Диккенс Чарльз. Наш общий друг (Книга 1 и 2)

   Все эти дни Джон Роксмит относился к миссис Боффин не как секретарь к жене своего патрона, а скорее как сын к матери. В его обхождении с ней всегда, с самого первого дня, чувствовалась сдержанная, почтительная нежность; то, что было странного в ее платье и манерах, словно и не казалось ему странным. Во время их бесед в его взгляде иногда проскальзывала спокойная, легкая усмешка, и все же радость, которую ему доставляло общение с этой бесхитростной, ласковой, как солнышко, женщиной, могла бы с одинаковой естественностью проявиться и в слезах и в улыбке. Свое полное сочувствие стремлению миссис Боффин взять в дом маленького Джона Гармона и вырастить его Роксмит подтвердил и на словах и на деле, и теперь, когда это доброе стремление завершилось так печально, он отзывался о нем не менее тепло, не менее уважительно, за что миссис Боффин была бесконечно благодарна ему.
   - Большое вам спасибо, мистер Роксмит, - сказала миссис Боффин. Большое, большое спасибо. Я вижу, вы любите детей.
   - По-моему, их все любят.
   - Должны бы любить, - сказала миссис Боффин, - да мы не всегда делаем то, что должны. Ведь правда?
   Джон Роксмит ответил:
   - Есть, к счастью, другие люди, те, кто восполняет недостатки своих ближних. Мистер Боффин рассказывал мне, что были дети, которых вы очень любили.
   - Он сам их не меньше любил! Да ведь у него всегда так: все хорошее на меня сваливает. А почему вы такой печальный, мистер Роксмит?
   - Разве?
   - Я сужу по голосу. У вас было много братьев и сестер?
   Он покачал головой.
   - Вы были единственным ребенком?
   - Нет, был еще один. Но он давно умер.
   - А отец с матерью живы?
   - Умерли.
   - Может, из родни кто есть?
   - Никого не осталось. Да у меня ее, кажется, и не было. Я о родственниках никогда не слышал.
   В эту минуту в комнату легкими шагами вошла Белла. Они не заметили ее, и она отступила к дверям, не зная, как ей быть - остаться или уйти.
   - Не обижайтесь на меня, старуху, - продолжала миссис Боффин, - и скажите правду. Мистер Роксмит, у вас не было неудачи в сердечных делах?
   - Нет, не было. Почему вы об этом спрашиваете?
   - А вот почему: вы иной раз бываете такой... как бы это сказать?., понурый, что ли. Это в ваши-то годы! Вам, верно, и тридцати нет?
   - Тридцати еще не исполнилось.
   Решив, что теперь самая пора дать знать о своем присутствии, Белла кашлянула, чтобы привлечь их внимание, извинилась и спросила, не уйти ли ей - она, кажется, прервала деловой разговор?
   - Нет, не уходите, - сказала миссис Боффин. - К делу мы сейчас только приступим, и вас, Белла, это касается теперь не меньше, чем меня. Но я хочу, чтобы и мой Нодди присутствовал на нашем совете. Будьте так добры, сходите кто-нибудь за моим Нодди.
   Роксмит взялся исполнить это поручение и вскоре вернулся в обществе трусившего рысцой мистера Боффина. Белла почему-то заволновалась, думая, о чем же сейчас пойдет речь? И успокоилась лишь тогда, когда миссис Боффин заговорила.
   - Садитесь-ка рядом со мной, душенька, - начала эта достойная женщина, с удобством устраиваясь на широкой оттоманке посреди комнаты и беря Беллу под руку. - А ты, Нодди, сядешь здесь, а мистер Роксмит вон там. Так вот о чем нам надо поговорить: я получила письмецо от мистера и миссис Милви, такое ласковое, что слов нет! Мистер Роксмит прочитал мне его вслух, потому что я плохо разбираю по-письменному. Они предлагают подыскать другого ребенка, которого я могла бы назвать как мне хочется и взять на воспитание... и, узнав об этом; я крепко задумалась.
   - А уж если задумалась, держись! - послышался восхищенный шепот мистера Боффина. - Ей только начать трудно, а дальше мысли из нее так и прут, как пар из паровоза.
   - Да... задумалась я, - повторила миссис Боффин, просияв от комплимента мужа. - И надумала я две вещи. Первая вот какая: не хочется мне больше воскрешать имя Джона Гармона. Несчастливое это имя, назовешь им еще одного малыша, а оно опять принесет горе, и будешь себя потом корить.
   - А скажите, - с озабоченным видом обратился мистер Боффин к секретарю, всецело полагаясь на его суждение, - суеверием тут не пахнет?
   - Миссис Боффин руководствуется чувством, - мягко ответил Роксмит. Это имя всегда было несчастливым, а теперь с ним связаны новые тяжелые воспоминания. Оно отжило свой век. Стоит ли воскрешать его? Мисс Уилфер, разрешите вас спросить, как вы считаете?
   - Мне это имя не принесло счастья, - сказала Белла, вспыхнув. - Во всяком случае до тех пор, пока оно не привело меня сюда. Но дело не в этом. Мы назвали Джоном Гармоном бедного малыша, а он так растрогал меня своей лаской, что я, кажется, буду ревновать, если Джоном Гармоном назовут другого ребенка. Я не смогу называть его именем, которое стало мне дорого.
   - Ваше мнение тоже такое? - снова обратился мистер Боффин к секретарю, внимательно глядя на него.
   - Я повторяю, тут надо полагаться на чувство, - ответил Роксмит. - И мне кажется, что чувства мисс Уилфер очень тонки и благородны.
   - Теперь послушаем твое мнение, Нодди, - сказала миссис Боффин.
   - Мое мнение, старушка, - заявил Золотой Мусорщик, - твое мнение.
   - Значит, - сказала миссис Боффин, - мы все согласны, что воскрешать имя Джона Гармона не нужно. Пусть покоится в могиле. Мистер Роксмит говорит, что надо полагаться на чувство, но, боже ты мой! сколько на свете таких дел, где лишь на чувство и надо полагаться! Ну, хорошо! А теперь, голубушка моя Белла, и вы, мистер Роксмит, послушайте, что я еще надумала. Когда мы с мужем впервые заговорили о моем желании усыновить мальчика-сиротку в память Джона Гармона, я сказала: "Как утешительно думать, что какому-нибудь бедняжке пойдут на пользу деньги Джона и он не будет такой несчастный, заброшенный, каким был Джон!"
   - Браво! - воскликнул мистер Боффин. - Так и сказала, слово в слово! Бис!
   - Подожди, Нодди, - возразила ему миссис Боффин. - Это еще не все, не вовремя ты со своим "бисом". Я от собственных слов не отказываюсь, как тогда говорила, так и сейчас скажу. Но вот умер наш малютка, и стало мне думаться: а может быть, я тут больше всего сама себя ублажала? Все разыскивала такого ребенка, чтобы и личиком помилее и чтобы приглянулся мне. Ведь если хочешь сделать добро, так делай это ради самого добра, а уж о том, что тебе нравится или не нравится, забудь!
   - А может быть, - сказала Белла, и, может быть, тут она вспомнила те странные отношения, которые когда-то связывали ее с ныне покойным Джоном Гармоном. - ...Может быть, воскрешая это имя, вы хотели дать его ребенку не менее милому вам, чем его тезка. Ведь к нему вы всегда питали нежные чувства.
   - Вот какая вы добрая, голубушка! - сказала миссис Боффин, пожимая ей руку. - Нашли чем меня оправдать! Может статься, так оно и было. Конечно, доля правды здесь есть, но только доля, а не вся правда. Впрочем, сейчас это не важно, ведь мы решили, что с именем Джон Гармон надо покончить.
   - И оставить его только в воспоминаниях, - задумчиво проговорила Белла.
   - Вы лучше меня сказали, голубушка. "И оставить его только в воспоминаниях". Ну, так вот, я и надумала: если брать на себя заботы о каком-нибудь сироте, пусть он будет для меня не баловнем, не забавой, а ребенком, которому надо помочь ради него самого.
   - И не обязательно, чтобы хорошенький? - спросила Белла.
   - Нет, - твердо ответила миссис Боффин.
   - И не обязательно, чтобы располагал к себе? - спросила Белла.
   - Нет, - повторила миссис Боффин. - Не обязательно. Уж как будет, так будет. Есть один хороший мальчик, которого судьба не побаловала такими достоинствами, но он честный, работящий и заслуживает того, чтобы ему помогли. Вот я и решила, если о себе не думать, значит ему и надо помочь.
   Тут в дверях появился лакей, который не так давно был оскорблен в своих лучших чувствах. Он подошел к Роксмиту и извиняющимся тоном доложил о госте с предосудительным именем "Хлюп".
   Все четверо участников совещания переглянулись между собой и замолчали.
   - Позвать его сюда, миссис Боффин? - спросил Роксмит.
   - Да, - сказала она. После чего лакей удалился, потом снова появился в сопровождении Хлюпа и вышел, преисполненный негодования.
   Заботами самой миссис Боффин Хлюп был одет в черную пару, и портной, шивший ее, получил от Роксмита приказ пустить в ход все свое искусство, чтобы по возможности скрыть на ней пуговицы и застежки. Но хилость фигуры Хлюпа ваяла верх над всеми ухищрениями портновской науки, и теперь он стоял перед членами совещания точно Аргус *, ослепляя их поблескиванием, подмаргиванием, сверканьем и мерцаньем сотни ярких металлических глаз. Изысканный вкус какого-то неизвестного шляпника снабдил его головной убор черной лентой, закупленной, вероятно, оптом; лента была плоеная от тульи до полей и сзади заканчивалась бантом, при виде которого воображение человеческое пасовало и разум поднимал бунт. Особые силы, присущие ногам Хлюпа, уже успели собрать его брюки гармошкой у щиколоток, а на колени напустить мешками; руки, наделенные такими же способностями, вздернули рукава к локтям, обнажив кисти. Ко всему этому великолепию следует добавить чрезвычайно короткие фалдочки да зияющий провал на том месте, где полагается быть животу, - и портрет Хлюпа будет готов.
   - Ну, как там Бетти, дружок? - спросила его миссис Боффин.
   - Спасибо, ничего, - ответил Хлюп. - Шлет вам поклон, благодарит за чай и за все заботы и справляется о здоровье вашего семейства.
   - Ты только что пришел, Хлюп?
   - Да, сударыня.
   - Значит, пообедать еще не успел?
   - Нет, сударыня, но собираюсь. Разве я забуду, как вы мне наказывали: не уходи, пока тебя не угостят мясом, пивом и пудингом... Нет! Их четыре было! Я же помню - сам подсчитывал, когда ел. Мясо - раз, пиво - два, овощи - три... а кто же четвертый? Пудинг! Вот кто четвертый! - Тут Хлюп запрокинул назад голову, широко открыл рот и засмеялся, сам не свой от восторга.
   - А питомцы? Как они, бедняжки? - спросила миссис Боффин.
   - Все обошлось, сударыня! Поправляются!
   Миссис Боффин переглянулась с остальными тремя членами совещания и потом проговорила, поманив к себе мальчика.
   - Хлюп!
   - Да, сударыня!
   - Подойди поближе, Хлюп. Скажи, тебе хотелось бы обедать здесь каждый день?
   - Каждый день, и чтобы все четыре, сударыня? О сударыня! - Чувства, нахлынувшие на Хлюпа, вынудили его стиснуть в руках шляпу и согнуть правую ногу в колене.
   - Да. И чтобы тебя взяли сюда совсем и заботились бы о тебе, если ты заслужишь наши заботы?
   - О сударыня!.. А как же миссис Хигден? - Хлюп сразу забыл о своем восторге и, попятившись назад, с озабоченным видом закачал головой. - Миссис Хигден-то как же? Она на первом месте. Лучшего друга, чем миссис Хигден, у меня и быть не может. За нее, за миссис Хигден, надо крутить. Если за нее не будешь крутить, что с ней станется? - При одной только мысли, что на миссис Хигден может свалиться такая непоправимая беда, Хлюп побледнел и пришел в страшное волнение.
   - Ты прав, Хлюп, прав! - сказала миссис Боффин. - И не мне тебя отговаривать! Но мы об этом позаботимся. Если подыщем кого-нибудь, кто будет крутить за Бетти Хигден, ты переберешься сюда на постоянное житье, а ей и по-другому можно помогать, не только тем, что каток крутить.
   - Да все равно! - воскликнул ликующий Хлюп. - Ведь крутить-то приходится по ночам. Здесь я буду днем с утра до вечера, а как ночь, так крутить. Спать я не захочу, бог с ним, со сном! А уж если приспичит вздремнуть, - после минутного раздумья смущенно добавил он, - что ж, вздремну у катка. Сколько раз так бывало - кручу и сплю, да еще как сладко!
   В порыве благодарности Хлюп поцеловал у миссис Боффин руку потом шагнул в сторону, чтобы дать простор своим чувствам, запрокинул назад голову, широко открыл рот и разразился унылым воплем. Это делало честь его сердцу, но предвещало соседям немалое беспокойство в будущем, так как лакей, заглянувший в комнату, извинился за свое непрошеное появление и пояснил его тем, что "ему показалось, будто здесь кошки".
   ГЛАВА XI - Кое-что о сердечных делах
   Из маленькой пришкольной квартирки с маленькими оконцами, похожими на игольное ушко, и маленькой дверью, похожей на переплет букваря, маленькая мисс Пичер зорко наблюдала за предметом своих тайных воздыханий Любовь хоть она, как говорят, и страдает слепотой - страж бдительный, и мисс Пичер не давала этому стражу ни минуты отдыха в слежке за мистером Брэдли Хэдстоном. По натуре своей мисс Пичер не была соглядатаем, ей не было свойственно ни коварство, ни интриганство, ни злобствование - просто она любила Брэдли без взаимности, отдавая ему весь тот несложный, бесхитростный запас чувств, по которому ей никогда не приходилось сдавать экзамены и удостаиваться аттестатов. Если б ее верная грифельная доска обладала свойствами лакмусовой бумаги, а грифель - свойствами симпатических чернил, сколько неожиданных для учеников маленьких трактатов проступило бы сквозь столбики сухих цифр на этой доске от одного только соседства с пылким сердцем мисс Пичер! - ибо после уроков, наслаждаясь тихим досугом в тихом пришкольном домике, она не раз поверяла своей конфидентке - грифельной доске - вымышленные описания того, как однажды, в благоуханные вечерние сумерки, у огорода за углом появились две человеческие фигуры, из которых одна мужская, склонилась к другой - женской, несколько полноватой и низенькой, и чуть слышно прошептала: "Эмма Пичер! Ты согласна стать моею?" После чего голова женской фигуры поникла на плечо, принадлежащее мужской фигуре, и все дальнейшее утонуло в ликующем пении соловьев. Ученицы мисс Пичер и не подозревали, что Брэдли Хэдстон незримо присутствует даже на уроках. Взять, к примеру, географию. Опережая лаву, Брэдли Хэдстон торжествующе вылетал из Этны и Везувия, без всякого вреда для себя варился в горячих источниках Исландии и величественно проплывал по Гангу и Нилу. Что задано по истории о могущественном властелине мира? Вот он перед вами - в панталонах цвета соли с перцем и при часах на волосяной цепочке, обвитой вокруг шеи. Каллиграфия? Большинство учениц мисс Пичер научились выводить заглавные "Б" и "X" на полгода раньше, чем все остальные буквы алфавита. А устный счет под началом мисс Пичер частенько превращался в закупку совершенно баснословного по своему богатству гардероба для Брэдли Хэдстона: восемьдесят четыре галстука по два шиллинга девять с половиной пенсов каждый, две дюжины серебряных часов по четыре фунта пятнадцать шиллингов и шесть пенсов, семьдесят четыре черных шляпы по восемнадцать шиллингов, и много тому подобных излишеств.
   Бдительный страж, пользующийся ежедневной возможностью косить глаза в сторону Брэдли, вскоре известил мисс Пичер, что за последнее время вид у Брэдли стал еще более озабоченный и что он ходит потупившись, с хмурым лицом, точно ломая голову над какими-то трудными задачами, которые не встречаются в школьном курсе. Сопоставив то и другое - причем в графу "то" были отнесены теперешний вид Брэдли и его частое общение с Чарли Хэксемом, а в графу "другое" вписан их недавний визит к сестре Хэксема, - страж поделился с мисс Пичер своими подозрениями, что виной всему этому вышеупомянутая сестра.
   - А любопытно знать, - сказала однажды мисс Пичер, отвлекаясь от составления еженедельного классного отчета, - как зовут сестру Хэксема?
   Неизменно присутствующая и неизменно преданная Мэри-Энн, сидевшая за шитьем, подняла руку.
   - Да, Мэри-Энн?
   - Ее зовут Лиззи, мисс Пичер.
   - Такое имя вряд ли существует, Мэри-Энн, - назидательным тоном, нараспев протянула мисс Пичер. - Разве при крещении могут дать имя "Лиззи", Мэри-Энн?
   Мэри-Энн положила шитье на стол, поднялась, зацепила левую руку крючком за локоть правой, как на уроке, и ответила:
   - Нет, это уменьшительное, сударыня.
   - Кто ее так назвал? - по привычке продолжала мисс Пичер, но вовремя спохватилась, потому что Мэри-Энн с чисто богословским рвением уже была готова распространиться на тему о восприемниках и восприемницах при обряде крещения. - Уменьшительное от какого имени?
   - От Элизабет или от Элизы, мисс Пичер.
   - Правильно, Мэри-Энн. Имелись ли в раннюю пору христианской церкви святые Лиззи, сомнительно, весьма сомнительно. - Какое глубокомыслие проявила мисс Пичер в этом вопросе! - Следовательно, изъясняясь по возможности точнее, мы скажем, что сестру Хэксема зовут Лиззи, но при крещении имя ей дано другое. Так, Мэри-Энн?
   - Так, мисс Пичер.
   - И где же, - продолжала мисс Пичер, довольная своей весьма прозрачной уловкой, будто этот маленький экзамен должен был пойти на пользу не ей самой, а Мэри-Энн, - где живет эта девица, которую зовут Лиззи уменьшительное от Элизабет или Элизы? Подумай хорошенько, прежде чем ответить.
   - На Черч-стрит, Смит-сквер, недалеко от Милбэнка, мисс Пичер.
   - На Черч-стрит, Смит-сквер, недалеко от Милбэнка, - повторила мисс Пичер, словно это было давно известно ей по учебнику. - Совершенно верно. А чем эта девица занимается? Не торопись, Мэри-Энн.
   - Она работает в портняжной мастерской, в Сити, мисс Пичер.
   - А-а! - задумчиво протянула мисс Пичер, но тут же подхватила утвердительным тоном: - В портняжной мастерской, в Сити. Да-а?
   - А Чарли... - снова заговорила Мэри-Энн и осеклась под взглядом мисс Пичер. - Я хотела сказать - Хэксем, мисс Пичер.
   - То-то же, Мэри-Энн! Я очень рада, что ты хотела сказать именно так. А Хэксем?..
   - ...говорит, - продолжила Мэрн-Энн, - что он не доволен своей сестрой, что сестра не слушается его, а слушается кого-то другого, и что...
   - Мистер Хэдстон идет! - воскликнула мисс Пичер, метнув взгляд в зеркало. - Ты очень хорошо отвечала, Мэри-Энн. У тебя вырабатывается отличная привычка четко излагать свои мысли. Ну, на сегодня довольно.
   Умолкнув и снова сев на место, скромная Мэри-Энн принялась водить иглой, и ее рука все ходила и ходила взад и вперед даже тогда, когда на порог упала тень, предвещающая, что немедленно вслед за ней надо ожидать и появление учителя.
   - Здравствуйте, мисс Пичер, - сказал он, входя следом за своей тенью и занимая ее место.
   - Здравствуйте, мистер Хэдстон. Мэри-Энн, - стул!
   - Благодарю вас, - сказал Брэдли, чопорно присаживаясь на самый кончик. - Я к вам на минутку. Зашел по дороге попросить вас об одном одолжении, в надежде, что вы, как добрая соседка, не откажете мне.
   - Зашли по дороге, мистер Хэдстон? - переспросила мисс Пичер.
   - Да. По дороге к... туда, куда я иду. "На Черч-стрит, Смит-сквер, недалеко от Милбэнка", - мысленно проговорила мисс Пичер.
   - Чарльз Хэксем пошел достать кое-какие книги и вернется обратно, по всей вероятности, раньше меня. Так как дома никого больше нет, я взял на себя смелость сказать ему, что оставлю ключ у вас. Вы разрешите это?
   - Разумеется, мистер Хэдстон. Вы хотите прогуляться, сэр?
   - Да, и прогуляться и... по делу. "По делу на Черч-стрит, Смит-сквер, недалеко от Милбэнка", - снова повторила про себя мисс Пичер.
   - Изъяснив вам свою просьбу, - Брэдли положил ключ на стол, - я пойду. Нет ли у вас каких поручений, мисс Пичер? Может быть, вы воспользуетесь оказией?
   - Благодарствуйте, мистер Хэдстон. А вы куда направляетесь?
   - К Вестминстеру.
   "Милбэнк", - в третий раз повторила мысленно мисс Пичер.
   - Нет, благодарствуйте, мистер Хэдстоп. Я не хочу беспокоить вас своими просьбами.
   - Вы не причините мне ни малейшего беспокойства, - сказал учитель.
   "Ах! -воскликнула мисс Пичер, но не вслух. - Зато вы лишили меня покоя!" - И хоть она ничем не выдала себя, ни взглядом, ни улыбкой, сердце ее беспокойно забилось, когда он вышел из комнаты.
   Она правильно отгадала, куда он держит путь. Он шел прямо к дому кукольной швеи, поскольку это позволяло хитроумие его предков, оставивших здесь лабиринт пересекающихся улиц, - шел опустив голову, занятую только одной мыслью. Эта мысль не покидала его с тех пор, как он увидел Лиззи Хэксем. Ему казалось, что все, что можно было подавить в себе, он подавил, все, что можно было обуздать в себе, он обуздал, и вот в одну минуту, в один миг это уменье владеть собой исчезло. Любовь с первого взгляда - тема избитая, и говорилось о ней достаточно, мы только добавим, что в некоторых натурах, сходных с натурой Брэдли, в которой тлел затаенный огонь, эта страсть, вдруг вспыхнув и забушевав, как пожар на ветру, может сбросить оковы и с других страстей. В противоположность натурам слабым, заурядным, способным потерять голову из-за очередной ложной идеи - в наши дни она обычно принимает форму преклонения перед кем-нибудь за что-нибудь, по существу и не содеянное, а если и содеянное, то кем-то другим, - в противоположность им, натуры менее заурядные могут оставаться безучастными и вдруг, под влиянием минуты, разгореться неудержимым огнем.
   Учитель шагал по улицам, думая свою думу, и на измученном его лице можно было прочесть, как тяжко терпеть поражение в борьбе. Его снедало тайное чувство негодования и стыда перед самим собой за то, что страсть к сестре Чарли Хэксема взяла над ним верх, и все же он устремлял мысли к тому, как бы утолить эту страсть.
   Когда он предстал перед кукольной швеей, она сидела за работой одна. "Ого! - проговорила мысленно эта проницательная юная особа. - Вот кто к нам пожаловал! А ведь я, любезный, все твои повадки и фокусы давно знаю!"
   - Сестры Хэксема... - сказал Брэдли Хэдстон, - нет дома?
   - Ишь отгадал! Настоящий кудесник! - воскликнула мисс Рен.
   - Разрешите мне подождать ее, я хочу с ней поговорить.
   - Хотите поговорить с ней? Что ж, садитесь. Надеюсь, это желание будет обоюдным.
   Брэдли Хэдстон бросил недоверчивый взгляд на хитрое личико, снова склонившееся над работой, и спросил, стараясь побороть свои сомнения и нерешительность:
   - Надеюсь, тут нет намека на то, что мой приход будет неприятен сестре Хэксема?
   - Вот опять! - Мисс Рен досадливо прищелкнула пальцами. - Слышать не могу, когда вы ее так называете, потому что мне ваш Хэксем не нравится!
   - Вот как?
   - Да! - Мисс Рен сморщила носик, выражая этим свою неприязнь к Хэксему. - Эгоист. Только о себе и думает. Хотя все вы такие!
   - Все такие? Значит, я вам тоже не нравлюсь?
   - Так себе, - со смешком ответила мисс Рен и пожала плечами. - Я вас почти не знаю.
   - А я и не подозревал, что мы все такие, - сказал Брэдли, немного задетый ее упреком. - Может быть, не все, а только некоторые?
   - То есть все, кроме вас? - съязвила девочка. - Гм! ну-ка, взгляните этой леди в лицо. Это госпожа Правда. Достопочтенная. В полном параде.
   Брэдли посмотрел на куклу, которая только что лежала на рабочем столике лицом вниз, пока ей зашивали платье на спине, - посмотрел и снова перевел взгляд на мисс Рен.
   - Вот! Я ставлю достопочтенную госпожу П. на стол, спиной к стенке, так, чтобы она смотрела прямо на вас своими голубыми глазами, - продолжала мисс Рен и, сопровождая слова действиями, ткнула два раза иголкой в воздух, точно выкалывая глаза учителю. - А теперь позвольте сказать мне в присутствии свидетельницы, госпожи П., зачем вы сюда пришли?
   - Поговорить с сестрой Хэксема.
   - Да не может быть! - выпалила мисс Реп, вздернув подбородок. - По какому же делу?
   - По делу, которое касается ее самой.
   - О госпожа П! -воскликнула мисс Рен. - Вы слышите это?
   - Поговорить с ней ради ее же блага, - продолжал Брэдли, и приноравливаясь к тону кукольной швеи и сердясь на то, что таилось за ее словами.
   - О госпожа П.! - воскликнула она.
   - Ради ее блага, - повторил Брэдли, начиная горячиться, - и ради блага ее брата, а я сам тут не заинтересован.
   - Знаете, госпожа П., - сказала швея, - если уж на то пошло, придется повернута вас лицом к стене. - И не успела она сделать это, как в комнату вошла Лиззи Хэксем.
   Лиззи с удивлением посмотрела на Брэдля Хэдстона, на Дженни, которая грозила Хэдстону кулачком, поднеся его к самым глазам, и на достопочтенную госпожу П., стоявшую лицом к стене.
   - Лиззи, вот тут один совершенно незаинтересованный человек, - сказала проницательная мисс Рен, - пришел поговорить с тобой, радея о твоем благе и о благе твоего брата. Подумай только! Мне кажется, что при такой хорошей и серьезной беседе посторонние лица присутствовать не должны, и если ты, дружок, проводишь постороннее лицо наверх, оно удалится немедленно.
   Лиззи взяла руку, протянутую к ней за помощью, посмотрела на кукольную швею с вопросительной улыбкой, по с места не двинулась.
   - Ты же знаешь, когда постороннее лицо ходит без поддержки, оно ужасно ковыляет, - продолжала мисс Рен, - потому что у него спина болит и ноги не слушаются. И если ты не поможешь ему, Лиззи, оно удалится не очень грациозно.
   - Ему лучше всего остаться здесь, - ответила Лиззи, отпуская руку мисс Дженни и легко проводя ладонью по ее кудрям. Потом, обратившись к Брэдли: Вы от Чарли, сэр?
   Брэдли нерешительно встал, посмотрел на нее исподлобья, подал ей стул и вернулся на место.
   - Строго говоря, - ответил он, - я пришел от Чарли, потому что мы с ним расстались около часу назад, но Чарли не давал мне никаких поручений. Я пришел сам по себе.
   Мисс Дженни Рен положила локти на рабочий столик, подперла подбородок руками и сидела так, скосив глаза на учителя. Лиззи же смотрела ему прямо в лицо.
   - Дело заключается в том... - Во рту у Брэдли пересохло, он с трудом выговаривал слова, что еще больше усиливало его связанность и неловкость. Дело обстоит так, что у Чарли - смею думать - нет от меня никаких секретов, и он доверил все это мне.
   Брэдли замолчал, и Лиззи спросила его:
   - Что "это", сэр?
   - Мне казалось, - ответил учитель, снова посмотрев на нее исподлобья и тщетно стараясь выдержать ее взгляд. - Мне казалось, что вдаваться в подробности по этому поводу было бы излишне и, может, даже нескромно с моей стороны. Я имею в виду ваш отказ от планов брата, кои вы предпочли планы мистера... если не ошибаюсь, мистера Юджина Рэйберна.