Деверо Джуд. Бархатная песня

   — Как такое маленькое существо может быть таким опасным? — спросил он у сонной Аликс.
   Он звучно щелкнул ее по заду, отодвинулся, чтобы встать, и потянулся.
   — Поднимайся! — приказал Рейн. — Мы здесь загостились. Нам еще два дня добираться до дому.
   Аликс не слишком нравилась мысль опять ехать верхом, и лицо ее выразило нежелание. Она бы с удовольствием осталась здесь — в постели вместе с Рейном — и на много дней.
   — Аликс, не искушай меня. Сейчас же вон из постели, или я вернусь в лес и пусть люди Гевина провожают тебя в замок Монтгомери.
   Едва услышав это, она вскочила и через секунду уже натягивала через голову рваное белое платье.
   — До чего же оно грязное, — заметил Рейн, едва прикоснувшись к нему пальцем, — но Джудит найдет тебе платья, подобающие одной из Монтгомери. Приятно будет увидеть тебя одетой, как тебе положено, но мне нравятся твои волосы вот такими. — И он потрепал локоны Аликс, словно она по-прежнему была его оруженосцем.
   Времени было уже в обрез, когда он вытолкнул ее из дверей и усадил в седло. Аликс еще никогда не видела рыцарей в услужении, кроме посланцев Гевина. Рейну стоило только сделать еле заметный знак, и люди сразу же приступили к исполнению обязанностей. Они быстро и ловко почистили доспехи пагнеловского стражника, которыми завладел Рейн, а сам он снова оделся в зеленые шерстяные одежды, которые носил в лесу. Один из рыцарей бросил на него такой удивленный взгляд, что Рейн рассмеялся.
   — От них вдобавок все тело чешется, — сказал ни. — Аликс, ты готова?
   Не успела она ответить, как они уже выехали со двора галопом, к которому она привыкла, будучи его оруженосцем. Аликс не удивилась, что Рейн ехал так до самой полночи. Но что ее действительно удивляло, так это, как относились к ней рыцари Гевина. Они осведомлялись, как она себя чувствует и не устала ли она. Когда они остановились, чтобы поесть и дать отдых коням, один из рыцарей преподнес ей цветы. Другой расстелил свой плащ на земле, чтобы она могла сесть. И никто, казалось, не замечал, что подбитый мехом плащ был неизмеримо дороже, чем ее простое платье.
   Удивленно и недоверчиво взглянула она на Рейна, но он даже не замечал этого рыцарского внимания. Один из них попросил позволения сыграть для нее на лютне, и, когда потом трое рыцарей запели, Рейн с некоторым весельем взглянул на Аликс, потому что те пели не очень хорошо. Однако Аликс отвернулась, потому что эти рыцари, такие вежливые и добрые, казались ей самим совершенством.
   Усаживая ее снова на лошадь, Рейн пояснил:
   — Они испытывают на тебе свои рыцарские приемы. Надеюсь, ты смиришься с этим.
   «Смириться с этим!» — подумала Аликс, когда они снова пустились в дорогу. У нее было такое ощущение, словно она узрела благодать небесную при таком рыцарском служении, и, разумеется, могла с ним смириться.
   Ночевали они в гостинице, и Аликс смущало ее одеяние. Но в том не было необходимости. Хозяин гостиницы только один раз взглянул на Рейна и на двадцать рыцарей в их богатых зеленых, с золотым шитьем, дублетах и буквально стелился ковром. Им была подана такая еда, которую она никогда прежде не пробовала и даже не видела, и в таком количестве, что Аликс разинула рот.
   — Ты им позволить сесть за стол вместе с тобой? — спросил ее Рейн.
   И она не сразу поняла, что он спрашивает ее разрешения для этих прекрасных рыцарей разделить с ней трапезу. Широко улыбаясь, она пригласила их садиться, показав на стулья.
   Застольные манеры рыцарей были так хороши, что Аликс чрезвычайно внимательно следила за своими собственными. За ужином рыцари предлагали ей самые лакомые кусочки мяса и отборные фрукты. Один рыцарь очистил яблоко, отрезал верхнюю часть и преподнес Аликс на блюде, осведомившись, не соизволит ли она принять это подношение.
   Они выразили ей сочувствие из-за потери голоса, а Рейн рассмеялся и сказал, что они и вообразить не могут, о чем сожалеют. И рыцари с достоинством попросили лорда Рейна объяснить свои слова. Он сказал, что никто не поверит ему, но у нее очень громкий голос, и Аликс покраснела.
   В их комнате оказалась большая мягкая, блестевшая чистотой постель, и Аликс сразу же уютно улеглась под легкое одеяло. Через считанные секунды Рейн присоединился к ней, притянул к себе и стал ласково поглаживать ее живот, смеясь, когда ребенок в ответ толкался.
   — А он сильный, — произнес Рейн, засыпая, — здоровый сильный ребенок.
   Утром хозяин гостиницы постучал в их дверь и преподнес свежий хлеб, горячее вино и двадцать красных роз от рыцарей Гевина.
   — К этому их приучила Джудит, — сказал Рейн, одеваясь. — Они все почти влюблены в нее, и, сдается, ты тоже завоевала их сердца.
   Аликс покачала головой и жестами дала ему понять, что они так предупредительны к ней из-за ее брачных уз.
   Рейн поцеловал Аликс в нос.
   — Да наверное, все мужчины могут влюбиться и женщину, которая постоянно молчит.
   Аликс схватила подушку и запустила в него, задев по голове.
   — Это так ведет себя леди, да? — поддразнил он ее. Но несмотря на беспечность тона, Аликс весь день тревожилась о сказанных им словах. Она не принадлежала к его кругу и не знала, как ведут себя настоящие дамы. И как ей встретиться с этим образцом приличных манер, Джудит Монтгомери, если на ней, Аликс, все еще прожженное, грязное, бесформенное платье, похожее на мешок?
   — Аликс, что с тобой? Что я вижу: у тебя слезы на глазах? — спросил Рейн, сидевший рядом.
   Она попыталась улыбнуться, притворяясь, что в глаз попала соринка и что через минуту все будет в порядке. После этого она старалась владеть собой получше, но, когда вдали показался замок Монтгомери, ей захотелось поджать хвост и куда-нибудь скрыться.
   Массивная каменная крепость, насчитывающая несколько столетий, была еще громадной, чем она себе представляла. Вот они подъехали ближе, и Аликс казалось, что старые стены сейчас обрушатся ей на голову.
   Рейн направил всех к черному ходу, чтобы как можно меньше народу узнало об их приезде. Тропинка, ведущая к воротам, шла между двух высоких каменных стен, и, пока они ехали, с них то и дело слышались радостные восклицания стражников, приветствовавших Рейна. А он был здесь настолько свой, что стал казаться Аликс чужим и незнакомым. Люди, без слов исполняющие его приказания, огромный замок и все это пространство очень подходили ему, гораздо больше, чем лагерь бродяг в лесу.
   Они въехали во двор, и Аликс с удивлением увидела за стенами несколько на вид очень удобных домов со множеством окон. В тех немногих замках, где они с Джослином пели, владельцы все еще обитали в башнях, отчего в замках было совсем неудобно жить, и многие из них уже обезлюдели.
   Они только успели остановить лошадей, когда из небольшого, обнесенного стеной сада выбежала изумительно прекрасная женщина в красном шелковом платье, блистающем шитьем.
   — Рейн! — воскликнула она и раскрыла объятия. «Но петь она не смогла бы», — самолюбиво подумала Аликс, глядя, как муж соскочил с коня и побежал навстречу женщине.
   — Джудит, — сказал он, хватая ее, кружа в воздухе и целуя прямо в губы, по мнению Аликс, чересчур энергично.
   — Миледи, — донесся слева чей-то голос, — позвольте помочь вам спешиться?
   Не отрывая взгляда от Рейна и утонченно-изящной Джудит, Аликс позволила снять себя с лошади.
   — Но где она, Рейн? — тем временем говорила Джудит. — Твое послание было таким туманным, что мы едва его поняли. Мы, наверное, ослышались но посланец сказал, что твою жену едва не сожгли на костре.
   — Это верно. Я спас ее в самый последний момент. — И голос Рейна звучал очень горделиво. Обвив одной рукой Джудит, он подвел ее к Аликс и тоже легонько ее обнял.
   — Вот это Аликс, а это прекрасное видение — жена моего недостойного ее брата.
   Аликс кивнула, во все глаза уставясь на свою невестку. Еще никогда в жизни она не видела ничего подобного: золотисто-карие глаза, каштановые волосы, едва видные из-под остроконечного головного убора, расшитого жемчугом, и маленькая, но чувственных очертаний фигурка.
   Джудит вырвалась из объятий Рейна:
   — Ты, наверное, устала. Идите со мной, и я устрою ей сейчас горячую ванну.
   Она взяла Аликс за руку и повела к дому. — Да, Джудит, — крикнул вдогонку Рейн, — из-за дыма на костре она потеряла голос.
   Идя рядом, Аликс чувствовала напряжение Джудит и поняла: ей не понравилось, что Рейн осмелился жениться на простолюдинке, и Аликс постаралась смигнуть набежавшие слезы.
   — Да, ты устала, — заметила сочувственно Джудит, но в голосе слышалась какая-то ирония.
   У Аликс не было времени разглядывать дом, пока Джудит вела ее по лестнице вверх. Они вошли в большую, обитую деревянными панелями комнату. В этой комнате можно было бы поместить четыре ее мортоновских дома.
   Тяжелые шаги на крыльце заставили Джудит обернуться. На пороге стоял ухмыляющийся Рейн.
   — Она хорошенькая, правда? — сказал он, нежно глядя на Аликс. — Очень скверно, что у нее нет сейчас голоса, но это, конечно, пройдет.
   — Но благодарить ей тебя не за что, — сказала Джудит, подводя Аликс к креслу.
   — Что такое? — спросил изумленный Рейн. — ведь я ее спас.
   И тут Джудит круто обернулась к Рейну.
   — От чего ты ее спас? Из ловушки Пагнела? Но ведь ее использовали как наживку, чтобы заманить тебя, Рейн, — успокаиваясь сказала она. — Я думаю, тебе лучше уйти. Вряд ли твоей милой женушке захочется услышать, как я буду тебя пилить.
   — Вот прекрасно! — фыркнул Рейн. — А по какой такой причине ты на меня сердишься? — Он явно обиделся.
   — Рейн, ты испытываешь мое терпение, — предупредила Джудит. — Аликс, ты голодна?
   — Послушай, Джудит, если ты хочешь что-нибудь сказать, так выкладывай сразу!
   — Хорошо, но сейчас выйди из комнаты. Твоей жене надо отдохнуть.
   Аликс начала понимать, что имеет в виду Джудит. Она схватила невестку за руку и взглядом очень выразительно попросила ее продолжать. Она сама бы хотела очень многое сказать сейчас Рейну.
   Джудит заговорщически подмигнула Аликс и опять обернулась к Рейну:
   — Ладно, я скажу все как есть. Вы, мужчины, все до единого, все четыре брата, можете тащить за собой женщину через всю Англию, совсем не думая о ее безопасности или удобствах.
   Рейн разинул рот:
   — Да, но мы ночевали сегодня в очень удобной гостинице.
   — Вы — что? Ты привез свою жену, знатную даму, в общественное место в таком виде? Да как ты посмел, Рейн? Как ты можешь таким образом обращаться с женщиной?
   — А что я должен был по-твоему делать? Покупать ей платья? А может, мне надо было наведаться в Лондон и попросить у короля штуку шелка?
   — Не пытайся разжалобить меня из-за того, что король объявил тебя изменником. Твои беды — следствие твоей вспыльчивости, как у всех Монтгомери.
   При этих словах Аликс захлопала в ладоши. Джудит слегка улыбнулась, взглянув на нее, а Рейн разозлился:
   — Вижу, что я здесь лишний.
   — Нет, тебе не удастся сбежать, — отрезала Джудит. — Ты сейчас спустишься вниз и вытащишь Джоан сюда, где бы она ни прохлаждалась, пусть даже в постели, и прикажешь ей приготовить ванну. Ой, Рейн, ну как ты мог так поступить с этой бедной девочкой? Будущей матерью твоего ребенка? Уже прошло несколько дней после костра, а она все еще в грязном платье. И как же ты должен был гнать лошадей, чтобы примчаться сюда так быстро! А теперь ступай, помойся сам и оденься как подобает.
   Все еще разинув рот, Рейн повернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Вздохнув, Джудит снова обернулась к Аликс.
   — Нужно уметь постоять за себя, иначе мужчины возьмут над нами верх. Ты в порядке? Рейн тебе не повредил своей спешкой, нет?
   Аликс отрицательно мотнула головой, глядя на Джудит с восхищением и начиная ее любить.
   — Это хорошо, что все трое мы крепки и выносливы, иначе уже давно бы отошли в мир иной.
   Аликс подняла три пальца и вопросительно нахмурилась.
   — Третья — это Бронуин, жена Стивена. Ты скоро с ней познакомишься. Она прекрасная женщина, само совершенство, но Стивен таскает ее повсюду за собой и заставляет спать на земле в одном шерстяном пледе. Это просто ужасно.
   Стук в дверь прервал рассказ Джудит, и вошли слуги с большой лоханью и ведрами горячей воды.
   — Да, мне надо будет почаще поручать Рейну разные дела — он очень расторопен.
   Аликс еле слышно хихикнула, и Джудит улыбнулась:
   — Они все хорошие. И я не променяла бы Гевина ни на кого в мире, но иногда приходится немного повысить голос. Когда ты перестанешь боготворить своего мужа, то станешь на него тоже покрикивать. Ты, конечно, сейчас мне не веришь, но потом увидишь, что я права.
   Аликс только улыбнулась и дала отвести себя к лохани.

ГЛАВА 16

   Рейн, тоже сидя по шею в горячей воде, все еще злился и враждебно взглянул на отворившуюся дверь. В комнату ворвался Гевин.
   — Майлс увез девицу Чатворт с собой в Шотландию, и, насколько мне известно, ему пришлось тащить ее туда насильно, а она все время осыпала его проклятиями. Дьявол бы его побрал! — сказал Гевин возмущенно. — И почему у меня столько неприятностей с моими младшими братьями? Вот только Стивен…
   — Тебе лучше замолчать, — предупредил Рейн, — я сейчас в таком настроении, что кому угодно проткну брюхо мечом.
   — Что стряслось на этот раз? — спросил устало Гевин, садясь напротив. — У меня и так хлопот больше, чем надо. Или твоя жена сказала тебе слово поперек?
   — Нет, не моя жена. — И Рейн немного помолчал. — Что ты собираешься предпринять насчет Майлса? Ты думаешь, он отвез ее к Стивену?
   — Я могу только надеяться на это. С Майлзом сейчас сэр Гай. Может, хоть он сумеет его вразумить.
   — А как ты объяснишь, почему Майлс удерживает эту девицу при себе? Для чего, кроме удовольствия? И не могу представить, что наш младшенький принуждает женщину силой, как не могу вообразить, что какая-нибудь женщина может ему отказать.
   У него никогда не было никаких трудностей по этой части.
   — Один из людей Майлса сломал себе руку вскоре после того, как леди Элизабет привезли в лагерь, и он отстал от него, а я перехватил этого человека.
   — Ну и что плохого он тебе поведал? Уж верно, новость не настолько скверная, чтобы сидеть с вытянутым лицом?
   — В шатре Майлса было тогда четыре человека, когда приехал посланец Пагнела. Он вошел, и все наставили на него мечи. Приезжий нес длинный сверток. Едва ступив на порог, он бросил сверток на пол и, толкая ногой, стал разворачивать.
   — Ну и? — с беспокойством спросил Рейн.
   — Он развернулся прямо у ног Майлса. В ковре оказалась Элизабет Чатворт, и она была ничем не прикрыта, кроме своих длинных до колен, светлых волос.
   — И что сделал наш младший братец? — спросил Гевин, раздираемый одновременно смехом и страхом представляя в воображении эту сцену.
   — Насколько мне известно, все словно к месту приросли и только глазели, а леди Элизабет вскочила с пола, схватила с постели одеяло и боевой топорик из угла и набросилась на Майлса.
   — Она не ранила его?
   — Нет, он сумел увернуться и выслал людей из шатра. А когда леди стала браниться на чем свет стоит, сэр Гай отвел людей на достаточное расстояние.
   — Но на следующее утро она уже, наверное, ворковала с ним? — улыбнулся Рейн. — Наш младшенький знает подход к женщине.
   — Не знаю, что было после. Через час тот человек, который мне все это рассказал, сломал руку и его отослали к Майлсу домой.
   — Но тогда как же ты узнал, что они отправились в Шотландию? — поинтересовался Рейн.
   — Я поскакал туда, где Майлс стоял лагерем, и расспросил нескольких тамошних торговцев. Майлс со своими людьми уехал неделю назад, и кое-кто слышал, как они говорили, что направляются в Шотландию.
   — А по какой причине — неизвестно?
   — А кто может понять, что у Майлса на уме? Уверен, что он не причинит зла девушке, но, боюсь, будет держать ее в плену, чтобы отомстить Чатвортам.
   — Майлс всегда готов сразиться с мужчиной, но он не станет вымещать злобу на женщине. Такие шутки по части Чатвортов, — угрюмо заметил Рейн. — Уверен, что у него была веская причина, чтобы увезти девушку из Англии. Что ты намерен предпринять?
   С минуту Гевин молчал.
   — Я оставлю его у Стивена. Посмотрим, может, он с ним справится. У Бронуин тоже умная голова. Может, она сумеет уговорить Майлса.
   — Сомневаюсь, что он кого-нибудь послушает, если дело касается женщины. Если девица не влюбилась в него через десять минут после встречи, значит, это первый раз в его жизни. И Майлс расценил эту холодность как вызов.
   Гевин фыркнул:
   — Ну, каковы бы ни были причины для такого поведения, Майлс явно рискует разгневать короля. Король очень переменился после смерти старшего сына.
   Рейн вышел из лохани, вытерся и лягнул груду одежды на полу.
   — Эх, хорошо бы некоторое время отдохнуть от всего этого.
   — Как долго ты сможешь пробыть дома?
   — Три, самое большее — четыре дня. Мне нужно снова вернуться в лагерь.
   — Неужели они так иного значат для тебя, твои беззаконники?
   Рейн на минуту задумался:
   — Они не все преследуются по закону, и, может, доведись тебе жить так же, как им, у тебя были бы другие понятия о добре и зле.
   — Воровать всегда и при всех условиях — плохо, — твердо заявил Гевин.
   — А если бы Джудит и твой новорожденный сын умирали с голоду, ты бы мог сидеть и смотреть на это спокойно? Если бы они хотели есть, а мимо везли хлеб в тележке, ты что, оставался бы при своих высоких моральных принципах и дал ей спокойно проехать?
   — Не хочу вступать с тобой в спор. Скажи, Аликс знает, что ты собираешься вернуться в лес?
   — Нет, еще не знает. И не уверен, что я ей скажу, я просто улизну потихоньку. Иначе она, конечно, захочет поехать со мной. А я хочу, чтобы она осталась здесь, с тобой и Джудит. Хочу, чтобы она жила так, как никогда ей еще не доводилось.
   Одним движением он смахнул лесную одежду в угол и потянулся к черному бархатному, вышитому серебром дублету.
   — А это что? — спросил Гевин и нагнулся, чтобы поднять вещь, выпавшую из груды грязной одежды. Он держал в руках золотой пояс.
   — Это львиный пояс Аликс, так она его называет, но я даже ради спасения души не смог бы разглядеть изображение льва. Один из стражников отнял у нее пояс во время судебного процесса, и я приложил чертовские усилия, чтобы его вернуть.
   Гевин, нахмурившись, поднес пояс к свету и стал сосредоточенно разглядывать.
   — Он кажется старинным. Правда?
   — Аликс, кажется, говорила, что в ее семье он передавался от матери к дочери с незапамятных времен.
   — Львиный пояс, — пробормотал Гевин. — Знаешь, он мне кажется знакомым. Пойдем, спустимся в зимнюю гостиную.
   Одевшись, Рейн последовал за братом в комнату с дубовыми панелями. На одной из стен висел старый выцветший гобелен. Он висел на этом месте уже несколько столетий и как бы слился со стеной, так что Рейн его почти не замечал.
   — Тебе отец никогда не рассказывал об этом гобелене? — спросил Гевин. И когда Рейн покачал головой, продолжил: — Он выткан во времена Эдуарда Первого и изображает чествование величайшего рыцаря того века, которого прозвали Черным Львом. Смотри, вот он там верхом на коне, а прекрасная дама рядом — его жена. Взгляни, что у нее там на талии.
   Рейн, несколько уже утомленный семейными преданиями, взглянул, но ничего особенного не увидел. Его всегда занимало только настоящее, только текущий день, а не вековая старина.
   Гевин вопросительно взглянул на брата;
   — А я заметил пояс и рисунок на поясе уже давно. Имя супруги Черного Льва тоже таило в себе намек на нечто львиное, и Лев подарил своей жене на свадьбу пояс, изображающий льва и львицу.
   — Но ты же не думаешь, что у Аликс тот самый пояс? Ведь тогда ему не меньше двухсот лет.
   — А ты взгляни на места, где он особенно поношен, — сказал Гевин, рассматривая пояс. — Звенья уже укреплены железной проволокой, и рисунок почти стерся, но, судя по застежке, это должно быть изображение львов.
   — Но каким образом он мог оказаться у Аликс? Однако Гевину не надо было долго докапываться до корней родословной новой невестки.
   — Черный Лев был сказочно богат, но у него был только один сын и восемь дочерей. Каждой из них он дал огромное приданое, а старшей в наследство перешел и львиный пояс, с условием, чтобы она со временем тоже передала его своей старшей дочери.
   — Но ты же не думаешь, что Аликс… — начал Рейн.
   — Первенца-сына Черного Льва звали Монтгомери, и это от него произошли все наши предки. Ты разве не помнишь, что отец всегда сравнивал тебя с Черным Львом? Трое из нас, братьев, были высокие, худые и светловолосые, а ты, четвертый, всегда был ниже ростом и плотнее.
   Рейн вспомнил, как его часто дразнили этим в детстве и как он иногда думал, что братья и сестра ему лишь наполовину родные, но ему было всего двенадцать лет, когда отец умер, и он многого не знал и не помнил.
   — Отец говорил, что ты похож на него. — И Гевин показал на черноволосого всадника на вздыбленном жеребце, вытканных на гобелене.
   — И ты считаешь, что пояс Аликс мог когда-то принадлежать жене этого всадника? Рейн взял пояс у брата.
   — Она очень им дорожит и никогда с ним не расстается. Я знал, что его отнимут у нее, когда будут судить. Она мне об этом ничего не сказала, но прошлой ночью он ей, наверное, приснился, и она плакала, вспомнив про эту золотую полоску.
   — А тебе известно, что Черный Лев был женат на женщине более низкого, чем он, происхождения? Между прочим, в сравнении с Черным Львом все Монтгомери почти нищие.
   Рейн потер пальцами выцветший, сильно потускневший пояс.
   — Это все невероятно, хотя иногда мне кажется, что я знаю Аликс очень давно. У меня были женщины покрасивее и относились они ко мне с большим уважением, но когда я увидел ее в первый раз… — Он напнулся и рассмеялся. — Когда я увидел ее в первый раз, то решил, что это юноша, и еще я подумал, что, если бы у меня был сын, то он походил бы на этого мальчика. Что-то было в ней такое… Не знаю, как тебе объяснить. Ты то же самое почувствовал к Джудит?
   — Нет, — резко ответил Гевин и отвернулся. Он ненавидел само воспоминание о том, как обошелся С Джудит, когда они только поженились.
   — Но коли речь зашла о твоей жене, — продол — жал Рейн, — то знай, что она как следует меня отчитала, не успел я приехать. Гевин рассмеялся:
   — А чем ты провинился? Насколько мне известно, она вообще-то не устает тебя всячески хвалить.
   — Она сказала, что я плохо обращаюсь со своей женой и поэтому привез ее сюда.
   — Это из-за короля? Но мы с ней это уже обсудили, и она согласилась, что несколько дней ты можешь провести здесь, ничего не опасаясь. Донос, если кто-нибудь тебя узнает, нескоро достигнет королевских ушей.
   — Нет, она отругала меня не из-за этого. — И Рейн сказал это искренно удивляясь. — Она бранилась из-за того, что я не покупаю платья для своей жены. Она, очевидно, думает, что я могу возить ящик с женскими нарядами, приторочив его к седлу.
   — Очень рада, что пришла как раз вовремя и могу себя защитить, — сказала Джудит, появившись в эту минуту на пороге и улыбаясь. Она сразу же подошла к мужу и поцеловала его. — Ты в порядке? Как чувствуешь себя?
   — Хорошо, насколько это возможно, — ответил Гевин, прижимая жену к себе. — Но что это я слышу, почему ты бранишь моего брата? Надеюсь, ты его не побила вдобавок? Ведь он будет послабее меня.
   — Да, он очень хрупкого здоровья, — вкрадчиво улыбаясь, ответила Джудит. — Все твои братья слабы, как весенние цветочки. — И улыбнулась Рейну. Оба мужчины намного превосходили ее ростом. — Я только и сказала, что Рейну не надо было тащить беременную жену через всю страну, что она больна — так как сильно наглоталась дыма, — а одета хуже, чем самая бедная служанка, приставленная к самой грязной работе.
   Джудит еще хотела что-то прибавить, но обернулась. На пороге появилась Аликс, но такой еще никто ее не видел. На ней было темно-красное бархатное платье. Низкий, квадратный вырез был подчерк нут тяжелой серебрянной цепочкой с большим фиолетово-красным аметистом посередине. На голове высился остроконечный головной убор из серебряной нити, расшитый пурпурными цветами. Ее глаза цвети фиалок сверкали как бриллианты.
   Рейн подошел, взял ее руку и поцеловал.
   — Я потрясен твоей красотой, — честно признался он.
   — И ты совсем другой, — прошептала Аликс.
   — Но ты и говорить можешь! А как насчет пения?
   — Не торопи ее, Рейн, — вмешалась Джудит. — Я дала ей медовое питье на травах, но она быстрее поправится, если будет молчать. Обед готов. Кто-нибудь хочет есть?
   Аликс радовалась, что не может говорить. Да она бы и не смогла что-нибудь сказать, даже если бы голос вернулся. Ей Рейн всегда казался непохожим на других, даже в своем лесном одеянии, но теперь в черном бархатном дублете, шитом серебром, он внушал почтение. Он так соответствовал обстановке этого великолепного дома и совсем не удивлялся, что окружающие ему низко кланяются.
   Пока Рейн вел ее в Большой холл, где были накрыты столы, Аликс пришлось сделать немало усилий, чтобы не глазеть по сторонам, разинув рот. Ужин в гостинице ей казался пиршеством, но здесь было наставлено столько еды, что хватило бы на всю деревню.
   — Кто все эти люди? — прошептала она Рейну. (За столом сидело больше сотни человек.)
   — Это рыцари Гевина, несколько моих и Стивена. Вот те — из рода Монтгомери, наши кузены. Спроси у Гевина, он все точно знает насчет родства. — И он показал ей на конец стола, где были их места. — А некоторые просто живут в замке, на содержании владельцев. Спроси у Джудит, она знает всех и каждого.