Мисс Рейсс терпеть не могла котов и кошек, считая их тварями злокозненными и вредными.
   В кухне на полу издыхал Прыг-Балда. Неведомая сила вывернула бедное животное нутром наружу… но кот все еще оставался жив. Кошмарное месиво продолжало функционировать; милая дама конечно же позаботилась об этом. Она не собиралась дарить своим врагам легкую смерть. Дрожа и пульсируя обнаженными сосудами, сверкая влажными внутренностями, кровавый ком костей и мяса слепо тащился через кухню. Наверное, этот шизоидный путь изувеченного кота продолжался довольно долго — с момента возникновения реальности мисс Рейсс. За три с половиной часа агонизирующий комок плоти прополз полкухни.
   — Но он не должен, — сквозь рыдания выла Марша, — он не может быть живым!..
   Метнувшись во двор, Джек схватил совковую лопату, подцепил страшный груз и вынес его на задворки. Моля Бога о скорейшем избавлении от мук несчастного животного, Джек наполнил водой большое ведро и опустил туда дрожащую массу.
   Даже в столь плачевном состоянии кот упорно пытался выбраться из воды. Но в конце концов с последней конвульсией погрузился на дно и расстался с жизнью.
   Гамильтон сжег останки, торопливо вырыл яму и закопал их. Спрятав инструменты и умывшись, он вернулся в дом.
   Прошло всего несколько минут, но Джеку показалось, что минула целая вечность. Марша тихо сидела в гостиной, обхватив руками колени, и отрешенно смотрела куда-то в пространство. Когда Джек оказался рядом, она не подняла глаз.
   — Милая… — позвал он.
   — Кончено?
   — Кончено. Он умер. Можно только радоваться, он теперь недосягаем.
   Никто больше не причинит ему боли.
   — Даже завидно. За нас-то она еще не принималась.
   — Она ведь кошек ненавидит, а к нам, надеюсь, подобных чувств не питает. Марша повернулась к мужу.
   — Вспомни, что ты ей сказал тогда ночью! Ты испугал ее. И она это наверняка запомнила.
   — Да, верно. Она ничего не забывает.
   Джек вернулся на кухню и сам приготовил кофе. Он уже разливал его по чашкам, когда тихо вошла Марша и стала доставать сливки и сахар.
   — Вот в этом и заключается ответ, — проговорила она.
   — На какой вопрос?
   — На вопрос, можно ли нам жить. И. ответ — отрицательный. Хуже чем отрицательный.
   — Хуже отрицательного ничего не бывает, — вяло возразил Джек, сам прекрасно понимая, насколько неубедительно звучат его слова.
   — Она нездорова, да?
   — По-видимому. Паранойя плюс мания преследования. Все, что зацепит ее лягушачий взгляд, тут же становится звеном в цепи всеобщего заговора.
   — Но теперь, — вздохнула Марша, — ей не о чем беспокоиться. Потому что она, впервые в жизни, может сокрушить любой заговор.
   Прихлебывая обжигающий кофе, Гамильтон рассуждал:
   — Думаю, она действительно верит, что создала копию истинного мира. По крайней мере своего. Боже правый, ее истинный мир запросто переплюнет самый лютый бред алкоголика или наркомана!
   Он с минуту помолчал, затем продолжил:
   — То, что она сотворила с котом… Маньячка, очевидно, решила, что с ней проделали бы то же самое, попадись она в лапы воображаемых врагов. Натуральная фобия. Она свято верит, что все решается именно таким способом.
   Поднявшись, Джек обошел комнаты и занавесил окна. Солнце уже село.
   Пустынные улицы окутала темнота.
   Джек открыл ящик стола, достал пистолет 45-го калибра и принялся набивать обойму.
   — Она глубоко заблуждается в собственном всевластии.
   Он сунул оружие во внутренний карман пальто. Пальто оттопырилось бугром на груди.
   Марша грустно улыбнулась:
   — Ты похож на бандита.
   — Я частный детектив.
   — А где твоя секретарша с шикарным бюстом?
   — Это ты, — улыбнулся Джек.
   Марша застенчиво подняла руки.
   — А я все гадаю: заметит муженек, что жена… в норме?

 
   — Уже заметил.
   — И как?.. — лукаво спросила она.
   — Придется терпеть. Как в старые добрые времена.
   — Так странно… Чувствую себя почти толстухой.
   Плотно сжав губы, Марша прошлась по кругу.
   — Тебе не кажется, что я снова привыкну? Но все равно ощущение странное… Эдит Притчет здорово заморочила мне голову.
   Гамильтон с иронией ответил:
   — Это в прошлом. Теперь нас несет по другой колее.
   Стыдливо пряча свою радость. Марша предпочла не расслышать последнюю фразу.
   — Давай, Джек, спустимся вниз! В нашу музыкальную комнату. Там можно… расслабиться и послушать музыку.
   Подойдя вплотную к Джеку, она положила свои маленькие ладошки мужу на плечи:
   — Пойдем?
   Джек резко отстранился:
   — В другой раз.
   Оскорбленная и удивленная. Марша опустила руки:
   — В чем дело?
   — А ты не помнишь?
   — О!.. — Она кивнула. — Та девица, официантка… Но ведь она исчезла! Когда вы с ней были там.
   — Она не официантка.
   — Вероятно, да.
   Лицо Марши посветлело:
   — В конце концов она же вернулась! Так что все в порядке. Разве нет? И знаешь, Джек… — Она с надеждой заглянула ему в глаза. — Я не обижаюсь из-за нее. Я понимаю…
   Джек так толком и не понял, раздражает или забавляет его это странное признание.
   — Что же именно ты понимаешь?
   — Ну, как… ты чувствовал себя тогда. В том смысле, что к ней это не имело никакого отношения; она была всего лишь предлогом. Ты выражал протест.
   Гамильтон привлек Маршу к себе:
   — Ты невероятно широко мыслящая натура!
   — Я считаю, что на вещи надо смотреть по-современному, — важно заявила Марша.
   — Рад это слышать.
   Высвободившись из объятий. Марша игриво потянула Джека за ворот рубашки.
   — Ну, пойдем?.. Ты так давно не крутил для меня пластинки… Я жутко ревновала, когда вы вдвоем отправились вниз… Давай послушаем что-нибудь из наших любимых!
   — Ты имеешь в виду Чайковского? Ты всегда ставишь его, когда говоришь о «наших любимых».
   — Иди включи свет и отопление. Чтоб было светло, тепло и уютно. Тогда я и приду. Джек склонился и поцеловал ее в губы.
   — Все будет просто излучать эротику, — пообещал он.
   Марша наморщила носик.
   — Излучать? Эх, вы, физики!..
   На лестнице было темно, тянуло холодом. Осторожно ступая, Гамильтон спускался во тьму. Хорошее настроение понемногу возвращалось к нему вместе с предвкушением привычного ритуала любви. Беззвучно напевая про себя, он спускался медленным шагом, по долгому опыту прекрасно зная, куда поставить ногу, где сделать поворот…
   Вдруг что-то жесткое и липкое задело за штанину и прицепилось к ней. Тяжелое, волокнистое, сочащееся слизью. Джек бешено отдернул ногу. Внизу, с последней ступеньки, нечто большое и волосатое метнулось в музыкальную комнату и затаилось там.
   Застыв на месте, Джек прислонился к стене. Вытянув руку, он нащупал внизу выключатель; резко шаркнув ладонью по стене, включил освещение и поспешно разогнулся. Лампа замигала и вспыхнула желтоватым светом… Над лестницей висела паутина: множество нитей, грубо сплетенных и перепутанных, бесформенное кружево какого-то уродливого монстра. Ступеньки покрывал толстый слой пыли; потолок испоганен пятнами бурой слизи, будто чудовище ползало повсюду, забиралось во все углы, в каждую щель. У Джека задрожали колени. Он со стоном опустился на ступеньку. Нет сомнений, тварь там, внизу, поджидает его в затхлой темноте. Ворвавшись в неоконченную сеть, Джек спугнул гадину. Паутина еще недостаточно крепка, чтобы удержать взрослого человека. Значит, можно попробовать вырваться… Джек стал высвобождаться — медленно и тщательно, стараясь как можно меньше тревожить гнусные тенета. Нити и волокна кое-как распутались и отлипли, нога высвободилась из плена. Штанина оказалась загажена тягучей клейкой массой, словно по ней прополз гигантский слизняк. Дрожь омерзения сотрясла Гамильтона; он вцепился в перила и стал медленно подниматься наверх.
   Джек успел одолеть только две ступеньки, как вдруг ноги отказались повиноваться. Тело уже поняло то, что еще не мог признать разум. Он возвращался не наверх, а вниз. В музыкальную комнату. Охваченный ужасом, Джек развернулся кругом и стал карабкаться в противоположном направлении. И вновь произошло нечто чудовищное — он двигался по-прежнему вниз… туда, где корчились зловещие тени и блестела ловчая сеть паутины.
   Он был в западне.
   Согнувшись, Джек вглядывался в тягучую, неотвратимо-влекущую тьму. И тут услышал посторонний звук; сзади, на верхней площадке, появилась Марша.
   — Джек?… — раздался голос жены.
   — Не ходи сюда! — прорычал он, выворачивая шею, пока не увидел очерченный светом женский силуэт. — Держись от лестницы подальше!
   — Но…
   — Оставайся на месте, я сказал!
   Схватившись за поручень, как утопающий за соломинку, Джек кое-как перевел дух и собрал расползающиеся мысли. Надо двигаться медленно, не поддаваясь соблазну вскочить повыше или отчаянно ринуться к ярко освещенному дверному проему, где виднелась фигурка жены.
   — Скажи, что там? — резко спросила Марша.
   — Не могу.
   — Скажи немедленно, или я спускаюсь! — В голосе Марши звучала решимость.
   — Послушай, — Джек сорвался на хрип, — я, кажется, не могу подняться.
   — Ты ранен?
   — Нет, цел пока. Но что-то случилось… Когда я хочу подняться… — он судорожно перевел дух, — оказывается, что я спускаюсь.
   — Что же мне делать? И почему ты спиной ко мне? Повернись, пожалуйста!..
   Смех Гамильтона напоминал больше похоронное карканье.
   — Конечно, я повернусь к тебе!
   Держась за поручень, он осторожно повернул голову… и продолжал видеть только нижний конец лестницы.
   — Джек, прошу тебя! — умоляла Марша. — Повернись, пожалуйста, посмотри на меня!
   Гнев поднялся горячей волной… Невыразимая ярость полного бессилия. Подавив готовое вот-вот сорваться грязное ругательство, Джек съехал ниже еще на одну ступеньку.
   — Проклятие! — выпалил он. — Проклятие!.. Из глубины дома послышалась трель дверного звонка.
   — Кто-то пришел! — в страхе закричала Марша.
   — Ну, иди впусти!
   Джек тяжело вздохнул и поморщился, всем видом показывая: от судьбы не уйдешь. Получается так, что он малодушно капитулировал… Несколько секунд Марша раздумывала, принимая решение. Затем, молниеносно развернувшись, исчезла. И только свет из прихожей отбрасывал на лестницу длинную тень. Его, Джека, собственную тень — дурную, искаженную…
   — Боже праведный! — зазвучал где-то рядом резкий мужской голос — Что ты делаешь там, Джек?
   По-обезьяньи раскорячившись и выгнув до боли шею, Джек рассмотрел долговязую фигуру Билла Лоуза.
   — Помоги мне, — тихо проговорил Гамильтон.
   — Конечно!
   Лоуз обернулся к Марше:
   — Оставайтесь здесь и держитесь покрепче за что-нибудь. Схватив ее руку, он показал Марше, как надо ухватиться за угол стены.
   — Удержитесь?
   — Думаю, что да, — кивнула Марша.
   Взяв женщину за другую руку, Лоуз стал на цыпочках спускаться по ступенькам. Спустившись как можно ниже, он присел на корточки и протянул открытую ладонь вниз.
   — Ну как, дотянешься? — спросил он Гамильтона.
   Джек, не в силах обернуться, вывернул руку назад, навстречу Лоузу. Видеть-то он его не мог, но чувствовал, что негр где-то рядом, слышал даже его хриплое частое дыхание.
   — Ничего не выйдет, — после нескольких тщетных попыток констатировал Лоуз. — Ты слишком далеко.
   Джек опустил онемевшую от напряжения руку и с обреченностью висельника присел на ступеньку.
   — Жди и не двигайся! — крикнул Лоуз. — Я сейчас!..
   Он с грохотом побежал наверх, увлекая с собой Маршу.
   Когда он вернулся, с ним был Дэвид Притчет.
   — Держись за руку миссис Гамильтон, — велел он мальчику. — Не спрашивай ни о чем — делай, как говорят.
   Ухватившись за угол на верхней площадке. Марша другой рукой сжала ладошку мальчика. Лоуз отвел Дэвида чуть ниже по лестнице, затем спустился сам. Получилась своеобразная живая цепочка.
   — Я иду, — буркнул Лоуз. — Ты готов, Джек?
   Держась за перила, Джек вновь вывернул руку назад. Хриплое дыхание Лоуза раздавалось совсем близко; Джек ощущал, как дрожит лестница под сильными шагами негра. Затем — о, чудо! — жесткая потная ладонь обхватила руку. Мощным рывком Лоуз сорвал Гамильтона с места и натужно потащил наверх. Задыхаясь, они оба вывалились на площадку. Дэвид в испуге убежал;
   Марша, подымаясь с коленей, потянулась к спасенному мужу. Джека бил озноб.
   — Что произошло? — спросил Лоуз, немного отдышавшись. — Какая пакость там внизу?
   — Я… — Джек едва мог говорить. — Я не мог выбраться наверх. Как ни изворачивался… Оба направления вели туда же — вниз.
   — Там кто-то прячется, — хмуро заметил Лоуз. — Я видел.
   Гамильтон кивнул:
   — Она все это время поджидала меня.
   — Она?
   — Мы расстались на том месте… Она стояла на лестнице, когда Эдит Притчет упразднила ее.
   Марша издала болезненный стон:
   — Он говорит об официантке.
   — Она вернулась, — пояснил Гамильтон. — Но она не официантка. Во всяком случае не в этом мире.
   — Мы можем заколотить лестницу, — предложил Лоуз.
   — Да, — согласился Джек. — Обязательно заколотите. Чтобы она не добралась до меня.
   — Мы это сделаем, — заверил его Лоуз. Он и Марша тесно обступили Джека, пока он стоял на площадке, глядя в затянутый паутиной полумрак лестницы.


Глава 13


   — Нам надо поймать мисс Рейсс, — заявил Гамильтон, когда остальные «странники по мирам» появились в гостиной. — И прикончить. Быстро — и в полном смысле этого слова. Без колебаний. Как только она окажется в наших руках.
   — Она сама нас прикончит, — проворчал Макфиф.
   — Не всех. Но, возможно, многим из нас достанется…
   — Все равно так будет лучше, — заметил Лоуз.
   — Это точно, — кивнул Джек. — По крайней мере, намного лучше, чем просто сидеть и ждать. Этому миру надо положить конец.
   — Есть несогласные? — обвел собравшихся ястребиным взором Артур Сильвестр.
   — Нет, — пискнула Марша. — Никто не спорит.
   — А как вы, миссис Притчет? — спросил Гамильтон. — Что скажете?
   — Конечно, ее надо усыпить, — откликнулась миссис Притчет. — Бедняжка!
   — Бедняжка?!
   — В этом мире ей приходится жить. Ужасный, безумный мир. Представьте себе… Год за годом. Мир, полный иллюзорных врагов, каждодневный, непрекращающийся кошмар.
   Не сводя глаз с заколоченной двери в полуподвал, Дэвид Притчет жалобно спросил:
   — А та штуковина не доберется до нас?
   — Нет, — успокоил его Лоуз. — Не сможет. Она останется там, пока не подохнет с голоду. Или до тех пор, пока мы не прихлопнем мисс Рейсс.
   — Значит, все согласны! — подытожил Гамильтон. — Это уже хорошо.
   Единственный мир, в котором не хочет оставаться никто.
   — Решить-то мы решили, — сказала Марша, — но как задуманное осуществить?
   — Неплохой вопрос, — хмыкнул Артур Сильвестр. — Это будет непросто.
   — Ничего невозможного нет, — пожал плечами Джек. — Ведь справились же мы с вами. Да и с Эдит Притчет разобрались в конце концов.
   — А вы обратили внимание, — задумчиво произнес Сильвестр, — что всякий раз выбираться становится труднее? Теперь мы не возражали бы вновь очутиться в мире миссис Притчет…
   — Когда мы были у нее в гостях, — мрачно заключил Макфиф, — то хотели вернуться к вам.
   — К чему вы клоните? — с беспокойством спросил Гамильтон. — Не исключено, что у нас опять возникнет подобное желание, — ответил старый ветеран, — когда попадем в следующий мир.
   — Следующий будет настоящим! — воскликнул раздраженно Джек. — Рано или поздно мы выскочим из этой крысиной гонки.
   — Но только не сейчас, — покачала головой Марша. — Нас всего восемь, а мы побывали лишь в трех… Значит, нам предстоит еще пять раз окунаться в безумие?
   — Да, мы в самом деле три раза прогулялись по Дантову аду, — вздохнул Джек, искоса глянув на жену. — Это три герметических мира, никак не соприкасающихся с действительностью. До сих пор нам не везло, мы были не больше чем пленники. Однако не все же из нас шизоиды? Надеюсь, остальные не блуждают по темным лабиринтам своих фобий и кошмаров. Или, по крайней мере, не возводят их в абсолют.
   После долгой паузы Лоуз заметил:
   — Ну и ловкий же ты сукин сын!
   — Я попытался обрисовать примерный расклад, не более того…
   — Возможно.
   — Это, кстати, касается и тебя.
   — Ну уж нет!
   — Ты, — бросил ему Джек, — невротик и циник, но в то же время — реалист. Как и я, как Марша, Макфиф, Дэвид… Все мы существуем вне пределов собственных иллюзий, не переносим их на окружающую реальность.
   — О чем вы говорите, мистер Гамильтон? — обеспокоенно заерзала миссис Притчет. — Я не понимаю.
   — Я и не ждал, — отмахнулся Джек. — Это не обязательно.
   — Интересно, — оживился сидевший до этого с видом упившегося удава Макфиф. — Ты, возможно, и прав. Я соглашусь насчет тебя, себя и Лоуза, а также мальчишки. Но что касается Марши — нет. Простите, миссис Гамильтон. Марша побледнела.
   — Вы ничего не забыли, да?
   — Я представляю себе мир ваших фантазий.
   — Я, заметьте, тоже!
   Побелевшие губы Марши дрожали, вместо слов с них срывались нечленораздельные звуки:
   — Вы… человек… вроде… грязи..
   — О чем они? — резко спросил у Гамильтона Лоуз.
   — Не важно, — дернул плечом Джек.
   — Может, и важно! В чем дело?
   Марша посмотрела на мужа:
   — Я не боюсь — пусть уж все знают. Если Чарли так хочется поднять всю муть со дна.
   — Называйте как угодно. Пусть даже и «муть». Все равно надо обсудить, — упрямо гнул свое Макфиф. — От этого зависят наши жизни.
   — Маршу обвинили, что она якобы коммунистка. — Голос Джека дрогнул.
   — Донос обнародовал Макфиф. Разумеется, абсурд полный.
   Лоуз поскреб подбородок, пожевал губами, раздумывая.
   — Вещь довольно серьезная. Нет особого желания очутиться в очередном кошмаре.
   — А ты и не очутишься, — заверил его Гамильтон.
   Гримаса исказила темнокожее лицо Лоуза, будто ему только что врезали под дых.
   — Однажды ты уже подставил меня, Джек.
   — Я сожалею.
   — Не стоит. Наверное, ты был прав. Я недолго бы наслаждался ароматами мыловарни. Но… — Он пожал плечами. — Но в принципе ты редкостная сволочь. Прежде чем мы выберемся… — Он оборвал себя:
   — Ладно, хватит о прошлом. Надо думать о том, где мы сейчас. Нас тут явно не клубникой собираются кормить.
   — Погоди, осталась одна вещь…
   — Что еще?
   — Спасибо, что вытащил меня.
   Лоуз кисло улыбнулся:
   — Все в порядке. Вид у тебя был неважный, когда ты там сидел на ступеньке. Я в любом случае спустился бы, даже если б точно знал, что меня ожидает. С той мерзостью внизу одному не справиться.

 
   Марша поднялась и направилась в кухню, бросив на ходу:
   — Я поставлю кофе. Кто-нибудь хочет есть?
   — Я здорово проголодался, — сразу отозвался Лоуз. — Мчался сюда прямо из Сан-Хосе, когда исчезла мыловарня.
   — Что осталось на ее месте? — не без сарказма спросил Джек, когда все побрели на кухню вслед за Маршей.
   — Что-то непонятное. Похожее на инструментальный завод. Щипцы, пинцеты, все звякает и блестит, как в хирургическом кабинете. Я прихватил пару штук посмотреть на досуге, но так ничего и не понял.
   — Несуществующие изделия?
   — По крайней мере, несуществующие в подлинном мире. Вероятно, мисс Рейсс видела нечто подобное издали, но не смогла толком разглядеть.
   — Орудия пыток, — предположил Джек.
   — Очень может быть. Я бежал оттуда, как кот с наскипидаренной задницей. Пока не догадался сесть в автобус.
   В это время, встав на невысокую стремянку, Марша открывала кухонный шкафчик над раковиной.
   — Что скажете насчет консервированных персиков?
   — Чудесно! — ухмыльнулся Лоуз. — Все что пожелаете.
   Когда Марша: сунула руку в шкафчик, оттуда вывалилась банка и острым ребром ударила ей по ноге. Задохнувшись от боли, Марша соскочила со стремянки. Загремела вторая банка, на миг задержалась на краю шкафчика и упала… Выгнувшись в сторону, Марша едва увернулась от импровизированного снаряда.
   — Закрой шкаф! — закричал Джек, бросаясь на помощь. В каком-то невероятном прыжке он умудрился одним махом захлопнуть обе дверцы. Стало слышно глухое биение металлических банок о деревянные створки; и стук этот прекратился не сразу.
   — Случайность, — бездумно высказалась миссис Притчет.
   — Если рассуждать рационально, — спокойно проговорил Лоуз, — то подобное может случиться с кем угодно.
   — Вы забыли — это не рациональный мир, — напомнил Артур Сильвестр.
   — Это фантазм мисс Рейсс.
   — Да, — согласился Джек, с трудом сдерживая охватившую его панику. — Случись с ней такое, она не сочла бы это случайностью.
   — Получается, все вышло преднамеренно? — жалобно спросила Марша, потирая место ушиба. — Чтобы банка персиков… Джек поднял банку и поднес ее к механической открывалке, встроенной в стену.
   — Нам надо быть начеку. Теперь от самых безобидных предметов следует ожидать пакости. Вещи будто мстят нам.
   Едва сунув в рот большой аппетитный персик, Лоуз с перекошенной физиономией отпрянул от тарелки:
   — По-по-нятно.
   Джек осторожно попробовал свою порцию… Вместо обычного мягкого вкуса консервированных фруктов язык обожгла какая-то дрянь, отдающая металлом. Джека замутило, на глаза навернулись слезы. Он выскочил из-за стола к раковине и подставил губы под струю холодной воды.
   — Кислота!..
   — От-рава. — Лоуз сидел с открытым ртом, как ворона, проглотившая шуруп. — З-з-значит, тут еще и ядами все пропитано. Понятно…
   — Может, стоит провести инвентаризацию, — вымученно предложила миссис Притчет. — Посмотреть, как теперь себя ведут вещи.
   — Это идея, — согласилась Марша. — Тогда можно не опасаться веселых сюрпризов.
   Она с трудом надела туфлю на ушибленную ногу и, хромая, подошла к мужу:
   — Железки и деревяшки зажили собственной жизнью. И у них одно желание — вредить…
   Компания отправилась обратно в гостиную. Там их поджидал еще подарок — погас свет.
   — Вот, — сказал тихо Гамильтон, — очередная случайность. Перегорели лампочки. Может, кто-нибудь хочет пойти заменить? Отважных не оказалось.
   — Пусть остается так, — решил Джек. — Не стоит возиться. Завтра днем я этим займусь.
   — А если опять перегорят? — спросила Марша.
   — Хороший вопрос, — признал Джек. — Только ответ на него найти будет трудно. Наверно, придется срочно разыскивать свечи. Или полностью автономные источники света вроде батареек и зажигалок.
   — Бедная сумасшедшая, — пробормотала Марша. — Подумать только, всякий раз, когда в доме гаснет свет, она сидит впотьмах и ожидает прихода чудовищ. А в голове крутится: «Заговор… заговор… заговор…»
   — Примерно как мы сейчас, — уныло заметил Макфиф.
   — Но это и есть заговор, — проворчал отдышавшийся Лоуз. — Мир свихнувшейся дуры. Здесь, когда гаснет свет… В полутемной гостиной, как удар бича, хлестнул по нервам телефонный звонок.
   — Ага, это нам для полного комплекта! — оскалился Джек. — Что, по-вашему, она воображает в таких случаях? Лучше бы нам знать заранее: что значит для параноика телефонный звонок?
   — Это зависит от личности параноика, — ответила Марша.
   — Очевидно, что в данном случае звонок должен завлечь ее в неосвещенную комнату. Поэтому мы остаемся на месте. Они стали ждать. Вскоре телефон умолк. Компания облегченно вздохнула.
   — Может, остаться здесь? — Лоуз сделал круг по кухне и вернулся к столу. — Это нам не повредит: тут хорошо, уютно… ' — Да, уютная и неприступная цитадель, — мрачно пошутил Джек.
   Марша попыталась поставить вторую банку персиков в холодильник, но агрегат не желал открываться. Женщина растерянно дергала ручку, придерживая банку возле груди, пока Джек не подошел и не попросил жену прекратить делать глупости.
   — Я просто нервничаю, — вяло отозвалась Марша. — Тут что-то заело, это бывает.
   — Кто включил тостер? — истерично вскрикнула миссис Притчет. Тостер на столике для десерта работал в полную силу подобно небольшой сталелитейной домне. — Посмотрите, он весь аж раскалился!
   Джек пришел испуганной даме на помощь. После безуспешных попыток отключить распоясавшийся прибор, Джек просто выдернул штепсель из розетки. Набрякшие алым жаром спирали постепенно утратили яркость.
   — Неужели ничему больше нельзя доверять? — сдавленно голосила миссис Притчет.
   — Ничему, — развел руками Гамильтон.
   — Но это же… нелепо! — возмутилась Марша.
   Лоуз задумчиво потянул ящик кухонного стола:
   — Нам нужно защищаться.
   Он порылся в кухонной утвари и выбрал здоровенный нож — секач с тяжелой ручкой. Не успел Лоуз как следует прихватить свое оружие, как Джек рванулся вперед и стукнул негра по руке:
   — Поосторожней! Вспомни, как вела себя банка.
   — Нет уж, он останется у меня! — окрысился Лоуз.
   Он оттолкнул Гамильтона и вновь схватился за нож:
   — Пусть будет что-нибудь под рукой. У самого-то вон пистолет за поясом.
   Сначала нож мирно покоился у Лоуза в ладони. А потом вдруг вырвался, описал дугу и полетел изумленному негру прямо в живот. Лоуз чудом успел отскочить. Широкое лезвие с отвратительным хрустом вонзилось в деревянную стенку мойки. Лоуз, недолго думая, вскинул ногу и подошвой тяжелого ботинка припечатал взбесившийся секач. Послышался звук, очень похожий на стон. Рукоять у ножа отломилась. Лезвие глубоко увязло в дереве и какое-то время продолжало дрожать, будто в агонии слепой ярости.