– Ой, товарищ майор, вечно вы приходите и выпрашиваете спирт. Только в этот раз не дам, и точка.
– Машуль, посмотри в наши глаза. Ты видишь в них мольбы людей, которые завтра снова пойдут в бой.
– Товарищ майор, полковник Кржижановский развел спирт с йодом, так что не получится.
– И чего?
– Чего-чего, запор будет.
– У-у-у, – пронеслись разочарованные голоса.
Но подал голос стоявший позади всех старшина роты прапорщик Никурдин:
– Я тут с бойцами нашел банки с соком. Дык с них дрыщ наступает сильный поутру. А если мы станем пить спирт, от которого запор, а запивать соком дрыщевым – наутро все будет нормально!
Машенька была поднята на руки и отставлена в сторону. Спирт пошел по кругу, когда солдаты принесли сок.
Пили долго. Беседы плавно сошли с политики на баб, с баб на устройство страны, потом снова на баб.
Утром половина офицеров роты страдала запором, вторая – поносом.
– Не вышло по-твоему, Никурдин, – прохрипел из-за двери туалета Сапега, и прапорщик должен был бежать в другую роту, чтобы на время успокоить желудок.
А вечером всем, включая Михайленко, комбат объявил выговор.
Лишь Екимов странным образом не заболел животом. Ночью он попросил дневального разбудить Максима и, как только тот вышел из канцелярии, спросил в лоб:
– Хочешь служить в контрразведке?
– Это шутка такая? – спросил еще не полностью проснувшийся лейтенант. – Я, товарищ подполковник, спать хочу.
Сон – единственное, что Максим, да и почти все, находящиеся под чеченским небом, ждали и берегли. Сон был роскошью. И когда выпадал случай, использовали время, чтобы поспать.
– Пойдем, пойдем, – подхватив под локоть Максима, сказал Екимов и вывел его из заводских помещений под звездное небо. Снаружи надрывно орали сверчки, перекрикивая эхо далеких и близких автоматных очередей и глухое буханье где-то в горах артиллерии.
– Знаю, что в бригаде есть свой «молчи-молчи», – стал говорить Максим. – И у меня нет никакого желания быть еще одним, сидеть и собирать информацию – не мое это.
«Молчи-молчи» – так называли особистов ФСБ при частях. Отношение к ним было неоднозначным. Где-то уважали, особенно если контрразведчик регулярно выезжал на боевые и напускал туман вокруг всего, что он делает, а где-то – не очень.
– Я разве сижу на месте? – улыбнулся Екимов.
– Вы из главка прикомандированы. И, если честно, я даже не знаю, чем вы занимаетесь.
– Могу сказать. Не так давно была создана Временная оперативная группа Управления военной контрразведки ФСБ России в Северо-Кавказском регионе – ВОГ УВКР. Отчасти структура контролирует и собирает сведения от особистов в частях, ведет анализ информации, сбор данных от подразделений РЭБ[11], ЭБР предотвращение утечки информации и многое другое. А есть еще одна функция – оказание содействия оперативным подразделениям ФСБ по сбору оперативной информации, работе с конфидентами…
– С кем?
– Со стукачами и добровольными помощниками. Выявление лиц, причастных к терактам и связанных с бандподпольем. Работа интересная.
– Смотря кому… А почему именно я вам понадобился? Что, своих кадров нет?
– Есть такое слово в армии – «потому что, и точка», – услышал голос комбата сзади Максим и сразу же обернулся. Комбат вышел на свет, протянул руку сначала Екимову, потом Михайленко. – Это я попросил тебя пристроить, – сказал комбат, прикуривая сигарету. – К тому же Екимов сказал, что ты башковитый и пригодишься. У него один из коллег как раз уволился.
– Я не справляюсь? – Максим внутренне готов был взорваться. Он выполнял все, что от него требовалось, и вот – от него пытается избавиться комбат.
– Не нервничай, лейтенант, – чуть разомкнув губы, проговорил комбат. – Ты хороший офицер. И была бы судьба – дорос бы до комполка или выше. К слову, завтра приказ – тебе старлея досрочно дают.
– Товарищ полковник, я не пойму, в чем же тогда дело.
– Причин много. Первая – бой на Сахарозаводской улице. Правозащитники нашли там четыре тела мирных жителей, зверски убитых.
– Да какие мирные? Там бой был.
– Мне не доказывай. Знаю. Но в Кремле политика изменилась. Сейчас есть план в военной прокуратуре на «посадку» офицеров. Сажать будут многих. В уральском отряде спецназа снайпера-контрактника вчера взяли – восемь лет прочат. И только за то, что он находился в районе, где снайпер убил якобы двух мирных граждан.
– А как же баллистика, ствол осмотреть и все прочее?
– Это уже никому не надо. Я говорю: есть кремлевский план на посадку. Завтра сюда приедут правозащитники и деятели военной прокуратуры. Тебя уже завтра быть тут не должно. Как и всех младших офицеров вашей роты и контрактников. Кто-то – в сорок шестую бригаду, кто-то – в восьмую нальчиковскую.
– А Сапега?
– А что Сапега? Он во время боя был в медчасти – у него фурункулез. Ты что, не в курсе?
– Отчасти в курсе, – выдохнул Максим.
– Так что собирай манатки – и с утренней колонной в Ханкалу с Екимовым, представляться новому руководству и обмывать звезду.
11. Молчи-молчи
– Машуль, посмотри в наши глаза. Ты видишь в них мольбы людей, которые завтра снова пойдут в бой.
– Товарищ майор, полковник Кржижановский развел спирт с йодом, так что не получится.
– И чего?
– Чего-чего, запор будет.
– У-у-у, – пронеслись разочарованные голоса.
Но подал голос стоявший позади всех старшина роты прапорщик Никурдин:
– Я тут с бойцами нашел банки с соком. Дык с них дрыщ наступает сильный поутру. А если мы станем пить спирт, от которого запор, а запивать соком дрыщевым – наутро все будет нормально!
Машенька была поднята на руки и отставлена в сторону. Спирт пошел по кругу, когда солдаты принесли сок.
Пили долго. Беседы плавно сошли с политики на баб, с баб на устройство страны, потом снова на баб.
Утром половина офицеров роты страдала запором, вторая – поносом.
– Не вышло по-твоему, Никурдин, – прохрипел из-за двери туалета Сапега, и прапорщик должен был бежать в другую роту, чтобы на время успокоить желудок.
А вечером всем, включая Михайленко, комбат объявил выговор.
Лишь Екимов странным образом не заболел животом. Ночью он попросил дневального разбудить Максима и, как только тот вышел из канцелярии, спросил в лоб:
– Хочешь служить в контрразведке?
– Это шутка такая? – спросил еще не полностью проснувшийся лейтенант. – Я, товарищ подполковник, спать хочу.
Сон – единственное, что Максим, да и почти все, находящиеся под чеченским небом, ждали и берегли. Сон был роскошью. И когда выпадал случай, использовали время, чтобы поспать.
– Пойдем, пойдем, – подхватив под локоть Максима, сказал Екимов и вывел его из заводских помещений под звездное небо. Снаружи надрывно орали сверчки, перекрикивая эхо далеких и близких автоматных очередей и глухое буханье где-то в горах артиллерии.
– Знаю, что в бригаде есть свой «молчи-молчи», – стал говорить Максим. – И у меня нет никакого желания быть еще одним, сидеть и собирать информацию – не мое это.
«Молчи-молчи» – так называли особистов ФСБ при частях. Отношение к ним было неоднозначным. Где-то уважали, особенно если контрразведчик регулярно выезжал на боевые и напускал туман вокруг всего, что он делает, а где-то – не очень.
– Я разве сижу на месте? – улыбнулся Екимов.
– Вы из главка прикомандированы. И, если честно, я даже не знаю, чем вы занимаетесь.
– Могу сказать. Не так давно была создана Временная оперативная группа Управления военной контрразведки ФСБ России в Северо-Кавказском регионе – ВОГ УВКР. Отчасти структура контролирует и собирает сведения от особистов в частях, ведет анализ информации, сбор данных от подразделений РЭБ[11], ЭБР предотвращение утечки информации и многое другое. А есть еще одна функция – оказание содействия оперативным подразделениям ФСБ по сбору оперативной информации, работе с конфидентами…
– С кем?
– Со стукачами и добровольными помощниками. Выявление лиц, причастных к терактам и связанных с бандподпольем. Работа интересная.
– Смотря кому… А почему именно я вам понадобился? Что, своих кадров нет?
– Есть такое слово в армии – «потому что, и точка», – услышал голос комбата сзади Максим и сразу же обернулся. Комбат вышел на свет, протянул руку сначала Екимову, потом Михайленко. – Это я попросил тебя пристроить, – сказал комбат, прикуривая сигарету. – К тому же Екимов сказал, что ты башковитый и пригодишься. У него один из коллег как раз уволился.
– Я не справляюсь? – Максим внутренне готов был взорваться. Он выполнял все, что от него требовалось, и вот – от него пытается избавиться комбат.
– Не нервничай, лейтенант, – чуть разомкнув губы, проговорил комбат. – Ты хороший офицер. И была бы судьба – дорос бы до комполка или выше. К слову, завтра приказ – тебе старлея досрочно дают.
– Товарищ полковник, я не пойму, в чем же тогда дело.
– Причин много. Первая – бой на Сахарозаводской улице. Правозащитники нашли там четыре тела мирных жителей, зверски убитых.
– Да какие мирные? Там бой был.
– Мне не доказывай. Знаю. Но в Кремле политика изменилась. Сейчас есть план в военной прокуратуре на «посадку» офицеров. Сажать будут многих. В уральском отряде спецназа снайпера-контрактника вчера взяли – восемь лет прочат. И только за то, что он находился в районе, где снайпер убил якобы двух мирных граждан.
– А как же баллистика, ствол осмотреть и все прочее?
– Это уже никому не надо. Я говорю: есть кремлевский план на посадку. Завтра сюда приедут правозащитники и деятели военной прокуратуры. Тебя уже завтра быть тут не должно. Как и всех младших офицеров вашей роты и контрактников. Кто-то – в сорок шестую бригаду, кто-то – в восьмую нальчиковскую.
– А Сапега?
– А что Сапега? Он во время боя был в медчасти – у него фурункулез. Ты что, не в курсе?
– Отчасти в курсе, – выдохнул Максим.
– Так что собирай манатки – и с утренней колонной в Ханкалу с Екимовым, представляться новому руководству и обмывать звезду.
11. Молчи-молчи
Из Аргуна с попутной колонной на Ханкалу ехали молча.
– Чего невеселый? – хлопнул по плечу лейтенанта Екимов.
– Не думал, что меня когда-нибудь в «молчи-молчи» переведут. Сидеть и геморрой зарабатывать…
– Ну уж нет, Максим, – начал, подбирая слова, подполковник. – Сидеть, даже если бы ты этого и хотел, тебе не придется. И сейчас у нас одно дельце есть, в районе Червленой. Там батальон отдельный стоит. Думаю, чтобы времени не терять, туда поедем, а потом уже в Ханкалу. От батальона на перекрестке выделен блокпост. Называют это место Чертовым перекрестком. Там постоянно что-то происходит. И, по идее, не нашего бы ума дело было. Но особист батальона заприметил, что бойцы дурь где-то берут – анашу, гашиш, и новая дрянь появилась – насвай, смесь на курином помете, ее жевать надо. Ну, наш чекист, недолго думая, прижал бойчину одного, на которого информация появилась, что он распространяет. А тот и выпалил: мол, я ни при чем, мужичок хромой один оставляет возле шлагбаума каждое утро – то гаш, то насвай. А по весне так и вовсе семена раскидывал, чтоб проросла трава рядом с постом. Устроили засаду, но мужичок этот, видно, пронюхал и перестал появляться. Бойца повторно проверять, мол, наврал про мужика. Тем более приметы, которые солдат описал, – ну очень противоречивые. На вид мужичок русский, хромает на левую ногу, роста – среднего. В Червленой такого сроду не было. На бойца начали давить, расспрашивать: где на самом деле покупал и у кого. А тот – все одно: хромой мужик оставлял.
– Чего невеселый? – хлопнул по плечу лейтенанта Екимов.
– Не думал, что меня когда-нибудь в «молчи-молчи» переведут. Сидеть и геморрой зарабатывать…
– Ну уж нет, Максим, – начал, подбирая слова, подполковник. – Сидеть, даже если бы ты этого и хотел, тебе не придется. И сейчас у нас одно дельце есть, в районе Червленой. Там батальон отдельный стоит. Думаю, чтобы времени не терять, туда поедем, а потом уже в Ханкалу. От батальона на перекрестке выделен блокпост. Называют это место Чертовым перекрестком. Там постоянно что-то происходит. И, по идее, не нашего бы ума дело было. Но особист батальона заприметил, что бойцы дурь где-то берут – анашу, гашиш, и новая дрянь появилась – насвай, смесь на курином помете, ее жевать надо. Ну, наш чекист, недолго думая, прижал бойчину одного, на которого информация появилась, что он распространяет. А тот и выпалил: мол, я ни при чем, мужичок хромой один оставляет возле шлагбаума каждое утро – то гаш, то насвай. А по весне так и вовсе семена раскидывал, чтоб проросла трава рядом с постом. Устроили засаду, но мужичок этот, видно, пронюхал и перестал появляться. Бойца повторно проверять, мол, наврал про мужика. Тем более приметы, которые солдат описал, – ну очень противоречивые. На вид мужичок русский, хромает на левую ногу, роста – среднего. В Червленой такого сроду не было. На бойца начали давить, расспрашивать: где на самом деле покупал и у кого. А тот – все одно: хромой мужик оставлял.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента