Страница:
Из Винбурга я поспешил навестить главного комманданта. Я. Гаттинга, и из кронштадтского отряда отправился к президенту. Я нашел его 20 июля в 12 верстах к западу от Рейца. Как велика была моя радость, когда я увидел президента благополучно здравствующим, но как тяжело было отсутствие старых друзей: генерала А. П. Кронье, члена исполнительного совета, генерала Вессельса, де-Брена, государственного секретаря, комманданта Давеля, Рокко де-Вилие, секретаря исполнительного совета Гордона Фразера, частного секретаря президента, М. Гарди, помощника секретаря, Питера Штейна, брата президента и фельдкорнета при штабе, и многих других друзей-бюргеров, составлявших личную, охрану президента. Мне тяжело было думать, что такие люди находятся в плену. Но что усиливало еще нашу скорбь - это было сознание того, что здесь играла роль измена: Стенекамп, бюргер Оранжевой республики, а не кто иной был тем предателем, который привел англичан и который указал на место пребывания личной охраны президента Штейна, взятой в плен.
Правительственный состав должен был быть пополнен, и президент назначил следующих лиц:
Вместо генерала А. П. Кронье - генерала Оливира, членом исполнительного совета; вместо г. Брена - г. В. К. Бребнера, государственным секретарем. Г. Иоганнес Терон был назначен секретарем исполнительного совета вместо г. Рокко де-Вилие, а г. Б. дю-Плесси частным секретарем президента, вместо г. Гордона Фразера.
Президент в своей свите в будущем не пожелал иметь более 30 бюргеров, коммандантом которых был назначен капитан Г. ван-Никерк.
Глава XXX.
Последняя прокламация Англии
Более чем когда-либо убеждал я моих офицеров в необходимости разрушения неприятельских путей сообщения, а следовательно, и взрывания поездов. Нашелся способ, посредством которого мы стали это проделывать. Дуло и курок ружья соединялись с динамитным патроном и клались под железнодорожный рельс. В тот момент, когда локомотив нажимал на рельс, происходил взрыв, вследствие чего поезд взлетал на воздух. Конечно, это было ужасно отнимать таким образом жизнь у людей, но как ни ужасен этот способ, он, однако, не противоречил правилам, установленным цивилизованными народами, и мы чувствовали себя вправе уничтожать таким образом неприятельские пути сообщения.
Все это время мы особенно энергично стали заниматься взрывами, и англичанам пришлось, более чем когда-либо, охранять железнодорожную линию. Для этого они принуждены были разместить вдоль всей линии несколькими тысячами солдат более, нежели прежде, иначе происходила постоянная остановка движения. Долгое время по ночам поезда даже совсем не ходили. Но вскоре англичане догадались, в чем состоял наш секрет, и стали внимательно осматривать рельсы, ежедневно стараясь найти место, куда мы подкладывали мину. Но за это нам также вскоре стало известно, что они открыли наш секрет: с известной вышины мы всегда могли видеть: проходил ли поезд благополучно или нет. После этого мы сделались еще внимательнее и еще осторожнее. В том месте, где клался динамит, мы предварительно счищали гравий, собирали его, зарывали на некоторой глубине динамит, затем все приводили в прежний вид, засыпали снова гравием, а остатки бросали куда-нибудь вдалеке от железной дороги. Словом, концы в воду. В ответ на наши хитрости англичане расположили войска вдоль всей линии.
Прошел июль. Что ожидало нас в августе? Маленькие стычки кое-где, то тут, то там, не прекращались. Здесь пять, там десять убитых, доходило и до тридцати англичан убитыми, ранеными или взятыми в плен. Если бы сосчитать все эти маленькие числа вместе, то получился бы в сложности крупный итог, но наша война была не такого рода, чтобы мы могли заводить полевые конторы и заниматься статистикой. Рапорты о сражениях доставлялись мне, но после 3-5 недель, в течение которых они сохранялись, я рассылал их различным главным коммандантам для всеобщего сведения, а потом они уничтожались.
О военных действиях в начале войны сохранилось много отчетов, рапортов и писем. Я отдал все эти документы одному моему хорошему другу на сохранение, но я не знаю, где именно он закопал их в землю, так как сам он был взят в плен, и я не мог добиться, куда он был отправлен. Среди этих бумаг находились чрезвычайно важные документы, заслуживающие опубликования.
Я находился в Блейдскапе между Вифлеемом и Гейльброном. Мои старые приятели: генералы Нокс, Эллиот, Пежет, а также полковники Римингтон, Бейнг, Бенер и другие - хорошо, конечно, помнят, где лежит Блейдскап. Здесь я получил послание от лорда Китченера, заключавшее в себе прокламацию от 7 августа 1901 года.
Вот ее содержание: "ПРОКЛАМАЦИЯ{72}.
От его превосходительства барона Китченера фон-Кертоум (Khartoum) Г. К. Б. К. К. М. Г. генерала, главнокомандующего войсками его величества в южной Африке, высшего комиссара в южной Африке и администратора Трансвааля и пр., и пр.
Принимая во внимание: 1) что бывшие республики - Оранжевая и Южно-Африканская, присоединены к владениям его величества;
2) что войсками е. в. заняты и находятся уже с известного времени в полной власти различные общественные конторы, административные учреждения, а также главные города и все железные дороги в названных территориях;
3) что огромное число бюргеров двух бывших республик, за исключением павших в войне, а также и военнопленных, составляющее 35.000 человек, сдались правительству е. в. и спокойно живут в селах и лагерях под охраною войска е. в.;
4) что бюргеров бывших республик, стоящих под ружьем против войск е. в., очень мало, при чем они лишены орудий и амуниции и не имеют правильной военной организации, а потому не могут вести правильной войны с организованными военными силами е. в. в различных частях страны;
5) что бюргеры, состоящие в настоящее время под ружьем, не будучи в состоянии вести правильной войны, тем не менее, продолжают делать постоянные нападения на небольшие посты и отряды войска е. в., грабить и уничтожать собственность, равно как разрушать в колонии Оранжевой реки, в Трансваале, а также и в других частях владений е. в. в южной Африке железные дороги и телеграфы;
6) что страна вследствие этого опустошается, а земледелие и промышленность гибнут;
7) что правительство е. в. решило положить конец бесцельному пролитию крови и разорению огромного большинства населения, жаждущего мирной жизни и заработков, и 8) что будет справедливым принять меры против тех из людей, которые еще упорствуют, и в особенности против тех из них, которые имеют влияние на окружающих и потому являются ответственными за настоящее бесцельное сопротивление, а также и против тех, которые побуждают своих сограждан продолжать безнадежное сопротивление правительству его величества; я, Горацио Герберт, барон Китченер фон-Кертоум, Г. К. Б. К. К. М. Г. генерал, главнокомандующий войсками е. в. в южной Африке, высший комиссар по поручению правительства его величества, объявляю и довожу до общего сведения следующее:
Все комманданты, фельдкорнеты и другие предводители вооруженных шаек, состоящих из бюргеров бывших республик, постоянно противодейстеующих войскам е. в. в колонии Оранжевой реки, Трансваале и других частях е. в. южно-африканских владений, а также все члены правительства бывших республик - Оранжевой и Южно-Африканской, - не сдавшиеся и не положившие оружия до 15 сентября, навсегда будут изгнаны из южной Африки. Издержки на содержание семейств бывших бюргеров отнесутся на все их движимое и недвижимое имущество.
Спаси Бог короля!
Дана в моей стране в Претории, 7 августа 1901 г.
Китченер генерал, высший комиссар Южной Африки".
Я отвечал лорду Китченеру очень коротко, приблизительно в таких выражениях: "Ваше превосходительство!
Я получил послание вашего превосходительства, в котором заключалась прокламация 7 августа 1901 года. Я и мои офицеры сим удостоверяют ваше превосходительство, что мы преследуем только одну цель, из-за которой мы и сражаемся, - заключающуюся в сохранении нашей независимости, которую мы никогда и ни за какую цену не отдадим".
Ребячеством было бы с нашей стороны испугаться этой прокламации. Из моего краткого ответа, посланного лорду Китченеру, ясно, что думали мы, я и мои офицеры, о ней; "пугать - еще не значить убить", говорит наша пословица.
Президент Штейн послал лорду Китченеру в ответ длинное письмо, в котором он красноречиво изложил, во-первых, причины, вызвавшие войну, а во-вторых, положение вещей в настоящую минуту. Я привожу здесь это замечательное письмо. "В поле, 15 августа 1901 года.
Его превосходительству лорду Китченеру.
Ваше превосходительство!
Имею честь уведомить о получении мною почтенного письма вашего превосходительства от 6 августа 1901 года вместе с прокламацией вашего превосходительства от того же числа.
Довольно сдержанный тон письма вашего превосходительства дает мне смелость ответить на послаше несколько подробнее.
Я заметил, что ваше превосходительство и другие государственные люди, стоящие около вас, того мнения, что причина войны заключается в том, что Южно-Африканская республика объявила войну и вторглась в британскую территорию.
Мне нечего напоминать вам, что в 1895 году нападение было произведено на Южно-Африканскую республику из пределов британской территории. И произошло это в то время, когда республика была невооруженною, в убеждении, что она окружена цивилизованными соседями.
Равным образом вам хорошо известно, что когда это сумасбродное предприятие не удалось, то трансваальское правительство выдало Англии всю шайку в надежде на справедливое возмездие.
Вы знаете также, что после приговора к тюремному заключению, главари были выпущены из заточения ранее срока без всякого к тому повода.
Вы помните, что парламентская комиссия, которая должна была расследовать дело, скрыла как документы, так и свидетельские показания. Несмотря на воздействие свыше, комиссия осудила главного виновника Сесиля Родса. Но когда доклад комиссии был представлен парламенту, то г. Чемберлен, в противность собственному мнению (так как он был членом комиссии), выступил на защиту Родса.
Вы вероятно согласитесь, что как Южно-Африканская республика, так и весь цивилизованный мир были правы, придя к заключению, что о вторжении Джемсона было не безызвестно некоторым членам правительства его величества. А раньше, ведь, мы предполагали, что вторжение было произведено без всякого ведома обоих правительств - Капской колонии и британского.
Едва ли вы станете отрицать, что Южно-Африканская республика не получила ни гроша из обещанного материального вознаграждения и что затем последовал целый ряд депеш из Лондона с угрозами и внушениями, которые можно было рассматривать как вмешательство во внутренние дела республики. К ее величеству стали поступать ходатайства об отмене не существовавших злоупотреблений, с несомненною целью дать британскому правительству повод к подобному вмешательству.
Все это вашему превосходительству хорошо известно. Но я желал бы обратить ваше благосклонное внимание на следующие факты.
Когда собирались подписи для упомянутых ходатайств, я увидел, что известная партия стремится возбудить войну Англии с Южно-Африканскою республикою. Тогда я выступил посредником и попытался побудить правительство республики к уступкам чтобы сохранить южной Африке мир. Я сделал это не потому, что считал Англию вправе предъявлять какие-либо требования, но единственно из желания избежать кровопролития. Британское правительство было, однако, недовольно делавшимися уступками и потребовало наконец, чтобы закон о выборах был подвергнут пересмотру в особой комиссии.
Английский агент в Претории просил трансваальское правительство разработать проект относительно закона о выборах. Правительство это и сделало и при том настолько либерально, что превзошло даже пожелания главного комиссара британского (т. е. представителя английского правительства).
Когда этот проект не был принят правительством её величества королевы, то правительство республики выразило согласие на передачу закона о выборах в особую комиссию.
На это британское правительство вдруг прекратило всякую переписку, сообщив, что формулирует свои требования впоследствии.
Другими словами, английское правительство поставило республике тогда ультиматум.
Война не была объявлена со стороны Англии только потому, что не все войска ее прибыли в Африку.
Правительство Оранжевой республики выступило тогда посредником, желая хотя бы в последнюю минуту предотвратить войну. Оно телеграфировало через главного комиссара в Лондон, прося сообщить условия, которые Англия ставит Южно-Африканской республике. Телеграмма эта была передана, к моему сожалению, в Лондон лишь в изуродованном виде.
Вместо ответа на мои запросы, Англия начала стягивать в Африку войска со всех концов света и располагать их вдоль границ обеих республик, из которых с Оранжевой республикой Англия до этого времени была в дружбе.
Когда трансваальское правительство убедилось, что Англии нужна не отмена злоупотреблений (которых, как теперь всеми признано, никогда не существовало), а уничтожение самостоятельности республики, оно попросило удалить войска и передать все спорные вопросы третейскому суду.
Это произошло примерно через три недели после того, что британское правительство поставило свой ультиматум.
Месяц перед этим правительство Оранжевой республики получило телеграмму от главного британского комиссара с просьбою сохранить нейтралитет. Ясное доказательство того, что Англия намеревалась начать войну с Южно-Африканскою республикою.
Телеграмма эта была прислана потому, что Англии было известно, что с 1889 года существовал между обеими республиками оборонительный союз.
После того, что трансваальское правительство решило защищать свои границы от нападения врагов, я был вынужден сделать шаг более горький для меня, чем какой-либо поступок в моей жизни.
Я вынужден был порвать дружеские связи с Англией и верный союзу с родственной республикой, протянуть ей руку помощи.
Война показала, что мы были правы, предполагая, что Англия хочет уничтожить обе республики.
Документы, попавшие в наши руки, доказывают, что Англия уже с 1896 года твердо решилась напасть на обе республики.
Еще недавно лорд Ленсдон признал публично, что он уже в июне 1899 года советовался с лордом Вольслей (который был тогда главнокомандующим английских войск) о том, в какое время года удобнее вторгнуться в границы республик.
Вы видите, что мы не обнажили меча, а только отвели меч, который уже был занесен над нашей головой.
Мы действовали лишь по праву самообороны (одно из священных человеческих прав), защищая свое право на существование.
Ваше превосходительство двукратно возвращаетесь к мысли о невозможности вмешательства какой-либо посторонней державы.
Вы, по-видимому, полагаете, что мы не прекращаем борьбы, надеясь на подобное вмешательство. Позволю себе поэтому выяснить, что мы думаем о подобном вмешательстве.
Вот наше мнение. Мы надеялись и продолжаем надеяться, что общественная совесть образованного мира возмутится преступлением, совершаемым Англией, которая пытается уничтожить молодой народ.
Уже в начале войны мы решили, в случае неосуществления этой надежды, употребить все усилия, чтобы, уповая на милосердие Божие, защищаться собственными силами.
Это решение и теперь еще остается в нас непоколебимым.
Ваше превосходительство полагает, что наша борьба безнадежна. Я не знаю, на чем вы основываете это мнение.
Сравним наше теперешнее положение с прошлогодним, вслед за сдачею генерала Принслоо.
Год тому назад Капская колония была совершенно спокойна. Ни одного нашего отряда там не было. Вся Оранжевая республика была в ваших руках: города, железнодорожные пути, деревни, словом вся страна, кроме одного округа, где стоял Газебрук со своим отрядом.
В Трансваале дело обстояло почти совершенно так же. Только округа, где находились Деларей и Бота (за Босфельдом), были свободны.
Каково же положение дел в настоящее время?
Капская колония переполнена нашими отрядами, которые, хотя бы и временно, но господствуют во всей колонии. Они свободно передвигаются по всей стране. В то же время наши соплеменники постоянно присоединяются к нам, протестуя этим против возмутительного насилия, которое позволила себе Англия в отношении обеих республик.
В Оранжевой республике вы заняли железнодорожные пути, несколько деревень и столицу. Но вот и все, чем вы там овладели. Вся остальная часть республики находится в нашей власти. В большинстве главных городов находятся назначенные нами окружные начальники. Правовой порядок поддерживается не вами, а нами.
В Трансваале то же самое. И там действуют наши административные власти. Ваши права распространяются лишь настолько, насколько хватают ваши выстрелы.
С военной точки зрения наше дело за последний год сильно подвинулось вперед. Вы не станете этого отрицать. О безнадежности не может быть и речи, и с этой точки зрения прокламация ваша беспочвенна более, чем это было бы с год назад.
Мне неприятно, что я, как будто, хвастаюсь, но прокламация ваша принуждает меня к этому.
Что касается до 35.000 пленных, о которых вы упоминаете, то мне тяжело касаться этого предмета.
Могу сказать только одно, что эти люди состоят из следующих категорий:
1) лица, соблазненные прокламацией вашего предшественника; 2) предатели; 3) старцы и дети, насильно уведенные с ферм и заключенные в лагерях.
Утверждение ваше, что лица последних двух категорий благоденствуют в лагерях, едва ли составляет ваше серьезное убеждение.
Я смею утверждать, оставаясь совершенно правдивым, что если исключить военнопленных и тех немногих, которые предались неприятелю, все остальные бюргеры стоят под ружьем.
Что касается немногочисленных перебежчиков, то - увы! - все народы, боровшиеся за свободу, должны были испытать подобное горе - видеть таких людей в числе своих. Мы постараемся и без отщепенцев достигнуть нашей цели.
Ваше превосходительство подчеркиваете, что Англия дает приют 75.000 женщин и детей. Вы, по-видимому, не знаете, каким бесчеловечным образом эти несчастные были уведены из их домов вашими войсками. Все их добро, весь их скарб был уничтожен. Чтобы не попасть в руки ваших войск, эти несчастные должны были во всякую погоду бежать и скитаться под открытым небом.
Вы, по-видимому, не знаете, что ваши войска стреляли в этих несчастных, безоружных, хорошо зная, что это были исключительно только женщины и дети. Многие из них были таким образом убиты или ранены. Напомню лишь о том, что произошло еще недавно, 6 июня, у Граспана, близ Рейца. Там ваши войска взяли в плен женский лагерь, а не обоз, как вам донесли. Когда мы отбили лагерь, ваши солдаты искали защиты за женщинами, пока не подошло подкрепление. Они знали, следовательно, что имели дело лишь с женщинами. Тем не менее, они не только обстреливали лагерь, но и бомбардировали его из тяжелых орудий. Я мог бы указать сотни подобных случаев, но считаю это излишним. Если ваше превосходительство спросите любого, сколько-нибудь правдивого солдата, то он подтвердит мои слова.
Утверждение, что женщины добровольно остаются в концентрационных лагерях - ложно.
Военный министр, говорят, заявил парламенту, что женщины отводятся в концентрационные лагери потому, что буры не хотят, будто бы, заботиться о поддержании своих семей. Это клевета, позор которой падает на самого клеветника. Я уверен, что ваше превосходительство не одобрите никогда ничего подобного.
Что касается вашей прокламации, то смею заверить вас, что она не помешает мне свято исполнить долг мой до конца. Единственным судьею признаю я свою совесть, а не врага.
Страна наша разорена. Дома и имущество уничтожены. Скот уведен или убит. Жены и дети взяты в плен, оскорблены и уведены войсками и вооруженными кафрами. Многие сотни положили уже живот свой за родину.
Неужели же вы думаете, что мы теперь не исполним нашего долга и испугаемся вашей угрозы вечного изгнания.
Полагаете вы, что мы можем изменить тем сотням убитых и пленных, которые, доверяя нашей стойкости, пожертвовали отечеству жизнью и свободою.
Допускаете ли вы, чтобы поколебалась наша вера в справедливого Бога, Который до сих пор так чудесно подкреплял нас?!
Если б мы поколебались, то и вы, и вообще всякий честный человек, стали бы нас презирать. Мы сами бы презирали себя.
В заключение смею заверить ваше превосходительство, что я всеми силами души желаю восстановления мира. Я готов сойтись с вашим превосходительством, когда угодно, для переговоров об условиях мира.
Во избежание недоразумений заявляю теперь же, что непременным условием мира должно быть сохранение независимости обеих республик и полное обеспечение интересов присоединившихся к нам братьев наших из Капских колонии.
Если самооборона - преступление, то правительство Англии может быть довольно страшным разорением всей страны и ее населения.
В вашей власти положить всему этому конец и восстановить счастье этой страны. Мы не просим о великодушии, мы требуем лишь справедливости.
Предлагаю английский перевод этого моего письма для того, чтобы плохой перевод не извратил его смысла.
Делаю это потому, что недавно еще письмо, написанное мною трансваальскому правительству, было напечатано в таком извращенном виде, что я его не узнал. Были вставлены и выпущены целые предложения, так что письмо получило совсем другой смысл.
Имею честь и пр.
Президент Оранжевой республики
М. Т. Штейн."
Любопытно было проследить, как прокламация лорда Китченера была принята бюргерами: она не произвела ни малейшего впечатления. Я сам слышал, как мои бюргеры говорили, что они еще посмотрят, как это их офицеры положат оружие до 15 сентября. Я удостоверяю, что мне не известно ни одного случая, чтобы вследствие этой прокламации кто-либо положил оружие. Когда день, назначенный лордом Китченером, миновал, бюргеры получили еще более доверия к своим офицерам, нежели прежде. И я думаю, что если бы с начала войны у нас был бы тот состав офицеров, который был теперь, то гораздо ранее установлена была бы требуемая дисциплина.
15 сентября было назначено лордом Китченером последним сроком сдачи оружия. Президенты, а также начальники бурского войска в Трансваале и Оранжевой республике заявили, что они будут продолжать войну, а происшествия, последовавшие за их ответом, красноречиво подтвердили его. Происшествия эти были: сражения генералов Бранда - при Флакфонтейне, Деларея - в западной части Трансвааля, и Бота - при Итала. Три сражения! И все в одном сентябре месяце!
Глава ХХХI.
Нечто о блокгаузах и ночных нападениях англичан
В течение нескольких дней я был занят тем, что навещал сперва гаррисмитских бюргеров, находившихся под начальством комманданта Яна Якобса, а затем вифлеемских.
Возвратившись от них, я услышал, что англичане занялись устройством блокгаузной линии между Гейльброном и Франкфортом. Я очень удивился. Для меня было совершенно непостижимо, что Англии, сильной могущественной Англии, понадобилось строить блокгаузы, чтобы ловит буров! Казалось бы ведь, что они могли делать это и без блокгаузов!
Несоменно, что система блокгаузов заслуживает только насмешки. Любопытно, что единственный раз, когда англичане поймали порядочное число людей в Оранжевой республике, это произошло именно без всяких блокгаузов. При этом дело устраивалось следующим образом.
Англичане располагали войска большим кругом, наподобие колоссального кафрскаго "крааля"{73}, или, как они называли это - "Drive". Отдельные части войск тянулись в недалеком расстоянии одна от другой, от Гейльброна до Франкфорта и Вифлеема; одновременно они шли из Трансвааля, тянулись от Вреде к Драконовым горам и приближались к Гаррисмиту. Этот круг суживался постепенно все более и более, пока не замыкал огромное число людей и животных, главным образом быков. В этих местностях не сгоняли к блокгаузам, и не ловили ни людей, ни быков.
В английских газетах появились огромные статьи, говорившие об удачном действии блокгаузов; но при всем том ни разу не были указаны места, где это происходило. Напротив, в последний период войны, когда блокгаузы испестрили всю страну вдоль и поперек, англичанам, действительно, случалось несколько раз пригонять нас к этим линиям блокгаузов, но мы всегда прорывались сквозь них, хотя и с потерею людей убитыми и ранеными, но в несравненно меньшем количестве, нежели при загоне посредством сконцентрированных масс войска (drive). Я говорю здесь об этом мимоходом для того, чтобы, упоминая о системе блокгаузов, сказать, что мы не боялись их нисколько, никогда перед ними не отступали - за исключением особенных случаев - а если и попадали в руки неприятеля, то совсем не благодаря им.
Итак, когда я вернулся с юга, англичане были заняты постройкой линии блокгаузов от Гейльброна на Франкфорт. Они скоро окончили ее и принялись за другие: от Вреде к Ботаспасу, при чем около Гаррисмита были устроены форты. Отсюда шла линия на Вифлеем, а с Вифлеема через Фурибруг к границам страны базутов. Одна линия шла также от Линдлея в Кронштадт и оттуда, вдоль железнодорожной линии и соединительной ветви до Гейльброна. Кроме этих линии, другая тянулась вдоль железной дороги в Капскую кодонию, а также от Кронштадта к алмазным копям Дрикопьес, отсюда на Винкельдрифт при Реностерривире, затем вдоль реки Реностер до того места, где она сливается с рекою Вааль; потом по левому берегу реку Фальсх также до реки Вааля; другая линия шла от железнодорожного моста на Зандривире, вдоль реки до впадения ее в реку Вааль. Еще была линия от Кимберлея на Босгоф, и затем линия Витте-Остфант (хорошо знакомая читателю) от Блумфонтейна, через Таба-Нху на Ледибранд. Все названные линии были проведены в Оранжевой республике. Я не говорю уже о тысячах миль линий, перекрещивавших Трансвааль.
Правительственный состав должен был быть пополнен, и президент назначил следующих лиц:
Вместо генерала А. П. Кронье - генерала Оливира, членом исполнительного совета; вместо г. Брена - г. В. К. Бребнера, государственным секретарем. Г. Иоганнес Терон был назначен секретарем исполнительного совета вместо г. Рокко де-Вилие, а г. Б. дю-Плесси частным секретарем президента, вместо г. Гордона Фразера.
Президент в своей свите в будущем не пожелал иметь более 30 бюргеров, коммандантом которых был назначен капитан Г. ван-Никерк.
Глава XXX.
Последняя прокламация Англии
Более чем когда-либо убеждал я моих офицеров в необходимости разрушения неприятельских путей сообщения, а следовательно, и взрывания поездов. Нашелся способ, посредством которого мы стали это проделывать. Дуло и курок ружья соединялись с динамитным патроном и клались под железнодорожный рельс. В тот момент, когда локомотив нажимал на рельс, происходил взрыв, вследствие чего поезд взлетал на воздух. Конечно, это было ужасно отнимать таким образом жизнь у людей, но как ни ужасен этот способ, он, однако, не противоречил правилам, установленным цивилизованными народами, и мы чувствовали себя вправе уничтожать таким образом неприятельские пути сообщения.
Все это время мы особенно энергично стали заниматься взрывами, и англичанам пришлось, более чем когда-либо, охранять железнодорожную линию. Для этого они принуждены были разместить вдоль всей линии несколькими тысячами солдат более, нежели прежде, иначе происходила постоянная остановка движения. Долгое время по ночам поезда даже совсем не ходили. Но вскоре англичане догадались, в чем состоял наш секрет, и стали внимательно осматривать рельсы, ежедневно стараясь найти место, куда мы подкладывали мину. Но за это нам также вскоре стало известно, что они открыли наш секрет: с известной вышины мы всегда могли видеть: проходил ли поезд благополучно или нет. После этого мы сделались еще внимательнее и еще осторожнее. В том месте, где клался динамит, мы предварительно счищали гравий, собирали его, зарывали на некоторой глубине динамит, затем все приводили в прежний вид, засыпали снова гравием, а остатки бросали куда-нибудь вдалеке от железной дороги. Словом, концы в воду. В ответ на наши хитрости англичане расположили войска вдоль всей линии.
Прошел июль. Что ожидало нас в августе? Маленькие стычки кое-где, то тут, то там, не прекращались. Здесь пять, там десять убитых, доходило и до тридцати англичан убитыми, ранеными или взятыми в плен. Если бы сосчитать все эти маленькие числа вместе, то получился бы в сложности крупный итог, но наша война была не такого рода, чтобы мы могли заводить полевые конторы и заниматься статистикой. Рапорты о сражениях доставлялись мне, но после 3-5 недель, в течение которых они сохранялись, я рассылал их различным главным коммандантам для всеобщего сведения, а потом они уничтожались.
О военных действиях в начале войны сохранилось много отчетов, рапортов и писем. Я отдал все эти документы одному моему хорошему другу на сохранение, но я не знаю, где именно он закопал их в землю, так как сам он был взят в плен, и я не мог добиться, куда он был отправлен. Среди этих бумаг находились чрезвычайно важные документы, заслуживающие опубликования.
Я находился в Блейдскапе между Вифлеемом и Гейльброном. Мои старые приятели: генералы Нокс, Эллиот, Пежет, а также полковники Римингтон, Бейнг, Бенер и другие - хорошо, конечно, помнят, где лежит Блейдскап. Здесь я получил послание от лорда Китченера, заключавшее в себе прокламацию от 7 августа 1901 года.
Вот ее содержание: "ПРОКЛАМАЦИЯ{72}.
От его превосходительства барона Китченера фон-Кертоум (Khartoum) Г. К. Б. К. К. М. Г. генерала, главнокомандующего войсками его величества в южной Африке, высшего комиссара в южной Африке и администратора Трансвааля и пр., и пр.
Принимая во внимание: 1) что бывшие республики - Оранжевая и Южно-Африканская, присоединены к владениям его величества;
2) что войсками е. в. заняты и находятся уже с известного времени в полной власти различные общественные конторы, административные учреждения, а также главные города и все железные дороги в названных территориях;
3) что огромное число бюргеров двух бывших республик, за исключением павших в войне, а также и военнопленных, составляющее 35.000 человек, сдались правительству е. в. и спокойно живут в селах и лагерях под охраною войска е. в.;
4) что бюргеров бывших республик, стоящих под ружьем против войск е. в., очень мало, при чем они лишены орудий и амуниции и не имеют правильной военной организации, а потому не могут вести правильной войны с организованными военными силами е. в. в различных частях страны;
5) что бюргеры, состоящие в настоящее время под ружьем, не будучи в состоянии вести правильной войны, тем не менее, продолжают делать постоянные нападения на небольшие посты и отряды войска е. в., грабить и уничтожать собственность, равно как разрушать в колонии Оранжевой реки, в Трансваале, а также и в других частях владений е. в. в южной Африке железные дороги и телеграфы;
6) что страна вследствие этого опустошается, а земледелие и промышленность гибнут;
7) что правительство е. в. решило положить конец бесцельному пролитию крови и разорению огромного большинства населения, жаждущего мирной жизни и заработков, и 8) что будет справедливым принять меры против тех из людей, которые еще упорствуют, и в особенности против тех из них, которые имеют влияние на окружающих и потому являются ответственными за настоящее бесцельное сопротивление, а также и против тех, которые побуждают своих сограждан продолжать безнадежное сопротивление правительству его величества; я, Горацио Герберт, барон Китченер фон-Кертоум, Г. К. Б. К. К. М. Г. генерал, главнокомандующий войсками е. в. в южной Африке, высший комиссар по поручению правительства его величества, объявляю и довожу до общего сведения следующее:
Все комманданты, фельдкорнеты и другие предводители вооруженных шаек, состоящих из бюргеров бывших республик, постоянно противодейстеующих войскам е. в. в колонии Оранжевой реки, Трансваале и других частях е. в. южно-африканских владений, а также все члены правительства бывших республик - Оранжевой и Южно-Африканской, - не сдавшиеся и не положившие оружия до 15 сентября, навсегда будут изгнаны из южной Африки. Издержки на содержание семейств бывших бюргеров отнесутся на все их движимое и недвижимое имущество.
Спаси Бог короля!
Дана в моей стране в Претории, 7 августа 1901 г.
Китченер генерал, высший комиссар Южной Африки".
Я отвечал лорду Китченеру очень коротко, приблизительно в таких выражениях: "Ваше превосходительство!
Я получил послание вашего превосходительства, в котором заключалась прокламация 7 августа 1901 года. Я и мои офицеры сим удостоверяют ваше превосходительство, что мы преследуем только одну цель, из-за которой мы и сражаемся, - заключающуюся в сохранении нашей независимости, которую мы никогда и ни за какую цену не отдадим".
Ребячеством было бы с нашей стороны испугаться этой прокламации. Из моего краткого ответа, посланного лорду Китченеру, ясно, что думали мы, я и мои офицеры, о ней; "пугать - еще не значить убить", говорит наша пословица.
Президент Штейн послал лорду Китченеру в ответ длинное письмо, в котором он красноречиво изложил, во-первых, причины, вызвавшие войну, а во-вторых, положение вещей в настоящую минуту. Я привожу здесь это замечательное письмо. "В поле, 15 августа 1901 года.
Его превосходительству лорду Китченеру.
Ваше превосходительство!
Имею честь уведомить о получении мною почтенного письма вашего превосходительства от 6 августа 1901 года вместе с прокламацией вашего превосходительства от того же числа.
Довольно сдержанный тон письма вашего превосходительства дает мне смелость ответить на послаше несколько подробнее.
Я заметил, что ваше превосходительство и другие государственные люди, стоящие около вас, того мнения, что причина войны заключается в том, что Южно-Африканская республика объявила войну и вторглась в британскую территорию.
Мне нечего напоминать вам, что в 1895 году нападение было произведено на Южно-Африканскую республику из пределов британской территории. И произошло это в то время, когда республика была невооруженною, в убеждении, что она окружена цивилизованными соседями.
Равным образом вам хорошо известно, что когда это сумасбродное предприятие не удалось, то трансваальское правительство выдало Англии всю шайку в надежде на справедливое возмездие.
Вы знаете также, что после приговора к тюремному заключению, главари были выпущены из заточения ранее срока без всякого к тому повода.
Вы помните, что парламентская комиссия, которая должна была расследовать дело, скрыла как документы, так и свидетельские показания. Несмотря на воздействие свыше, комиссия осудила главного виновника Сесиля Родса. Но когда доклад комиссии был представлен парламенту, то г. Чемберлен, в противность собственному мнению (так как он был членом комиссии), выступил на защиту Родса.
Вы вероятно согласитесь, что как Южно-Африканская республика, так и весь цивилизованный мир были правы, придя к заключению, что о вторжении Джемсона было не безызвестно некоторым членам правительства его величества. А раньше, ведь, мы предполагали, что вторжение было произведено без всякого ведома обоих правительств - Капской колонии и британского.
Едва ли вы станете отрицать, что Южно-Африканская республика не получила ни гроша из обещанного материального вознаграждения и что затем последовал целый ряд депеш из Лондона с угрозами и внушениями, которые можно было рассматривать как вмешательство во внутренние дела республики. К ее величеству стали поступать ходатайства об отмене не существовавших злоупотреблений, с несомненною целью дать британскому правительству повод к подобному вмешательству.
Все это вашему превосходительству хорошо известно. Но я желал бы обратить ваше благосклонное внимание на следующие факты.
Когда собирались подписи для упомянутых ходатайств, я увидел, что известная партия стремится возбудить войну Англии с Южно-Африканскою республикою. Тогда я выступил посредником и попытался побудить правительство республики к уступкам чтобы сохранить южной Африке мир. Я сделал это не потому, что считал Англию вправе предъявлять какие-либо требования, но единственно из желания избежать кровопролития. Британское правительство было, однако, недовольно делавшимися уступками и потребовало наконец, чтобы закон о выборах был подвергнут пересмотру в особой комиссии.
Английский агент в Претории просил трансваальское правительство разработать проект относительно закона о выборах. Правительство это и сделало и при том настолько либерально, что превзошло даже пожелания главного комиссара британского (т. е. представителя английского правительства).
Когда этот проект не был принят правительством её величества королевы, то правительство республики выразило согласие на передачу закона о выборах в особую комиссию.
На это британское правительство вдруг прекратило всякую переписку, сообщив, что формулирует свои требования впоследствии.
Другими словами, английское правительство поставило республике тогда ультиматум.
Война не была объявлена со стороны Англии только потому, что не все войска ее прибыли в Африку.
Правительство Оранжевой республики выступило тогда посредником, желая хотя бы в последнюю минуту предотвратить войну. Оно телеграфировало через главного комиссара в Лондон, прося сообщить условия, которые Англия ставит Южно-Африканской республике. Телеграмма эта была передана, к моему сожалению, в Лондон лишь в изуродованном виде.
Вместо ответа на мои запросы, Англия начала стягивать в Африку войска со всех концов света и располагать их вдоль границ обеих республик, из которых с Оранжевой республикой Англия до этого времени была в дружбе.
Когда трансваальское правительство убедилось, что Англии нужна не отмена злоупотреблений (которых, как теперь всеми признано, никогда не существовало), а уничтожение самостоятельности республики, оно попросило удалить войска и передать все спорные вопросы третейскому суду.
Это произошло примерно через три недели после того, что британское правительство поставило свой ультиматум.
Месяц перед этим правительство Оранжевой республики получило телеграмму от главного британского комиссара с просьбою сохранить нейтралитет. Ясное доказательство того, что Англия намеревалась начать войну с Южно-Африканскою республикою.
Телеграмма эта была прислана потому, что Англии было известно, что с 1889 года существовал между обеими республиками оборонительный союз.
После того, что трансваальское правительство решило защищать свои границы от нападения врагов, я был вынужден сделать шаг более горький для меня, чем какой-либо поступок в моей жизни.
Я вынужден был порвать дружеские связи с Англией и верный союзу с родственной республикой, протянуть ей руку помощи.
Война показала, что мы были правы, предполагая, что Англия хочет уничтожить обе республики.
Документы, попавшие в наши руки, доказывают, что Англия уже с 1896 года твердо решилась напасть на обе республики.
Еще недавно лорд Ленсдон признал публично, что он уже в июне 1899 года советовался с лордом Вольслей (который был тогда главнокомандующим английских войск) о том, в какое время года удобнее вторгнуться в границы республик.
Вы видите, что мы не обнажили меча, а только отвели меч, который уже был занесен над нашей головой.
Мы действовали лишь по праву самообороны (одно из священных человеческих прав), защищая свое право на существование.
Ваше превосходительство двукратно возвращаетесь к мысли о невозможности вмешательства какой-либо посторонней державы.
Вы, по-видимому, полагаете, что мы не прекращаем борьбы, надеясь на подобное вмешательство. Позволю себе поэтому выяснить, что мы думаем о подобном вмешательстве.
Вот наше мнение. Мы надеялись и продолжаем надеяться, что общественная совесть образованного мира возмутится преступлением, совершаемым Англией, которая пытается уничтожить молодой народ.
Уже в начале войны мы решили, в случае неосуществления этой надежды, употребить все усилия, чтобы, уповая на милосердие Божие, защищаться собственными силами.
Это решение и теперь еще остается в нас непоколебимым.
Ваше превосходительство полагает, что наша борьба безнадежна. Я не знаю, на чем вы основываете это мнение.
Сравним наше теперешнее положение с прошлогодним, вслед за сдачею генерала Принслоо.
Год тому назад Капская колония была совершенно спокойна. Ни одного нашего отряда там не было. Вся Оранжевая республика была в ваших руках: города, железнодорожные пути, деревни, словом вся страна, кроме одного округа, где стоял Газебрук со своим отрядом.
В Трансваале дело обстояло почти совершенно так же. Только округа, где находились Деларей и Бота (за Босфельдом), были свободны.
Каково же положение дел в настоящее время?
Капская колония переполнена нашими отрядами, которые, хотя бы и временно, но господствуют во всей колонии. Они свободно передвигаются по всей стране. В то же время наши соплеменники постоянно присоединяются к нам, протестуя этим против возмутительного насилия, которое позволила себе Англия в отношении обеих республик.
В Оранжевой республике вы заняли железнодорожные пути, несколько деревень и столицу. Но вот и все, чем вы там овладели. Вся остальная часть республики находится в нашей власти. В большинстве главных городов находятся назначенные нами окружные начальники. Правовой порядок поддерживается не вами, а нами.
В Трансваале то же самое. И там действуют наши административные власти. Ваши права распространяются лишь настолько, насколько хватают ваши выстрелы.
С военной точки зрения наше дело за последний год сильно подвинулось вперед. Вы не станете этого отрицать. О безнадежности не может быть и речи, и с этой точки зрения прокламация ваша беспочвенна более, чем это было бы с год назад.
Мне неприятно, что я, как будто, хвастаюсь, но прокламация ваша принуждает меня к этому.
Что касается до 35.000 пленных, о которых вы упоминаете, то мне тяжело касаться этого предмета.
Могу сказать только одно, что эти люди состоят из следующих категорий:
1) лица, соблазненные прокламацией вашего предшественника; 2) предатели; 3) старцы и дети, насильно уведенные с ферм и заключенные в лагерях.
Утверждение ваше, что лица последних двух категорий благоденствуют в лагерях, едва ли составляет ваше серьезное убеждение.
Я смею утверждать, оставаясь совершенно правдивым, что если исключить военнопленных и тех немногих, которые предались неприятелю, все остальные бюргеры стоят под ружьем.
Что касается немногочисленных перебежчиков, то - увы! - все народы, боровшиеся за свободу, должны были испытать подобное горе - видеть таких людей в числе своих. Мы постараемся и без отщепенцев достигнуть нашей цели.
Ваше превосходительство подчеркиваете, что Англия дает приют 75.000 женщин и детей. Вы, по-видимому, не знаете, каким бесчеловечным образом эти несчастные были уведены из их домов вашими войсками. Все их добро, весь их скарб был уничтожен. Чтобы не попасть в руки ваших войск, эти несчастные должны были во всякую погоду бежать и скитаться под открытым небом.
Вы, по-видимому, не знаете, что ваши войска стреляли в этих несчастных, безоружных, хорошо зная, что это были исключительно только женщины и дети. Многие из них были таким образом убиты или ранены. Напомню лишь о том, что произошло еще недавно, 6 июня, у Граспана, близ Рейца. Там ваши войска взяли в плен женский лагерь, а не обоз, как вам донесли. Когда мы отбили лагерь, ваши солдаты искали защиты за женщинами, пока не подошло подкрепление. Они знали, следовательно, что имели дело лишь с женщинами. Тем не менее, они не только обстреливали лагерь, но и бомбардировали его из тяжелых орудий. Я мог бы указать сотни подобных случаев, но считаю это излишним. Если ваше превосходительство спросите любого, сколько-нибудь правдивого солдата, то он подтвердит мои слова.
Утверждение, что женщины добровольно остаются в концентрационных лагерях - ложно.
Военный министр, говорят, заявил парламенту, что женщины отводятся в концентрационные лагери потому, что буры не хотят, будто бы, заботиться о поддержании своих семей. Это клевета, позор которой падает на самого клеветника. Я уверен, что ваше превосходительство не одобрите никогда ничего подобного.
Что касается вашей прокламации, то смею заверить вас, что она не помешает мне свято исполнить долг мой до конца. Единственным судьею признаю я свою совесть, а не врага.
Страна наша разорена. Дома и имущество уничтожены. Скот уведен или убит. Жены и дети взяты в плен, оскорблены и уведены войсками и вооруженными кафрами. Многие сотни положили уже живот свой за родину.
Неужели же вы думаете, что мы теперь не исполним нашего долга и испугаемся вашей угрозы вечного изгнания.
Полагаете вы, что мы можем изменить тем сотням убитых и пленных, которые, доверяя нашей стойкости, пожертвовали отечеству жизнью и свободою.
Допускаете ли вы, чтобы поколебалась наша вера в справедливого Бога, Который до сих пор так чудесно подкреплял нас?!
Если б мы поколебались, то и вы, и вообще всякий честный человек, стали бы нас презирать. Мы сами бы презирали себя.
В заключение смею заверить ваше превосходительство, что я всеми силами души желаю восстановления мира. Я готов сойтись с вашим превосходительством, когда угодно, для переговоров об условиях мира.
Во избежание недоразумений заявляю теперь же, что непременным условием мира должно быть сохранение независимости обеих республик и полное обеспечение интересов присоединившихся к нам братьев наших из Капских колонии.
Если самооборона - преступление, то правительство Англии может быть довольно страшным разорением всей страны и ее населения.
В вашей власти положить всему этому конец и восстановить счастье этой страны. Мы не просим о великодушии, мы требуем лишь справедливости.
Предлагаю английский перевод этого моего письма для того, чтобы плохой перевод не извратил его смысла.
Делаю это потому, что недавно еще письмо, написанное мною трансваальскому правительству, было напечатано в таком извращенном виде, что я его не узнал. Были вставлены и выпущены целые предложения, так что письмо получило совсем другой смысл.
Имею честь и пр.
Президент Оранжевой республики
М. Т. Штейн."
Любопытно было проследить, как прокламация лорда Китченера была принята бюргерами: она не произвела ни малейшего впечатления. Я сам слышал, как мои бюргеры говорили, что они еще посмотрят, как это их офицеры положат оружие до 15 сентября. Я удостоверяю, что мне не известно ни одного случая, чтобы вследствие этой прокламации кто-либо положил оружие. Когда день, назначенный лордом Китченером, миновал, бюргеры получили еще более доверия к своим офицерам, нежели прежде. И я думаю, что если бы с начала войны у нас был бы тот состав офицеров, который был теперь, то гораздо ранее установлена была бы требуемая дисциплина.
15 сентября было назначено лордом Китченером последним сроком сдачи оружия. Президенты, а также начальники бурского войска в Трансваале и Оранжевой республике заявили, что они будут продолжать войну, а происшествия, последовавшие за их ответом, красноречиво подтвердили его. Происшествия эти были: сражения генералов Бранда - при Флакфонтейне, Деларея - в западной части Трансвааля, и Бота - при Итала. Три сражения! И все в одном сентябре месяце!
Глава ХХХI.
Нечто о блокгаузах и ночных нападениях англичан
В течение нескольких дней я был занят тем, что навещал сперва гаррисмитских бюргеров, находившихся под начальством комманданта Яна Якобса, а затем вифлеемских.
Возвратившись от них, я услышал, что англичане занялись устройством блокгаузной линии между Гейльброном и Франкфортом. Я очень удивился. Для меня было совершенно непостижимо, что Англии, сильной могущественной Англии, понадобилось строить блокгаузы, чтобы ловит буров! Казалось бы ведь, что они могли делать это и без блокгаузов!
Несоменно, что система блокгаузов заслуживает только насмешки. Любопытно, что единственный раз, когда англичане поймали порядочное число людей в Оранжевой республике, это произошло именно без всяких блокгаузов. При этом дело устраивалось следующим образом.
Англичане располагали войска большим кругом, наподобие колоссального кафрскаго "крааля"{73}, или, как они называли это - "Drive". Отдельные части войск тянулись в недалеком расстоянии одна от другой, от Гейльброна до Франкфорта и Вифлеема; одновременно они шли из Трансвааля, тянулись от Вреде к Драконовым горам и приближались к Гаррисмиту. Этот круг суживался постепенно все более и более, пока не замыкал огромное число людей и животных, главным образом быков. В этих местностях не сгоняли к блокгаузам, и не ловили ни людей, ни быков.
В английских газетах появились огромные статьи, говорившие об удачном действии блокгаузов; но при всем том ни разу не были указаны места, где это происходило. Напротив, в последний период войны, когда блокгаузы испестрили всю страну вдоль и поперек, англичанам, действительно, случалось несколько раз пригонять нас к этим линиям блокгаузов, но мы всегда прорывались сквозь них, хотя и с потерею людей убитыми и ранеными, но в несравненно меньшем количестве, нежели при загоне посредством сконцентрированных масс войска (drive). Я говорю здесь об этом мимоходом для того, чтобы, упоминая о системе блокгаузов, сказать, что мы не боялись их нисколько, никогда перед ними не отступали - за исключением особенных случаев - а если и попадали в руки неприятеля, то совсем не благодаря им.
Итак, когда я вернулся с юга, англичане были заняты постройкой линии блокгаузов от Гейльброна на Франкфорт. Они скоро окончили ее и принялись за другие: от Вреде к Ботаспасу, при чем около Гаррисмита были устроены форты. Отсюда шла линия на Вифлеем, а с Вифлеема через Фурибруг к границам страны базутов. Одна линия шла также от Линдлея в Кронштадт и оттуда, вдоль железнодорожной линии и соединительной ветви до Гейльброна. Кроме этих линии, другая тянулась вдоль железной дороги в Капскую кодонию, а также от Кронштадта к алмазным копям Дрикопьес, отсюда на Винкельдрифт при Реностерривире, затем вдоль реки Реностер до того места, где она сливается с рекою Вааль; потом по левому берегу реку Фальсх также до реки Вааля; другая линия шла от железнодорожного моста на Зандривире, вдоль реки до впадения ее в реку Вааль. Еще была линия от Кимберлея на Босгоф, и затем линия Витте-Остфант (хорошо знакомая читателю) от Блумфонтейна, через Таба-Нху на Ледибранд. Все названные линии были проведены в Оранжевой республике. Я не говорю уже о тысячах миль линий, перекрещивавших Трансвааль.