Филип Кинред Дик
Солнечная лотерея
…Хорошая стратегия использует принцип Минимакса, то есть поведения, основанного на знании вероятных результатов, которое учитывает, что противник может разгадать ход игры. Но чтобы он не смог этого сделать, в игру вводят элемент случайности, чем ее запутывают, делая стратегию совершенно непредсказуемой…
(Стратегия в покере, в делах и на войне. Джон Макдональд. Соч., 1953)
Глава 1
Одно за другим шли предзнаменования. Первые числа мая две тысячи двести третьего года ознаменовались тем, что над Швецией пролетела стая белых ворон. Через некоторое время серия пожаров опустошила большую часть одной из основных индустриальных точек системы — Холм Птицы Лиры.
Над полем, где работали марсиане, прошел дождь из мелкой гальки. В Батавии, Директории Федерации Девяти планет, родился двуглавый теленок верный признак предстоящих чрезвычайных событий.
В толкованиях не было недостатка. Все спорили, рассуждали, гадали о материализованном воплощении случайностей. Но то, что для одних было лишь предметом разговоров, для других обернулось настоящей катастрофой: после опустошительных пожаров половина классифицированных служащих с Холма Птицы Лиры лишилась работы.
Клятвы облегчения были расторгнуты, и большая часть исследователей и техников навсегда затерялась в огромном море неклассифицированных.
Но не все отдались на волю случая.
Тед Бентли, получив уведомление об увольнении, стремительно подошел к письменному столу и изорвал все свои рабочие бумаги на мелкие клочки. Тед был счастлив: его больше не связывала клятва. Целых тринадцать лет он тщетно пытался с помощью различных уловок порвать с Птицей Лирой.
В полдень он получил в отделе кадров свою правовую карточку. Он не видел ее с того момента, как произнес клятву. Теперь он свободен, и карточка — его шанс, один из шести миллиардов в великой лотерее — снова у него.
В два тридцать пополудни Тед навсегда распрощался с Птицей Лирой.
Спустя час, распродав свои вещи, он купил билет первого класса. К ночи он уже покинул Европу и направился в столицу Индонезийской империи.
Прибыв в Батавию, Тед снял недорогую комнату. Ее окно выходило на здание Директории. Множество людей, издали похожих на тропических мошек, сновали сквозь его бесчисленные двери.
Все пути — на земле, в небе, на море — вели в Батавию.
Теду нужно было действовать быстро. В Публичной информационной библиотеке он взял кассеты с видеофильмами, содержащими новейшие данные по биохимии. На протяжении нескольких дней он работал как одержимый: нельзя было допустить, чтобы в его знаниях остался хоть один пробел. Прошение о профессиональном облегчении подавалось Ведущему Игру только один раз. В случае провала все было бы кончено.
Напряженная работа иссушила его мозг. Чтобы расслабиться, Тед связался с агентством, поставляющим девушек, и провел пять дней с великолепной высокой блондинкой, изредка покидая ее, чтобы глотнуть чего-либо в коктейль-баре.
Наконец настал день, когда Тед сказал себе: «пора» и тут же почувствовал, как ледяной ужас сковал его. Ведущий Игру Риз Веррик набирал сотрудников по принципу Минимакса: случай управлял распределением клятв облегчения. Сколько ни бился Бентли, он не смог обнаружить никакой системы, которая определяла бы успех. Ему, как и всем его современникам, приходилось действовать вслепую.
Тед принял душ, побрился, рассчитался за комнату, собрал вещи. Для большей уверенности он тут же, в киоске гостиницы, купил амулет и повесил его на шею под рубашку.
Выйдя из гостиницы, Бентли подал знак такси-роботу.
— В Основную Директорию, — сказал он, — и поскорее.
— Хорошо, месье или мадам, — ответил робот.
В эту модификацию еще не было заложено понятие различия полов.
Такси заскользило над крышами домов. Весенний теплый ветер с силой врывался в салон. На Теда это подействовало ободряюще. В иллюминатор можно было хорошо рассмотреть величественный ансамбль зданий, к которому он направлялся. Вчера вечером в Директорию должны были прийти его зачетные письменные работы. Сейчас они уже, вероятно, находятся на столе первого контролера, от которого пойдут дальше по бесконечной цепи служащих.
— Мы прибыли, месье или мадам, — доложил робот.
Такси остановилось, открылась дверь. Бентли заплатил и вышел. Он был напряжен, как сжатая пружина.
Вокруг сновали люди. Разносчики продавали брошюры с «методами» предсказаний случайных изменений, якобы позволявшими выиграть игру Минимакса. Но мало кто обращал внимания на этот товар: тот, кто открыл бы ключ к лотерее, использовал бы его сам, а не продавал.
Бентли на минуту задержал шаг, чтобы закурить, затем, сунув руки в карманы и зажав портфель под мышкой, направился через арку контроля в экзаменационный зал.
Через месяц, возможно, он будет присягать Директории. Тед дотронулся до одного из своих амулетов.
Вдруг он услышал голос:
— Тед! Погоди!
К нему подбежала Лори — блондинка, с которой он провел пять чудесных дней.
— Я знала, что найду тебя здесь. У меня есть кое-что для тебя…
— Зачем ты здесь? — сухо прервал ее Бентли. Лори с извиняющемся видом улыбнулась.
— Держи, — и она надела ему на шею амулет. Бентли осмотрел его. Вещь явно дорогая.
— Спасибо, Лори. Ты думаешь, это мне поможет?
— Я надеюсь.
Лори коснулась кончиками пальцев руки Теда.
— Спасибо тебе, ты был таким милым. Мы расстались так быстро, что я не успела тебе сказать об этом.
В ее голосе послышались жалобные нотки:
— У тебя есть шанс? Скажи мне! Ведь если тебя примут, ты останешься в Батавии!
— Телепаты Веррика зондируют нас, — раздраженно сказал Бентли. — Они везде.
— Мне наплевать, — ответила Лори. — Таким, как я, нечего скрывать.
Вместе они вошли в здание Директории. Очередь продвигалась быстро.
Вскоре Тед протянул документы служащему, который, изучив их, бесстрастно произнес:
— Хорошо, Тед Бентли. Можете войти.
— Я думаю, у тебя все получится, — подбодрила его Лори. — Обещай, что если ты останешься здесь…
Бентли затушил сигарету и направился к двери, ведущей в помещения внутренних служб.
— Я разыщу тебя, — бросил он девушке, не очень веря в свое обещание.
Итак, он вошел. Начало было положено. Небольшой человечек лет пятидесяти с редкими, торчащими в стороны усиками, в круглых очках пристально посмотрел на него.
— Вы Бентли?
— Да, — ответил Тед. — Я хочу видеть Ведущего Игру — Веррика.
— Зачем?
— Я ищу место класса восемь-восемь. В этот момент в кабинет стремительно вбежала рыжеволосая девушка. Не обращая внимания на Бентли, она почти прокричала:
— Прекрасно. Все кончено. Вы удовлетворены?
— Не надо обвинять меня, — ответил человечек. — Это — закон.
— Закон?
Девушка присела на край письменного стола, ее рыжие волосы рассыпались по плечам. Она закурила.
— Пора убираться отсюда, Питер. Здесь уже не будет ничего стоящего.
— Вы прекрасно знаете, что я остаюсь.
— Вы идиот.
Только сейчас девушка заметила Бентли. Ее зеленые глаза вспыхнули:
— Вы кто?
— Я думаю, вам лучше зайти к нам в другой раз, — сказал Теду Питер. Сейчас как раз не…
— Я не для того пришел, чтобы уйти ни с чем. Где Веррик?
Девушка посмотрела на него с интересом.
— Вы хотите видеть Риза? Что вы можете предложить?
— Я биохимик, — ответил Бентли. — Ищу место класса восемь-восемь.
— В самом деле? — шаловливо улыбнулась девушка. — Это интересно, она пожала плечами. — Пусть он присягнет, а, Питер?
Маленький человечек подошел к Теду и протянул руку:
— Меня зовут Питер Вейкман. А это Элеонора Стивенс, личная секретарша Веррика. Бентли выжал из себя улыбку.
— Служащий пропустил его, — объяснил Питер Элеоноре. — На класс восемь-восемь был общий запрос, хотя я не думаю, что Веррик все еще нуждается в биохимиках.
— Откуда у вас эти сведения? — спросила Элеонора. — Вы не имеете отношения к отделу кадров, и это не входит в вашу компетенцию.
— Я руководствуюсь здравым смыслом, — ответил Вейкман.
Он встал между Элеонорой и Бентли.
— Вы теряете время, — сказал он Теду. — Идите лучше в бюро по найму на Холмах. Им всегда нужны биохимики.
— Знаю. Я работал на систему Холмов с шестнадцати лет.
— Тогда что вы здесь делаете? — спросила Элеонора.
— Из Птицы Лиры меня уволили.
— Идите в Суонг.
— Нет, — отрезал Бентли. — Я не хочу больше слышать о Холмах.
— Почему? — удивился Вейкман.
— Холмы насквозь прогнили. Система изживает себя. Там все зависит от того, кто больше даст.
— А что вам до этого? — рассмеялся Вейкман. — У вас есть свое дело…
— Конечно, мне платили за мое время, мои умения, мою преданность. Я имел великолепную лабораторию с новейшим оборудованием. Мне были гарантированы мой статус и общее покровительство. Но я спрашивал себя, чему и кому я служу? Где результаты моей работы?
— И где же? — спросила Элеонора.
— Нигде. Это была служба ни для кого.
— А кому вы должны были служить?
— Я не знаю, — сказал Бентли. — А разве вы не хотите, чтобы ваша работа кому-то была полезна? Если верить теории, то Холмы — это отдаленные и независимые друг от друга экономические единицы. Но там только и делают, что наживаются на девальвации, на стоимости перевозок, на пошлинах…
Холмы не служат людям — это паразитирующие организмы.
— Я и не считал Холмы филантропическими предприятиями, — сухо сказал Вейкман.
Бентли смутился. Его собеседники смотрели на него как на шута. А чего, собственно говоря, он хотел?
На Холмах у него было приличное жалованье. Он был классифицированным специалистом. Так чем же он недоволен? Впрочем, диагноз ясен: он остро переживает отсутствие ощущения реальности. Этот атавизм из него не смогла вышибить даже клиника детского воспитания.
— Почему вы думаете, что в Директории будет лучше? — спросил Вейкман.
— Мне кажется, вы питаете необоснованные иллюзии.
— Дайте ему присягнуть, если это может составить его счастье, скороговоркой проговорила Элеонора.
Вейкман покачал головой:
— Я не дам ему присягнуть.
— Тогда это сделаю я, — сказала Элеонора.
— Ваше право, — произнес Вейкман и, достав из ящика стола бутылку шотландского виски, налил себе.
— Ко мне кто-нибудь присоединится?
— Нет, спасибо, — отрезала Элеонора.
— Что все это означает? — резко спросил Тед. — Директория вообще-то функционирует? Вейкман рассмеялся.
— Тише, тише! Вы, похоже, уже начинаете избавляться от своих иллюзий.
Мой совет, оставайтесь там, где вы есть, Бентли. Вы сами не знаете, что для вас хорошо.
Элеонора вышла в соседнюю комнату. Вернувшись, она поставила маленький пластмассовый бюст Ведущего Игру на середину письменного стола.
— Идите сюда, Бентли. Я приму вашу присягу.
Когда Тед подошел, Элеонора дотронулась до его амулетов.
— И это все, что вы носите? — она указала на целую коллекцию амулетов на своей груди. — Не понимаю, как вы решились явиться сюда почти без амулетов? — в ее глазах искрилась насмешка. — Может, поэтому вас и не преследует удача?
— Мой выбор хорошо продуман, — возразил Тед. — Причем один из этих амулетов мне только что подарили.
— Да? — игриво воскликнула Элеонора. — Похоже, он от женщины.
— Я слышал, Веррик не носит амулетов.
— Совершенная правда.
— У него нет в этом нужды, — включился в разговор Вейкман. — Когда фирма выбрала его, у него был уже класс шесть-восемь. Это ли не удача? Он прошел все ступени так же, как дети проходят через стадии развития. Он чувствует удачу каждой клеткой своего организма.
— Люди стараются дотронуться до него в надежде, что это принесет им удачу, — сказала Элеонора и добавила:
— Я сама это часто делаю.
— И успешно? — спросил Вейкман.
— Я не родилась в том же месте и в тот же день, что Риз, — печально сказала Элеонора.
— Я не верю в астрокосмологию, — произнес Вейкман тем же спокойным голосом. — Удача — существо капризное.
Он повернулся к Бентли и отчеканил:
— Веррику, возможно, сейчас везет, но это не значит, что так будет вечно, — он указал наверх. — Они хотят подобия равновесия, — и поспешно добавил:
— Только не подумайте, что я — христианин или что-то в этом роде.
Я знаю — это дело случая. У каждого своя удача. Великих и могущественных ждет падение.
Элеонора крикнула:
— Поосторожней!
Не обращая на нее внимания, Вейкман продолжил:
— Не забудьте того, что я вам сказал. Вы еще не связаны клятвой облегчения. Пользуйтесь этим. Не присягайте Веррику. Вы станете одним из его слуг. Вам это не понравится.
Бентли был поражен:
— Вы хотите сказать, что здесь присягают лично Веррику? Разве это не должностная клятва Ведущему Игру?
— Нет, — ответила Элеонора.
— Почему?
— В настоящий момент существует некоторая неопределенность. Пока я не могу ее вам объяснить. Позже будет свободное место того класса, который вам требуется. Мы это вам гарантируем.
Бентли был шокирован. Он представлял себе, что все будет происходить не так.
— Итак, я принят? — почти с яростью спросил он.
— Конечно, — небрежно бросил Вейкман. — Веррику нужны специалисты класса восемь-восемь. Он с удовольствием наложит на вас свою лапу.
— Погодите, — сказал Бентли, — мне нужно подумать.
Он отступил на несколько шагов. Элеонора ходила взад-вперед по комнате, засунув руки в карманы.
— Есть что-нибудь новое о том типе? — нервно спросила она у Вейкмана.
— Только частное уведомление по закрытому каналу. Его зовут Леон Картрайт. Он возглавляет секту уклонистского толка.
Элеонора сжала виски.
— Господи, может, я не должна была так поступать. Но дело сделано, я уже не могу ничего изменить.
— Да, вы сделали ошибку, — сказал Вейкман. — И только с годами вы осознаете ее тяжесть.
Страх мелькнул в глазах Элеоноры:
— Я не оставлю Веррика! Я должна быть с ним!
— Почему?
— С ним мне не страшно. Он позаботится обо мне.
— Корпус вас защитит и поддержит.
— Я не хочу иметь с Корпусом никаких дел. Все вокруг продажное, так же как и эти Холмы.
— Вопрос в принципе, — сказал Вейкман. — Корпус стоит над людьми.
— Нет, — возразила Элеонора. — Корпус — это мебель, светильники, само это здание… А это все можно купить за деньги, — она передернула плечами.
— Он престонист, не так ли?
— Да.
— Мне не терпится его увидеть. Я испытываю какое-то нездоровое любопытство, будто речь идет о диковинном звере с другой планеты.
Бентли ни слова не понял в их разговоре.
— Довольно, — сказал он. — Я готов.
— Превосходно, — Элеонора скользнула к письменному столу, подняла одну руку, а другую положила на бюст Веррика.
— Вы знаете клятву или вам помочь? Бентли знал клятву назубок, но сейчас растерялся. Вейкман неодобрительно взглянул на него и углубился в созерцание собственных ногтей. Взгляд Элеоноры был холоден. Бентли чувствовал, что в этой ситуации что-то не так, но все-таки начал приносить присягу.
Бентли еще не дошел до середины клятвы, как в комнату шумно ввалилась большая группа людей, возглавляемая высоким человеком с мощными плечами. У него была тяжелая походка, землистого цвета лицо с резкими чертами.
Стального оттенка волосы свисали беспорядочными прядями. Это был Риз Веррик в окружении сотрудников, связанных с ним личной клятвой.
Вейкман перехватил взгляд Веррика. Элеонора окаменела. С пылающими щеками она ждала, когда Бентли закончит клятву. Как только он договорил, она унесла бюст из комнаты и, тотчас вернувшись, протянула руку:
— Вашу правовую карточку, Бентли.
Бентли отдал карточку.
— Кто это? — спросил Веррик.
— Он класса восемь-восемь.
— Класса восемь-восемь, биохимик? — Веррик с любопытством уставился на Бентли. — Он стоит чего-нибудь?
— Он хорош, — сказал Вейкман. — Насколько я мог определить, он первоклассен.
— Он недавно прибыл с Птицы Лиры, — сказала Элеонора, — и ничего не знает.
На усталом лице Веррика мелькнула озорная усмешка:
— Он последний. Остальные пойдут к Картрайту, престонисту.
Веррик взглянул на Бентли:
— Ваше имя?
Бентли назвал себя. Веррик стремительно пожал ему руку, и в следующее мгновение толпа, ведомая им, направилась к лестнице на выход. В комнате остался только Вейкман.
Шагая рядом с Верриком, Бентли решился спросить:
— Куда мы идем?
— На Холм Фарбен. Мы будем действовать оттуда. С прошлого года Фарбен принадлежит лично мне. Там я могу потребовать преданности к своей персоне несмотря ни на что.
— Несмотря на что? — переспросил Бентли, но ответа не получил.
Когда группа спустилась к стартовой площадке, где ее ждал межконтинентальный транспорт, Бентли еще раз спросил:
— Что же в конце концов произошло?
— Идемте, — прервал его Веррик. — У нас слишком много работы, чтобы тратить время на разговоры.
Бентли все понял.
Со всех сторон уже доносились возбужденные голоса механических информаторов:
— Веррик смещен! Престонист стал Человеком Номер Один! Веррик смещен!
Да, произошла непредсказуемая смена власти. Это было именно то, о чем пророчествовали предзнаменования. Веррик перестал быть Человеком Номер Один, Веррик больше не был Ведущим Игру. Он даже не принадлежал Директории. И Бентли был связан с ним клятвой.
Над полем, где работали марсиане, прошел дождь из мелкой гальки. В Батавии, Директории Федерации Девяти планет, родился двуглавый теленок верный признак предстоящих чрезвычайных событий.
В толкованиях не было недостатка. Все спорили, рассуждали, гадали о материализованном воплощении случайностей. Но то, что для одних было лишь предметом разговоров, для других обернулось настоящей катастрофой: после опустошительных пожаров половина классифицированных служащих с Холма Птицы Лиры лишилась работы.
Клятвы облегчения были расторгнуты, и большая часть исследователей и техников навсегда затерялась в огромном море неклассифицированных.
Но не все отдались на волю случая.
Тед Бентли, получив уведомление об увольнении, стремительно подошел к письменному столу и изорвал все свои рабочие бумаги на мелкие клочки. Тед был счастлив: его больше не связывала клятва. Целых тринадцать лет он тщетно пытался с помощью различных уловок порвать с Птицей Лирой.
В полдень он получил в отделе кадров свою правовую карточку. Он не видел ее с того момента, как произнес клятву. Теперь он свободен, и карточка — его шанс, один из шести миллиардов в великой лотерее — снова у него.
В два тридцать пополудни Тед навсегда распрощался с Птицей Лирой.
Спустя час, распродав свои вещи, он купил билет первого класса. К ночи он уже покинул Европу и направился в столицу Индонезийской империи.
Прибыв в Батавию, Тед снял недорогую комнату. Ее окно выходило на здание Директории. Множество людей, издали похожих на тропических мошек, сновали сквозь его бесчисленные двери.
Все пути — на земле, в небе, на море — вели в Батавию.
Теду нужно было действовать быстро. В Публичной информационной библиотеке он взял кассеты с видеофильмами, содержащими новейшие данные по биохимии. На протяжении нескольких дней он работал как одержимый: нельзя было допустить, чтобы в его знаниях остался хоть один пробел. Прошение о профессиональном облегчении подавалось Ведущему Игру только один раз. В случае провала все было бы кончено.
Напряженная работа иссушила его мозг. Чтобы расслабиться, Тед связался с агентством, поставляющим девушек, и провел пять дней с великолепной высокой блондинкой, изредка покидая ее, чтобы глотнуть чего-либо в коктейль-баре.
Наконец настал день, когда Тед сказал себе: «пора» и тут же почувствовал, как ледяной ужас сковал его. Ведущий Игру Риз Веррик набирал сотрудников по принципу Минимакса: случай управлял распределением клятв облегчения. Сколько ни бился Бентли, он не смог обнаружить никакой системы, которая определяла бы успех. Ему, как и всем его современникам, приходилось действовать вслепую.
Тед принял душ, побрился, рассчитался за комнату, собрал вещи. Для большей уверенности он тут же, в киоске гостиницы, купил амулет и повесил его на шею под рубашку.
Выйдя из гостиницы, Бентли подал знак такси-роботу.
— В Основную Директорию, — сказал он, — и поскорее.
— Хорошо, месье или мадам, — ответил робот.
В эту модификацию еще не было заложено понятие различия полов.
Такси заскользило над крышами домов. Весенний теплый ветер с силой врывался в салон. На Теда это подействовало ободряюще. В иллюминатор можно было хорошо рассмотреть величественный ансамбль зданий, к которому он направлялся. Вчера вечером в Директорию должны были прийти его зачетные письменные работы. Сейчас они уже, вероятно, находятся на столе первого контролера, от которого пойдут дальше по бесконечной цепи служащих.
— Мы прибыли, месье или мадам, — доложил робот.
Такси остановилось, открылась дверь. Бентли заплатил и вышел. Он был напряжен, как сжатая пружина.
Вокруг сновали люди. Разносчики продавали брошюры с «методами» предсказаний случайных изменений, якобы позволявшими выиграть игру Минимакса. Но мало кто обращал внимания на этот товар: тот, кто открыл бы ключ к лотерее, использовал бы его сам, а не продавал.
Бентли на минуту задержал шаг, чтобы закурить, затем, сунув руки в карманы и зажав портфель под мышкой, направился через арку контроля в экзаменационный зал.
Через месяц, возможно, он будет присягать Директории. Тед дотронулся до одного из своих амулетов.
Вдруг он услышал голос:
— Тед! Погоди!
К нему подбежала Лори — блондинка, с которой он провел пять чудесных дней.
— Я знала, что найду тебя здесь. У меня есть кое-что для тебя…
— Зачем ты здесь? — сухо прервал ее Бентли. Лори с извиняющемся видом улыбнулась.
— Держи, — и она надела ему на шею амулет. Бентли осмотрел его. Вещь явно дорогая.
— Спасибо, Лори. Ты думаешь, это мне поможет?
— Я надеюсь.
Лори коснулась кончиками пальцев руки Теда.
— Спасибо тебе, ты был таким милым. Мы расстались так быстро, что я не успела тебе сказать об этом.
В ее голосе послышались жалобные нотки:
— У тебя есть шанс? Скажи мне! Ведь если тебя примут, ты останешься в Батавии!
— Телепаты Веррика зондируют нас, — раздраженно сказал Бентли. — Они везде.
— Мне наплевать, — ответила Лори. — Таким, как я, нечего скрывать.
Вместе они вошли в здание Директории. Очередь продвигалась быстро.
Вскоре Тед протянул документы служащему, который, изучив их, бесстрастно произнес:
— Хорошо, Тед Бентли. Можете войти.
— Я думаю, у тебя все получится, — подбодрила его Лори. — Обещай, что если ты останешься здесь…
Бентли затушил сигарету и направился к двери, ведущей в помещения внутренних служб.
— Я разыщу тебя, — бросил он девушке, не очень веря в свое обещание.
Итак, он вошел. Начало было положено. Небольшой человечек лет пятидесяти с редкими, торчащими в стороны усиками, в круглых очках пристально посмотрел на него.
— Вы Бентли?
— Да, — ответил Тед. — Я хочу видеть Ведущего Игру — Веррика.
— Зачем?
— Я ищу место класса восемь-восемь. В этот момент в кабинет стремительно вбежала рыжеволосая девушка. Не обращая внимания на Бентли, она почти прокричала:
— Прекрасно. Все кончено. Вы удовлетворены?
— Не надо обвинять меня, — ответил человечек. — Это — закон.
— Закон?
Девушка присела на край письменного стола, ее рыжие волосы рассыпались по плечам. Она закурила.
— Пора убираться отсюда, Питер. Здесь уже не будет ничего стоящего.
— Вы прекрасно знаете, что я остаюсь.
— Вы идиот.
Только сейчас девушка заметила Бентли. Ее зеленые глаза вспыхнули:
— Вы кто?
— Я думаю, вам лучше зайти к нам в другой раз, — сказал Теду Питер. Сейчас как раз не…
— Я не для того пришел, чтобы уйти ни с чем. Где Веррик?
Девушка посмотрела на него с интересом.
— Вы хотите видеть Риза? Что вы можете предложить?
— Я биохимик, — ответил Бентли. — Ищу место класса восемь-восемь.
— В самом деле? — шаловливо улыбнулась девушка. — Это интересно, она пожала плечами. — Пусть он присягнет, а, Питер?
Маленький человечек подошел к Теду и протянул руку:
— Меня зовут Питер Вейкман. А это Элеонора Стивенс, личная секретарша Веррика. Бентли выжал из себя улыбку.
— Служащий пропустил его, — объяснил Питер Элеоноре. — На класс восемь-восемь был общий запрос, хотя я не думаю, что Веррик все еще нуждается в биохимиках.
— Откуда у вас эти сведения? — спросила Элеонора. — Вы не имеете отношения к отделу кадров, и это не входит в вашу компетенцию.
— Я руководствуюсь здравым смыслом, — ответил Вейкман.
Он встал между Элеонорой и Бентли.
— Вы теряете время, — сказал он Теду. — Идите лучше в бюро по найму на Холмах. Им всегда нужны биохимики.
— Знаю. Я работал на систему Холмов с шестнадцати лет.
— Тогда что вы здесь делаете? — спросила Элеонора.
— Из Птицы Лиры меня уволили.
— Идите в Суонг.
— Нет, — отрезал Бентли. — Я не хочу больше слышать о Холмах.
— Почему? — удивился Вейкман.
— Холмы насквозь прогнили. Система изживает себя. Там все зависит от того, кто больше даст.
— А что вам до этого? — рассмеялся Вейкман. — У вас есть свое дело…
— Конечно, мне платили за мое время, мои умения, мою преданность. Я имел великолепную лабораторию с новейшим оборудованием. Мне были гарантированы мой статус и общее покровительство. Но я спрашивал себя, чему и кому я служу? Где результаты моей работы?
— И где же? — спросила Элеонора.
— Нигде. Это была служба ни для кого.
— А кому вы должны были служить?
— Я не знаю, — сказал Бентли. — А разве вы не хотите, чтобы ваша работа кому-то была полезна? Если верить теории, то Холмы — это отдаленные и независимые друг от друга экономические единицы. Но там только и делают, что наживаются на девальвации, на стоимости перевозок, на пошлинах…
Холмы не служат людям — это паразитирующие организмы.
— Я и не считал Холмы филантропическими предприятиями, — сухо сказал Вейкман.
Бентли смутился. Его собеседники смотрели на него как на шута. А чего, собственно говоря, он хотел?
На Холмах у него было приличное жалованье. Он был классифицированным специалистом. Так чем же он недоволен? Впрочем, диагноз ясен: он остро переживает отсутствие ощущения реальности. Этот атавизм из него не смогла вышибить даже клиника детского воспитания.
— Почему вы думаете, что в Директории будет лучше? — спросил Вейкман.
— Мне кажется, вы питаете необоснованные иллюзии.
— Дайте ему присягнуть, если это может составить его счастье, скороговоркой проговорила Элеонора.
Вейкман покачал головой:
— Я не дам ему присягнуть.
— Тогда это сделаю я, — сказала Элеонора.
— Ваше право, — произнес Вейкман и, достав из ящика стола бутылку шотландского виски, налил себе.
— Ко мне кто-нибудь присоединится?
— Нет, спасибо, — отрезала Элеонора.
— Что все это означает? — резко спросил Тед. — Директория вообще-то функционирует? Вейкман рассмеялся.
— Тише, тише! Вы, похоже, уже начинаете избавляться от своих иллюзий.
Мой совет, оставайтесь там, где вы есть, Бентли. Вы сами не знаете, что для вас хорошо.
Элеонора вышла в соседнюю комнату. Вернувшись, она поставила маленький пластмассовый бюст Ведущего Игру на середину письменного стола.
— Идите сюда, Бентли. Я приму вашу присягу.
Когда Тед подошел, Элеонора дотронулась до его амулетов.
— И это все, что вы носите? — она указала на целую коллекцию амулетов на своей груди. — Не понимаю, как вы решились явиться сюда почти без амулетов? — в ее глазах искрилась насмешка. — Может, поэтому вас и не преследует удача?
— Мой выбор хорошо продуман, — возразил Тед. — Причем один из этих амулетов мне только что подарили.
— Да? — игриво воскликнула Элеонора. — Похоже, он от женщины.
— Я слышал, Веррик не носит амулетов.
— Совершенная правда.
— У него нет в этом нужды, — включился в разговор Вейкман. — Когда фирма выбрала его, у него был уже класс шесть-восемь. Это ли не удача? Он прошел все ступени так же, как дети проходят через стадии развития. Он чувствует удачу каждой клеткой своего организма.
— Люди стараются дотронуться до него в надежде, что это принесет им удачу, — сказала Элеонора и добавила:
— Я сама это часто делаю.
— И успешно? — спросил Вейкман.
— Я не родилась в том же месте и в тот же день, что Риз, — печально сказала Элеонора.
— Я не верю в астрокосмологию, — произнес Вейкман тем же спокойным голосом. — Удача — существо капризное.
Он повернулся к Бентли и отчеканил:
— Веррику, возможно, сейчас везет, но это не значит, что так будет вечно, — он указал наверх. — Они хотят подобия равновесия, — и поспешно добавил:
— Только не подумайте, что я — христианин или что-то в этом роде.
Я знаю — это дело случая. У каждого своя удача. Великих и могущественных ждет падение.
Элеонора крикнула:
— Поосторожней!
Не обращая на нее внимания, Вейкман продолжил:
— Не забудьте того, что я вам сказал. Вы еще не связаны клятвой облегчения. Пользуйтесь этим. Не присягайте Веррику. Вы станете одним из его слуг. Вам это не понравится.
Бентли был поражен:
— Вы хотите сказать, что здесь присягают лично Веррику? Разве это не должностная клятва Ведущему Игру?
— Нет, — ответила Элеонора.
— Почему?
— В настоящий момент существует некоторая неопределенность. Пока я не могу ее вам объяснить. Позже будет свободное место того класса, который вам требуется. Мы это вам гарантируем.
Бентли был шокирован. Он представлял себе, что все будет происходить не так.
— Итак, я принят? — почти с яростью спросил он.
— Конечно, — небрежно бросил Вейкман. — Веррику нужны специалисты класса восемь-восемь. Он с удовольствием наложит на вас свою лапу.
— Погодите, — сказал Бентли, — мне нужно подумать.
Он отступил на несколько шагов. Элеонора ходила взад-вперед по комнате, засунув руки в карманы.
— Есть что-нибудь новое о том типе? — нервно спросила она у Вейкмана.
— Только частное уведомление по закрытому каналу. Его зовут Леон Картрайт. Он возглавляет секту уклонистского толка.
Элеонора сжала виски.
— Господи, может, я не должна была так поступать. Но дело сделано, я уже не могу ничего изменить.
— Да, вы сделали ошибку, — сказал Вейкман. — И только с годами вы осознаете ее тяжесть.
Страх мелькнул в глазах Элеоноры:
— Я не оставлю Веррика! Я должна быть с ним!
— Почему?
— С ним мне не страшно. Он позаботится обо мне.
— Корпус вас защитит и поддержит.
— Я не хочу иметь с Корпусом никаких дел. Все вокруг продажное, так же как и эти Холмы.
— Вопрос в принципе, — сказал Вейкман. — Корпус стоит над людьми.
— Нет, — возразила Элеонора. — Корпус — это мебель, светильники, само это здание… А это все можно купить за деньги, — она передернула плечами.
— Он престонист, не так ли?
— Да.
— Мне не терпится его увидеть. Я испытываю какое-то нездоровое любопытство, будто речь идет о диковинном звере с другой планеты.
Бентли ни слова не понял в их разговоре.
— Довольно, — сказал он. — Я готов.
— Превосходно, — Элеонора скользнула к письменному столу, подняла одну руку, а другую положила на бюст Веррика.
— Вы знаете клятву или вам помочь? Бентли знал клятву назубок, но сейчас растерялся. Вейкман неодобрительно взглянул на него и углубился в созерцание собственных ногтей. Взгляд Элеоноры был холоден. Бентли чувствовал, что в этой ситуации что-то не так, но все-таки начал приносить присягу.
Бентли еще не дошел до середины клятвы, как в комнату шумно ввалилась большая группа людей, возглавляемая высоким человеком с мощными плечами. У него была тяжелая походка, землистого цвета лицо с резкими чертами.
Стального оттенка волосы свисали беспорядочными прядями. Это был Риз Веррик в окружении сотрудников, связанных с ним личной клятвой.
Вейкман перехватил взгляд Веррика. Элеонора окаменела. С пылающими щеками она ждала, когда Бентли закончит клятву. Как только он договорил, она унесла бюст из комнаты и, тотчас вернувшись, протянула руку:
— Вашу правовую карточку, Бентли.
Бентли отдал карточку.
— Кто это? — спросил Веррик.
— Он класса восемь-восемь.
— Класса восемь-восемь, биохимик? — Веррик с любопытством уставился на Бентли. — Он стоит чего-нибудь?
— Он хорош, — сказал Вейкман. — Насколько я мог определить, он первоклассен.
— Он недавно прибыл с Птицы Лиры, — сказала Элеонора, — и ничего не знает.
На усталом лице Веррика мелькнула озорная усмешка:
— Он последний. Остальные пойдут к Картрайту, престонисту.
Веррик взглянул на Бентли:
— Ваше имя?
Бентли назвал себя. Веррик стремительно пожал ему руку, и в следующее мгновение толпа, ведомая им, направилась к лестнице на выход. В комнате остался только Вейкман.
Шагая рядом с Верриком, Бентли решился спросить:
— Куда мы идем?
— На Холм Фарбен. Мы будем действовать оттуда. С прошлого года Фарбен принадлежит лично мне. Там я могу потребовать преданности к своей персоне несмотря ни на что.
— Несмотря на что? — переспросил Бентли, но ответа не получил.
Когда группа спустилась к стартовой площадке, где ее ждал межконтинентальный транспорт, Бентли еще раз спросил:
— Что же в конце концов произошло?
— Идемте, — прервал его Веррик. — У нас слишком много работы, чтобы тратить время на разговоры.
Бентли все понял.
Со всех сторон уже доносились возбужденные голоса механических информаторов:
— Веррик смещен! Престонист стал Человеком Номер Один! Веррик смещен!
Да, произошла непредсказуемая смена власти. Это было именно то, о чем пророчествовали предзнаменования. Веррик перестал быть Человеком Номер Один, Веррик больше не был Ведущим Игру. Он даже не принадлежал Директории. И Бентли был связан с ним клятвой.
Глава 2
Едва рассвело, как Леон Картрайт сел за руль старенького «Шевроле-82». Он был одет в отутюженный костюм старинного покроя.
Потрепанная шляпа венчала его голову, в жилетном кармашке тикали часы. От Леона Картрайта веяло старостью и увяданием. Высокий, худой, нервный, он выглядел на все шестьдесят.
Его тонкие руки, твердо сжимавшие руль, были покрыты веснушками.
Казалось, что-то беспокоило Картрайта, он был излишне напряжен и вел машину осторожно, будто в ней везли тяжелобольного.
На заднем сиденье «Шевроле» лежали бобины с корреспонденцией, поношенный непромокаемый плащ и несколько пар ни разу не надеванных ботинок. Заряженный «Хоппер Коппер» был засунут под сиденье.
Улицу с обеих сторон обрамляли скучные однообразные здания с пыльными окнами, потускневшей рекламой. Это были реликвии прошлого века, как, впрочем, и сам Леон и его машина. Мужчины в выцветших рабочих костюмах прогуливались у подъездов. Их лица были бесцветны, глаза пусты и унылы.
Еще совсем молодые, но уже увядшие женщины, одетые в единообразные черные пальто, облепили магазины, торгующие подержанными вещами и продуктами сомнительной свежести. Дома, в грязных жилищах, их ждали вечно голодные дети.
«Судьбы людские неизменны, — подумал Картрайт. — Ни система классификации, ни очень сложные и точные игры-вопросники не улучшают жизнь людей. И так будет всегда, поскольку всегда будут неклассифицированные».
В двадцатом веке была полностью решена проблема производства товаров.
В конце концов их масса достигла предельного объема. Излишки товаров стали представлять угрозу для свободного рынка, и в 1980 году было решено сжигать все вещи, не находящие потребителя.
Еженедельно по субботам ко всем площадкам для сжигания товаров, обнесенным колючей проволокой и тщательно охраняемым, сходились огромные толпы, состоящие из тех, кто был не в состоянии купить превращаемые в пепел продукты и вещи. Со слезами и злобой в глазах смотрели люди на огромные костры из творений человеческих рук.
Игры призваны были облегчить положение.
Не имея возможности купить дорогостоящие промышленные товары и продукты, люди могли хотя бы надеяться выиграть их. В течение нескольких десятилетий экономика, зашедшая в тупик из-за перепроизводства, благодаря игровым механизмам распределения сделала сильный рывок. Но на одного счастливчика, выигравшего автомобиль, холодильник, телевизор или еще что-нибудь, приходились миллионы не выигрывавших ничего.
Постепенно наряду с товарами стали разыгрываться и более весомые «вещи»: власть и престиж. На вершине социальной пирамиды находился человек, распределявший власть. Его назвали Ведущим Игру.
Шаг за шагом шел процесс распада социально-экономической системы.
Люди утрачивали веру в законы природы. Ничто больше не было постоянным.
Невозможно было предсказать последствия ни одного события. Ни на что нельзя было положиться. Статистические предсказания получили всеобщее распространение. Исчезло понятие причинности, люди больше не могли сами влиять на свою жизнь. Остался только расчет на удачу, на игру случая.
Теория Минимакса (игра "М") породила настроения самоотречения, невмешательства в собственную жизнь. Игрок в "М" ни к чему себя не обязывал, ничем не рисковал, ничего не выигрывал, не терпел поражений. Его цель — накопление удачи и стремление продержаться дольше других игроков.
Он ждал окончания партии, больше ему не на что было рассчитывать.
Минимакс был изобретен в двадцатом веке математиками фон Нейманом и Маргенштерном. Их метод ведения большой игры был использован еще в ходе второй мировой войны. После военных стратегов им стали пользоваться финансисты.
Фон Нейман был приглашен в Американскую комиссию по энергетике, что свидетельствовало о признании значимости теории. А два с половиной века спустя эта теория стала управлять миром.
На стене узкой грязно-белой постройки, к которой Картрайт подъехал, висела табличка «Общество престонистов. Вход к основным службам с другой стороны». Остановившись у тротуара, Картрайт принялся вытаскивать из багажника пачки с рекламной литературой. В нескольких метрах от него разгружал грузовик владелец рыбного магазинчика.
Картрайт, держа перед собой кипу книг, вошел в тускло освещенное помещение. Всюду возвышались пирамиды из ящиков и коробок. Найдя свободное местечко, он опустил свою ношу на пол, затем пересек холл и вошел в крошечную контору.
Она была пуста. Картрайт не спеша просмотрел корреспонденцию. На этот раз в ней не было ничего важного: счета из типографии и транспортного агентства, квартирная плата, предупреждение по поводу неуплаты за электроэнергию, счета за уборку мусора и воду.
В одном из конвертов Картрайт обнаружил пять долларов и многословное письмо от пожилой женщины. Было и еще несколько мизерных вкладов. В общей сложности Общество обогатилось на тридцать долларов.
— Они уже выражают нетерпение, — сказала Рита О'Нейл, войдя в контору. — Может, начнем?
Картрайт опустил голову. Время пришло. Он тяжело поднялся, зачем-то переложил на столе экземпляры «Диска Пламени» и поплелся вслед за девушкой.
Как только он вошел в зал, люди разом заговорили. В устремленных на него взглядах Картрайт увидел страх и надежду.
Картрайт прошел на середину зала и тут же был окружен плотным кольцом взволнованных мужчин и женщин.
— Когда?! — крикнул почти в лицо ему Билл Конклин.
— Мы больше не можем ждать! — вторила ему Мария Юдич.
Картрайт вытащил из кармана список и начал перекличку. Глаза его печально смотрели на собравшихся людей, среди которых были вечно напуганные, молчаливые мексиканцы-рабочие, сварщик, японские рабочие-оптики, девица с ярко-красными губами, разорившийся торговец, студент-агроном, фармацевт, повар, санитарка, плотник…
Эти люди умели работать руками, но не головой. Они выращивали растения, заливали фундаменты, чинили протекающие трубы, обслуживали машины, шили одежду, готовили еду… С точки зрения системы Классификации все они были неудачниками.
Закончив перекличку, Картрайт поднял руку:
— Прежде чем уйти, я хочу сказать вам, что корабль готов.
— Да, это так, — подтвердил капитан Гровс, крупный негр со строгим выразительным лицом. Одет он был в комбинезон, перчатки и кожаные сапоги.
Картрайт обвел глазами собравшихся:
— Может, кто-то колеблется?
Ответом была напряженная тишина.
Мария Юдич улыбнулась Картрайту и своему молодому соседу. Билл Конклин прижал ее к себе.
— Это то, за что мы боролись, — сказал Картрайт. — Чему мы посвятили наше время и деньги. Джон Престон был бы счастлив, окажись здесь. Он знал, что это случится. Он верил, что мы вырвемся за пределы космических колоний и регионов, контролируемых Директорией. Его сердце знало, что люди отправятся на поиски свободы.
Картрайт взглянул на часы.
— До встречи! Удачи вам! Вы на правильном пути. Берегите ваши амулеты и доверяйте Гровсу.
Люди, взяв свой нехитрый багаж, вышли из зала. Картрайт на прощание пожал каждому руку. Когда зал опустел, Рита сказала:
— Я рада, что все это кончилось. Я боялась, что кто-нибудь струсит.
— Неизвестность всегда пугает. В одной из своих книг Престон описывает таинственные голоса, которые разговаривают с людьми, покинувшими свою привычную космическую территорию.
Картрайт налил себе кофе.
— К тому, что произошло, мы имеем самое прямое отношение. И я спрашиваю себя, что важнее — жизнь здесь или поиск Десятой планеты.
— Я никогда об этом не думала, — сказала Рита, — приглаживая ладонями свои длинные черные волосы. — Вы можете все, — обратилась она к Картрайту, — даже изменить Вселенную… Для вас нет ничего невозможного.
— Ты не права. Я, правда, попробую сделать кое-что невозможное, невзирая на исход, но это непременно кончится тем, что я буду побежден.
Потрепанная шляпа венчала его голову, в жилетном кармашке тикали часы. От Леона Картрайта веяло старостью и увяданием. Высокий, худой, нервный, он выглядел на все шестьдесят.
Его тонкие руки, твердо сжимавшие руль, были покрыты веснушками.
Казалось, что-то беспокоило Картрайта, он был излишне напряжен и вел машину осторожно, будто в ней везли тяжелобольного.
На заднем сиденье «Шевроле» лежали бобины с корреспонденцией, поношенный непромокаемый плащ и несколько пар ни разу не надеванных ботинок. Заряженный «Хоппер Коппер» был засунут под сиденье.
Улицу с обеих сторон обрамляли скучные однообразные здания с пыльными окнами, потускневшей рекламой. Это были реликвии прошлого века, как, впрочем, и сам Леон и его машина. Мужчины в выцветших рабочих костюмах прогуливались у подъездов. Их лица были бесцветны, глаза пусты и унылы.
Еще совсем молодые, но уже увядшие женщины, одетые в единообразные черные пальто, облепили магазины, торгующие подержанными вещами и продуктами сомнительной свежести. Дома, в грязных жилищах, их ждали вечно голодные дети.
«Судьбы людские неизменны, — подумал Картрайт. — Ни система классификации, ни очень сложные и точные игры-вопросники не улучшают жизнь людей. И так будет всегда, поскольку всегда будут неклассифицированные».
В двадцатом веке была полностью решена проблема производства товаров.
В конце концов их масса достигла предельного объема. Излишки товаров стали представлять угрозу для свободного рынка, и в 1980 году было решено сжигать все вещи, не находящие потребителя.
Еженедельно по субботам ко всем площадкам для сжигания товаров, обнесенным колючей проволокой и тщательно охраняемым, сходились огромные толпы, состоящие из тех, кто был не в состоянии купить превращаемые в пепел продукты и вещи. Со слезами и злобой в глазах смотрели люди на огромные костры из творений человеческих рук.
Игры призваны были облегчить положение.
Не имея возможности купить дорогостоящие промышленные товары и продукты, люди могли хотя бы надеяться выиграть их. В течение нескольких десятилетий экономика, зашедшая в тупик из-за перепроизводства, благодаря игровым механизмам распределения сделала сильный рывок. Но на одного счастливчика, выигравшего автомобиль, холодильник, телевизор или еще что-нибудь, приходились миллионы не выигрывавших ничего.
Постепенно наряду с товарами стали разыгрываться и более весомые «вещи»: власть и престиж. На вершине социальной пирамиды находился человек, распределявший власть. Его назвали Ведущим Игру.
Шаг за шагом шел процесс распада социально-экономической системы.
Люди утрачивали веру в законы природы. Ничто больше не было постоянным.
Невозможно было предсказать последствия ни одного события. Ни на что нельзя было положиться. Статистические предсказания получили всеобщее распространение. Исчезло понятие причинности, люди больше не могли сами влиять на свою жизнь. Остался только расчет на удачу, на игру случая.
Теория Минимакса (игра "М") породила настроения самоотречения, невмешательства в собственную жизнь. Игрок в "М" ни к чему себя не обязывал, ничем не рисковал, ничего не выигрывал, не терпел поражений. Его цель — накопление удачи и стремление продержаться дольше других игроков.
Он ждал окончания партии, больше ему не на что было рассчитывать.
Минимакс был изобретен в двадцатом веке математиками фон Нейманом и Маргенштерном. Их метод ведения большой игры был использован еще в ходе второй мировой войны. После военных стратегов им стали пользоваться финансисты.
Фон Нейман был приглашен в Американскую комиссию по энергетике, что свидетельствовало о признании значимости теории. А два с половиной века спустя эта теория стала управлять миром.
На стене узкой грязно-белой постройки, к которой Картрайт подъехал, висела табличка «Общество престонистов. Вход к основным службам с другой стороны». Остановившись у тротуара, Картрайт принялся вытаскивать из багажника пачки с рекламной литературой. В нескольких метрах от него разгружал грузовик владелец рыбного магазинчика.
Картрайт, держа перед собой кипу книг, вошел в тускло освещенное помещение. Всюду возвышались пирамиды из ящиков и коробок. Найдя свободное местечко, он опустил свою ношу на пол, затем пересек холл и вошел в крошечную контору.
Она была пуста. Картрайт не спеша просмотрел корреспонденцию. На этот раз в ней не было ничего важного: счета из типографии и транспортного агентства, квартирная плата, предупреждение по поводу неуплаты за электроэнергию, счета за уборку мусора и воду.
В одном из конвертов Картрайт обнаружил пять долларов и многословное письмо от пожилой женщины. Было и еще несколько мизерных вкладов. В общей сложности Общество обогатилось на тридцать долларов.
— Они уже выражают нетерпение, — сказала Рита О'Нейл, войдя в контору. — Может, начнем?
Картрайт опустил голову. Время пришло. Он тяжело поднялся, зачем-то переложил на столе экземпляры «Диска Пламени» и поплелся вслед за девушкой.
Как только он вошел в зал, люди разом заговорили. В устремленных на него взглядах Картрайт увидел страх и надежду.
Картрайт прошел на середину зала и тут же был окружен плотным кольцом взволнованных мужчин и женщин.
— Когда?! — крикнул почти в лицо ему Билл Конклин.
— Мы больше не можем ждать! — вторила ему Мария Юдич.
Картрайт вытащил из кармана список и начал перекличку. Глаза его печально смотрели на собравшихся людей, среди которых были вечно напуганные, молчаливые мексиканцы-рабочие, сварщик, японские рабочие-оптики, девица с ярко-красными губами, разорившийся торговец, студент-агроном, фармацевт, повар, санитарка, плотник…
Эти люди умели работать руками, но не головой. Они выращивали растения, заливали фундаменты, чинили протекающие трубы, обслуживали машины, шили одежду, готовили еду… С точки зрения системы Классификации все они были неудачниками.
Закончив перекличку, Картрайт поднял руку:
— Прежде чем уйти, я хочу сказать вам, что корабль готов.
— Да, это так, — подтвердил капитан Гровс, крупный негр со строгим выразительным лицом. Одет он был в комбинезон, перчатки и кожаные сапоги.
Картрайт обвел глазами собравшихся:
— Может, кто-то колеблется?
Ответом была напряженная тишина.
Мария Юдич улыбнулась Картрайту и своему молодому соседу. Билл Конклин прижал ее к себе.
— Это то, за что мы боролись, — сказал Картрайт. — Чему мы посвятили наше время и деньги. Джон Престон был бы счастлив, окажись здесь. Он знал, что это случится. Он верил, что мы вырвемся за пределы космических колоний и регионов, контролируемых Директорией. Его сердце знало, что люди отправятся на поиски свободы.
Картрайт взглянул на часы.
— До встречи! Удачи вам! Вы на правильном пути. Берегите ваши амулеты и доверяйте Гровсу.
Люди, взяв свой нехитрый багаж, вышли из зала. Картрайт на прощание пожал каждому руку. Когда зал опустел, Рита сказала:
— Я рада, что все это кончилось. Я боялась, что кто-нибудь струсит.
— Неизвестность всегда пугает. В одной из своих книг Престон описывает таинственные голоса, которые разговаривают с людьми, покинувшими свою привычную космическую территорию.
Картрайт налил себе кофе.
— К тому, что произошло, мы имеем самое прямое отношение. И я спрашиваю себя, что важнее — жизнь здесь или поиск Десятой планеты.
— Я никогда об этом не думала, — сказала Рита, — приглаживая ладонями свои длинные черные волосы. — Вы можете все, — обратилась она к Картрайту, — даже изменить Вселенную… Для вас нет ничего невозможного.
— Ты не права. Я, правда, попробую сделать кое-что невозможное, невзирая на исход, но это непременно кончится тем, что я буду побежден.