— Естественно! — рассмеялся Тони, присев на край стола и покачивая ногой. — Так что ты сможешь связаться с любой библиотекой мира, если потребуется.
— Очень удобно. Ты уже пользовался чьей-то базой данных?
— Да, конечно! — Глаза Тони похотливо заблестели. Он с удовольствием разглядывал каштановые волосы Карен и ее лицо, похорошевшее от возбуждения и раскрасневшееся в потоке света, льющегося в высокое окно. Именно так ее личико выглядело во время оргазма.
Воспоминания об их недавнем совокуплении вызвали у Тони бурную эрекцию. Его манили ее пухленькие губки, розовые и чувственные. Неужели именно этот чудный ротик всего час назад ублажал его пенис? Неужели это он столь искусно сосал, лизал и покусывал его толстый ствол?
У Тони никогда не было недостатка в сексуальных партнерах. Но Карен продемонстрировала столь редкий талант и столь неординарную страсть в искусстве соития, что навсегда врезалась в его память. Он частенько вспоминал их страстные встречи и теперь, овладев ею вновь после стольких лет разлуки, был в неописуемом восторге. Мысль о том, что он сможет иметь ее и впредь регулярно, изо дня в день, страшно возбуждала его и горячила кровь, отчего головка члена побагровела, разбухла и отвердела.
— Боже, Карен! Ты только пощупай — и сразу поймешь, как ты на него воздействуешь! — воскликнул он, скосив глаза на брюки, под которыми обрисовался толстенький удавчик.
Она сжала его пальцами и почувствовала исходящее от пениса тепло.
Тони протянул руку и сжал ее грудь. Соски были острые и твердые. Карен откинулась на спинку стула и, закинув ногу на ногу, сжала бедра, чтобы усилить давление на клитор.
Великолепный интерьер Блэквуд-Тауэрс оказывал на нее поразительное воздействие. Видимо, старинные стены пропитались запахом и энергией совокуплений, происходивших здесь на протяжении жизни многих поколений рода Бернет. В залах и покоях усадьбы стонали, извивались, кричали и корчились в экстазе не только супруги, но и тайные любовники. Буйства и порочные оргии прошлого таинственным образом запечатлелись в ауре замка, образы участников амурных интриг витали в воздухе. Перед мысленным взором Карен возникла вереница разгоряченных страстью людей в старинных костюмах и париках: они бегали, полураздетые, друг за другом среди книг и совокуплялись в самых бесстыдных позах.
Как же она сможет здесь сосредоточиться? Как ей работать, если в голову будут постоянно лезть подобные фантазии?
Голос Тони вернул Карен к реальности.
— Мне нужно тебе кое-что показать, — сказал он. — Это подлинные шедевры, гордость коллекции маркиза. Доступ к редким книгам имеет ограниченный круг лиц. Именно к ним и проявил живой интерес американский миллионер. Пошли!
Он извлек из кармана ключ от двери потайной комнаты, замаскированной под стеллаж с книгами. Специальное хранилище, в котором они очутились, отперев дверцу, выглядело довольно просто, единственным украшением его служило огромное зеркало в позолоченном обрамлении. Тони отпер маленьким ключиком ореховый шкаф, и взору Карен предстали полки, на которых лежали старинные рукописи и свитки. Тони взял с верхней полки пачку желтых листов и, положив их на столик из красного дерева, развернул, затаив дыхание.
Едва лишь Карен, дрожащая от нетерпения, взглянула на первый лист, с губ ее сорвалось изумленное восклицание:
— О Боже!
Глаза Тони злодейски блеснули, он улыбнулся.
— Я знал, что ты по достоинству оценишь эти вещи. Пожалуй, их автор проявил большую изобретательность, чем Джулио Романо, иллюстратор непристойных стихотворений Пьетро Аретино.
— С тобой трудно не согласиться, — сказала Карен, впившись взглядом в порнографические рисунки восемнадцатого столетия. Ей доводилось видеть аналогичные работы этого жанра и раньше, но, разумеется, не подлинники. — Это Хогарт? Джеймс Гилрэй? Или Томас Роулендсон? Нет, скорее, Джордж Крукшанк! — попыталась угадать она имя художника. От волнения у нее пересохло во рту. Иллюстрации были столь выразительны, что дрожь охватила ее с головы до ног.
— Неизвестный автор, пользовавшийся псевдонимом Дик Бедуэлл. Его настоящее имя не установлено и до сих пор является предметом жарких споров экспертов, хотя большинство из них в глаза не видели его подлинные рисунки.
Точность деталей была поразительна, максимально приближена к фотографической. На картинке, которую рассматривала Карен, под названием «Утренний туалет» была изображена лежащая на кровати молодая дама с широко расставленными ногами и задранной юбкой, из-под которой выглядывали ее половые органы, поросшие густыми курчавыми волосиками. Перед промежностью госпожи стояла на коленях служанка и самозабвенно ублажала даму руками и языком. Вторая служанка тискала ее груди с большими сосками.
Все трое были одеты в костюмы той исторической эпохи — домашние чепцы, платья с глубоким вырезом на груди, туго затянутые корсеты, пышные нижние юбки с кружевами, чулки на кружевных подвязках и туфли с массивными пряжками на высоких каблуках. Но самое главное — на них не было трусов, поскольку в ту эпоху считалось неприличным надевать мужскую одежду.
Художник мастерски изобразил лица натурщиц: похотливые пухлые алые губы, потяжелевшие от страсти веки, сладострастный взгляд служанки, устремленный в промежность госпожи, блаженство на лице юной развратницы. С особой тщательностью иллюстратор нарисовал клитор; видимо, художнику пришлось долго и внимательно изучать этот орган, прежде чем запечатлеть его на бумаге для потомков. Срамные губы, из которых торчал коралловый язычок, распухли и блестели от соков. За всем происходящим тайком наблюдал симпатичный молодой щеголь в пышном парике и кружевной сорочке. Укрывшись за портьерой, он расстегнул ширинку панталон и с плотоядной ухмылкой ублажал сам себя рукой.
По промежности Карен распространился жар, по бедрам потек сок. Подлинное искусство всегда возбуждало ее, но этот шедевр порнографии давних времен потряс ее до основания. Ей с трудом удавалось сдерживать себя, неконтролируемые низменные чувства грозили вырваться наружу в самой неприличной форме. К счастью, рядом с ней был Тони.
Испытывая те же ощущения, он тем не менее продолжал невозмутимо демонстрировать ей одну за другой все новые и новые иллюстрации. И каждый рисунок был образцом художественного мастерства, каждый изумлял точностью деталей пиршества плоти и доставлял зрителю истинное удовольствие.
Неизгладимое впечатление произвело на Карен изображение сцены свального греха. Дама в восточном наряде, наводящем на мысль о ее принадлежности к гарему, стояла на четвереньках, выпятив зад так, что были видны в деталях все ее прелести: темный треугольник на лобке, влажные волосики на срамных губах. Рот ее был занят впечатляющим инструментом юноши, стоящего перед ней с покрасневшим от натуги лицом. Сзади развратницу оседлал старик, норовящий засадить ей в анус фаллос длиной в добрых двенадцать дюймов. Прекрасная юная рабыня, лежащая на боку рядом с дамой, теребила пальчиком ее клитор.
Тони с живым интересом наблюдал за выражением лица Карен. Она облизнула языком губы и, покраснев как рак, сжала ладонями груди. Тони продолжил показ похабных картинок. Следующей оказалась сценка в идиллическом саду, где девицы в развевающихся юбках качались на качелях, являя миру свои крутые бедра и персиковые чудеса, выглядывающие из-под кружев белоснежных нижних юбок. Оторопевшие кавалеры, стоящие чуть поодаль, пораскрывали рты и от избытка чувств мастурбировали друг друга.
Контрастом к пасторальной теме выглядела другая зарисовка Бедуэлла — лондонского игорного притона, с его непременными ломберными столиками, игральными фишками и костями и початыми бутылками вина на зеленом сукне. Вошедшие в раж игроки расстегнули ширинки на панталонах и, бесстыдно достав члены, засовывали фишки в вырезы платьев грудастых хихикающих девиц. Голая распутница под шумок воровала со стола фишки и засовывала их в свое бездонное влагалище.
Не менее любопытной оказалась и зарисовка под названием «Из жизни святош». На ней был изображен монастырский двор, заполненный толпой монахинь и священников, предающихся блуду. Одежда их была в полном беспорядке, монашеские одеяния задраны на голые задницы. Все истово совокуплялись, используя соседний рот, анус, член либо влагалище. В середине круга отвратительный лысый монах плотоядно пялился на очаровательную девственницу, склонившую голову в молитве.
Фантазиям художника не было границ. Он изображал великосветских дам в объятиях могучих гренадеров и наблюдающих за ними в окно слуг и служанок, предающихся мастурбации; сцены в трактире, где дамы в дорожных платьях забавлялись с кучерами; изнасилование разбойником юной путешественницы в ее карете — бедняжка замерла, скосив глаза на пенис мерзавца размером с длинноствольный пистолет, а свирепый налетчик молча делал свое грязное дело, задрав ей юбку.
Потайная комната заполнилась страстью, похоть витала в воздухе, а Карен продолжала рассматривать неприличные иллюстрации: голые задницы гомосексуалистов, трансвбститов и лесбиянок; стариков извращенцев с непомерно большими пенисами и отвислыми морщинистыми мошонками; молодых проказников с торчащими петушками и подтянутыми яичками, выглядывающими из густой растительности на лобке; совокупления мужчин с мужчинами, женщин с женщинами, даже наигнуснейшие соития с животными — все то, что живо интересовало свободомыслящего художника, всевозможные вариации вселенской вакханалии.
— Ты видишь, какие это замечательные произведения искусства, — дрожащим голосом приговаривал Тони, сжимая рукой влажную ширинку. — Мне вдвойне приятно рассматривать их вместе с тобой, подлинной ценительницей прекрасного. Ты, как никто другой, сумеешь понять оригинальность этих работ и оценить их по достоинству.
Соски и влагалище Карен горели, она изнемогала от похоти. Это мешало ей объективно профессионально оценить рисунки Дика Бедуэлла.
— Я согласна, это действительно ценнейшие экземпляры, — наконец выдавила она из себя.
Тони отложил в сторону рисунки и приказал, испепеляя ее взглядом:
— Ложись на стол, Карен!
Голос его дрожал от вожделения. Не медля ни секунды, он повалил ее на стол так, что его край больно впился ей в бедра, и принялся жадно лобзать, просовывая нетерпеливый язык в рот. Он просунул руку ей под майку и начал теребить соски, после чего залез под поясную резинку штанов и сжал ладонью мокрый низ живота, обтянутый трусиками.
— Ты надела трусы? — изумился он, просовывая пальцы между срамными губами, влажными от секрета.
Сумерки за окнами комнаты сгустились. В напряженной тишине Карен похотливо простонала:
— Ласкай же меня! Ласкай так, как ласкал тогда! Он верно понял ее мольбу и нажал на бугорок удовольствия. Но ей показалось, что палец у него слишком сухой, и она оторвала его руку от своей промежности и, поднеся ее ко рту, обильно смочила слюной, вдыхая приторно-сладкий запах собственных соков. Тони зажмурился и заурчал от блаженства, ощутив ласку ее нежного рта, напоминающего влагалище. Карен вернула его руку на прежнее место и стянула трусики, — ткань нежно соскользнула с лодыжек и упала на пол.
Его увлажненный слюной палец стал массировать клитор, Карен дополнила получаемое удовольствие, трогая торчащие соски руками, пощипывая их, оттягивая и теребя. Кровь вскипела в ее жилах: приближался оргазм. Она погрузилась в транс, и Тони, воспользовавшись ее оцепенением, сжал руками ее ягодицы, подтянул к себе и, шире раздвинув ей ноги, согнул их в коленях.
Сев на корточки, он принялся лизать ее лоно, сжимая руками бедра. Ее повизгивание вылилось в стон, она вознеслась на вершину экстаза. Перед глазами у нее все завертелось, возгласы стали громче.
Одним ловким движением Тони вогнал фаллос в ее медовую сокровищницу до основания и начал гонять его вперед-назад, навалившись на Карен и тяжело дыша. Фаллос наносил по шейке матки сокрушительные удары, вены на шее надулись, по лицу потек пот.
Она подтянула ноги и, обвив ими его поясницу, сжала влагалищем пенис и начала помогать ему быстрее прийти к финишу. Сделав последний рывок. Тони вскрикнул и достиг цели.
В это же самое время Армина, оставаясь невидимой за специальным зеркалом, наблюдала эту страстную любовную сцену из потайной комнаты, удобно устроившись там в кресле. Она закинула ногу на подлокотник и самозабвенно маетурбировала, поглаживая, пощипывая и сжимая мокрую и скользкую промежность, блестящую от секрета и разбухшую от прилива крови. Блаженство волна за волной накатывало на нее, когда она нажимала пальцем на клитор, созерцая пылкое совокупление Тони и ею очаровательной ассистентки, дергающейся на столе среди книг и рукописей в исступленном экстазе.
Она кончила следом за ними, закрыв глаза от удовольствия и стиснув зубы, чтобы не вскрикнуть и не выдать себя. Стенки влагалища стиснули ее мокрый палец, норовя поглотить его. Армина подергалась и, успокоившись, открыла глаза. Тони встал и, обтерев мокрый член салфеткой, убрал его в ширинку и застегнул брюки. Девица еще лежала перед ним, раскинув ноги и приходя в себя. Она была чертовски хороша! Впрочем, инструмент, который имел Тони, произвел на Ар-мину не меньшее впечатление. После того, что она увидела, Армина изменила свое мнение о немолодом ученом. Он так умело и напористо довел до оргазма свою партнершу, так ловко обрабатывал пальцами и языком ее половые органы и чувствительные точки, что Армина ей позавидовала. Фаворитка лорда Бернета давно не испытывала такого удовольствия, какое она испытала сегодня. Блаженно улыбаясь, Армина стала восстанавливать в памяти события минувшего дня.
О предстоящем прибытии помощницы Тони ей рассказал конюх Тейт. Армина заняла наблюдательную позицию на чердаке и, дождавшись появления «рейнджровера», проникла потайным ходом в соседнюю с библиотекой комнату, откуда стала наблюдать за ничего не подозревающими любовниками.
За время своего проживания в имении Армина изучила все его помещения. Этому способствовал и сам маркиз, поведавший ей о подземных ходах и других секретах замка. В отсутствие маркиза она с удовольствием изучала Блэквуд-Тауэрс и воровала приглянувшиеся ей ценные вещички. Она не считала это воровством, поскольку большой нужды в деньгах не испытывала. Ей доставляло удовольствие тайком проникнуть в какой-нибудь пыльный чулан, покопаться в старом хламе и найти там нечто ценное. Клептомания была ее второй после похотливости слабостью, она воровала даже в магазинах. Впрочем, иногда Армина готова была мастурбировать на глазах у прохожих.
Потайную комнату с двусторонним зеркалом ей показал сам доверчивый Мэллори, вдобавок поведав историю ее происхождения. Когда-то в ней прятались от преследований монахи, потом о потайной комнате надолго забыли. Вспомнил о комнатке только одиозный предок маркиза Мармадьюк Вернет, когда выиграл на пари рисунки Бедуэлла. Его извращенный ум сразу постиг открывающиеся возможности. Старый негодяй решил использовать картинки как наживку для своих похотливых друзей и тайком наблюдать за их реакцией, укрывшись за особым зеркалом, таким же, каким он пользовался в борделе мамаши Баггот, подглядывая за шалостями ее девиц. Эта затея обеспечила ему не только развлечение, но и доход: за крупное вознаграждение он впускал в потайную комнатку друзей, тоже больших любителей тайком посмотреть на тех, кто просматривал рисунки. Дело было беспроигрышным: при виде такой порнографии любой человек утрачивал контроль над собой и вытворял самые неожиданные фокусы.
Тайна двустороннего зеркала перешла к Мэллори по наследству, и вот однажды он раскрыл ее своей любовнице. Армина, напрочь лишенная угрызений совести, тотчас же решила воспользоваться этой комнатой для шантажа влиятельных особ — друзей маркиза. Пока же она предавалась здесь упоительной мастурбации, утоляя свой непомерный сексуальный аппетит.
Частенько она бывала здесь вместе с маркизом, нуждавшимся в острых ощущениях, как в пище. Они созерцали происходящее по другую сторону зеркала и нередко напоминали людей, возбужденных просмотром забавных картинок. Лорд Бернет, маркиз Эйнсуорт, был столь же испорчен и развратен, как и сама Армина. Возможно, именно это их и сблизило.
Вполне удовлетворенная своими умозаключениями, Армина сладко потянулась и, хитро улыбнувшись в полумраке комнаты, стала обдумывать свои дальнейшие шаги.
Дверь библиотеки бесшумно открылась, даже не скрипнув на щедро смазанных маслом петлях, и в зал по-хозяйски вошла изящная молодая женщина. Карен обернулась и с удивлением уставилась на нее. Тони деловито собрал картинки со стола и убрал их в секретер.
Незнакомка держалась очень уверенно. Ее миловидное развратное личико с большими васильковыми глазками, вздернутым носиком и пухлыми губками обрамляли коротко подстриженные пепельные волосы.
Ее весьма откровенный летний наряд был, несомненно, куплен в престижном салоне и стоил безумно дорого. Он был выполнен из светло-голубого шифона и бархата, юбка едва прикрывала бедра, а разрез на груди позволял разглядеть нежно-золотистый загар ее типичной для англичанок бледной кожи. Ноги у нее были на редкость стройные, что выгодно подчеркивали атласные белые босоножки с тонкими ремешками вокруг щиколоток.
— Это ты, Армина? — заслышав ее легкую поступь, с удивлением спросил Тони, стоявший спиной к двери. — Добрый вечер! Как ты сюда вошла? Я думал, что в доме никого нет.
Она улыбнулась и с вызовом ответила, подойдя к нему ближе виляющей походкой:
— Мэллори попросил меня приглядеть за усадьбой в его отсутствие.
Карен отметила, что ее хрипловатый грудной голос пронизан грубой чувственностью.
Ее самодовольный вид наводил на мысль, что она уже получила то, чего хотела. Скорее всего ее удовлетворил конюх Тейт: их интимные отношения ни для кого не были секретом. Однако чутье подсказывало бывалому архивисту, что секс-злодейка этим не ограничилась и позабавилась где-то еще, не насытившись шалостями на конюшне. Ее аппетиты Тони были хорошо известны.
— Я хотел бы представить тебе свою помощницу Карен Хейуорд, — обернувшись, сказал он пепельной блондинке. — Карен, познакомься с Арминой Чаннинг, подругой лорда Бернета.
— Привет! — воскликнула Армина, протягивая Карен руку.
— Очень приятно, — ответила та, пожимая прохладные па ощупь тонкие длинные пальцы. Она догадалась, что Тони подразумевает под словом «подруга» совсем другое — «содержанка». Армина и внешне походила на дорогую куклу.
— Карен приехала сегодня, я встретил ее па станции, — продолжал Тони, сравнивая двух красоток, прекрасно вписывающихся в интерьер хранилища дорогих фолиантов. Обе они, безусловно, обладали притягательностью, но у каждой имелась своя изюминка.
— Мэллори отдал в се распоряжение один из коттеджей? — присев на кресло, спросила Армина. Юбка у нее на бедрах задралась до самой промежности, и Карен заметила, что она гладко выбрита. Перехватив ее жадный взгляд, Армина усмехнулась, не оставляя у Карен сомнений в том, что она сделала это умышленно.
Незнакомое волнующее ощущение пронзило клитор Карен. Степки влагалища сжались. Ей захотелось дотронуться до чистой кожи лобка Армины, погладить ее наружные половые губки, полюбоваться торчащим из них чувствительным отростком, расспросить его обладательницу, что навело ее на мысль удалить растительность в интимном месте, как она чувствует себя с бритой кошечкой, и, если получится, доставить голенькому зверьку удовольствие, приласкать его и утешить.
Карен сглотнула слюну и сжала ноги, чувствуя, как разбухает ее собственная киска. Ей стало душно, и она подошла к окну, выходящему в сад. Над газоном метались летучие мыши, где-то ухал филин, ему пронзительно вторила сова. Профиль Армины отражался в стекле окна, бледный свет настольной лампы образовал нимб вокруг ее головы. По спине Карен поползли мурашки.
— Она будет жить неподалеку от меня, — сказал Тони, тоже чувствуя скрытую опасность, исходящую от Армины. Он доверял своей интуиции и потому тщательно подбирал слова, разговаривая с фавориткой лорда Бернета.
— Как это, однако, удобно! — мелодично пропела Армина. — Не нужно далеко ходить, если ночью у нее вдруг возникнет какая-то потребность.
— О чем это ты? — с невинным видом спросил Тони, уверенный, что Армина подглядывала, когда они с Карен совокуплялись. В ее глазах сверкнули блудливые искорки, а развратные губки сексуально оттопырились.
Армина облизнула их розовым язычком, усилив тем самым подозрения Тони, и передернула плечиками, отчего ее груди задрожали под прозрачной тканью и четче обозначились блестящие и яркие, как вишенки, соски.
— Как знать! Она может чего-то испугаться. Вам доводилось жить в старинной усадьбе, Карен?
Она впервые обратилась с вопросом непосредственно к новоприбывшей, и тембр ее голоса приятно удивил Карен: он стал бархатистым и нежным, словно поцелуй. Она поежилась и почувствовала, как раскрываются срамные губы, чутко отреагировавшие на нежный звук, и как проникновенный голос Армины проникает в глубь ее лона и заставляет вибрировать его чувствительные струны. Отражаясь от шейки матки, словно от деки скрипки, он распространился по всему телу Карен и достиг сосков. По ее коже побежали мурашки, а клитор затрепетал. «Это какое-то наваждение!» — подумала она и, стряхнув оторопь, спокойно ответила:
— Нет, Армина! Я провела последние годы в Оксфордском университете, и мне было не до экзотических путешествий. Но я рада, что лорд Вернет пригласил меня погостить у него в замке и привести в порядок библиотеку. Я с нетерпением жду встречи с маркизом.
— Понимаю, — потупила глазки Армина. — Значит, вы с ним еще не виделись? Тогда следуйте за мной. Я покажу вам нечто интересное.
Она пружинисто встала, взяла Карен за руку и увлекла ее за собой. От ее прикосновения по телу Карен пробежал электрический ток.
Армина увела ее из книгохранилища. Тони поспешил следом по бесконечным мрачным коридорам поместья. Наконец, когда все трое очутились возле большого створчатого окна, Армина кивнула на узкий проход справа, перекрытый малиновым шнуром, и сказала:
— Он ведет в правое крыло здания, где находятся покои лорда Бернета. Вход в них разрешен лишь узкому кругу лиц. Мы туда не пойдем, мы свернем налево. Наберитесь терпения, и вы увидите нечто потрясающее!
Они миновали еще несколько коридоров. Наконец Армина отворила двойные двери и объявила:
— Вы стоите на пороге Большой галереи!
— Это самая красивая зала в усадьбе! Чудесно отделанная, она являет собой образец дворцового интерьера эпохи королевы Елизаветы. Здесь помещены портреты всех Бернетов. Длина галереи — шестьдесят футов, ширина — сорок. Уже сама ее площадь впечатляет, не правда ли? — заметил Тони, норовя перехватить у Армины инициативу и продемонстрировать свое знание поместья. — В дождливые дни господа играли здесь в шары. — Он залился счастливым смехом. — Катали их по ковру!
В слово «шары» он явно вкладывал иное, сексуальное, значение. Но Карен даже не улыбнулась: словно завороженная, она озиралась по сторонам, рассматривая портреты всех маркизов Бернет, начиная с шестнадцатого столетия и заканчивая двадцатым. Со стен на нее горделиво взирали государственные мужи в париках, отважные адмиралы, полные генералы от инфантерии в парадных мундирах, судьи в красных мантиях и щеголеватые великосветские джентльмены.
На их лицах лежала печать силы, гордости и убежденности в дарованном им Богом праве властвовать над простолюдинами. Портреты меньших размеров, развешанные вдоль дальней стены, увековечили их благородных жен и отпрысков, а также любимых псов и лошадей.
Карен млела от счастья, попав в эту волшебную страну нарядов разных исторических эпох. Приятному возбуждению способствовала и близость Армины, источавшей сексуальность всеми своими порами. Ее чары обволакивали Карен, кружили ей голову, внушая, что это только начало их отношений.
Тони скромно держался поодаль, не осмеливаясь разорвать невидимые нити паутины,
которой спеленала Карен воинственно настроенная Армина, вознамерившись проглотить свою новую жертву. Между женщинами возникла прочная связь, их обеих неудержимо влекло друг к другу, о чем свидетельствовал лихорадочный блеск их глаз и подрагивание ноздрей. Карен возбуждалась все сильнее с каждой минутой, Армина многообещающе улыбалась, давая понять, что испытывает те же чувства.
Загадочная атмосфера картинной галереи окутала Карен, словно пуховая шаль, запахами воска, лака и холстов, ароматами сада и моря, проникающими в полуоткрытое окно, и духом былых событий, как веселых, так и печальных.
Этот дом был свидетелем проводов сыновей на войну, он радушно приветствовал вернувшихся с нее героев или печалился, встречая гробы с телами павших на поле брани — их устанавливали для панихиды в главной зале, а потом хоронили в семейном склепе. В многочисленных спальнях и будуарах невесты теряли девственность, и не всегда после свадьбы. Здесь рождались дети, устраивались кутежи, гремели, балы, закатывались грандиозные приемы в честь высоких гостей, в их числе и монархов.
— Вот он! — услышала Карен нежный шепот и поежилась от ласкового дыхания Армины. — Портрет выполнен прошлой зимой. Ну разве он не великолепен? Я помогала маркизу выбрать костюм для позирования. Эти брюки из золотистого бархата сшиты в ателье Ван-Ноутс, а черный бархатный пиджак и жилет из набивного шелка шил для маркиза сам Мосчино. Плащ мы заказали у Мияке.
— Очень удобно. Ты уже пользовался чьей-то базой данных?
— Да, конечно! — Глаза Тони похотливо заблестели. Он с удовольствием разглядывал каштановые волосы Карен и ее лицо, похорошевшее от возбуждения и раскрасневшееся в потоке света, льющегося в высокое окно. Именно так ее личико выглядело во время оргазма.
Воспоминания об их недавнем совокуплении вызвали у Тони бурную эрекцию. Его манили ее пухленькие губки, розовые и чувственные. Неужели именно этот чудный ротик всего час назад ублажал его пенис? Неужели это он столь искусно сосал, лизал и покусывал его толстый ствол?
У Тони никогда не было недостатка в сексуальных партнерах. Но Карен продемонстрировала столь редкий талант и столь неординарную страсть в искусстве соития, что навсегда врезалась в его память. Он частенько вспоминал их страстные встречи и теперь, овладев ею вновь после стольких лет разлуки, был в неописуемом восторге. Мысль о том, что он сможет иметь ее и впредь регулярно, изо дня в день, страшно возбуждала его и горячила кровь, отчего головка члена побагровела, разбухла и отвердела.
— Боже, Карен! Ты только пощупай — и сразу поймешь, как ты на него воздействуешь! — воскликнул он, скосив глаза на брюки, под которыми обрисовался толстенький удавчик.
Она сжала его пальцами и почувствовала исходящее от пениса тепло.
Тони протянул руку и сжал ее грудь. Соски были острые и твердые. Карен откинулась на спинку стула и, закинув ногу на ногу, сжала бедра, чтобы усилить давление на клитор.
Великолепный интерьер Блэквуд-Тауэрс оказывал на нее поразительное воздействие. Видимо, старинные стены пропитались запахом и энергией совокуплений, происходивших здесь на протяжении жизни многих поколений рода Бернет. В залах и покоях усадьбы стонали, извивались, кричали и корчились в экстазе не только супруги, но и тайные любовники. Буйства и порочные оргии прошлого таинственным образом запечатлелись в ауре замка, образы участников амурных интриг витали в воздухе. Перед мысленным взором Карен возникла вереница разгоряченных страстью людей в старинных костюмах и париках: они бегали, полураздетые, друг за другом среди книг и совокуплялись в самых бесстыдных позах.
Как же она сможет здесь сосредоточиться? Как ей работать, если в голову будут постоянно лезть подобные фантазии?
Голос Тони вернул Карен к реальности.
— Мне нужно тебе кое-что показать, — сказал он. — Это подлинные шедевры, гордость коллекции маркиза. Доступ к редким книгам имеет ограниченный круг лиц. Именно к ним и проявил живой интерес американский миллионер. Пошли!
Он извлек из кармана ключ от двери потайной комнаты, замаскированной под стеллаж с книгами. Специальное хранилище, в котором они очутились, отперев дверцу, выглядело довольно просто, единственным украшением его служило огромное зеркало в позолоченном обрамлении. Тони отпер маленьким ключиком ореховый шкаф, и взору Карен предстали полки, на которых лежали старинные рукописи и свитки. Тони взял с верхней полки пачку желтых листов и, положив их на столик из красного дерева, развернул, затаив дыхание.
Едва лишь Карен, дрожащая от нетерпения, взглянула на первый лист, с губ ее сорвалось изумленное восклицание:
— О Боже!
Глаза Тони злодейски блеснули, он улыбнулся.
— Я знал, что ты по достоинству оценишь эти вещи. Пожалуй, их автор проявил большую изобретательность, чем Джулио Романо, иллюстратор непристойных стихотворений Пьетро Аретино.
— С тобой трудно не согласиться, — сказала Карен, впившись взглядом в порнографические рисунки восемнадцатого столетия. Ей доводилось видеть аналогичные работы этого жанра и раньше, но, разумеется, не подлинники. — Это Хогарт? Джеймс Гилрэй? Или Томас Роулендсон? Нет, скорее, Джордж Крукшанк! — попыталась угадать она имя художника. От волнения у нее пересохло во рту. Иллюстрации были столь выразительны, что дрожь охватила ее с головы до ног.
— Неизвестный автор, пользовавшийся псевдонимом Дик Бедуэлл. Его настоящее имя не установлено и до сих пор является предметом жарких споров экспертов, хотя большинство из них в глаза не видели его подлинные рисунки.
Точность деталей была поразительна, максимально приближена к фотографической. На картинке, которую рассматривала Карен, под названием «Утренний туалет» была изображена лежащая на кровати молодая дама с широко расставленными ногами и задранной юбкой, из-под которой выглядывали ее половые органы, поросшие густыми курчавыми волосиками. Перед промежностью госпожи стояла на коленях служанка и самозабвенно ублажала даму руками и языком. Вторая служанка тискала ее груди с большими сосками.
Все трое были одеты в костюмы той исторической эпохи — домашние чепцы, платья с глубоким вырезом на груди, туго затянутые корсеты, пышные нижние юбки с кружевами, чулки на кружевных подвязках и туфли с массивными пряжками на высоких каблуках. Но самое главное — на них не было трусов, поскольку в ту эпоху считалось неприличным надевать мужскую одежду.
Художник мастерски изобразил лица натурщиц: похотливые пухлые алые губы, потяжелевшие от страсти веки, сладострастный взгляд служанки, устремленный в промежность госпожи, блаженство на лице юной развратницы. С особой тщательностью иллюстратор нарисовал клитор; видимо, художнику пришлось долго и внимательно изучать этот орган, прежде чем запечатлеть его на бумаге для потомков. Срамные губы, из которых торчал коралловый язычок, распухли и блестели от соков. За всем происходящим тайком наблюдал симпатичный молодой щеголь в пышном парике и кружевной сорочке. Укрывшись за портьерой, он расстегнул ширинку панталон и с плотоядной ухмылкой ублажал сам себя рукой.
По промежности Карен распространился жар, по бедрам потек сок. Подлинное искусство всегда возбуждало ее, но этот шедевр порнографии давних времен потряс ее до основания. Ей с трудом удавалось сдерживать себя, неконтролируемые низменные чувства грозили вырваться наружу в самой неприличной форме. К счастью, рядом с ней был Тони.
Испытывая те же ощущения, он тем не менее продолжал невозмутимо демонстрировать ей одну за другой все новые и новые иллюстрации. И каждый рисунок был образцом художественного мастерства, каждый изумлял точностью деталей пиршества плоти и доставлял зрителю истинное удовольствие.
Неизгладимое впечатление произвело на Карен изображение сцены свального греха. Дама в восточном наряде, наводящем на мысль о ее принадлежности к гарему, стояла на четвереньках, выпятив зад так, что были видны в деталях все ее прелести: темный треугольник на лобке, влажные волосики на срамных губах. Рот ее был занят впечатляющим инструментом юноши, стоящего перед ней с покрасневшим от натуги лицом. Сзади развратницу оседлал старик, норовящий засадить ей в анус фаллос длиной в добрых двенадцать дюймов. Прекрасная юная рабыня, лежащая на боку рядом с дамой, теребила пальчиком ее клитор.
Тони с живым интересом наблюдал за выражением лица Карен. Она облизнула языком губы и, покраснев как рак, сжала ладонями груди. Тони продолжил показ похабных картинок. Следующей оказалась сценка в идиллическом саду, где девицы в развевающихся юбках качались на качелях, являя миру свои крутые бедра и персиковые чудеса, выглядывающие из-под кружев белоснежных нижних юбок. Оторопевшие кавалеры, стоящие чуть поодаль, пораскрывали рты и от избытка чувств мастурбировали друг друга.
Контрастом к пасторальной теме выглядела другая зарисовка Бедуэлла — лондонского игорного притона, с его непременными ломберными столиками, игральными фишками и костями и початыми бутылками вина на зеленом сукне. Вошедшие в раж игроки расстегнули ширинки на панталонах и, бесстыдно достав члены, засовывали фишки в вырезы платьев грудастых хихикающих девиц. Голая распутница под шумок воровала со стола фишки и засовывала их в свое бездонное влагалище.
Не менее любопытной оказалась и зарисовка под названием «Из жизни святош». На ней был изображен монастырский двор, заполненный толпой монахинь и священников, предающихся блуду. Одежда их была в полном беспорядке, монашеские одеяния задраны на голые задницы. Все истово совокуплялись, используя соседний рот, анус, член либо влагалище. В середине круга отвратительный лысый монах плотоядно пялился на очаровательную девственницу, склонившую голову в молитве.
Фантазиям художника не было границ. Он изображал великосветских дам в объятиях могучих гренадеров и наблюдающих за ними в окно слуг и служанок, предающихся мастурбации; сцены в трактире, где дамы в дорожных платьях забавлялись с кучерами; изнасилование разбойником юной путешественницы в ее карете — бедняжка замерла, скосив глаза на пенис мерзавца размером с длинноствольный пистолет, а свирепый налетчик молча делал свое грязное дело, задрав ей юбку.
Потайная комната заполнилась страстью, похоть витала в воздухе, а Карен продолжала рассматривать неприличные иллюстрации: голые задницы гомосексуалистов, трансвбститов и лесбиянок; стариков извращенцев с непомерно большими пенисами и отвислыми морщинистыми мошонками; молодых проказников с торчащими петушками и подтянутыми яичками, выглядывающими из густой растительности на лобке; совокупления мужчин с мужчинами, женщин с женщинами, даже наигнуснейшие соития с животными — все то, что живо интересовало свободомыслящего художника, всевозможные вариации вселенской вакханалии.
— Ты видишь, какие это замечательные произведения искусства, — дрожащим голосом приговаривал Тони, сжимая рукой влажную ширинку. — Мне вдвойне приятно рассматривать их вместе с тобой, подлинной ценительницей прекрасного. Ты, как никто другой, сумеешь понять оригинальность этих работ и оценить их по достоинству.
Соски и влагалище Карен горели, она изнемогала от похоти. Это мешало ей объективно профессионально оценить рисунки Дика Бедуэлла.
— Я согласна, это действительно ценнейшие экземпляры, — наконец выдавила она из себя.
Тони отложил в сторону рисунки и приказал, испепеляя ее взглядом:
— Ложись на стол, Карен!
Голос его дрожал от вожделения. Не медля ни секунды, он повалил ее на стол так, что его край больно впился ей в бедра, и принялся жадно лобзать, просовывая нетерпеливый язык в рот. Он просунул руку ей под майку и начал теребить соски, после чего залез под поясную резинку штанов и сжал ладонью мокрый низ живота, обтянутый трусиками.
— Ты надела трусы? — изумился он, просовывая пальцы между срамными губами, влажными от секрета.
Сумерки за окнами комнаты сгустились. В напряженной тишине Карен похотливо простонала:
— Ласкай же меня! Ласкай так, как ласкал тогда! Он верно понял ее мольбу и нажал на бугорок удовольствия. Но ей показалось, что палец у него слишком сухой, и она оторвала его руку от своей промежности и, поднеся ее ко рту, обильно смочила слюной, вдыхая приторно-сладкий запах собственных соков. Тони зажмурился и заурчал от блаженства, ощутив ласку ее нежного рта, напоминающего влагалище. Карен вернула его руку на прежнее место и стянула трусики, — ткань нежно соскользнула с лодыжек и упала на пол.
Его увлажненный слюной палец стал массировать клитор, Карен дополнила получаемое удовольствие, трогая торчащие соски руками, пощипывая их, оттягивая и теребя. Кровь вскипела в ее жилах: приближался оргазм. Она погрузилась в транс, и Тони, воспользовавшись ее оцепенением, сжал руками ее ягодицы, подтянул к себе и, шире раздвинув ей ноги, согнул их в коленях.
Сев на корточки, он принялся лизать ее лоно, сжимая руками бедра. Ее повизгивание вылилось в стон, она вознеслась на вершину экстаза. Перед глазами у нее все завертелось, возгласы стали громче.
Одним ловким движением Тони вогнал фаллос в ее медовую сокровищницу до основания и начал гонять его вперед-назад, навалившись на Карен и тяжело дыша. Фаллос наносил по шейке матки сокрушительные удары, вены на шее надулись, по лицу потек пот.
Она подтянула ноги и, обвив ими его поясницу, сжала влагалищем пенис и начала помогать ему быстрее прийти к финишу. Сделав последний рывок. Тони вскрикнул и достиг цели.
В это же самое время Армина, оставаясь невидимой за специальным зеркалом, наблюдала эту страстную любовную сцену из потайной комнаты, удобно устроившись там в кресле. Она закинула ногу на подлокотник и самозабвенно маетурбировала, поглаживая, пощипывая и сжимая мокрую и скользкую промежность, блестящую от секрета и разбухшую от прилива крови. Блаженство волна за волной накатывало на нее, когда она нажимала пальцем на клитор, созерцая пылкое совокупление Тони и ею очаровательной ассистентки, дергающейся на столе среди книг и рукописей в исступленном экстазе.
Она кончила следом за ними, закрыв глаза от удовольствия и стиснув зубы, чтобы не вскрикнуть и не выдать себя. Стенки влагалища стиснули ее мокрый палец, норовя поглотить его. Армина подергалась и, успокоившись, открыла глаза. Тони встал и, обтерев мокрый член салфеткой, убрал его в ширинку и застегнул брюки. Девица еще лежала перед ним, раскинув ноги и приходя в себя. Она была чертовски хороша! Впрочем, инструмент, который имел Тони, произвел на Ар-мину не меньшее впечатление. После того, что она увидела, Армина изменила свое мнение о немолодом ученом. Он так умело и напористо довел до оргазма свою партнершу, так ловко обрабатывал пальцами и языком ее половые органы и чувствительные точки, что Армина ей позавидовала. Фаворитка лорда Бернета давно не испытывала такого удовольствия, какое она испытала сегодня. Блаженно улыбаясь, Армина стала восстанавливать в памяти события минувшего дня.
О предстоящем прибытии помощницы Тони ей рассказал конюх Тейт. Армина заняла наблюдательную позицию на чердаке и, дождавшись появления «рейнджровера», проникла потайным ходом в соседнюю с библиотекой комнату, откуда стала наблюдать за ничего не подозревающими любовниками.
За время своего проживания в имении Армина изучила все его помещения. Этому способствовал и сам маркиз, поведавший ей о подземных ходах и других секретах замка. В отсутствие маркиза она с удовольствием изучала Блэквуд-Тауэрс и воровала приглянувшиеся ей ценные вещички. Она не считала это воровством, поскольку большой нужды в деньгах не испытывала. Ей доставляло удовольствие тайком проникнуть в какой-нибудь пыльный чулан, покопаться в старом хламе и найти там нечто ценное. Клептомания была ее второй после похотливости слабостью, она воровала даже в магазинах. Впрочем, иногда Армина готова была мастурбировать на глазах у прохожих.
Потайную комнату с двусторонним зеркалом ей показал сам доверчивый Мэллори, вдобавок поведав историю ее происхождения. Когда-то в ней прятались от преследований монахи, потом о потайной комнате надолго забыли. Вспомнил о комнатке только одиозный предок маркиза Мармадьюк Вернет, когда выиграл на пари рисунки Бедуэлла. Его извращенный ум сразу постиг открывающиеся возможности. Старый негодяй решил использовать картинки как наживку для своих похотливых друзей и тайком наблюдать за их реакцией, укрывшись за особым зеркалом, таким же, каким он пользовался в борделе мамаши Баггот, подглядывая за шалостями ее девиц. Эта затея обеспечила ему не только развлечение, но и доход: за крупное вознаграждение он впускал в потайную комнатку друзей, тоже больших любителей тайком посмотреть на тех, кто просматривал рисунки. Дело было беспроигрышным: при виде такой порнографии любой человек утрачивал контроль над собой и вытворял самые неожиданные фокусы.
Тайна двустороннего зеркала перешла к Мэллори по наследству, и вот однажды он раскрыл ее своей любовнице. Армина, напрочь лишенная угрызений совести, тотчас же решила воспользоваться этой комнатой для шантажа влиятельных особ — друзей маркиза. Пока же она предавалась здесь упоительной мастурбации, утоляя свой непомерный сексуальный аппетит.
Частенько она бывала здесь вместе с маркизом, нуждавшимся в острых ощущениях, как в пище. Они созерцали происходящее по другую сторону зеркала и нередко напоминали людей, возбужденных просмотром забавных картинок. Лорд Бернет, маркиз Эйнсуорт, был столь же испорчен и развратен, как и сама Армина. Возможно, именно это их и сблизило.
Вполне удовлетворенная своими умозаключениями, Армина сладко потянулась и, хитро улыбнувшись в полумраке комнаты, стала обдумывать свои дальнейшие шаги.
Дверь библиотеки бесшумно открылась, даже не скрипнув на щедро смазанных маслом петлях, и в зал по-хозяйски вошла изящная молодая женщина. Карен обернулась и с удивлением уставилась на нее. Тони деловито собрал картинки со стола и убрал их в секретер.
Незнакомка держалась очень уверенно. Ее миловидное развратное личико с большими васильковыми глазками, вздернутым носиком и пухлыми губками обрамляли коротко подстриженные пепельные волосы.
Ее весьма откровенный летний наряд был, несомненно, куплен в престижном салоне и стоил безумно дорого. Он был выполнен из светло-голубого шифона и бархата, юбка едва прикрывала бедра, а разрез на груди позволял разглядеть нежно-золотистый загар ее типичной для англичанок бледной кожи. Ноги у нее были на редкость стройные, что выгодно подчеркивали атласные белые босоножки с тонкими ремешками вокруг щиколоток.
— Это ты, Армина? — заслышав ее легкую поступь, с удивлением спросил Тони, стоявший спиной к двери. — Добрый вечер! Как ты сюда вошла? Я думал, что в доме никого нет.
Она улыбнулась и с вызовом ответила, подойдя к нему ближе виляющей походкой:
— Мэллори попросил меня приглядеть за усадьбой в его отсутствие.
Карен отметила, что ее хрипловатый грудной голос пронизан грубой чувственностью.
Ее самодовольный вид наводил на мысль, что она уже получила то, чего хотела. Скорее всего ее удовлетворил конюх Тейт: их интимные отношения ни для кого не были секретом. Однако чутье подсказывало бывалому архивисту, что секс-злодейка этим не ограничилась и позабавилась где-то еще, не насытившись шалостями на конюшне. Ее аппетиты Тони были хорошо известны.
— Я хотел бы представить тебе свою помощницу Карен Хейуорд, — обернувшись, сказал он пепельной блондинке. — Карен, познакомься с Арминой Чаннинг, подругой лорда Бернета.
— Привет! — воскликнула Армина, протягивая Карен руку.
— Очень приятно, — ответила та, пожимая прохладные па ощупь тонкие длинные пальцы. Она догадалась, что Тони подразумевает под словом «подруга» совсем другое — «содержанка». Армина и внешне походила на дорогую куклу.
— Карен приехала сегодня, я встретил ее па станции, — продолжал Тони, сравнивая двух красоток, прекрасно вписывающихся в интерьер хранилища дорогих фолиантов. Обе они, безусловно, обладали притягательностью, но у каждой имелась своя изюминка.
— Мэллори отдал в се распоряжение один из коттеджей? — присев на кресло, спросила Армина. Юбка у нее на бедрах задралась до самой промежности, и Карен заметила, что она гладко выбрита. Перехватив ее жадный взгляд, Армина усмехнулась, не оставляя у Карен сомнений в том, что она сделала это умышленно.
Незнакомое волнующее ощущение пронзило клитор Карен. Степки влагалища сжались. Ей захотелось дотронуться до чистой кожи лобка Армины, погладить ее наружные половые губки, полюбоваться торчащим из них чувствительным отростком, расспросить его обладательницу, что навело ее на мысль удалить растительность в интимном месте, как она чувствует себя с бритой кошечкой, и, если получится, доставить голенькому зверьку удовольствие, приласкать его и утешить.
Карен сглотнула слюну и сжала ноги, чувствуя, как разбухает ее собственная киска. Ей стало душно, и она подошла к окну, выходящему в сад. Над газоном метались летучие мыши, где-то ухал филин, ему пронзительно вторила сова. Профиль Армины отражался в стекле окна, бледный свет настольной лампы образовал нимб вокруг ее головы. По спине Карен поползли мурашки.
— Она будет жить неподалеку от меня, — сказал Тони, тоже чувствуя скрытую опасность, исходящую от Армины. Он доверял своей интуиции и потому тщательно подбирал слова, разговаривая с фавориткой лорда Бернета.
— Как это, однако, удобно! — мелодично пропела Армина. — Не нужно далеко ходить, если ночью у нее вдруг возникнет какая-то потребность.
— О чем это ты? — с невинным видом спросил Тони, уверенный, что Армина подглядывала, когда они с Карен совокуплялись. В ее глазах сверкнули блудливые искорки, а развратные губки сексуально оттопырились.
Армина облизнула их розовым язычком, усилив тем самым подозрения Тони, и передернула плечиками, отчего ее груди задрожали под прозрачной тканью и четче обозначились блестящие и яркие, как вишенки, соски.
— Как знать! Она может чего-то испугаться. Вам доводилось жить в старинной усадьбе, Карен?
Она впервые обратилась с вопросом непосредственно к новоприбывшей, и тембр ее голоса приятно удивил Карен: он стал бархатистым и нежным, словно поцелуй. Она поежилась и почувствовала, как раскрываются срамные губы, чутко отреагировавшие на нежный звук, и как проникновенный голос Армины проникает в глубь ее лона и заставляет вибрировать его чувствительные струны. Отражаясь от шейки матки, словно от деки скрипки, он распространился по всему телу Карен и достиг сосков. По ее коже побежали мурашки, а клитор затрепетал. «Это какое-то наваждение!» — подумала она и, стряхнув оторопь, спокойно ответила:
— Нет, Армина! Я провела последние годы в Оксфордском университете, и мне было не до экзотических путешествий. Но я рада, что лорд Вернет пригласил меня погостить у него в замке и привести в порядок библиотеку. Я с нетерпением жду встречи с маркизом.
— Понимаю, — потупила глазки Армина. — Значит, вы с ним еще не виделись? Тогда следуйте за мной. Я покажу вам нечто интересное.
Она пружинисто встала, взяла Карен за руку и увлекла ее за собой. От ее прикосновения по телу Карен пробежал электрический ток.
Армина увела ее из книгохранилища. Тони поспешил следом по бесконечным мрачным коридорам поместья. Наконец, когда все трое очутились возле большого створчатого окна, Армина кивнула на узкий проход справа, перекрытый малиновым шнуром, и сказала:
— Он ведет в правое крыло здания, где находятся покои лорда Бернета. Вход в них разрешен лишь узкому кругу лиц. Мы туда не пойдем, мы свернем налево. Наберитесь терпения, и вы увидите нечто потрясающее!
Они миновали еще несколько коридоров. Наконец Армина отворила двойные двери и объявила:
— Вы стоите на пороге Большой галереи!
— Это самая красивая зала в усадьбе! Чудесно отделанная, она являет собой образец дворцового интерьера эпохи королевы Елизаветы. Здесь помещены портреты всех Бернетов. Длина галереи — шестьдесят футов, ширина — сорок. Уже сама ее площадь впечатляет, не правда ли? — заметил Тони, норовя перехватить у Армины инициативу и продемонстрировать свое знание поместья. — В дождливые дни господа играли здесь в шары. — Он залился счастливым смехом. — Катали их по ковру!
В слово «шары» он явно вкладывал иное, сексуальное, значение. Но Карен даже не улыбнулась: словно завороженная, она озиралась по сторонам, рассматривая портреты всех маркизов Бернет, начиная с шестнадцатого столетия и заканчивая двадцатым. Со стен на нее горделиво взирали государственные мужи в париках, отважные адмиралы, полные генералы от инфантерии в парадных мундирах, судьи в красных мантиях и щеголеватые великосветские джентльмены.
На их лицах лежала печать силы, гордости и убежденности в дарованном им Богом праве властвовать над простолюдинами. Портреты меньших размеров, развешанные вдоль дальней стены, увековечили их благородных жен и отпрысков, а также любимых псов и лошадей.
Карен млела от счастья, попав в эту волшебную страну нарядов разных исторических эпох. Приятному возбуждению способствовала и близость Армины, источавшей сексуальность всеми своими порами. Ее чары обволакивали Карен, кружили ей голову, внушая, что это только начало их отношений.
Тони скромно держался поодаль, не осмеливаясь разорвать невидимые нити паутины,
которой спеленала Карен воинственно настроенная Армина, вознамерившись проглотить свою новую жертву. Между женщинами возникла прочная связь, их обеих неудержимо влекло друг к другу, о чем свидетельствовал лихорадочный блеск их глаз и подрагивание ноздрей. Карен возбуждалась все сильнее с каждой минутой, Армина многообещающе улыбалась, давая понять, что испытывает те же чувства.
Загадочная атмосфера картинной галереи окутала Карен, словно пуховая шаль, запахами воска, лака и холстов, ароматами сада и моря, проникающими в полуоткрытое окно, и духом былых событий, как веселых, так и печальных.
Этот дом был свидетелем проводов сыновей на войну, он радушно приветствовал вернувшихся с нее героев или печалился, встречая гробы с телами павших на поле брани — их устанавливали для панихиды в главной зале, а потом хоронили в семейном склепе. В многочисленных спальнях и будуарах невесты теряли девственность, и не всегда после свадьбы. Здесь рождались дети, устраивались кутежи, гремели, балы, закатывались грандиозные приемы в честь высоких гостей, в их числе и монархов.
— Вот он! — услышала Карен нежный шепот и поежилась от ласкового дыхания Армины. — Портрет выполнен прошлой зимой. Ну разве он не великолепен? Я помогала маркизу выбрать костюм для позирования. Эти брюки из золотистого бархата сшиты в ателье Ван-Ноутс, а черный бархатный пиджак и жилет из набивного шелка шил для маркиза сам Мосчино. Плащ мы заказали у Мияке.