– Что теперь? – В голосе Уилкинса сквозило плохо скрытое раздражение, и он намеренно пялился в одну точку, каковой была вывеска бара на противоположной от нас стороне улицы.
   – Надо сориентироваться на местности, – глубокомысленно заявил я. – Адрес Бренна у нас есть, но соваться туда нахрапом…
   – Согласен, – перебил меня Уилкинс. – Но может, зайти куда-нибудь? Можно бы и горло промочить после холодной ванны, которую тут называют погодой. Там и сориентируемся.
   – Можно, – кивнул я, и мы без дальнейших обсуждений пересекли проезжую часть (движение на Денебе было, разумеется, наземным).
   Бар оказался небольшим, без каких-либо изысков и с минимумом посетителей, что не удивляло – была середина дня. Впрочем, судя по отсутствию видимых признаков процветания, тут, очевидно, и по вечерам столпотворения не наблюдалось… Следуя уже выработавшейся привычке, мы не сговариваясь двинулись к угловому столику, отгороженному от входа стойкой, где сбросили все еще не просохшие плащи, после чего Уилкинс отправился заказывать выпивку.
   Бармен, приземистый крепыш неопределенной наружности, разливая питье по стаканам, то и дело бросал на майора взгляды исподлобья, словно пытаясь угадать, зачем такая птица пожаловала в университет. На Денебе мы окончательно переоделись в гражданское (маловыразительные свитера и брюки, чтоб не бросаться в глаза в толпе, как объяснил Уилкинс, – ха-ха!), однако выправка сразу его выдавала. На мне столь явных признаков армии не отмечалось, и я был похож на простого громилу Поэтому, когда Уилкинс сел напротив и подтолкнул мне стакан джина с тоником, я поинтересовался:
   – Вам не кажется, майор, что ваша затея с переодеванием причиняет лишь дополнительные неудобства?
   – Пожалуй, тут я перегнул, – неохотно признал он, с отвращением поглядывая на собственные рукава. – В нашем случае смена вывески бесполезна – фасад выдает.
   “Что-то он чересчур не в духе после всего-то одной прогулки”, – заметил я про себя и, сделав пару приятно согревающих глотков, спросил:
   – Как-то мрачноваты вы, майор. Почему бы?
   – Верно. Не нравится мне все это.
   – Что именно?
   – Да все, – Уилкинс одним залпом осушил стакан. – Я знаю, вы считаете меня параноиком, но эта паранойя не раз спасала мне жизнь… да и вам, между прочим.
   – Да в чем дело? – Я искренне не понимал.
   – В том, что вокруг слишком спокойно. Как говаривал мой полковник: не надо бояться врага, надо бояться, когда врага не видать. Дома нам мешали на каждом шагу. Без выдумки, но настойчиво. Я постоянно чувствовал опасность и был, что называется, в тонусе для ее отражения. А сейчас… Мы уже вторые сутки на Денебе – и ничего!
   – Не могу сказать, что меня это безумно огорчает. Почему бы не предположить, что враг, даже если и не удалось обмануть его относительно нашего местонахождения, попросту немного отстал?
   – Дай-то Бог… – без энтузиазма кивнул Уилкинс и с заметным неудовлетворением посмотрел на уже пустой стакан. – Только вот ощущение опасности у меня никуда не делось, напротив – усилилось… Уж не потому ли нам не мешают, что мы и так делаем то, что кого-то устраивает?
   – Знаете, майор, не стану оспаривать точность вашего самодиагноза. Не могу понять только, откуда все эти предчувствия, предвидения – можно подумать, это вы родились на Кертории, а не я.
   Майор как-то странно поглядел на меня и вновь опустил глаза.
   – Я исхожу из опыта. Вы, наверное, знаете, что это полезная штука. Но мне показалось, что вы имели в виду не только меня?
   – Положим.
   – А в ней и впрямь есть что-то такое. Керторианское. Тогда, на “Пелиноре”, когда вы ушли в рубку, она вдруг ни с того ни с сего заявила, что через полчаса вы покинете корабль и именно через третий шлюз. Так и было, если вомните.
   Я кивнул и промолчал, готовый принимать пари на любых условиях, что так просто Уилкинс с этой темы не слезет. Да, это был бы беспроигрышный вариант, разве что подобной прямоты я не ожидал.
   – И вообще, герцог, вы можете объяснить мне, почему вы с ней цацкаетесь?
   Я не считал острую дискуссию по этому поводу сколь-нибудь полезной, поэтому лишь пожал плечами:
   – Почему бы и нет? Сторониться ее только потому, что она женщина? Неужели вы еще больший женоненавистник, чем я?
   Уилкинс даже не улыбнулся.
   – Может, и да, хотя навряд ли… Проблема, конечно, не в этом. Она непредсказуема и опасна. Мы не знаем, ни как она затесалась в наши дела, ни зачем. Она никогда ничего не рассказывает о себе. И это при том, что про себя люди любят болтать больше всего на свете, вы не замечали?
   – Замечал. – Я улыбнулся: мои мысли принимали забавный оборот.
   – А даже если что и говорит, то навешивает такую откровенную лапшу, что и уши подставлять обидно. Так кто же эта журналистка: друг, враг, чей-то очередной лазутчик? Мы не имеем ни малейшего представления. Мы вообще ничего не знаем, и это скверно! Я не могу одобрить подобного легкомыслия.
   – Правда? – насмешливо переспросил я. – Не очень-то свежая мысль. Помните, покойный капитан Браун тоже сказал как-то: “Всегда хочется знать, с кем имеешь дело”. И помните о ком? Майор, а что я знаю о вас?
   Что-то со мной частенько стало такое приключаться: пальнешь вроде холостым, а глядишь – и попал куда-то. И, судя по тому, как внезапно пожух Уилкинс, куда-то я безусловно попал… Однако просвещать меня относительно имевшей место цели никто явно не собирался.
   – Может, делом наконец займемся? – проворчал в итоге Уилкинс.
   Возможно, напоминание, что не я затеял этот разговор, и некоторый нажим оказались бы нелишними, но соответствующего настроя не было – куда больше интересовала и волновала меня перспектива встречи с Бренном…
   – И каким образом?
   – Элементарно. – Развернувшись вместе со стулом, Уилкинс щелчком пальцев привлек внимание бармена: – Эй, дружище! Поди-ка сюда! И бутылку прихвати.
   Готовность, с которой указание было выполнено, говорила о том, что вопрос о нашем присутствии по-прежнему являлся предметом размышлений бармена. Без каких-либо понуканий он налил уже чистого джина в подставленный Уилкинсом стакан и с паршивой улыбочкой спросил:
   – Что угодно Большим Парням?
   – Присядь-ка! – Уилкинс махнул на стул, на спинке которого сушились наши плащи, и парень осторожно присел на краешек. – Давно здесь работаешь?
   – Двенадцать лет. Сразу как учиться закончил. Эколог из меня не вышел, понимаете…
   – Бармен тоже, – подтвердил Уилкинс верность моих прежних наблюдений. – Но ты тут наверняка многих знаешь. А мы ищем человека. По фамилии О'Кэллаган.
   Парень моргнул, но потом скривился.
   – О'Кэллаганов я знаю троих. Вам который нужен?
   – Брэндон.
   Тут уже он принял откровенно кислый вид и промолчал.
   – Так ты его знаешь? – Уилкинс чуть нагнулся в его сторону, и он все же предпочел ответить:
   – Кто ж его не знает? Брэндон О'Кэллаган, компьютерщик, это вроде как местная знаменитость. Легенда университета, что ли… Профессор-Который-Не-Стареет!
   – Как его найти?
   Столь вопиющее отсутствие вопросов там, где предполагалось их наличие, насторожило его еще больше. Переведя взгляд с Уилкинса на меня, он помялся и все же спросил:
   – А что надо Большим Парням от Профессора? Майор явно намеревался его осадить, но я его опередил:
   – Ну, предположим, мы собираемся его убрать. Тебе-то что? О'Кэллаган, пользуясь твоей терминологией, парень тоже не маленький.
   – Это точно! – поддакнул бармен.
   – Но мы не собираемся этого делать. И потом, разве его местонахождение – тайна?
   – Да нет, не тайна…
   Насколько я разбирался в его чувствах, особой симпатии к Бренну он не питал, скорее боялся. Но мы были злом куда более осязаемым и, главное, близким, поэтому он перестал ломаться:
   – Профессор живет в особняке, рядом с Вычислительным комплексом. Это в центре, почти напротив администрации… В этом же здании находится и его лаборатория. Говорят, он сидит там почти безвылазно.
   – Так уж безвылазно? – мрачно поинтересовался Уилкинс.
   – Ну, он раньше много лекций читал. Но в последнее время, говорят, забросил это дело, – Бармен выразительно углубился в созерцание этикетки на бутылке с джином.
   Кивнув мне с нарочитой уважительностью, – дескать, ну вот вам и вся разведка! – Уилкинс опустошил стакан и вынул из рук бармена бутылку, дабы вновь его наполнить, но в последний момент передумал.
   “Не сомневается, что скорость реакции в ближайшее время пригодится”, – подметил я и в свою очередь спросил:
   – И что же, О'Кэллаган в своей лаборатории копошится один?
   – Да нет. У него целый штат, все как полагается. Я не стал уточнять, где именно “полагается”.
   – Как туда проще добраться?
   – Машину надо ловить – пешком далеко будет. Или заказывать.
   – Ну так закажи нам. – Когда он послушно поднялся, я добавил, подмигнув: – И повесь наши плащи где-нибудь посушиться – мы их заберем на обратном пути.
   На этот раз, как ни странно, мы не стали с Уилкинсом собачиться, кто кого и о чем предупреждал, и спокойно прождали несколько минут, прежде чем бармен, вернувшись к нашему столику, сообщил:
   – Такси у входа.
   Я направился к дверям, но Уилкинс еще раз повторил – для тупых:
   – На тот случай, если вдруг захочешь кому-нибудь что-нибудь стукнуть, – помни, что, если нас не убьют, мы вернемся.
   Бармен явно проклинал себя за то, что решил открыть сегодня заведение, но слишком трусил для хоть какого-нибудь ответа.
   Такси оказалось небольшим четырехместным экипажем наподобие тех, что так широко использовались некогда на Земле, – сейчас они сохранялись лишь на немногих планетах. Когда мы с Уилкинсом не без усилий впихнулись в непривычную коробку иа колесиках, шофер вяло поинтересовался:
   – Куда?
   Севший впереди Уилкинс обернулся:
   – Где у вас адрес, герцог?
   Доставать бумажник из заднего кармана было чертовски неудобно, поэтому я решил понадеяться на разрекламированную известность Бренна:
   – К лаборатории Профессора – Который-Не-Стареет. Водитель хмыкнул, и мы тронулись с места. Путешествие было коротким и безынтересным, разве что лишний раз доказывало преимущество воздушного транспорта перед наземным…
   “Особняк” же Бренна предстал пред нами как компактный трехэтажный дворец, выстроенный в стиле позднего земного классицизма, и стоял он действительно на одной из сторон центральных площадей города. Мне подумалось, что “профессор О'Кэллагаи” явно пользуется в университете несколько большим уважением, чем просто местная достопримечательность. На расстоянии десяти ярдов от самого здания дворец был обнесен чугунной решеткой, к которой была наверняка подключена сигнализация. Помимо этого, все окна были снабжены бронебойными ставнями, по большей части закрытыми; там и сям висели видеокамеры и инфракрасные датчики; а из-за углов фронтона, по обе стороны от мраморной колоннады, высовывалось нечто, сильно смахивающее на стволы пушек тяжелого калибра. Еще напротив входа в решетке, разумеется, размещались ворота, но они были закрыты. Да и вообще, при виде них не возникало ощущения, будто ими часто пользовались, что навело меня на следующую мысль:
   – Давайте обойдем вокруг, майор.
   – Дьявол! Да нас, похоже, могут поджарить в любое мгновение! – вскипел Уилкинс.
   – Но не жарят же, – резонно возразил я. Не найдясь с ответом, он с удовольствием сплюнул на идеально чистую мостовую.
   – Да, идиллическая картина! Семейное гнездышко почтенного университетского профессора?..
   Похоже, он был не на шутку на взводе, поэтому я воздержался от колкостей и молча направился к ближайшему углу.
   Конечно, вся эта бренновская оборонщина не оказалась, так сказать, фасадной показухой. Скорее наоборот – в менее мозолящих глаза местах дворца выбор оружия, выставленного на обозрение, был еще богаче и представительнее. Но с задней стороны обнаружился еще один вход – более будничного вида. Калитка в решетке, откуда коротенькая дорожка вела к аккуратному крыльцу, над которым висела лаконичная надпись, гласившая: “Лаборатория”. Рядом с калиткой я и остановился, обратившись к Уилкинсу:
   – Ну что, майор, по-моему, штурмом нам эту крепость не взять?
   – Уж не собираетесь ли вы постучаться?
   – Именно. – Я направился к переговорному устройству, вделанному в решетку рядом с замком калитки.
   – Остановитесь, босс! Это безрассудство! С досады я чуть не врезал кулаком по чугунному цветку: сегодня Уилкинс очень меня раздражал – обычно он был посообразительнее.
   – Пошевелите мозгами, майор! Даже если Бренн исполнен самых кровожадных замыслов – о чем мне надоело спорить, – сейчас будет самое неподходящее время для их исполнения. Куча народа знает, куда мы направляемся, поэтому наше исчезновение не пройдет незамеченным… для моего дяди, например. И я ни за что не поверю, будто Бренн настолько впал в маразм, что отважится с ним связываться!
   Вдохновив таким образом самого себя, я, не дожидаясь ответа, нажал на кнопку с меткой “вызов”. Раздавшийся через пару секунд щелчок и женский голос, спросивший:
   “Кто там?”, настолько смутили меня своей обыденностью, что я даже растерялся. Воспользовавшись этим, Уилкинс высунулся из-за моего плеча и ехидным тоном сообщил в интерком:
   – Герцог Галлего к барону Лагану! Теперь уже пауза наступила на том конце, а затем женский голос без уверенности поинтересовался:
   – Это шутка?
   – Да. Розыгрыш. Герцог уже смеется. Не знаю, как барон!..
   В последовавшей куда более длительной тишине между нами состоялся краткий обмен мнениями:
   – Зачем выпендриваетесь?
   – Злость срываю!
   Однако Бренну, видимо, стало не слишком смешно, – во всяком случае, голос секретарши звучал достаточно торжественно:
   – Профессор ждет вас. Следуйте за стрелками! Вслед за этим не вполне понятным заявлением раздался еще один громкий щелчок, разблокировавший замок калитки, и интерком отключился.
   – Следуйте за стрелками, и они приведут вас в маленькое и уютное подземелье, где легко и приятно, а главное – очень по-керториански, можно сдохнуть от жажды, – ворчал Уилкинс, следуя за мной по дорожке. – Какие еще, к матери, стрелки?!
   Это выяснилось, лишь только мы переступили порог непосредственно здания. Прямо перед нашими глазами в полутемном холле в воздухе загорелась небольшая указательная стрелка, направленная по диагонали в левый угол. А там горела еще одна: вверх и налево. И так далее – до самого кабинета Бренна, расположенного на третьем этаже в фасадной части дворца. Стрелки появлялись из ниоткуда, указывая нам путь, и исчезали, стоило нам их миновать. Эффектно – я и на Кертории такого не видывал… В остальном же дворец Бренна был так себе – в смысле дворцовости. Никакой особой роскоши – ковров там или картин… По-видимому, в качестве лаборатории он был более состоятелен. Во всяком случае, за многими дверями слышался шорох работы компьютеров, кое-где – обрывки разговоров, хотя собственно сотрудников мы не встретили.
   За дверью же, в которую уперлась последняя стрелка, оказалась небольшая приемная, где за столиком сидела секретарша, с которой мы, очевидно, и разговаривали. Яркая блондинка, богато украшенная косметикой, она изящным жестом указала на еще одну дверь за своей спиной:
   – Сюда, пожалуйста! – и тут же осеклась, глядя куда-то за меня, то есть на Уилкинса.
   Ну я тоже посмотрел. Причина замешательства была ясна: в правой руке майора покоился бластер. Один из крупнокалиберных бластеров, первым делом приобретенных нами на Денебе. Поймав мой взгляд, Уилкинс чуть пожал плечами, но оружие не опустил. Честно говоря, я хотел попросить его хотя бы не палить в Бренна, едва он его увидит, но тут дверь распахнулась… Обернувшись, я увидел на пороге Бренна, широко мне улыбающегося:
   – Привет, Ранье!
   – Привет! – Я не мог не улыбнуться в ответ.
   – Мистер Уилкинс! – Бренн кивнул моему спутнику. Убрав улыбку, но как будто и бластер не замечая.
   – Здравствуйте, – достаточно угрюмо отозвался Уилкинс.
   – Ну проходите. Стрелять можно и сидя! С этими словами он развернулся и скрылся за порогом, а мы последовали за ним.
   Кабинет у Бренна оказался невелик – значительно меньше моего – и сплошь заставлен аппаратурой. В основном, насколько я мог судить, компьютерного происхождения, но не только… Чуть разведя руками, словно извиняясь за тесноту, Бренн распорядился:
   – Ты, Ранье, давай вот сюда. – Он указал на единственный, кроме его собственного, стул. – А вы, мистер Уилкинс, присаживайтесь на коробки рядом с дверью. Да-да, вот там… неудобно, но не обессудьте – обычно я здесь гостей не принимаю.
   – А где ты их принимаешь? – поинтересовался я, втискиваясь на стул, зажатый между двумя шкафами, набитыми всякой всячиной.
   – В гостиной. На первом этаже. – Бренн крутнул свое вертящееся кресло и уселся лицом к нам. – Но это помещение более надежно. И в смысле конфиденциальности, и защищенности.
   – Кстати, о защищенности, – подал голос Уилкинс (бластер он по-прежнему не выпускал из рук, хотя держал менее угрожающе). – Я тут видел у вас кучу всякого барахла на стенах, но кто им управляет? Я что-то не заметил… э-э… охраны.
   – А ее и нет, – радушно улыбнулся Бренн; – Здесь работают только гражданские. Держать телохранителей слишком дорого, а я не так богат, как Ранье.
   – Так что же, это пугачи? – Уилкинс явно не верил ни единому его слову.
   – Ни в коем случае. Я принял исключительные меры безопасности после – Не будем забегать вперед. Управление всем оружием ведется отсюда. – Он кивнул затылком в сторону огромного монитора, занимавшего добрую половину его рабочего стола.
   – Всем оружием? – уточнил я.
   – Ага, – кивнул он не без гордости, – я свалил все в единую компьютерную систему: и наше, и их. Пришлось повозиться, но получилось удачно. А управление я наше оставил – мысленное.
   Я понимал, что все это говорится в основном для Уилкинса, дабы тот не питал иллюзий относительно того, кто контролирует ситуацию. Впрочем, я хорошо знал Бренна, и, казалось, вероятность серьезного конфликта между нами он всерьез не воспринимал, а очевидная враждебность Уилкинса его попросту забавляла. Да и вообще, Бренн отнюдь не выглядел мрачновато-угрюмым, как на нашей встрече в Нью-Фриско; в этот раз он больше походил на себя прежнего.
   – Что молчим? – поинтересовался он. – Впрочем, я сам виноват – вы же все-таки у меня в гостях. Кофе? Или что покрепче?
   – Кофе, – в один голос ответили мы. Бренн быстренько отдал секретарше указание, а затем подмигнул мне:
   – Ты, кстати, кури, Ранье, если хочешь. Я проветрю йотом.
   Я с удовольствием последовал приглашению, а он тем временем заметил:
   – А ты не терял времени, старик. Просто разительная перемена. Выглядишь молодцом – не то, что тогда.”
   В его тоне проскользнула нотка уважения, и я польщенно хмыкнул, про себя отметив, что, сам-то Бренн изменился мало – те же джинсы, та же куртка. Нету только зеркальных очков, да рубашка другого цвета. Впрочем, судя по рельефной мускулатуре, просматривавшейся на неприкрытых участках тела, проблема утери формы перед Бренном и не стояла.
   – Профессор-Который-Не-Стареет! – усмехнулся я.
   – А! Тебе уже успели болтануть. – Он тоже рассмеялся, но потом поморщился: – Скоро может стать серьезной проблемой. Ко мне уже начали подъезжать с кафедры биологии. Пока вежливо, но…
   Появилась секретарша с кофе, и он умолк, а когда она вышла, сменил тему:
   – О! Мистер Уилкинс отложил бластер. Добрый знак! – однако продолжил совсем не шутливо: – Но само наличие подобного предмета весьма недвусмысленно указывает на его отношение ко мне. Ты тоже склонен считать меня врагом, Ранье?
   – Не склонен.
   Он оценил замечание и на мгновение задумался.
   – Я много размышлял над всей этой историей, Ранье, поэтому не могу не отдавать себе отчет, что моя роль в ней выглядит не вполне однозначно. Но мы же давно друг друга знаем… И у тебя все же есть основания?..
   – Могли бы быть.
   – В каком смысле?
   Я рассказал ему в каком, то есть всю интермедию с Коллинзом, и это произвело на него впечатление. Небольшой налет легкомыслия, сквозивший в его поведении, исчез – он стал серьезен, затем нахмурился, а под конец вообще с трудом сдерживал гнев. Когда же я закончил, Бренн разразился одной из тех вспышек безудержной ярости, которыми был известен в былые времена.
   – Мерзавец! Падаль! Ренегат!.. – шипел Бренн, сопровождая каждый эпитет ударом кулака в хорошо устойчивую поверхность. – Как он меня подставил, скотло! И надо же – еще и компьютеры сюда приплел!.. Воистину, если когда-либо существовало вместилище всех низменных пороков – так это Вольфар Per!
   С некоторым запозданием я сообразил, что так его взбесил, пожалуй, не собственно факт произведенного от его имени покушения, а то, что для этого использовались любимые им компьютеры! Приятно было разок почувствовать себя правым, хотелось даже, чтобы и Уилкинс оценил этот нюанс. Однако майор безучастно наблюдал за Бренном, похоже, уверенный в том, что его беснования не более чем выступления для публики. Тут я с ним не был согласен.
   Тем временем Бренн с заметным усилием успокаивался. По его скулам перестали ходить желваки, потемневшие было глаза вновь стали голубыми, кулаки наконец разжались, и он заговорил… Мимоходом я подметил, что он так ничего в итоге и не сокрушил, чего раньше не случалось. Аргумент в пользу Уилкинса… или времени.
   – А ты и вправду молодец, Ранье! Тонко раскусил эту гадость. Не ожидал от тебя… Может, гены Детанов себя наконец проявляют?
   – На Кертории не знают, что такое гены, Бренн.
   – Это не отменяет их существования. Но ты меня здорово зацепил, а я-то был уверен, что чист. Теперь не знаю, что и думать, может, у тебя и впрямь есть основания… – Он помолчал несколько секунд, словно собираясь с мыслями, а затем заговорил с обычной рассудительностью: – Ладно, тогда давай по порядку. Я не соврал тебе – Вольфара я, к сожалению, не убивал. И доказать это будет совсем не трудно. Но лучше начать с начала.
   Пока Бренн заказывал еще одну порцию кофе, я посмотрел на Уилкинса. Теперь вид у него был слегка задумчивый: казалось, легкость, с которой Бренн пообещал опровергнуть центральное обвинение, произвела впечатление и на него.
   После небольшой паузы – Бренн предпочел дождаться появления кофе, дабы потом не прерываться, – он повел свой рассказ. Однако уже вскоре мне пришлось его перебить.
   – А началось-то все несколько месяцев назад. Не сомневаюсь, что тебя интересует точная дата, поэтому постараюсь припомнить. Так, так”. В середине декабря это было, вот когда. Со мной через Камень связался Реналдо – Креон, разумеется… Большой неожиданности в этом не было – мы с ним изредка болтали о том о сем, но тогда в конце разговора он сообщил мхе малоприятную новость. Из тех, знаешь, про которые и идиоту ясно, что они с далеко идущими последствиями. По его словам, у него на Веге побывал Вольфар. Это само по себе было скверно – до того о паршивце так давно не было ни слуху ни духу, что я уже почти забыл об этом милом персонаже. Но это было еще полбеды. Вольфар как-то исхитрился с ним встретиться и даже сделал ему некое предложение. В этом месте Реналдо стал таким туманно мямлящим, что тогда я ничего толком не узнал. Кроме того, что наш друг с негодованием ему отказал. Вот тут-то я и не выдержал:
   – Тысяча чертей! А мне “наш друг” написал, что о Вольфаре ни ухом, ни гудком, ни колесом!
   – Да? – скривившись, переспросил Бренн. – Ну, зря он так! Испугался, похоже.
   – Испугался? Кого? Меня?!
   – Брось! Ты что, считаешь, будто не в состоянии никого напугать? Если так, то ты заблуждаешься. По крайней мере, тогда, на Совете, лично меня ты напугал. – Бренн как-то невесело усмехнулся, а потом неожиданно спросил:
   – Да ты, вообще-то, слыхал про Креона?
   – Что слыхал? – не понял я.
   – Это было третьего дня во всех новостях.
   – Я не смотрю новости!
   – Да, я и забыл… Короче, покушение на жизнь крупнейшего веганского банкира. Очень похоже на то, что ты недавно рассказывал, – только там флаер взорвался. И тоже вроде неполадки в компьютере…
   – Да погоди ты! Реналдо – жив?
   – В тяжелом состоянии доставлен в больницу.
   – А потом?
   – Не знаю. – Бренн пожал плечами. – Я тоже не особенно люблю новости.
   Мы помолчали; я не без удивления обнаружил, что искренне сочувствую Реналдо, даже несмотря на надувательство с письмом, и вовсе не хочу, чтобы он, например, умер.
   – Мог бы, между прочим, и выяснить, что с ним, – укоризненно заметил я.
   – Если остался жив – должен выкарабкаться. А наводить справки – только лишние неприятности себе искать.
   – Не будь свиньей!
   – А ты не благородствуй! – резко вскинулся он. – Скажи я тебе об этом месяц назад, что бы ты ответил? “Да и хер с ним”?!
   Несколько секунд мы мерили друг друга тяжелыми взглядами, нов глубине души я сознавал, что он прав, поэтому отвел глаза и промолчал.
   – Ладно, проехали. – Бренн приподнял руку открытой ладонью вперед – традиционный керторианский миролюбивый жест, и я кивнул, доставая очередную сигарету. – Значит, рассказываю дальше. После разговора с Реналдо и его недвусмысленного намека я резко усилил меры по собственной безопасности, а то за полвека покоя совсем, знаешь, расслабился. Тогда все это “барахло”, по определению мистера Уилкинса, поставил, систему обороны компьютеризировал и… затаился, внимательно глядя по сторонам. Но время шло, ничего не происходило, и Воль-фар потихоньку отошел на второй план.