– Коллинз?
   – Да, сэр? – вежливо, но без подобострастия.
   – Помните, вы рассказывали мне историю об убийстве с помощью отказа компьютера? После катастрофы моего флаера?
   – Конечно, сэр. – Он вроде чуть расслабился. Хороший актер?..
   – Если я все правильно запомнил, то тот парень погорел потому, что его заложил другой парень, которому все стало известно?
   – Да. Все верно.
   – Коллинз, а как звали того, другого парня? Он ничуть не смутился. И ответил сразу:
   – У него смешное имя, сэр, поэтому я запомнил – Магнус Джестер.
   – Действительно смешное. – Я, правда, не рассмеялся, а пробежал глазами по списку у себя в руке. И верно, доктор Магнус Джестер там тоже был…
   Я заметил любопытствующий взгляд Уилкинса и протянул лист ему. Выйдя из-за спины Коллинза, он взял бумагу и быстро все понял. Возвращая мне список, он выразительно пожал плечами, как будто говоря: “Ну, босс, что я вам говорил?!”
   Да, все сходилось. Один к одному. Предположим, Бренн сошел с ума и решил перебить остальных. Первым делом он подкарауливает (или пользуется удобным случаем, что несущественно) Вольфара, и ему удается благополучно его порешить. Второй мишенью он избирает меня. Разумеется, из удобства, чтобы не возвращаться второй раз на Новую Калифорнию. И как раз когда Бренн обдумывает, как бы половчее это устроить, ему попадается доктор Джестер. За каким-нибудь обедом или ужином в непринужденной обстановке университетской столовой доктор Джестер рассказывает Бренну известную историю. Так, в порядке застольной беседы… Я ни секунды не сомневался, кстати, что спроси этого Джестера, и он с готовностью это подтвердит. А дальше Бренн со свойственной керторианцам находчивостью цепляется за подвернувшуюся возможность и придумывает остроумную ловушку. Он проникает в мой замок, что в принципе сложно, но возможно„-влезает в компьютер моего флаера (что для такого мастера раз плюнуть) и вызывает меня на нем прокатиться, используя смерть Вольфара как предлог… Изящный план.
   Очень керторианский! И все это придумал честолюбивый негодяй Бренн? Да?! Херня собачья!
   Я откинулся в кресле и улыбнулся уголком рта:
   – Коллинз, вы все равно не жилец. Хотите умереть легко, расскажите правду.
   Уилкинс безмолвно распахнул рот, а Коллинз отступил на шаг, несвязно бормоча:
   – Простите, сэр, я не понимаю…
   – Оставьте этот лепет! Здесь не богадельня. Или вы думаете, что я слишком сентиментален, дабы исполнить свою угрозу? – Я улыбнулся ему так ласково, как мог.
   Он действительно с секунду молчал, глядя мне в глаза, и, кажется, прочел там, что я не беру его на испуг. И испугался по-настоящему. И сделал фатальную ошибку. Нервов все-таки не хватило – он бросился бежать.
   Неплохая, кстати, была попытка. Уилкинс еще только выхватил бластер, я сдернул со стола мраморное пресс-папье, а Коллинз уже распахивал дверь. Но, распахнув ее, он не выбежал, как ожидалось, в коридор, а застыл и медленно попятился назад. Через мгновение причина такого странного поведения стала мне ясна – на пороге появился мой дворецкий. В правой руке он держал бластер, направленный Коллинзу прямо в грудь.
   Пауза тянулась так долго, что стала казаться нелепой. Все, видимо, ожидали от меня каких-то действий или хотя бы слов, но я был по-настоящему растерян. Поэтому в конце концов прибег к любимому спасительному средству, то есть принялся закуривать. Однако и Уилкинс, и Тэд терпеливо стояли, наведя оружие на Коллинза, бледность которого приобрела зеленоватый оттенок. Наконец три-четыре затяжки слегка развеяли туман в моей башке, и, встав, я сделал шаг в сторону дворецкого.
   – Ну, Тэд?
   Не отводя глаз от Коллинза, он чуть приподнял брови – что, дескать, ну? Пришлось напомнить себе, что сейчас самый неподходящий момент для впадения в ярость
   – Я, конечно, отдаю отчет в патологической неоригинальности подобного вопроса, Тэд, но все же – как вы здесь оказались?
   – Я подслушивал за дверью, сэр. – От четкости ответа за милю несло армией. Вот уж кто точно хороший актер!..
   – Да, разумеется. Я имел в виду не совсем это… – Так, намек проигнорирован. Я вздохнул: – Хорошо. Не будем пользоваться эвфемизмами. На кого вы работаете, Тэд?
   – Боюсь, что не могу этого сказать, сэр.
   – Не можете. Понятно… А вам… гм… не кажется собственное поведение несколько неэтичным?
   Вопрос был непростой, важный, и дворецкий, похоже, осознавал это. Он раздумывал с полминуты.
   – Нет, сэр!
   – Нет? Ну ладно… Тогда можете приступать к своим прямым обязанностям.
   – Слушаюсь, сэр! – Уверенным движением он поставил бластер на предохранитель, вложил в кобуру под мышкой, развернулся лицом ко мне и сказал тоном образцового дворецкого: – Разрешите доложить, сэр. Пока вы были в душе, вас вызывал полицейский капитан. Представился как Джеймс Браун.
   – Да-да. Он что-нибудь передал?
   – Да, сэр. Он просил передать, что его сегодня вышибли. Что на Новой Калифорнии карточкой в последние дни не пользовались. Но что ему удалось проследить ее путь и он будет ждать вас в восемь у полицейского управления.
   Я взглянул на часы – без четверти шесть. Время еще есть, но немного.
   – Хорошо, Тэд. Вы свободны.
   Он шагнул к двери, но я остановил его:
   – И, Тэд! – (Он обернулся). – Не подслушивайте, пожалуйста, под дверью! Можете по-другому, если сумеете. Но не под дверью. Это некрасиво.
   – Слушаюсь, сэр. – Кивнув, он вышел из кабинета, а я развернулся к двум другим участникам сцены.
   Остекленевшие глаза Коллинза говорили о том, что первая волна испуга схлынула и он уже по-настоящему оценил весь ужас собственного положения. Лицо же Уилкинса меня, признаться, позабавило. Я прямо-таки слышал, как он повторяет про себя: “Все хорошо. Я снова в армии. Я ничего не думаю. Я только выполняю приказы…”.
   – Так как, Коллинз? Будете рассказывать?
   Как я и подозревал, он не стал запираться. Может, надеялся заслужить прощение, а может, и вправду от обреченности и нежелания мучиться…
   Рассказывал он скверно. Путанно и сбивчиво, как будто не мог собрать и выстроить свои мысли, во что в принципе я мог поверить… Поэтому я ограничусь кратким пересказом содержания его бормотания.
   История оказалась тривиальной донельзя. Около трех месяцев назад, когда Коллинз находился в увольнительной и расслаблялся в одном из городских баров, к нему подсел некий господин. Он не стал разводить шуры-муры и тупо спросил, не хочет ли Коллинз денег. Коллинз ответил, что нет, не хочет, но передумал, когда узнал, сколько же ему предлагают. К слову сказать, меня оценили в пять миллионов, то есть в два раза меньше того, во сколько я сам оценил даже не жизнь, а услуги простого полицейского капитана. Честно говоря, после такого признания Коллинз лишился даже теоретических шансов остаться в живых.
   Короче, мой телохранитель согласился подстроить мне западню. Ничего сверхъестественного от него не требовалось.
   Нужно было только перепрограммировать компьютер (ему объяснили как) и дождаться условного сигнала в виде открытки. А потом разболтать всем желающим выяснить подробности моей гибели (или мне, в том маловероятном случае, что я выживу) байку, бросающую подозрение на Бренна. Впрочем, последнее я домыслил сам, Коллинза в такие тонкости, естественно, не посвятили. Ну, парень точно выполнил инструкции, что, конечно же, делало честь его пунктуальности. И больше он ничего не совершал и не ведал.
   Оставался только один, наиболее интересовавший меня вопрос:
   – Коллинз, так кто же был этот господин, так трогательно проявивший заботу о моем здоровье?
   Парень юмора не оценил и совсем понуро сказал:
   – Не знаю, сэр… Он не представился.
   – Надо думать! Но, надеюсь, вы не позабыли, как он выглядел?
   – Ничего особенного, сэр… Крупный, чуть поменьше вас, средних лет, говорил с каким-то акцентом… Да, – он чуть оживился, – у него еще такое здоровенное родимое пятно было. Во всю щеку.
   То есть это был Вольфар. Прекрасно. Первое покушение на меня организовал герцог Per, который сам к его моменту уже был мертв. Весело, правда? Да, мне тоже стало весело. Настолько, что, казалось, еще немного, и мозги у меня в голове расплавятся и потекут через уши. Вытянувшееся лицо Уилкинса, с трудом не дававшего челюсти отвиснуть, говорило за то, что он также вряд ли ошеломит меня фонтаном грандиозных идей.
   Я посмотрел на часы – без четверти семь. Пора было двигаться на встречу с капитаном. Я свернул Коллинзу шею и скомандовал Уилкинсу:
   – Пошли, майор!
   Не отрывая глаз от трупа, Уилкинс медленно вложил бластер в кобуру, а затем встряхнулся:
   – Да, босс, конечно. Пойду подниму ребят!
   – Нет! На этот раз, Уилкинс, никаких ребят. Хватит! Посмотрим, как будет сегодня. Пока о моей предстоящей встрече знаем только вы, я и Тэд…
   – И капитан, – вставил он.
   Я немного обдумал это замечание и, когда мы спускались на первый этаж, поинтересовался:
   – У вас есть какие-нибудь основания подозревать и его тоже?
   – Только одно, – без колебаний ответил Уилкинс. – Если убийца действительно вышвырнул вашего мертвяка из флаера, а на то похоже, то он мог сделать это в любой точке города и окрестностей. Но сделал именно в парке Кандлстик, то есть на территории, подвластной капитану.
   – Если так пойдет и дальше, – заметил я, – то единственным, в чистоте чьих намерений мне не понадобится сомневаться, буду я сам.
   – Приятно, что вы уверены в собственной кристальной честности, босс. Это уже немало.
   Он зашагал к дверям, а я еще раз завернул к Тэду. Он как ни в чем не бывало сидел на рабочем месте и изучал что-то на экране компьютера перед собой. При моем появлении он собрался встать, но я остановил его:
   – Не отвлекайтесь. Только будьте любезны, Тэд, распорядитесь, чтобы к моему возвращению из кабинета вышвырнули труп.
   Как ни прекрасно он владел собой, но кровь отхлынула с его обычно румяного лица. Улыбнувшись, я ушел.

Глава 7

   Терпения у Уилкинса хватило ровно на треть пути до города. Затем он сверился с Н часами, чуть сбавил скорость и заговорил.
   Если бы я мог догадываться, чем это обернется, то велел бы ему заткнуться и гнать, не жалея мотора, а так… Как ни странно, я тоже был не прочь побеседовать.
   – Послушайте, босс. Насчет Коллинза… Можно вам задать вопрос? – Он осторожно скосил глаза в сторону моих рук, но они спокойно лежали на подлокотниках кресла.
   – Да.
   – Вы только не подумайте опять, что я даю оценку вашим действиям. Я просто хотел бы понять… Вам обязательно было его убивать?
   – Он это заслужил, – сухо ответил я. Это была не совсем та тема, на которую хотелось бы порассуждать.
   – Наверное. Но… – Уилкинс явно затруднялся подыскать нужные слова…
   – Это не слишком демократично? Вы это хотите сказать?
   – Ну да. Хотя и не совсем…
   – Неважно. Тут все очень просто. Как апельсин… – Я чуть подумал, как бы покороче выразить свою мысль. – В керторианской этике, в духе которой я был воспитан и которую продолжаю считать весьма здравой, нет проступка хуже предательства. Оно более постыдно, чем воровство, и даже более низко, чем преднамеренное убийство. Поэтому предательство – это, пожалуй, единственное, чего я не могу и не хочу прощать. Вам понятна такая позиция?
   – Да. Предельно. – В его голосе действительно отсутствовала и тень сомнения. – Но тогда почему вы простили дворецкого?
   – А разве он меня предал?
   – Но он же работает на кого-то еще. И не стал этого отрицать!
   – Вот именно. Это, как мне кажется, намек, и весьма прозрачный…
   Уилкинс пожевал губами, потом сложил их трубочкой и кивнул:
   – Да. Кажется, я понимаю…
   – Вот, вот. Работать на двух хозяев, покуда они заодно, не возбраняется. Хотя это довольно шаткая позиция. Если интересы работодателей, по независящим от тебя причинам, войдут в противоречие, то чью бы сторону ты ни взял, кого-то обязательно предашь! Но это – проблемы Тэда, не мои. А пока он вроде бы не совершил ничего предосудительного, и я охотно готов допустить, что он работает, например, на Принца или моего дядю.
   – Которым я с удовольствием врезал бы по морде! – неожиданно заявил Уилкинс. – От себя лично…
   – ???
   Мой телохранитель глянул на меня с нескрываемым сарказмом:
   – А вам не приходило в голову, сэр, что они просто используют вас. Как щит. Или, скорее уж, как мишень для врагов. Вы их отвлекающий маневр, за спиной которого они могут спокойненько проводить собственное расследование; и это, признаться, создает мне дополнительную нагрузку, о которой я будто бы никого не просил.
   – Мне это приходило в голову, Уилкинс. – Вернее, мне хотелось так считать. – Однако я рассматриваю это в качестве дружеской услуги Его Высочеству и господину барону. И я вполне считаю возможным оказание этой услуги и в дальнейшем. Особенно по отношению к господину барону…
   – Ясно! – буркнул Уилкинс. – Отставить по морде. На этом разговор затих и возобновился, лишь когда мы уже влетели в черту города. Уилкинс по-прежнему не спешил.
   – Раз уж вы сегодня так разговорчивы, босс, то, может, заодно растолкуете мне, как вы раскололи Коллинза. Я вот до сих пор изумляюсь. Он же вроде нигде не сглупил и не переигрывал.
   Честно говоря, я действовал больше по наитию, чем осознанно, но уже по дороге в город мне показалось, что я нашел приемлемое объяснение.
   – Сглупил не Коллинз. Сглупил Вольфар. Если бы он получше знал Бренна, как я, к примеру, то никогда не стал бы пытаться приписать ему авторство подобного плана. Бренн никогда не повел бы себя так.
   Я не смотрел на Уилкинса, но почувствовал его недоверие. Тем не менее несколько минут он честно думал.
   – Нет! Я вое еще не понимаю, босс. Почему? Он, по-вашему, недостаточно умен? Или недостаточно честолюбив? Или, – голос Уилкинса стал подозрительно вкрадчивым, – вы так верите в свою былую дружбу?
   – Ни то, ни другое, ни третье… – Я замялся: объяснить было нелегко. Но все же я попытался: – Барон Лаган – истый керторианец, до мозга костей. Как бы он ни выглядел и что бы ни говорил… Поэтому если бы он решил покончить со своим старым другом, то перерезал бы ему горло. Или метнул в глаз отравленный дротик – свое излюбленное оружие, в ловкости владения которым ему нет равных. Но он никогда не стал бы вмешивать компьютеры – человеческое изобретение – в старые добрые керторианские разборки. Понимаете, Уилкинс?
   Он издал некий нечленораздельный звук, вслед за которым пробормотал:
   – Пытаюсь. Только вот голова пухнет… Простите, сэр, но мне уже осточертели эти сраные психологические этюды!
   – Вы не оригинальны, майор. Мне они впервые осточертели, когда мне исполнилось восемь.
   Уилкинс выругался. Грубо. А затем запальчиво бросил:
   – Но, между прочим, Вольфар – то ведь тоже был керторианцем! Или как?!
   – Или как, – кивнул я и глянул в боковое окошко. Мы уже заходили на посадку перед полицейским управлением, и вся площадь была как на ладони, однако капитана нигде видно не было. – В первую очередь, Уилкинс, герцог Вольфар Per был извращением!
   Несмотря на распиравшую его ярость, Уилкинс аккуратно припарковал наш флаер слева от трех стоящих рядком полицейских экипажей и лишь затем дал волю чувствам, с матюгами вынесшись на свежий воздух… Я не торопясь последовал за ним и осмотрелся. Смеркалось, но освещение еще не включали, поэтому дальняя сторона площади со входом в участок терялась в серой дымке. Мне померещилось, что в полуоткрытую дверь прошмыгнула какая-то тень, но она ничуть не напоминала приземистую фигуру капитана, да и направлялась внутрь, а не наружу, поэтому я не придал этому значения.
   – Босс! – вдруг окликнул меня Уилкинс. Таким тоном, что у меня мурашки побежали по спине…
   Обернувшись, я увидел, что мой телохранитель стоит меж двух полицейских флаеров, уставившись на что-то у себя под ногами. Я почему-то сразу понял, что это значит, и мне очень не хотелось в это поверить. Но пришлось.
   Обогнув корму ближайшего экипажа и оказавшись напротив Уилкинса, я увидел капитана Брауна. Он лежал спиной на бетоне, уставившись невидящими глазами в вечереющее небо, а на его лице застыла гримаса боли и удивления. Капитан был застрелен в упор выстрелом из бластера. И тому не прошло и пяти минут…
   Не требовалось быть экспертом в криминалистике, дабы понять, что здесь произошло. Даже мне хватило на это одного мгновения. Капитан пришел на встречу чуть раньше назначенного срока (нет бы ему задержаться или нам, черт возьми, лететь побыстрее!) и спокойно ждал нас рядом со своей машиной. Какой-то сослуживец последовал за ним… может даже, они и шли вместе… и напоследок пожелал капитану “спокойного сна”. При помощи бластера. Я поклялся, что этот некто умрет страшной смертью. Более того, впервые я почувствовал настоящую ненависть к тому, кто за всем этим стоял. Мне было наплевать на Вольфара и даже на покушения на самого себя, неудачные к тому же, но такое подлое убийство… Глядя на застывающие навеки черты лица капитана, я захотел отомстить. Не из этических условностей, а по собственному желанию…
   – Очнитесь, босс! Мы по уши в дерьме! – прошипел Уилкинс, отвлекая меня от взлелеивания собственной мести.
   Он подбородком ткнул мне за спину, и, обернувшись, я обнаружил группу полицейских, со всех ног спешивших к нам из участка. К счастью, мой мозг не впал в кому.
   – Быстро, Уилкинс! Посмотрите, есть ли при нем бумажник! Обычно он носил его в заднем кармане…
   Уилкинс нырнул вниз, а я развернулся и сделал пару шагов, после чего выпрямился во весь рост, уперев руки в бока и полностью перегораживая проход.
   Полицейских было пятеро. Они подбежали через несколько секунд и остановились в полутора шагах от меня, положив руки на рукояти бластеров. Как я подозревал, среди этих пятерых находился и убийца капитана, но, к сожалению, на лбу у него это написано не было.
   – Есть! – донесся позади приглушенный голос Уилкинса, и, словно в ответ на это, стоявший в центре высокий сутулый парень с нашивками старшего лейтенанта сделал микроскопическое движение вперед.
   – Что здесь происходит? – не скрывая злости, осведомился он.
   – А то вы не знаете!
   Судя по выражениям лиц, они действительно не знали. К сожалению, тянуть время было очевидно плохой стратегией…
   – Вашего капитана убили. Бывшего… – Я в упор посмотрел в растерянное лицо лейтенанта. – Вы, наверное, его преемник?
   Как раз в это мгновение зажглись фонари, и в ярком свете я увидел, что лейтенант бледен как смерть. Остальные его товарищи тоже не выглядели героями, но он что-го уж слишком. Неужели?..
   Как он ни был напуган, но, видимо, сообразил, что сейчас его единственный шанс – перейти в нападение. Он подал знак двум парням, стоящим справа, и те бросились в обход флаера. Брать Уилкинса – в этом не было сомнений, но тем не менее я спокойно ждал.
   Наконец ребята за моей спиной, видимо, завершили перестроение, и лейтенант бесцветным голосом сообщил:
   – Вы арестованы, мистер Гальего!
   – Ордер? – холодно поинтересовался я.
   – Вот мой ордер! – Он выхватил бластер, а вслед за ним и двое оставшихся.
   – Что ж, прекрасный ордер!
   Они не уловили иронии и чуть расслабились. Им, похоже, не могло прийти в голову, что безоружный человек бросится на троих вооруженных. Но я бросился.
   Прыгнув вперед, я левым кулаком врезал в глаз одному, а правый, как молот, опустил на плечо лейтенанта – хирургу придется постараться, складывая ему кости в исходное положение. Двое выбыли, но у третьего было мгновение на выстрел – он предпочел потратить его на колебания. А потом было поздно – скользящий удар в челюсть надежно вырубил и его… За спиной было как-то подозрительно тихо, и я обернулся, готовясь к худшему. Но нет, все было в порядке: Уилкинс стоял, по-прежнему держа в руках бумажник капитана, а двое посланных к нему ребят лежали рядышком на бетоне, аккуратные, как трупы в морге.
   – Они живы, майор?
   – Да. А ваши?
   Я посмотрел на первого, которому досталась самая солидная плюха. Лежал он в несколько неестественной позе – возможно, сломал что-нибудь при падении, – но вроде дышал.
   – Мои тоже.
   – Тогда надо уносить ноги, босс! И побыстрее. Он был прав, конечно, и я двинулся к флаеру, лишь на мгновение остановившись перед потерявшим сознание лейтенантом. У меня чесались руки быстренько превратить его тело в мешок с обломками костей, но я подавил этот импульс – нельзя убивать человека по недоказанному подозрению.
   Едва дверца за мной захлопнулась, Уилкинс оторвал флаер от площадки и вновь проделал свой трюк со спуском в парк. Не знаю, как он умудрился не разбиться в темноте, но спустя несколько малоприятных секунд мы уже были над озером. Правда, на этот раз Уилкинс не стал висеть, а, чуть приподняв флаер над кронами деревьев, со всей возможной скоростью направился к дальнему концу парка, прочь от города…
   – Куда мы летим, черт возьми?
   – Подальше от полиции, – пробурчал Уилкинс, а затем нехотя пояснил: – В городе нас бы сразу засекли, и пиши пропало. А тут, да на такой высоте, нас ни один радар не возьмет.
   – А что потом? Он вздохнул:
   – Это зависит от того, что мы собираемся делать. В его тоне явственно прозвучал вопрос, но я не мог соображать с такой скоростью…
   – Я знаю только, чего мы не собираемся делать ни поД каким соусом – сдаваться властям!..
   Уилкинс проигнорировал сие замечание как явно неконструктивное, и в этом плане с ним трудно было не согласиться. Я продолжил размышлять вслух:
   – Однако никакого выбора у нас на самом деле нет. Как ни крути, придется возвращаться в замок!
   – Где нас накроют с гарантией.
   – Пускай.
   Уилкинс приподнял флаер чуть повыше – мы покинули пределы парка и летели уже над девственным лесом, где отдельные деревья достигали большой высоты, – а через несколько секунд заложил вираж к югу, в сторону моей резиденции, и все же спросил:
   – То есть, если понадобится, сэр, мы… э-э… вступим с полицией в открытый вооруженный конфликт?
   – Да!
   Честно говоря, я ожидал резонного возражения, что про открытое неповиновение властям в его контракте ничего не написано. Но Уилкинс не стал возражать. И вообще ничего не сказал. Только, словно вспомнив что-то, перекинул мне с колен бумажник погибшего капитана. Я по инерции раскрыл его, но рассмотреть содержимое в темноте кабины было невозможно, так что в итоге он просто присоединился к моему собственному бумажнику во внутреннем кармане пиджака.
   В конечном итоге мы добрались до замка без осложнений, хотя, если бы не предусмотрительность Уилкинса, все могло обернуться по-другому. Когда мы закончили облет Нью-Фриско по дуге и легли на прямой курс к дому, шеф моих телохранителей связался с замком, поднял всю охрану по тревоге и потребовал выслать встречающих. Предосторожность оказалась не лишней. Вскоре после встречи с тремя флаерами эскорта к нам присоединилась и полиция, – по всей видимости, они расставили посты вдоль всего моего предполагаемого маршрута, и миновать их незамеченными нам бы явно не удалось.
   Однако, несмотря на возникшее численное превосходство, полицейские вели себя осторожно. Они только пристраивались на безопасном расстоянии к нам в хвост и летели следом, сохраняя полное молчание. Как я подозревал, они не отважатся что-нибудь предпринять без санкции с самого верха, а получить таковую в столь позднее время обычно представляется затруднительным. Но в любом случае вводить их в искушение демонстрацией своей беззащитности, разумеется, не следовало…
   Когда мы высадились во дворе замка, где мой выход из флаера прикрывала еще одна группа вооруженных до зубов охранников, я первым делом вознамерился пойти поесть – с самого завтрака во рту маковой росинки не было… Но, глянув на угрюмые лица своих людей, вдруг сообразил, что то, о чем мы говорили с Уилкинсом, относится, в сущности, не только к нему. У меня все-таки не армия…
   Поймав за локоть Уилкинса, уже готовившегося к раздаче приказов, я попросил его собрать в холле всех наших людей. Сразу поняв, к чему я клоню, он как-то не выразил одобрения этой идеи, но взялся за исполнение…
   В результате через пару минут посреди просторного холла передо мной стояли двадцать из двадцати четырех моих телохранителей, не считая троих, бывших, по словам Уилкинса, в увольнительной, и Коллинза, больше у меня не работавшего. Не без некоторого неудовольствия я отметил, что многих не знаю даже по именам, и поэтому пригляделся, пытаясь определить общее настроение. Одни лица выглядели настороженно, другие – слегка обеспокоенно, большинство же – невозмутимо. В целом картина пришлась мне по душе…
   Я не мастер держать речи, поэтому постарался быть кратким:
   – Господа, хочу сообщить вам, что дальнейшее ваше пребывание у меня на службе может быть сопряжено с серьезными проблемами. Мы находимся под угрозой, – к покосился на Уилкинса, дипломатично стоявшего в сторонке, – вооруженного конфликта с республиканской полицией. И поскольку ни у кого из вас в контрактах нарушение закона не предусмотрено, то… нежелающие могут быть свободны. С данной минуты.
   Ни один человек не шелохнулся, но колебания отразились на многих лицах, и, право же, мне трудно было их за это осудить. В конечном итоге возобладал стадный инстинкт, всегда готовый принять мнение вожака, каковым после добровольного самоустранения Уилкинса стал Гэлли. Обменявшись взглядами с товарищами, старый десантник вышел вперед.