Парадная дверь особняка отворилась, лишь только Тристан постучался в нее, и долговязый худосочный субъект неопределенного пола промолвил:
– Я дворецкий Эш, проходите, сэр, вас ожидают.
У Тристана екнуло сердце: откуда мерзавцу Гаю стало известно, что он собирается нанести ему визит? Не здесь ли удерживают бедную Кэтлин? Удастся ли ему увидеть Порцию? Ах, с каким наслаждением он задушил бы собственными руками эту похотливую стерву, а заодно и прибил бы ее развратного кузена, позорящего человеческий род.
Эш кивком подал гостю знак следовать за ним и быстро пошел по длинному коридору дома, в котором когда-то жил сельский священник, а теперь обосновался тайный притон. Лакей привел его ко входу в подземелье, и мрачное предчувствие, вселившееся в сердце Тристана, окрепло: из-за двери слышались звуки эротической музыки и дурманные запахи восточных благовоний. А когда лакей услужливо распахнул дверь чертога порока, Тристан совершенно оторопел и застыл на пороге. Увиденное в подвальном помещении многократно превзошло все его худшие опасения. Атмосфера, царившая здесь, насквозь пропиталась приторным запахом разврата, а вдоль стен были разложены всевозможные приспособления для удовлетворения самых гнусных и низменных плотских желаний. Когда-то Порция настойчиво просила его приобрести их, но он ей решительно отказал, что и послужило одной из причин, побудивших ее к побегу.
Прямо напротив входа на диване возлежала Кэтлин, абсолютно голая, с распущенными волосами и начисто лишенным волос передком. Во всем ее облике ощущалась разительная перемена, несомненно, она стала более раскованной и искушенной.
Не успел Тристан оправиться от первого потрясения, обусловленного происшедшей с его любовницей метаморфозой, как испытал новый шок: из-за ширмы величественно вышла Порция, облаченная в причудливый наряд заморской жрицы – затейливое сочетание перьев, шелков и драгоценных украшений. Ее лицо было сильно загримировано, на губах играла блудливая улыбочка.
– Ты в своем старом репертуаре, Порция? – оправившись от потрясения, язвительно воскликнул Тристан. – Все еще строишь из себя ненасытную вакханку? Когда же ты наконец уймешься, бесстыдница?
Гневно сверкнув глазами, Порция расправила плечи и, выпятив полную грудь, воскликнула:
– Ты тоже совершенно не изменился, муженек, остался все таким же лицемером! Но я давно раскусила твою двуличную сущность и поняла, что нам не ужиться под одной крышей.
– Ты сбежала от меня, потому что знала, что я не позволю тебе устраивать гнусные оргии в моем родовом гнезде! – вскричал Тристан. – Ты внушаешь мне отвращение, мерзкая распутница, и все твои приятели мне глубоко противны!
– А как насчет твоей новой пассии? – ехидно поинтересовалась Порция, присаживаясь на диван рядом с Кэтлин и по-свойски обнимая ее за плечи. – Она тоже тебе противна?
– Попридержи свой ядовитый язычок! – крикнул с угрозой в голосе Тристан.
– Почему бы тебе не спросить у нее самой, находит ли она все это гнусным? Ну, что же ты замолчал? Язык проглотил или испугался, что ее ответ придется тебе не по вкусу? – не унималась Порция.
– Кэтлин не проронит ни слова, не получив моего разрешения, – сурово промолвил вышедший из ниши Гай, одетый в атласную римскую тогу, украшенную золотым шитьем, из-под распахнутых пол которой воинственно топорщился грозный фаллос с вживленным в головку колечком с бриллиантом. – Я поимел ее всеми вообразимыми способами, хорошенько выпорол розгами и плетью, а потом ее отодрали хором все мои гости, во все ее отверстия. Ну, и что ты на это скажешь, мой славный онанист?
Шквал яростного гнева захлестнул Тристана Тревельяна, пробудив в нем желание прикончить этого негодяя, отнявшего у него сперва его любимую супругу, а потом вдобавок еще и растлившего Кэтлин. Теперь Порция вызывала у него только отвращение и ярость. Гая же он презирал и ненавидел. Но отказаться от Кэтлин ему было трудно, он успел привязаться к ней и даже был готов простить ей плотский грех, поскольку верил, что душа ее пока не тронута пагубной плесенью порока.
– Он сказал правду, Кэтлин? – тихо спросил он, борясь с желанием схватить ее в охапку и унести из этого притона.
Кэтлин залилась густым румянцем, спустила с дивана ноги и ответила, глядя ему в глаза:
– Да, Тристан!
Пронзенный этим честным ответом, словно стрелой, Тристан пошатнулся и чуть слышно прошептал:
– Но почему ты так поступила?
– Не надо было меня бросать! – с вызовом воскликнула она. – Он воспользовался твоим отсутствием и обманом вовлек меня в разврат. В этом доме я испытала нечто такое, чего не испытывала даже с тобой. Встреча с Порцией сделала меня совершенно другой… – Она умолкла, охваченная жутким волнением.
– Это так, – подтвердила Порция. – И не принимай случившееся чересчур близко к сердцу, моя дорогая! Нечто похожее произошло в свое время и со мной. Тристан, конечно, хорош собой, богат и влиятелен, однако для настоящего счастья мне всего этого мало! Послушай, Тристан, нам с тобой необходимо серьезно поговорить. – Она махнула рукой своим рабам, веля им удалиться.
– Да, ты права, нам есть что обсудить, – саркастически ухмыльнувшись, сказал Тристан. – Покидая мой дом, ты прихватила с собой немало ценных сувениров, не говоря уже о кредитных карточках и наличных деньгах. Ты даже умудрилась снять деньги с нашего семейного счета в банке и очистить сейфовую ячейку, в которой лежали мои фамильные драгоценности. Но и этого тебе показалось мало! Ты распространила нелепые слухи, будто бы я тебя убил, и в результате твоих подлых интриг на меня ополчились газетчики и полицейские. Ты превратила меня во всеобщее посмешище, наклеила на меня ярлык женоубийцы и психопата! Почему ты так поступила? Что я тебе плохого сделал? За что ты меня опозорила и оклеветала?
– Ты чуть было не уморил меня своим занудством! – невозмутимо ответила Порция, картинно подбоченившись. – С тобой я едва не померла от скуки. Должна же я была после этого слегка развлечься? Вот я и позволила себе маленький розыгрыш.
– Значит, ты меня никогда не любила? – помрачнев, как грозовая туча, осевшим голосом спросил Тристан.
Порция беспечно хохотнула, томно потянулась и сказала:
– Нет, отчего же, поначалу ты меня возбуждал. К тому же ты мог обеспечить мне комфорт и уют, к которым я всегда стремилась. Я посоветовалась со своим любезным кузеном и приняла твое предложение. Мы с Гаем всегда делали все вместе, не так ли, милый?
– Разумеется, дорогая Порция, ведь иначе просто и быть не может, – промолвил Гай и, наклонившись к ней, смачно поцеловал ее в губы.
– Ты наглая авантюристка и подлая обманщица! Я презираю тебя, жадная, беспринципная нимфоманка! – в сердцах воскликнул Тристан. – Я требую развода!
– Неужели? Забавно! А что я получу взамен? – спросила Порция.
– Если ты дашь согласие на развод, я не стану поднимать шум из-за похищения тобой ценностей. Но тебе все равно придется объяснить полицейским, почему ты распустила обо мне клеветнические слухи. Я могу порекомендовать тебе опытного адвоката на случай, если тебя все-таки обвинят в злонамеренном введении полиции в заблуждение, подделке банковских документов и организации тайного притона.
– Я не стану дожидаться, пока меня упрячут за решетку! – рассмеявшись, воскликнула Порция. – Я уеду за границу, пусть ловят меня по всему миру! Ты можешь забыть о своих деньгах и драгоценностях, они уже давным-давно проданы. Между прочим, этот домик я купила вполне законно, хотя и на твои деньги. Ведь официально мы до сих пор еще супруги, так что выдвинуть против меня обвинение тебе не удастся. А за уклонение от супружеских обязанностей в Англии пока еще не судят. Так что лучше убирайся поскорее отсюда восвояси!
– Зачем ты выдумала всю эту хитроумную комбинацию? – недоуменно пожав плечами, спросил Тристан. – Ведь, живя со мной, ты ни в чем не нуждалась! Чем тебя не устраивала такая жизнь?
– Это слишком долго объяснять, тебе все равно этого не понять, – махнув рукой, промолвила Порция. – Тебе следовало бы благодарить меня за то, что я вывела тебя из летаргического сна и вернула тебе вкус к жизни. Ведь если бы не я, ты бы так и остался угрюмым затворником и нелюдимым до конца своих дней. Теперь, надеюсь, ты прозрел.
– Меня вполне устраивает мой образ жизни, – сухо заметил Тристан. – Нельзя же вечно оставаться бесшабашным юнцом, – когда-то надо и остепениться! Иначе для чего вообще жениться?
– Ну вот, опять ты заладил свое! – со вздохом воскликнула Порция. – Тебе, как я вижу, никогда не избавиться от своих предрассудков! Жена нужна тебе лишь как породистая кобыла, да еще, пожалуй, добропорядочная матрона, которая поддерживала бы твою репутацию, участвуя в общественных мероприятиях и благотворительности. Но я не хочу жить в золотой клетке и состариться раньше времени от тоски. У тебя был шанс удержать меня, но ты его упустил. Я бы осталась с тобой, если бы ты позволил мне устроить в подвале своего замка салон экзекуции, где я смогла бы развлекаться, как привыкла. Но ты не внял моим уговорам, и я от тебя упорхнула. Зато теперь я стала владелицей настоящего дворца экзекуции! Он приносит мне приличный доход, не говоря уже об огромном сексуальном удовлетворении. Не так ли, милочка? – спросила она, обернувшись к Кэтлин и потрепала ее рукой по щечке.
– Мне претят твои убогие рассуждения! – в сердцах вскричал Тристан, вновь свирепея. – Так может думать только законченная развратница. Да как ты могла вообразить, что я позволю тебе превратить мой дом в бордель!
Порция запрокинула голову с огненно-рыжей гривой шелковистых волос и развратно расхохоталась.
– Снова ты уселся на своего любимого конька! О каком борделе ты все время твердишь? У меня вовсе не притон, а клуб для избранных! Если бы ты только знал, какие здесь бывают люди…
– С меня довольно этих бессмысленных споров! – резко оборвал ее Тристан. – Ты дашь согласие на развод или нет?
Порция поморщилась, демонстрируя всем своим видом, что этот вопрос уже набил ей оскомину, и внезапно согласилась.
– Хорошо, – лениво промолвила она, – мне и самой не помешает обрести наконец полную свободу. Сейчас ко мне сватается один забавный престарелый герцог, обожающий переодеваться в платья своей покойной мамочки и мастурбировать, пока я хлещу его по заднице мокрыми листьями латука. В его «карандаше» осталось еще много «графита», а я давно мечтаю стать герцогиней. – И она вновь залилась рассыпчатым смехом.
Тристан с трудом удержался, чтобы не плюнуть ей в нахальную физиономию, повернулся лицом к Кэтлин и спросил:
– Ты хочешь вернуться вместе со мной в Корнуолл?
– Да! – ответила она, не столько из-за него, сколько из-за своего отеля.
– А мне пора возвращаться в Лондон, – добавила Саския. – Но я непременно навещу вас снова, Порция!
– А ты, Кэтлин? – спросила Порция. – Ты хочешь еще разок поучаствовать в наших забавах?
– Даже и не знаю, – пожала она плечами, собирая с пола одежду.
Наблюдавший за ней Тристан вдруг усомнился, что ему следует думать об их общем будущем.
Заметив, как помрачнело его лицо, Порция взяла Кэтлин под руку и проворковала:
– Не вздумай выйти за него, Кэтлин! Он тебе не пара! Ты слишком чувствительна и сексуальна, чтобы влачить жалкое существование с этим занудой. Ты сойдешь с ума от скуки! Опомнись, пока еще не поздно!
– Я немедленно свяжусь со своим адвокатом и попрошу его приступить к исполнению всех связанных с разводом формальностей, – холодно произнес Тристан.
– Я буду только благодарна тебе за это, милый! – сказала Порция. – А теперь, пожалуйста, избавь нас от своего назойливого присутствия. Нас ожидают наши гости!
С трудом поборов желание влепить ей на прощание оплеуху, Тристан бросился вон из этого вертепа, проклиная свою коварную и развратную женушку, разрушившую всю его жизнь и лишившую его надежды вновь обрести семейное счастье с Кэтлин. Схватив одежду в охапку, подружки устремились следом и едва успели забраться в автомобиль прежде, чем угрюмо молчавший Тристан рванул его с места. Он не проронил ни слова на протяжении всего пути до отеля «Хай тайдс» и, высадив там попутчиц, укатил в свой замок.
Наступило бабье лето – и в Корнуолле вновь установилась хорошая погода. Не воспользоваться этим даром небес было грешно, и Кэтлин решила устроить себе короткие каникулы, чтобы отдохнуть от ежедневной рабочей суеты и на свежую голову поразмыслить о своем житье-бытье.
Минуло уже два месяца с тех пор, как Тристан запер свой дом и, поручив присматривать за ним сторожу, отбыл в дальние края и неизведанные веси залечивать душевные раны.
– Я отправляюсь путешествовать, – сообщил он перед отъездом Кэтлин. – Говорят, что странствия просветляют ум и укрепляют сердце. Похоже, мне пора прибегнуть к этому испытанному средству. Я пришел попрощаться.
– Но куда же ты уезжаешь? Что с нами будет? – взволнованно воскликнула она, огорошенная услышанным. Тристан избегал встреч с ней с тех самых пор, как они вернулись из Гемпшира. Разговаривая с ней теперь, он держался отчужденно и холодно. Кэтлин понимала, что обидела его тогда, но не просила прощения, зная наперед, что слова ничего не исправят. Сама она совершенно не жалела о содеянном и не ощущала потребности в покаянии. В конце концов, тот случай помог внести ясность в их странные отношения. И раз уж у Тристана возникло желание расстаться с ней на продолжительное время, значит, это судьба. Молчание затягивалось, и она спросила:
– Скажи хотя бы, когда ты намерен вернуться?
– Не раньше чем на следующее лето, – ответил он. – Сейчас я хочу уехать в Америку и пожить там несколько месяцев. Мы непременно встретимся, когда я вернусь, и поговорим по душам. Может статься, что к тому времени мы решим, что нам лучше оставаться просто добрыми друзьями. Не будем загадывать, все равно теперь я должен отдохнуть и постараться понять самого себя. Удачи тебе, Кэтлин!
Вскоре он отбыл в продолжительный вояж, а она горько плакала и долго не находила себе места. Но потом все-таки успокоилась и вернулась к нормальной жизни: занялась насущными делами в своей гостинице, поменяла прическу, стала тщательнее следить за своей внешностью и манерами. Они с Беллой, ставшей теперь совладелицей отеля, разработали программу оптимизации использования пустующих зимой номеров, заключили ряд выгодных договоров и теперь предвкушали существенную прибыль. Бэнан уехал со своими картинами в Лондон и, кажется, надолго задержался там в гостях у Саскии. Кэтлин увлеклась кулинарией и брала уроки этого искусства у Раффа. Занятия обычно затягивались до полуночи и завершались совместной дегустацией аппетитных частей их тел. Рафф определенно был виртуозным мастером своего дела.
В это чудесное осеннее утро Кэтлин, однако, направлялась к причалу на свидание с Джоном. Они договорились покататься на его яхте и провести вместе целый день. До сих пор это им как-то не удавалось, они встречались часто, но эти свидания проходили впопыхах и оставляли в душе смутный след неудовлетворенности. Ускоряя шаг, Кэтлин лелеяла в сердце надежду, что путешествие на Птичий остров внесет определенность в их с Джоном отношения и поможет им лучше понять друг друга.
Джон уже поджидал ее в условленном месте в бухте, абсолютно безлюдной, несмотря на прекрасную погоду. Отдыхающие уже давно разъехались по своим городам, дети начали ходить в школу. Одни лишь беззаботные чайки галдели над пустынным пляжем, ссорясь с другими птицами из-за гниющих на берегу крабов и остатков пищи. Джон улыбнулся Кэтлин и повел ее к своей красавице «Ариадне», стоявшей на якоре у причала.
Они прошли по шаткому трапу на палубу, Джон обнял Кэтлин за талию и, поцеловав ее, предложил ей осмотреть каюту. Первое, на что она обратила внимание, была двуспальная кровать, убранная в строгом мужском стиле. Едва лишь она взглянула на нее, как пожалела, что Джона нет в этот миг рядом. Ей не терпелось ощутить спиной упругий матрац этого ложа и отдаться наконец Джону в спокойной обстановке.
Он завел двигатель, корпус яхты задрожал, и она стала плавно отходить от причала. Кэтлин осмотрела камбуз, душевую и туалет и вернулась в рулевую рубку.
Джон, стоявший у штурвала, лукаво подмигнул ей и сказал:
– Я взял с собой корзиночку для пикника, перекусим на свежем воздухе на острове. Он сейчас абсолютно безлюден.
– На острове, принадлежащем Тристану, – добавила она с лукавой улыбкой.
– С него не убудет, ему и так принадлежат здесь наиболее живописные места, – промолвил Джон, глядя на скалистый берег видневшегося вдалеке островка. – Но ты принадлежишь пока только мне.
Вскоре они пришвартовались к деревянной пристани и, прихватив одеяло и корзиночку со снедью, отправились на экскурсию по птичьему заповеднику. Однако продолжалась она не долго: как только они очутились в относительно безветренном уголке, Джон расстелил на песке одеяло, обнял Кэтлин и стал ее жарко лобзать. Ноги у нее стали словно ватные, и ей пришлось повиснуть у него на шее, чтобы не упасть. Джон понимающе улыбнулся и сам уложил ее на плед. Она непроизвольно раздвинула бедра, он упал на колени и, задрав ей на голову майку, принялся снимать с нее лифчик. Кэтлин ахнула, ощутив во всем теле дрожь, и принялась тереться об его бедро лобком. Джон впился ртом в ее сосок. Ее промежность стала горячей и влажной, глаза подернулись мечтательной поволокой, а сердце затрепетало. Джон помог ей раздеться и, с восхищением поедая взглядом ее обнаженное тело, спросил:
– А когда же ты успела сделать пирсинг своей киске? В прошлый раз там не было этого золотого колечка!
– На днях я навестила своих друзей в Гемпшире, и они сделали мне этот подарок, – тихо ответила она, ощупывая его эрегированный пенис.
– Но я вижу колечко, украшенное бриллиантиками, и в твоем пупочке! – сказал Джон, теребя пальчиком ее чувствительный бутончик.
– Этот сувенир мне подарил на память Гай, один из моих лучших друзей, – прошептала Кэтлин, изнемогая от вожделения.
– Ты непременно должна познакомить меня с такими хорошими людьми, – задумчиво произнес Джон и принялся языком ласкать ее нежный цветок между ног. Оргазм у Кэтлин наступил в считаные мгновения и потряс ее с головы до пят. Обменявшись счастливыми улыбками, они продолжили свою любовную игру. И вскоре Кэтлин ощутила истинное блаженство. Нежные пальцы Джона творили чудеса с ее податливым телом, пробуждая в нем все новые и новые оттенки чувств. Взор ее был устремлен в лазурное небо, по которому проплывали пушистые белые облачка. Солнечные лучи ласкали ее бархатистую кожу, легкий ветерок трепал ее локоны. Она шире раздвинула ноги, желая освежить морским воздухом свои интимные места, и Джон, не мешкая, ввел во влагалище два сжатых пальца. Изогнувшись дугой, Кэтлин начала умолять его подольше не вынимать их оттуда, и он, как истинный джентльмен, удовлетворил ее просьбу.
Но и этого ей оказалось мало. Разогретая основательным мануальным массажем ее вагина настоятельно требовала проникновения в нее чего-то более объемного и твердого. Угадав ее желание, Джон скинул туфли, стянул с себя штаны, накатал на пенис презерватив и, прыгнув на Кэтлин, вогнал в нее член по самый корешок, так что затрещала лобковая кость. Она обхватила его ногами и руками, и он стал овладевать ею с нечеловеческой страстью. Они кричали и стонали в полный голос до тех пор, пока он не излил ей в лоно свое семя.
Кэтлин захлестнула почти материнская нежность к только что овладевшему ею мужчине. Она плотнее прижалась к нему всем своим разгоряченным телом и устремила взгляд на острые вершины скал, пронзающие голубое небо. Неутомимый прибой тихо лизал волнами берег, оставшиеся зимовать на острове птички что-то весело щебетали, как бы благодаря природу за хорошую погоду. И, созерцая все это, Кэтлин вдруг отчетливо ощутила себя полновластной хозяйкой не только фаллоса, продолжающего подергиваться в ее тесном жарком влагалище, но и всего того, что было вокруг нее, – и моря, и острова, и едва заметного берега той части территории Корнуолла, которая формально принадлежала пока Тристану Тревельяну. В том, что он женится на ней, вернувшись в свое родовое поместье Лайонз-Корт, она уже не сомневалась. Как и в том, что превратит его замок в настоящий дворец экзекуции.
– Я дворецкий Эш, проходите, сэр, вас ожидают.
У Тристана екнуло сердце: откуда мерзавцу Гаю стало известно, что он собирается нанести ему визит? Не здесь ли удерживают бедную Кэтлин? Удастся ли ему увидеть Порцию? Ах, с каким наслаждением он задушил бы собственными руками эту похотливую стерву, а заодно и прибил бы ее развратного кузена, позорящего человеческий род.
Эш кивком подал гостю знак следовать за ним и быстро пошел по длинному коридору дома, в котором когда-то жил сельский священник, а теперь обосновался тайный притон. Лакей привел его ко входу в подземелье, и мрачное предчувствие, вселившееся в сердце Тристана, окрепло: из-за двери слышались звуки эротической музыки и дурманные запахи восточных благовоний. А когда лакей услужливо распахнул дверь чертога порока, Тристан совершенно оторопел и застыл на пороге. Увиденное в подвальном помещении многократно превзошло все его худшие опасения. Атмосфера, царившая здесь, насквозь пропиталась приторным запахом разврата, а вдоль стен были разложены всевозможные приспособления для удовлетворения самых гнусных и низменных плотских желаний. Когда-то Порция настойчиво просила его приобрести их, но он ей решительно отказал, что и послужило одной из причин, побудивших ее к побегу.
Прямо напротив входа на диване возлежала Кэтлин, абсолютно голая, с распущенными волосами и начисто лишенным волос передком. Во всем ее облике ощущалась разительная перемена, несомненно, она стала более раскованной и искушенной.
Не успел Тристан оправиться от первого потрясения, обусловленного происшедшей с его любовницей метаморфозой, как испытал новый шок: из-за ширмы величественно вышла Порция, облаченная в причудливый наряд заморской жрицы – затейливое сочетание перьев, шелков и драгоценных украшений. Ее лицо было сильно загримировано, на губах играла блудливая улыбочка.
– Ты в своем старом репертуаре, Порция? – оправившись от потрясения, язвительно воскликнул Тристан. – Все еще строишь из себя ненасытную вакханку? Когда же ты наконец уймешься, бесстыдница?
Гневно сверкнув глазами, Порция расправила плечи и, выпятив полную грудь, воскликнула:
– Ты тоже совершенно не изменился, муженек, остался все таким же лицемером! Но я давно раскусила твою двуличную сущность и поняла, что нам не ужиться под одной крышей.
– Ты сбежала от меня, потому что знала, что я не позволю тебе устраивать гнусные оргии в моем родовом гнезде! – вскричал Тристан. – Ты внушаешь мне отвращение, мерзкая распутница, и все твои приятели мне глубоко противны!
– А как насчет твоей новой пассии? – ехидно поинтересовалась Порция, присаживаясь на диван рядом с Кэтлин и по-свойски обнимая ее за плечи. – Она тоже тебе противна?
– Попридержи свой ядовитый язычок! – крикнул с угрозой в голосе Тристан.
– Почему бы тебе не спросить у нее самой, находит ли она все это гнусным? Ну, что же ты замолчал? Язык проглотил или испугался, что ее ответ придется тебе не по вкусу? – не унималась Порция.
– Кэтлин не проронит ни слова, не получив моего разрешения, – сурово промолвил вышедший из ниши Гай, одетый в атласную римскую тогу, украшенную золотым шитьем, из-под распахнутых пол которой воинственно топорщился грозный фаллос с вживленным в головку колечком с бриллиантом. – Я поимел ее всеми вообразимыми способами, хорошенько выпорол розгами и плетью, а потом ее отодрали хором все мои гости, во все ее отверстия. Ну, и что ты на это скажешь, мой славный онанист?
Шквал яростного гнева захлестнул Тристана Тревельяна, пробудив в нем желание прикончить этого негодяя, отнявшего у него сперва его любимую супругу, а потом вдобавок еще и растлившего Кэтлин. Теперь Порция вызывала у него только отвращение и ярость. Гая же он презирал и ненавидел. Но отказаться от Кэтлин ему было трудно, он успел привязаться к ней и даже был готов простить ей плотский грех, поскольку верил, что душа ее пока не тронута пагубной плесенью порока.
– Он сказал правду, Кэтлин? – тихо спросил он, борясь с желанием схватить ее в охапку и унести из этого притона.
Кэтлин залилась густым румянцем, спустила с дивана ноги и ответила, глядя ему в глаза:
– Да, Тристан!
Пронзенный этим честным ответом, словно стрелой, Тристан пошатнулся и чуть слышно прошептал:
– Но почему ты так поступила?
– Не надо было меня бросать! – с вызовом воскликнула она. – Он воспользовался твоим отсутствием и обманом вовлек меня в разврат. В этом доме я испытала нечто такое, чего не испытывала даже с тобой. Встреча с Порцией сделала меня совершенно другой… – Она умолкла, охваченная жутким волнением.
– Это так, – подтвердила Порция. – И не принимай случившееся чересчур близко к сердцу, моя дорогая! Нечто похожее произошло в свое время и со мной. Тристан, конечно, хорош собой, богат и влиятелен, однако для настоящего счастья мне всего этого мало! Послушай, Тристан, нам с тобой необходимо серьезно поговорить. – Она махнула рукой своим рабам, веля им удалиться.
– Да, ты права, нам есть что обсудить, – саркастически ухмыльнувшись, сказал Тристан. – Покидая мой дом, ты прихватила с собой немало ценных сувениров, не говоря уже о кредитных карточках и наличных деньгах. Ты даже умудрилась снять деньги с нашего семейного счета в банке и очистить сейфовую ячейку, в которой лежали мои фамильные драгоценности. Но и этого тебе показалось мало! Ты распространила нелепые слухи, будто бы я тебя убил, и в результате твоих подлых интриг на меня ополчились газетчики и полицейские. Ты превратила меня во всеобщее посмешище, наклеила на меня ярлык женоубийцы и психопата! Почему ты так поступила? Что я тебе плохого сделал? За что ты меня опозорила и оклеветала?
– Ты чуть было не уморил меня своим занудством! – невозмутимо ответила Порция, картинно подбоченившись. – С тобой я едва не померла от скуки. Должна же я была после этого слегка развлечься? Вот я и позволила себе маленький розыгрыш.
– Значит, ты меня никогда не любила? – помрачнев, как грозовая туча, осевшим голосом спросил Тристан.
Порция беспечно хохотнула, томно потянулась и сказала:
– Нет, отчего же, поначалу ты меня возбуждал. К тому же ты мог обеспечить мне комфорт и уют, к которым я всегда стремилась. Я посоветовалась со своим любезным кузеном и приняла твое предложение. Мы с Гаем всегда делали все вместе, не так ли, милый?
– Разумеется, дорогая Порция, ведь иначе просто и быть не может, – промолвил Гай и, наклонившись к ней, смачно поцеловал ее в губы.
– Ты наглая авантюристка и подлая обманщица! Я презираю тебя, жадная, беспринципная нимфоманка! – в сердцах воскликнул Тристан. – Я требую развода!
– Неужели? Забавно! А что я получу взамен? – спросила Порция.
– Если ты дашь согласие на развод, я не стану поднимать шум из-за похищения тобой ценностей. Но тебе все равно придется объяснить полицейским, почему ты распустила обо мне клеветнические слухи. Я могу порекомендовать тебе опытного адвоката на случай, если тебя все-таки обвинят в злонамеренном введении полиции в заблуждение, подделке банковских документов и организации тайного притона.
– Я не стану дожидаться, пока меня упрячут за решетку! – рассмеявшись, воскликнула Порция. – Я уеду за границу, пусть ловят меня по всему миру! Ты можешь забыть о своих деньгах и драгоценностях, они уже давным-давно проданы. Между прочим, этот домик я купила вполне законно, хотя и на твои деньги. Ведь официально мы до сих пор еще супруги, так что выдвинуть против меня обвинение тебе не удастся. А за уклонение от супружеских обязанностей в Англии пока еще не судят. Так что лучше убирайся поскорее отсюда восвояси!
– Зачем ты выдумала всю эту хитроумную комбинацию? – недоуменно пожав плечами, спросил Тристан. – Ведь, живя со мной, ты ни в чем не нуждалась! Чем тебя не устраивала такая жизнь?
– Это слишком долго объяснять, тебе все равно этого не понять, – махнув рукой, промолвила Порция. – Тебе следовало бы благодарить меня за то, что я вывела тебя из летаргического сна и вернула тебе вкус к жизни. Ведь если бы не я, ты бы так и остался угрюмым затворником и нелюдимым до конца своих дней. Теперь, надеюсь, ты прозрел.
– Меня вполне устраивает мой образ жизни, – сухо заметил Тристан. – Нельзя же вечно оставаться бесшабашным юнцом, – когда-то надо и остепениться! Иначе для чего вообще жениться?
– Ну вот, опять ты заладил свое! – со вздохом воскликнула Порция. – Тебе, как я вижу, никогда не избавиться от своих предрассудков! Жена нужна тебе лишь как породистая кобыла, да еще, пожалуй, добропорядочная матрона, которая поддерживала бы твою репутацию, участвуя в общественных мероприятиях и благотворительности. Но я не хочу жить в золотой клетке и состариться раньше времени от тоски. У тебя был шанс удержать меня, но ты его упустил. Я бы осталась с тобой, если бы ты позволил мне устроить в подвале своего замка салон экзекуции, где я смогла бы развлекаться, как привыкла. Но ты не внял моим уговорам, и я от тебя упорхнула. Зато теперь я стала владелицей настоящего дворца экзекуции! Он приносит мне приличный доход, не говоря уже об огромном сексуальном удовлетворении. Не так ли, милочка? – спросила она, обернувшись к Кэтлин и потрепала ее рукой по щечке.
– Мне претят твои убогие рассуждения! – в сердцах вскричал Тристан, вновь свирепея. – Так может думать только законченная развратница. Да как ты могла вообразить, что я позволю тебе превратить мой дом в бордель!
Порция запрокинула голову с огненно-рыжей гривой шелковистых волос и развратно расхохоталась.
– Снова ты уселся на своего любимого конька! О каком борделе ты все время твердишь? У меня вовсе не притон, а клуб для избранных! Если бы ты только знал, какие здесь бывают люди…
– С меня довольно этих бессмысленных споров! – резко оборвал ее Тристан. – Ты дашь согласие на развод или нет?
Порция поморщилась, демонстрируя всем своим видом, что этот вопрос уже набил ей оскомину, и внезапно согласилась.
– Хорошо, – лениво промолвила она, – мне и самой не помешает обрести наконец полную свободу. Сейчас ко мне сватается один забавный престарелый герцог, обожающий переодеваться в платья своей покойной мамочки и мастурбировать, пока я хлещу его по заднице мокрыми листьями латука. В его «карандаше» осталось еще много «графита», а я давно мечтаю стать герцогиней. – И она вновь залилась рассыпчатым смехом.
Тристан с трудом удержался, чтобы не плюнуть ей в нахальную физиономию, повернулся лицом к Кэтлин и спросил:
– Ты хочешь вернуться вместе со мной в Корнуолл?
– Да! – ответила она, не столько из-за него, сколько из-за своего отеля.
– А мне пора возвращаться в Лондон, – добавила Саския. – Но я непременно навещу вас снова, Порция!
– А ты, Кэтлин? – спросила Порция. – Ты хочешь еще разок поучаствовать в наших забавах?
– Даже и не знаю, – пожала она плечами, собирая с пола одежду.
Наблюдавший за ней Тристан вдруг усомнился, что ему следует думать об их общем будущем.
Заметив, как помрачнело его лицо, Порция взяла Кэтлин под руку и проворковала:
– Не вздумай выйти за него, Кэтлин! Он тебе не пара! Ты слишком чувствительна и сексуальна, чтобы влачить жалкое существование с этим занудой. Ты сойдешь с ума от скуки! Опомнись, пока еще не поздно!
– Я немедленно свяжусь со своим адвокатом и попрошу его приступить к исполнению всех связанных с разводом формальностей, – холодно произнес Тристан.
– Я буду только благодарна тебе за это, милый! – сказала Порция. – А теперь, пожалуйста, избавь нас от своего назойливого присутствия. Нас ожидают наши гости!
С трудом поборов желание влепить ей на прощание оплеуху, Тристан бросился вон из этого вертепа, проклиная свою коварную и развратную женушку, разрушившую всю его жизнь и лишившую его надежды вновь обрести семейное счастье с Кэтлин. Схватив одежду в охапку, подружки устремились следом и едва успели забраться в автомобиль прежде, чем угрюмо молчавший Тристан рванул его с места. Он не проронил ни слова на протяжении всего пути до отеля «Хай тайдс» и, высадив там попутчиц, укатил в свой замок.
Наступило бабье лето – и в Корнуолле вновь установилась хорошая погода. Не воспользоваться этим даром небес было грешно, и Кэтлин решила устроить себе короткие каникулы, чтобы отдохнуть от ежедневной рабочей суеты и на свежую голову поразмыслить о своем житье-бытье.
Минуло уже два месяца с тех пор, как Тристан запер свой дом и, поручив присматривать за ним сторожу, отбыл в дальние края и неизведанные веси залечивать душевные раны.
– Я отправляюсь путешествовать, – сообщил он перед отъездом Кэтлин. – Говорят, что странствия просветляют ум и укрепляют сердце. Похоже, мне пора прибегнуть к этому испытанному средству. Я пришел попрощаться.
– Но куда же ты уезжаешь? Что с нами будет? – взволнованно воскликнула она, огорошенная услышанным. Тристан избегал встреч с ней с тех самых пор, как они вернулись из Гемпшира. Разговаривая с ней теперь, он держался отчужденно и холодно. Кэтлин понимала, что обидела его тогда, но не просила прощения, зная наперед, что слова ничего не исправят. Сама она совершенно не жалела о содеянном и не ощущала потребности в покаянии. В конце концов, тот случай помог внести ясность в их странные отношения. И раз уж у Тристана возникло желание расстаться с ней на продолжительное время, значит, это судьба. Молчание затягивалось, и она спросила:
– Скажи хотя бы, когда ты намерен вернуться?
– Не раньше чем на следующее лето, – ответил он. – Сейчас я хочу уехать в Америку и пожить там несколько месяцев. Мы непременно встретимся, когда я вернусь, и поговорим по душам. Может статься, что к тому времени мы решим, что нам лучше оставаться просто добрыми друзьями. Не будем загадывать, все равно теперь я должен отдохнуть и постараться понять самого себя. Удачи тебе, Кэтлин!
Вскоре он отбыл в продолжительный вояж, а она горько плакала и долго не находила себе места. Но потом все-таки успокоилась и вернулась к нормальной жизни: занялась насущными делами в своей гостинице, поменяла прическу, стала тщательнее следить за своей внешностью и манерами. Они с Беллой, ставшей теперь совладелицей отеля, разработали программу оптимизации использования пустующих зимой номеров, заключили ряд выгодных договоров и теперь предвкушали существенную прибыль. Бэнан уехал со своими картинами в Лондон и, кажется, надолго задержался там в гостях у Саскии. Кэтлин увлеклась кулинарией и брала уроки этого искусства у Раффа. Занятия обычно затягивались до полуночи и завершались совместной дегустацией аппетитных частей их тел. Рафф определенно был виртуозным мастером своего дела.
В это чудесное осеннее утро Кэтлин, однако, направлялась к причалу на свидание с Джоном. Они договорились покататься на его яхте и провести вместе целый день. До сих пор это им как-то не удавалось, они встречались часто, но эти свидания проходили впопыхах и оставляли в душе смутный след неудовлетворенности. Ускоряя шаг, Кэтлин лелеяла в сердце надежду, что путешествие на Птичий остров внесет определенность в их с Джоном отношения и поможет им лучше понять друг друга.
Джон уже поджидал ее в условленном месте в бухте, абсолютно безлюдной, несмотря на прекрасную погоду. Отдыхающие уже давно разъехались по своим городам, дети начали ходить в школу. Одни лишь беззаботные чайки галдели над пустынным пляжем, ссорясь с другими птицами из-за гниющих на берегу крабов и остатков пищи. Джон улыбнулся Кэтлин и повел ее к своей красавице «Ариадне», стоявшей на якоре у причала.
Они прошли по шаткому трапу на палубу, Джон обнял Кэтлин за талию и, поцеловав ее, предложил ей осмотреть каюту. Первое, на что она обратила внимание, была двуспальная кровать, убранная в строгом мужском стиле. Едва лишь она взглянула на нее, как пожалела, что Джона нет в этот миг рядом. Ей не терпелось ощутить спиной упругий матрац этого ложа и отдаться наконец Джону в спокойной обстановке.
Он завел двигатель, корпус яхты задрожал, и она стала плавно отходить от причала. Кэтлин осмотрела камбуз, душевую и туалет и вернулась в рулевую рубку.
Джон, стоявший у штурвала, лукаво подмигнул ей и сказал:
– Я взял с собой корзиночку для пикника, перекусим на свежем воздухе на острове. Он сейчас абсолютно безлюден.
– На острове, принадлежащем Тристану, – добавила она с лукавой улыбкой.
– С него не убудет, ему и так принадлежат здесь наиболее живописные места, – промолвил Джон, глядя на скалистый берег видневшегося вдалеке островка. – Но ты принадлежишь пока только мне.
Вскоре они пришвартовались к деревянной пристани и, прихватив одеяло и корзиночку со снедью, отправились на экскурсию по птичьему заповеднику. Однако продолжалась она не долго: как только они очутились в относительно безветренном уголке, Джон расстелил на песке одеяло, обнял Кэтлин и стал ее жарко лобзать. Ноги у нее стали словно ватные, и ей пришлось повиснуть у него на шее, чтобы не упасть. Джон понимающе улыбнулся и сам уложил ее на плед. Она непроизвольно раздвинула бедра, он упал на колени и, задрав ей на голову майку, принялся снимать с нее лифчик. Кэтлин ахнула, ощутив во всем теле дрожь, и принялась тереться об его бедро лобком. Джон впился ртом в ее сосок. Ее промежность стала горячей и влажной, глаза подернулись мечтательной поволокой, а сердце затрепетало. Джон помог ей раздеться и, с восхищением поедая взглядом ее обнаженное тело, спросил:
– А когда же ты успела сделать пирсинг своей киске? В прошлый раз там не было этого золотого колечка!
– На днях я навестила своих друзей в Гемпшире, и они сделали мне этот подарок, – тихо ответила она, ощупывая его эрегированный пенис.
– Но я вижу колечко, украшенное бриллиантиками, и в твоем пупочке! – сказал Джон, теребя пальчиком ее чувствительный бутончик.
– Этот сувенир мне подарил на память Гай, один из моих лучших друзей, – прошептала Кэтлин, изнемогая от вожделения.
– Ты непременно должна познакомить меня с такими хорошими людьми, – задумчиво произнес Джон и принялся языком ласкать ее нежный цветок между ног. Оргазм у Кэтлин наступил в считаные мгновения и потряс ее с головы до пят. Обменявшись счастливыми улыбками, они продолжили свою любовную игру. И вскоре Кэтлин ощутила истинное блаженство. Нежные пальцы Джона творили чудеса с ее податливым телом, пробуждая в нем все новые и новые оттенки чувств. Взор ее был устремлен в лазурное небо, по которому проплывали пушистые белые облачка. Солнечные лучи ласкали ее бархатистую кожу, легкий ветерок трепал ее локоны. Она шире раздвинула ноги, желая освежить морским воздухом свои интимные места, и Джон, не мешкая, ввел во влагалище два сжатых пальца. Изогнувшись дугой, Кэтлин начала умолять его подольше не вынимать их оттуда, и он, как истинный джентльмен, удовлетворил ее просьбу.
Но и этого ей оказалось мало. Разогретая основательным мануальным массажем ее вагина настоятельно требовала проникновения в нее чего-то более объемного и твердого. Угадав ее желание, Джон скинул туфли, стянул с себя штаны, накатал на пенис презерватив и, прыгнув на Кэтлин, вогнал в нее член по самый корешок, так что затрещала лобковая кость. Она обхватила его ногами и руками, и он стал овладевать ею с нечеловеческой страстью. Они кричали и стонали в полный голос до тех пор, пока он не излил ей в лоно свое семя.
Кэтлин захлестнула почти материнская нежность к только что овладевшему ею мужчине. Она плотнее прижалась к нему всем своим разгоряченным телом и устремила взгляд на острые вершины скал, пронзающие голубое небо. Неутомимый прибой тихо лизал волнами берег, оставшиеся зимовать на острове птички что-то весело щебетали, как бы благодаря природу за хорошую погоду. И, созерцая все это, Кэтлин вдруг отчетливо ощутила себя полновластной хозяйкой не только фаллоса, продолжающего подергиваться в ее тесном жарком влагалище, но и всего того, что было вокруг нее, – и моря, и острова, и едва заметного берега той части территории Корнуолла, которая формально принадлежала пока Тристану Тревельяну. В том, что он женится на ней, вернувшись в свое родовое поместье Лайонз-Корт, она уже не сомневалась. Как и в том, что превратит его замок в настоящий дворец экзекуции.