказала:
— Вали отсюда.
Почувствовав себя несколько увереннее, я плеснул немного жидкости из ближайшего чайника в чашку и, сделав глоток, поставил ее на столик.
— Пока. Похоже, вам приходит конец. Нервы, — пояснил я. — А нервы — это значит алкоголь, наркотики… И в могилу.
Повернувшись, я направился к выходу. Я думал, она швырнет в меня чайником, но она сдержалась, хотя я чувствовал, что пиджак у меня на спине начинает тлеть под ее взглядом. Выйдя из дома, я глубоко вздохнул и сел в машину. Охранник, видимо, уже успел получить соответствующие инструкции, поскольку открыл ворота быстро и без лишних церемоний.
Доехав до ближайшей будки, я заперся в ней. Она была в значительно лучшем состоянии, чем та, из которой я звонил утром. Услышав голос автоответчика, я сказал:
— Колдуэлл. «Акр Господа Бога», — и повесил трубку. Подождав минуту, я снова набрал тот же номер. Как и в прошлый раз, Пима ответила, не дав дослушать первого гудка.
— Что случилось? — крикнула она.
— Ничего, не волнуйся. Я забыл тебя спросить, как звали врача Джорджа.
— Скинни. Тоже Джордж. Он живет на Хот-Холм. Сошлись на меня. — В ее голосе слышались колеблющиеся нотки. Я обещал себе быстро об этом забыть.
— А где он работает? Или только частная практика?
— В третьей городской. Должен быть на работе. Что-то сдвинулось с места?
— Кое-что, — уклончиво сказал я.
Она немного помолчала, а потом спросила:
— Ты не мог бы приехать?
— Сейчас нет. У меня напряженный график. Но уже скоро должно что-то проясниться. В самом деле! — Самое смешное, что я и действительно так чувствовал.
— Ну ладно. Знаешь, у меня было желание тебе позвонить… — Она замолчала, ожидая моей реакции. Я содрогнулся, словно с потолка потекла ледяная вода.
— Не делай этого. Во-первых, я не живу дома. Мне пришлось уехать. Во-вторых, так ты наверняка выдашь свое убежище. Очень тебя прошу. Учти, что я уже стар и у меня нет времени искать себе другую, такую как ты.
— Хи-хи! — прощебетала она. — Верю, верю. Впрочем, ты же крутишься среди двойников, может, найдешь там… — внезапно это перестало быть смешным, и Пима это почувствовала, — еще одного… Ох, извини! Глупая я. Одиночество просто уже действует мне на мозг, больше не буду. Знаешь, что я сейчас делаю?
Я немного подумал — мне очень хотелось отгадать, я даже скривился от умственных усилий.
— Читаешь Бабеля?
Трубка молчала.
— Пима! Пи…
— Не кричи, я здесь. Ты меня просто ошеломил. Откуда ты знал?
— Все просто. Тебе скучно, и из любопытства ты берешь с полки книги, которые я называю. Наверное, я бы на твоем месте тоже так делал.
— Ты неподражаем, — серьезно сказала она. — С нетерпением жду очередного разговора, ибо он будет на букву «Д». Может, Дефо? А?
— Может быть. Ну так что? До завтра?
— Раз уж надо — значит, до утра.
Мы оба чего-то ждали, в конце концов, я первым положил трубку. Пришлось выписать чек, поскольку у меня не хватило мелочи; автомат, как обычно, попросил взнос в пользу нуждающихся, я поддался и добавил несколько центов. Несколько мгновений я колебался, не позвонить ли Скинни и договориться, но решил поехать и побеседовать с ним без предупреждения.
Развернувшись, я еще раз проехал мимо ворот владений Лиретты. Тип в будке бросил на меня мрачный взгляд, я прицелился в него средним пальцем правой руки и с огромным удовлетворением увидел, что его аж подбросило на стуле. Выехав на внутреннюю объездную трассу, я объехал часть города, чтобы снова нырнуть в него, но уже с юго-запада. Из автомата возле ворот больницы я позвонил на коммутатор и попросил соединить с доктором Скинни. Доктор, однако, не отвечал. Я снова соединился с коммутатором и велел позвать к телефону кого-нибудь из администрации. На этот раз пошло лучше. Ответила медсестра.
— Добрый день, сестра. Вы не видели доктора Скинни?
— Насколько я знаю, он взял отпуск. Сейчас проверю. — Она на несколько мгновений замолчала. — Да, вчера утром он взял две недели отпуска. Что-нибудь ему передать?
— Нет, это сугубо личный вопрос. Он уехал или?..
— Не знаю. Подождите. — Она снова отложила трубку, на этот раз на более долгое время. — Алло? Он уехал, вернется через двенадцать дней. Адреса не оставил. Что-нибудь еще?
— Не-ет… Большое спасибо. До свидания. — Я попрощался уже только с телефоном, поскольку сестра молниеносно отключилась.
Вернувшись к автомобилю, я включил терминал и запросил данные о директоре серпентария в Попот-Кэл.
Данные были закрыты. Я выкурил сигарету, потом еще одну. Они не пришлись мне по вкусу, я подождал немного и закурил третью. Она была такой же, как и предыдущие. Близнец. Двойник. Вокруг сплошные дубликаты. Я снова включил терминал и проверил, вышла ли уже дневная газета — в отличие от утренних и вечерних выпусков, ее можно было прочитать с терминала. Пришлось подождать пятнадцать минут, прежде чем она появилась на экране, я просмотрел объявления и, не найдя ничего интересного, завел двигатель.
Я ехал без цели, словно просто хотел осмотреть город, по существу неинтересный и ничего из себя не представляющий. Я вел машину словно автомат, сворачивая в соответствии со знаками, тормозя на красный свет, обгоняя чересчур медлительных и давая себя обгонять более нетерпеливым и решительным. Я не знал, что с собой делать, подобное бывало со мной редко, и у меня не хватало опыта в этой области. В конце концов я остановился у бистро и зашел выпить кофе. К счастью, он оказался достаточно хорошим, я взял еще один и, попросив телефон за столик, соединился с редакцией «Дневных новостей». Мэйсон ответил лишь через несколько минут.
— Мэйсон!
— Это снова Оуэн. Слушай, расскажи мне что-нибудь про Лиретту.
— Да ты, похоже, совсем спятил! Не знаешь, что через три часа газета должна быть в киосках? Самый последний дурак немного пошевелил бы мозгами, прежде чем морочить мне задницу в такой момент. Вот уж не думал…
— Так я к тебе приеду? — Он мог болтать целый час, тратя впустую якобы столь ценное время.
— Ладно. — Он бросил трубку.
Я спокойно выпил кофе, хотя знал, что секретарша Мэйсона делает его намного лучше, лучше всех городе, лучше, наверное, даже, чем Пима. Выйдя из бистро, я нашел магазин и купил бутылку «Олд Тома», а в галантерее рядом — маленькую брезентовую сумку. Потом сел за руль и включился в возросший к тому времени поток машин. Мне удалось доехать до здания редакции за восемь минут, что было очень хорошим результатом, тем более что даже самый дотошный коп не смог бы придраться к моей езде. Я отыскал место в плотном ряду автомобилей и втиснулся между ними, хотя парковка была зарезервирована только для сотрудников редакции. Поднявшись на лифте на седьмой этаж, я вошел в приемную.
— Добрый день, — сказал я Саре. — Знаю, что он занят, но он разрешил мне прийти. — Все это я говорил, шагая к двери Мэйсона. Сара могла не допустить встречи, если полагала, что это повредит ее обожаемому шефу. Я часто задумывался, откуда у нее эти черты, присущие скорее старому церберу-секретарю, а она ведь была молодой девушкой, которую никто в здравом уме не выкинул бы из постели, а многие не захотели бы выкинуть даже и из своей жизни.
— Чего ты так боишься? — рассмеялась она. — Нет, я просто умру со смеху! Не спеши так, под ноги я тебе кидаться не стану. Хай сдал номер, можешь войти. Ну и физиономия у тебя!..
Я улыбнулся ей и открыл дверь в кабинет Мэйсона. При виде меня, хотя скорее следовало бы сказать, при виде моей сумки, он раздвинул губы, что в данном случае означало улыбку. Я сел и положил сумку на стол. Хай наклонился и достал из стола два бокала. Он терпеть не мог пить виски из картонных или пластиковых стаканчиков, что было весьма распространенным обычаем в конторах, и с этим обычаем он боролся как только мог. А мог он многое, вследствие чего в редакции «Дневных новостей» пили с изяществом. Хай нажал кнопку интеркома и сказал:
— Сара, я…
— Занят, знаю. Ведь я видела новую сумку Оуэна, — прервала она его.
Мэйсон отключился и подмигнул мне.
— Она просто феноменальна, — сказал он, и слова его были совершенно искренни. — Без нее мне давно бы пришел конец. Если бы она вдруг захотела уйти, я был бы готов дать ей жалование выше своего, поскольку она нужнее здесь, чем я. Я скорее женюсь на ней, но не отпущу.
— Она об этом знает? — спросил я, наливая в его бокал.
— Конечно.
— Тогда почему она не пытается уйти?
— Честно говоря, не знаю. Какая-то загадка женской души. Ну! — Он поднял бокал.
Мы оба сделали по большому глотку. Хай больше всего ценил первый глоток, последующие уже не столь приходились ему по вкусу. Когда-то я этого не понимал, потом, какое-то время спустя, вынужден был признать, что во многом он прав.
— Ну?
Я поднял бокал и посмотрел сквозь золотистую жидкость на окно. Свет завяз в сосуде, но подрагивал, пытаясь освободиться.
— Лиретта Ней. Меня интересует то, чего я могу о ней не знать.
— Aга! Ну что ж… Это тоже женщина, душа которой полна тайн. Тебя интересует вся ее биография? — Хай смочил губы в бокале, а потом, словно желая быстрее с этим покончить, залпом выпил остальное.
— Пусть будет так…
Он ненадолго задумался.
— Двадцать шесть лет. Родилась на юге. Родители разведены, воспитывал отец, директор приюта. Когда-то говорили, что пребывание вместе с теми детьми наложило отпечаток на Лиретту и ее игру, что якобы из-за этого она столь мягкая, пронзительная. Не знаю… в приюте была самодеятельность и все такое… Ну, ты понимаешь…
Я кивнул, допил свой виски и схватился за бутылку. Хай покачал головой и полез в стол. Достав точно такую же бутылку, он откупорил ее, налил и с удовольствием отпил глоток.
— Потом ее встретил некий Хикс и сунул в фильм Дента «Страшный полдень». Тут и открылся ее талант, и Хикс продал ее Гибсону. Он до сих пор ходит оплеванный, а Гибсон вообще перестал работать и занимается только своей звездой, но должен признать, что получается это у него превосходно. Каждый ее фильм приятно отягощает их карманы.
— А что насчет той внезапно случившейся с ней перемены?
— Где-то тринадцать месяцев назад она исчезла. Гибсон поднял шум, поставил на ноги полицию по всей стране. Сперва мы думали, что он решил с помощью шума в прессе сдуть пыль со звезды — это никогда не помешает — но оказалось, что она и в самом деле пропала. Публике мы скармливали что могли — будто какой-то поклонник похитил ее и держит где-то в деревне, потом греческий миллионер, потом разные варианты мести бог знает за что. Меня от всего этого тошнило, но приходилось печатать, поскольку другие тоже не отставали. Через две недели ее нашли в летнем домике в Маннаха-Бич.
— Домик, конечно, до этого проверяли?
— Ясное дело! Она сказала, что ничего не помнит, оказалась в больнице на обследовании, у нее взяли столько анализов, что, кажется, даже пришлось делать переливание, чтобы восполнить потерю крови, и ничего не вышло. Она вернулась домой и сразу же уехала в длительный отпуск. Гибсон постарел на десять лет, боясь, что ему придется вернуться к обычной работе, истерия публики закончилась, уже зажигались новые звезды, а Лиретта отказывалась выйти на съемочную площадку. Потом она вернулась и сразу же стала причиной скандала — это ты, наверное, помнишь?
— Гм… помню, но каждый рассказывал по-своему, так что я так и не знаю, что там было на самом деле.
— Пытки! Садизм. Вот что было на самом деле. — Мэйсон поудобнее развалился в кресле, ожидая должного эффекта. Я должен был по крайней мере присвистнуть. Так я и сделал, хотя мне мешала сигарета, которую я только что сунул в рот.
— Она обустроила такой подвальчик, что сам Торквемада бы ей позавидовал. Она и еще две куколки обработали там полтора десятка человек, прежде чем дело начало дурно пахнуть. Платила она щедро, но, когда они сделали одной из клиенток клизму из бочки с электролитом и та сыграла в ящик, кто-то проболтался. Но проболтался столь аккуратно, что шум действительно был, но неизвестно, по какому поводу. Впрочем, никто бы не поверил, что нежная мисс Ней — садистка самого тяжелого калибра. Едва все немного утихло, она сделала это еще раз; жертва, к счастью, осталась жива, и скандал был не столь громким.
— Погоди, погоди! А что полиция? Где это было?
— В Юте. Полиция — ничего, поскольку те две взяли вину на себя. Им еще осталось по семь лет за решеткой.
Мэйсон покачивался в кресле, гордый собой. Я выпустил в потолок длинную струю дыма, превращавшуюся в большое облако у самой лампы. Хай перестал раскачиваться и оперся локтями о стол.
— Что-нибудь еще?
— А есть еще что-нибудь? — ответил я вопросом на вопрос.
— Собственно, ничего. На экране она стала другой — это ты знаешь. Она перестала быть невинной добродетелью, начала быть собой. Но это тоже понравилось зрителям, они и дальше толпами идут на каждый ее фильм, хотя не всегда те же самые. Впрочем, это не беспокоит ни ее, ни ее импресарио — зритель это зритель, лишь бы у него были баксы.
— Какие-нибудь сплетни?
Он слегка поморщился и задумался. Постучал ногтем по пустому бокалу, но, когда я хотел налить, остановил меня жестом руки.
— Она уволила свою старую горничную. Симпатичная старушка, но от интервью отказалась. Видимо, она все еще любит свою хозяйку и не хочет причинять ей вреда. Мы оставили ее в покое.
— Я хотел бы с ней побеседовать, дай адрес.
Он наклонился к большому терминалу, встроенному в правую сторону стола, постучал по клавишам и, распечатав текст, смял листок и небрежно бросил его в мою сторону. Я поймал его и, не разворачивая, спрятал в карман. Зная, что сейчас он меня не отпустит, я снова закурил и стал ждать. Молчание несколько затянулось, но наконец он безразличным тоном спросил:
— Скажи, зачем тебе это?
— Еще сам не знаю. В самом деле.
— Так я тебе и поверил. Стал бы ты так просто покупать «Тома»! — Он фыркнул и посмотрел на меня взглядом, не оставлявшим сомнений.
— Ты же знаешь — если бы у меня что-то было, оно было бы и у тебя. В наших отношениях ничего не поменялось. — Я встал и потянулся до хруста в суставах. — Пока!
Я повернулся и вышел, подняв вверх палец. В приемной я немного поколебался, но, в конце концов, это нужно было сделать.
Я остановился рядом с Сарой. Она удивленно посмотрела на меня.
— Можно тебя кое о чем попросить? Это для меня очень важно.
— Говори, — спокойно сказала она, вовсе не удивившись. У меня мелькнула мысль, что все вокруг прекрасно владеют собой и здраво рассуждают, лишь я один дурной, как козел.
— Я бы хотел, чтобы ты позвонила по одному номеру через несколько дней и занялась человеком, который там находится. Хорошо?
— Конечно. Какой номер? — Она запустила органайзер.
— В том-то и дело, что сейчас я тебе этого сказать не могу. Знаешь… Только если я не позвоню через четыре дня, тогда позвонишь ты.