Страница:
Изучению этого чуда были посвящены десять лет жизни на равнинах Татарии.
ЧУДО ПУТЕШЕСТВУЮЩЕЙ КУКЛЫ
Путешествующая кукла целиком изготовлена из дерева, но, едва облачившись в дорожное платье простейшего фасона, она становится невидимой, совершает за полминуты огромнейшие путешествия и из видимой становится невидимой со столь удивительной быстротой, что человеческий глаз не может проследить за ее превращениями.
Прислужник Некроманта при виде этого чуда обычно падает в обморок и приходит в себя только после введения в его организм коньяка с водой.
ПУДИНГОВОЕ ЧУДО
После того, как общество решит одолжить Некроманту шляпу любого джентльмена, чья голова уже достигла зрелых размеров, Некромант, ни на секунду не скрывая оную шляпу от восхищенных взоров всех присутствующих, разожжет в ней огонь, смешает в своей магической кастрюле пудинг, сварит его на означенном огне и через две минуты нарежет уже совершенно готовый пудинг и оделит им всех зрителей, дабы они немедленно поглотили его тут же на месте; а затем вернет ничуть не пострадавшую от огня шляпу ее законному владельцу.
Во время представления в Милане чрезвычайная щедрость этого чуда вызвала такую зависть в благодетельном австрийском правительстве, что Некромант имел честь быть схваченным и ввергнутым на пять лет в цитадель этого города.
207
Ф. ЭВАНСУ
Бончерч,
13 сентября 1849 г.
Дорогой Эванс!
Надеюсь закончить все к следующему четвергу. После этого буду рад видеть Вас в любой удобный для Вас день. Накануне своего приезда черкните мне, чтобы я не ушел куда-нибудь бродить.
Я обещал мистеру Бернгарду Таухницу * послать ему в Лейпциг корректуру шестого выпуска, как только она будет отпечатана, ибо он собирается выпустить в свет первый том "Копперфилда" в конце месяца и желал бы как можно скорее получить его перевод на немецкий язык. Поскольку я сообщил ему, что скорее всего выпуск будет готов к пятнадцатому, и поскольку я немного запаздываю, мне пришло в голову, что ему будет удобнее получить первый лист немедленно. Поэтому прошу Вас проследить, чтобы моя правка (прилагаемая) была аккуратно перенесена - недостающую половину страницы надо тщательно восстановить по прилагаемой рукописи и отправить ему этот лист незамедлительно, с обещанием дослать последний лист, как только он будет готов.
Искренне Ваш.
208
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
Бончерч
...После "Домби" отклики кажутся весьма скромными, и, значит, Ваше предсказание все-таки сбывается. Я не жалею о том, что не могу заставить себя придавать больше значения людскому мнению; и я глубоко убежден, что если потомки будут читать мои книги, "Домби" будет считаться одной из лучших, но преходящие влияния на какое-то время значат очень много, и как малый успех "Чезлвита" помог мне, так огромный успех "Домби", наоборот, мне сильно повредил. Впрочем, на самом деле не так уж сильно. Это итоги касаются только первых трех выпусков, а на них, разумеется, отразились большие расходы по первому выпуску, и, следовательно, жаловаться особенно нечего. Одно мне ясно, что весной журнал должен уже идти полным ходом, и в свободные минуты я уже обдумывал название и общий замысел. Эванс утверждает, что они ничего, кроме похвал "Копперфилду", не слышали и спокойны за него. Устойчивый двадцатипятитысячный тираж, которого он, кажется, достиг, вполне достаточен. Последние выпуски всегда расходятся лучше...
...Браун набросал для следующего выпуска чрезвычайно удачного и во всех отношениях превосходного мистера Микобера. Надеюсь, что этот выпуск неплох. Я не слышал ничего, кроме очень приятных рассказов о том, как он всем нравится.
209
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
Бродстэрс,
7 октября 1849 г
...Я причиняю явный ущерб роящимся в моей голове мыслям о задуманном журнале (они уже довольно быстро и легко выстраиваются в ряд) тем, что излагаю их сейчас. Но я представляю себе еженедельник. Цена - полтора-два пенса. Материал - частично оригинальный, частично - перепечатки, и по возможности всегда немного хороших стихов.
...В отношении подбора материала у меня есть особые соображения. Прежде всего, он должен быть посвящен определенной теме. Скажем, рассказы о пиратах. По этой теме имеется уйма исключительно интересного, романтического и почти неизвестного материала. Или рассказы о рыцарях и о причудливой древней легенде о св. Граале... Или рассказы о дикарях - тут можно показать, в чем именно все дикари схожи друг с другом, а равным образом показать и те обстоятельства, при которых люди цивилизованные в трудных условиях быстрее всего уподобляются дикарям. Рассказы о выдающихся личностях, хороших и дурных, - в историческом плане; следует помочь читателю составить свое суждение о людях и оценить правдивость изображения многих личностей в литературных произведениях. Все названные темы, как и множество иных, уже придуманных мною, должны быть компилятивными; они должны отображать основную направленность и цели еженедельника и вызывать у читателя не меньший интерес, чем материал оригинальный. Оригинальный материал включает очерки, обзоры, письма, театральные рецензии и т. д. и т. п., поданные в форме как можно более увлекательной, но вместе с тем создающей ясное и отчетливое представление о духе народа и об эпохе... Чтобы все это связать воедино и, так сказать, создать определенную законченную картину, которую без труда мог бы передать любой из авторов, я представляю себе некую Тень, которая может проникнуть повсюду - и при свете солнца, луны и звезд, и при свете камина и свечи, быть во всех домах, во всех углах и закоулках, знать все и обо всем, побывать повсюду без малейшего труда, будь то театр, дворец, палата общин, тюрьмы, общества, церковь, железные дороги, море, чужие края и наша страна. Нечто всепроникающее, вездесущее и неуловимое. Я не считаю, что это издание следует назвать "Тень", но я хочу, чтобы название давало какое-то понятие о том, что еженедельник - веселый, полезный и всегда желанный спутник. Я хочу, чтобы в первом номере Тень рассказала о себе и своем семействе. Я хочу, чтобы письма адресовались ей. Пусть она иногда грозит, что собирается остановиться на том или ином предмете, или пролить свет на какое-нибудь мошенничество, или что она вскоре должна появиться в каком-нибудь месте. В той части еженедельника, где будут помещены перепечатки, я бы хотел, чтобы Тень побывала в библиотеке, среди книг, отрывки из которых пусть печатаются. Я хотел бы, чтобы она, как некое причудливое существо, витала над всем Лондоном и чтобы у читателя возникала мысль: "Интересно, что скажет об этом Тень", "А об этом?", "Нет ли здесь Тени?" и так далее. Надеюсь, Вы понимаете меня?.. Мне чрезвычайно трудно выразить свои мысли на этой стадии. Но думаю, что самое важное - связать с изданием эту идею, и тогда уже нетрудно будет ее развить. Имеется в виду создание оригинального, фантастического, причудливого существа, чего-то вроде неведомой ранее Силы. Оно будет словно в фокусе концентрировать все, что делается в газете. Это должно быть нечто не похожее ни на "Спектейтор", ни на Исаака Бикерстафа, нечто совсем в ином роде, но такое, во что читатели охотно поверят; оно должно быть достаточно таинственным и необычным, чтобы пленить их воображение, а само должно олицетворять здравый смысл и гуманность. Я хочу, чтобы и название еженедельника и моя идея выражали, что это Нечто находится у каждого где-то рядом: у окна, у камина, на улице, дома, с детских лет и до старости неразлучным спутником... Можете ли Вы из всего этого понять мою мысль? Я выпустил ее, точно был наполненным ею пузырем, который Вы взяли и проткнули. Об этой идее я не обмолвился никому ни словом, но питаю радостную надежду, что это действительно стоящая идея и что из нее можно выковать все остальное...
210
ГИЛПИНУ
Девоншир-террас,
четверг вечером, 15 ноября 1849 г.
Дорогой мистер Гилпин!
В ответ на Ваше письмо, полученное вчера (дела помешали мне ответить сразу), я вынужден сообщить, что, к сожалению, не могу быть на митинге, который состоится в понедельник, ибо уже довольно продолжительное время считаю, что умонастроение общества еще не находится на той ступени, когда с помощью публичных митингов можно успешно отстаивать идею полной отмены смертной казни.
Я полагаю, что совершенные за последние год-два страшные преступления, воспоминание о которых, к сожалению, еще свежо в памяти каждого, привели к тому, что многие честные люди не захотят взять на себя ответственность, приняв участие в борьбе за отмену закона. Но я знаю, что есть много людей, готовых сделать все, что в их силах, для отмены хотя бы _публичной_ казни, так как разум не позволяет им требовать отмены смертной казни за особо тяжкие преступления.
Мы знаем, какое ужасное и ожесточающее зрелище представляет собой смертная казнь, мы знаем также, что наш величайший патриотический долг добиться, чтобы подобные зрелища никогда не имели места в будущем. Я полагаю, что правильный путь состоит в том, чтобы воспользоваться поддержкой этих людей - которой в противном случае мы лишимся - в борьбе за великую реформу, за то, чтобы смертный приговор приводился в исполнение торжественно, в стенах тюрьмы. Я нимало не сомневаюсь в том, что еще долгие годы никакие митинги и собрания не смогут хоть как-то помочь борьбе за отмену смертной казни. Но я убежден, что по второй стороне вопроса можно добиться успеха в очень скором времени и этим устранить немало вреда и леденящих душу ужасов.
Поэтому я решил ограничить свои усилия стремлением добиваться столь важного и желанного изменения, которое наверняка встретит огромную поддержку общественности и, полагаю, при ее настойчивости не будет отвергнуто ни одним правительством. Желал бы услышать, что митинг, который Вы собираетесь организовать в понедельник вечером, придет к такому же заключению.
211
ДУГЛАСУ ДЖЕРОЛДУ
Девоншир-террас, суббота,
17 ноября 1849 г.
Дорогой Джеролд!
Сегодня у гром я получил письмо от Гилпина, где он упоминает о Вашем письме, в котором вы осуждаете "таинственность повешения, скрытого от глаз публики".
Но подумайте, есть ли наказание, помимо смерти, которое не казалось бы "таинственным"? Вспомните, ведь все улучшения в тюрьмах и отягчение наказаний за последние двадцать лет были связаны с "таинственностью". Я отлично помню время, когда систему молчания осуждали как таинственную и несовместимую с духом английского общества. Однако можно смело утверждать, что она принесла большую пользу. Тюремные кареты, конечно, таинственны, но насколько они приятнее прежней системы, когда арестанты ходили по улицам, прикованные к длинной цепи, как каторжники в "Дон-Кихоте"! Разве нет никакой таинственности в ссылке в колонии, в нашем обычае отправлять людей на остров Норфолк и в тому подобные места? Никакой таинственности в том, что человека вместо имени называют по номеру? Разве все изменения и улучшения системы наказания не исполнены таинственности от начала и до конца? Мне хотелось бы убедить Вас в том, что это слово следует оставить публичным ораторам, напомнив Вам о том, какой была преступность и какими были наказания в дни, когда во всем этом не было никакой таинственности и все было открыто, как Брайдуэлл, куда Нэд Уорд ходил смотреть, как порют женщин.
Искренне Ваш.
212
ДЕ СЭРЖА
Девоншир-террас,
суббота, 29 декабря 1849 г.
Мой дорогой Сэржа!
Сегодня утром, во время завтрака, я получил Ваше письмо с радостью, которую мое красноречие не в силах выразить, а Ваша скромность - вообразить. Как чудесно, что в такое время года о нас вспомнили в Вашем доме, где нам было так хорошо, и в милой старой Лозанне, которую мы всегда надеемся увидеть снова, и вот я не могу не откинуть в сторону первую страницу Копперфилда (10-го выпуска), уставившуюся на меня в буквальном смысле слова пустым взглядом, и ревностно берусь за ответ.
Бландерстон-хаус! Какое странное совпадение! Из всех удивительных историй, которые мне приходилось слышать (а имя им - легион), эта, пожалуй, самая удивительная. Я отправился в те края в прошлом году седьмого января, когда вынашивал замысел, и выбрал Бландерстон из-за его названия. Я уже ранее наблюдал многое из того, что Вы говорите об этих несчастных девушках. С болью сердечной я соглашаюсь со всем, что Вы утверждаете с таким чувством, - их просто безжалостно лишают возможности вернуться на путь добродетели. Я размышлял об этом довольно долго и надеюсь историей маленькой Эмили (которой суждено пасть и ничто не в силах ее спасти!) по-новому трагически представить эту проблему и, быть может, принести этим некоторую пользу. Я знаю, Вы будете рады услышать, что Копперфилд пользуется огромным успехом. По-моему, он нравится читателям больше любой другой моей книги.
Мы восхитительно провели время у Уотсонов (сохранив и укрепив искреннюю привязанность к ним обоим), и были самыми веселыми среди веселящихся. В числе гостей была некая мисс Бойль *, отличная актриса-любительница, и мы с ней разыграли с огромным успехом несколько сцен из "Школы злословия" и из "Никльби". Выступали мы в старинном зале, заполненном и переполненном слугами.
В конце программы мы показывали фокусы, для которых у меня имеется хороший реквизит, собранный в разное время и в различных местах, а затем мы все пускались в пляс самого буйного рода и танцевали ночь напролет. Мы часто вспоминали Вас, миссис Сэржа и Холдимэнда и жалели, что вас нет с нами. Уотсон и я раз пятьдесят "давали обет" (торжественно клялись, как О'Коннел) поехать вместе в Лозанну и даже договорились, в каком месяце и на какой неделе. Но всегда что-нибудь нам мешало. Однако я надеюсь, бог даст, приехать туда снова, как только завершу свой Копперфилдов труд.
Вы не можете себе представить, что творилось при повешении Маннингов *. Поведение людей было неописуемо ужасным, мне еще долго казалось, что я живу в городе, населенном дьяволами. До сих пор я чувствую, что не мог бы приблизиться к этому месту. Письма мои по этому вопросу произвели большой шум *. Но у меня отнюдь нет твердой уверенности, что в связи с этим что-нибудь изменится, главным образом потому, что сторонники отмены смертной казни совершенно безрассудны и, по сути дела, ведут нечестную игру. Они погубят любое подобного рода предложение в парламенте, если только оно не встретит твердой поддержки правительства, чего наверняка не случится, так как девиз вигов "laissez aller" {Не вмешивайтесь (франц.).}. Думаю, что Пилю этого бы удалось добиться. Мне пришли на ум два факта, могущие послужить вескими доводами в защиту моей идеи. Первое - это бурное волнение по случаю того, что процессии, направляющиеся к месту казни, были отменены, и вместо Тайберна вся церемония происходила у ворот тюрьмы. Второе - то, что в наши дни, при том же британском правительстве в Новом Южном Уэльсе, казни совершаются _внутри тюрьмы_, что дает явно положительный результат. Я жду случая выпалить этот факт первой же влиятельной особе, которая предоставит мне такую возможность.
В противоположность Вам, у нас здесь не было и не предвидится никаких свадеб, хотя таковые и могли бы иметь место, но некая юная особа, которую Вы знаете, весьма разборчива *. Дети, слава богу, все здоровы. Чарли через неделю едет в Итон, экзамен он выдержал прекрасно. Кэт чувствует себя хорошо и вместе с Джорджиной присоединяется к моим заверениям в любви к Вам, миссис Сэржа и Холдимэнду, с которым (передайте ему!) я бы с радостью несколько часов посостязался в споре, сидя за его столом. О боже, до чего мы бывали упрямы! Я так и вижу, как он сидит, откинувшись на стуле, подняв указательный палец правой руки, и восклицает "помилуйте!" в ответ на какое-нибудь мое предложение и потом разражается смехом. И вдруг меня охватывает такое чувство, словно мы с Вами все еще сидим и беседуем, покуривая сигары, у дверей отеля Мартиньи, в доме звучит фортепьяно и голос леди Мэри Тэйлор. Я устремляю довольно унылый взор на мой сад (он весь в снегу), но, снова приободрившись, радостно предвкушаю новую экспедицию на Большой Сен-Бернар, во время которой миссис Сэржа и я будем смеяться так, как, пожалуй, еще никогда не смеялись, в одном из этих однобоких вагончиков. И когда мы снова узнаем от Холдимэнда, в маленьком, захудалом трактирчике за ленчем, как, отправляясь в путешествие, следует закрывать дверь, прислонив к ней наклонный стул, - помните?
Я очень надеюсь, что мы все еще увидимся, до того как облысеем. И с этой надеждой остаюсь, мой дорогой Сэржа, Вашим верным другом.
213
МИССИС МАКРИДИ
Девоншир-террас
среда, утром
Дорогая миссис Макриди!
Вернувшись вчера вечером домой к обеду, я нашел американскую газету, присланную мне Макриди. В первом порыве безграничного негодования я уже собрался идти к Вам, но, поостыв, решил, что не следует портить Вашу радость при мысли о его возвращении излияниями о том, какие чувства я питаю к ньюйоркцам.
Но одно я должен сказать - эта сцена удивила даже меня. Я очень хорошо знаю, что в первом городе Соединенных Штатов случаются вещи, которые не могли бы произойти в самом глухом уголке любой другой страны, однако гнусность всего этого и невыразимая низость пресловутого "общественною мнения", на которое неведомый мистер Кларк ссылается, оправдывая свой ангажемент, представляются мне страшнейшим покушением на разумную человеческую свободу.
Для Макриди это не имеет ни малейшего значения и лишь на две-три недели раньше извлечет его из этой проклятой (извините меня!) мешанины хвастливых претензий и шарлатанства. А это приятно нам всем.
Мне кажется, нам следует устроить для него обед ровно с таким числом приглашенных, чтобы он мог считаться званым, но не больше, - и выразить на нем благородное негодование по поводу этого происшествия.
Я обсужу все с Форстером. Сам же я считаю, что сделать это надо обязательно. Мы не имеем права смотреть на подобные вещи сквозь пальцы.
Искренне Ваш.
214
МИССИС ГАСКЕЛЛ
Девоншир-террас,
31 января 1850 г
Дорогая миссис Гаскелл!
Вы, быть может, читали объявления в газетах о моем намерении издавать новый общедоступный дешевый литературный еженедельник. Не знаю, каковы Ваши обеты в отношении литературной умеренности или воздержания, но поскольку я твердо знаю, что из ныне здравствующих английских писателей нет ни одного, чьей помощью я хотел бы заручиться скорее, чем помощью создательницы "Мэри Бартон" (эта книга глубоко тронула и взволновала меня), то решаюсь спросить Вас, могу ли я надеяться, что Вы согласитесь написать короткий рассказ или любое количество рассказов для предполагаемого издания?
Имена авторов, ни мое, ни чье-либо другое, указываться не будут: каждый номер будет выходить без подписи и весь в целом будет выражать общий дух и направленность еженедельника, заключающиеся в том, чтобы поддерживать обездоленных и способствовать общему улучшению социальных условий. Ваша скромность вряд ли позволит Вам представить себе, сколь высоко я ценю Вашу помощь, и я совершенно уверен в том, что даже самые незначительные плоды Ваших наблюдений и раздумий о жизни, Вас окружающей, привлекут внимание и принесут пользу.
Разумеется, я сознаю, как ценно для Вас время, и не забываю об этом, когда спрашиваю, можете ли Вы уделить часть его для нашего дела. Если Вы сможете и предпочтете побеседовать со мной лично, я с радостью приеду на несколько часов в Манчестер и подробно отвечу на все Ваши вопросы. Огромное искреннее восхищение, которое вызвала во мне Ваша книга, делает меня очень настойчивым в отношении Вас. Поэтому прошу извинить меня за беспокойство и верить, что я остаюсь навсегда преданным Вам.
Миссис Диккенс и ее сестра просят передать привет. Я бы хотел знать, что Вы сделали со своей protege {Протеже (франц ).}.
215
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
Январь 1850 г.
Предложенные названия для нового издания. Курсивом в скобках даны комментарии Форстера.
МАЛИНОВКА. С таким эпиграфом из Гольдсмита: "Малиновка, известная своей любовью к роду людскому, живет с нами круглый год..." (Но это название было отвергнуто. Затем последовало) ЧЕЛОВЕЧЕСТВО. По-моему, это очень хорошо... (Затем...) А вот своеобразная идея, но с некоторыми явными достоинствами: ЧАРЛЬЗ ДИККЕНС. Еженедельный журнал, предназначенный для просвещения и развлечения самых разнообразных читателей. Возглавляемый им самим... (Все же и тут чего-то не хватало. На следующий день появилось:) Я, право же, думаю, что если в другом названии чего-то не хватало, то уж это очень удачно и вносит как раз то, что нужно. ДОМАШНИЙ ГОЛОС. Я придумал и много других, как-то: ДОМАШНИЙ ГОСТЬ, ДОМАШНИЙ ЛИК, ТОВАРИЩ, МИКРОСКОП, ПУТЬ ЖИЗНИ, РЫЧАГ, БЕГУЩИЕ ГОДЫ, ОСТРОЛИСТ (с двумя строками из Саути для эпиграфа), ВСЕ НА СВЕТЕ. Но, пожалуй, все же ГОЛОС - именно то... (Это было и в самом деле почти то, что нужно, однако на следующий день появилось:) ДОМАШНЕЕ ЧТЕНИЕ. Это очень милое название... (и выбор был сделан).
216
МИСС ЭМИЛИ ГОТШАЛК
Лондон, Девоншир-террас,
1 февраля 1850 г.
Мой дорогой юный друг!
Вы знаете, что мой ответ на Ваше письмо, как обычно, будет кратким, не потому, что письма Ваши не вызывают во мне искреннего, глубокого интереса, а лишь потому, что мне ежедневно приходится писать множество писем.
Настроение Ваше, о котором Вы мне пишите, нездорово и, я думаю, неестественно, однако средство от него весьма просто и доступно каждому из нас. Это - действие, помощь, желание быть полезным, делать добро окружающим хотя бы в малом, быть чем-то занятым. В жизни каждого человека, сколь бы ни была она тиха и однообразна, достаточно возможностей для проявления деятельного сочувствия, жизнерадостной помощи. Я смиренно верю, что именно таким путем следует приближаться к богу, и тем обретать надежду и душевный покой. Мир вокруг нас не сон, а явь, и мы - основная часть этого мира, и именно поэтому мы должны в нем действовать. Болезненные занятия, подобные Вашим: уход в мир книг (пусть даже хороших), меланхолическое созерцание здесь не нужны. В мире есть свои устои и свои награды. Выйдите в мир, окружающий Вас, каким бы просторным или узким он ни был. Будьте отзывчивы, не только в мыслях Ваших, а на деле. Старайтесь тысячью разных способов сделать так, чтобы люди любили Вас и чтобы им не хватало Вас, случись Вам умереть, и тогда, верьте, жизнь Ваша станет счастливой.
Прошу Вас, будьте тверды. Доставьте мне великое удовлетворение в один прекрасный день убедиться, что переписка, которую Вы завели со мной, принесла пользу и что теперь у Вас на сердце стало гораздо легче и веселее, чем в ее начале.
Верьте, верьте в реальность жизни и не допускайте, чтобы Ваша собственная жизнь, в которой - как и в каждой жизни - есть свой смысл, пролетела бы впустую, пока Вы мрачно размышляли над ее тайнами.
Таинственная жизнь не здесь, а далеко в небесах. Выполнять свой долг значит готовиться к ней. Наш Спаситель не сидел, праздно сложив руки и размышляя, - он трудился и творил добро. В своем маленьком домашнем мирке Вы можете сделать столько же добра, сколько император в своих владениях.
Всегда преданный Вам.
217
ЧАРЛЬЗУ НАЙТУ
Девоншир-террас,
8 февраля, 1850 г.
Дорогой Найт!
Разрешите самым сердечным образом поблагодарить Вас за любезное и лестное упоминание обо мне в Вашей талантливой брошюре. Это очень тронуло меня, и я рад от души.
Полностью согласен со всем, что Вы так красноречиво высказали об этом несправедливом, неумном и непомерном налоге *. Но когда подумаешь о положении огромной массы народа, то просто не хватает духу требовать справедливости в этом вопросе до того, как отменят налог на окна. Без света люди не могут читать. Без света они не могут жить по-человечески и сохранять нормальное здоровье. Как бы ни страдали от несправедливости мы, я полагаю, что они страдают от нее куда больше, и восстановление справедливости в этом вопросе даст им возможность для иного физического существования.
Мы совсем не видимся, и я думаю, не худо было бы нам поставить еще одну пьесу, скажем, в Корнуолле, специально ради того, чтобы мы встретились.
Глубоко преданный Вам.
218
ФОРСТЕРУ
Брайтон,
14 марта 1850 г.
...Меня мучит чувство неудовлетворенности, оттого что в номере не хватает чего-то трогательного, такого, что выражало бы общий дух "Домашнего чтения". Позавчера вечером, сидя в поезде (где мне всегда хорошо думается), я смотрел в окно на звезды и обдумывал одну тему, с ними связанную. И вот, соединив звезды со своим замыслом, я немедленно написал этот рассказ, который посылаю Вам. Мне бы хотелось, чтобы Вы прочли его до отправки в типографию (это займет у Вас не более пяти минут), а с обратной почтой прислали бы мне гранки.
219
МИССИС ГАСКЕЛЛ
Брайтон, Кингс-роуд, 148,
14 марта 1850 г.
Дорогая миссис Гаскелл!
Прошу Вас ответить на это письмо с обратной почтой в адрес Девоншир-террас.
Я глубоко убежден в том, что поскольку Лиззи не умирает, она должна была отдать ребенка в собственные руки Сьюзен, а не подкидывать ей к двери. Заметьте! Чем выразительнее, чем сильнее и преданнее любовь к ней ее матери, тем более жестоким кажется ее преступное бегство. То же самое чувство, которое в первом случае движет сюжет, в другом случае будет разбито поступком дочери, и Вы не сможете строить одно, не разрушив другого.
Исправить все это можно самой незначительной переделкой. Я предпочел бы, чтобы Вы прислали ее в ответном письме, а не исправлять в редакции. Уверяю Вас, образ Лиззи от этого значительно выиграет, и я не сомневаюсь в том, что Вы сделаете все возможное, чтобы спасти ее! Я убежден, что это устранит неизбежные возражения, а надо сказать, что чем ярче рассказ, тем они будут сильнее. Не могу передать Вам, насколько остро я это чувствую, дорогая миссис Гаскелл.
ЧУДО ПУТЕШЕСТВУЮЩЕЙ КУКЛЫ
Путешествующая кукла целиком изготовлена из дерева, но, едва облачившись в дорожное платье простейшего фасона, она становится невидимой, совершает за полминуты огромнейшие путешествия и из видимой становится невидимой со столь удивительной быстротой, что человеческий глаз не может проследить за ее превращениями.
Прислужник Некроманта при виде этого чуда обычно падает в обморок и приходит в себя только после введения в его организм коньяка с водой.
ПУДИНГОВОЕ ЧУДО
После того, как общество решит одолжить Некроманту шляпу любого джентльмена, чья голова уже достигла зрелых размеров, Некромант, ни на секунду не скрывая оную шляпу от восхищенных взоров всех присутствующих, разожжет в ней огонь, смешает в своей магической кастрюле пудинг, сварит его на означенном огне и через две минуты нарежет уже совершенно готовый пудинг и оделит им всех зрителей, дабы они немедленно поглотили его тут же на месте; а затем вернет ничуть не пострадавшую от огня шляпу ее законному владельцу.
Во время представления в Милане чрезвычайная щедрость этого чуда вызвала такую зависть в благодетельном австрийском правительстве, что Некромант имел честь быть схваченным и ввергнутым на пять лет в цитадель этого города.
207
Ф. ЭВАНСУ
Бончерч,
13 сентября 1849 г.
Дорогой Эванс!
Надеюсь закончить все к следующему четвергу. После этого буду рад видеть Вас в любой удобный для Вас день. Накануне своего приезда черкните мне, чтобы я не ушел куда-нибудь бродить.
Я обещал мистеру Бернгарду Таухницу * послать ему в Лейпциг корректуру шестого выпуска, как только она будет отпечатана, ибо он собирается выпустить в свет первый том "Копперфилда" в конце месяца и желал бы как можно скорее получить его перевод на немецкий язык. Поскольку я сообщил ему, что скорее всего выпуск будет готов к пятнадцатому, и поскольку я немного запаздываю, мне пришло в голову, что ему будет удобнее получить первый лист немедленно. Поэтому прошу Вас проследить, чтобы моя правка (прилагаемая) была аккуратно перенесена - недостающую половину страницы надо тщательно восстановить по прилагаемой рукописи и отправить ему этот лист незамедлительно, с обещанием дослать последний лист, как только он будет готов.
Искренне Ваш.
208
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
Бончерч
...После "Домби" отклики кажутся весьма скромными, и, значит, Ваше предсказание все-таки сбывается. Я не жалею о том, что не могу заставить себя придавать больше значения людскому мнению; и я глубоко убежден, что если потомки будут читать мои книги, "Домби" будет считаться одной из лучших, но преходящие влияния на какое-то время значат очень много, и как малый успех "Чезлвита" помог мне, так огромный успех "Домби", наоборот, мне сильно повредил. Впрочем, на самом деле не так уж сильно. Это итоги касаются только первых трех выпусков, а на них, разумеется, отразились большие расходы по первому выпуску, и, следовательно, жаловаться особенно нечего. Одно мне ясно, что весной журнал должен уже идти полным ходом, и в свободные минуты я уже обдумывал название и общий замысел. Эванс утверждает, что они ничего, кроме похвал "Копперфилду", не слышали и спокойны за него. Устойчивый двадцатипятитысячный тираж, которого он, кажется, достиг, вполне достаточен. Последние выпуски всегда расходятся лучше...
...Браун набросал для следующего выпуска чрезвычайно удачного и во всех отношениях превосходного мистера Микобера. Надеюсь, что этот выпуск неплох. Я не слышал ничего, кроме очень приятных рассказов о том, как он всем нравится.
209
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
Бродстэрс,
7 октября 1849 г
...Я причиняю явный ущерб роящимся в моей голове мыслям о задуманном журнале (они уже довольно быстро и легко выстраиваются в ряд) тем, что излагаю их сейчас. Но я представляю себе еженедельник. Цена - полтора-два пенса. Материал - частично оригинальный, частично - перепечатки, и по возможности всегда немного хороших стихов.
...В отношении подбора материала у меня есть особые соображения. Прежде всего, он должен быть посвящен определенной теме. Скажем, рассказы о пиратах. По этой теме имеется уйма исключительно интересного, романтического и почти неизвестного материала. Или рассказы о рыцарях и о причудливой древней легенде о св. Граале... Или рассказы о дикарях - тут можно показать, в чем именно все дикари схожи друг с другом, а равным образом показать и те обстоятельства, при которых люди цивилизованные в трудных условиях быстрее всего уподобляются дикарям. Рассказы о выдающихся личностях, хороших и дурных, - в историческом плане; следует помочь читателю составить свое суждение о людях и оценить правдивость изображения многих личностей в литературных произведениях. Все названные темы, как и множество иных, уже придуманных мною, должны быть компилятивными; они должны отображать основную направленность и цели еженедельника и вызывать у читателя не меньший интерес, чем материал оригинальный. Оригинальный материал включает очерки, обзоры, письма, театральные рецензии и т. д. и т. п., поданные в форме как можно более увлекательной, но вместе с тем создающей ясное и отчетливое представление о духе народа и об эпохе... Чтобы все это связать воедино и, так сказать, создать определенную законченную картину, которую без труда мог бы передать любой из авторов, я представляю себе некую Тень, которая может проникнуть повсюду - и при свете солнца, луны и звезд, и при свете камина и свечи, быть во всех домах, во всех углах и закоулках, знать все и обо всем, побывать повсюду без малейшего труда, будь то театр, дворец, палата общин, тюрьмы, общества, церковь, железные дороги, море, чужие края и наша страна. Нечто всепроникающее, вездесущее и неуловимое. Я не считаю, что это издание следует назвать "Тень", но я хочу, чтобы название давало какое-то понятие о том, что еженедельник - веселый, полезный и всегда желанный спутник. Я хочу, чтобы в первом номере Тень рассказала о себе и своем семействе. Я хочу, чтобы письма адресовались ей. Пусть она иногда грозит, что собирается остановиться на том или ином предмете, или пролить свет на какое-нибудь мошенничество, или что она вскоре должна появиться в каком-нибудь месте. В той части еженедельника, где будут помещены перепечатки, я бы хотел, чтобы Тень побывала в библиотеке, среди книг, отрывки из которых пусть печатаются. Я хотел бы, чтобы она, как некое причудливое существо, витала над всем Лондоном и чтобы у читателя возникала мысль: "Интересно, что скажет об этом Тень", "А об этом?", "Нет ли здесь Тени?" и так далее. Надеюсь, Вы понимаете меня?.. Мне чрезвычайно трудно выразить свои мысли на этой стадии. Но думаю, что самое важное - связать с изданием эту идею, и тогда уже нетрудно будет ее развить. Имеется в виду создание оригинального, фантастического, причудливого существа, чего-то вроде неведомой ранее Силы. Оно будет словно в фокусе концентрировать все, что делается в газете. Это должно быть нечто не похожее ни на "Спектейтор", ни на Исаака Бикерстафа, нечто совсем в ином роде, но такое, во что читатели охотно поверят; оно должно быть достаточно таинственным и необычным, чтобы пленить их воображение, а само должно олицетворять здравый смысл и гуманность. Я хочу, чтобы и название еженедельника и моя идея выражали, что это Нечто находится у каждого где-то рядом: у окна, у камина, на улице, дома, с детских лет и до старости неразлучным спутником... Можете ли Вы из всего этого понять мою мысль? Я выпустил ее, точно был наполненным ею пузырем, который Вы взяли и проткнули. Об этой идее я не обмолвился никому ни словом, но питаю радостную надежду, что это действительно стоящая идея и что из нее можно выковать все остальное...
210
ГИЛПИНУ
Девоншир-террас,
четверг вечером, 15 ноября 1849 г.
Дорогой мистер Гилпин!
В ответ на Ваше письмо, полученное вчера (дела помешали мне ответить сразу), я вынужден сообщить, что, к сожалению, не могу быть на митинге, который состоится в понедельник, ибо уже довольно продолжительное время считаю, что умонастроение общества еще не находится на той ступени, когда с помощью публичных митингов можно успешно отстаивать идею полной отмены смертной казни.
Я полагаю, что совершенные за последние год-два страшные преступления, воспоминание о которых, к сожалению, еще свежо в памяти каждого, привели к тому, что многие честные люди не захотят взять на себя ответственность, приняв участие в борьбе за отмену закона. Но я знаю, что есть много людей, готовых сделать все, что в их силах, для отмены хотя бы _публичной_ казни, так как разум не позволяет им требовать отмены смертной казни за особо тяжкие преступления.
Мы знаем, какое ужасное и ожесточающее зрелище представляет собой смертная казнь, мы знаем также, что наш величайший патриотический долг добиться, чтобы подобные зрелища никогда не имели места в будущем. Я полагаю, что правильный путь состоит в том, чтобы воспользоваться поддержкой этих людей - которой в противном случае мы лишимся - в борьбе за великую реформу, за то, чтобы смертный приговор приводился в исполнение торжественно, в стенах тюрьмы. Я нимало не сомневаюсь в том, что еще долгие годы никакие митинги и собрания не смогут хоть как-то помочь борьбе за отмену смертной казни. Но я убежден, что по второй стороне вопроса можно добиться успеха в очень скором времени и этим устранить немало вреда и леденящих душу ужасов.
Поэтому я решил ограничить свои усилия стремлением добиваться столь важного и желанного изменения, которое наверняка встретит огромную поддержку общественности и, полагаю, при ее настойчивости не будет отвергнуто ни одним правительством. Желал бы услышать, что митинг, который Вы собираетесь организовать в понедельник вечером, придет к такому же заключению.
211
ДУГЛАСУ ДЖЕРОЛДУ
Девоншир-террас, суббота,
17 ноября 1849 г.
Дорогой Джеролд!
Сегодня у гром я получил письмо от Гилпина, где он упоминает о Вашем письме, в котором вы осуждаете "таинственность повешения, скрытого от глаз публики".
Но подумайте, есть ли наказание, помимо смерти, которое не казалось бы "таинственным"? Вспомните, ведь все улучшения в тюрьмах и отягчение наказаний за последние двадцать лет были связаны с "таинственностью". Я отлично помню время, когда систему молчания осуждали как таинственную и несовместимую с духом английского общества. Однако можно смело утверждать, что она принесла большую пользу. Тюремные кареты, конечно, таинственны, но насколько они приятнее прежней системы, когда арестанты ходили по улицам, прикованные к длинной цепи, как каторжники в "Дон-Кихоте"! Разве нет никакой таинственности в ссылке в колонии, в нашем обычае отправлять людей на остров Норфолк и в тому подобные места? Никакой таинственности в том, что человека вместо имени называют по номеру? Разве все изменения и улучшения системы наказания не исполнены таинственности от начала и до конца? Мне хотелось бы убедить Вас в том, что это слово следует оставить публичным ораторам, напомнив Вам о том, какой была преступность и какими были наказания в дни, когда во всем этом не было никакой таинственности и все было открыто, как Брайдуэлл, куда Нэд Уорд ходил смотреть, как порют женщин.
Искренне Ваш.
212
ДЕ СЭРЖА
Девоншир-террас,
суббота, 29 декабря 1849 г.
Мой дорогой Сэржа!
Сегодня утром, во время завтрака, я получил Ваше письмо с радостью, которую мое красноречие не в силах выразить, а Ваша скромность - вообразить. Как чудесно, что в такое время года о нас вспомнили в Вашем доме, где нам было так хорошо, и в милой старой Лозанне, которую мы всегда надеемся увидеть снова, и вот я не могу не откинуть в сторону первую страницу Копперфилда (10-го выпуска), уставившуюся на меня в буквальном смысле слова пустым взглядом, и ревностно берусь за ответ.
Бландерстон-хаус! Какое странное совпадение! Из всех удивительных историй, которые мне приходилось слышать (а имя им - легион), эта, пожалуй, самая удивительная. Я отправился в те края в прошлом году седьмого января, когда вынашивал замысел, и выбрал Бландерстон из-за его названия. Я уже ранее наблюдал многое из того, что Вы говорите об этих несчастных девушках. С болью сердечной я соглашаюсь со всем, что Вы утверждаете с таким чувством, - их просто безжалостно лишают возможности вернуться на путь добродетели. Я размышлял об этом довольно долго и надеюсь историей маленькой Эмили (которой суждено пасть и ничто не в силах ее спасти!) по-новому трагически представить эту проблему и, быть может, принести этим некоторую пользу. Я знаю, Вы будете рады услышать, что Копперфилд пользуется огромным успехом. По-моему, он нравится читателям больше любой другой моей книги.
Мы восхитительно провели время у Уотсонов (сохранив и укрепив искреннюю привязанность к ним обоим), и были самыми веселыми среди веселящихся. В числе гостей была некая мисс Бойль *, отличная актриса-любительница, и мы с ней разыграли с огромным успехом несколько сцен из "Школы злословия" и из "Никльби". Выступали мы в старинном зале, заполненном и переполненном слугами.
В конце программы мы показывали фокусы, для которых у меня имеется хороший реквизит, собранный в разное время и в различных местах, а затем мы все пускались в пляс самого буйного рода и танцевали ночь напролет. Мы часто вспоминали Вас, миссис Сэржа и Холдимэнда и жалели, что вас нет с нами. Уотсон и я раз пятьдесят "давали обет" (торжественно клялись, как О'Коннел) поехать вместе в Лозанну и даже договорились, в каком месяце и на какой неделе. Но всегда что-нибудь нам мешало. Однако я надеюсь, бог даст, приехать туда снова, как только завершу свой Копперфилдов труд.
Вы не можете себе представить, что творилось при повешении Маннингов *. Поведение людей было неописуемо ужасным, мне еще долго казалось, что я живу в городе, населенном дьяволами. До сих пор я чувствую, что не мог бы приблизиться к этому месту. Письма мои по этому вопросу произвели большой шум *. Но у меня отнюдь нет твердой уверенности, что в связи с этим что-нибудь изменится, главным образом потому, что сторонники отмены смертной казни совершенно безрассудны и, по сути дела, ведут нечестную игру. Они погубят любое подобного рода предложение в парламенте, если только оно не встретит твердой поддержки правительства, чего наверняка не случится, так как девиз вигов "laissez aller" {Не вмешивайтесь (франц.).}. Думаю, что Пилю этого бы удалось добиться. Мне пришли на ум два факта, могущие послужить вескими доводами в защиту моей идеи. Первое - это бурное волнение по случаю того, что процессии, направляющиеся к месту казни, были отменены, и вместо Тайберна вся церемония происходила у ворот тюрьмы. Второе - то, что в наши дни, при том же британском правительстве в Новом Южном Уэльсе, казни совершаются _внутри тюрьмы_, что дает явно положительный результат. Я жду случая выпалить этот факт первой же влиятельной особе, которая предоставит мне такую возможность.
В противоположность Вам, у нас здесь не было и не предвидится никаких свадеб, хотя таковые и могли бы иметь место, но некая юная особа, которую Вы знаете, весьма разборчива *. Дети, слава богу, все здоровы. Чарли через неделю едет в Итон, экзамен он выдержал прекрасно. Кэт чувствует себя хорошо и вместе с Джорджиной присоединяется к моим заверениям в любви к Вам, миссис Сэржа и Холдимэнду, с которым (передайте ему!) я бы с радостью несколько часов посостязался в споре, сидя за его столом. О боже, до чего мы бывали упрямы! Я так и вижу, как он сидит, откинувшись на стуле, подняв указательный палец правой руки, и восклицает "помилуйте!" в ответ на какое-нибудь мое предложение и потом разражается смехом. И вдруг меня охватывает такое чувство, словно мы с Вами все еще сидим и беседуем, покуривая сигары, у дверей отеля Мартиньи, в доме звучит фортепьяно и голос леди Мэри Тэйлор. Я устремляю довольно унылый взор на мой сад (он весь в снегу), но, снова приободрившись, радостно предвкушаю новую экспедицию на Большой Сен-Бернар, во время которой миссис Сэржа и я будем смеяться так, как, пожалуй, еще никогда не смеялись, в одном из этих однобоких вагончиков. И когда мы снова узнаем от Холдимэнда, в маленьком, захудалом трактирчике за ленчем, как, отправляясь в путешествие, следует закрывать дверь, прислонив к ней наклонный стул, - помните?
Я очень надеюсь, что мы все еще увидимся, до того как облысеем. И с этой надеждой остаюсь, мой дорогой Сэржа, Вашим верным другом.
213
МИССИС МАКРИДИ
Девоншир-террас
среда, утром
Дорогая миссис Макриди!
Вернувшись вчера вечером домой к обеду, я нашел американскую газету, присланную мне Макриди. В первом порыве безграничного негодования я уже собрался идти к Вам, но, поостыв, решил, что не следует портить Вашу радость при мысли о его возвращении излияниями о том, какие чувства я питаю к ньюйоркцам.
Но одно я должен сказать - эта сцена удивила даже меня. Я очень хорошо знаю, что в первом городе Соединенных Штатов случаются вещи, которые не могли бы произойти в самом глухом уголке любой другой страны, однако гнусность всего этого и невыразимая низость пресловутого "общественною мнения", на которое неведомый мистер Кларк ссылается, оправдывая свой ангажемент, представляются мне страшнейшим покушением на разумную человеческую свободу.
Для Макриди это не имеет ни малейшего значения и лишь на две-три недели раньше извлечет его из этой проклятой (извините меня!) мешанины хвастливых претензий и шарлатанства. А это приятно нам всем.
Мне кажется, нам следует устроить для него обед ровно с таким числом приглашенных, чтобы он мог считаться званым, но не больше, - и выразить на нем благородное негодование по поводу этого происшествия.
Я обсужу все с Форстером. Сам же я считаю, что сделать это надо обязательно. Мы не имеем права смотреть на подобные вещи сквозь пальцы.
Искренне Ваш.
214
МИССИС ГАСКЕЛЛ
Девоншир-террас,
31 января 1850 г
Дорогая миссис Гаскелл!
Вы, быть может, читали объявления в газетах о моем намерении издавать новый общедоступный дешевый литературный еженедельник. Не знаю, каковы Ваши обеты в отношении литературной умеренности или воздержания, но поскольку я твердо знаю, что из ныне здравствующих английских писателей нет ни одного, чьей помощью я хотел бы заручиться скорее, чем помощью создательницы "Мэри Бартон" (эта книга глубоко тронула и взволновала меня), то решаюсь спросить Вас, могу ли я надеяться, что Вы согласитесь написать короткий рассказ или любое количество рассказов для предполагаемого издания?
Имена авторов, ни мое, ни чье-либо другое, указываться не будут: каждый номер будет выходить без подписи и весь в целом будет выражать общий дух и направленность еженедельника, заключающиеся в том, чтобы поддерживать обездоленных и способствовать общему улучшению социальных условий. Ваша скромность вряд ли позволит Вам представить себе, сколь высоко я ценю Вашу помощь, и я совершенно уверен в том, что даже самые незначительные плоды Ваших наблюдений и раздумий о жизни, Вас окружающей, привлекут внимание и принесут пользу.
Разумеется, я сознаю, как ценно для Вас время, и не забываю об этом, когда спрашиваю, можете ли Вы уделить часть его для нашего дела. Если Вы сможете и предпочтете побеседовать со мной лично, я с радостью приеду на несколько часов в Манчестер и подробно отвечу на все Ваши вопросы. Огромное искреннее восхищение, которое вызвала во мне Ваша книга, делает меня очень настойчивым в отношении Вас. Поэтому прошу извинить меня за беспокойство и верить, что я остаюсь навсегда преданным Вам.
Миссис Диккенс и ее сестра просят передать привет. Я бы хотел знать, что Вы сделали со своей protege {Протеже (франц ).}.
215
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
Январь 1850 г.
Предложенные названия для нового издания. Курсивом в скобках даны комментарии Форстера.
МАЛИНОВКА. С таким эпиграфом из Гольдсмита: "Малиновка, известная своей любовью к роду людскому, живет с нами круглый год..." (Но это название было отвергнуто. Затем последовало) ЧЕЛОВЕЧЕСТВО. По-моему, это очень хорошо... (Затем...) А вот своеобразная идея, но с некоторыми явными достоинствами: ЧАРЛЬЗ ДИККЕНС. Еженедельный журнал, предназначенный для просвещения и развлечения самых разнообразных читателей. Возглавляемый им самим... (Все же и тут чего-то не хватало. На следующий день появилось:) Я, право же, думаю, что если в другом названии чего-то не хватало, то уж это очень удачно и вносит как раз то, что нужно. ДОМАШНИЙ ГОЛОС. Я придумал и много других, как-то: ДОМАШНИЙ ГОСТЬ, ДОМАШНИЙ ЛИК, ТОВАРИЩ, МИКРОСКОП, ПУТЬ ЖИЗНИ, РЫЧАГ, БЕГУЩИЕ ГОДЫ, ОСТРОЛИСТ (с двумя строками из Саути для эпиграфа), ВСЕ НА СВЕТЕ. Но, пожалуй, все же ГОЛОС - именно то... (Это было и в самом деле почти то, что нужно, однако на следующий день появилось:) ДОМАШНЕЕ ЧТЕНИЕ. Это очень милое название... (и выбор был сделан).
216
МИСС ЭМИЛИ ГОТШАЛК
Лондон, Девоншир-террас,
1 февраля 1850 г.
Мой дорогой юный друг!
Вы знаете, что мой ответ на Ваше письмо, как обычно, будет кратким, не потому, что письма Ваши не вызывают во мне искреннего, глубокого интереса, а лишь потому, что мне ежедневно приходится писать множество писем.
Настроение Ваше, о котором Вы мне пишите, нездорово и, я думаю, неестественно, однако средство от него весьма просто и доступно каждому из нас. Это - действие, помощь, желание быть полезным, делать добро окружающим хотя бы в малом, быть чем-то занятым. В жизни каждого человека, сколь бы ни была она тиха и однообразна, достаточно возможностей для проявления деятельного сочувствия, жизнерадостной помощи. Я смиренно верю, что именно таким путем следует приближаться к богу, и тем обретать надежду и душевный покой. Мир вокруг нас не сон, а явь, и мы - основная часть этого мира, и именно поэтому мы должны в нем действовать. Болезненные занятия, подобные Вашим: уход в мир книг (пусть даже хороших), меланхолическое созерцание здесь не нужны. В мире есть свои устои и свои награды. Выйдите в мир, окружающий Вас, каким бы просторным или узким он ни был. Будьте отзывчивы, не только в мыслях Ваших, а на деле. Старайтесь тысячью разных способов сделать так, чтобы люди любили Вас и чтобы им не хватало Вас, случись Вам умереть, и тогда, верьте, жизнь Ваша станет счастливой.
Прошу Вас, будьте тверды. Доставьте мне великое удовлетворение в один прекрасный день убедиться, что переписка, которую Вы завели со мной, принесла пользу и что теперь у Вас на сердце стало гораздо легче и веселее, чем в ее начале.
Верьте, верьте в реальность жизни и не допускайте, чтобы Ваша собственная жизнь, в которой - как и в каждой жизни - есть свой смысл, пролетела бы впустую, пока Вы мрачно размышляли над ее тайнами.
Таинственная жизнь не здесь, а далеко в небесах. Выполнять свой долг значит готовиться к ней. Наш Спаситель не сидел, праздно сложив руки и размышляя, - он трудился и творил добро. В своем маленьком домашнем мирке Вы можете сделать столько же добра, сколько император в своих владениях.
Всегда преданный Вам.
217
ЧАРЛЬЗУ НАЙТУ
Девоншир-террас,
8 февраля, 1850 г.
Дорогой Найт!
Разрешите самым сердечным образом поблагодарить Вас за любезное и лестное упоминание обо мне в Вашей талантливой брошюре. Это очень тронуло меня, и я рад от души.
Полностью согласен со всем, что Вы так красноречиво высказали об этом несправедливом, неумном и непомерном налоге *. Но когда подумаешь о положении огромной массы народа, то просто не хватает духу требовать справедливости в этом вопросе до того, как отменят налог на окна. Без света люди не могут читать. Без света они не могут жить по-человечески и сохранять нормальное здоровье. Как бы ни страдали от несправедливости мы, я полагаю, что они страдают от нее куда больше, и восстановление справедливости в этом вопросе даст им возможность для иного физического существования.
Мы совсем не видимся, и я думаю, не худо было бы нам поставить еще одну пьесу, скажем, в Корнуолле, специально ради того, чтобы мы встретились.
Глубоко преданный Вам.
218
ФОРСТЕРУ
Брайтон,
14 марта 1850 г.
...Меня мучит чувство неудовлетворенности, оттого что в номере не хватает чего-то трогательного, такого, что выражало бы общий дух "Домашнего чтения". Позавчера вечером, сидя в поезде (где мне всегда хорошо думается), я смотрел в окно на звезды и обдумывал одну тему, с ними связанную. И вот, соединив звезды со своим замыслом, я немедленно написал этот рассказ, который посылаю Вам. Мне бы хотелось, чтобы Вы прочли его до отправки в типографию (это займет у Вас не более пяти минут), а с обратной почтой прислали бы мне гранки.
219
МИССИС ГАСКЕЛЛ
Брайтон, Кингс-роуд, 148,
14 марта 1850 г.
Дорогая миссис Гаскелл!
Прошу Вас ответить на это письмо с обратной почтой в адрес Девоншир-террас.
Я глубоко убежден в том, что поскольку Лиззи не умирает, она должна была отдать ребенка в собственные руки Сьюзен, а не подкидывать ей к двери. Заметьте! Чем выразительнее, чем сильнее и преданнее любовь к ней ее матери, тем более жестоким кажется ее преступное бегство. То же самое чувство, которое в первом случае движет сюжет, в другом случае будет разбито поступком дочери, и Вы не сможете строить одно, не разрушив другого.
Исправить все это можно самой незначительной переделкой. Я предпочел бы, чтобы Вы прислали ее в ответном письме, а не исправлять в редакции. Уверяю Вас, образ Лиззи от этого значительно выиграет, и я не сомневаюсь в том, что Вы сделаете все возможное, чтобы спасти ее! Я убежден, что это устранит неизбежные возражения, а надо сказать, что чем ярче рассказ, тем они будут сильнее. Не могу передать Вам, насколько остро я это чувствую, дорогая миссис Гаскелл.