220
   УИЛЬЯМУ БРЭДБЕРИ
   Брайтон, Кингс-роуд, 148,
   14 марта 1850 г.
   Дорогой Брэдбери!
   "Исключительно ради этого случая" - думаю, что предложенные изменения в начальной фразе хороши. Заглавие теперь выглядит отлично. Я, право, считаю, что номер получился великолепным, и если читатели не будут довольны, то я уж и не знаю, чего им еще нужно. Мне никогда не приходилось читать такого удачного номера любого журнала.
   А я - каков умница! Мне прислали сегодня предполагаемый Э 2 * и список статей. Поразительная личность - а именно, нижеподписавшийся - слегка смущенный нехваткой должной Домашней нежности, тут же откладывает Копперфилда, над которым оная личность работала, как паровая машина, пишет именно то, что, как ему думается, восполнит пробел, и отправляет свое творение почтой Форстеру. Поистине поразительная личность! Привет Эвансу.
   Всегда Ваш.
   P. S. Все клише посылайте на Девоншир-террас.
   221
   ДЖЕКОБУ БЕЛЛУ
   Девоншир-террас,
   воскресенье, 11 мая 1850 г.
   Дорогой сэр!
   Я много думал об этой женщине, о няне из Итч-уорда, плакавшей над умершим ребенком. Если ей можно чем-нибудь помочь, мне бы хотелось это сделать. Прошу Вас иметь это в виду, и если Вы надоумите меня, каким образом помощь может быть оказана, будьте любезны сообщить об этом. Я решаюсь прибегнуть к Вам с этой просьбой, ибо безгранично верю, что Вы меня поймете.
   Я постарался дать своеобразное описание нашей прогулки, не приводя названия работного дома, но Вы найдете его на странице 204 вложенной корректуры.
   Прошу прислать мне ее обратно, после того как Вы выберете свободную минуту прочитать очерк. Надеюсь, написанное не вызовет у Вас неприятных воспоминаний об 'том дне?
   Преданный Вам.
   222
   МАЙКЛУ ФАРАДЕЮ *
   Девоншир-террас,
   28 мая 1850 г.
   Дорогой сэр!
   Я беру на себя смелость обратиться к Вам так, словно мы знакомы, надеясь, что Вы любезно извините мне подобную вольность.
   Мне кажется, для широких кругов публики было бы чрезвычайно полезно получить представление о Ваших недавних лекциях за чайным столом и о Ваших прошлогодних лекциях для детей. Я был бы очень счастлив опубликовать статью о них в моем новом журнале "Домашнее чтение". И я был бы чрезвычайно признателен Вам, если бы Вы сообщили, нравится ли Вам подобная мысль, и в случае благоприятного решения прислали бы мне на прочтение конспекты этих лекций. Я хорошо понимаю, что у Вас могут быть причины желать оставить эту тему за собой, и в таком случае хотел бы заверить Вас, что не позволю себе никак на нее посягнуть.
   Остаюсь, любезный сэр,
   Вашим покорным слугой.
   223
   МАЙКЛУ ФАРАДЕЮ
   Девоншир-террас,
   31 мая 1850 г.
   Дорогой сэр!
   Не могу передать, как глубоко тронула меня Ваша любезность и какая честь для меня то, что Вы проявили интерес к моим книгам.
   Думаю, что я смог бы что-нибудь сделать со свечой. Но я не прикоснусь к ней и не дам прикасаться другим, пока не сумею зажечь ее хотя бы искоркой того чудесного света ясности и простоты, которые вижу в Ваших замечаниях.
   Поскольку Вы так любезно предлагаете мне конспекты Ваших лекций, я воспользуюсь ими, как только Вы их закончите, воспользуюсь хотя бы для собственного удовольствия и удовлетворения собственного интереса. Я глубоко сожалею, что не слышал Ваших лекций для детей. Написать о них, хотя бы в общих чертах, было бы для меня истинным наслаждением.
   Я сочту величайшей любезностью с Вашей стороны, если Вы разрешите моему представителю присутствовать на Вашей следующей лекции (если я сам, к несчастью, буду лишен этой возможности). Сопоставление вынесенных им впечатлений с Вашим конспектом окажет нам большую помощь.
   Позволю себе добавить, что день, когда я, так давно почитающий Вас и сознающий, сколь многим обязано Вам общество, осмелился написать Вам, навсегда останется знаменательной датой в моем календаре, если я смогу считать его началом личного знакомства с Вами.
   Остаюсь, дорогой сэр, преданный и благодарный Вам.
   224
   ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
   6 июня 1850 г.
   ..."Копперфилд" наполовину готов. Я, слава богу, вполне спокоен за роман. У меня есть заготовка для следующего продолжения в этом месяце, и еще одна для следующего, и еще одна...
   225
   МАКРИДИ
   Девоншир-террас,
   вторник вечером, 11 июня 1850 г.
   Дорогой Макриди!
   Встреча на будущей неделе - в понедельник, четверг или пятницу - нас отлично устраивает, и мы будем сердечно рады побеседовать о поездках по Девонширу. Нам вовсе не по душе Ваше намерение уехать, и мы не можем, как говорят наши американские друзья, "взять это в толк". После Вашего отъезда ноги моей не будет в той части парка.
   Я сную, как пчела, между "Копперфилдом" и "Домашним чтением". Надеюсь взяться за _столь милый для меня образ Этернити_ и закончить роман под его хриплую музыку. И пусть эта книга будет лучшей из всех, написанных мною, и пусть читают ее Ваши прапраправнуки.
   Шлю Вам, дорогой друг, самые сердечные пожелания.
   226
   МИСС КУТС
   Бродстарс,
   пятница вечером, 6 сентября 1850 г.
   ...Было бы замечательно для всех нас, если бы среди лиц, причастных к проблеме образования, было больше таких, кто разделял бы Ваше мнение о развитии творческого воображения. Мои мысли об этом вопросе полностью совпадают с теми, которые Вы изложили в Вашей записке. Три лучших издательства детских книг - это Артур Холл (Патерностер-роу), Грант и Гриффит (Сент-Полс Черчъярд), Дартон и Кo (Холборн-хилл), Тэгг (Чипсайд) также издали очаровательный сборник рассказов под названием "Детская волшебная библиотека", доставивший мне много радости на корабле во время путешествия в Америку...
   Преданный Вам.
   227
   ПРЕПОДОБНОМУ ЭДВАРДУ ТЭГАРТУ
   Бродстэрс, Кент,
   воскресенье, 22 сентября 1850 г.
   Дорогой Тэгарт!
   Я внимательно прочитал рассказ и, к сожалению, должен сказать, что для "Домашнего чтения" он не годится. Вряд ли нужно говорить _Вам_, что в таком произведении требуется нечто большее, чем буквальная верность факту, ведь сами эти факты по природе своей таковы, что должны быть переданы художественно и с большим тактом. Болезнь молодого человека мне кажется весьма банальной, равно как и предложение женатого джентльмена, равно как и до последней степени банальный рассказ Элен Уинслоу. Сия молодая леди, по-моему, разбавленный вариант героини одной книжицы, под названием (если память мне не изменяет) "Колокола"; в этой же книжице, помнится, описывался и страх героини за ребенка. Что касается рассказа в целом, то читатели наши, несомненно, сочли бы, что в нем нет ничего оправдывающего его длину. Все это я сообщаю Вам и предоставляю Вам уведомить автора, "подсластив пилюлю, по Вашему усмотрению", словом, передайте мой отзыв в мягкой, но решительной форме.
   Дом в Норт Энде я видел, и он мне очень понравился. Участок великолепен.
   Миссис Диккенс и Джорджи вместе со мной шлют сердечный привет миссис Тэгарт и всем домашним...
   228
   МИССИС УОТСОН
   Бродстэрс, Кент,
   24 сентября 1850 г.
   Дорогая миссис Уотсон!
   Временно и частично придя в себя после "Копперфилда", я погружаюсь с головой в театральные дела и веду с мисс Бойль обширнейшую переписку, в связи с которой между нею и мною путешествуют увесистые пакеты. Посылаю Вам пьесу, которую мы намерены сыграть в заключение в Рокингеме и которую моя труппа играла в Лондоне, Шотландии, Манчестере, Ливерпуле и уже не помню где еще. Это одна из самых потешных вещей, когда-либо игравшихся на сцене. Как я уже напоминал, мы намерены играть ее в заключение. Почему я посылаю се Вам? Да потому, что в ней есть великолепная роль для Вашего брата, которую в моей труппе играл Джордж Крукшенк. Это Джеффри - с подбитым глазом, хромой. Он будет очарователен в ней, просто великолепен! Если он приехал домой, передайте ему привет и сообщите обо всем. Если его нет, окажите мне эту любезность, когда он приедет. И добавьте, что у меня есть для этой роли парик, который я намереваюсь послать на Выставку 51-го года в качестве образца, являющего триумф человеческой изобретательности.
   Я играю Доктора. Мисс Бойль - Диззет, Джорджина - вторую женскую роль. "Программа" для Рокингема нами уже почти составлена. Но нам нужен еще один приличный актер, помимо Вашего брата и мисс Бойль, на роль Маркиза. Не знаете ли Вы существа, наделенного природой необходимыми для этого качествами?
   229
   МИССИС УОТСОН
   Редакция "Домашнего чтения",
   среда, 26 октября 1850 г.
   Дорогая миссис Уотсон!
   Так как "Копперфилд", как Вы знаете, - Ваша книга *, я подумал, что Вы, возможно, захотите узнать конец раньше всех остальных читателей. Сегодня я в городе и посылаю Вам последние листы. Было бы лучше, если бы Вы и Уотсон (которому я шлю теплейший привет) никому их не давали, пока конец не будет напечатан.
   Они еще не прошли последнюю корректуру, и в них, наверное, есть опечатки.
   В понедельник вечером мы переезжаем в город. Сегодня по пути домой я должен встретить в Тэнбридж Уэлс Кэт и Джорджину.
   Остаюсь, дражайшая миссис Уотсон, искренне Ваш.
   230
   ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
   20 ноября 1850 г.
   "Копперфилд" закончен после двух дней поистине тяжкого труда: и, по-моему, получилось сногсшибательно... Его первый кутеж, надеюсь, заслужит одобрение читателей своей гротескной правдивостью.
   231
   УОЛТЕРУ ЛЭНДЕРУ
   Редакция "Домашнего чтения",
   среда, 4 декабря 1850 г.
   Дорогой Лэндер!
   Я (как это ни странно) так скверно чувствовал себя все эти дни после воскресенья, что буквально не мог поднять голову с подушки. Вот почему, дорогой друг, я до сих пор не написал Вам о Вашем благородном письме в "Экзаминере", за которое - таким восторгом оно меня переполняет - я не нахожу слов, чтобы Вас поблагодарить.
   Мы считали, что момент для помощи Кинкелю * благоприятен, и я уже твердо верил, что нам удастся добиться его освобождения (я заручился сильной и деятельной поддержкой симпатизирующих ему лиц), как вдруг пришло известие, что он бежал. С тех пор нам о нем ничего не известно. Захватили ли его или он (как я от души надеюсь) скоро появится в Лондоне? Я не начну действовать, не посоветовавшись предварительно с Вами, а если узнаю о нем что-нибудь новое, то немедленно Вам сообщу.
   Хорн написал свою статью. Я увижусь с ним здесь сегодня вечером и знаю, как он будет растроган Вашим сочувствием и поддержкой. Но я решил написать Вам, не дожидаясь его прихода, так как боялся, как бы Вы не подумали, что я остался нечувствительным к Вашему великодушию. Когда мы дома прочитали Ваше письмо, то все признали, что в нем открывается Ваше благородное и правдивое сердце.
   Остаюсь, дорогой Лэндер, любящий Вас.
   232
   УИЛСУ
   Девоншир-террас,
   четверг, 12 декабря 1850 г.
   Дорогой Уилс!
   Эти гранки статьи Морли после поправок нужно будет очень внимательно прочитать. Лучше я это сделаю сам. Я что-то не понимаю, считает ли он, что Бастер действительно профессиональный боксер или же он джентльмен, обладающий вкусом боксера. Я выбрал второй вариант, как более логичный и оправданный.
   Посылаю рассказ миссис Гаскелл с двумя-тремя мелкими поправками. Название, которое я ему дал, раскрывает его содержание лучше, чем все другое, что приходило мне в голову. Кроме того, оно не избитое. Рассказ очень талантлив, - по-моему, это лучшее произведение писательницы из всех, какие я читал, не исключая и "Мэри Бартон", - и если бы у него был счастливый конец (а в этом весь его смысл), то он бы завоевал большой успех. А в таком виде пусть идет лучше в следующем номере, хотя вряд ли произведет на читателя впечатление, ибо невольно вызовет печальные ассоциации, напоминая о девочке, упавшей в колодец, и о мальчике, скатившемся с лестницы. Мне бы так хотелось, чтобы ее герои покрепче стояли на ногах!
   233
   ЛОРДУ ДЖОНУ РАССЕЛУ
   Девоншир-террас,
   среда, 18 декабря 1850 г.
   Милорд!
   Разрешите поблагодарить Вас за скорый и любезный ответ на мое письмо и сообщить Вам точные сведения, касающиеся мистера Джона Пуля.
   Ему шестьдесят четыре года, но для своих лет он слишком немощен и не в состоянии писать. Тем не менее он очень хотел бы заниматься литературным трудом, и, как мне точно известно, прилагал к этому все усилия. Однако даже построить самую обычную фразу в письме - для него неимоверный труд. Если бы он мог сколько-нибудь умело делать компиляции, я бы без всяческих хлопот и треволнений обеспечил его средствами к существованию, предоставив ему работу в "Домашнем чтении". Но он окончательно утратил способность к литературному труду. Не раз доказывал он это своими бесплодными попытками что-нибудь писать. Он автор многочисленных пьес, многие из которых, как, например, "Поль Прай" и "Верчение столов", заслужили популярность. Но он обычно писал для театров, где были скверные антрепренеры, и труд его всегда плохо оплачивался. Он много печатался и в журналах. Его "Маленький Педлингтон" снискал славу изображением быта и нравов англичан. Но его произведения появлялись редко на протяжении многих лет, создавались медленно и с трудом и никогда не обеспечивали его настолько, чтобы ему не приходилось перебиваться со дня на день. Последние годы он жил в Париже, на пятом этаже, по улице Люксембург, на средства, вырученные от любительских спектаклей в его пользу, устроителем и режиссером которых был я. Эти деньги я посылал ему каждые полгода. Я всегда поражался, посещая его и видя, как сильно трясутся у бедняги руки и как он ежится у своего крохотного очага, каким образом он умудряется раздеваться и одеваться без посторонней помощи: я знал, что живет он совершенно один. Насколько мне известно, у него нет никаких родственников. Он наверняка бы умер с голоду или попал в работный дом (убежден, что он предпочел бы первое), если бы не те средства, которые мне удавалось для него наскрести. Но я они иссякли до того, как Вы столь благородно добились для него пособия. У него нет никаких источников к существованию. В этом я абсолютно уверен.
   Днем, когда пригревает солнце, он нахлобучивает свою жалкую старенькую шляпу, берет под мышку палочку и, прихрамывая, бредет по Бульварам. Не имея сил заработать на пропитание, он должен был бы за это время скончаться. Вот уже три года я с тревогой ожидал письма от консьержки, сообщающего, что его прах найден рядом с пеплом в его очаге - крохотная горстка того и другого. И все же он продолжает жить. И вне дома ему удается несколько часов в день так искусно скрывать свое истинное положение, что многие французские писатели и актеры (среди которых он пользуется уважением как английский литератор) были бы ошеломлены, узнав то, о чем я Вам сообщаю. Я старался описать Вам его таким, каков он есть, не преувеличивая его нужду и не связывая ее ни с какими другими интересами, кроме тех, которые касаются только его. Он жил в Париже, чтобы как можно меньше обнаруживать свою нищету и как можно меньше тратить. Судья Тальфур, мистер Хардуик, председатель полицейского суда, мистер Форстер, редактор "Экзаминера" и я - его единственные друзья-соотечественники. Все мы знаем его таким, каким я его описал.
   Не думаю, что он долго будет пользоваться своей пенсией. Нет нужды добавлять, как остро он в ней нуждается. Не сомневаюсь, что читателям хорошо известны его имя и произведения.
   Принося всевозможные извинения за беспокойство, причиненное столь пространным письмом, пребываю Вашим преданным и благодарным слугой...
   234
   МИССИС ГАСКЕЛЛ
   Девоншир-террас,
   пятница, 20 декабря 1850 г.
   Дорогая миссис Гаскелл!
   Получив вчера утром Ваше письмо, я немедленно принялся выяснять, можно ли еще изменить конец рассказа. Но как я и опасался, оказалось, что он в типографии - двадцать тысяч экземпляров уже отпечатано. Стало быть - поздно. Но не огорчайтесь. Рассказ очень хорош и отлично написан - а более жизнерадостный конец Вы сделаете в следующем.
   235
   ДЖОНУ ПУЛЮ
   Девоншир-террас,
   вторник вечером, сочельник, 1850 г.
   Дорогой Пуль!
   В то воскресенье, когда мы последний раз виделись, я сразу же отправился к лорду Джону с письмом, которое я Вам показывал. Его не оказалось в городе, и я оставил письмо вместе с визитной карточкой.
   В среду я получил от него записку, в которой он сообщал, что уже запамятовал, что именно я рассказывал о Вас, и просил сделать это еще раз. Я, разумеется, немедленно ответил, подробно описав Ваше положение, Вашу жизнь в Париже и все прочее; получилась настоящая диорама в миниатюре, с Вашей фигурой на переднем плане. Сегодня я получил от него письмо с уведомлением о том, что Вам назначается пенсия, - _сто фунтов в год_! - с которой я Вас сердечно поздравляю.
   Лорд Рассел пишет: "Я рад сообщить Вам, что королева одобрила предоставление мистеру Пулю пенсии в сто фунтов в год.
   Королева в своем благосклонном ответе уведомляет меня о том, что она была намерена сказать мне о мистере Нуле и что она желала определить его в Чартерхаус, но сочла общество его обитателей неподходящим для мистера Пуля.
   Будьте добры сообщить мистеру Пулю, что распоряжение о выплате ему пенсии уже отдано и она будет выплачиваться с июня сего года".
   Я незамедлительно ответил лорду Джону, но и Вы должны напрячь все свои силы и отправить ему два коротких письма - одно лично ему, другое королеве.
   Если Вы остаетесь в Париже, то выяснять ли мне, какого рода полномочия я должен иметь от Вас, чтобы получать Вашу пенсию, которая, должно быть, скоро уже поступит? Я могу получать деньги, как обычно.
   С самыми лучшими пожеланиями и поздравлениями, соответствующими и не соответствующими торжественному дню...
   236
   Э. БУЛЬВЕР-ЛИТТОНУ
   Девоншир-террас,
   воскресенье вечером, 5 января 1851 г.
   Дорогой Бульвер!
   Как жаль, что я уже не застал Вас! Ведь к Форстеру я прибыл с комедией в руках *.
   По-моему, она замечательна. Полна ярких характеров, захватывающе интересна, изобилует отличными ситуациями и наверняка завоюет успех. Вы знаете, какого высокого мнения я был о "Деньгах", но я искренне уверен, что эти три акта гораздо лучше. Я еще не думал о небольших изменениях, которые Вы предлагаете, но en passant {Мимоходом (франц.).} заметил, что, пожалуй, сцена с пьяными неизмеримо выиграет, если ее несколько ужать, а может быть, этого и не потребуется, если ввести то, что Вы предлагаете. Сколько бы я ни говорил о пьесе, все равно я не смогу выразить все мои мысли и чувства. Ведь я, не забудьте, смотрю на нее ревнивым глазом актера! А впрочем, при любых условиях (надо ли говорить об этом!) я отнесся бы к ней com amore {С любовью (итал.).}. Ведь я так же глубоко тревожился бы за Вашу славу, как ценю Ваше благородство и великодушие. Если бы у меня вызвали сомнение хотя бы десять строк, я бы не преминул указать на них. В роли Герцога Стоун будет выглядеть отменно. Ручаюсь за то, что он и сыграет ее отлично. Нам предстоит провести с ним несколько зимних вечеров, и я за него вполне спокоен. Форстер будет хорош и естествен. Лемон же на сцене до того поразительно разумен и надежен, что, пожалуй, ни один актер не справится с этой ролью лучше него. И я надеюсь, что вскоре Вам представится возможность проверить точность моих предсказаний. Эгг * превосходно сыграет Автора. Что касается Джеролда, то он просто живет в пьесе. Я бы предложил Лича (в хорошем гриме) на роль Легкого. Его любит публика, и я не вижу для него другой роли в пьесе.
   Теперь обо мне. Если бы мы имели или если бы мы смогли подыскать подходящего актера на роль Уилмота, я, думается мне, сумел бы создать в роли сэра Гилберта нечто отвечающее Вашему замыслу, а так мне приходится отказаться от нее с болью душевной. Характерные роли (в силу уж и не знаю каких диковинных причин) доставляют мне наслаждение до того пленительное, что я остро, не могу даже выразить как остро, переживаю чувство утраты, возникающее во мне от потери возможности так чудесно позабавиться всякий раз, когда я теряю шанс стать кем-то другим, иметь другой голос и т. д., словом, стать человеком совсем непохожим на меня самого. Но я говорю совершенно откровенно, ибо знаю, что Вы меня верно поймете, я знаю по опыту, что если я эту роль не возьму сам, то мы не найдем никого, кто бы в роли Уилмота сумел держать все нити пьесы. Думаю, что я смогу передать отвагу, благородство, беспечность, с какими он носит свою маску, скрывающую его истинную натуру, так чтобы с первой же сцены захватить зрителей. Я вполне уверен, что понимаю Ваш замысел. Я убежден также, что при появлении Джеролда, Форстера и Стоуна, я смог бы в этой роли, действуя как некий крохотный механизм, представлять их в наиболее выгодном свете, одновременно уделяя столько же внимания отдельным характерным особенностям их ролей, сколько и своей, лучше, чем какой-либо другой актер-любитель. А посему я снимаю шляпу перед Уилмотом и с этой минуты отдаю ему свой ум и сердце.
   Надо Вам сказать, что в одной пьесе, которую мы однажды репетировали, но так и не поставили, хотя репетировали долго и весьма усердно, Лемону удалось создать характер с такой непосредственностью и силой, что я, играя с ним эту сцену, все время им восхищался. В драматических местах роли сэра Гилберта он Вас поразит. К тому же он обладает инстинктивным чувством меры, благодаря чему сумеет вначале не быть чересчур нелепым и комичным, а всего лишь покажет искорку того, что скрыто в глубине.
   Как только я вернусь в город (даст бог, не позднее, чем через две недели), я узнаю у Форстера, где Вы пребываете. Затем я предлагаю собрать всю нашу труппу, договориться об общем плане действий, после чего нам с Вами немедленно нужно будет повидаться с нашими вице-президентами и т. д. Далее, я полагаю, нам нужно подумать о королеве. Я бы предложил дать спектакль недели за три до открытия Выставки, чтобы вызвать сенсацию перед приездом публики из сельских местностей и иностранцев. Макриди так же, как и я, думает, что в Лондоне можно сделать очень большой сбор.
   Предлагаю (экономии ради и по разным другим соображениям) специально для этих спектаклей сделать разборную сцену, которую можно было бы собирать и разбирать, скажем, в Ганновер-Сквэр-румс и возить с собой в турне. Уотсон захотел сделать нечто подобное в Рокинтеме и по моему проекту ее сделали в виде некоего образца, пригодность которого я смогу проверить в деле, до того как с Вами встречусь. Многое, от чего приходилось отказываться в театре мистера Хьюита из-за трудности перевозки, я заменил менее дорогими и более портативными сооружениями.
   IN RE TAKER
   {По делу Такера}
   Я внимательно прочитал счет. Он кажется очень большим, но сумма расходов, которую я прикинул в уме, примерно такова и есть. Ведь с каждой важной для нас лампой приходилось столько возиться! Причем все было сделано в кратчайший срок и с большим мастерством. Освещение же никуда не годилось, и мистер Пейн воспользовался представившейся возможностью, которой и нельзя было не воспользоваться. Имейте в виду, я видел, как люди работали. И то, что тридцать два ламповых стекла пришлось заменить, - чистейшая правда. Часть стекол пошла на Ваши лампы, часть - для театра. Что касается первых, то я сам видел (приглядывая за рабочими), как они вставляли стекла в Ваши лампы. Что касается театральных, то мне было известно, что многие из них разбиты - для театра это весьма обычное явление, даже при газовом освещении, куда более удобном. Ведь в жару, когда двигают декорации, бьется много стекла. Не думаю также, чтобы Такер * преувеличил расход масла - это же можно легко и точно проверить. И очищали его по моему распоряжению - чтобы не было запаха. Я бы на Вашем месте, помня, что работали они, безусловно, хорошо и не унывали ни при каких трудностях и постепенно привели в порядок все помещение, не стал бы подвергать счет сомнению, имея в виду, что все это делалось для особого случая.
   Но в связи с этим я бы хотел, чтобы Вы уяснили два обстоятельства. Первое то, что я не проявлял обычной своей склонности "к широкому размаху", как Вы однажды выразились, наоборот, даже от своей половины я требую проявлений величайшей сдержанности в этих вопросах, по поводу чего мы устраиваем еженедельные торжественные советы, на коих я, доказывая свою бережливость, почитаю своим долгом сломать стул-другой. Второе, если Вы намерены опротестовать данный счет, у меня не будет и тени неприятного осадка из-за Такера.
   И вот, дорогой Бульвер, я засиделся до глубокой ночи и строчу тут в одиночестве, так, словно собираюсь написать нечто, чему суждено иметь такой же успех, как и Вашей комедии. В такую минуту я испытываю соблазн сказать Вам гораздо больше, но ограничусь лишь одним (из сострадания к Вам). Я полон несокрушимой веры в то, что осуществление нашей идеи коренным образом изменит отношение к литераторам в нашей стране и совершит революцию в их общественном положении, какую ни одно правительство, ни одна сила, кроме их собственной силы, никогда не были бы в состоянии совершить. Я непоколебимо уверен в нашем плане, столь блистательно начатом, и в том, что если мы будем проводить его в жизнь с неослабевающей энергией, то нам удастся отстоять покой и честь писателей в грядущих веках и что Вам суждено быть их лучшим и самым стойким благодетелем.
   О, какая блистательная процессия Новых времен может возникнуть из всего этого, когда мы уже обратимся в прах!
   Всегда преданный Вам.
   P. S. Кое-что все же забыл. Предлагаю такое название: "Знание света" или "Не так плохи, как кажемся с виду".