Деверо Джуд. Бархатный ангел

Джуд Деверо
Бархатный ангел

   Посвящается Джоан Шулхафер, моему первому издателю, а «последствии — другу. Спасибо за твою любовь, юмор, но более всего за то, чему ты меня научим.

Глава 1

Юг Англии

Август 1502 года

   Элизабет Чатворт стояла на краю крутого обрыва, возвышающегося над обширным полем ячменя. Внизу с косами на плечах брели казавшиеся лилипутами крестьяне, некоторые ехали верхом на лошадях, один погонял упряжку быков.
   Но Элизабет не видела ничего вокруг себя: высоко поднятый подбородок она держала так твердо, что, казалось, не было силы, способной заставить опустить его. Порыв теплого ветра едва не сбросил ее с обрыва, но Элизабет, широко расставив ноги, устояла. Если даже случившееся с девушкой сегодня и то, что ожидало в будущем, не поколебало ее духа, то что ей ветер!
   Ее зеленые глаза были сухи, губы плотно сжаты, в горле застряли злость и слезы. Пытаясь успокоить рвущееся на части сердце, она глубоко и часто дышала, и было видно, как судорожно подергиваются мышцы лица. Порывы ветра трепали копну ее спутанных золотистых волос, и незаметно для Элизабет последняя жемчужина из ее прически соскользнула по грязному, оборванному красному платью на землю. Пышный наряд, который она надела на свадьбу подруги, был изорван в клочья, волосы спутались и развевались на ветру, на щеке темнело грязное пятно. Руки девушки были грубо связаны за спиной.
   Элизабет подняла глаза и, несмотря на яркий дневной свет, не моргая, взглянула в небо. От рождения наделенная ангельской внешностью, никогда еще не выглядела она такой нежной и спокойной, не была так похожа на небесное создание, как в эту минуту: густые, тяжелые волосы струились по спине, словно шелковая мантия, а разорванное платье делало ее похожей на христианскую мученицу. Но Элизабет была далека от сладостных мыслей о всепрощении.
   — Я буду бороться до последней минуты, — пробормотала она, глядя в небо. Ее глаза потемнели и стали цвета изумруда в лунную ночь. — Ни один мужчина не возьмет надо мною верх. Ни один мужчина не заставит меня подчиниться его желаниям.
   — Молишься Господу Богу? — раздался за спиной голос человека, полонившего девушку.
   Медленно, словно ей некуда спешить, Элизабет повернулась к мужчине, и ее ледяной взгляд заставил его сделать шаг назад. Он был такой же хвастунишка, как и это мерзкое создание Пагнелл Уолденгэм, которому он служил, но как и всякая мелкая сошка был в отсутствие хозяина еще и трусом.
   Джон нервно кашлянул, затем шагнул вперед и схватил Элизабет за плечо.
   — Может, ты и считаешь себя важной леди, но сейчас я твой господин.
   Не подав вида, что он причиняет ей боль, Элизабет посмотрела ему прямо в глаза — в конце концов, за свою жизнь она перенесла более чем достаточно физических и душевных мук.
   — Ты никогда не станешь чьим-либо господином, — сказала она спокойно.
   На мгновение Джон слегка отпустил ее плечо, но в ту же секунду рванул к себе, а затем грубо оттолкнул.
   Элизабет чуть не упала, но все-таки ей удалось сохранить равновесие, и она пошла вперед.
   — Каждый мужчина является господином какой-нибудь женщины, — произнес Джон. — Такие, как ты, просто еще не осознали этого. Все, что тебе требуется, это настоящий мужчина, который оседлает тебя: тогда поймешь, кто твой господин. А, насколько я слышал, этот Майлс Монтгомери как раз такой человек, какой тебе требуется. — Услышав имя Монтгомери, Элизабет споткнулась и упала на колени.
   Джон громко и неестественно расхохотался, словно ему удалось одержать победу. Он стоял рядом и нагло смотрел на Элизабет, делавшую попытки подняться: ноги ее запутались в юбке, а связанные руки делали движения неуклюжими.
   — Что? Испугалась предстоящей встречи с Монтгомери? — язвительно бросил Джон, рывком поставив ее на ноги. Он коснулся ее бархатистой щеки цвета слоновой кости и провел грязным пальцем по нежным губам. — И как только подобная красотка может быть такой ведьмой? Мы могли бы с тобой быть повнимательнее друг к другу, и лорд Пагнелл никогда не узнал бы об этом. Какая разница, кому быть первым? Монтгомери все равно лишит тебя девственности, днем раньше или позже.
   Элизабет плюнула ему прямо в лицо. Попытка увернуться от его пощечины стоила ей липшей боли в измученном теле. Элизабет пригнулась и побежала. Связанные руки мешали бежать быстро, поэтому Джон легко догнал ее, схватил за обрывки юбки и швырнул на землю.
   — Ну и сука! — выдохнул он, переворачивая девушку на спину и раздвигая ей ноги. — Ты заплатишь за все. Я старался быть снисходительным, но ты заслуживаешь хорошей порки.
   Руки Элизабет, прижатые к земле собственным телом, причиняли нестерпимую боль, и, как она не сдерживалась, ее глаза все равно наполнились слезами.
   — Ты не посмеешь бить меня! — произнесла она с уверенностью в голосе. — Пагнелл узнает об этом и накажет тебя. Мужчины, подобные тебе, никогда не рискуют собственной шкурой.
   Джон схватил ее за грудь и стал жадно целовать в губы, но Элизабет даже не шевельнулась. Озлобленный ее поведением, он отпрянул и направился к лошадям.
   Элизабет присела и попыталась успокоиться. Это ей удалось, и теперь она хотела сберечь силы перед предстоящим тяжелым испытанием.
   Монтгомери! Только это имя вертелось в голове. Имя Монтгомери, казалось, было причиной всех ее несчастий и бед. Из-за Монтгомери ее невестка утратила красоту и частично лишилась рассудка. Монтгомери был виновен в позоре ее старшего брата и исчезновении второго брата, Брайана, и в довершение ко всему — Монтгомери стал причиной ее похищения.
   На свадьбе у своей подруги Элизабет случайно подслушала, что отвратительный Пагнелл, которого она знала таким всю жизнь, собирается отдать хорошенькую молоденькую певицу своим развращенным родственникам для совершения обряда суда над ведьмами. Когда Элизабет попыталась спасти девушку, Пагнелл поймал их и в шутку пообещал передать Элизабет ее врагу Монтгомери. Возможно, все было не так плохо, если бы певица в порыве откровенности не проболталась о ненависти Элизабет к семейству Монтгомери.
   Пагнелл связал Элизабет, заткнул ей рот кляпом и, завернув в грязный кусок холстины, приказал своему слуге Джону доставить ее пресловутому Майлсу Монтгомери, известному своим распутством, цинизмом и горячностью. Элизабет знала, что из четверых мужчин в семействе Монтгомери самой худой славой пользовался младший, двадцатилетний Монтгомери, который был лишь на два года старше самой Элизабет. Даже в монастыре, где она провела последние несколько лет, до нее доходили некоторые истории, связанные с именем Майлса Монтгомери.
   Ей поведали, что в шестнадцать лет он продал душу дьяволу и поэтому обрел сверхъестественную власть над женщинами. Элизабет долго смеялась над этой историей, но никому не сказала, почему она смеялась. Ей вдруг пришло в голову, что Майлс
   Монтгомери похож на ее умершего брата Эдмунда, силой принуждавшего женщин спать с ним. Жаль, что семя этого Монтгомери оказалось таким плодовитым: ходили слухи, что у него было более сотни незаконнорожденных детей.
   Три года тому назад молодая девушка Бриджит покинула монастырь, где воспитывалась Элизабет, чтобы отправиться на работу в старинный замок Монтгомери. Это была прелестная девушка с огромными темными глазами и крутыми бедрами. За день до отъезда настоятельница беседовала с Бриджит два часа, а во время вечернего богослужения глаза девушки были красны от слез.
   Одиннадцать месяцев спустя бродячий музыкант принес весть о том, что Бриджит разрешилась от бремени большим крепким малышом, которого она назвала Джеймсом Монтгомери. Считалось, естественно, что его отцом являлся Майлс.
   Элизабет присоединила свой голос к хору молитв, замаливающих грехи девушки. Про себя она проклинала мужчин, подобных ее брату Эдмунду и Майлсу Монтгомери — исчадий ада, считавших, что у женщин нет души, и думавших только о том, как их избить, изнасиловать и принудить к совершению разного рода непристойностей.
   Джон прервал мысли Элизабет, схватив ее за волосы и резко подняв на ноги.
   — Время молитв истекло, — сердито бросил он ей в лицо. — Монтгомери уже разбил лагерь, и пора бы ему взглянуть на очередную… — он ухмыльнулся, — …мать еще одного ублюдка.
   Он громко рассмеялся, когда Элизабет начала отбиваться, а она, поняв, что доставляет ему своим сопротивлением удовольствие, притихла, метнув в него уничтожающий взгляд.
   — Ведьма! — набросился Джон на Элизабет. — Посмотрим, сможет ли этот дьявол Монтгомери покорить ангела, на которого ты так похожа, или его ждет такое же черное, как у него самого, сердце.
   Улыбнувшись, он грубо накрутил ее волосы на руку. Затем, вынув маленький острый кинжал, приставил его к горлу девушку. Когда же она не дрогнула, почувствовав холодную сталь, его улыбка сменилась ухмылкой.
   — Иногда мужчины из семейства Монтгомери совершают ошибку, опускаясь до бесед с женщинами, вместо того чтобы сразу использовать их по назначению, предначертанному Богом. Я прослежу за тем, чтобы этот Монтгомери не последовал их примеру.
   Острым лезвием он медленно провел по горлу девушки и остановил его у квадратного выреза ее разорванного платья. Затаив дыхание и глядя ему в лицо, Элизабет стояла не шелохнувшись, с трудом сдерживая гнев.
   Джон лезвием кинжала разрезал платье и тесный корсет под ним. Обнажив полные округлые груди, посмотрел на девушку.
   — Ты слишком долго скрывала свои прелести, Элизабет, — прошептал он.
   Элизабет отвернулась от него и замерла. Его слова соответствовали истине: одевалась она строго, затягивала грудь, увеличивала бедра. Ее лицо притягивало взгляды мужчин больше, чем ей хотелось, но с этим ничего нельзя было поделать.
   Джона не интересовало больше ее лицо: он сосредоточенно стаскивал с Элизабет остатки платья. Ему не часто доводилось видеть обнаженных женщин, тем более из высшего общества и такой красоты, как Элизабет Чатворт.
   Элизабет словно окаменела, но, когда ее одежда упала на землю и теплое августовское солнце коснулось обнаженной кожи, до нее дошло, что происходящее с ней гораздо хуже того, что с ней уже сделали.
   — К черту Пагнелла! — бросил Джон и протянул руки к девушке.
   Грязные ругательства, вырвавшиеся из его глотки, заставили ее встрепенуться. Она отпрянула в сторону, пытаясь защитить свою честь, — Если только прикоснешься ко мне, можешь считать себя покойником, — громко выкрикнула она. — Если убьешь меня, то заплатишь Пагнеллу головой, а оставишь в живых — я уж позабочусь о том, чтобы он узнал обо всем, что ты натворил. А про гнев моего брата забыл? Неужели совокупление с женщиной тебе дороже жизни?
   Джону потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя.
   — Надеюсь, Монтгомери заставит тебя страдать, — многозначительно произнес он и зашагал к лошади, через круп которой был перекинут ковер. Не глядя на девушку, расстелил его на земле.
   — Ложись, — скомандовал он, не отрывая глаз от ковра. — Но, предупреждаю, не будешь послушной, я плюну на гнев Пагнелла, Монтгомери и твоего брата вместе взятых.
   Элизабет покорно легла на ковер, ощущая кожей, как покалывает короткий шерстяной ворс, а когда Джон наклонился над ней, затаила дыхание. Резким движением он перевернул Элизабет на живот, перерезал веревку на запястьях. Не успела она и глазом моргнуть, как он начал быстро заворачивать ее в ковер. Она была уже не в состоянии думать о чем-либо. Единственное, что ее тревожило, это опасность задохнуться.
   Казалось, миновала целая вечность, пока она неподвижно лежала на земле, запрокинув голову и пытаясь вдохнуть немного свежего воздуха, а когда ее наконец подняли, Элизабет пришлось бороться чуть ли не за каждый глоток воздуха. Оказавшись на крупе лошади, Элизабет поняла, что ее легким приходит конец.
   Сквозь толщу ковра до нее донесся приглушенный голос Джона:
   — Следующим, кого ты увидишь, будет Майлс Монтгомери. Подумай об этом, пока мы едем. Он не будет к тебе так же добр, как я.
   В какой-то степени эти слова благотворно сказались на Элизабет: вспомнив о Майлсе Монтгомери и его пороках, она начала часто и глубоко дышать. Когда же лошадь оступилась и основательно тряхнула свою поклажу, девушка стала проклинать семейство Монтгомери, их замок и слуг, а также молиться за невинных детей Монтгомери, являвшихся частью этого гнусного семейства.
   У Майлса Монтгомери была роскошная палатка темно-зеленого цвета, отделанная золотом. По всему зубчатому краю красовались золотые леопарды Монтгомери, а на самом верху сияли яркие украшения. Изнутри стены палатки были подбиты бледно-зеленым шелком. На складных стульчиках лежали па-душки из голубой с золотом парчи, большой стол украшали резные леопарды, а у стен стояли две легкие походные кровати, одна из них неестественно длинная, и на обеих — шкуры пушистой красной лисицы.
   Вокруг стола стояли четыре человека, двое из них — в богатых одеждах рыцарей клана Монтгомери; внимание двух других было поглощено тем, что говорил слуга.
   — Он утверждает, что у него для вас подарок, мой господин, — рассказывал слуга, обращаясь к молчаливому мужчине, стоявшему перед ним. — Возможно, это и уловка. Разве может лорд Пагнелл обладать чем-либо, что вам хотелось бы получить от него в качестве подарка?
   Майлс Монтгомери в изумлении повел темной бровью, и этого было достаточно, чтобы говоривший замолчал. Тем, кто недавно служил у Монтгомери, иногда казалось, что они могут допускать вольности в обращении со своим господином по причине его молодости.
   — Может, в ковер завернут человек? — спросил стоявший рядом с Майлсом мужчина.
   — Возможно, но тогда он очень маленький.
   С высоты своего роста сэр Гай посмотрел на Майлса, и они поняли друг друга без слов, — Впусти его к нам с этим подарком, — произнес сэр Гай. — Мы встретим их с обнаженными мечами.
   Один из рыцарей вышел, но через секунду вернулся, подталкивая в спину острием меча мужчину с ковром. Дерзко ухмыляясь, Джон швырнул свою ношу на устланный ковром земляной пол и с силой пнул ногой рулон, раскатывая его прямо к ногам Майлса Монтгомери.
   Когда наконец ковер полностью развернулся, четверо мужчин в изумлении уставились на то, что лежало перед ними: обнаженная девушка с закрытыми глазами, густыми длинными ресницами и нежной кожей, великолепная копна золотистых волос окутывала ее с головы до пят, лаская талию и бедра. Она была бесподобно сложена: высокая упругая грудь, тонкая талия и длинные ноги. А ее лицо… Всем показалось, что такое лицо можно увидеть только на небесах: тонкое, неземное, совсем не похожее на обычные женские лица. С улыбкой победителя Джон незаметно выскользнул из палатки.
   Находясь в полуобморочном состоянии, Элизабет медленно открыла глаза и посмотрела на четырех воинов, склонившихся над ней с обнаженными мечами, направленными в ее сторону. Было очевидно, что двое из них из свиты, и девушка перевела взгляд на третьего, громадного человека шести с лишним футов роста, с седыми волосами и длинным косым шрамом на лице. Несмотря на то, что он выглядел весьма угрожающе, каким-то образом Элизабет догадалась, что не он главный среди этих людей.
   Рядом с гигантом находился еще один незнакомец, одетый в потрясающий по красоте костюм из темно-синего атласа. Элизабет и раньше часто приходилось видеть сильных, красивых мужчин, но этот юноша, в облике которого так легко угадывалась печать власти, чем-то поразил ее. Внимание мужчин было приковано к телу Элизабет, и только он один отвел взгляд.
   Она впервые посмотрела прямо в лицо Майлса Монтгомери. Их глаза встретились.
   Он был красив, потрясающе красив: темно-серые глаза под густыми дугами бровей, тонкий нос со слегка раздувающимися ноздрями и пухлый чувственный рот. «Осторожно! — сразу же подумала Элизабет. — Он опасен не только для мужчин, но и для женщин».
   Она огляделась, и, мгновенно вскочив, схватила со стола боевой топор и сдернула меховое покрывало с ложа рядом с ней.
   — Первого, кто подойдет ко мне, убью! — пригрозила Элизабет, держа, топор в одной руке, а другой перебрасывая шкуру через плечо. Не прикрытое плечо и нога по-прежнему светились наготой.
   Великан сделал шаг вперед, и она обеими руками подняла над собой топор.
   — Я в самом деле умею им пользоваться, — ни капли не испугавшись, предупредила Элизабет.
   Два рыцаря придвинулись к ней ближе на шаг, в Элизабет попятилась, переводя взгляд с одного на другого. Ноги девушки уперлись в край походной кровати; дальше отступать было некуда. Один из рыцарей улыбнулся, в ответ она злобно оскалилась.
   — Оставьте нас одних.
   Несмотря на то, что это было сказано спокойно, тихим голосом, в словах чувствовался приказ, и присутствующие повернулись к Монтгомери. Великан окинул Элизабет взглядом еще раз, затем кивнул двум другим рыцарям, и все трое покинули палатку.
   Сжав топор с такой силой, что побелели костяшки пальцев, Элизабет свирепо смотрела на Майлса Монтгомери, держась от него подальше.
   — Я убью вас, — процедила она сквозь зубы. — Не думайте, если я женщина, то не получу удовольствия, разрубив вас на мелкие кусочки. Я с огромным наслаждением пролью на нашу землю кровь Монтгомери.
   Стоя возле стола, Майлс, не двигаясь, продолжал наблюдать за ней. Минуту спустя он поднял меч, и Элизабет глубоко вздохнула, готовясь к предстоящему поединку. Майлс медленно положил меч на стол и, отвернувшись, также неторопливо снял украшенный драгоценными камнями кинжал, который носил на боку, и положил его рядом с мечом. Затем, не выражая никаких чувств, повернулся к девушке лицом, окинул ее странным взглядом и сделал шаг навстречу.
   Элизабет вновь подняла тяжелый топор и держала его наготове. Она будет сражаться до конца; лучше уж умереть, чем подвергаться побоям и насилию, которые ей уготовил этот мужчина-дьявол.
   Майлс опустился на стул в нескольких футах от нее, молча и спокойно наблюдая за девушкой.
   Вот оно что! Он просто не воспринимает женщину как достойного противника: снял с себя оружие и уселся, словно не замечая нависшего над его головой орудия смерти. Одним прыжком Элизабет очутилась возле Монтгомери и взмахнула топором.
   Не прилагая особых усилий, Майлс перехватил правой рукой рукоять топора, легко овладел им и посмотрел в глаза Элизабет, стоявшей возле него. На какое-то мгновение она словно оцепенела под его взглядом. Казалось, он пристально изучает ее лицо, пытаясь найти в нем ответы на свои вопросы.
   Рванув топор из его руки, Элизабет, не встретив сопротивления, чуть не упала. От падения ее спас край стола, о который она ударилась.
   — Проклятье! — вырвалось у нее чуть слышно. — Всевышний и все твои ангелы, прокляните тот день, когда родился Монтгомери. Чтоб гореть и корчиться ему и его наследникам вечно в адовом огне.
   Ее голос почти сорвался на крик, как вдруг она услышала снаружи какой-то шум. Майлс по-прежнему сидел, молча наблюдая за ней, и Элизабет неожиданно почувствовала, что кровь начинает закипать в ней. Увидев свои дрожащие руки, Элизабет поняла, что должна успокоиться. Куда исчезло ее хладнокровие, которое она воспитывала в себе года — ми? Если этот юноша ног оставаться таким спокойным, то ей а подавно это ничего не стоит.
   Элизабет прислушалась: если ее догадка верна, то звуки, доносившиеся снаружи, говорили о том, что люди расходятся от палатки. Возможно, если ей удастся проскочить мимо Монтгомери, она сможет убежать и вернуться домой к брату.
   Не сводя с Майлса глаз, Элизабет начала пятиться назад, стараясь добраться до выхода из палатки. Монтгомери медленно повернулся, продолжая следить за ней. Снаружи послышалось ржание лошадей, и Элизабет молила Бога помочь ей выбраться из палатки и оказаться на свободе.
   Несмотря на то, что она ни на секунду не выпускала Майлса из виду, его движение осталось для нее незамеченным. Только что он сидел, расслабившись, на стуле, как вдруг, едва она коснулась полога палатки, оказался рядом и схватил ее за запястье. Элизабет замахнулась топором, целясь в плечо Майлса, но он поймал ее за другую руку и остановил удар.
   Плененная его мягким, почти незаметным прикосновением, Элизабет застыла, не двигаясь и не отрывая от него взгляда. Майлс стоял так близко, что она чувствовала его дыхание. Он смотрел на нее с высоты своего роста, и, казалось, чего-то ожидал. Неожиданно что-то озадачило его.
   Уставившись на Майлса зелеными, цвета изумруда глазами, Элизабет окинула его суровым взглядом и с ненавистью в голосе спросила:
   — Что дальше? Будете сначала бить или насиловать? Или вам нравится делать то и другое одновременно? Я девственница, и слышала, что в первый раз это причиняет боль. Несомненно, мои страдания доставят вам массу удовольствия.
   На какую-то долю секунды его глаза расширились, словно от удивления, и Элизабет впервые увидела, что он потерял самообладание. Его серые глаза неотрывно смотрели на нее, и, не выдержав их тяжелого взгляда, Элизабет отвернулась.
   — Я смогу вынести все, что выпадет на мою долю, — тихо произнесла она, — но если вы хотите услышать мольбу о пощаде, то напрасно.
   Он отпустил ее руку, вое еще сжимающую полог палатки, и, дотронувшись до левой щеки девушки, нежно развернул ее лицом к себе.
   От прикосновения ненавистных рук Элизабет оцепенела.
   — Кто ты? — чуть слышно прошептал Майлс. Элизабет расправила плечи, выпрямилась, и ненависть засверкала в ее глазах.
   — Я ваш враг. Меня зовут Элизабет Чатворт. На его лице мелькнула и быстро исчезла тень. Прошло некоторое время, прежде чем Майлс отнял руку от ее щеки и, сделав шаг назад, отпустил ее запястье..
   — Можешь оставить топор, если чувствуешь себя с ним в большей безопасности, но я не могу позволить тебе уйти.
   И, словно давая ей возможность расслабиться, он повернулся к ней спиной и направился в глубь палатки.
   Одно мгновение — и Элизабет выскользнула из палатки, но в ту же секунду Майлс оказался рядом, вновь держа ее за руки.
   — Я не могу позволить тебе уйти, — повторил он более твердо. Его глаза оглядывали ее обнаженное тело сверху вниз. — Твое одеяние совсем не подходит для побега. Вернись в палатку, а я тем временем пошлю кого-нибудь купить тебе одежду.
   Элизабет отпрянула от него. Солнце уже садилось, и в сумерках он выглядел еще более смуглым.
   — Не нужна мне ваша одежда. Мне ничего не нужно от Монтгомери. Мой брат…
   — Не упоминай при мне даже имени твоего брата. Он убил мою сестру.
   Монтгомери сжал ее запястья и слегка потянул на себя.
   — А теперь я настаиваю, чтобы ты вошла в палатку. Мои друзья скоро вернутся, а мне бы не хотелось, чтобы они застали тебя в таком виде.
   Сохраняя твердость духа, Элизабет спросила:
   — Какое это имеет значение? Разве среди мужчин вашего круга не принято после насыщения отдавать пленниц своим рыцарям для забавы?
   Она не была уверена, но ей показалось, что какое-то подобие улыбки мелькнуло на губах Майлса.
   — Элизабет, — начал он и, помолчав, продолжил: — Зайдем в палатку и поговорим там.
   Он повернулся в сторону темных деревьев, растущих неподалеку.
   — Гай! — заорал он так громко, что Элизабет вздрогнула.
   На поляне моментально появился великан. Окинув взглядом Элизабет, он посмотрел на Майлса.
   — Пошли кого-нибудь в деревню, пусть найдут там подходящую женскую одежду. Денег не жалейте.
   Интонации его голоса были совершенно иными, чем когда он разговаривал с Элизабет.
   — Отправьте меня с ним, — быстро сказала Элизабет. — Я поговорю с братом, и он в благодарность за то, что вы отпустили меня целой и невредимой, положит конец вражде между Чатвортами и Монтгомери.
   Майлс обернулся и сурово посмотрел на девушку:
   — Не унижайся, Элизабет.
   Поддавшись порыву ненависти, Элизабет вновь подняла топор и занесла его над головой Монтгомери. Одним отработанным движением он выбил топор у нее из рук, отшвырнул его в сторону, а затем подхватил девушку на руки.
   Она не стала вырываться и сопротивляться, чтобы не доставлять ему удовольствия, а вместо этого застыла, с отвращением чувствуя всем своим телом прикосновение его одежды. Лисья шкура сбилась, обнажив прижатую к его телу ногу.
   Майлс внес Элизабет в палатку и бережно опустил на одну из кроватей.
   — Стоит ли переживать из-за одежды для меня? — прошипела — она. — Возможно, вам следовало бы совокупиться прямо в поле, что более подходит для таких животных, как вы.
   Повернувшись спиной, Майлс налил из серебряного сосуда, стоявшего на столе, два бокала вина.
   — Элизабет, — сказал он, — если ты будешь и дальше просить меня заняться с тобой любовью, в конце концов я не устою перед таким соблазном. — Отойдя от стола, Майлс опустился на табуретку в нескольких футах от нее. — У тебя был долгий день, и ты, должно быть, устала и проголодалась. — Он протянул ей полный бокал вина.
   Элизабет оттолкнула его руку, выплеснув вино на роскошный ковер, устилавший пол.
   Майлс равнодушно взглянул на ковер, затем неторопливо допил бокал с вином.
   — Как прикажешь с тобой поступить, Элизабет?

Глава 2

   Не поднимая глаз, Элизабет села в кровати, тщательно укрыв ноги. Нет, она не станет уговаривать и ублажать его, если он считает, что это унизительно.
   Выждав паузу, Майлс поднялся и, придерживая рукой полог палатки, вышел. Элизабет услышала, как он приказал принести кувшин с горячей водой.