Деревянко Илья. Беспредельщики

   Спустя четыре часа на улицу с трудом выползла полуживая развалина, в которой практически невозможно было узнать того крепкого, самоуверенного парня, каким был Синицын сегодня утром. Сделав несколько заплетающихся шагов, он рухнул лицом в грязь. И тут впервые в жизни, ощутив, наконец, на собственной шкуре, каково побывать в роли жертвы, Петр почувствовал угрызения совести. Начался дождь, затем гроза. Удары грома и шум ливня заглушали рыдания распластавшегося в луже человека.

Глава четырнадцатая

   Вечером того же дня почти вся Северная бригада, за исключением Мирона, двух его охранников, убитого Упыря, подавшихся в бега боевиков, которых теперь насчитывалось не менее пятнадцати человек, да опального Кирилла с друзьями, собралась на экстренное совещание. Вместе с покалеченным Витей народу собралось восемь человек. Устроились в дальнем конце больничного сада. Сиденьями служили поваленные бревна, уложенные квадратом. Посредине стояли бутылки коньяка, шампанского, лежала на газетах закуска, но к спиртному почти никто не прикасался. Решался жизненно важный вопрос: как жить дальше? Что делать с паскудой-главарем? Первому слово предоставили Вите, как наиболее пострадавшему из присутствующих.
   – Братва, – непрерывно покашливая, начал он тихим голосом. – Все видели, что у нас творится последнее время, по Мирону давно плачет психушка...
   – Могила... – мрачно перебил кто-то.
   На него зашикали.
   – Психушка, говорю, плачет, – как ни в чем не бывало продолжал Витя прерванную фразу. – Этот козел втянул нас в войну с Маршалом, Матерым. Воры нас ненавидят, остальные группировки тоже. Того гляди, загремим все на тот свет. Большинство ребят давно понимает это. Мирону предлагали прекратить резню, которую он сам начал ни с того ни с сего, заключить мир. Но эта взбесившаяся тварь хочет только крови и ничего другого. Посмотрите на меня! На что я стал похож?! Мы грешили на Маршала, хотя и удивлялись малость: такая жестокость не в его характере, однако, он здесь ни при чем. Все организовал Мирон, чтобы заставить нас продолжить войну. Сегодня я случайно вычислил козла, из тех, что меня били. Ребята его поймали, вывернули наизнанку. В общих чертах вы знаете, в чем дело, но все же послушайте, что они расскажут. Давай ты, Серега!
   В угрюмом молчании банда слушала рассказ о допросе Синицына. Под пыткой Петр выложил обстоятельства дела до мельчайших подробностей: рассказал даже о беседе с Мироном в загородном ресторане, назвал сумму, полученную за «услуги». Гена с Леней подтвердили правдивость Серегиных слов.
   Остальные бандиты подавленно молчали.
   – Ну, – снова обратился Витя к ребятам, – чего языки проглотили?! Давайте решать, что делать будем!
   – От Мирона пора избавляться, – пробурчал коротконогий толстый парень по кличке Арбуз.
   – Это само собой, – возразили остальные. – Но сперва нужно выбрать замену.
   Если вопрос об убийстве Мирона решился с ходу, то подыскание кандидатуры нового главаря вызвало бешеную грызню, которая бывает разве что в католическом конклаве при избрании очередного римского папы или возникает между скандальными старушками, делящими место в очереди. Витя возблагодарил Бога за то, что все пришли без оружия, иначе бы не миновать перестрелки.
   – Хорош, братва! – прервал он наконец затянувшуюся дискуссию, которая уже начинала перерастать в драку. – Об этом после поговорим. Для начала выберем того из нас, кто уберет Мирона. В живых оставлять его нельзя, сами понимаете! Всем глотки перегрызет!
   Накал страстей мгновенно схлынул. Добровольца не нашлось. Все знали, как опасен Мирон, пусть даже сумасшедший. Тогда решили тянуть жребий. У одного из пацанов изъяли кепку, с которой он, следуя очередному капризу бандитской моды, не расставался в любую погоду, нарезали семь кусоков бумаги (покалеченный Витя был не в счет). На одном клочке нарисовали крест. Тот, кто его вытащит, отправится за жизнью Мирона. Затаив дыхание, ребята по очереди тянули жребий. На лицах тех, кто вытащил чистый листок, выражалось явное облегчение. Крест достался Гене. Он внутренне похолодел, проклиная злую судьбу, но для поддержания престижа попытался изобразить, будто безумно рад.
   – Прекрасно! Я сам этого хотел! – хорохорился Гена, жадно глотая коньяк.
   По мере наполнения желудка огненной жидкостью страх отступал, настроение улучшалось.
   «А чего такого? – думал захмелевший бандит. – Подумаешь, делов-то! Поеду прямо сейчас». Тут в голову пришла некая мысль, окончательно приведшая его в хорошее настроение. Если удастся завалить Мирона, остальные проникнутся к Гене глубоким уважением, будут бояться, уважать. Почему сегодня не смогли выбрать нового главаря? Да потому, что каждый считает себя не хуже других! После убийства Мирона Гена возвысится над окружающими, и тогда именно он сделается главарем. Когда умрет Мирон – Маршал с Матерым успокоятся. Северная бригада вновь займет подобающее ей в Н-ске положение, а господство Гены над ней станет неоспоримым. Стоп! Остается Кирилл! У него огромный авторитет среди пацанов. Проклятие! Где он сейчас – неизвестно, но когда вернется... «Ничего, – подумал бандит, – Кирилла мы на всякий случай тоже того!»
   – Все, братва! – объявил он слегка заплетающимся языком. – Поехал я! Буду ковать железо, пока горячо. Ждите здесь, шашлычков пожарьте! Часа через три привезу голову Мирона!
   Надо сказать, Гена уже изобрел коварный и практически безопасный для себя план убийства. Он задумал явиться к Мирону под видом важного дела, наплести с три короба и, когда жертва расслабится, вогнать нож в горло. Только как его достать? Мирон моментально насторожится, если Гена полезет под одежду, и не успеет тот вынуть перо – пришьет на месте. Гена взгрустнул было, но врожденная подлость незамедлительно подсказала блестящий выход из положения. Не надо ничего доставать! Нож, простой обеденный нож будет лежать на столе. Он соврет, будто безумно хочет есть, весь день маковой росинки во рту не было! Мирон хоть и сумасшедший вурдалак, но отказать голодному товарищу в куске хлеба не сможет. Они сядут за стол, покушают, выпьют, жертва расслабится. Гена непринужденно возьмет нож, якобы для того, чтобы отрезать себе хлеба, мяса, торта – в общем, чего угодно, и незамедлительно всадит в Мирона.
   Убаюканный подобными мыслями, он до отказа выжал газ и на предельно возможной скорости двинулся прямиком к своей смерти.
   После его отъезда ребята некоторое время молчали.
   – Вот что! – нарушил тишину Арбуз. – Не верю я Генке, хоть убейте! Навряд ли он сумеет замочить Мирона.
   – Ну и? – полуобернулся к нему Витя.
   – Возьму двух парней, гранатомет, ракетницы. Поеду следом. Подожду часа три-четыре. Если Генка не появится – жахнем по дому гранатой, ракетами. Всех, кто выскочит наружу, – из автоматов!
   – Шуму много, мусора всполошатся! – возразил Витя.
   – Это так, но игра стоит свеч!
   После некоторых колебаний план Арбуза получил единодушное одобрение.

* * *

   В этот день вопреки обыкновению Мирон не пил. Сидевший внутри бес то ли прилег отдохнуть, то ли временно отлучился повидаться с коллегами, то ли еще что. Короче, сегодня сознание было ясно, из глаз исчезли огоньки безумия. Впервые за долгое время Мирон задумался о своей жизни, усомнился в правильности совершаемых деяний. Стало жалко убитого, как считал он, Кирилла. Столько дел вместе сделали, не раз жизнь друг другу спасали! «Но ведь он пытался меня убить, – попытался оправдаться Мирон и тут же возразил себе: Правильно, а я? Я-то приказал его завалить! Может, правда, пора прекратить играть в Аль-Капоне, помириться с Маршалом, с Матерым... Нет! Ни за что!» – серным пламенем полыхнула в мозгу яростная мысль. Это бес, получивший нагоняй от начальства за самовольное оставление рабочего места, вернулся в Миронову душу. Все стало на свои места. С новой силой проснулись злоба к окружающему миру, подозрительность.
   Послышался шум подъехавшей машины. Мирон насторожился, но, узнав одного из своих ребят, успокоился.
   – Чего тебе, Генка? – спросил он, пропуская гостя в калитку.
   – Тут такие дела, такие дела! – зачастил тот и далее понес совершенную околесицу – дескать, ему с друзьями удалось вычислить тайное убежище Маршала, где тот должен появиться не позднее завтрашнего дня.
   Мирон обрадовался. Такой случай! Одного из главных врагов можно взять голыми руками. Без Жукова изрядно потрепанная Южная бригада развалится окончательно, Мирон возьмет под контроль ее территорию, удвоив таким образом свои силы. Затем расправится с надоевшими «ворами», постепенно подомнет другие группировки и, в конечном счете, сделается полновластным хозяином Н-ска. Мирон воспарил в мечтах. Ему уже грезились лавры небезызвестного Япончика.
   – Молодец, Генка, – похлопал он по плечу своего «сотрудника». – Небось голоден? Пойдем перекусим!
   Лишь только рука Мирона коснулась Генкиного тела, тот невольно вздрогнул, глаза непроизвольно забегали из стороны в сторону, но овеянный сладкими грезами главарь не обратил на это внимания.
   Охранники быстро накрыли на стол: вареное мясо, жареная картошка, помидоры, маринованные грибы, соленые огурцы. Посреди водрузили литровую бутылку водки. Для аппетита выпили по стакану, закусили грибами. Затем приступили к основной трапезе.
   – Мирон, дай нож мяса отрезать, – непринужденно попросил Гена, однако голос непроизвольно дрогнул.
   – На, – протянул финку тот, внимательно заглядывая в глаза парня. Их блудливое выражение Мирону не понравилось, не иначе он...
   Додумать Мирон не успел. Гена наотмашь полоснул ножом, целясь в горло своего шефа. Но подвела нервная дрожь, сотрясавшая тело с самого момента приезда на дачу. Вместо сонной артерии острое, как бритва, лезвие разрезало щеку, да и то слегка, так как Мирон успел машинально отклониться. Осознав, что план его рухнул, Гена опрокинул стол и, держа перед собой в вытянутой руке нож, начал пятиться к двери.
   – Не подходи, убью! – истерично кричал он. Охранники выхватили оружие.
   – Только живьем, – рявкнул Мирон. – Не вздумайте стрелять!
   Все трое дружно ринулись на несостоявшегося убийцу, выбили из его рук нож и, несмотря на отчаянное сопротивление, скрутили.
   – Так-так, – процедил Мирон, с ненавистью глядя на связанного Гену. – Замочить хотел, пидор! Меня, который тебя из грязи вытащил! Говори, кто послал! – рявкнул он, но, охваченный шоком, Гена молчал, лязгая зубами от страха.
   Мирон воспринял это молчание по-своему.
   – В партизаны решил играть. Козел! Ну-ну! Знаешь, что с ними в гестапо делали? Ах, да! Ведь ты у нас большой специалист по пыткам! Записки палача Сансона повсюду с собой таскаешь! Слушай, сявка, то, что ты там вычитал, ерунда! Душманы были гораздо изобретательнее! Сейчас я с тобой такое сделаю!..
   – Не надо! – отчаянно выкрикнул Гена. – Я все скажу! Тебя приговорили наши ребята, все, кто остался!
   Заикаясь от волнения, он подробно рассказал о совещании в больничном саду. К концу рассказа лицо Мирона совершенно почернело. «Продали, продали, гады! – захлебывались ненавистью мысли. – Всех кончу, козлов, ни одного не оставлю! Кругом враги, иуды!»
   О том, что истинным и единственным виновником случившегося являлся он сам, ослепленный гордыней Мирон не думал.
   Вместо этого он силился изобрести какую-нибудь особенно мучительную смерть для Генки-пидора. Отметая один за другим варианты, казавшиеся ему слишком гуманными, Мирон неожиданно нашел искомое.
   – Тащите паскуду в подвал, – приказал он охранникам и двинулся впереди процессии, потирая руки в предвкушении...
   В это время Арбуз и двое ребят из остатков Северной бригады – уже известные читателю Сережа с Леней – залегли в густых зарослях напротив дома.
   – Долго Генки не видно, не иначе – прокололся! – прошептал Леня товарищам. – Пора начинать!
   – Не суетись! – ответил Арбуз. – Подождем еще часок!
   На дворе окончательно стемнело. Будто лампочки на новогодней елке вспыхнули звезды. Жизнь в поселке замирала. Буквально в трех метрах от затаившихся бандитов прошла толстая деревенская баба, подгоняя хворостиной упрямую корову. «Ах ты, зараза паршивая, – приговаривала тетка. – Все нервы мне истрепала, дрянь бестолковая! У всех нормальные коровы, а у меня лахудра! Почему от стада отбилась?»
   «Му-му-му», – оправдывалась корова.
   Беседуя таким образом, они неторопливо скрылись в отдалении. Воцарилась мертвая тишина.
   Тихо было и в доме Мирона, но лишь потому, что рот Генке плотно забили кляпом, иначе, видя, какая участь его ожидает, бандит орал бы так, что переполошил бы всю округу.
   В подвале находилась котельная, которая работала и летом, поскольку Мирон любил принимать горячие ванны.
   Связанный, безмолвный Гена, с вытаращенными от дикого ужаса глазами валялся на бетонном полу, в то время как охранники усердно подбрасывали в топку уголь, разводя огонь посильнее.
   Мирон сидел на перевернутом ящике и покуривал сигарету, насмешливо поглядывая на обезумевшую от страха жертву.
   – Извини, Геночка, – издевался он. – Не сумел придумать чего-нибудь пооригинальнее. Хотел сперва кожу живьем снять да завязать вокруг твоей головы, как душманы с нашими пленными делали, но вот беда – ленив я стал на старости лет! Крови выйдет много, отмывать замучаешься! Поэтому мы с тобой по-простому, по-нашенски! И пользу принесешь, дом обогреть поможешь!
   Гена забился в попытках расшибить голову о бетон, но вовремя подоспевший Мирон помешал ему.
   – Еще чего захотел! – усмехнулся он, заботливо подкладывая под Гену пустые мешки и придерживая пленника коленом, дабы тот не откатился в сторону. – Легкой смерти ты не получишь! Впрочем, и та, которая тебя ждет, не столь страшна. Печка у меня хорошая, сгоришь быстро, качественно. Один пепел останется! Друзья спросят, где Гена? Где наш великий киллер, вызвавшийся замочить самого Мирона? Ан нет киллера, на удобрение пошел! Человеческий пепел для данной цели прекрасно подходит. В Освенциме да Бухвенвальде на этом бизнес делали. Сперва жмурика в крематорий, потом в мешок и фермеру. Нате, получите для улучшения урожая, за марки, естественно! Ну что, готово? – крикнул он ребятам.
   – Да, – хмуро отозвались охранники, которых мутило от предстоящей процедуры.
   – Тогда поехали!
   Отчаянно брыкающемуся Гене прикрутили руки к ногам и с трудом запихали в узкое отверстие топки. Так поклоннику литературного таланта Генриха Сансона довелось на собственной шкуре испытать одну из древних казней, описаниями которых он с упоением зачитывался. Из трубы дома повалил вонючий черный дым.

* * *

   Терпение у Арбуза наконец лопнуло.
   – После взрыва – ракетами по окнам, – сказал он, нацеливая гранатомет. – Затем автоматными очередями по всем, кто выскочит!

* * *

   Мирон поднялся в комнату, налил стакан виски и с удовольствием выпил. Охранники, избегая встречаться глазами с шефом, толпились в отдалении.
   – Боязно, детки? – насмешливо начал он. – В Афганистане...
   Докончить фразу Мирон не успел. Дом потряс оглушительный взрыв. Засвистели осколки, мгновенно превратившие обоих ребят в окровавленные куски мяса. Мирону повезло больше. Взрывная волна отбросила его к стене. Лишь один осколок попал в тело, рассек плечо. Сквозь выбитое окно влетела ракета. Словно сибирский шаман, в безумном танце она закружилась по помещению, воспламеняя все, к чему прикасалась.
   Мирон почти терял сознание, но отработанные годами рефлексы действовали безотказно. Подхватив лежавший поблизости автомат, он пополз к выходу, но не к главному, как рассчитывал Арбуз, а к запасному, в задней стороне дома, про который не знал никто, даже близкие друзья. Ракета, а за ней вторая полностью выполнили свои задачи. Дом пылал. Обожженный Мирон с трудом открыл дверь и вывалился в заросли репейника на заднем дворе. Затем, кое-как перемахнув через забор, хромая, побежал в лес.
   – Вон он!.. Смотри... Живой, козел!.. – разом вскрикнули знакомые голоса, и вдогонку беглецу затрещали автоматные очереди. Послышался шум ломающихся кустов. Погоня неумолимо приближалась. Куда было раненому, контуженому Мирону тягаться с молодыми, здоровыми парнями! Развернувшись, он дал наугад длинную очередь, и, хотя промахнулся, это значительно охладило пыл преследователей. Кроме того, судя по доносившимся из поселка возбужденным крикам, местные жители не на шутку всполошились. Появления милиции можно было ждать с минуты на минуту. Чертыхаясь и кляня себя за неудачу, Арбуз с товарищами повернули обратно.
   Шатаясь, падая, временами почти теряя сознание, Мирон брел в глубь леса, не разбирая дороги. Поселок остался далеко позади. Кругом толпились мрачные, безмолвные деревья. Впрочем, они только казались безмолвными. На самом деле деревья разговаривали, обсуждали его, Мирона!
   «Смотри, сынок, – громыхал старый дуб, обращаясь к молодому, росшему неподалеку. – Вот идет Мирон – садист, убийца и психопат. Он так надоел людям, что даже друзья мечтают о его смерти».
   «Точно, точно, – скрипучим голосом поддакнула старая ель. – Исключительный мерзавец! Лучшего друга приказал убить. Давайте схватим подлеца, задушим ветвями...»
   «...Давай... Давай... Давай...» – разом откликнулись гулкие, страшные голоса. Деревья начали угрожающе наклоняться к Мирону. Остатками разума он понимал, что это галлюцинация, но истерзанные нервы не выдержали. Истошно крича, Мирон бросился бежать изо всех сил. Автомат больно колотил по спине. Остановился он, лишь когда полностью обессилел, на широкой, поросшей высокой травой поляне. Мирон устало плюхнулся прямо на землю. Воздух с надрывным хрипом вырывался из легких. Минут через десять, немного отдышавшись, он дрожащими руками нащупал в кармане сигареты. Сломав подряд десять спичек, кое-как закурил, но тут же закашлялся. Сигаретный дым почему-то напоминал запах трупа заживо сожженного Гены.
   Внезапно Мирон понял, что рядом еще кто-то есть. Схватив автомат, он настороженно огляделся. Из зарослей на бандита жадно смотрели несколько пар глаз, горящих зеленым огнем. «Волки, – сообразил Мирон. – Эти живым не выпустят!»
   Полоснув по цепочке зеленых глаз автоматной очередью, он сломя голову ринулся прочь. Стая с кровожадным воем рванулась следом. Куда человеку, да еще полуживому от ран и усталости, тягаться в скорости с быстроногими жителями леса! Самый крупный зверь, вероятно вожак, вскочил сзади на спину, едва не свалив беглеца на землю. Волк слегка не рассчитал прыжка, поэтому вцепился не в шею, а немного ниже. Выхватив из кармана финку, ту самую, которой хотел убить его Гена, Мирон, отчаянно крича, несколько раз подряд вогнал нож в повисшее сзади мохнатое тело. С жалобным визгом волк откатился в сторону. По-прежнему крича, Мирон принялся полосовать короткими очередями по мечущимся вокруг серым четвероногим фигурам. Наконец патроны кончились. Яростно выругавшись, он отбросил в сторону ставшее бесполезным оружие.
   «Или всех перестрелял, или пошли искать более сговорчивую добычу! – немного успокаиваясь, подумал Мирон. – Я, вероятно, в рубашке родился!»
   Он ошибался. Волки ушли, повинуясь неосознанному ими приказу высшей силы. По делам Мирона смерть ему была уготована куда более страшная.
   Избавившись от волков, он долго брел вперед, не разбирая дороги, казалось, прошла целая вечность, хотя на самом деле от силы час. Постепенно деревья начали редеть. Показалась изрытая колдобинами, грязная, неухоженная проселочная дорога. Дойдя до нее, Мирон охнул, схватился за сердце и тяжело упал лицом вниз, на этот раз окончательно потеряв сознание.
   Он не слышал шума подъехавшей машины, возбужденных людских голосов и, лишь когда сильные руки перевернули его тело на спину, на мгновение открыл глаза. «Вот теперь точно конец», – подумал Мирон, увидев лицо склонившегося над ним Кирилла. Затем снова провалился в пучину беспамятства.

Глава пятнадцатая

   Удрав вместе с верными друзьями из города, Кирилл поселился в небольшой деревушке, отстоящей от Н-ска на сорок километров. Доставшийся по наследству от бабушки дом изрядно обветшал, но оставался вполне пригодным для жилья. Войдя в него и услышав скрип старых, рассохшихся половиц, он почувствовал ни с чем не соизмеримое блаженство, будто с души свалился огромный камень. Лешка с Федей также выглядели веселыми. Однако продолжалось это недолго. Нежданно-негаданно на Кирилла обрушились жестокие муки совести. Началось это в первую по приезде ночь. Надышавшийся чистым деревенским воздухом, убаюканный тишиной, Кирилл заснул быстро и сразу увидел перед собой бабушку. Она горько плакала, вытирая морщинистое лицо белым застиранным платочком.
   «Бабуля, что случилось? – бросился к ней Кирилл, но старушка, горестно всхлипнув, отмахнулась от него. – Чем я могу помочь?» – не отставал внук.
   «Ты лучше себе помоги, погляди, на кого стал похож!» – давясь слезами, сказала бабушка, протягивая небольшое зеркало.
   Кирилл посмотрел и ужаснулся. В зеркале кривлялось его собственное лицо, но боже, какое страшное! Гладкая, загорелая кожа сморщилась, острый раздвоенный язык непрерывно облизывал пунцовые губы, зеленые глаза злобно и воровато косились по сторонам. Цвет лица был темен, правда, не совсем, местами виднелись светлые пятна, иногда довольно большие.
   «Это твоя душа, Кирюша, – пояснила старушка. – Ты сам с ней такое сотворил!»
   «Бабушка, бабуленька! – в ужасе зарыдал он. – Что же мне теперь делать!»
   «Кайся! Еще не поздно», – ответила она, растворяясь в воздухе.
   Дальнейший сон был непрерывным кошмаром, в котором сменялись, подобно кадрам кинохроники, наиболее «выдающиеся» Кирилловы «подвиги». Каждое видение доставляло неописуемую душевную муку.
   Он проснулся в пять утра, весь в слезах, с искусанными до крови губами. Оба товарища громко храпели. Кирилл вышел во двор и, пригорюнившись на лавочке, закурил сигарету.
   – Вы внук Анастасии Васильевны? – послышался звонкий голос.
   Резко обернувшись, он увидел за соседним забором хорошенькую девчонку лет шестнадцати, одетую в ситцевое платье и синюю кофту. Голову ее покрывал белый платок.
   – Да, а откуда ты знаешь?!
   – Я Настя, ваша соседка, не помните? Мы виделись четыре года назад на поминках Анастасии Васильевны!
   «Четыре года назад! Тогда ей было лет двенадцать! Разве запомнишь такую козявку! Я ее небось даже не заметил!» – подумал Кирилл. Но вежливости ради пробурчал нечто утвердительное.
   – Правда, помните! – обрадовалась девочка, почему-то краснея, но вдруг посерьезнела. – Совсем забыли! Мне пора идти!
   – Куда в такую рань? – поразился Кирилл.
   – В соседнее село, в церковь на утреннюю службу!
   «Кайся! Еще не поздно!» – прозвучал в голове бабушкин голос.
   – Подожди, Настя, пойдем вместе! – решительно сказал он, перемахивая через забор.
   Дорога к храму растянулась в сознании Кирилла на целую вечность. Ноги подкашивались, голова нестерпимо болела, злобные яростные голоса визжали в уши: «Вернись! Вернись! Не смей туда идти!» Но он, не обращая на них внимания, упорно брел вперед, спотыкаясь на каждом шагу. Настя с испугом поглядывала на серое, покрытое мелкими каплями пота лицо своего спутника, но ничего не говорила, видимо, чувствовала его душевное состояние. У церковных дверей он едва не повернул обратно и лишь огромным усилием воли заставил себя войти внутрь. Окруженный молящимися людьми, Кирилл стоял как в тумане, ноги нестерпимо болели, хотелось упасть, но он держался. Лишь после исповеди стало значительно легче. Вопреки ожиданиям старый священник не ругал, не осуждал, не ужасался совершенным злодействам, а под конец сказал:
   – Господь милостив, если ты каешься искренне, он простит. Бог желает не гибели грешника, а его спасения. Иди с миром, сын мой!
   После этого Кирилл зачастил в церковь, не пропускал ни одной службы. С каждым разом идти туда было легче, после службы появлялось ощущение душевной легкости, чистоты. Леха с Федей относились скептически к неожиданной набожности старшего товарища, однако, зная его тяжелую руку, благоразумно помалкивали. Остальное время Кирилл проводил с Настей, ходил на речку, в лес за грибами. Девочка была явно неравнодушна к красивому, мускулистому парню, но он не пытался этим воспользоваться. Обращался бережно, как с ребенком. И это Кирилл, отъявленный бабник, переменивший за свою бурную жизнь столько женщин, что хватило бы на целый батальон! На Насте же он собирался жениться, правда, еще не осознавая этого. Решение помимо воли зрело где-то в глубине подсознания, проявляясь пока в нежной заботливости к этому доверчивому полуребенку.
   Он не знал, чем займется в дальнейшем, денег пока хватало, а там... Там видно будет! Одно лишь Кирилл решил для себя твердо – в банду он больше не вернется!
   Леха с Федей, не теряя даром времени, тоже обзавелись подругами, незамужними молодками. Каждый из трех друзей чувствовал себя на свой лад прекрасно. В ту ночь, когда пацаны из Северной бригады охотились за бывшим шефом, Кирилл с Лехой решили съездить в Н-ск, чтобы забрать некоторые необходимые вещи. «Если Мирон и выставил засаду около дома, – мысленно рассуждал Кирилл, – то теперь наверняка снял. Времени прошло достаточно, к тому же, воюя на два фронта, он не может распылять людей».
   Машина долго тряслась по ухабистому проселку. Благодаря яркой луне видимость была хорошая. Они приближались к повороту на Никитинское шоссе, как вдруг сидевший за рулем Леха резко затормозил.