Страница:
- Лучших друзей, чем мистер и миссис Боффин, мисс Уилфер трудно было бы найти.
- Ни за что не найти! - от всей души воскликнул херувим. - И знаете, я начинаю подумывать, что все к лучшему. Если бы мистер Джон Гармон был жив...
- Он умер, и слава богу! - отрезал секретарь.
- Нет, этого я не говорю, это уж слишком! - сказал херувим, как бы возражая против такого решительного и безжалостного заявления. - Но он мог бы не приглянуться Белле, а Белла - ему. Да мало ли что могло быть! А теперь, я надеюсь, она сама найдет себе избранника.
- И, может быть... простите, что я об этом спрашиваю, но, поскольку вы оказываете мне такое доверие... может быть, у нее уже есть избранник? с запинкой проговорил секретарь.
- Нет, что вы! - ответил Р. У.
- Бывает так, - осторожно заметил секретарь, - иная девушка найдет своего избранника, а отцу об этом но скажет.
- Нет, у нас так быть не может, мистер Роксмит. Между мной и Беллой по всем правилам заключен союз и договор о взаимном доверии. Мы утвердили его совсем недавно. Он вошел в силу вот с этих... с этих пор, - херувим легонько похлопал себя по лацканам пиджака и по карманам. - Нет, нет, она еще никого не нашла. Правда, Джордж Самсон... это было в те дни, когда мистера Джона Гармона...
- Которому лучше бы не родиться на свет! - нахмурившись, проговорил секретарь.
Р. У. бросил на него недоуменный взгляд, удивляясь, с чего это он так озлобился на несчастного покойника, и продолжал:
- В те дни, когда мистера Джона Гармона разыскивали, Джордж Самсон действительно увивался вокруг Беллы, и Белла позволяла ему увиваться. Но этому и тогда никто не придавал особого значения, а теперь и подавно. Ведь Белла, мистер Роксмит, - девушка с большими запросами, я почти наверно могу предсказать, что она выйдет за какого-нибудь богача. И уж на сей раз перед ней предстанет и человек и его состояние, так что выбор будет сделан не вслепую. Мне сюда. Очень жаль с вами расставаться. Всего хорошего, сэр!
Секретарь отправился своим путем, не очень-то ободренный этой беседой, и, придя в особняк Боффинов, застал там поджидающую его Бетти Хигден.
- Не сочтите это за дерзость, сэр, но нельзя ли мне поговорить с вами хоть минутку, - начала Бетти. - Я буду вам очень признательна.
- Хоть целый час, - ответил секретарь, провел ее в свой кабинет и усадил в кресло.
- Я, сэр, насчет Хлюпа, - сказала Бетти, - и нарочно пришла одна. Дай, думаю, встану, пока он спит, и уйду. Мне не хочется, чтобы Хлюп знал, о чем будет речь.
- Откуда только у вас силы берутся! - воскликнул секретарь. - Вы будто мне ровесница!
Бетти Хигден печально покачала головой.
- Для своих лет, сэр, я еще крепкая, но молодость моя, благодарение богу, позади.
- И вы благодарите бога за это?
- Да, сэр. Ведь если б я была молодая, вся моя жизнь началась бы сначала, и до конца оставалось бы еще, ох, сколько! Но зачем толковать обо мне, старухе! Я пришла насчет Хлюпа.
- А что с ним, Бетти?
- Дело такое, сэр: придумал он, что сможет принять благодеяние вашей доброй хозяйки и вашего доброго хозяина и работать у меня тоже, и никакими силами этого у него из головы не выбьешь. Да разве он сможет так? Волей-неволей чем-нибудь надо поступиться - или надеждой на хороший заработок, или мною. А меня он ни за что не хочет бросать.
- Его надо уважать за такое решение, - сказал секретарь.
- Уважать, сэр? Да я, пожалуй, тоже так считаю, но потакать ему в этом нельзя. Вот я и надумала: если он не согласен мною поступиться, так я сама им поступлюсь.
- Как же это, Бетти?
- Убегу от него.
Вглядевшись в полное непоколебимого мужества лицо старухи, в ее ясные глаза, пораженный секретарь повторил:
- Убежите?
- Да, сэр, - ответила Бетти, кивнув головой. И в этом кивке, в твердо сжатых губах была такая решимость, в силе которой сомневаться не приходилось.
- Ну, полно, полно! - запротестовал секретарь. - Это надо еще обдумать. Спешить некуда, попробуем сначала разобраться во всем как следует, а потом решим, что делать.
- А вы рассудите, голубчик, - сказала Бетти. - Не сердитесь на меня, но ведь по годам я вам в прабабушки гожусь. Вы, голубчик, рассудите сами. Ремесло у меня тяжелое, не прибыльное, и если б не Хлюп, давно бы я бросила работу. Но она кормила нас с ним. Теперь, когда я осталась одна, когда даже мой Джонни и тот ушел, - лучше мне быть на ногах и уставать побольше, чем сидеть все время у очага да складывать белье. А сказать вам почему? Потому, что становлюсь я как мертвая, забытье находит от такой жизни, и начинает мне вдруг казаться, будто на руках у меня то Джонни, то его мать - моя внучка, то моя дочь... или вдруг покажется, будто я сама, ребенком, лежу на руках у матери. И тогда все во мне цепенеет - и мысли и чувства, вскочишь с места, и так страшно становится: неужто, думаю, ты не лучше тех нищих стариков и старух, которых забирают в работные дома? Вам, верно, приходилось видеть, как они бродят по улицам, когда их выпускают погреться на солнышке, - испуганные, жалкие. Я в молодые годы была проворная, не любила сидеть без дела. Так я и вашей хозяйке похвасталась, как только глаза мои увидели ее доброе лицо. Я и теперь могу ходить по двадцать миль. На ногах-то лучше, чем сидеть дома и пропадать с тоски. И вязальщица я хорошая, навяжу всего побольше и буду торговать. Если ваша хозяйка и ваш хозяин дадут мне взаймы шиллингов двадцать, на такие деньги можно целую корзину товара справить. Буду ходить с ней по разным местам, похожу, похожу, - притомлюсь, и перестанет у меня все холодеть внутри. И на кусок хлеба себе заработаю. Что же еще надо старухе?
- Так вот как вы задумали уйти из дому! - сказал секретарь.
- Лучше-то не придумаешь! Голубчик! Лучше ничего не придумаешь! Я ведь знаю, и вы тоже знаете, что ваша хозяйка и ваш хозяин всем бы меня обеспечили, если б мы такое между собой допустили! Королевой бы прожила остаток дней! Но мы такого между собой не допустим! Ни я, ни близкие мои сроду чужими щедротами не жили. И если бы меня теперь склонили на это, я предала бы и самое себя, и детей своих покойных, и внуков!
- Может случиться так, что это будет вполне извинительно и неизбежно... в конце концов, - осторожно намекнул секретарь, сделав легкое ударение на последних словах.
- А я надеюсь, никогда этого не будет! И не потому, что гордость во мне говорит, нет! - просто сказала старуха. - Я не могу против самой себя идти, я хочу своими силами продержаться до последнего своего часа, вот и все.
- А уж Хлюп, - добавил секретарь ей в утешение, - Хлюп только и будет о том мечтать, как бы ему поскорее выйти в люди и стать для вас тем, чем вы для него были.
- Уж на этот счет будьте спокойны, сэр! - радостно воскликнула Бетти. - Только пусть поторапливается, потому что годы у меня немалые. Но пока что я крепкая, и ни дождь, ни холод, ни дальние дороги мне не страшны. Уж вы будьте так любезны, поговорите с вашей хозяйкой и с вашим хозяином, скажите им, о чем я прошу их и зачем мне это нужно.
Секретарь понял, что спорить с этой героиней бесполезно и, придя к миссис Боффин, посоветовал ей не препятствовать решению Бетти Хигден, хотя бы первое время.
- Я знаю, вам было бы гораздо приятнее взять на себя заботы о ней, добавил он, - но, по-моему, долг велит оказать уважение независимому человеческому духу.
Миссис Боффин не устояла перед таким доводом. Они с мужем тоже были когда-то тружениками и, живя среди мусорных насыпей, сберегли в чистоте свою бесхитростную совесть и честь. И если у них был какой-то долг по отношению к Бетти Хигден, этот долг им надлежало выполнить.
- Бетти! - сказала миссис Боффин, войдя вместе с Джоном Роксмитом в кабинет и словно приласкав старуху взглядом. - Бетти, я все понимаю, но зачем же убегать из дому!
- Хлюпу так будет легче, - ответила миссис Хигден, покачав головой. А может, мне самой легче. Объясняйте как хотите, дело ваше.
- Когда же ты думаешь уходить?
- Да теперь же, - последовал ясный и прямой ответ. - Сегодня, голубушка моя, или завтра. Слава богу, мне не привыкать стать! Я исходила все здешние места, когда никакой другой работы, кроме как на огородах и в хмельниках, не было.
- Если я даже отпущу тебя, Бетти... Мистер Роксмит считает, что нельзя не отпустить... Бетти низко присела перед ним.
- ...мы не потеряем тебя из виду. Мы не хотим совсем расставаться с тобой, мы хотим все знать о тебе.
- Хорошо, голубушка моя, только писем вы от меня не ждите. Наш брат и в молодые годы не больно горазд писать. Но ведь я буду приходить в город. Не бойтесь! Не упущу случая поглядеть на ваше доброе лицо и сил набраться. А кроме того, - с уверенностью заключила Бетти, - ведь мне придется выплачивать мой долг вам, значит я обязательно буду вас навещать.
- Что же, так тому и быть? - все еще колеблясь, спросила миссис Боффин секретаря.
- По-моему, да.
Снова посовещались и, наконец, решили, что так тому и быть, и миссис Боффин позвала Беллу составить список вещей, которые потребуются Бетти на ее новом поприще.
- Ты не бойся за меня, голубушка, - сказала эта стойкая душа, взглянув на Беллу. - Вот пристроюсь я со своей корзиной на каком-нибудь сельском рынке, буду там сидеть-посиживать и наторгую не меньше любой фермерши.
Секретарь воспользовался случаем, чтобы выяснить один практический вопрос, а именно: к чему Хлюп выказывает способности?
- Из него вышел бы хороший столяр, - ответила миссис Хигден, - если б нашлись деньги на ученье. - Она помнит, как Хлюп брал инструменты у соседей, чтобы починить каток или сломанный стул, и так ловко ими орудовал, просто любо-дорого было глядеть! Игрушки питомцам мастерил из всякого хлама, чуть не каждый день! А один раз в переулке у них собралось человек десять - полюбоваться, как он починил шарманку у итальянца с обезьянкой.
- Вот и хорошо! - сказал секретарь. - Значит, его нетрудно будет пристроить.
Так как теперь над могилой Джона Гармона поднимались высокие горы, секретарь решил поскорее покончить со всеми его делами и разделаться с ним навсегда. Он подготовил пространную бумагу на подпись плуту Райдергуду (не сомневаясь, что тот скрепит ее своим именем после еще одного и на сей раз более короткого вечернего визита к нему) и потом задумался - кому же вручить эту бумагу? Сыну или дочери Хэксема? Решено без задержки - дочери. Но от встречи с дочерью Хэксема лучше воздержаться - осторожность никогда не помешает! - потому что сын Хэксема видел Джулиуса Хэнфорда, а когда сестра расскажет ему о полученной бумаге, это разбудит таящиеся у них подозрения, что в свою очередь может привести к нежелательным последствиям. "Чего доброго, - мысленно проговорил секретарь, - меня еще схватят за участие в убиении собственной персоны!" Значит, бумагу надо послать дочери по почте. Плезент Райдергуд взялась узнать, где она живет, и бумага будет послана ей в запечатанном конверте без единого сопроводительного слова. До сих пор все ясно.
Он знает о дочери Хэксема только со слов миссис Боффин, передавшей ему рассказы мистера Лайтвуда, который, по-видимому, славится как рассказчик и взял патент на эту историю. История действительно интересная, и любопытно было бы узнать ее дальнейшее развитие - например, получит ли дочь Хэксема оправдательный документ и останется ли довольна им. Но для того, чтобы выяснить это, надо воспользоваться каким-нибудь другим источником, помимо Лайтвуда. Лайтвуд тоже видел Джулиуса Хэнфорда, Лайтвуд разыскивал Джулиуса Хэнфорда через газеты, и он, секретарь, всячески избегал этого Лайтвуда. "Но с этим Лайтвудом случай может столкнуть меня в любой день недели, в любой час дня".
Теперь надо подумать, как бы отыскать другой источник. Сын Хэксема готовится стать учителем, и кто-то руководит его занятиями. Секретарь запомнил это, потому что в рассказах Лайтвуда о семье Хэксема ему больше всего понравилось то, как сестра устроила судьбу брата. Хлюпа надо подучить грамоте. Если он, секретарь, наймет ему того самого учителя, новый источник будет открыт. Дальше потребовалось справиться, знает ли миссис Боффин его имя. Нет, зато она знает, где находится школа. Больше ничего и не надо. Секретарь тут же написал директору этой школы, и вместо ответа Брэдли Хэдстон явился к нему в тот же вечер самолично.
Секретарь рассказал учителю, что от него требуется: давать у себя на дому уроки юноше, которого мистер и миссис Боффин хотят вывести на дорогу. Учитель согласился взять такого ученика. Секретарь спросил, каковы его условия? Учитель изложил их. Итак, с этим делом покончено.
- Разрешите узнать, сэр, - сказал Брэдли Хэдстон, - кому я обязан рекомендацией?
- Да будет вам известно, что я здесь лицо второстепенное - служу секретарем у мистера Боффина. Мистер Боффин тот самый джентльмен, который унаследовал состояние... вы, вероятно, слышали об этом... состояние Гармона.
- Мистер Гармон, - сказал Брэдли (и как он удивился бы, узнав, с кем разговаривает!), - был убит, и труп его нашли в Темзе.
- Был убит, и труп его нашли в Темзе.
- Так это...
- Нет, - секретарь не дал ему докончить и улыбнулся, - рекомендация не его. Мистер Боффин слышал о вас от некоего мистера Лайтвуда. Вы, кажется, знакомы с мистером Лайтвудом или слышали о нем?
- К сожалению, слышал, сэр. Я не знаком с мистером Лайтвудом, и не горюю об этом. Ничего дурного о самом мистере Лайтвуде я сказать не могу, но некоторые его друзья мне отвратительны. Вернее, один его друг. Близкий друг.
Даже теперь, спустя долгое время, он еле выговорил эти слова, - такую ярость (сдержать которую ему стоило мучительных трудов) пробуждало в нем воспоминание о том, как небрежно и презрительно держался с ним Юджин Рэйберн.
Секретарь понял, что разбередил больное место, и хотел переменить тему разговора, но Брэдли не так-то легко было отвлечь, он упрямо продолжал свое:
- Хоть этот человек и отвратителен мне, я все же скажу вам, как его зовут. Этого человека зовут Юджин Рэйберн.
Секретарь помнил Юджина Рэйберна. В его болезненных впечатлениях, связанных с той ночью, когда он преодолевал в себе действие отравы, образ Юджина виднелся точно в тумане, но все же он запомнил его имя, и его голос, и как Юджин вместе со всеми осматривал труп Хэксема, и где Юджин стоял, и что он говорил.
- А скажите, мистер Хэдстон, - спросил секретарь, снова пытаясь перевести разговор на другое, - как зовут сестру Хэксема?
- Ее зовут Лиззи, - ответил учитель, и лицо его передернулось.
- Говорят, она незаурядная девушка - это правда?
- Да. Во всяком случае, настолько незаурядная, что куда до нее мистеру Юджину Рэйберну! Впрочем, он и с любым заурядным человеком не выдержит сравнения. Надеюсь, сэр, вас не обидит, если я спрошу, почему вы ставите эти два имени рядом?
- Да так получилось, - ответил секретарь. - Я заметил, что Юджин Рэйберн - тема для вас неприятная, и попытался заговорить о другом, но, кажется, невпопад.
- А вы знаете мистера Рэйберна, сэр?
- Нет.
- Следовательно, нельзя предполагать, что вы поставили эти два имени рядом, основываясь на каких-либо его намеках?
- Разумеется, нет!
- Я осмелился спросить об этом, - сказал Брэдли, глядя себе под ноги, - потому что такой пустой, хвастливый и наглый человек способен на все. Я... я надеюсь, вы не истолкуете меня превратно, сэр. Я... я весьма заинтересован в Чарльзе Хэксеме и его сестре, и все, что их касается, вызывает во мне сильные чувства. Очень сильные чувства. - Дрожащей рукой Брэдли вынул из кармана носовой платок и утер лоб.
Взглянув ему в лицо, секретарь подумал, что перед ним действительно забил источник и что источник этот, сверх всяких ожиданий, оказался мутным, глубоким, бурным и трудным для разведок. А Брэдли, еще не справившись со своим волнением, вдруг ответил ему вызывающим взглядом. Он точно спрашивал его: "Что вы такого во мне увидели?"
- Чарльз Хэксем - вот кто, собственно, послужил вам рекомендацией, сказал секретарь, как ни в чем не бывало возвращаясь к первоначальному предмету их разговора. - Мистер и миссис Боффин слышали от мистера Лайтвуда, что этот юноша ваш ученик. Я же расспрашиваю о нем и о его сестре не по долгу службы и не от лица мистера Боффина, а сам по себе, в своих собственных интересах. Почему тут затронуты мои интересы, объяснять не стоит. Вы знаете, как был обнаружен труп мистера Гармона и какое касательство имел к этому их отец - Старик Хэксем?
- Сэр, - ответил Брэдли, так и не успокоившись, - все обстоятельства этого дела известны мне досконально.
- Тогда скажите, мистер Хэдстон, приходится ли сестре Хэксема страдать из-за нелепого - вернее, ни на чем не основанного обвинения, которое сначала возвели на ее отца, но затем в основном сняли?
- Нет, сэр, - чуть ли не с гневом отрезал Брэдли.
- Рад это слышать.
- За сестрой Хэксема... - Брэдли раздельно выговаривал каждое слово, точно читая по книге, - ...нет ничего такого, что не позволило бы поставить ее рядом с собой человеку с безукоризненной репутацией, человеку, собственными силами пробившему себе дорогу в жизни. Заметьте! Я говорю "поставить ее рядом с собой", а не "поднять до себя". Ей не приходится и не придется терпеть позора, если только она сама не навлечет его на свою голову. А раз человек с безукоризненной репутацией считает возможным смотреть на нее как на равную и раз он твердо убежден, что ее не в чем упрекнуть, по-моему этого вполне достаточно.
- И такой человек есть? - спросил секретарь.
Брэдли Хэдстон сдвинул брови, выпятил свой массивный подбородок и, уставившись себе под ноги, проговорил с решительностью, казалось бы и неуместной в данном случае:
- И такой человек есть!
У секретаря не было больше причин и поводов продолжать эту беседу, и на том она кончилась. Через три часа лохматый парик цвета пакли снова нырнул в ссудную лавку, и в тот же вечер отказ Плута Райдергуда от прежних показаний лежал в почтовой конторе, запечатанный в конверт, на котором был написан новый адрес Лиззи Хэксем.
Все эти дела так поглотили Джона Роксмита, что он увиделся с Беллой только на следующий день. По молчаливому уговору они старались держаться подальше друг от друга, но так, чтобы мистер и миссис Боффин не заметили перемены в их отношениях. Проводы Бетти Хигден только способствовали этому. Белла с охотой помогала ей укладываться, остальные тоже были заняты ее сборами, и им было не до Беллы с Роксмитом.
- Миссис Хигден, - сказал Роксмит, когда все они столпились около Бетти, - все, кроме Беллы, которая, стоя на коленях перед стулом, вместе с ней складывала вещи в корзину. - Вам надо будет иметь при себе хоть письмо с нашим адресом. Я напишу там от имени мистера н миссис Боффин, что они ваши друзья, - слово "покровители" им, пожалуй, не понравится.
- Да, да, да! - воскликнул мистер Боффин. - Нельзя ли без покровителей! Все что угодно, а от этого увольте!
- Этого добра и без нас хватает, правда, Нодди? - сказала миссис Боффин.
- Правда, старушка, - подтвердил Золотой Мусорщик. - Чего другого, а этого хватает.
- А ведь некоторым людям нравится, когда у них есть покровители? спросила Белла, поднимая на него глаза.
- Только не мне! А кому нравится, пусть поразмыслят над этим как следует, - ответил мистер Боффин. - Покровители и покровительницы, вице-покровители и вице-покровительницы, усопшие покровители и усопшие покровительницы, экс-вице-покровители и экс-вице-покровительницы! Как прикажете понимать все эти словеса? А ведь ими полны те толстые книги, которыми разные благотворительные общества завалили Роксмита! Если мистер Том Ноукс пожертвовал пять шиллингов, вот вам и покровитель, и если миссис Джек Стайлз пожертвовала пять шиллингов, вот вам и покровительница! Что за чепуха такая! Как это назвать? Бесстыдство - другого названия не придумаешь!
- А ты не кипятись, Нодди, - остановила его миссис Боффин.
- Не кипятись! - воскликнул он. - Да тут взорваться недолго! Куда ни сунешься, везде натыкаешься на покровителей! А я не хочу, чтобы мне покровительствовали. Если я покупаю билет на музыку, на цветочную выставку или на какое-нибудь другое увеселение, и покупаю за большие деньги, при чем тут всякие покровители и покровительницы, ведь не они за меня платили! Если кто делает доброе дело, пусть только ради добра и старается. А если дело дурное, его никакие покровители с покровительницами не поправят. Опять же, начнут строить какое-нибудь новое заведение и глядишь, про все забыли - и для кого оно строится и как оно строится, - самое важное тут покровители и покровительницы. Хоть бы кто сказал мне, неужто в других странах покровители с покровительницами тоже такую силу взяли, как в нашей? И уж как этим покровителям и покровительницам самих себя не совестно, просто не понимаю! Пилюли это, что ли, или средство для ращения волос, или снадобье для укрепления нервов, что о них трубят на всех перекрестках!
Облегчив себе душу этим монологом, мистер Боффин, по своему обыкновению, рысцой пробежался по комнате и вернулся на прежнее место.
- А что до письма, Роксмит, - сказал он, - так вы это правильно. Дайте ей такое письмо, заставьте ее взять такое письмо, суньте ей такое письмо в карман силой! Она может заболеть. Ведь вы на самом деле можете заболеть, миссис Хигден! Не упрямьтесь, не спорьте со мной! Можете заболеть, можете!
Старуха рассмеялась и сказала, что с благодарностью возьмет письмо.
- Вот и хорошо! - воскликнул мистер Боффин. - Вот и умница! Только благодарить надо не нас - мы сами до этого не додумались, благодарите мистера Роксмита.
Письмо написали, прочли его вслух и отдали ей.
- Ну, как? - спросил мистер Боффин. - Не жалеете?
- Что беру письмо? Нет, сэр, оно складно написано.
- Да не о письме речь, а о том, что вы задумали! - сказал мистер Боффин. - Хватит у вас сил на это?
- Сил у меня только прибавится, сэр, и цепенеть больше не буду. А другого выхода нет.
- Напрасно вы так говорите, - стоял на своем мистер Боффин. - Есть и другой выход. Например, в "Приюте" было бы не худо поселить домоправительницу. Может, вы посмотрите наш "Приют", а заодно познакомитесь с отставным литератором Веггом, который там живет? У него деревянная нога.
Преодолев даже такой соблазн, старая Бетти закуталась в шаль и надела свой черный капор.
- Все же я вас ни за что бы не отпустил, - сказал мистер Боффин, - а если отпускаю, так только ради Хлюпа. Вот увидите, оглянуться не успеем, как он обучится ремеслу и человеком станет. Бетти, что это у вас? Неужто кукла?
Это был гвардеец, который стоял на часах у кроватки Джонни. Осиротелая старуха показала игрушку и снова прикрыла ее шалью. Потом она простилась с миссис Боффин, с мистером Боффином, с Роксмитом и напоследок обвила свои морщинистые руки вокруг стройной юной шейки Беллы и повторила слова Джонни: "Поцелуй касивую леди!"
Секретарь смотрел с порога на юное личико "касивой леди" в кольце старческих рук и продолжал смотреть на "касивую леди", когда она осталась одна, а отважная Бетти вышла на улицу и, устремив прямо перед собой свой ясный, твердый взгляд, отправилась в путь, спасаясь от душевного оцепененья и от нищеты.
ГЛАВА XV - Вот как обстоит дело
Брэдли Хэдстон не переставал думать о следующей встрече с Лиззи Хэксем. Просить о ней его заставило чувство, близкое к безнадежности, и с тех пор оно не давало ему покоя. И вот, вскоре после разговора с секретарем, под вечер серого осеннего дня Брэдли и Чарли Хэксем вышли из дому, что не укрылось от глаз мисс Пичер, и отправились на это безнадежное свидание.
- А кукольная швея не удостаивает своей благосклонностью ни меня, ни тебя, Хэксел, - сказал Брэдли.
- Противная горбунья! Да к тому же дерзкая, мистер Хэдстон! Я боялся, что она выкинет какую-нибудь штуку и помешает нам - с нее станет! Решил, лучше предложу вам пойти в Сити сегодня вечером и встретить сестру на полпути.
- Так я и думал, - сказал Брэдли, натягивая перчатки на свои дрожащие от волнения руки. - Так я и думал.
- Только моя сестрица с ее нелепыми фантазиями и могла отыскать себе такую чудную товарку, - продолжал Чарли. - Ей, видите ли, надо жертвовать собой ради других. Она сама мне так сказала в тог день, когда мы с вами были у нее.
- Почему же она должна жертвовать собой ради какой-то кукольной швеи? - спросил Брэдли.
- А-а! - воскликнул мальчик, весь вспыхнув. - Обычные романтические бредни! Сколько я ни толковал ей об этом, все попусту. Но сегодня, мистер Хэдстон, мы с вами поставим на своем, а остальное как-нибудь наладится.
- Ты по-прежнему полон надежд, Хэксем.
- Разумеется, сэр! Все на нашей стороне. "Все, кроме твоей сестры, пожалуй", - подумал Брэдли. Но только подумал, а сказать не сказал.
- Все на нашей стороне, - с мальчишеской самоуверенностью повторил Чарли. - Солидное положение, выгоды такого родства для меня, здравый смысл - решительно все!
- Правда, твоя сестра всегда выказывала преданность тебе, - сказал Брэдли, хватаясь хоть за эту тень надежды.
- Ну еще бы, мистер Хэдстон! Она послушная. И теперь, когда вы удостоили меня своим доверием и поделились своими мыслями со мной первым, я опять скажу: все на нашей стороне!
И Брэдли снова подумал: "Все, кроме твоей сестры, пожалуй".
Пыльно-серый, чахлый вечер в лондонском Сити не способен внушать надежды. В запертых на замки товарных складах и конторах есть что-то мертвенное, а присущая нам, англичанам, боязнь ярких красок придает всему траурный вид. Колокольни и шпили церквей, стиснутых домами, - темные, закоптелые, как и само небо, которое того и гляди навалится на них, ничуть не разряжают сумрачности городского пейзажа; у солнечных часов, погруженных в густую тень на церковной стене, такой вид, точно они обанкротились и на веки вечные отказались от своих обязательств; жалкие привратники и метельщики сметают в канавы клочья газет и прочие жалкие отбросы, а отбросы человеческие, еще более жалкие, наклоняются над этим мусором, роются, шарят там в поисках чего-нибудь еще годного на продажу. Толпы, двигающиеся из Сити, похожи на узников, выпушенных на свободу, и мрачная Ньюгетская тюрьма кажется не менее подходящей резиденцией для могущественного лорд-мэра, чем его великолепные особняк.
- Ни за что не найти! - от всей души воскликнул херувим. - И знаете, я начинаю подумывать, что все к лучшему. Если бы мистер Джон Гармон был жив...
- Он умер, и слава богу! - отрезал секретарь.
- Нет, этого я не говорю, это уж слишком! - сказал херувим, как бы возражая против такого решительного и безжалостного заявления. - Но он мог бы не приглянуться Белле, а Белла - ему. Да мало ли что могло быть! А теперь, я надеюсь, она сама найдет себе избранника.
- И, может быть... простите, что я об этом спрашиваю, но, поскольку вы оказываете мне такое доверие... может быть, у нее уже есть избранник? с запинкой проговорил секретарь.
- Нет, что вы! - ответил Р. У.
- Бывает так, - осторожно заметил секретарь, - иная девушка найдет своего избранника, а отцу об этом но скажет.
- Нет, у нас так быть не может, мистер Роксмит. Между мной и Беллой по всем правилам заключен союз и договор о взаимном доверии. Мы утвердили его совсем недавно. Он вошел в силу вот с этих... с этих пор, - херувим легонько похлопал себя по лацканам пиджака и по карманам. - Нет, нет, она еще никого не нашла. Правда, Джордж Самсон... это было в те дни, когда мистера Джона Гармона...
- Которому лучше бы не родиться на свет! - нахмурившись, проговорил секретарь.
Р. У. бросил на него недоуменный взгляд, удивляясь, с чего это он так озлобился на несчастного покойника, и продолжал:
- В те дни, когда мистера Джона Гармона разыскивали, Джордж Самсон действительно увивался вокруг Беллы, и Белла позволяла ему увиваться. Но этому и тогда никто не придавал особого значения, а теперь и подавно. Ведь Белла, мистер Роксмит, - девушка с большими запросами, я почти наверно могу предсказать, что она выйдет за какого-нибудь богача. И уж на сей раз перед ней предстанет и человек и его состояние, так что выбор будет сделан не вслепую. Мне сюда. Очень жаль с вами расставаться. Всего хорошего, сэр!
Секретарь отправился своим путем, не очень-то ободренный этой беседой, и, придя в особняк Боффинов, застал там поджидающую его Бетти Хигден.
- Не сочтите это за дерзость, сэр, но нельзя ли мне поговорить с вами хоть минутку, - начала Бетти. - Я буду вам очень признательна.
- Хоть целый час, - ответил секретарь, провел ее в свой кабинет и усадил в кресло.
- Я, сэр, насчет Хлюпа, - сказала Бетти, - и нарочно пришла одна. Дай, думаю, встану, пока он спит, и уйду. Мне не хочется, чтобы Хлюп знал, о чем будет речь.
- Откуда только у вас силы берутся! - воскликнул секретарь. - Вы будто мне ровесница!
Бетти Хигден печально покачала головой.
- Для своих лет, сэр, я еще крепкая, но молодость моя, благодарение богу, позади.
- И вы благодарите бога за это?
- Да, сэр. Ведь если б я была молодая, вся моя жизнь началась бы сначала, и до конца оставалось бы еще, ох, сколько! Но зачем толковать обо мне, старухе! Я пришла насчет Хлюпа.
- А что с ним, Бетти?
- Дело такое, сэр: придумал он, что сможет принять благодеяние вашей доброй хозяйки и вашего доброго хозяина и работать у меня тоже, и никакими силами этого у него из головы не выбьешь. Да разве он сможет так? Волей-неволей чем-нибудь надо поступиться - или надеждой на хороший заработок, или мною. А меня он ни за что не хочет бросать.
- Его надо уважать за такое решение, - сказал секретарь.
- Уважать, сэр? Да я, пожалуй, тоже так считаю, но потакать ему в этом нельзя. Вот я и надумала: если он не согласен мною поступиться, так я сама им поступлюсь.
- Как же это, Бетти?
- Убегу от него.
Вглядевшись в полное непоколебимого мужества лицо старухи, в ее ясные глаза, пораженный секретарь повторил:
- Убежите?
- Да, сэр, - ответила Бетти, кивнув головой. И в этом кивке, в твердо сжатых губах была такая решимость, в силе которой сомневаться не приходилось.
- Ну, полно, полно! - запротестовал секретарь. - Это надо еще обдумать. Спешить некуда, попробуем сначала разобраться во всем как следует, а потом решим, что делать.
- А вы рассудите, голубчик, - сказала Бетти. - Не сердитесь на меня, но ведь по годам я вам в прабабушки гожусь. Вы, голубчик, рассудите сами. Ремесло у меня тяжелое, не прибыльное, и если б не Хлюп, давно бы я бросила работу. Но она кормила нас с ним. Теперь, когда я осталась одна, когда даже мой Джонни и тот ушел, - лучше мне быть на ногах и уставать побольше, чем сидеть все время у очага да складывать белье. А сказать вам почему? Потому, что становлюсь я как мертвая, забытье находит от такой жизни, и начинает мне вдруг казаться, будто на руках у меня то Джонни, то его мать - моя внучка, то моя дочь... или вдруг покажется, будто я сама, ребенком, лежу на руках у матери. И тогда все во мне цепенеет - и мысли и чувства, вскочишь с места, и так страшно становится: неужто, думаю, ты не лучше тех нищих стариков и старух, которых забирают в работные дома? Вам, верно, приходилось видеть, как они бродят по улицам, когда их выпускают погреться на солнышке, - испуганные, жалкие. Я в молодые годы была проворная, не любила сидеть без дела. Так я и вашей хозяйке похвасталась, как только глаза мои увидели ее доброе лицо. Я и теперь могу ходить по двадцать миль. На ногах-то лучше, чем сидеть дома и пропадать с тоски. И вязальщица я хорошая, навяжу всего побольше и буду торговать. Если ваша хозяйка и ваш хозяин дадут мне взаймы шиллингов двадцать, на такие деньги можно целую корзину товара справить. Буду ходить с ней по разным местам, похожу, похожу, - притомлюсь, и перестанет у меня все холодеть внутри. И на кусок хлеба себе заработаю. Что же еще надо старухе?
- Так вот как вы задумали уйти из дому! - сказал секретарь.
- Лучше-то не придумаешь! Голубчик! Лучше ничего не придумаешь! Я ведь знаю, и вы тоже знаете, что ваша хозяйка и ваш хозяин всем бы меня обеспечили, если б мы такое между собой допустили! Королевой бы прожила остаток дней! Но мы такого между собой не допустим! Ни я, ни близкие мои сроду чужими щедротами не жили. И если бы меня теперь склонили на это, я предала бы и самое себя, и детей своих покойных, и внуков!
- Может случиться так, что это будет вполне извинительно и неизбежно... в конце концов, - осторожно намекнул секретарь, сделав легкое ударение на последних словах.
- А я надеюсь, никогда этого не будет! И не потому, что гордость во мне говорит, нет! - просто сказала старуха. - Я не могу против самой себя идти, я хочу своими силами продержаться до последнего своего часа, вот и все.
- А уж Хлюп, - добавил секретарь ей в утешение, - Хлюп только и будет о том мечтать, как бы ему поскорее выйти в люди и стать для вас тем, чем вы для него были.
- Уж на этот счет будьте спокойны, сэр! - радостно воскликнула Бетти. - Только пусть поторапливается, потому что годы у меня немалые. Но пока что я крепкая, и ни дождь, ни холод, ни дальние дороги мне не страшны. Уж вы будьте так любезны, поговорите с вашей хозяйкой и с вашим хозяином, скажите им, о чем я прошу их и зачем мне это нужно.
Секретарь понял, что спорить с этой героиней бесполезно и, придя к миссис Боффин, посоветовал ей не препятствовать решению Бетти Хигден, хотя бы первое время.
- Я знаю, вам было бы гораздо приятнее взять на себя заботы о ней, добавил он, - но, по-моему, долг велит оказать уважение независимому человеческому духу.
Миссис Боффин не устояла перед таким доводом. Они с мужем тоже были когда-то тружениками и, живя среди мусорных насыпей, сберегли в чистоте свою бесхитростную совесть и честь. И если у них был какой-то долг по отношению к Бетти Хигден, этот долг им надлежало выполнить.
- Бетти! - сказала миссис Боффин, войдя вместе с Джоном Роксмитом в кабинет и словно приласкав старуху взглядом. - Бетти, я все понимаю, но зачем же убегать из дому!
- Хлюпу так будет легче, - ответила миссис Хигден, покачав головой. А может, мне самой легче. Объясняйте как хотите, дело ваше.
- Когда же ты думаешь уходить?
- Да теперь же, - последовал ясный и прямой ответ. - Сегодня, голубушка моя, или завтра. Слава богу, мне не привыкать стать! Я исходила все здешние места, когда никакой другой работы, кроме как на огородах и в хмельниках, не было.
- Если я даже отпущу тебя, Бетти... Мистер Роксмит считает, что нельзя не отпустить... Бетти низко присела перед ним.
- ...мы не потеряем тебя из виду. Мы не хотим совсем расставаться с тобой, мы хотим все знать о тебе.
- Хорошо, голубушка моя, только писем вы от меня не ждите. Наш брат и в молодые годы не больно горазд писать. Но ведь я буду приходить в город. Не бойтесь! Не упущу случая поглядеть на ваше доброе лицо и сил набраться. А кроме того, - с уверенностью заключила Бетти, - ведь мне придется выплачивать мой долг вам, значит я обязательно буду вас навещать.
- Что же, так тому и быть? - все еще колеблясь, спросила миссис Боффин секретаря.
- По-моему, да.
Снова посовещались и, наконец, решили, что так тому и быть, и миссис Боффин позвала Беллу составить список вещей, которые потребуются Бетти на ее новом поприще.
- Ты не бойся за меня, голубушка, - сказала эта стойкая душа, взглянув на Беллу. - Вот пристроюсь я со своей корзиной на каком-нибудь сельском рынке, буду там сидеть-посиживать и наторгую не меньше любой фермерши.
Секретарь воспользовался случаем, чтобы выяснить один практический вопрос, а именно: к чему Хлюп выказывает способности?
- Из него вышел бы хороший столяр, - ответила миссис Хигден, - если б нашлись деньги на ученье. - Она помнит, как Хлюп брал инструменты у соседей, чтобы починить каток или сломанный стул, и так ловко ими орудовал, просто любо-дорого было глядеть! Игрушки питомцам мастерил из всякого хлама, чуть не каждый день! А один раз в переулке у них собралось человек десять - полюбоваться, как он починил шарманку у итальянца с обезьянкой.
- Вот и хорошо! - сказал секретарь. - Значит, его нетрудно будет пристроить.
Так как теперь над могилой Джона Гармона поднимались высокие горы, секретарь решил поскорее покончить со всеми его делами и разделаться с ним навсегда. Он подготовил пространную бумагу на подпись плуту Райдергуду (не сомневаясь, что тот скрепит ее своим именем после еще одного и на сей раз более короткого вечернего визита к нему) и потом задумался - кому же вручить эту бумагу? Сыну или дочери Хэксема? Решено без задержки - дочери. Но от встречи с дочерью Хэксема лучше воздержаться - осторожность никогда не помешает! - потому что сын Хэксема видел Джулиуса Хэнфорда, а когда сестра расскажет ему о полученной бумаге, это разбудит таящиеся у них подозрения, что в свою очередь может привести к нежелательным последствиям. "Чего доброго, - мысленно проговорил секретарь, - меня еще схватят за участие в убиении собственной персоны!" Значит, бумагу надо послать дочери по почте. Плезент Райдергуд взялась узнать, где она живет, и бумага будет послана ей в запечатанном конверте без единого сопроводительного слова. До сих пор все ясно.
Он знает о дочери Хэксема только со слов миссис Боффин, передавшей ему рассказы мистера Лайтвуда, который, по-видимому, славится как рассказчик и взял патент на эту историю. История действительно интересная, и любопытно было бы узнать ее дальнейшее развитие - например, получит ли дочь Хэксема оправдательный документ и останется ли довольна им. Но для того, чтобы выяснить это, надо воспользоваться каким-нибудь другим источником, помимо Лайтвуда. Лайтвуд тоже видел Джулиуса Хэнфорда, Лайтвуд разыскивал Джулиуса Хэнфорда через газеты, и он, секретарь, всячески избегал этого Лайтвуда. "Но с этим Лайтвудом случай может столкнуть меня в любой день недели, в любой час дня".
Теперь надо подумать, как бы отыскать другой источник. Сын Хэксема готовится стать учителем, и кто-то руководит его занятиями. Секретарь запомнил это, потому что в рассказах Лайтвуда о семье Хэксема ему больше всего понравилось то, как сестра устроила судьбу брата. Хлюпа надо подучить грамоте. Если он, секретарь, наймет ему того самого учителя, новый источник будет открыт. Дальше потребовалось справиться, знает ли миссис Боффин его имя. Нет, зато она знает, где находится школа. Больше ничего и не надо. Секретарь тут же написал директору этой школы, и вместо ответа Брэдли Хэдстон явился к нему в тот же вечер самолично.
Секретарь рассказал учителю, что от него требуется: давать у себя на дому уроки юноше, которого мистер и миссис Боффин хотят вывести на дорогу. Учитель согласился взять такого ученика. Секретарь спросил, каковы его условия? Учитель изложил их. Итак, с этим делом покончено.
- Разрешите узнать, сэр, - сказал Брэдли Хэдстон, - кому я обязан рекомендацией?
- Да будет вам известно, что я здесь лицо второстепенное - служу секретарем у мистера Боффина. Мистер Боффин тот самый джентльмен, который унаследовал состояние... вы, вероятно, слышали об этом... состояние Гармона.
- Мистер Гармон, - сказал Брэдли (и как он удивился бы, узнав, с кем разговаривает!), - был убит, и труп его нашли в Темзе.
- Был убит, и труп его нашли в Темзе.
- Так это...
- Нет, - секретарь не дал ему докончить и улыбнулся, - рекомендация не его. Мистер Боффин слышал о вас от некоего мистера Лайтвуда. Вы, кажется, знакомы с мистером Лайтвудом или слышали о нем?
- К сожалению, слышал, сэр. Я не знаком с мистером Лайтвудом, и не горюю об этом. Ничего дурного о самом мистере Лайтвуде я сказать не могу, но некоторые его друзья мне отвратительны. Вернее, один его друг. Близкий друг.
Даже теперь, спустя долгое время, он еле выговорил эти слова, - такую ярость (сдержать которую ему стоило мучительных трудов) пробуждало в нем воспоминание о том, как небрежно и презрительно держался с ним Юджин Рэйберн.
Секретарь понял, что разбередил больное место, и хотел переменить тему разговора, но Брэдли не так-то легко было отвлечь, он упрямо продолжал свое:
- Хоть этот человек и отвратителен мне, я все же скажу вам, как его зовут. Этого человека зовут Юджин Рэйберн.
Секретарь помнил Юджина Рэйберна. В его болезненных впечатлениях, связанных с той ночью, когда он преодолевал в себе действие отравы, образ Юджина виднелся точно в тумане, но все же он запомнил его имя, и его голос, и как Юджин вместе со всеми осматривал труп Хэксема, и где Юджин стоял, и что он говорил.
- А скажите, мистер Хэдстон, - спросил секретарь, снова пытаясь перевести разговор на другое, - как зовут сестру Хэксема?
- Ее зовут Лиззи, - ответил учитель, и лицо его передернулось.
- Говорят, она незаурядная девушка - это правда?
- Да. Во всяком случае, настолько незаурядная, что куда до нее мистеру Юджину Рэйберну! Впрочем, он и с любым заурядным человеком не выдержит сравнения. Надеюсь, сэр, вас не обидит, если я спрошу, почему вы ставите эти два имени рядом?
- Да так получилось, - ответил секретарь. - Я заметил, что Юджин Рэйберн - тема для вас неприятная, и попытался заговорить о другом, но, кажется, невпопад.
- А вы знаете мистера Рэйберна, сэр?
- Нет.
- Следовательно, нельзя предполагать, что вы поставили эти два имени рядом, основываясь на каких-либо его намеках?
- Разумеется, нет!
- Я осмелился спросить об этом, - сказал Брэдли, глядя себе под ноги, - потому что такой пустой, хвастливый и наглый человек способен на все. Я... я надеюсь, вы не истолкуете меня превратно, сэр. Я... я весьма заинтересован в Чарльзе Хэксеме и его сестре, и все, что их касается, вызывает во мне сильные чувства. Очень сильные чувства. - Дрожащей рукой Брэдли вынул из кармана носовой платок и утер лоб.
Взглянув ему в лицо, секретарь подумал, что перед ним действительно забил источник и что источник этот, сверх всяких ожиданий, оказался мутным, глубоким, бурным и трудным для разведок. А Брэдли, еще не справившись со своим волнением, вдруг ответил ему вызывающим взглядом. Он точно спрашивал его: "Что вы такого во мне увидели?"
- Чарльз Хэксем - вот кто, собственно, послужил вам рекомендацией, сказал секретарь, как ни в чем не бывало возвращаясь к первоначальному предмету их разговора. - Мистер и миссис Боффин слышали от мистера Лайтвуда, что этот юноша ваш ученик. Я же расспрашиваю о нем и о его сестре не по долгу службы и не от лица мистера Боффина, а сам по себе, в своих собственных интересах. Почему тут затронуты мои интересы, объяснять не стоит. Вы знаете, как был обнаружен труп мистера Гармона и какое касательство имел к этому их отец - Старик Хэксем?
- Сэр, - ответил Брэдли, так и не успокоившись, - все обстоятельства этого дела известны мне досконально.
- Тогда скажите, мистер Хэдстон, приходится ли сестре Хэксема страдать из-за нелепого - вернее, ни на чем не основанного обвинения, которое сначала возвели на ее отца, но затем в основном сняли?
- Нет, сэр, - чуть ли не с гневом отрезал Брэдли.
- Рад это слышать.
- За сестрой Хэксема... - Брэдли раздельно выговаривал каждое слово, точно читая по книге, - ...нет ничего такого, что не позволило бы поставить ее рядом с собой человеку с безукоризненной репутацией, человеку, собственными силами пробившему себе дорогу в жизни. Заметьте! Я говорю "поставить ее рядом с собой", а не "поднять до себя". Ей не приходится и не придется терпеть позора, если только она сама не навлечет его на свою голову. А раз человек с безукоризненной репутацией считает возможным смотреть на нее как на равную и раз он твердо убежден, что ее не в чем упрекнуть, по-моему этого вполне достаточно.
- И такой человек есть? - спросил секретарь.
Брэдли Хэдстон сдвинул брови, выпятил свой массивный подбородок и, уставившись себе под ноги, проговорил с решительностью, казалось бы и неуместной в данном случае:
- И такой человек есть!
У секретаря не было больше причин и поводов продолжать эту беседу, и на том она кончилась. Через три часа лохматый парик цвета пакли снова нырнул в ссудную лавку, и в тот же вечер отказ Плута Райдергуда от прежних показаний лежал в почтовой конторе, запечатанный в конверт, на котором был написан новый адрес Лиззи Хэксем.
Все эти дела так поглотили Джона Роксмита, что он увиделся с Беллой только на следующий день. По молчаливому уговору они старались держаться подальше друг от друга, но так, чтобы мистер и миссис Боффин не заметили перемены в их отношениях. Проводы Бетти Хигден только способствовали этому. Белла с охотой помогала ей укладываться, остальные тоже были заняты ее сборами, и им было не до Беллы с Роксмитом.
- Миссис Хигден, - сказал Роксмит, когда все они столпились около Бетти, - все, кроме Беллы, которая, стоя на коленях перед стулом, вместе с ней складывала вещи в корзину. - Вам надо будет иметь при себе хоть письмо с нашим адресом. Я напишу там от имени мистера н миссис Боффин, что они ваши друзья, - слово "покровители" им, пожалуй, не понравится.
- Да, да, да! - воскликнул мистер Боффин. - Нельзя ли без покровителей! Все что угодно, а от этого увольте!
- Этого добра и без нас хватает, правда, Нодди? - сказала миссис Боффин.
- Правда, старушка, - подтвердил Золотой Мусорщик. - Чего другого, а этого хватает.
- А ведь некоторым людям нравится, когда у них есть покровители? спросила Белла, поднимая на него глаза.
- Только не мне! А кому нравится, пусть поразмыслят над этим как следует, - ответил мистер Боффин. - Покровители и покровительницы, вице-покровители и вице-покровительницы, усопшие покровители и усопшие покровительницы, экс-вице-покровители и экс-вице-покровительницы! Как прикажете понимать все эти словеса? А ведь ими полны те толстые книги, которыми разные благотворительные общества завалили Роксмита! Если мистер Том Ноукс пожертвовал пять шиллингов, вот вам и покровитель, и если миссис Джек Стайлз пожертвовала пять шиллингов, вот вам и покровительница! Что за чепуха такая! Как это назвать? Бесстыдство - другого названия не придумаешь!
- А ты не кипятись, Нодди, - остановила его миссис Боффин.
- Не кипятись! - воскликнул он. - Да тут взорваться недолго! Куда ни сунешься, везде натыкаешься на покровителей! А я не хочу, чтобы мне покровительствовали. Если я покупаю билет на музыку, на цветочную выставку или на какое-нибудь другое увеселение, и покупаю за большие деньги, при чем тут всякие покровители и покровительницы, ведь не они за меня платили! Если кто делает доброе дело, пусть только ради добра и старается. А если дело дурное, его никакие покровители с покровительницами не поправят. Опять же, начнут строить какое-нибудь новое заведение и глядишь, про все забыли - и для кого оно строится и как оно строится, - самое важное тут покровители и покровительницы. Хоть бы кто сказал мне, неужто в других странах покровители с покровительницами тоже такую силу взяли, как в нашей? И уж как этим покровителям и покровительницам самих себя не совестно, просто не понимаю! Пилюли это, что ли, или средство для ращения волос, или снадобье для укрепления нервов, что о них трубят на всех перекрестках!
Облегчив себе душу этим монологом, мистер Боффин, по своему обыкновению, рысцой пробежался по комнате и вернулся на прежнее место.
- А что до письма, Роксмит, - сказал он, - так вы это правильно. Дайте ей такое письмо, заставьте ее взять такое письмо, суньте ей такое письмо в карман силой! Она может заболеть. Ведь вы на самом деле можете заболеть, миссис Хигден! Не упрямьтесь, не спорьте со мной! Можете заболеть, можете!
Старуха рассмеялась и сказала, что с благодарностью возьмет письмо.
- Вот и хорошо! - воскликнул мистер Боффин. - Вот и умница! Только благодарить надо не нас - мы сами до этого не додумались, благодарите мистера Роксмита.
Письмо написали, прочли его вслух и отдали ей.
- Ну, как? - спросил мистер Боффин. - Не жалеете?
- Что беру письмо? Нет, сэр, оно складно написано.
- Да не о письме речь, а о том, что вы задумали! - сказал мистер Боффин. - Хватит у вас сил на это?
- Сил у меня только прибавится, сэр, и цепенеть больше не буду. А другого выхода нет.
- Напрасно вы так говорите, - стоял на своем мистер Боффин. - Есть и другой выход. Например, в "Приюте" было бы не худо поселить домоправительницу. Может, вы посмотрите наш "Приют", а заодно познакомитесь с отставным литератором Веггом, который там живет? У него деревянная нога.
Преодолев даже такой соблазн, старая Бетти закуталась в шаль и надела свой черный капор.
- Все же я вас ни за что бы не отпустил, - сказал мистер Боффин, - а если отпускаю, так только ради Хлюпа. Вот увидите, оглянуться не успеем, как он обучится ремеслу и человеком станет. Бетти, что это у вас? Неужто кукла?
Это был гвардеец, который стоял на часах у кроватки Джонни. Осиротелая старуха показала игрушку и снова прикрыла ее шалью. Потом она простилась с миссис Боффин, с мистером Боффином, с Роксмитом и напоследок обвила свои морщинистые руки вокруг стройной юной шейки Беллы и повторила слова Джонни: "Поцелуй касивую леди!"
Секретарь смотрел с порога на юное личико "касивой леди" в кольце старческих рук и продолжал смотреть на "касивую леди", когда она осталась одна, а отважная Бетти вышла на улицу и, устремив прямо перед собой свой ясный, твердый взгляд, отправилась в путь, спасаясь от душевного оцепененья и от нищеты.
ГЛАВА XV - Вот как обстоит дело
Брэдли Хэдстон не переставал думать о следующей встрече с Лиззи Хэксем. Просить о ней его заставило чувство, близкое к безнадежности, и с тех пор оно не давало ему покоя. И вот, вскоре после разговора с секретарем, под вечер серого осеннего дня Брэдли и Чарли Хэксем вышли из дому, что не укрылось от глаз мисс Пичер, и отправились на это безнадежное свидание.
- А кукольная швея не удостаивает своей благосклонностью ни меня, ни тебя, Хэксел, - сказал Брэдли.
- Противная горбунья! Да к тому же дерзкая, мистер Хэдстон! Я боялся, что она выкинет какую-нибудь штуку и помешает нам - с нее станет! Решил, лучше предложу вам пойти в Сити сегодня вечером и встретить сестру на полпути.
- Так я и думал, - сказал Брэдли, натягивая перчатки на свои дрожащие от волнения руки. - Так я и думал.
- Только моя сестрица с ее нелепыми фантазиями и могла отыскать себе такую чудную товарку, - продолжал Чарли. - Ей, видите ли, надо жертвовать собой ради других. Она сама мне так сказала в тог день, когда мы с вами были у нее.
- Почему же она должна жертвовать собой ради какой-то кукольной швеи? - спросил Брэдли.
- А-а! - воскликнул мальчик, весь вспыхнув. - Обычные романтические бредни! Сколько я ни толковал ей об этом, все попусту. Но сегодня, мистер Хэдстон, мы с вами поставим на своем, а остальное как-нибудь наладится.
- Ты по-прежнему полон надежд, Хэксем.
- Разумеется, сэр! Все на нашей стороне. "Все, кроме твоей сестры, пожалуй", - подумал Брэдли. Но только подумал, а сказать не сказал.
- Все на нашей стороне, - с мальчишеской самоуверенностью повторил Чарли. - Солидное положение, выгоды такого родства для меня, здравый смысл - решительно все!
- Правда, твоя сестра всегда выказывала преданность тебе, - сказал Брэдли, хватаясь хоть за эту тень надежды.
- Ну еще бы, мистер Хэдстон! Она послушная. И теперь, когда вы удостоили меня своим доверием и поделились своими мыслями со мной первым, я опять скажу: все на нашей стороне!
И Брэдли снова подумал: "Все, кроме твоей сестры, пожалуй".
Пыльно-серый, чахлый вечер в лондонском Сити не способен внушать надежды. В запертых на замки товарных складах и конторах есть что-то мертвенное, а присущая нам, англичанам, боязнь ярких красок придает всему траурный вид. Колокольни и шпили церквей, стиснутых домами, - темные, закоптелые, как и само небо, которое того и гляди навалится на них, ничуть не разряжают сумрачности городского пейзажа; у солнечных часов, погруженных в густую тень на церковной стене, такой вид, точно они обанкротились и на веки вечные отказались от своих обязательств; жалкие привратники и метельщики сметают в канавы клочья газет и прочие жалкие отбросы, а отбросы человеческие, еще более жалкие, наклоняются над этим мусором, роются, шарят там в поисках чего-нибудь еще годного на продажу. Толпы, двигающиеся из Сити, похожи на узников, выпушенных на свободу, и мрачная Ньюгетская тюрьма кажется не менее подходящей резиденцией для могущественного лорд-мэра, чем его великолепные особняк.