– Что-то ветер поднимается, – замечает он. В самом деле, ветер с гор набрал свежести, он пах промокшими склонами и гнал по небу все более густую дымку туч. Прозрачная белесость уплотнялась и превращалась в не вполне уютную серую материю, подвижную и неспокойную. Мне представилось, как высоко-слоистые облачка густеют от холодной влаги и опускаются все ниже, называясь теперь кумуло-нимбус, кучево-дождевыми.
Вика лезет в палатку, достает оттуда помятую рубашку. Расправляет на ветру и надевает. Небо темнеет (это сразу меняет что-то в настроении), и порывистый ветер треплет зеленый тент… красный флаг. Вика зябко потирает плечи.
– Вон еще одни. Тоже в нашу компанию, – вполголоса говорит Алик и показывает, как под гору еле ползут трое молодых людей. Новоприбывшие. Судя по времени (как раз два пополудни), они приехали из Воловца автобусом на Межгорье.
– А ты откуда знаешь? – спрашиваю.
Алик напряженно смотрит мне в лицо.
– Разве не видишь? – и сразу улыбается.
Я пожимаю плечами. Вика, обхватив себя руками, тоже следит за новичками. Обыкновенные отдыхающие. Парень, девушка и девушка. Не вижу в них ничего суицидального. Скажу наверняка, что до этого они были не знакомы, хотя и не объясню, почему так уверен.
Сейчас они двигаются по нижней линии террасы, подходят к каждой палатке, здороваются и обмениваются несколькими словами. Парень и две девушки. Девушки сохраняют дистанцию, значит, не подруги. И парень не приближается. Значит, не кавалер. Однако парень кажется слишком учтивым как для незаинтересованного – какая-то все-таки ему понравилась.
Небо в тучах, свет – скупой и серый. Печальные мысли о преждевременной осени.
Дольше всего троица простояла у палаток ровненских. Там люди сделали симпатичный шалаш из зеленых веток – можно сидеть даже в дождь. Под навесом много людей, тесным кругом сидят у огня. Видно, дружелюбные ровненцы пригласили гостей в свою компанию. Но гости сканируют взглядами радиус полонины. Кажется, нас засекли.
Алик отводит взгляд.
– Знаете, – говорит он. – У меня есть довольно аппетитный пирог из ревеня. Вы бы не угостили меня чем-нибудь горячим?
Мы с Викой стратегически решаем, кашу уже варить или подождать. Вика говорит, что пора уже и немедленно, так как ей бутербродика мало и она голодная, а как начнется ливень, придется сухую вермишель лопать.
Я же убеждаю, что сейчас пирога с ревенем будет довольно. А потом, когда разместим Алика, то можно расслабиться и возле кашки.
Спрашиваю у Алика:
– У тебя палатка есть?
– Конечно. Правда, небольшая, одноместная. Рыбацкая такая.
Это хорошо, что Алик с палаткой. В моей на троих места точно не хватит. Учитывая то, что Вика только что пошла к монархистам за рюкзаком. Надо понимать, перебирается на мой пансион? Над Шипотом собираются сумерки, веет холодный ветер.
Берусь за огонь. Подкладываю немного сухой травы, немного веточек и раздуваю жар. Летят искры – ветер в помощь. На горячем пепле в считанные минуты разгорается новый костер.
Алик распаковывает рюкзак, достает оттуда легкие сандалики на пенорезине. Переобувается, ставит душные ботинки подальше, выветриваться. Снимает куртку грибника, снимает мокрую тельняшку и переодевается в сухое – застиранную футболку с едва заметным словом «СПОРТ».
– Я могу тебе чем-то помочь? – спрашивает у меня.
– Сейчас, разгорится огонь, и пойдем по дрова.
Алик удовлетворенно кивает, упирается в бока (у него круглый животик) и наблюдает за народом внизу. Там веселая суета – люди стаскивают дрова на середину поляны, где должна гореть праздничный костер. Это традиция Шипота – каждый год в ночь на Купала жечь костер. Каждый, кто хочет посидеть рядом, считает за честь притарабанить пару бревен подлиннее. Молодые люди соревнуются, кто приволочет бревно помассивнее. Благо поваленных деревьев в лесу с зимы немерено. Весь лагерь, несмотря на тучи (а то и благодаря им), живо готовится к вечеру.
Ветер стихает. Когда внезапно утихает ветер, это означает, что циклон оказался как раз над головой. Безветренный круг в центре ветреной воронки циклона называется «глазом». Мы с Аликом идем выше в лес за ветками, и я мысленно смакую эти словечки: «глаз циклона», х-хе!
Вика принесла воды в пластиковых бутылках. Бутылки перемазаны болотом, с налипшими листочками бука. Вода холодная, и поверхность бутылок покрывается росой. Делаю несколько глотков. Алик тоже пробует здешнюю воду и хвалит ее за сладкий привкус.
Вика в печали – походы к тернопольцам заставляют ее испытывать болезненные ощущения. Что-то там она не поделила с девушками – не то парня, не то что-то другое… Вика ковыряет палочкой в огне, положив голову на колени. Когда палочка загорается, Вика вытягивает ее из костра и задувает. И дальше снова то же.
Ломаю ветви на подходящей длины дровишки.
– Так темно-о-о, – воет Вика. Снова задувает огонек на веточке.
– Ну, угощайтесь, – Алик разворачивает пирог и на коленях нарезает его на кусочки. – Чуток примялся, но ничего. Я его специально на самый верх клал.
Берем по кусочку. В животе бурчит. Все-таки насчет обеда Вика была права. И вдруг она вытаскивает банку растворимого кофе «Галка» и насыпает нам по щедрой ложке в кружки. Не припомню, чтобы у Вики были такие запасы.
– Кофе где взяла?
– А… у тернопольских украла. У них там хавчика – завались… Так им и надо, буржуям.
Вика заливает порошок кипятком. В котелке плавают утопшие мушки, травинки, чешуйки и тому подобное. Вика старается лить медленно, чтобы это добро осталось на дне.
– А сахару ты не украла случайно?
– Сахар в другой палатке.
Алик лезет в свою сумку и вытаскивает оттуда майонезную банку с белыми кристалликами (нет, не ЛСД, а сахарного рафинада). Где-то далеко слышен гром. Вика старается – сама каждому сыплет сахар и сама размешивает. Хочет, чтобы с ней говорили, гладили ее, уважали и любили.
Пробую пирог.
– Ничего так, – говорю жуя.
Вика тоже кивает. Она запихивает кусок всеми пальцами сразу. Алик вытаскивает из кармана рюкзака столовые салфетки и кладет возле нас. Сам кладет себе пирог на салфетку.
Снова гром, где-то ближе. От пирога остаются одни крошки. Вика, убедившись, что никто на них не претендует, стряхивает крошки с бумаги в рот.
Потягиваю кофе. От постоянного кофейничанья во рту оскомина. Для разнообразия можно пойти в село купить молока. Здесь оно сладкое и дешевое.
Порыв ветра. Кожа покрывается пупырышками. Циклон перемещается.
– Холодновато что-то, – замечает Алик и накидывает на плечи куртку. Озирается по сторонам. Буки прогибаются, шумят белой листвой. Под защитой леса ветер не так ощутим, а над деревьями, он, наверное, бесится. Мы же высоко в горах. И откуда это ненастье взялось так внезапно?
– А что это там, внизу, такое будет? – спрашивает Алик.
– Костер, – говорит Вика. – Купальский огонь. Каждый год разводят большой костер. Возле него все собираются, смеются, песни поют. Мы пойдем, правда? – Вика смотрит умоляющими глазами.
– Само собой, – отвечаю ей. – Но тогда нужно принести немного дровишек.
Алик замечает:
– Ночь на Купалу – это очень интересно. Это, друзья, мистическая пора. Духи выходят из лесов. Вы это знаете? А огонь на Купалу очищает всех.
Вика оживляется и лезет в карман за куревом. Сигареты у нее теперь тоже другие, помоднее. Наверное, из резервов монархии.
– А еще на Купалу люди собирают травы, – утверждает Алик со знанием дела. – Эти травы служат совсем по-особенному. Оберегают против нечистой силы, отгоняют все плохое, вот.
Над головой сверкает, и трещит гром. Я аж подскакиваю. Древко моего самодельного флага ломается, и знамя падает на землю. У меня за спиной, победно наступив на флаг, стоит карликоватая растрепанная девка со страшными болотными глазами.
– Шо, бляди?! Думали, мы вас не найдем?
Бьет гром.
Вылезают еще двое с рюкзаками – парень и бледная девушка, похожая на ходячий труп.
Между собой они не знакомы, встретились в Воловце. Искали, чем добраться на Шипот, даже думали брать такси на троих. У парня, я так понял, до фига бабла. Но водитель распоясался – заломил цену в пятьдесят гривен. В рассылке координаторов значилось, что в 12 дня от продуктового магазина, который за базаром, на Подобовец едет автобус «Воловец – Межгорье». Автобус стоит всего две гривны.
Из их слов следовало, что только в автобусе они преодолели смущение и взаимно перезнакомились. Парень представился Марьяном, но посоветовал называть себя Йостеком. Он высокий, угловатый. Блондин, волосы стянуты в хвост. Прыщавый бледный лоб прикрывает волнистыми локонами. В бело-голубых джинсах – слишком новых и чистых для путешествия в горы. Дальше, зеленоглазая дьяволица назвалась Лорной – так ее звали все друзья. Она темно-рыжая и длиннокосая – привлекательность на грани фола. Такой разве что в порно сниматься. Блядское лицо.
Ну а третья – тоненькая кудрявая скромница с пугливыми глазами – ту звали Жанной. Вон как интересно: Лорна, Жанна и Марьян.
«Йостек», – поправляю себя.
Народ подвигается ближе к огню (кругом что-то совсем темно), Лорна садится на корточки. Марьян сидит на своем рюкзаке, курит сигареты «суперлайт», пачка в нагрудном кармане. Эта Жанна такая слабенькая и дырявая, что, кажется, колышется в такт геомагнитным полям. Она стоит, сложив руки на груди, сжав ноги «по швам». Может, ей писать хочется? Стоит над огнем и не решается сесть рядом. На призывы присесть вымучивает улыбку: «Я и так постою». Создается впечатление, будто ее непрерывно тошнит.
Как только появились пришельцы, Алик снова начал всех обнимать. Особенно сопротивлялась та растрепанная, Лорна, или как ее. Глянула на старого с таким презрением, что тот аж извинился за нескромность. Йостек, напротив, радушно шел навстречу. Крепко обнимался со мной, с Викой, хлопал всех по спине.
Лорна смотрела на это зелеными глазами, только сказала Вике: «Дай папиросу». В приказном тоне, представляете? Вика дала, карлица Лорна присела возле огня, прикурила и задымила. Она маленькая, низенькая, но очень энергичная. И раздражительная.
Жанна обнималась осторожно, стараясь не коснуться меня грудью. Смущаясь Алика, обняла и его. Еще больше сконфузилась от того, что нужно обнимать Вику. Наверное, Вика поразила ее своим ошейником. Но с помощью всяких наигранно-веселых «О-о-ох!» и «А-а-ах!» таки преодолела этот этап.
Алик:
– Как вы добирались? Тяжело было идти под гору?
– Думала, сдохну, – брюзжит Лорна. – Какая-то бабка, бля, еще нас с дороги сбила.
– О, а это чего?
Йостек улыбается.
– Идем мы, видим, какая-то женщина, из местных, с торбами идет. А нам куда идти, непонятно. Мы спрашиваем у женщины, кудою на Шипот надо, а она давай шо-то объяснять, туда, сюда, отутво будет то, а потом такуво, короче, заморочила нас.
– А потом начинает нас грузить, – вставляет Лорна. – По всем, бля, каналам.
Вика лезет в палатку, достает оттуда помятую рубашку. Расправляет на ветру и надевает. Небо темнеет (это сразу меняет что-то в настроении), и порывистый ветер треплет зеленый тент… красный флаг. Вика зябко потирает плечи.
– Вон еще одни. Тоже в нашу компанию, – вполголоса говорит Алик и показывает, как под гору еле ползут трое молодых людей. Новоприбывшие. Судя по времени (как раз два пополудни), они приехали из Воловца автобусом на Межгорье.
– А ты откуда знаешь? – спрашиваю.
Алик напряженно смотрит мне в лицо.
– Разве не видишь? – и сразу улыбается.
Я пожимаю плечами. Вика, обхватив себя руками, тоже следит за новичками. Обыкновенные отдыхающие. Парень, девушка и девушка. Не вижу в них ничего суицидального. Скажу наверняка, что до этого они были не знакомы, хотя и не объясню, почему так уверен.
Сейчас они двигаются по нижней линии террасы, подходят к каждой палатке, здороваются и обмениваются несколькими словами. Парень и две девушки. Девушки сохраняют дистанцию, значит, не подруги. И парень не приближается. Значит, не кавалер. Однако парень кажется слишком учтивым как для незаинтересованного – какая-то все-таки ему понравилась.
Небо в тучах, свет – скупой и серый. Печальные мысли о преждевременной осени.
Дольше всего троица простояла у палаток ровненских. Там люди сделали симпатичный шалаш из зеленых веток – можно сидеть даже в дождь. Под навесом много людей, тесным кругом сидят у огня. Видно, дружелюбные ровненцы пригласили гостей в свою компанию. Но гости сканируют взглядами радиус полонины. Кажется, нас засекли.
Алик отводит взгляд.
– Знаете, – говорит он. – У меня есть довольно аппетитный пирог из ревеня. Вы бы не угостили меня чем-нибудь горячим?
Мы с Викой стратегически решаем, кашу уже варить или подождать. Вика говорит, что пора уже и немедленно, так как ей бутербродика мало и она голодная, а как начнется ливень, придется сухую вермишель лопать.
Я же убеждаю, что сейчас пирога с ревенем будет довольно. А потом, когда разместим Алика, то можно расслабиться и возле кашки.
Спрашиваю у Алика:
– У тебя палатка есть?
– Конечно. Правда, небольшая, одноместная. Рыбацкая такая.
Это хорошо, что Алик с палаткой. В моей на троих места точно не хватит. Учитывая то, что Вика только что пошла к монархистам за рюкзаком. Надо понимать, перебирается на мой пансион? Над Шипотом собираются сумерки, веет холодный ветер.
Берусь за огонь. Подкладываю немного сухой травы, немного веточек и раздуваю жар. Летят искры – ветер в помощь. На горячем пепле в считанные минуты разгорается новый костер.
Алик распаковывает рюкзак, достает оттуда легкие сандалики на пенорезине. Переобувается, ставит душные ботинки подальше, выветриваться. Снимает куртку грибника, снимает мокрую тельняшку и переодевается в сухое – застиранную футболку с едва заметным словом «СПОРТ».
– Я могу тебе чем-то помочь? – спрашивает у меня.
– Сейчас, разгорится огонь, и пойдем по дрова.
Алик удовлетворенно кивает, упирается в бока (у него круглый животик) и наблюдает за народом внизу. Там веселая суета – люди стаскивают дрова на середину поляны, где должна гореть праздничный костер. Это традиция Шипота – каждый год в ночь на Купала жечь костер. Каждый, кто хочет посидеть рядом, считает за честь притарабанить пару бревен подлиннее. Молодые люди соревнуются, кто приволочет бревно помассивнее. Благо поваленных деревьев в лесу с зимы немерено. Весь лагерь, несмотря на тучи (а то и благодаря им), живо готовится к вечеру.
Ветер стихает. Когда внезапно утихает ветер, это означает, что циклон оказался как раз над головой. Безветренный круг в центре ветреной воронки циклона называется «глазом». Мы с Аликом идем выше в лес за ветками, и я мысленно смакую эти словечки: «глаз циклона», х-хе!
Вика принесла воды в пластиковых бутылках. Бутылки перемазаны болотом, с налипшими листочками бука. Вода холодная, и поверхность бутылок покрывается росой. Делаю несколько глотков. Алик тоже пробует здешнюю воду и хвалит ее за сладкий привкус.
Вика в печали – походы к тернопольцам заставляют ее испытывать болезненные ощущения. Что-то там она не поделила с девушками – не то парня, не то что-то другое… Вика ковыряет палочкой в огне, положив голову на колени. Когда палочка загорается, Вика вытягивает ее из костра и задувает. И дальше снова то же.
Ломаю ветви на подходящей длины дровишки.
– Так темно-о-о, – воет Вика. Снова задувает огонек на веточке.
– Ну, угощайтесь, – Алик разворачивает пирог и на коленях нарезает его на кусочки. – Чуток примялся, но ничего. Я его специально на самый верх клал.
Берем по кусочку. В животе бурчит. Все-таки насчет обеда Вика была права. И вдруг она вытаскивает банку растворимого кофе «Галка» и насыпает нам по щедрой ложке в кружки. Не припомню, чтобы у Вики были такие запасы.
– Кофе где взяла?
– А… у тернопольских украла. У них там хавчика – завались… Так им и надо, буржуям.
Вика заливает порошок кипятком. В котелке плавают утопшие мушки, травинки, чешуйки и тому подобное. Вика старается лить медленно, чтобы это добро осталось на дне.
– А сахару ты не украла случайно?
– Сахар в другой палатке.
Алик лезет в свою сумку и вытаскивает оттуда майонезную банку с белыми кристалликами (нет, не ЛСД, а сахарного рафинада). Где-то далеко слышен гром. Вика старается – сама каждому сыплет сахар и сама размешивает. Хочет, чтобы с ней говорили, гладили ее, уважали и любили.
Пробую пирог.
– Ничего так, – говорю жуя.
Вика тоже кивает. Она запихивает кусок всеми пальцами сразу. Алик вытаскивает из кармана рюкзака столовые салфетки и кладет возле нас. Сам кладет себе пирог на салфетку.
Снова гром, где-то ближе. От пирога остаются одни крошки. Вика, убедившись, что никто на них не претендует, стряхивает крошки с бумаги в рот.
Потягиваю кофе. От постоянного кофейничанья во рту оскомина. Для разнообразия можно пойти в село купить молока. Здесь оно сладкое и дешевое.
Порыв ветра. Кожа покрывается пупырышками. Циклон перемещается.
– Холодновато что-то, – замечает Алик и накидывает на плечи куртку. Озирается по сторонам. Буки прогибаются, шумят белой листвой. Под защитой леса ветер не так ощутим, а над деревьями, он, наверное, бесится. Мы же высоко в горах. И откуда это ненастье взялось так внезапно?
– А что это там, внизу, такое будет? – спрашивает Алик.
– Костер, – говорит Вика. – Купальский огонь. Каждый год разводят большой костер. Возле него все собираются, смеются, песни поют. Мы пойдем, правда? – Вика смотрит умоляющими глазами.
– Само собой, – отвечаю ей. – Но тогда нужно принести немного дровишек.
Алик замечает:
– Ночь на Купалу – это очень интересно. Это, друзья, мистическая пора. Духи выходят из лесов. Вы это знаете? А огонь на Купалу очищает всех.
Вика оживляется и лезет в карман за куревом. Сигареты у нее теперь тоже другие, помоднее. Наверное, из резервов монархии.
– А еще на Купалу люди собирают травы, – утверждает Алик со знанием дела. – Эти травы служат совсем по-особенному. Оберегают против нечистой силы, отгоняют все плохое, вот.
Над головой сверкает, и трещит гром. Я аж подскакиваю. Древко моего самодельного флага ломается, и знамя падает на землю. У меня за спиной, победно наступив на флаг, стоит карликоватая растрепанная девка со страшными болотными глазами.
– Шо, бляди?! Думали, мы вас не найдем?
Бьет гром.
Вылезают еще двое с рюкзаками – парень и бледная девушка, похожая на ходячий труп.
Между собой они не знакомы, встретились в Воловце. Искали, чем добраться на Шипот, даже думали брать такси на троих. У парня, я так понял, до фига бабла. Но водитель распоясался – заломил цену в пятьдесят гривен. В рассылке координаторов значилось, что в 12 дня от продуктового магазина, который за базаром, на Подобовец едет автобус «Воловец – Межгорье». Автобус стоит всего две гривны.
Из их слов следовало, что только в автобусе они преодолели смущение и взаимно перезнакомились. Парень представился Марьяном, но посоветовал называть себя Йостеком. Он высокий, угловатый. Блондин, волосы стянуты в хвост. Прыщавый бледный лоб прикрывает волнистыми локонами. В бело-голубых джинсах – слишком новых и чистых для путешествия в горы. Дальше, зеленоглазая дьяволица назвалась Лорной – так ее звали все друзья. Она темно-рыжая и длиннокосая – привлекательность на грани фола. Такой разве что в порно сниматься. Блядское лицо.
Ну а третья – тоненькая кудрявая скромница с пугливыми глазами – ту звали Жанной. Вон как интересно: Лорна, Жанна и Марьян.
«Йостек», – поправляю себя.
Народ подвигается ближе к огню (кругом что-то совсем темно), Лорна садится на корточки. Марьян сидит на своем рюкзаке, курит сигареты «суперлайт», пачка в нагрудном кармане. Эта Жанна такая слабенькая и дырявая, что, кажется, колышется в такт геомагнитным полям. Она стоит, сложив руки на груди, сжав ноги «по швам». Может, ей писать хочется? Стоит над огнем и не решается сесть рядом. На призывы присесть вымучивает улыбку: «Я и так постою». Создается впечатление, будто ее непрерывно тошнит.
Как только появились пришельцы, Алик снова начал всех обнимать. Особенно сопротивлялась та растрепанная, Лорна, или как ее. Глянула на старого с таким презрением, что тот аж извинился за нескромность. Йостек, напротив, радушно шел навстречу. Крепко обнимался со мной, с Викой, хлопал всех по спине.
Лорна смотрела на это зелеными глазами, только сказала Вике: «Дай папиросу». В приказном тоне, представляете? Вика дала, карлица Лорна присела возле огня, прикурила и задымила. Она маленькая, низенькая, но очень энергичная. И раздражительная.
Жанна обнималась осторожно, стараясь не коснуться меня грудью. Смущаясь Алика, обняла и его. Еще больше сконфузилась от того, что нужно обнимать Вику. Наверное, Вика поразила ее своим ошейником. Но с помощью всяких наигранно-веселых «О-о-ох!» и «А-а-ах!» таки преодолела этот этап.
Алик:
– Как вы добирались? Тяжело было идти под гору?
– Думала, сдохну, – брюзжит Лорна. – Какая-то бабка, бля, еще нас с дороги сбила.
– О, а это чего?
Йостек улыбается.
– Идем мы, видим, какая-то женщина, из местных, с торбами идет. А нам куда идти, непонятно. Мы спрашиваем у женщины, кудою на Шипот надо, а она давай шо-то объяснять, туда, сюда, отутво будет то, а потом такуво, короче, заморочила нас.
– А потом начинает нас грузить, – вставляет Лорна. – По всем, бля, каналам.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента