Нет, подумал Рэгл. Вашими намеками я никогда не пользовался. Собственно говоря, ему и в голову не приходило, что кто-либо всерьез пытается извлечь из ключей конкретную информацию. Вроде того, чтобы соединить первые буквы каждого третьего слова, прибавить десять и получить номер нужного квадрата. При этой мысли он засмеялся.
— Вы смеетесь? — спросил Ловери очень серьезно. — Зря, на кон поставлены большие деньги.
— Я просто подумал о Билле Блэке.
— Кто это?
— Сосед. Просит научить его угадывать.
— Если вы используете эстетический подход...
— То это невозможно, — закончил Рэгл. — Биллу не повезло. Поэтому я и смеюсь. Он будет разочарован, а ему так хочется перехватить парочку долларов.
С ноткой негодования Ловери произнес:
— Вас не волнует, что ваш талант нельзя передать? Что вы работаете не осознанным рациональным методом, а скорее... — Он пытался найти нужное слово. — Бог его знает. Во всяком случае, от удачи ваши результаты не зависят.
— Рад, что есть люди, которые это понимают.
— Да разве можно поверить в то, что вы день за днем просто угадываете? Смешно. Шансы ничтожны. Все равно что найти бобы на Бетелгейзе.
— Бетелгейзе?
— Это далекая звезда. Я образно говорю. В любом случае мы понимаем, что об отгадывании речь идти не может. Разве что на последней стадии, когда остается выбрать между двумя или тремя квадратами.
— Тогда я бросаю монету, — согласился Рэгл.
— Но когда, — задумчиво проговорил Ловери, потирая подбородок и покачивая сигарой, — когда встает вопрос о двух или трех квадратиках из тысячи, это уже не играет роли. На этой стадии угадать может любой из нас.
Рэгл не возражал.
В гараже своего дома Джуни Блэк присела перед стиральной машиной, запихивая в нее белье. Цементный пол под босыми ногами был холодным. Она поежилась, встала и засыпала в машину стиральный порошок. Потом прикрыла стеклянную дверцу и нажала кнопку. Белье за стеклом завертелось. Джуни взглянула на часы и вышла из гаража.
— Ой! — вздрогнула она, чуть не столкнувшись с Рэглом.
— А я подумал — дай-ка загляну, — сказал он. — Сестра занялась глажкой, весь дом провонял жженым крахмалом. Знаешь, как будто в старый нефтяной бак накидали утиных перьев и битых пластинок, перемешали и подожгли.
Джуни заметила, что краем глаза он следит за ее реакций. Густые соломенного цвета брови сошлись на переносице, а огромные плечи сгорбились, когда он стиснул руки. При свете дня казалось, что Рэгл густо загорел. Джуни вдруг стало интересно, как у него это получается: она сколько ни загорала, никогда так не выглядела.
— Что это на тебе? — спросил Рэгл.
— Джинсы.
— Штаны, — уточнил он. — Было время, я мучился над вопросом, почему мне так нравятся женщины в штанах, но потом сказал себе: а почему бы, черт побери, и нет?
— Спасибо, — улыбнулась Джуни. — Это комплимент?
— Ты вообще неплохо смотришься, — продолжал Рэгл. — Особенно босая. Знаешь, как в фильмах, где героиня шлепает по песчаным дюнам, воздев руки к небу.
— Ладно, как сегодняшний конкурс?
Он пожал плечами. Было видно, что об этом говорить ему не хочется.
— Вот, решил прогуляться немного.
Рэгл снова искоса взглянул на нее. Конечно, это был просто знак внимания, но Джуни всегда в такие минуты казалось, что у нее расстегнулась пуговица; так и подмывало украдкой осмотреть свой наряд. За исключением босых ног и полоски кожи между рубашкой и джинсами все было нормально.
— Открытая талия, — сказала она.
— Ну да, я вижу.
— Ничего, а? — У нее это звучало как шутка.
— Слушай, — почти резко перебил Рэгл. — Я думал, может, ты не откажешься сходить искупаться? День хороший, тепло.
— У меня столько дел по дому, — ответила Джуни. Но было видно, что предложение пришлось ей по душе.
В северной части города, где начинались дикие холмы, находился парк, а в нем игровые площадки и бассейн. В основном там проводили время дети, иногда — взрослые, временами наведывались подростковые шайки. Джуни нравилось бывать в подобных местах, она сама лишь несколько лет назад закончила школу, и переходный период давался ей нелегко. Она все еще относила себя к удалым компаниям, шокирующим благопристойную публику гремящими радиолами: девочки в свитерах и носочках, мальчики в джинсах и тоже в кашемировых свитерах...
— Возьми купальник, — сказал Рэгл.
— Ладно, — кивнула Джуни, — на часок можно, но потом мне надо вернуться... А Марго не видела, что ты зашел сюда? — Она уже поняла, что потрепаться Марго любит.
— Нет. — Рэгл покачал головой. — Она занята своей глажкой. И ничего вокруг не замечает.
Джуни выключила стиральную машину, взяла купальник и полотенце, и вскоре они с Рэглом уже ехали по городу в сторону парка.
Рядом с Рэглом было спокойно. Джуни всегда привлекали большие и крепкие мужчины, особенно те, что постарше. Рэгл идеально соответствовал ее запросам. Не говоря уж о его жизненном опыте: участие в боевых действиях на Тихом океане, общенациональная известность благодаря газетному конкурсу! Ей нравилось его резкое, суровое, иссеченное глубокими морщинами лицо настоящего мужчины, без признаков второго подбородка или одутловатости. Волосы Рэгл никогда не расчесывал, они лежали выгоревшей светлой копной. Причесывающиеся мужчины казались Джуни изнеженными маменькиными сынками. Билл, например, каждое утро полчаса укладывал волосы. Сейчас, слава Богу, он подстригся и стал меньше времени тратить на туалет. Ей было противно прикасаться к стриженым волосам — все равно, что трогать зубную щетку. К тому же Билл просто создан был для своего узкого пиджака, казалось, у него напрочь отсутствовали плечи. Единственный вид спорта, которым когда-либо занимался Билл, был теннис, от чего Джуни просто тошнило. Мужчина в шортиках, носочках и теннисных тапочках! Студенту колледжа это еще простительно. Билл действительно учился в колледже, когда они познакомились.
— Тебе не бывает одиноко? — спросила она Рэгла.
— А?
— Ты ведь не женат. — Большинство ее одноклассников были уже женаты, все, кроме самых неисправимых. — Я понимаю, здорово жить с сестрой и зятем, но разве тебе не хочется иметь собственный дом и жену?
Джуни сделала ударение на слове «жена». Подумав, Рэгл сказал:
— Рано или поздно, так оно все и будет. Проблема в том, что я лодырь.
— Лодырь, — повторила она, подумав о деньгах, которые он заработал на конкурсе. Один Бог знает, сколько там уже набежало.
— Я вообще не люблю постоянства, — объяснил Рэгл. — Наверное, я стал кочевником на войне. Да и раньше наша семья то и дело переезжала. Отец с матерью разошлись. Так что у меня глубоко личное неприятие стабильности... Просто боюсь оказаться ограниченным домом, семьей и детишками. Шлепанцы и трубка.
— Ну и что?
— Я ведь уже прошел через все это. Когда был женат.
— О! — заинтересованно воскликнула Джуни. — И когда же это было?
— Сто лет назад, — сказал Рэгл. — Еще до войны. Мне едва исполнилось тогда двадцать. Познакомился с девушкой, секретаршей из фирмы по перевозкам. Родители — поляки. Очень красивая, живая и сообразительная. Только вот слишком много у нее было претензий. Ей хотелось пробиться в то общество, где дают вечера в саду. Жареное мясо в собственном патио.
— Не вижу ничего плохого. — Джуни пожала плечами. — Это естественно — стремиться к изящной жизни.
Она переняла это выражение из подписного журнала «Как украсить свой сад и дом».
— Ну вот, а я — лодырь, — проворчал Рэгл, давая понять, что тема исчерпана.
Начались холмы. Иногда приходилось в прямом смысле слова карабкаться. Дома были окружены просторными лужайками с террасами из цветов и поражали размерами и роскошью — дома богатых людей. Улицы совершенно не походили одна на другую. Временами попадались густые рощицы. А в конце Олимпик-Драйв начинался настоящий лес.
— Хотела бы я здесь жить, — мечтательно произнесла Джуни. Во всяком случае, лучше, подумала она, чем наши типовые домики без фундамента. И крыши здесь не сносит первым же порывом ветра.
Высоко в небе между облаков быстро двигалась серебристая точка. Спустя мгновенье донесся слабый, приглушенный гул.
— Реактивный, — сказала Джуни.
Рэгл замер на тротуаре и, прикрыв рукой глаза, вглядывался в небо.
— Смотришь, не русский ли это бомбардировщик? — озорным тоном спросила она.
— Хотел бы я знать, что там вообще происходит.
— Интересно, чем занят Господь?
— Нет, Господь тут ни при чем. Я имею в виду всю эту муть, что летает туда-сюда.
— Помнишь, Вик рассказывал вчера, как искал в ванной шнур от выключателя? — спросила Джуни.
— Помню, — выдохнул Рэгл, карабкаясь по склону.
— Я над этим задумалась. Со мной такого не случалось.
— Ну и хорошо.
— Кроме одного раза. Однажды я вышла подмести перед крыльцом. И тут в доме зазвонил телефон. Было это около года назад. А я как раз ждала звонка. — Позвонить должен был одноклассник, но эту деталь Джуни решила опустить. — Ну вот, я бросила щетку и помчалась в дом. Ты же знаешь, что у нас на крыльце две ступеньки?
— Да, — ответил Рэгл, внимательно на нее взглянув.
— Я побежала. И сделала три шага. То есть я думала, что там еще одна ступенька. Нет, я, конечно, не произносила про себя: вот, мол, мне надо подняться на три ступеньки...
— Ты хочешь сказать, что машинально сделала три шага?
— Да...
— Упала?
— Нет. Вот если бы их было три, а я решила, что две, тогда бы я шлепнулась и выбила зубы. А тут — странное ощущение. Пытаешься сделать лишний шаг, а нога проваливается — хлоп!
Джуни замолчала. Каждый раз, когда приходилось что-нибудь объяснять, она терялась и путалась.
— Хм, — произнес Рэгл.
— Вик имел в виду что-то подобное, да?
— Хм, — снова промычал Рэгл, и она оставила эту тему. Было видно, что он не намерен ее обсуждать.
Джуни легла на спину, вытянулась в теплых лучах солнца и закрыла глаза. Она захватила с собой похожее на полотенце одеяло в бело-голубую полоску, на котором сейчас и лежала. Ее черный шерстяной купальник — трусики и лифчик — напоминал Рэглу о прошлом: машины с откидными сидениями, футбольные матчи и оркестр Глена Миллера. Смешные радиолы из фанеры и дерева, которые они таскали на пляж. Торчащие из песка бутылки из-под кока-колы, длинноволосые блондинки, упирающиеся локтями в песок, как на рекламе «Когда-то я была пугалом».
Он предавался воспоминаниям, пока Джуни не открыла глаза. Как всегда в его присутствии, она была без очков.
— Привет!
— Ты очень привлекательная.
— Спасибо, — улыбнулась Джуни и снова закрыла глаза.
Привлекательная, думал он, хотя и не созревшая. Не то чтобы тупая или умственно отсталая — просто застрявшая на старшем школьном возрасте.
По траве пронеслась визжащая стайка мокрых насквозь ребятишек. В бассейне плескалась молодежь, причем отличить парней от девушек можно было только по купальникам.
Неподалеку на обочине мороженщик развернул свою белую эмалевую тележку; позвякивали колокольчики, созывая детей.
Опять колокольчики, подумал Рэгл. Неужели ключ указывал на то, что я заберусь сюда с Джуни Блэк? С Джунией, как она любит себя называть, следуя испорченному вкусу.
Неужели я могу увлечься маленькой шлюшкой, вчерашней школьницей, выскочившей замуж за скромного трудягу и до сих пор предпочитающей банановый сок и всякую дрянь хорошему вину, доброму виски и даже крепкому темному пиву?
Великие умы, думал Рэгл, теряются при встрече с таким типом сознания. Единство и борьба противоположностей. Инь и ян. Старый доктор Фауст встречает подметающую дорожку крестьянку — и где все его книги, знания, философия?
Вначале было слово.
Или дело, если ты — Фауст.
Склонившись над спящей девушкой, Рэгл прошептал:
— Im Anfang war die Tat...
— Иди к черту, — пробормотала она.
— Ты хоть знаешь, что я сказал?
— Нет.
— И тебе не интересно?
Джуни с усилием открыла глаза и сказала:
— Слушай, все мои языковые познания — это два года испанского в школе. Так что не пудри мне мозги. — Нахмурившись, она повернулась на бок и отодвинулась.
— Это были стихи. Я хотел любить тебя.
Она откатилась назад и уставилась на него.
— Ты хочешь, чтобы я любил тебя? — спросил Рэгл.
— Надо подумать, — прошептала Джуни. — Нет, это у нас не пройдет. Билл или Марго накроют. Хлопот не оберешься, сколько будет неприятностей, тебя, чего доброго, еще попрут с конкурса.
— Все любят любовников. — С этими словами он склонился над ней, взял за горло и поцеловал в губы. Рот у нее оказался сухой и маленький. Девушка попыталась вырваться, и ему пришлось схватить ее за шею двумя руками.
— На помощь, — слабо выдохнула она.
— Я люблю тебя, — сказал Рэгл.
Джуни дико на него посмотрела, зрачки стали горячими и черными, словно она подумала... Бог знает, что она подумала. Может, и ничего. Получилось, как будто он поймал маленького дикого тонкорукого зверька. Зверек был весьма подвижен, сопротивлялся и трепыхался под ним, его коготки впились ему в руку; но он не умел рассуждать, строить планы или смотреть в будущее. Если его отпустить — отскочит на несколько ярдов, оближет шкурку и все забудет. Страх пройдет, зверек успокоится и даже не вспомнит о случившемся.
Могу поклясться, она каждый раз удивляется, когда в начале месяца приходит за платой почтальон, подумал Рэгл. Какие газеты? Какой почтальон? Почему два пятьдесят?
— Хочешь, чтобы нас вышвырнули из парка? — прошипела Джуни ему в ухо. Ее лицо было прямо под ним — недовольное, сморщенное, сердитое.
Проходящая мимо пара заулыбалась.
Сознание девственницы, подумал Рэгл. Есть в ней что-то трогательное... наверно, способность забывать, позволяющая каждый раз обретать невинность. Как бы далеко ни заходили ее отношения с мужчинами, она остается прежней. Такой же, как и была. В свитере и туфлях лодочкой. Даже когда ей исполнится тридцать, тридцать пять, сорок. Она станет больше пользоваться косметикой, сделает другую прическу, может быть, сядет на диету. Но в остальном будет неизменной.
— Ты же не пьешь, да? — От жары и глупой ситуации ему страшно захотелось пива. — Сходим в бар?
— Нет, — отмахнулась она. — Я хочу загорать.
Он помог ей поднятья. Она сразу же села, наклонилась, чтобы поправить тесемки и отряхнуть траву с колен.
— Что скажет Марго? — начала Джуни. — Она и так шпионит за нами, вынюхивает, что бы еще откопать.
— Марго скорее всего сочиняет свою петицию. Они хотят заставить городские власти расчистить руины.
— Достойное дело. По крайней мере, лучше, чем интересоваться чужой жизнью.
Джуни вытащила из сумки лосьон для загара и принялась втирать его в плечи, демонстративно не обращая на Рэгла внимания.
Он знал, что когда-нибудь своего добьется. Нужно только создать подходящую обстановку и настроение, а игра стоит свеч. Ради этого и поднапрячься не грех.
Ну и дурак же этот Блэк, сказал он себе.
Сразу за парком раскинулось неровное поле в бело-зеленых пятнах, глядя на которые Рэгл вспомнил Марго. Развалины. Отсюда их хорошо видно. Бетонные фундаменты бывшего города. Бульдозер так и не сравнял их с землей. Сами жилые дома и прочие сооружения давно рассыпались. Много лет назад, оставив после себя потрескавшиеся, изломанные, пожелтевшие каменные блоки. Отсюда они неплохо смотрелись.
Видны были снующие в развалинах ребятишки. Любимое место для игр. Сэмми тоже частенько там пропадает. Подвалы стали пещерами. Склепами. Наверное, Марго права: рано или поздно кто-нибудь там задохнется или заразится столбняком, оцарапавшись ржавой проволокой.
А мы сидим здесь, думал Рэгл. Загораем на солнышке. В то время, как Марго пытается положить муниципалитет на лопатки, принести пользу обществу.
— Что ж, нам пора, — обратился он к Джуни. — Мне еще надо оформить ответ.
Это моя работа, иронически подумал он. А Вик сейчас надсаживается в своем супермаркете, а Билл — в водоканале.
От таких мыслей еще больше захотелось пива. Когда под рукой банка пива, его ничто не может вывести из себя. И щемящее беспокойство ощущается не так остро.
— Слушай, — сказал Рэгл, поднимаясь. — Я пройдусь вверх по холму и взгляну, нет ли у них пива. Все может быть.
— Только оденься.
— Ты что-нибудь будешь? Безалкогольное пиво? Кока-колу?
— Нет, спасибо, — ответила Джуни подчеркнуто вежливо.
Пробираясь к киоску по заросшему травой склону, он думал о том, что рано или поздно ему придется столкнуться с Биллом Блэком. В схватке.
Трудно представить, как поведет себя Билл, когда узнает. Может, он из тех, кто без разговоров хватает охотничье ружье двадцать второго калибра и палит по ступившему на священное Елисейское поле, где, кроме него, смеет прогуливаться лишь сам Господь Бог.
Рэгл вышел на цементированную дорожку, вдоль которой стояли деревянные скамейки. На них отдыхали люди, в основном пожилые — любовались склоном горы и бассейном внизу. Одна толстенькая старушка ему улыбнулась.
«Она что, знает? — спросил он себя. — То, что она видела там, внизу — не счастливое весеннее заигрывание, а грех. Почти измена».
— Добрый день, — радушно сказал Рэгл.
Старушка так же радушно закивала в ответ.
Порывшись в карманах, он нашел немного мелочи. У киоска с прохладительными напитками выстроились в очередь ребятишки. Они стояли за пончиками. Кроме того, продавали пироги, эскимо и апельсиновый сок.
Вокруг было спокойно и тихо.
Неожиданно Рэгл испытал острый приступ отчаяния. Как все-таки бездарно он провел жизнь. Полюбуйтесь, в сорок шесть лет человек целыми днями сидит дома и разгадывает дурацкие конкурсные задания из газеты. Ни приличной уважаемой работы. Ни детей. Ни жены. Ни собственного дома. Валяет дурака с соседской женой.
Бессмысленная жизнь. Вик прав.
Собственно, я могу и бросить этот конкурс, подумал Рэгл. Податься куда-нибудь. Попотеть в нефтеносных краях в пробковом шлеме. Или складывать цифры за конторкой в какой-нибудь страховой компании. Или заняться недвижимостью.
Все что угодно будет солиднее. Ответственнее. А так я все больше застреваю в затянувшемся детстве. Хобби... Все равно что клеить модели самолетиков.
Стоящий впереди ребенок получил свою конфетку и ускакал. Рэгл выложил пятьдесят центов.
— Пиво у вас есть?
Фраза прозвучала неожиданно смешно. Голос Рэгла был тонким и далеким. Продавец в белом фартуке и колпаке замер и уставился на него. Ничего не происходило. И звуки пропали. Дети, машины, ветер — все затихло.
Пятидесятицентовая монета провалилась сквозь дерево, упала и исчезла.
«Умираю, — подумал Рэгл. — Или еще хуже».
Ужас охватил его. Он попытался что-нибудь сказать, но губы не двигались.
«Только не это! — подумал Рэгл. — Только не это опять!
Со мной снова происходит то же самое».
Киоск с прохладительными напитками распался на куски. На молекулы. Он видел эти молекулы — бесцветные, вообще никакие; раньше они образовывали киоск. Потом сквозь киоск проступил возвышающийся позади него холм, деревья и небо. Рэгл увидел, как киоск с напитками просто исчез вместе с продавцом, кассовым аппаратом, огромной колбой апельсинового сока, кружочками под кока-колу и безалкогольное пиво, шеренгой заиндевевших бутылок, джемом для бутербродов, грилем для сосисок, банками с горчицей, полками со стаканчиками и целым рядом круглых металлических крышек, под которыми помещались различные сорта мороженного.
На месте всего этого лежал листочек бумаги. Рэгл протянул руку и взял его. Крупными буквами было напечатано:
КИОСК С ПРОХЛАДИТЕЛЬНЫМИ НАПИТКАМИ
Повернувшись, Рэгл неуверенно пошел назад мимо играющих детей, мимо скамеек со старухами. По дороге сунул руку в карман пиджака и нащупал металлическую коробочку. Потом остановился, открыл ее и взглянул на лежавшие там листки. Добавил к ним еще один.
Итого шесть. Шесть раз.
Ноги подкашивались, на лице выступил ледяной пот. Он стекал за воротник, за зеленый шерстяной галстук.
Рэгл побрел вниз по склону, к Джуни.
Глава 4
— Вы смеетесь? — спросил Ловери очень серьезно. — Зря, на кон поставлены большие деньги.
— Я просто подумал о Билле Блэке.
— Кто это?
— Сосед. Просит научить его угадывать.
— Если вы используете эстетический подход...
— То это невозможно, — закончил Рэгл. — Биллу не повезло. Поэтому я и смеюсь. Он будет разочарован, а ему так хочется перехватить парочку долларов.
С ноткой негодования Ловери произнес:
— Вас не волнует, что ваш талант нельзя передать? Что вы работаете не осознанным рациональным методом, а скорее... — Он пытался найти нужное слово. — Бог его знает. Во всяком случае, от удачи ваши результаты не зависят.
— Рад, что есть люди, которые это понимают.
— Да разве можно поверить в то, что вы день за днем просто угадываете? Смешно. Шансы ничтожны. Все равно что найти бобы на Бетелгейзе.
— Бетелгейзе?
— Это далекая звезда. Я образно говорю. В любом случае мы понимаем, что об отгадывании речь идти не может. Разве что на последней стадии, когда остается выбрать между двумя или тремя квадратами.
— Тогда я бросаю монету, — согласился Рэгл.
— Но когда, — задумчиво проговорил Ловери, потирая подбородок и покачивая сигарой, — когда встает вопрос о двух или трех квадратиках из тысячи, это уже не играет роли. На этой стадии угадать может любой из нас.
Рэгл не возражал.
В гараже своего дома Джуни Блэк присела перед стиральной машиной, запихивая в нее белье. Цементный пол под босыми ногами был холодным. Она поежилась, встала и засыпала в машину стиральный порошок. Потом прикрыла стеклянную дверцу и нажала кнопку. Белье за стеклом завертелось. Джуни взглянула на часы и вышла из гаража.
— Ой! — вздрогнула она, чуть не столкнувшись с Рэглом.
— А я подумал — дай-ка загляну, — сказал он. — Сестра занялась глажкой, весь дом провонял жженым крахмалом. Знаешь, как будто в старый нефтяной бак накидали утиных перьев и битых пластинок, перемешали и подожгли.
Джуни заметила, что краем глаза он следит за ее реакций. Густые соломенного цвета брови сошлись на переносице, а огромные плечи сгорбились, когда он стиснул руки. При свете дня казалось, что Рэгл густо загорел. Джуни вдруг стало интересно, как у него это получается: она сколько ни загорала, никогда так не выглядела.
— Что это на тебе? — спросил Рэгл.
— Джинсы.
— Штаны, — уточнил он. — Было время, я мучился над вопросом, почему мне так нравятся женщины в штанах, но потом сказал себе: а почему бы, черт побери, и нет?
— Спасибо, — улыбнулась Джуни. — Это комплимент?
— Ты вообще неплохо смотришься, — продолжал Рэгл. — Особенно босая. Знаешь, как в фильмах, где героиня шлепает по песчаным дюнам, воздев руки к небу.
— Ладно, как сегодняшний конкурс?
Он пожал плечами. Было видно, что об этом говорить ему не хочется.
— Вот, решил прогуляться немного.
Рэгл снова искоса взглянул на нее. Конечно, это был просто знак внимания, но Джуни всегда в такие минуты казалось, что у нее расстегнулась пуговица; так и подмывало украдкой осмотреть свой наряд. За исключением босых ног и полоски кожи между рубашкой и джинсами все было нормально.
— Открытая талия, — сказала она.
— Ну да, я вижу.
— Ничего, а? — У нее это звучало как шутка.
— Слушай, — почти резко перебил Рэгл. — Я думал, может, ты не откажешься сходить искупаться? День хороший, тепло.
— У меня столько дел по дому, — ответила Джуни. Но было видно, что предложение пришлось ей по душе.
В северной части города, где начинались дикие холмы, находился парк, а в нем игровые площадки и бассейн. В основном там проводили время дети, иногда — взрослые, временами наведывались подростковые шайки. Джуни нравилось бывать в подобных местах, она сама лишь несколько лет назад закончила школу, и переходный период давался ей нелегко. Она все еще относила себя к удалым компаниям, шокирующим благопристойную публику гремящими радиолами: девочки в свитерах и носочках, мальчики в джинсах и тоже в кашемировых свитерах...
— Возьми купальник, — сказал Рэгл.
— Ладно, — кивнула Джуни, — на часок можно, но потом мне надо вернуться... А Марго не видела, что ты зашел сюда? — Она уже поняла, что потрепаться Марго любит.
— Нет. — Рэгл покачал головой. — Она занята своей глажкой. И ничего вокруг не замечает.
Джуни выключила стиральную машину, взяла купальник и полотенце, и вскоре они с Рэглом уже ехали по городу в сторону парка.
Рядом с Рэглом было спокойно. Джуни всегда привлекали большие и крепкие мужчины, особенно те, что постарше. Рэгл идеально соответствовал ее запросам. Не говоря уж о его жизненном опыте: участие в боевых действиях на Тихом океане, общенациональная известность благодаря газетному конкурсу! Ей нравилось его резкое, суровое, иссеченное глубокими морщинами лицо настоящего мужчины, без признаков второго подбородка или одутловатости. Волосы Рэгл никогда не расчесывал, они лежали выгоревшей светлой копной. Причесывающиеся мужчины казались Джуни изнеженными маменькиными сынками. Билл, например, каждое утро полчаса укладывал волосы. Сейчас, слава Богу, он подстригся и стал меньше времени тратить на туалет. Ей было противно прикасаться к стриженым волосам — все равно, что трогать зубную щетку. К тому же Билл просто создан был для своего узкого пиджака, казалось, у него напрочь отсутствовали плечи. Единственный вид спорта, которым когда-либо занимался Билл, был теннис, от чего Джуни просто тошнило. Мужчина в шортиках, носочках и теннисных тапочках! Студенту колледжа это еще простительно. Билл действительно учился в колледже, когда они познакомились.
— Тебе не бывает одиноко? — спросила она Рэгла.
— А?
— Ты ведь не женат. — Большинство ее одноклассников были уже женаты, все, кроме самых неисправимых. — Я понимаю, здорово жить с сестрой и зятем, но разве тебе не хочется иметь собственный дом и жену?
Джуни сделала ударение на слове «жена». Подумав, Рэгл сказал:
— Рано или поздно, так оно все и будет. Проблема в том, что я лодырь.
— Лодырь, — повторила она, подумав о деньгах, которые он заработал на конкурсе. Один Бог знает, сколько там уже набежало.
— Я вообще не люблю постоянства, — объяснил Рэгл. — Наверное, я стал кочевником на войне. Да и раньше наша семья то и дело переезжала. Отец с матерью разошлись. Так что у меня глубоко личное неприятие стабильности... Просто боюсь оказаться ограниченным домом, семьей и детишками. Шлепанцы и трубка.
— Ну и что?
— Я ведь уже прошел через все это. Когда был женат.
— О! — заинтересованно воскликнула Джуни. — И когда же это было?
— Сто лет назад, — сказал Рэгл. — Еще до войны. Мне едва исполнилось тогда двадцать. Познакомился с девушкой, секретаршей из фирмы по перевозкам. Родители — поляки. Очень красивая, живая и сообразительная. Только вот слишком много у нее было претензий. Ей хотелось пробиться в то общество, где дают вечера в саду. Жареное мясо в собственном патио.
— Не вижу ничего плохого. — Джуни пожала плечами. — Это естественно — стремиться к изящной жизни.
Она переняла это выражение из подписного журнала «Как украсить свой сад и дом».
— Ну вот, а я — лодырь, — проворчал Рэгл, давая понять, что тема исчерпана.
Начались холмы. Иногда приходилось в прямом смысле слова карабкаться. Дома были окружены просторными лужайками с террасами из цветов и поражали размерами и роскошью — дома богатых людей. Улицы совершенно не походили одна на другую. Временами попадались густые рощицы. А в конце Олимпик-Драйв начинался настоящий лес.
— Хотела бы я здесь жить, — мечтательно произнесла Джуни. Во всяком случае, лучше, подумала она, чем наши типовые домики без фундамента. И крыши здесь не сносит первым же порывом ветра.
Высоко в небе между облаков быстро двигалась серебристая точка. Спустя мгновенье донесся слабый, приглушенный гул.
— Реактивный, — сказала Джуни.
Рэгл замер на тротуаре и, прикрыв рукой глаза, вглядывался в небо.
— Смотришь, не русский ли это бомбардировщик? — озорным тоном спросила она.
— Хотел бы я знать, что там вообще происходит.
— Интересно, чем занят Господь?
— Нет, Господь тут ни при чем. Я имею в виду всю эту муть, что летает туда-сюда.
— Помнишь, Вик рассказывал вчера, как искал в ванной шнур от выключателя? — спросила Джуни.
— Помню, — выдохнул Рэгл, карабкаясь по склону.
— Я над этим задумалась. Со мной такого не случалось.
— Ну и хорошо.
— Кроме одного раза. Однажды я вышла подмести перед крыльцом. И тут в доме зазвонил телефон. Было это около года назад. А я как раз ждала звонка. — Позвонить должен был одноклассник, но эту деталь Джуни решила опустить. — Ну вот, я бросила щетку и помчалась в дом. Ты же знаешь, что у нас на крыльце две ступеньки?
— Да, — ответил Рэгл, внимательно на нее взглянув.
— Я побежала. И сделала три шага. То есть я думала, что там еще одна ступенька. Нет, я, конечно, не произносила про себя: вот, мол, мне надо подняться на три ступеньки...
— Ты хочешь сказать, что машинально сделала три шага?
— Да...
— Упала?
— Нет. Вот если бы их было три, а я решила, что две, тогда бы я шлепнулась и выбила зубы. А тут — странное ощущение. Пытаешься сделать лишний шаг, а нога проваливается — хлоп!
Джуни замолчала. Каждый раз, когда приходилось что-нибудь объяснять, она терялась и путалась.
— Хм, — произнес Рэгл.
— Вик имел в виду что-то подобное, да?
— Хм, — снова промычал Рэгл, и она оставила эту тему. Было видно, что он не намерен ее обсуждать.
Джуни легла на спину, вытянулась в теплых лучах солнца и закрыла глаза. Она захватила с собой похожее на полотенце одеяло в бело-голубую полоску, на котором сейчас и лежала. Ее черный шерстяной купальник — трусики и лифчик — напоминал Рэглу о прошлом: машины с откидными сидениями, футбольные матчи и оркестр Глена Миллера. Смешные радиолы из фанеры и дерева, которые они таскали на пляж. Торчащие из песка бутылки из-под кока-колы, длинноволосые блондинки, упирающиеся локтями в песок, как на рекламе «Когда-то я была пугалом».
Он предавался воспоминаниям, пока Джуни не открыла глаза. Как всегда в его присутствии, она была без очков.
— Привет!
— Ты очень привлекательная.
— Спасибо, — улыбнулась Джуни и снова закрыла глаза.
Привлекательная, думал он, хотя и не созревшая. Не то чтобы тупая или умственно отсталая — просто застрявшая на старшем школьном возрасте.
По траве пронеслась визжащая стайка мокрых насквозь ребятишек. В бассейне плескалась молодежь, причем отличить парней от девушек можно было только по купальникам.
Неподалеку на обочине мороженщик развернул свою белую эмалевую тележку; позвякивали колокольчики, созывая детей.
Опять колокольчики, подумал Рэгл. Неужели ключ указывал на то, что я заберусь сюда с Джуни Блэк? С Джунией, как она любит себя называть, следуя испорченному вкусу.
Неужели я могу увлечься маленькой шлюшкой, вчерашней школьницей, выскочившей замуж за скромного трудягу и до сих пор предпочитающей банановый сок и всякую дрянь хорошему вину, доброму виски и даже крепкому темному пиву?
Великие умы, думал Рэгл, теряются при встрече с таким типом сознания. Единство и борьба противоположностей. Инь и ян. Старый доктор Фауст встречает подметающую дорожку крестьянку — и где все его книги, знания, философия?
Вначале было слово.
Или дело, если ты — Фауст.
Склонившись над спящей девушкой, Рэгл прошептал:
— Im Anfang war die Tat...
— Иди к черту, — пробормотала она.
— Ты хоть знаешь, что я сказал?
— Нет.
— И тебе не интересно?
Джуни с усилием открыла глаза и сказала:
— Слушай, все мои языковые познания — это два года испанского в школе. Так что не пудри мне мозги. — Нахмурившись, она повернулась на бок и отодвинулась.
— Это были стихи. Я хотел любить тебя.
Она откатилась назад и уставилась на него.
— Ты хочешь, чтобы я любил тебя? — спросил Рэгл.
— Надо подумать, — прошептала Джуни. — Нет, это у нас не пройдет. Билл или Марго накроют. Хлопот не оберешься, сколько будет неприятностей, тебя, чего доброго, еще попрут с конкурса.
— Все любят любовников. — С этими словами он склонился над ней, взял за горло и поцеловал в губы. Рот у нее оказался сухой и маленький. Девушка попыталась вырваться, и ему пришлось схватить ее за шею двумя руками.
— На помощь, — слабо выдохнула она.
— Я люблю тебя, — сказал Рэгл.
Джуни дико на него посмотрела, зрачки стали горячими и черными, словно она подумала... Бог знает, что она подумала. Может, и ничего. Получилось, как будто он поймал маленького дикого тонкорукого зверька. Зверек был весьма подвижен, сопротивлялся и трепыхался под ним, его коготки впились ему в руку; но он не умел рассуждать, строить планы или смотреть в будущее. Если его отпустить — отскочит на несколько ярдов, оближет шкурку и все забудет. Страх пройдет, зверек успокоится и даже не вспомнит о случившемся.
Могу поклясться, она каждый раз удивляется, когда в начале месяца приходит за платой почтальон, подумал Рэгл. Какие газеты? Какой почтальон? Почему два пятьдесят?
— Хочешь, чтобы нас вышвырнули из парка? — прошипела Джуни ему в ухо. Ее лицо было прямо под ним — недовольное, сморщенное, сердитое.
Проходящая мимо пара заулыбалась.
Сознание девственницы, подумал Рэгл. Есть в ней что-то трогательное... наверно, способность забывать, позволяющая каждый раз обретать невинность. Как бы далеко ни заходили ее отношения с мужчинами, она остается прежней. Такой же, как и была. В свитере и туфлях лодочкой. Даже когда ей исполнится тридцать, тридцать пять, сорок. Она станет больше пользоваться косметикой, сделает другую прическу, может быть, сядет на диету. Но в остальном будет неизменной.
— Ты же не пьешь, да? — От жары и глупой ситуации ему страшно захотелось пива. — Сходим в бар?
— Нет, — отмахнулась она. — Я хочу загорать.
Он помог ей поднятья. Она сразу же села, наклонилась, чтобы поправить тесемки и отряхнуть траву с колен.
— Что скажет Марго? — начала Джуни. — Она и так шпионит за нами, вынюхивает, что бы еще откопать.
— Марго скорее всего сочиняет свою петицию. Они хотят заставить городские власти расчистить руины.
— Достойное дело. По крайней мере, лучше, чем интересоваться чужой жизнью.
Джуни вытащила из сумки лосьон для загара и принялась втирать его в плечи, демонстративно не обращая на Рэгла внимания.
Он знал, что когда-нибудь своего добьется. Нужно только создать подходящую обстановку и настроение, а игра стоит свеч. Ради этого и поднапрячься не грех.
Ну и дурак же этот Блэк, сказал он себе.
Сразу за парком раскинулось неровное поле в бело-зеленых пятнах, глядя на которые Рэгл вспомнил Марго. Развалины. Отсюда их хорошо видно. Бетонные фундаменты бывшего города. Бульдозер так и не сравнял их с землей. Сами жилые дома и прочие сооружения давно рассыпались. Много лет назад, оставив после себя потрескавшиеся, изломанные, пожелтевшие каменные блоки. Отсюда они неплохо смотрелись.
Видны были снующие в развалинах ребятишки. Любимое место для игр. Сэмми тоже частенько там пропадает. Подвалы стали пещерами. Склепами. Наверное, Марго права: рано или поздно кто-нибудь там задохнется или заразится столбняком, оцарапавшись ржавой проволокой.
А мы сидим здесь, думал Рэгл. Загораем на солнышке. В то время, как Марго пытается положить муниципалитет на лопатки, принести пользу обществу.
— Что ж, нам пора, — обратился он к Джуни. — Мне еще надо оформить ответ.
Это моя работа, иронически подумал он. А Вик сейчас надсаживается в своем супермаркете, а Билл — в водоканале.
От таких мыслей еще больше захотелось пива. Когда под рукой банка пива, его ничто не может вывести из себя. И щемящее беспокойство ощущается не так остро.
— Слушай, — сказал Рэгл, поднимаясь. — Я пройдусь вверх по холму и взгляну, нет ли у них пива. Все может быть.
— Только оденься.
— Ты что-нибудь будешь? Безалкогольное пиво? Кока-колу?
— Нет, спасибо, — ответила Джуни подчеркнуто вежливо.
Пробираясь к киоску по заросшему травой склону, он думал о том, что рано или поздно ему придется столкнуться с Биллом Блэком. В схватке.
Трудно представить, как поведет себя Билл, когда узнает. Может, он из тех, кто без разговоров хватает охотничье ружье двадцать второго калибра и палит по ступившему на священное Елисейское поле, где, кроме него, смеет прогуливаться лишь сам Господь Бог.
Рэгл вышел на цементированную дорожку, вдоль которой стояли деревянные скамейки. На них отдыхали люди, в основном пожилые — любовались склоном горы и бассейном внизу. Одна толстенькая старушка ему улыбнулась.
«Она что, знает? — спросил он себя. — То, что она видела там, внизу — не счастливое весеннее заигрывание, а грех. Почти измена».
— Добрый день, — радушно сказал Рэгл.
Старушка так же радушно закивала в ответ.
Порывшись в карманах, он нашел немного мелочи. У киоска с прохладительными напитками выстроились в очередь ребятишки. Они стояли за пончиками. Кроме того, продавали пироги, эскимо и апельсиновый сок.
Вокруг было спокойно и тихо.
Неожиданно Рэгл испытал острый приступ отчаяния. Как все-таки бездарно он провел жизнь. Полюбуйтесь, в сорок шесть лет человек целыми днями сидит дома и разгадывает дурацкие конкурсные задания из газеты. Ни приличной уважаемой работы. Ни детей. Ни жены. Ни собственного дома. Валяет дурака с соседской женой.
Бессмысленная жизнь. Вик прав.
Собственно, я могу и бросить этот конкурс, подумал Рэгл. Податься куда-нибудь. Попотеть в нефтеносных краях в пробковом шлеме. Или складывать цифры за конторкой в какой-нибудь страховой компании. Или заняться недвижимостью.
Все что угодно будет солиднее. Ответственнее. А так я все больше застреваю в затянувшемся детстве. Хобби... Все равно что клеить модели самолетиков.
Стоящий впереди ребенок получил свою конфетку и ускакал. Рэгл выложил пятьдесят центов.
— Пиво у вас есть?
Фраза прозвучала неожиданно смешно. Голос Рэгла был тонким и далеким. Продавец в белом фартуке и колпаке замер и уставился на него. Ничего не происходило. И звуки пропали. Дети, машины, ветер — все затихло.
Пятидесятицентовая монета провалилась сквозь дерево, упала и исчезла.
«Умираю, — подумал Рэгл. — Или еще хуже».
Ужас охватил его. Он попытался что-нибудь сказать, но губы не двигались.
«Только не это! — подумал Рэгл. — Только не это опять!
Со мной снова происходит то же самое».
Киоск с прохладительными напитками распался на куски. На молекулы. Он видел эти молекулы — бесцветные, вообще никакие; раньше они образовывали киоск. Потом сквозь киоск проступил возвышающийся позади него холм, деревья и небо. Рэгл увидел, как киоск с напитками просто исчез вместе с продавцом, кассовым аппаратом, огромной колбой апельсинового сока, кружочками под кока-колу и безалкогольное пиво, шеренгой заиндевевших бутылок, джемом для бутербродов, грилем для сосисок, банками с горчицей, полками со стаканчиками и целым рядом круглых металлических крышек, под которыми помещались различные сорта мороженного.
На месте всего этого лежал листочек бумаги. Рэгл протянул руку и взял его. Крупными буквами было напечатано:
КИОСК С ПРОХЛАДИТЕЛЬНЫМИ НАПИТКАМИ
Повернувшись, Рэгл неуверенно пошел назад мимо играющих детей, мимо скамеек со старухами. По дороге сунул руку в карман пиджака и нащупал металлическую коробочку. Потом остановился, открыл ее и взглянул на лежавшие там листки. Добавил к ним еще один.
Итого шесть. Шесть раз.
Ноги подкашивались, на лице выступил ледяной пот. Он стекал за воротник, за зеленый шерстяной галстук.
Рэгл побрел вниз по склону, к Джуни.
Глава 4
После захода солнца Сэмми Нильсон еще целый час носился по Развалинам. Вместе с Батчем Кляйном и Лео Тарски они натаскали такую кучу черепицы, что она тянула на серьезную оборонительную позицию. Ее можно было удерживать практически бесконечно. Теперь оставалось только набрать комьев грязи, желательно с длинными пучками травы, чтобы вести обстрел.
Подул вечерний ветер. Дрожа от холода, Сэмми присел за бруствер. Окоп, конечно, следовало углубить. Увидев торчащую из земли доску, он изо всех сил навалился на нее. Доска вывернула из земли несколько кирпичей, кучу золы, корни, траву и грязь. Внизу оказался проем между двумя бетонными плитами, служившими ранее либо фундаментом, либо частью водопровода.
Страшно подумать, что тут может храниться!.. Упав на живот, Сэмми принялся горстями выгребать штукатурку и куски бетона с торчащей проволокой. Руки саднило, но он продолжал лихорадочно работать.
Напрягая зрение, Сэмми разглядел торчащий из расщелины желтый том. Телефонная книга. А за ней — вымоченные дождем журналы.
Он принялся за дело с удвоенной энергией.
Перед обедом в гостиной Рэгл попросил Вика уделить ему несколько минут. Увидев мрачное лицо зятя, Вик спросил:
— Хочешь, чтобы я закрыл дверь?
— Не надо, — сказал Рэгл.
— Это касается конкурса?
— Я решил добровольно из него выйти. Для меня это слишком. Напряжение и... Слушай! — Он наклонился к Вику, глаза налились кровью. — Вик, у меня нервный срыв. Марго ничего не говори. — Его голос задрожал. — Я хочу с тобой посоветоваться.
Вик растерянно молчал.
— Это из-за конкурса, — произнес он наконец.
— Может быть. — Рэгл сделал неопределенный жест.
— И давно?
— Уже несколько недель. Два месяца. Не помню.
Он замолчал, уставившись в пол.
— А ты говорил с людьми из газеты?
— Нет.
— Они же поднимут шум.
— Меня это не волнует! Я не могу продолжать. Мне нужно куда-нибудь уехать. Может быть, за границу.
— Дела, — выдохнул Вик.
— Я вымотался вконец. Отдохну полгодика, авось поможет. Могу заняться физическим трудом. Пойду на конвейер. Или поработаю где-нибудь на воздухе. Я хочу поговорить с тобой о финансовой стороне дела. За прошедший год я вносил в среднем около двухсот пятидесяти долларов в месяц на расходы.
— Да, — кивнул Вик. — Я знаю.
— Сможете вы с Марго обойтись без этой суммы? Платить за дом, за машину, за все остальное?
— Конечно, — ответил Вик. — Думаю, сможем.
— Я тебе выпишу чек на шестьсот долларов. На всякий случай. Если возникнет необходимость — используй его. Но лучше сделай вклад. Чеки действуют месяц или около того, а так будешь получать свои четыре процента.
— Ты еще не говорил Марго?
— Пока нет.
В дверях появилась Марго.
— Обед почти готов. Чего это вы сидите тут такие мрачные?
— Дела, — бросил Вик.
— Можно послушать?
— Нет, — сказали они одновременно.
Не говоря ни слова, она вышла.
— Продолжим, — сказал Рэгл, — если ты не против. Я, может быть, лягу в военный госпиталь. Я все-таки ветеран и имею право на медицинское обслуживание. Правда, сомневаюсь, что это по их части. Кроме того, думаю, не использовать ли закон о военнослужащих? Поступить в университет?
— На какой факультет?
— Ну, скажем, на философский.
Вику показалось это странным.
— Зачем? — спросил он.
— Потому что философия — убежище и утешение.
— Не знаю. Может, когда-то и была. Для меня философия — нечто имеющее отношение к теории сверхчувствительной реальности и смыслу жизни.
— Ну и что тут плохого? — упрямо спросил Рэгл.
— Да ничего, если ты уверен, что это поможет.
— Я кое-что прочел в свое время, — сказал Рэгл. — Епископ Беркли. Идеалисты. Ну, например, — он махнул рукой в сторону стоящего в углу пианино, — откуда мы знаем, что это пианино существует?
— Мы этого не знаем, — ответил Вик.
— Может быть, его и нет.
— Ты прости, — смущенно проговорил Вик, — но для меня это все игра слов.
Услышав это, Рэгл побелел как стена, челюсть его отвисла. Уставившись на Вика, он стал медленно подниматься из кресла.
— С тобой все в порядке? — не выдержал Вик.
— Я должен подумать, — с трудом выговорил Рэгл. Он наконец встал. — Ты меня извини. Мы как-нибудь потом поговорим еще. А сейчас обед или что там...
Рэгл вышел из комнаты.
Бедняга, подумал Вик. Похоже, конкурс его доконал. Еще бы, сидеть целый день в одиночестве... бесцельно.
— Помочь тебе накрыть на стол? — спросил он жену.
— Все готово, — откликнулась Марго.
Рэгл прошел через столовую и скрылся в ванной.
— Что с ним? — поинтересовалась Марго. — Рэгл сегодня не в себе. Какой-то несчастный. Его не исключили из конкурса? Он бы, конечно, мне сказал, но...
— Потом объясню.
Вик обнял и поцеловал жену. Она нежно к нему прижалась.
Если бы у Рэгла была семья, ему было бы легче, подумал Вик. Семья. В этом мире нет ничего более важного. И никто не сможет этого отнять.
За обеденным столом Рэгл сидел глубоко погруженный в свои мысли. Расположившийся напротив него Сэмми болтал о своем клубе и его мощной военной технике. Рэгл не слушал.
Подул вечерний ветер. Дрожа от холода, Сэмми присел за бруствер. Окоп, конечно, следовало углубить. Увидев торчащую из земли доску, он изо всех сил навалился на нее. Доска вывернула из земли несколько кирпичей, кучу золы, корни, траву и грязь. Внизу оказался проем между двумя бетонными плитами, служившими ранее либо фундаментом, либо частью водопровода.
Страшно подумать, что тут может храниться!.. Упав на живот, Сэмми принялся горстями выгребать штукатурку и куски бетона с торчащей проволокой. Руки саднило, но он продолжал лихорадочно работать.
Напрягая зрение, Сэмми разглядел торчащий из расщелины желтый том. Телефонная книга. А за ней — вымоченные дождем журналы.
Он принялся за дело с удвоенной энергией.
Перед обедом в гостиной Рэгл попросил Вика уделить ему несколько минут. Увидев мрачное лицо зятя, Вик спросил:
— Хочешь, чтобы я закрыл дверь?
— Не надо, — сказал Рэгл.
— Это касается конкурса?
— Я решил добровольно из него выйти. Для меня это слишком. Напряжение и... Слушай! — Он наклонился к Вику, глаза налились кровью. — Вик, у меня нервный срыв. Марго ничего не говори. — Его голос задрожал. — Я хочу с тобой посоветоваться.
Вик растерянно молчал.
— Это из-за конкурса, — произнес он наконец.
— Может быть. — Рэгл сделал неопределенный жест.
— И давно?
— Уже несколько недель. Два месяца. Не помню.
Он замолчал, уставившись в пол.
— А ты говорил с людьми из газеты?
— Нет.
— Они же поднимут шум.
— Меня это не волнует! Я не могу продолжать. Мне нужно куда-нибудь уехать. Может быть, за границу.
— Дела, — выдохнул Вик.
— Я вымотался вконец. Отдохну полгодика, авось поможет. Могу заняться физическим трудом. Пойду на конвейер. Или поработаю где-нибудь на воздухе. Я хочу поговорить с тобой о финансовой стороне дела. За прошедший год я вносил в среднем около двухсот пятидесяти долларов в месяц на расходы.
— Да, — кивнул Вик. — Я знаю.
— Сможете вы с Марго обойтись без этой суммы? Платить за дом, за машину, за все остальное?
— Конечно, — ответил Вик. — Думаю, сможем.
— Я тебе выпишу чек на шестьсот долларов. На всякий случай. Если возникнет необходимость — используй его. Но лучше сделай вклад. Чеки действуют месяц или около того, а так будешь получать свои четыре процента.
— Ты еще не говорил Марго?
— Пока нет.
В дверях появилась Марго.
— Обед почти готов. Чего это вы сидите тут такие мрачные?
— Дела, — бросил Вик.
— Можно послушать?
— Нет, — сказали они одновременно.
Не говоря ни слова, она вышла.
— Продолжим, — сказал Рэгл, — если ты не против. Я, может быть, лягу в военный госпиталь. Я все-таки ветеран и имею право на медицинское обслуживание. Правда, сомневаюсь, что это по их части. Кроме того, думаю, не использовать ли закон о военнослужащих? Поступить в университет?
— На какой факультет?
— Ну, скажем, на философский.
Вику показалось это странным.
— Зачем? — спросил он.
— Потому что философия — убежище и утешение.
— Не знаю. Может, когда-то и была. Для меня философия — нечто имеющее отношение к теории сверхчувствительной реальности и смыслу жизни.
— Ну и что тут плохого? — упрямо спросил Рэгл.
— Да ничего, если ты уверен, что это поможет.
— Я кое-что прочел в свое время, — сказал Рэгл. — Епископ Беркли. Идеалисты. Ну, например, — он махнул рукой в сторону стоящего в углу пианино, — откуда мы знаем, что это пианино существует?
— Мы этого не знаем, — ответил Вик.
— Может быть, его и нет.
— Ты прости, — смущенно проговорил Вик, — но для меня это все игра слов.
Услышав это, Рэгл побелел как стена, челюсть его отвисла. Уставившись на Вика, он стал медленно подниматься из кресла.
— С тобой все в порядке? — не выдержал Вик.
— Я должен подумать, — с трудом выговорил Рэгл. Он наконец встал. — Ты меня извини. Мы как-нибудь потом поговорим еще. А сейчас обед или что там...
Рэгл вышел из комнаты.
Бедняга, подумал Вик. Похоже, конкурс его доконал. Еще бы, сидеть целый день в одиночестве... бесцельно.
— Помочь тебе накрыть на стол? — спросил он жену.
— Все готово, — откликнулась Марго.
Рэгл прошел через столовую и скрылся в ванной.
— Что с ним? — поинтересовалась Марго. — Рэгл сегодня не в себе. Какой-то несчастный. Его не исключили из конкурса? Он бы, конечно, мне сказал, но...
— Потом объясню.
Вик обнял и поцеловал жену. Она нежно к нему прижалась.
Если бы у Рэгла была семья, ему было бы легче, подумал Вик. Семья. В этом мире нет ничего более важного. И никто не сможет этого отнять.
За обеденным столом Рэгл сидел глубоко погруженный в свои мысли. Расположившийся напротив него Сэмми болтал о своем клубе и его мощной военной технике. Рэгл не слушал.