Вуди откинулся на спинку кресла и посмотрел на меня. Слегка прищурив глаза, он переваривал мои выписки из полутора десятков разных, более или менее популярных, журналов и газет.
— Неприметный, никому не известный парень становится в один прекрасный день звездой. Никогда прежде не проявлял никаких музыкальных способностей, а тут вдруг величайший талант всех времен! То, что он всегда увлекался музыкой — неправда. Один из журналюг откопал его свидетельства из школы, разговаривал с его учителями. Полнейшее отсутствие слуха, не глухой, но и только. И на тебе! За не знаю какое время, но наверняка недолгое, он становится звездой серьезной музыки, даже не эстрады — там можно выплыть и без особого таланта. Что-то тут не так. — Я хлопнул ладонью по крышке стола. — Я не верю в чудеса. Может, это и был Алекс Робинс, но другой. Я не успел добраться до него и попросить совета насчет переделки двигателя, а никому не пришло в голову проэкзаменовать его по механике.
— Да ты бредишь! — Джеймс с серьезным видом посмотрел на меня. — Старик! Разве ты никогда не слышал о молниеносных карьерах — люди это просто обожают? Ведь вся биография Робинса могла быть сфабрикована, парень мог быть выпускником нескольких консерваторий, включая парижскую и петербургскую!
— Не был он им! Проверено.
— Оуэн, не сходи с ума. Бери чемоданы и вали в отпуск, а то…
— Да заткнись ты, придурок! — рявкнул я.
— Что?
— Ничего! Сначала прочитай до конца, а потом начинай умничать. Набрался уже дурных привычек от тестя, чтоб тебя! Или… поцелуй меня в…! — Я протянул руку к папке и оперся о подлокотник кресла, собираясь встать. Вуди подался вперед и ударил меня в плечо, я снова упал в кресло.
— Сиди. Давай остальное. Ничего больше говорить не буду. — Он протянул руку.
Я что-то буркнул и вытащил наугад следующий лист. Текст занимал неполных полстраницы. Речь шла о Генри Луппо.
Мелкий карманник Генри Луппо перерезал горло восьми проституткам. Тела убитых он затем изуродовал бритвой, изрезав груди, бедра, животы и половые органы. После четырехмесячных поисков полиция, в свою очередь, обнаружила его тело в переулке между Пятьдесят первой и Домонте, с единственной пулей между глаз. Полиция считает, что это была работа кого-то из сутенеров, поскольку Луппо стал причиной паники среди девушек всех категорий. Возможно также, что его попросту убрала какая-то из местных банд, которой не была на руку оживившаяся деятельность полиции. Убийца не обнаружен.
Листок упал на стол, я вытащил следующий и подал Вуди.
ТРАГИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ ЖУРНАЛИСТА ПИТЕРА ГОРДЕНИУСА
Вчера на территории серпентария в Попот Кэл погиб от укуса ядовитой пустынной змеи известный журналист Питер Гордениус, прибывший туда в связи с серией репортажей о работе герпетологов и предполагавшейся на июнь поездкой по крупнейшим пустыням мира. За месяц до смерти Гордениус прошел полный курс прививок против змеиных укусов. Директор центра в Попот Кэл сообщил, что имел место невероятно редкий случай однократного отсутствия иммунитета организма к яду. Укус змеи привел к впрыскиванию второй (после сыворотки) порции яда, которая убила Гордениуса. Таким образом, иммунитет Питера Гордениуса был мнимым. За исключением этого, состояние здоровья его было безупречным, год назад он провел два месяца в Сильвер-Сити на Луне.
Я держал следующий листок в руке и, как только Вуди закончил читать, подал его ему, предварительно бросив взгляд на начало. Отрывок из биографии Лиретты Ней. Наиболее примечательный случай.
Лиретта Ней, двадцать семь лет. В течение трех последних лет — кинозвезда. Исполнительница главных ролей в одиннадцати фильмах. Шесть «Оскаров» и один так называемый Платиновый «Оскар», учрежденный специально для нее за роль в «Осенних детях» Илфорда. Год назад — нервный срыв, два скандала, замятых студией. Радикальная перемена характера. Два фильма — «Месси» и «Жарарака» — радикально отличаются от ее прежних работ. Она безапелляционна, жестока, холодна. Некоторую часть зрителей старшего возраста она потеряла, но снискала признание широких масс молодых циников и нигилистов. До этого скромная и приятная в общении, теперь она стала хищным вампиром.
Я ждал реакции Джеймса, но, видимо, он действительно решил воздержаться от комментариев, пока не прочтет все до конца. Я подал ему последний лист.
Уильям Кэмпион. Шестнадцать лет. Двадцать четвертого декабря, в канун Рождества, выехал с приятелем на машине отца на старую Вторую Южную автостраду. Когда их машину обогнал автомобиль двадцатилетней Мэйлин Тан Ли, Уильям помахал ей рукой. Девушка ответила ему тем же. Тогда Кэмпион прострелил ей ладонь из ружья для подводной охоты и крикнул, чтобы она ехала за ними. Девушка, с вонзившимся в ладонь гарпуном, соединенным леской с автомобилем Кэмпиона и его приятеля, вынуждена была прибавить скорость и следовать за все быстрее ехавшими парнями. Билл Кэмпион следил, чтобы леска была все время натянута, и подгонял приятеля. В конце концов, когда они свернули на шоссе в сторону Фалькона, ей удалось поравняться с автомобилем Кэмпиона, слегка ослабить леску и обмотать ее вокруг зеркала, а затем ударить своей машиной их автомобиль. Кэмпион и второй парень, Кейт Баркер, налетели на дерево и погибли на месте.
— Уффф! — Вуди отложил последний лист и открыл было рот, но тут звякнул звонок, и дверь в кабинет распахнулась. Сперва появился поднос с чашками, а за ним Бэбис. Войдя, он пнул дверь пяткой.
— Неужели это тот кофе, что я заказывал вчера? — добродушно спросил Вуди. Мне показалось, что он чрезвычайно рад этой паузе в разговоре со мной.
— Шеф, ведь это не я кофе делаю. Пока у нас были в баре девушки, всегда можно было шепнуть: «Это для шефа!» — и кофе был лучше и быстрее. Теперь там автомат, для него все равны, и к тому же я вечно забываю заранее купить жетоны. Ну и вот, собственно… — Он пожал плечами и поставил поднос на столик, а затем, словно опасаясь реакции начальства, быстро повернулся и вышел. Вуди налил кофе, подвинул мне сливки и сахар. Я насыпал одну ложку и размешал.
— Ну так слушай. Я уже знаю, что ты хочешь сказать. Всех этих людей объединяет одно — внезапное изменение личности, ты сам это только что сказал. Может быть, за исключением Гордениуса, но это ты мне сейчас объяснишь. Впрочем, — он потер нос, — что касается той актрисы, то ведь в такой перемене стиля нет ничего нового. Она просто начала надоедать зрителям, так что спецы по психологии придумали ей новое лицо — и снова вокруг девицы бурлят страсти, люди толпой валят на фильмы, карусель крутится, деньги текут как вода в Ниагарском водопаде. Все просто. Теперь этот… Кэмпион. Оба были пьяны. Ну, стукнул алкоголь ребятам в башку, тоже не вижу ничего странного, особенно если вспомнить Киналью. Собственно, почему ты не включил его в этот свой архив?
— Он всегда был таким. Будь он до этого добропорядочным продавцом мороженого с семьей из пяти человек, то шел бы под номером первым в моем досье.
— А-а… Ну ладно. А тот певец?
— Вижу, что ты ничего не понял. — Я одним глотком допил кофе, собрав листы, аккуратно сложил их, постучав краями о стол, и убрал в папку. Я ждал, что Джеймс что-нибудь скажет, прервет меня, но он молчал. — Знаешь, что их всех объединяет? — Я встал с кресла и посмотрел на него сверху. — Все эти странные перемены прекрасно объяснила бы замена одних людей другими. За-ме-на! Послушного мальчика на распоясавшегося садиста, неуязвимого для змеиных укусов журналиста на не привитого от них дублера, экранного ангелочка на женщину-вамп…
— Девушки, которая терпеть не может джина, на его любительницу? — закончил он за меня.
— Именно так. И черт его знает, о скольких случаях мне неизвестно. Но это невозможно, не может существовать столько абсолютных двойников, с одинаковыми отпечатками пальцев и так далее.
— Ты сам себе противоречишь, Оуэн.
— Это только кажется. Я просто еще не знаю, что есть что, кто есть кто, где есть где и как все это связать вместе.
— Будешь с этим разбираться?
— Не знаю. Я думал…
— Я не могу. Слишком безумно все это выглядит, а кроме того, по-моему, ты на этот раз ошибаешься. Повторяю, хороший отпуск тебе бы не помешал.
— Может, ты и прав. — Я протянул руку. — Передай от меня привет невесте. Пока! — Он продолжал держать меня за руку, но я высвободил ее и вышел из кабинета.
Не дожидаясь лифта, я сбежал по лестнице и направился к выходу на служебную парковку. Лишь в дверях я сообразил, что сегодня припарковался в другом месте, щелкнул пальцами и повернулся кругом. Со стороны холла приближался Андерсен; увидев меня, он широко улыбнулся. Зубы его явно оставляли желать лучшего, особенно для негра.
— Давно вы у нас не появлялись, — сказал он, протягивая узкую длинную ладонь.
— Да была кое-какая работа, у вас, впрочем, тоже. — Я крепко пожал руку лучшему водителю в этой части штата.
— Э-э! — Он махнул рукой. — Шеф дает прикурить. Носимся как сумасшедшие. Что хуже, — он понизил голос, — редко когда по служебным делам. Уже полгода, после той погони за Черным Чулком, капитан вечно не в себе. Теперь еще эта куколка… Что-то с ним не то. Все время на нервах, из-за любого пустяка выходит из себя и начинает орать. Меня это пока никак не затрагивает, но остальные прямо-таки на цыпочках ходят. Недавно были на смотре, так когда какой-то лейтенант крикнул «Смирно!», капитан аж подпрыгнул. Крыша у него едет, что ли… — Он снова махнул рукой.
— Ничего с ним не случится. Скоро все устаканится. — Я хлопнул Андерсена по плечу и шагнул вперед, огибая его.
— Будем надеяться.
Мы разошлись каждый в свою сторону; машину, вопреки опасениям, я нашел сразу, сел и двинулся в сторону своей конторы на Уэст-Роуд. Припарковавшись на широком тротуаре, я вошел в ворота, миновав с правой стороны серую табличку с надписью: «Оуэн Йитс. Уголовные дела». Когда-то, вешая ее, я считал, что это звучит лучше, чем «Частный детектив». Я ошибался.
Приложив палец к сенсору, я открыл дверь, вошел и снял с нее почтовый ящик. Время от времени я обнаруживал в нем, кроме телексов, факсов и прочих разновидностей реальной и виртуальной почты, какую-нибудь открытку, автор которой полагал, впрочем справедливо, что так его будет труднее найти, чем с помощью нескольких нажатий на соответствующие клавиши компа. С папкой под мышкой и кассетой в руке я пошел к столу. Меня встретил недельный слой пыли и запах тухлятины, вполне подходивший для склада гробов. Я несколько раз пытался избавиться от этого запаха, но новые полы и свежие краски самое позднее через полгода пропитывались старой вонью. Повернув до упора регулятор кондиционера, я стер бумажным полотенцем пыль со стола и включил пылесос. Когда он медленно двинулся по комнате, оставляя за собой отчетливый светлый след на полу, я сел в кресло и начал просматривать почту. В ней я нашел чек на тридцать долларов — последний взнос одной старушки, которой я год назад отыскал сыночка среди местных подонков. В коротком письме она извещала меня, что парень образумился, работает и нежно заботится о матери. Ну и хорошо. Затем я выковырял из конвертов два счета за аренду и электроэнергию. Выписав чек на недостающие сорок долларов, оба счета и чек я сунул в щель компа. Получив секунду спустя подтверждение перевода, я спокойно просмотрел остальную почту. Рекламные листовки, предложения и письмо без адреса. Разорвав конверт и бросив взгляд на подпись, я увидел большое «Джи» и четкие, остроконечные буквы, складывавшиеся в слово «Миллерман». Осторожно набрав в грудь воздуха, я начал читать.
Объявляю тебя своим единственным наследником. Адвокат выплатит тебе всю сумму за вычетом расходов на похороны и поддержание могил какое-то время в порядке. Можешь делать с этими деньгами что хочешь, хотя я предпочел бы, чтобы ты не тратил их на какие-нибудь банальные благотворительные цели, но просто работал бы так же, как и до сих пор. Может быть, благодаря этим деньгам — чуть более независимо и успешно. Если тебе удастся хотя бы немного исправить этот мир, это будет стоить намного больших денег, чем те, которые я тебе оставляю. Не сердись на меня.
Дж. Миллерман
Я смотрел на ровные ряды слов; их было не более восьмидесяти, каждое само по себе невинное или по крайней мере нейтральное, но в таком сочетании, в такой роковой последовательности — холодное и гнетущее. Я положил листок на стол и, протянув руку к ящику, достал своего огромного «Доктора Макса» и банку «Дюк оф Этернити». Набив трубку, я раскурил ее, смел на пол ладонью крошки табака со стола и пинком развернул пылесос. Тот проглотил мусор и вернулся на свою трассу. Клубы дыма волнами плыли над столом, опускались ниже и, вытягиваясь в узкие струйки, исчезали в щели вытяжки. Я погрузился в некоего рода оцепенение или транс. Звонок в дверь показался мне приглушенным и каким-то бесцветным. Встав, я отодвинул висевший на двери календарь и заглянул в глазок. За дверью стоял почтальон. Среди моих знакомых не было никого, кто предпочитал бы живого письмоносца молниеносной почте. На всякий случай сунув руку в пустой карман, я открыл дверь.
— Экспресс, сэр, — сказал парень и протянул руку с маленьким конвертом.
Я взял его и подписал квитанцию. Почтальон повернулся и исчез из поля зрения. Я вернулся в контору, разорвал конверт и посмотрел на отпечатанный на диктофоне текст.
Уважаемый мистер Йитс.
Три дня назад я Вам звонила. Я хотела бы нанять Вас для расследования обстоятельств смерти моего мужа Питера. Вы наверняка знаете об этом из прессы, мне необходимо выяснить все до конца. Позвоните мне, пожалуйста. Я весь день буду дома.
Внизу стояла подпись матово-серебристыми чернилами — Пима Гордениус. Склонившись над компом, я вызвал из памяти телефонные разговоры. Первый, трехдневной давности, был именно тем, о котором говорилось в письме.
— Говорит Пима Гордениус. Пожалуйста, свяжитесь со мной как можно быстрее. У меня к вам очень важное дело. Цена не играет роли. До свидания.
Я выключил комп и задумался. Если бы Пима позвонила сегодня, стечение обстоятельств было бы как минимум удивительным. К счастью, она звонила три дня назад, то есть тогда, когда никто не мог знать, что я извлеку на свет свое досье. Я вставил письмо Пимы с узкой магнитной полоской наверху в щель телефона. После третьего гудка кто-то поднял трубку.
— Это Оуэн Йитс, — сказал я. — Вы хотели со мной поговорить?
— Да. Можете приехать ко мне? Естественно, все расходы с этого момента я беру на себя.
— Не уверен, что возьмусь за это дело, — медленно проговорил я. Часто, когда я лгу, я говорю медленно.
— Вы заняты? — Меня тронуло разочарование в ее голосе.
— Нет, но считаю, что заслужил право самому выбирать себе дела.
— Это дело не для кого попало, — услышал я в трубке.
На какое-то мгновение у меня возникло желание предложить ей включить видеофоны. Таковой у нее наверняка имелся, раз у нее была автоматическая пишущая машинка, но в конце концов я не стал ничего говорить.
— Ваш выбор мне льстит. Буду через двадцать минут.
— Жду.
Несколько секунд я вслушивался в тихие гудки, затем положил трубку на место. Еще раз проверив дату и время первого звонка Пимы Гордениус, я убрал письмо Джорджа в ящик и вышел из конторы.
Пришлось очистить стекла машины от пачки реклам, засунутых за оба стеклоочистителя, я выбросил их, не читая, хотя они пищали и заигрывали со мной, предлагая многоголосым хором отличные возможности приобретения дешевых товаров, и поехал в сторону Западных Ворот, через которые вела дорога на Корриетто. Такой путь проложил навигатор, в который я вставил письмо Пимы с адресной полосой. Естественно, автомат выбирал кратчайший маршрут, что не всегда соответствует истине; я застрял в нескольких пробках в центре и провел полчаса в тени офисных небоскребов. Едкий запах бензидола вынудил меня закрыть крышу и включить воздушные фильтры, я сидел, словно ценная живая рыба в герметичном аквариуме, видя, как по тротуарам пробегают немногочисленные пешеходы, прижимая платки к носам и ртам. Продавец в киоске быстро надел респиратор и вывел на экран на крыше призывную надпись. Десятка полтора прохожих воспользовались предоставленной возможностью и удалились с желтым тампоном на лице. Я вспомнил Карла, приходившего в неистовство при виде огромных пилонов, покрытых хромированной оболочкой, наэлектризованная поверхность которых притягивала пыль и грязь. Он считал, что нужно просто беречь воздух, а не загаживать его сперва до грани возможного, а потом очищать. Он не мог понять, что установка фильтров — дело предпринимателя, а чистый воздух — дело граждан, то есть государства. Поэтому города нашпигованы гигантскими серебристыми колоннами, по которым туда и обратно ездят кольца отсосов. Подобным же образом дело обстояло и с бензидолом, заменившим бензин. Он не должен был загрязнять воздух, что я сейчас ощущал на собственной шкуре. В конце концов несколько полицейских патрульных машин и вертолет разгрузили Миддл-стрит, и я, выехав на Девятнадцатую, через несколько минут был уже на мосту, именовавшемся Западными Воротами. Притормозив у шлагбаума, я бросил полдоллара в щель автомата и выехал на шоссе, ведущее в сторону Корриетто.
Кроме меня, на дороге не было никого, и я вдавил педаль газа, с удовольствием вдыхая намного более приятный воздух. Справа и слева тянулись самые большие, какие я только видел в жизни, кукурузные поля, которые каждые несколько сот метров пересекали дороги. Один раз, почти на горизонте, мелькнула силосная башня, а вскоре над шоссе пролетел вертолет. Пилот не выключил распылитель, и мне пришлось затормозить и закрыть окна; я въехал в легкий туман и включил стеклоочистители. Увидев по правой стороне станцию техобслуживания, я на всякий случай свернул в ответвление и проехал через туннель мойки. Черт его знает, чем удобряют кукурузу, если каждый початок весит по килограмму.
Прошел час со времени разговора с Пимой Гордениус, прежде чем я добрался до обширного фешенебельного района и нашел ее дом на пересечении двух улочек, поросших густыми кустами серпии. Когда я вышел из машины, она уже стояла на небольшом крыльце и ждала, положив руку на дверную ручку. Я остановился перед ступеньками. Несколько секунд мы разглядывали друг друга — ее стройные длинные ноги были просто великолепны, и остальное не слишком меня занимало. Ей, видимо, хорошо была видна моя лысинка на макушке, так что мы предстали друг перед другом совершенно с разных точек зрения. Видимо, моя внешность ее устроила, поскольку она сказала:
— Может, войдем?
Она двинулась вперед, благодаря чему я мог еще раз рассмотреть ее фигуру, на этот раз сзади, и снова признать, что Создатель отменно справился со своей работой. Мы вошли в большую гостиную с огромным телевизором во всю стену. Полукруглый диван со столиком посредине и несколько легких стульев, расставленных тут и там, дополняли обстановку. Одной стены не было, через нее можно было выйти в цветущий сад, может быть, чересчур пестрый на мой вкус, но я бы не отказался созерцать подобный вид, лежа на диване. Миссис Гордениус, все так же молча, показала рукой на диван, а сама вышла. Когда она вернулась, на ней было другое платье, однотонное и более длинное. Проходя мимо телевизора, она взяла пульт и, сев напротив меня, нажала две клавиши. Сад скрылся за блестящим стеклом, а с другой стороны, видимо из кухни, вкатился солидных размеров бар и остановился возле Пимы. На раме садового стекла были установлены несколько мини-генераторов импульсов, исключавших подслушивание лазером, а бар мог бы обслужить прием для всех желающих в Парке Наполеона. Похоже было на то, что журналисты зарабатывают у нас побольше детективов. Я открыл рот, но не успел издать ни звука.
— Это все Питер. Мы богаты, так что он покупал каждую игрушку, какая только появлялась в продаже. У нас дом, в котором все двигается и облегчает жизнь, и будь он жив, он продолжал бы покупать все новые и новые приспособления. Наверняка он провел бы час возле вашей машины. — Она протянула руку к нижней части буфета и достала два высоких бокала.
— Может быть, даже дольше. У меня в машине есть парочка интересных штучек, в моей работе это необходимо, — деликатно напомнил я ей о цели своего визита.
— Понятное дело. Мартини? — Она подняла бутылку и вопросительно посмотрела на меня.
— И пару капель рома, спасибо. — Я остановил ее, ибо лила она без всякой меры. Себе она налила на две трети «кампари» и добавила до краев водки. Я мысленно застонал.
— Я хочу, чтобы вы выяснили обстоятельства смерти Питера, — сказала она и неожиданно поставила бокал на стол.
— А что в них неясного? — Я протянул руку к термосу со льдом и два раза нажал на кнопку. Четыре маленьких кубика льда выскочили из щели в упали в подставленный бокал.
— Все. Не верю я в этот однократный иммунитет! — решительно сказала она, хотя мне показалось, что слово «иммунитет» она произнесла с некоторым трудом. Впрочем, у меня тоже немеют губы после хорошей выпивки.
— По мнению специалистов, такое вполне возможно, — медленно сказал я.
— Может быть. Но я знаю, что Питер был осторожен и что перед очередными прививками он проходил анализы. Не знаю в точности, какие именно, Питер не рассказывал мне обо всех своих делах. Ни к чему себя обманывать — наши чувства давно уже отцвели и поблекли, но я знаю, что он несколько раз ездил в город именно затем, чтобы пройти всестороннее обследование.
— А кому и зачем понадобилось бы его убивать? Можно? — Я достал сигареты.
Она кивнула:
— Угостите и меня.
Я протянул ей пачку и подал зажигалку. Затем закурил сам и стал ждать ответа.
— Питер напал на след какой-то аферы, связанной с Дональдом Инглхардтом.
Я причмокнул губами.
— Бумажная промышленность, переработка целлюлозы, пара десятков буровых платформ. В сумме полмиллиарда долларов.
— Да, примерно столько подсчитал и Питер. За месяц до смерти, как раз во время тех прививок, он сказал, что, если бы он захотел, Инглхардт отдал бы ему не моргнув глазом треть своего состояния. Но при этом добавил, что так легко отделаться он этой сволочи не позволит. Наверняка он его шантажировал, а Инглхардт почуял неладное и подослал Питеру убийцу.
— Ваш муж говорил об этом кому-нибудь, кроме вас?
— Не думаю. Мне он тоже ничего бы не сказал, но он плохо себя чувствовал после прививки и слишком много выпил; вообще он пил мало, поскольку был слаб на голову, а тут дал себе поблажку. Но я знаю, что он был несколько раз у Инглхардта, делал вид, что берет интервью, а сам что-то разнюхивал. И… — Она не договорила. — Нет… Это потом. Сначала вы начните, а потом я вам кое-что покажу. Пока это неважно, но через несколько дней может пригодиться. Хорошо?
— Предпочел бы увидеть это нечто прямо сейчас, — сказал я, глядя ей прямо в глаза.
— Его тут сейчас нет. Может быть, завтра. Но это на самом деле не так уж важно, просто доказательство того, что у Питера было кое-что против Инглхардта. Ведь сегодня вы можете временно принять это за аксиому?
— Могу. Ладно. — Я встал с дивана и забрал со столика зажигалку, оставив сигареты Пиме. — Что-нибудь еще? — Она отрицательно покачала головой. — Мой гонорар составляет пятьдесят в день…
— Я дам больше, — быстро перебила она.
— …и пятьдесят процентов премии со всей суммы в случае успешного завершения дела. Если же удастся доказать, что ваш муж погиб случайно, я буду это также считать успешным завершением — вам понятно?
— Да. Согласна. Когда вы начнете?
— Я уже начал, выехав к вам из своей конторы. В моем компе уже щелкает счетчик на вашу фамилию.
Она тряхнула головой и впервые улыбнулась мне. Потом встала и взялась правой рукой за левый локоть.
— А вы не филантроп, — сказала она, продолжая улыбаться.
— О нет! Я не верю в филантропию, подобное могут позволить себе только богачи, а поскольку их немного — ибо в богатстве никто не признается — то и польза от этого невелика. Скорее уж я предпочел бы быть Робин Гудом. — Она наморщила лоб, и мне пришлось добавить: — Это такой благородный разбойник, грабил богатых и раздавал награбленное бедным. Результаты вроде как были неплохими. Иногда он еще решал всякие криминальные загадки. — Я чуть подмигнул, но Пима словно вдруг вспомнила, что она вдова и наняла детектива именно для того, чтобы он нашел убийц ее мужа. Она посерьезнела и на мое подмигивание прореагировала словно каменная стена, то есть никак.
Я направился к выходу первым, хотя довольно долго ждал ее, желая еще раз проверить, не ошибся ли я в оценке ее форм.
— Позвоню завтра, — сказал я, открывая дверь. — У вас «цербер»? — Я показал на маленький столбик у стены. Так чаще всего, к радости воров, маскировали охранные автоматы. Гордениус, похоже, тоже не отличался особой изобретательностью.
— Да, но я сама его боюсь. Включаю только на ночь и прячусь в спальне.
— Ага. До свидания. — Я спустился с крыльца.
Хлопка двери я не слышал, но, когда вышел за калитку, щелкнул замок. Я сел в машину, не спеша завел двигатель, подождал пару секунд и, более не видя никаких причин не ехать, направился в сторону города.
Южный парк — самый старый в городе. По площади он вдвое меньше Парка Наполеона, но тот, разбитый тридцать лет назад на месте бывших негритянских трущоб, представлял собой всего лишь огромный неуютный сквер с быстрорастущими тополями и преднамеренно неровно подстриженными газонами; в Южном же действительно властвовала природа, хоть это и было заслугой вовсе не изысканного вкуса садовников, а всего лишь худой городской казны.