Высокий Вождь Уинкуп заподозрил индейцев в злом умысле. Узнав от Одноглазого, что Черный Котел хочет, чтобы он прибыл в лагерь на Смоки-Хилл и сопровождал индейцев обратно в резервацию, он спросил, сколько там индейцев. Две тысячи шайенов и арапахов, ответил Одноглазый, и около двухсот их друзей из племени сиу, пришедших с севера и утомленных преследованием солдат. Уинкуп не дал никакого ответа. В его распоряжении находилось едва ли более сотни солдат, и ему было известно, что индейцы знают численность его отряда. Подозревая ловушку, он приказал заключить гонцов шайенов в караульное помещение и созвал своих офицеров на совет. Высокий Вождь был молод, ему не было и двадцати пяти лет, и единственным его боевым опытом было участие в одной битве против конфедератов Техаса в Нью-Мексико. Впервые за время своей службы ему предстояло принять решение, которое могло означать гибель всего вверенного ему подразделения.
   Помедлив день, Уинкуп наконец решил, что ему следует идти к Смоки-Хилл - не ради индейцев, а с тем чтобы освободить белых пленников. Несомненно, Черный Котел именно для этого и упомянул о пленниках в своем письме; он знал: для белых людей невыносима мысль о том, что их женщины и дети находятся среди индейцев.
   6 сентября Уинкуп был готов выступить со 127 верховыми солдатами. Освободив Одноглазого и Орлиную Голову с гауптвахты, он сказал им, что они будут в этой экспедиции одновременно проводниками и заложниками. "При первом же признаке предательства со стороны вашего народа, - предупредил их Уинкуп, - я убью вас".
   "Шайены не нарушают своего слова, - ответил Одноглазый. - Если бы они поступали так, мне бы не стоило дольше жить".
   (Впоследствии Уинкуп говорил, что его беседы с двумя шайенами во время похода заставили его изменить мнение об индейцах, которого он издавна придерживался. "Я чувствовал, что передо мной высшие существа; и они были представителями той самой расы, на которую я до той поры смотрел весьма безнадежно, считая ее жестокой, вероломной и кровожадной, лишенной всяких чувств и привязанностей к друзьям и близким".)
   Спустя пять дней у истоков реки Смоки-Хилл высланные вперед разведчики Уинкупа обнаружили отряд в несколько сотен воинов, выстроенных точно для битвы.
   Джордж Бент, все еще находившийся при Черном Котле, говорил, что, когда появились солдаты Уинкупа, Собаки "приготовились сражаться и выехали навстречу войскам, наложив стрелы на тетивы, однако Черный Котел и несколько вождей помешали им, и, попросив майора Уинкупа отвести свой отряд на некоторое расстояние, предотвратили бой".
   На утро следующего дня Черный Котел и другие вожди встретились с Уинкупом и его офицерами, чтобы держать совет. Черный Котел дал сначала высказаться другим. Бычий Медведь, предводитель Собак, сказал, что он и его брат Тощий Медведь пытались жить в мире с белыми людьми, но без всякого повода и причины пришли солдаты и убили Тощего Медведя. "Индейцы не виноваты в том, что началась война, - прибавил он. - Белые люди подобны лисам, с ними невозможно достичь мира, единственное, что остается индейцам, - это сражаться".
   Маленький Ворон из племени арапахо согласился с Бычьим Медведем. "Я был бы рад обменяться рукопожатием с белыми людьми, - сказал он, - но я боюсь, что они не хотят мира с нами".
   Затем Одноглазый попросил слова и сказал, что ему стыдно слушать такие речи. Он рисковал своей жизнью, отправившись в форт Лайон, и дал слово Высокому Вождю Уинкупу, что шайены и арапахи мирно проследуют в отведенную им резервацию. "Я поручился Высокому Вождю своим словом и своей жизнью, заявил Одноглазый. - Если мой народ не поступит по совести, я пойду с белыми и буду сражаться на их стороне, и у меня очень много друзей, которые последуют за мной".
   Уинкуп пообещал сделать все, что в его силах, чтобы удержать солдат от войны с индейцами. Он сказал, что он не очень большой вождь и не может говорить за всех солдат, но, если индейцы передадут ему белых пленников, он отправится вместе с индейскими вождями в Денвер и поможет им заключить мир с более крупными солдатскими вождями.
   Черный Котел, молча слушавший все эти прения ("недвижно, с легкой улыбкой на лице", по словам Уинкупа), поднялся и сказал, что был рад услышать речь Уинкупа. "Есть дурные белые и дурные индейцы, - сказал он. Эти дурные люди с той и с другой стороны были причиной наших бед. Некоторые из моих юношей присоединились к ним. Я против войны и делал все, что в моих силах, чтобы предотвратить ее. Мне кажется, что вина за нее по-прежнему лежит на белых. Они начали эту войну и вынудили индейцев сражаться". Затем он пообещал освободить четырех белых пленников, которых выкупил; остальные трое находятся в лагере, расположенном дальше к северу, и потребуется некоторое время на то, чтобы договориться об их выдаче.
   Четверо пленников, все четверо - дети, оказались целыми и невредимыми; действительно, когда солдаты спросили восьмилетнего Эмброуза Арчера о том, как индейцы обходились с ним, мальчик ответил, что, "если бы его не освободили, он охотно остался бы с индейцами".
   Переговоры продолжались еще некоторое время, и наконец было достигнуто соглашение о том, что индейцы останутся в своем лагере у Смоки-Хилл, в то время как семеро вождей отправится вместе с Уинкупом в Денвер заключать мир с губернатором Ивэнсом и полковником Чивингтоном. Черный Котел, Белая Антилопа, Бычий Медведь и Одноглазый представляли шайенов; Нева, Боссе, Уйма Бизонов и Нотани - арапахов. Маленький Ворон и Левая Рука, скептически относившиеся к любым обещаниям Ивэнса и Чивингтона, остались в лагере присмотреть за тем, чтобы их молодые арапахи не натворили бед. Боевое Оперенье присматривал в лагере за шайенами.
   Вереница верховых солдат Уинкупа, четверо белых детей и семь индейских вождей достигли Денвера 28 сентября. Индейцы ехали на запряженной мулом телеге, в которой были устроены деревянные сиденья. Перед путешествием Черный Котел укрепил над телегой свой большой гарнизонный флаг, и, когда они въезжали на пыльные улицы Денвера, государственный флаг США развевался над головами вождей, оберегая их. Весь Денвер собрался поглядеть на эту процессию.
   До начала совета Уинкуп посетил губернатора Ивэнса для беседы. Губернатор не желал иметь никаких дел с индейцами. Он сказал, что шайенов и арапахов следует наказать, прежде чем заключать с ними какой-либо мир. Того же мнения был начальник военного округа генерал Сэмюель Картис, телеграфировавший полковнику. Чивингтону из форта Ливенворт в тот же самый день: "Я не желаю никакого мира, пока индейцы не будут достаточно строго наказаны".
   Наконец Уинкуп вынужден был просить губернатора встретиться с индейцами. "Но что мне делать с третьим колорадским полком, если я заключу мир? - спросил Ивэнс. - Их набрали для того, чтобы они убивали индейцев, и они должны убивать индейцев". Он объяснил Уинкупу, что правительственные чиновники из Вашингтона разрешили ему набрать этот новый полк, так как он клятвенно заверил их в том, что это необходимо для защиты от враждебных индейцев. И если теперь он заключит мир, вашингтонские чиновники обвинят его в намеренном обмане. На Ивэнса оказывали политическое давление жители Колорадо, желавшие избежать военного набора 1864 г. и предпочитавшие, надев военную форму, воевать против малого числа плохо вооруженных индейцев, чем против конфедератов где-то на востоке. В конце концов Ивэнс уступил настояниям майора Уинкупа; все же индейцы проделали четыреста миль, чтобы увидеть его, выполняя его же предписание.
   Совет состоялся в Камп-Уэлд, вблизи Денвера. На нем присутствовали индейские вожди, Ивэнс, Чивингтон, Уинкуп, несколько других армейских офицеров и Симьен Уайтли, который по приказу губернатора должен был записывать каждое слово, произнесенное участниками встречи. Губернатор Ивэнс открыл совещание, резко спросив у вождей, что те имеют сказать. Черный Котел отвечал на языке шайенов, а старый друг племени торговец Джон Смит переводил:
   "Как только я прочел ваш циркуляр от 27 июня 1864 г., я сразу взялся за дело и вот пришел говорить с вами... Майор Уинкуп предложил нам увидеться с вами. Мы шли, зажмурив глаза, вслед за горсткой его людей, словно шли сквозь огонь. Все, что мы просим, - это мир с белыми. Мы хотим протянуть вам руку. Вы наш отец. Мы шли сквозь тьму. Небо стало черным с тех пор, как началась эта война. Воины, пришедшие со мной, охотно подчинятся моим словам. Мы хотим принести домой добрые вести нашим людям, чтобы они могли спать спокойно. Я хочу, чтобы вы объяснили всем этим вождям солдат, что мы за мир, что мы заключили мир и что им не следует принимать нас по ошибке за своих врагов. Я пришел сюда не для того, чтобы скулить, подобно шакалу, я пришел прямо говорить с вами. Мы должны жить рядом с бизонами, или мы умрем с голоду. Мы пришли сюда по доброй воле, ничего не страшась, чтобы увидеть вас, и, когда я вернусь домой и скажу моему народу, что жал вашу руку и руки всех вождей Денвера, моему народу станет хорошо, им и всем другим индейцам степей, с которыми нам случится разделить еду и питье".
   Ивэнс ответил: "Я сожалею, что вы сразу же не откликнулись на мой призыв. Вы вступили в союз с индейцами сиу, которые воюют с нами".
   Черный Котел удивился. "Я не знаю, кто вам сказал такое!" - воскликнул он.
   "Неважно кто сказал, - парировал Ивэнс, - однако, к моему удовлетворению, вы сами своим поведением доказали, что дело обстояло именно так".
   Тут сразу заговорило несколько вождей: "Это ошибка, мы не заключали никаких союзов ни с сиу, ни с другими племенами".
   Ивэнс переменил тему разговора, объявив, что он не расположен заключать договор о мире. "Знаю, вы полагаете, что раз белые воюют между собой, - продолжал он, - то вы, как вам кажется, сможете теперь изгнать их из этой страны. Но это ложный расчет. У Великого Отца в Вашингтоне достаточно людей, чтобы изгнать всех индейцев из степей и в то же время покарать мятежников-конфедератов. Я советую вам взять сторону правительства и на деле доказать дружеское расположение, в котором вы на словах признаетесь мне. Не может быть и речи о мире между нами, пока вы живете под одним кровом с нашими врагами и водите с ними дружбу".
   Тут взял слово Белая Антилопа, старейший из вождей: "Я понял каждое слово, сказанное вами, и я буду крепко держаться этих слов... Шайены, все шайены глядят в ту же сторону, и они поймут то, что вы сказали. Белая Антилопа горд тем, что видел вождя всех белых этого края. Он расскажет об этом своему народу. С той поры, как я побывал в Вашингтоне и получил эту медаль, я зову всех белых людей своими братьями. Но и другие индейцы побывали в Вашингтоне и получили медали, и вот теперь солдаты не протягивают мне руку, а ищут моей смерти. Я боюсь, что эти новые солдаты, которые вступили в войну, могут убить кого-нибудь из людей моего народа, пока я нахожусь здесь".
   Ивэнс в ответ отрезал: "Такая опасность действительно существует".
   "Мы послали наше письмо майору Уинкупу, - продолжал Белая Антилопа, и майор со своими людьми пришел к нам, подобно человеку, идущему сквозь жаркий огонь или пересекающему бушующий поток. Мы прошли через такие же испытания, чтобы увидеться с вами".
   Затем губернатор Ивэнс начал расспрашивать вождей о конкретных инцидентах, имевших место вдоль реки Платт, пытаясь окольным путем заставить кого-нибудь из них признать свое участие в набегах. "Кто угнал скот из Фримонтс-Очед? - спрашивал он. - Кто участвовал в первой стычке с солдатами этой весной севернее Фримонтс-Очед?"
   "Прежде чем отвечать на этот вопрос, - смело откликнулся Белая Антилопа, - я хочу, чтобы вы знали, что это было началом войны, и мне хотелось бы знать, из-за чего она началась. Солдаты выстрелили первыми".
   "Индейцы угнали около сорока лошадей, - продолжал обвинения Ивэнс. Солдаты шли, чтобы вернуть их, а индейцы дали залп по их шеренге".
   Белая Антилопа отрицал это. "Индейцы спускались вдоль Биджу, - сказал он, -и нашли одну лошадь и одного мула. Они вернули одну лошадь какому-то человеку еще до того, как прибыли в Джеррис. Затем они пошли в Джеррис, надеясь найти хозяина мула. Потом они услышали, что солдаты и индейцы сражаются ниже по течению реки Платт; тут они испугались и все, как один, бежали".
   "Кто совершил ограбление в Катнвуд?" - требовал ответа Ивэнс.
   "Сиу. Чей отряд, мы не знаем".
   "Что сиу собираются делать дальше?"
   На этот вопрос ответил Бычий Медведь. "Они собираются разграбить весь этот край, - заявил он. - Они очень разгневаны и будут вредить белым людям, как могут. Я на вашей стороне и готов вместе с солдатами сражаться против всех тех, у кого нет ушей, чтобы слышать то, что вы говорите... Я никогда не причинял вреда белому человеку. Мне очень хочется сделать что-нибудь хорошее. Я всегда старался дружить с белыми; они могут сделать мне добро... Мой брат Тощий Медведь умер, пытаясь сохранить мир с белыми. Я хотел бы умереть так же, и я надеюсь, что мне это удастся".
   Поскольку обсуждать больше было нечего, губернатор спросил полковника Чивингтона, не хочет ли тот сказать что-нибудь вождям. Чивингтон поднялся. Это был очень высокий человек с широкой, как бочка, грудью и толстой шеей, бывший проповедник-методист, посвятивший много времени организации воскресных школ на приисках. Индейцы нашли в нем сходство с огромным бородатым самцом бизона, в глазах которого сверкало яростное безумие. "Я не великий военный вождь, - сказал Чивингтон, - но всеми солдатами в этом краю командую я. Мой обычай в бою с белыми людьми или с индейцами сражаться до тех пор, пока противник не сложит оружия и не подчинится военной власти. Вам, [индейцам], ближе всего идти к майору Уинкупу, и вы сможете пойти к нему и сдаться, когда будете к этому готовы".
   На этом совет закончился, оставив вождей в недоумении относительно того, заключили они мир или нет. В одном они были уверены: единственным настоящим их другом среди солдат, на которого они могут положиться, является Высокий Вождь Уинкуп. Сверкавший глазами, Орлиный Вождь Чивингтон сказал, что им следует идти к Уинкупу в форт Лайон, на этом они и порешили.
   "Итак, мы оставили наш лагерь возле реки Смоки-Хилл и двинулись к Санд-Крик, в сорока милях к северо-востоку от форта Лайон, - рассказывает Джордж Бент. - Из этого нового лагеря индейцы ходили навещать майора Уинкупа, и люди в форте показались им настолько дружелюбными, что малое время спустя арапахи покинули нас и отправились прямо к форту, где расположились лагерем и регулярно получали продовольствие".
   Уинкуп стал выдавать продовольствие после того, как Маленький Ворон и Левая Рука рассказали ему, что арапахи не находят больше бизонов или другой крупной дичи на территории резервации, а посылать охотников назад к стадам Канзаса они боятся. Они слышали о недавнем приказе Чивингтона своим солдатам: "Убивайте всех встретившихся вам индейцев".
   Дружеское обращение с индейцами стоило Уинкупу осуждения военных властей Колорадо и Канзаса. Он получил выговор за то, что привел вождей в Денвер, не имея на то полномочий, обвиняли его и в том, что он позволил индейцам устроиться возле форта Лайон. 5 ноября майор Скотт Антони, офицер из числа колорадских Добровольцев Чивингтона, прибыл в форт Лайон сменить Уинкупа на посту командира гарнизона.
   Одним из первых приказов Антони прекратил выдачу продовольствия арапахам и потребовал сдачи оружия. Индейцы отдали ему три ружья, один пистолет и шестьдесят луков со стрелами. Через несколько дней, когда группа безоружных арапахов приблизилась к форту, чтобы обменять шкуры бизонов на продовольствие, Антони приказал своим часовым открыть по ним огонь. Антони смеялся, когда индейцы повернулись и побежали, и заметил одному из солдат, "что индейцы ему порядком надоели и что это единственный способ избавиться от них".
   Шайены, стоявшие лагерем возле Санд-Крик услышали от арапахов, что некий недружелюбный, низкорослый, красноглазый вождь солдат занял место их друга Уинкупа. В Месяце Гона Оленей, в середине ноября, Черный Котел и группа шайенов прибыли в форт, чтобы увидеть этого нового вождя солдат. Его глаза и впрямь были красны (следствие цинги), однако он прикинулся дружелюбным. Несколько офицеров, присутствовавших при встрече Черного Котла и Антони, свидетельствовали потом, что Антони уверял шайенов в том, что, если те вернутся в свой лагерь у Санд-Крик, они будут под защитой форта Лайон. Он также сказал им, что их юноши могут ходить на восток к реке Смоки-Хилл и охотиться там на бизонов, пока он не получит от армейского начальства разрешения на выдачу им зимних запасов продовольствия.
   Удовлетворенный словами Антони, Черный Котел сказал, что он и другие вожди шайенов думали было уйти далеко на юг Арканзаса, чтобы чувствовать себя в безопасности вдали от солдат, но после слов майора Антони они чувствуют себя в безопасности и на Санд-Крик. Они останутся тут зимовать.
   После ухода делегации шайенов, Антони приказал Маленькому Ворону и Левой Руке увести арапахов с их стоянки вблизи форта Лайон. "Ступайте охотиться на бизонов, чтобы прокормить себя", - сказал он им. Встревоженные резкостью Антони, арапахи собрали свои пожитки и двинулись из лагеря. Очутившись вне поля зрения солдат форта, две группы арапахов разделились. Левая Рука пошел со своими людьми к Санд-Крик, чтобы присоединиться к шайенам. Маленький Ворон повел свою группу через реку Арканзас, направляясь на юг; он не верил красноглазому вождю солдат.
   Антони тотчас уведомил свое начальство о том, что "группа индейцев находится в сорока милях от гарнизона... Я попытаюсь поддерживать спокойствие среди индейцев до той поры, пока не получу подкрепления".
   Когда 26 ноября гарнизонный торговец Серое Одеяло Джон Смит испросил разрешения выехать на Санд-Крик за шкурами бизонов, майор Антони выказал необычную готовность содействовать его предприятию. Он выделил Смиту армейскую санитарную повозку для перевозки товаров, а также кучера Дэвида Лодербека, рядового колорадской кавалерии. Ничто так не поддержит чувство безопасности у индейцев и не удержит их на стоянке, как присутствие гарнизонного торговца и мирного представителя армии.
   Через 24 часа подкрепление, о необходимости которого для нападения на индейцев упоминал Антони, достигло форта Лайон. Это были шестьсот человек из состава колорадских полков полковника Чивингтона, включая почти весь третий полк, сформированный губернатором Ивэнсом с единственной целью сражаться против индейцев. Приблизившись к форту, солдаты авангарда окружили его. Всем обитателям форта было запрещено из него отлучаться под страхом смерти. Примерно в это же время отряд из двадцати кавалеристов достиг фермы Уильяма Бента в нескольких милях к востоку от форта, окружил дом Бента, запретив кому бы то ни было входить в него или выходить. Два сына Бента, метисы Джордж и Чарли, и его зять, метис Эдмон Журье, находились в лагере шайенов на Санд-Крик.
   Когда полковник Чивингтон прискакал к офицерам форта Лайон, майор Антони тепло приветствовал его. Чивингтон повел речь о "добыче скальпов" и "потоплении в крови" индейцев. Антони в ответ сказал, что он "ждал лишь удобного момента, чтобы задать им жару", и что каждый солдат в форте Лайон жаждет участвовать в экспедиции Чивингтона против индейцев.
   Однако многие офицеры Антони не только не жаждали, но даже вовсе не хотели принимать участие в этой заранее подготовленной резне, задуманной Чивингтоном. Капитан Сайлес Сол, лейтенант Джозеф Крамер, лейтенант Джеймс Коннор возражали против нападения на мирный лагерь Черного Котла, считая такую акцию нарушением обещаний относительно безопасности индейцев, данных им Уинкупом и Антони, а также считая, что эта акция "будет убийством в полном смысле этого слова", и потому всякий офицер, который примет в ней участие, тем самым запятнает честь своего мундира.
   Чивингтон весьма разгневался на офицеров и поднес кулак к лицу лейтенанта Крамера. "Черт бы побрал всех сочувствующих индейцам! - кричал он. - Я прибыл убивать индейцев и считаю справедливым и честным использовать против них любые средства, существующие на этом свете".
   Сол, Крамер и Коннор должны были или присоединиться к этой экспедиции, или предстать перед военным трибуналом, однако они тайно решили, что не будут приказывать своим людям открывать огонь, разве только это будет необходимо для самозащиты.
   В девять часов вечера 28 ноября отряд Чивингтона, насчитывавший теперь вместе с солдатами Антони семьсот человек, выступил из форта, построившись в колонну по четыре. Четыре гаубицы сопровождали кавалерию. Звезды ярко сверкали на ясном небе, ночной воздух пробирал морозом.
   В проводники Чивингтон мобилизовал шестидесятидевятилетнего Джеймса Бэкварта, мулата, жившего вместе с индейцами в течение полувека. Целебный Теленок Бэкварт пытался отговориться, но Чивингтон пригрозил повесить старика, если тот откажется провести солдат к стоянке шайенов и арапахов.
   По мере продвижения колонны стало ясно, что плохие глаза и ревматизм мешают Бэкварту быть полезным проводником. У одного из домов фермы возле Спринг-Ботем Чивингтон остановился и приказал вытащить хозяина фермы из постели, чтобы заменить им Бэкварта. Хозяином фермы был Роберт Бент, старший сын Уильяма Бента. Всем трем сыновьям Бента, которые были наполовину шайенами, вскоре предстояло встретиться у Санд-Крик.
   Лагерь шайенов был расположен в подковообразной излучине реки Санд-Крик, к северу от ее почти высохшего русла. Вигвам Черного Котла был в центре селения, а Белая Антилопа и Боевое Оперенье со своими людьми располагались западнее. Восточнее, на некотором удалении от шайенов, был лагерь арапахов Левой Руки. В общей сложности в излучине реки находилось около шестисот индейцев, две трети которых составляли женщины и дети. Большинство воинов по совету майора Антони охотились на бизонов для снабжения лагеря и находились в нескольких милях к востоку.
   Индейцы были настолько уверены в своей полной безопасности, что даже не выставили ночных караулов, охраняя лишь табун лошадей, находившийся в загоне ниже по реке. Первым предвестником атаки послужил для них послышавшийся незадолго до рассвета топот копыт на песчаных отмелях. "Я спал в вигваме, - рассказывал Эдмон Журье. - Сначала я услышал, как скво говорили снаружи о том, что к лагерю приближается множество бизонов; другие говорили, что это множество солдат". Журье немедленно вышел из вигвама и направился к палатке Серого Одеяла Смита.
   Джордж Бент, спавший неподалеку, рассказывает, что он еще был под своими одеялами, когда услышал крики и шум людской беготни в лагере. "Со стороны ручья множество кавалеристов рысью мчались на лагерь... Можно было разглядеть и других солдат, скакавших в направлении загона с табуном индейских лошадей, находившегося к югу от лагерных стоянок; в самих лагерях царили смятение и шум: мужчины, женщины и дети, полураздетые, выскакивали из вигвамов; женщины и дети пронзительно кричали при виде солдат; мужчины возвращались в вигвамы за оружием... Я посмотрел на вигвам вождя и увидел, что Черный Котел прикрепил большой американский флаг к концу высокого шеста и стоял перед своим вигвамом, держа шест с флагом, развевавшимся в сером свете зимней зари. Я слышал, как он кричал людям, чтобы они не боялись, что солдаты не причинят им вреда. Потом солдаты с двух сторон открыли огонь по лагерю".
   Тем временем юный Журье присоединился к Серому Одеялу Смиту и рядовому Лодербеку, находившимся в палатке торговца. "Лодербек предложил выйти навстречу солдатам. Мы пошли. Не успели мы выйти из палатки, как я заметил, что солдаты начали спешиваться. Я подумал, что это артиллеристы и что они собираются обстрелять лагерь из пушек. Не успел я и слова вымолвить, как солдаты начали стрелять из винтовок и пистолетов. Увидев, что мне не добраться до них, я бросился бежать, оставив Лодербека и Смита".
   Лодербек на мгновение остановился, но Смит продолжал идти к кавалеристам. "Пристрели к чертям этого старого сукина сына! - выкрикнул какой-то солдат из шеренги. - Он ничем не лучше индейца". При звуке первых выстрелов Смит и Лодербек повернулись и побежали к своей палатке. Сын Смита, метис Джек, и Чарли Бент уже укрылись в ней.
   К этому времени сотни женщин и детей шайенов собрались вокруг флага, который держал Черный Котел. Туда же сверху по сухому руслу реки бежали многие индейцы из лагеря Белой Антилопы. В конце концов, разве не говорил полковник Гринвуд Черному Котлу, что, пока флаг Соединенных Штатов развевается над ним, ни один солдат не станет стрелять в него. Белая Антилопа, старик семидесяти пяти лет, безоружный, с темным лицом, казалось потрескавшимся от солнца и непогоды, широким шагом направлялся к солдатам. Он все еще был уверен в том, что солдаты прекратят стрелять, как только увидят американский флаг и белый флаг капитуляции, который только что выкинул Черный Котел.
   Целебный Теленок Бэкварт, ехавший рядом с полковником Чивингтоном, видел, как приближался Белая Антилопа. "Он выбежал навстречу командирам, свидетельствовал позже Бэкварт, - воздев руки и крича: "Остановитесь, остановитесь!" Он произносил это на таком же понятном английском языке, на каком говорю я. Затем он остановился и стоял, сложив руки, пока выстрел не свалил его". Уцелевшие шайены рассказывали, что Белая Антилопа пел песню смерти перед тем, как умереть:
   Ничто долго не живет,
   Лишь земля, лишь горы.
   Из лагеря арапахов Левая Рука и его люди тоже пытались достичь флага, поднятого Черным Котлом. Когда Левая Рука увидел солдат, он остановился и сложил руки, сказав, что он не будет сражаться с белыми людьми, потому что они его друзья. В него выстрелили, и он упал.